Текст книги "Боги и смертные: Современное прочтение мифов Древней Греции"

{43}43
  Асклепий бросает вызов смерти. В некоторых версиях этой истории Аполлон узнает об измене Корониды от своего ручного ворона, и с тех пор все вороны, которые прежде были белыми, носят черное оперение. Но я в своем изложении опиралась на Пин. П. 3.1. –60. См. также Гес. Кат. фр. 55–56, Гиг. Мифы 202, Ов. М. 2.540–632 и Ф. 6.733–762, Аполлод. 3.10.3–4, Филостр. Жизнь Ап. 3.44, Павс. 2.26.3–28.1 и 5.20.2. Заключительная часть истории взята из документов, связанных с культом Асклепия в Эпидавре; см. переводы в статье № 423 Edelstein and Edelstein.


[Закрыть]
Асклепий бросает вызов смерти

У Хрисы, дочери лапифского воина, родился сын от Ареса. И когда этот сын, которого назвали Флегием, достиг зрелости, Арес посадил его на трон Трикки – города, располагавшегося на диком севере, где жила родня Хрисы. Воинственный по крови своей, Флегий вскоре завоевал земли соседей, забрал их богатства и угнал их скот. Он правил безраздельно и привык не знать ни в чем отказа.

У Флегия была дочь, Коронида, чьи прекрасные черные волосы славились на все царство. Аккуратно уложенные в прическу, они блестели, как вороново крыло, а освобожденные от гребней и лент струились волнами по спине до самой талии, словно река ночи, которую каждый вечер стелила перед своей колесницей Селена.

Однажды эти прекрасные волосы заметил Аполлон – и вскоре Коронида уже носила его ребенка. Ее отца, который сам был рожден от бога, эта беременность обрадовала.

– Какая удача для семьи! – ликовал он. – Гордись, дочь моя! Тебе, как и моей матери, выпала честь послужить сосудом для божественного семени!

Но Коронида пала жертвой двух величайших слабостей, одолевающих смертных, – тяги к неведомому и пренебрежения к имеющемуся. Когда в Трикке появился молодой красавец по имени Исхий из далекой Аркадии, Корониде безумно захотелось с ним возлечь, несмотря на уже хорошо заметный живот. Сладкая парочка забралась в тайные переходы дворца и занялась любовью, зная, что там их не отыщет ни один смертный.

Но от Аполлона скрываться бесполезно. Когда Коронида изменяла ему с Исхием, он сидел в своем оракуле в Дельфах, однако это не помешало ему узреть ее действия. В гневе он послал свою сестру Артемиду покарать вероломную. И вскоре мать Корониды уже оплакивала погибшую дочь, а Флегий укладывал ее тело на погребальный костер. Костер запалили, и пламя стало жадно лизать дрова.

Удовлетворение, с которым смотрел на это Аполлон, вдруг сменилось ужасом, когда он осознал, что вместе с Коронидой сгорит и его нерожденный сын. Разведя руками языки пламени, он проворно выхватил ребенка из материнской утробы и унес в пещеру кентавра Хирона, чтобы тот воспитал мальчика вместе с другими юными героями. Имя Аполлон дал ему сам – Асклепий.

Бог попросил Хирона научить Асклепия искусству врачевания, в котором самому Аполлону не было равных. И Хирон обучил мальчика всему: как применять травы и делать снадобья, как накладывать лубок, как оперировать, заклинать, массировать, когда нужны холодные ванны, а когда горячие, как использовать целебные грязи и пиявок. У мальчика обнаружился прирожденный талант к этому делу. Еще до того, как юношеский пушок пробился на его щеках, он отправился в большой мир лечить людей. Потом вместе с героями, с которыми рос в пещере Хирона, поплыл за золотым руном – лечил морскую болезнь, врачевал мозоли и больные суставы гребцов. Потом охотился с теми же товарищами своего детства на Калидонского вепря. Полюбив женщину по имени Эпиона, Асклепий женился на ней и передавал все, что знал и умел, родившимся у них детям – Махаону, Иасо, Подалирию, Гигее и Панацее. Всей семьей они понемногу начали искоренять недуги и хвори, заполонившие мир, когда Пандора открыла злополучный сосуд.

Но однажды Асклепий зашел слишком далеко. Когда у Артемиды погиб любимый последователь Ипполит, вылетев из перевернувшейся колесницы, богиня уговорила Асклепия воскресить его из мертвых. И когда об этом чуде пошла молва, люди стали молить Асклепия воскресить и их любимых, и он работал не покладая рук. Души стали пропадать из подземного царства пачками.

