Текст книги "Боги и смертные: Современное прочтение мифов Древней Греции"

{10}10
  История Гефеста. В античной традиции существовало несколько версий зачатия и рождения Гефеста. Я брала за основу Ил. 18.395–405, Гес. Теог. 924–929 и ГГАп. 316–321. Историю о том, как приняли Гефеста боги, см. в Алк. 349, Пин. фр. 283, Паросская хроника 10 и Павс. 1.20.3. Его прибытие на осле любили изображать вазописцы: см., например, афинский скифос 430–420 гг. до н. э. в Толидо (штат Огайо) (Toledo Museum of Arts 1982.88) и «вазу Франсуа» – афинский чернофигурный кратер ок. 570 г. до н. э. во Флоренции (Museo Archeologico Etrusco 4209). Погоня, которая привела к появлению Эрихтония, описана в Эратосф. 13, Гиг. Мифы 166 и Аполлод. 3.14.6. Сцена, в которой Земля отдает Эрихтония Афине, тоже была популярна в вазописи, см., например, краснофигурный стамнос из Вульчи, датированный ок. 460 г. до