Зевса это всерьез обеспокоило. Что, если Асклепий обучит других врачей воскрешать мертвых? А если смертные перестанут бояться смерти, то, чего доброго, и перед богами перестанут трепетать? Ведь тогда они и сами приблизятся к богам? У Зевса голова шла кругом, когда он представлял себе возможные последствия. Поэтому он порылся в своем арсенале, достал одну из молний, выкованных Циклопами, и сразил Асклепия. Тот погиб, объятый пламенем, не в силах исцелиться.

Аполлон, разгневанный гибелью сына, жаждал мести. Но поскольку самого Зевса он не смел и не мог тронуть, то обрушил свой гнев на Циклопов, ковавших громовержцу оружие. За эту выходку он поплатился. Раз Аполлону не очевидна разница между смертными и бессмертными, заявил Зевс, пусть выяснит на собственном опыте, в чем она состоит. И он приговорил Аполлона целый год служить смертному – некоему Адмету. Адмет обращался с ним хорошо, и Аполлон не забыл ему эту доброту, а завязавшиеся узы побудили его позже еще раз подвинуть границу между богами и смертными.

Но и Зевс признал, что несколько погорячился, когда сразил Асклепия молнией. Поэтому он разгреб оставшуюся от целителя горстку дымящегося пепла, вознес Асклепия на Олимп, причислил к сонму богов и поручил ему и его детям, которых он тоже сделал богами, заботиться о бренных телах смертных.

Больные и немощные стали стекаться к святилищам Асклепия, где служители приглашали их устроиться на ночлег в священных покоях. Ночью Асклепий с детьми навещали больных во сне и лечили от всевозможных недугов. Проснувшись, слепые прозревали, немые обретали речь, а парализованные начинали двигать руками и ногами. Случались и более дивные чудеса: женщина, ходившая беременной пять долгих лет, наконец разрешилась от бремени – и новорожденный сам прошагал к храмовой купели, чтобы смыть с себя кровь и слизь.

Велик был Асклепий, сын Аполлона, дважды спасенный из смертельного огня, человек, ставший богом!

{44}44
  Минос и Полиид. Эта история дошла до нас только благодаря поздним мифографам, хотя мы знаем, что ее приводили в нескольких трагедиях. Я брала за основу преимущественно Аполлод. 3.3.1–2, а дополнения заимствовала у Гиг. Мифы 136. См. также Палеф. 26. Финал истории, где Минос после отбытия Полиида просит Главка продемонстрировать свое умение воскрешать, придуман мной.


[Закрыть]
Минос и Полиид

Минос, старший из трех сыновей, рожденных Европой от Зевса, стал правителем Крита и взял в жены дочь Гелиоса Пасифаю. Ее рыжие волосы пламенели, как само солнце, а глаза сияли золотом, как его лучи.

Когда их сын Главк был еще маленьким, он увидел в каком-то углу дворца мышь и погнался за ней. Няня Главка была в этот момент чем-то занята и не сразу заметила, что мальчика рядом нет, а когда заметила, поняла, что он пропал бесследно. Подняли тревогу, но поиски ничего не дали. Главк исчез.

Минос посовещался со своими прорицателями, те обратились к Аполлону, он ответил, что Главка найдет человек, который предложит наилучшую метафору для чудесного тельца, недавно родившегося в стадах Миноса. Трижды в день шкура тельца меняла цвет: поутру она была белой, днем становилась рыжей, а вечером – черной, чтобы с рассветом вновь побелеть.

Критские прорицатели ничего подходящего подобрать не сумели, и тогда Минос объявил состязание: его глашатаи разошлись по городам и весям, обещая хорошую награду тому, кто сумеет придумать самую точную метафору. Поэты и прорицатели из самых разных краев, собравшись на Крите, представляли на суд публики свои варианты.

Победителем стал Полиид, потомок знаменитого вещего Мелампа.

– Это ежевика, мой господин, – сказал он. – Когда она только появляется на ветке, она белая. Потом она краснеет, созревая, и наконец, если почернела, значит, она уже достаточно сладкая и сочная и ее можно есть.

– Верно! – воскликнул Минос, вскакивая с трона. – А теперь найди моего сына – и я отдам тебе награду!

Несколько дней Полиид внимательно наблюдал за всем, что происходит во дворце. И заметил сову, которая летала перед винным погребом, отгоняя от входа пчел, пытавшихся проникнуть внутрь. Спустившись в погреб, Полиид обнаружил там чан с медом, а в нем совершенно целого, но, увы, мертвого Главка.

– Я имел в виду, что ты должен найти моего сына живым! – взревел Минос. – Теперь сиди тут с его телом и думай, как этого добиться!

С этими словами царь захлопнул дверь и удалился.

Полииду повезло, что на стенах погреба горели факелы, – иначе он не увидел бы разыгравшуюся перед ним некоторое время спустя поучительную сцену. Через щель в стене в погреб проник змей, и Полиид, испугавшись, убил его. Чуть погодя через ту же щель явилась жена змея. Обнаружив своего супруга мертвым, она поспешно уползла обратно и вернулась с листом во рту. Этот лист она приложила к телу змея – и тот воскрес. Воссоединившаяся чета зашуршала прочь, оставив лист на полу погреба.

Полиид приложил его к телу Главка, и через мгновение мальчик вскочил на ноги – румяный и улыбающийся, он слизывал с ладоней мед, в котором только что был погребен. А его спаситель тем временем незаметно спрятал лист за пазуху: он намеревался утаить секрет этого чуда в глубинах сердца и поделиться им только со своими детьми. После этого он принялся молотить в дверь. Вошедшие стражники, увидев живого и невредимого Главка, закричали, зовя царя и царицу.

Минос и Пасифая не помнили себя от радости. Распахнув настежь двери критской сокровищницы, они позволили Полииду взять все, что он пожелает. Полиид, как большинство прорицателей, был человеком практичным, поэтому набил кошель золотом и взял в придачу несколько драгоценных камней чистейшей воды. Все как будто бы разрешилось благополучно.

Но тут у неугомонного Миноса родилась новая идея:

– Полиид, ты невероятно искусный прорицатель. Ты с легкостью разрешаешь загадки, умеешь толковать поведение животных, а теперь доказал, что и мертвых можешь воскрешать. Так что ты останешься здесь и обучишь Главка всему, что знаешь. Тогда ты получишь еще более щедрую награду и я отпущу тебя домой.

Крит обернулся для Полиида золотой клеткой – что мог сделать пленник, кроме как повиноваться и обучить мальчика тонкостям своего ремесла, подразумевавшим и передачу фамильных секретов?

Так он и поступил. За те месяцы, а потом и годы, что Полиид был его наставником, Главк немало преуспел, учась гадать по поведению птиц и потрохам животных, толковать туманные изречения Аполлоновой пифии и непонятные слова пелеад-голубок, жриц Зевса. Как лечить разнообразные болезни, Полиид ему тоже показал.

Не зная, как отделаться от насевшего на него Миноса, раскрыл он Главку и тайну воскрешения. Чтобы проверить, не обманывает ли его прорицатель, Минос заколол телку и оставил Главка с ней наедине (Полииду удалось убедить царя покинуть покои, заявив, что в присутствии обычного человека чудо не свершится). К восторгу Миноса, когда он вернулся, телка была жива и ела зерно с ладони Главка.

И вот наконец настал день, когда Полииду разрешили покинуть Крит. Из сокровищницы вынесли еще немного золота и драгоценностей, и теперь Полиид прощался у ворот дворца со своим учеником.

– Главк, мальчик мой, у твоего преданного наставника будет к тебе просьба, которая может показаться странной, но ты все равно ее, пожалуйста, выполни, – проговорил Полиид. – Плюнь мне в рот.

Главк и вправду удивился, но повиновался. И вместе со слюной, сам того не ведая, вернул Полииду все накопленные знания. Когда ближе к вечеру Минос попросил Главка проделать фокус с воскрешением снова – и на этот раз, чтобы поразить гостей, зарезал свою любимую охотничью собаку, – вероломство Полиида стало всем очевидно.

{45}45
  Минос и Сцилла. В «Кирисе» Вергилия рассказывается о том, как Минос преследовал Полиида до самых Мегар, но не объясняется почему. Вероятным объяснением – учитывая все, что нам известно о деятельности Полиида на Крите, – может служить придуманная мной подробность в конце главы 44. Насчет того, почему Сцилла предает отца (ради любви или денег?), существуют разные версии, равно как и насчет того, что с ней происходит потом. Я опираюсь на В. Кирис, Гиг. Мифы 198, Ов. М. 8.6–151 и Аполлод. 3.15.8.


[Закрыть]
Минос и Сцилла

Едва за Полиидом закрылись ворота дворца, он пустился бежать со всех ног. Примчавшись в гавань, он запрыгнул на отходящий корабль, сунул капитану немного золота, забился в трюм и не выходил оттуда, пока по начавшейся качке не понял, что они уже в открытом море.

На второе утро впереди показалась Эгина, следом за ней за бортом проплыл Саламин, и вскоре корабль уже входил в гавань Мегар. Там правил Нис, брат афинского царя Эгея. Выслушав историю прорицателя, Нис согласился предоставить ему убежище.

И очень вовремя. Минос, узнав от капитана порта, что Полиид сел на мегарский корабль, в два счета собрал знаменитый критский флот – могучий, проворный, стремительный – и пустился в погоню. К вечеру того дня, когда Полиид ступил на землю Мегар, вестник сообщил Нису, что в заливе Сароникос зловещим кольцом выстраиваются на якоре критские корабли. На рассвете следующего дня воины лавиной хлынули с палуб на шлюпки и высадились на равнине перед городом. Началась битва.

Полгода победа ускользала от обеих сторон. Полиид, скрываясь во дворце, приносил в жертву одно животное за другим, пытаясь вычитать в их внутренностях воодушевляющее послание от богов, но потроха ничего внятного не сообщали. Боги отмалчивались.

Конец этой неопределенности положил гнев Геры. Однажды Сцилла, дочь Ниса, молясь в храме Геры, позволила Борею поиграть ее подолом и даже развязала пояс, чтобы вдоволь насладиться лаской северного ветра. Когда шелковый хитон взвился вверх, открывая стройные ноги, Гера закипела и одновременно встревожилась: именно такие зрелища обычно возбуждали ее супруга, Зевса.

Поэтому Гера наслала на Сциллу самое жестокое безумие, которое только сумела придумать: заставила ее сердце тянуться к Миносу. Не замечая за собой помешательства, Сцилла поднималась теперь каждое утро на городские ворота и смотрела оттуда на вражеский стан. Отыскать взглядом критского царя, который расхаживал по лагерю, поднимая боевой дух своих воинов, труда не составляло: рослый Минос возвышался над любой толпой. Гулкий, словно рокот далекого землетрясения, звук его раскатистого голоса разносился далеко.

Его грозное упорство восхищало Сциллу. Полгода держать осаду в дождь и зной… Если такой человек задался целью, не отступится ни за что. Вот тут-то Сцилле и представлялся такой нужный ей случай, потому что она была посвящена в тайну, известную очень немногим.

У ее отца росла надо лбом прядь алых волос, ярко пламенеющая на фоне тусклой седины, положенной человеку его лет. Когда Нис родился, мойры сказали его матери Пилии, что на этом «волоске» висит жизнь ее сына и города, которым он будет править. Пока эту прядь не трогают, все хорошо, но если ее отрезать – все пропало.

Пилия зачесала прядь на макушку сына и надежно закрепила золотой заколкой в виде цикады, эмблемы афинского царского рода. Повзрослев, Нис продолжал делать так же. Теперь отросшая за десятилетия прядь свивалась на макушке кольцами и громоздилась конусом, словно небрежно нахлобученный фригийский колпак, а цикада лишь едва заметно поблескивала из-под массы волос.

Сцилле, подобравшейся к отцу под покровом ночи, хватило одного мига, чтобы осуществить задуманное. Нож у нее был острый, а отец крепко спал после тяжелой битвы. Ухватив прядь поближе к корню – но не слишком близко, чтобы не разбудить спящего, – Сцилла махнула ножом.

Отрезанный трофей она проворно сунула за пазуху и тихо, словно мышь, пробежав через двор, выскочила за ворота. Вскоре она уже была в стане критян, и, когда она назвала себя, ее без промедления провели в шатер Миноса.

Краснея и заикаясь, не смея поднять глаза на того, кого она постоянно разглядывала издалека, Сцилла объяснила, кто она и что сделала из любви к нему. Она отдает ему свой город – вот так же, как отдает сейчас прядь отцовских волос. С этими словами она вручила ему прядь – обмякшую, влажную, спутавшуюся за пазухой во время бега.

– Вот же тварь! – вскричал Минос, швыряя прядь на землю. – Как могла ты предать собственного отца? Никогда я не позволю такой мерзавке, как ты, коснуться меня или ступить на священную землю острова Крит. Стража! Уберите ее с глаз моих, но не отпускайте.

А потом Минос, которому отвращение к дарительнице совершенно не помешало воспользоваться ее подарком, повел критян в ночной набег на Мегары. Город, лишившись своего талисмана, пал почти мгновенно. Ниса взяли в плен, чтобы отвезти на Крит и там выставить на всеобщее обозрение. И только Полиида, из-за которого все это началось, так никто и не нашел.

На следующий день корабли Миноса, груженные добычей, готовились ставить парус и брать курс на Крит. Однако прежде нужно было отдать еще одно распоряжение. Минос приказал привести к нему Сциллу.

– Привяжите ее к корме моего корабля. Пусть плывет на Крит, глядя, как родной берег тает вдали, – пока глаза будут видеть, конечно, то есть пока их не выстегают волны. А отца ее вытащите на палубу, чтобы слышал ее вопли.

Корабль переваливался с волны на волну, то погружая Сциллу в воду, то выдергивая на поверхность. Дельфины провожали ее взглядом, нереиды терялись в догадках, что бы это такое могло быть. В конце концов странное оживление заметила супруга Посейдона Амфитрита и подплыла посмотреть, в чем дело. Пожалев несчастную девушку – истерзанную и уже полумертвую, – она превратила ее в морскую птицу, кириду.

Но когда птица взмыла в небо, празднуя свободу, Зевс, который всегда встает на сторону отцов, посмотрел на это и превратил Ниса в морского орла. С тех пор отец гоняется за дочерью над бескрайними серыми волнами, и, хотя схватить предательницу ему так ни разу и не удалось, прекращать погоню он не думает.

{46}46
  Пасифая и бык. Это древний сюжет: Гес. фр. 93, Вакх. 26, Исокр. Елене 27, Д. С. 4.77.1–4, Гиг. Мифы 40 и Аполлод. 3.1.3–4. См. также фреску I в. из Дома Веттиев в Помпеях, на которой Дедал отдает Пасифае деревянную корову, и южноитальянский краснофигурный килик IV в. в Париже (Bibliothèque Nationale de France, Cabinet des Médailles 1066), на котором раздосадованная женщина явно высокого происхождения держит на коленях Минотавра – возможно, это Пасифая. Иногда виновником постигшей Пасифаю напасти называют Посейдона, иногда Афродиту, я возлагаю вину на обоих. История о том, как Пасифая наложила заклятье на Миноса, взята из Аполлод. 3.15.1 и Ант. Либ. 41.


[Закрыть]
Пасифая и бык

В то время, когда Зевс обернулся быком и приплыл на Крит с Европой на спине, островом правил Астерий. Европа зачала от Зевса трех сыновей, а Астерий взял ее в жены и, став детям отчимом, вырастил их как своих. После его кончины трон перешел к старшему пасынку – Миносу.

Однако среди критской знати нашлись те, кто называл его происхождение сомнительным и притязания на царствование незаконными. Тогда Минос в доказательство, что трон получен им по праву и с одобрения богов, решил продемонстрировать, с какой готовностью олимпийцы выполнят любую его просьбу. Он воззвал к Посейдону и попросил прислать из моря быка – такого же величественного и белоснежного, как тот, в чьем обличье Зевс похищал Европу.

Посейдон откликнулся. Из прибоя на берег выбежал бык, фыркая и тряся молочно-белой мордой, с которой летели во все стороны соленые брызги. Недоброжелатели умолкли, Минос утвердился на троне.

По сложившимся условиям взаимоотношений между богами и смертными, получив от богов в подарок что-то невероятное, смертный должен был поделиться этим даром с самими дарителями. То есть белого быка надлежало принести в жертву и разделить мясо по тому принципу, который много лет назад установил в Меконе Прометей. Но Миноса обуревала жадность при мысли о телятах, которые пошли бы от такого великолепного производителя, поэтому дар Посейдона повели не к жертвенному алтарю, а на царские пастбища, улучшать породу.

Разгневанный Посейдон решил не спускать обманщику эту выходку и, заручившись поддержкой Афродиты, замыслил жестокую и грубую месть. Правда, основной удар приходился не на самого Миноса, а на его жену Пасифаю, но Посейдона это не смущало: свою долю унижения и страданий критский царь получит.

Между тем Пасифая и до Посейдонова гнева натерпелась в замужестве предостаточно, поскольку Минос был таким же сластолюбцем, как его отец, и не пропускал ни одной понравившейся красотки. В конце концов, не в силах больше с этим мириться, Пасифая придумала, как прекратить похождения мужа. Воспользовавшись магическими знаниями, которыми она владела наравне со своей сестрой Цирцеей и братом Ээтом, Пасифая наложила на Миноса заклятье, заставлявшее его извергать вместо семени скорпионов, змей и сколопендр. От ядовитых укусов в самых нежных интимных местах любовницы Миноса умирали в страшных муках. Молва об этой особенности царя распространилась быстро, и с похождениями действительно пришлось завязать.

Ненадолго, впрочем. Афинская царевна Прокрида научила Миноса, как снять заклятье, и он снова принялся посматривать на сторону. Как бы то ни было, едва Посейдон с Афродитой привели в действие свой замысел, у Пасифаи появились другие, более важные заботы, чем неверность мужа, поскольку Афродита вселила в Пасифаю страсть такой силы, какая Миносу и не снилась, и направила ее не на человека и не на бога, а на того самого великолепного белого быка, который безраздельно властвовал на царских пастбищах.

Пасифая жаждала оказаться в объятиях этого красавца – если, конечно, это можно назвать объятиями. Она потеряла аппетит, а вместе с ним и свои роскошные формы, исхудав и иссохнув. Каждый день она забиралась на башню, с которой было видно пастбище, и любовалась быком. Каждую ночь страсть разыгрывала в ее снах такие сцены, которые она не могла без содрогания вспоминать поутру. Счастливица Европа, думала Пасифая, ей повезло сойтись с быком, когда тот уже преобразился…

Пасифая впала в отчаяние. Но однажды утром, пробираясь, как обычно, к своей башне, она заметила Дедала, изобретателя, которому Минос недавно предоставил убежище на острове. Дедал построил удивительную круглую танцевальную площадку для дочери Пасифаи Ариадны и сконструировал еще несколько хитроумных устройств для самого Миноса. Может быть, и для нее он что-нибудь придумает? Пасифая отвела Дедала в уголок и, взяв с него клятвенное обещание молчать, рассказала о своей беде.

Удалившись к себе в мастерскую, Дедал принялся вырезать из липы статую коровы. Она вышла совсем как живая – настолько, что мухи, влетавшие в окно мастерской, садились ей на круп и пытались укусить. Но сходство заканчивалось на уровне копыт, вместо которых Дедал приделал колеса, чтобы легче было перемещать это произведение искусства.

Еще кое-что отличало деревянную корову от настоящей: она была полой, и в брюхе у нее имелся люк. А кроме того, в той части, которая больше всего интересует быка, Дедал проделал отверстие. Когда работа была закончена, он зарезал телку, как раз пришедшую в охоту, и освежевал ее, постаравшись снять шкуру, не попортив. Этой шкурой он обтянул деревянную корову, совместив гениталии с просверленным в корпусе отверстием.

Обнаженная Пасифая забралась внутрь творения Дедала, тот выкатил ее на пастбище и удалился. Мгновение спустя она уже кричала – от наслаждения или от боли, Дедал не разобрался. Как бы то ни было, бык управился быстро, и вскоре все было кончено.

Через девять месяцев Пасифая родила ребенка. Не будь она дочерью Гелиоса и почти богиней, она бы умерла в родах. Впрочем, она и так молила о смерти, производя этого ребенка на свет, потому что человеком он был только от шеи до пят, а голова у него получилась полностью бычья, и рога не уступали остротой отцовским. Пасифая назвала его Астерием, но, когда слухи об особенностях этого ребенка просочились за пределы дворца и расползлись по острову, его стали за глаза называть Минотавром, «быком Миноса».

Что до самого Миноса, он был унижен именно так, как рассчитывали Посейдон и Афродита. Узнав о том, как поспособствовал случившемуся Дедал, Минос потребовал, чтобы изобретатель в искупление своей вины построил темницу, из которой Астерий не сможет выбраться никогда. Тогда Дедал и соорудил то, что впоследствии будут называть Лабиринтом, – головоломное переплетение темных коридоров. Несчастного мальчика с бычьей головой втолкнули туда через люк в крыше, и больше он уже никогда не видел света дня.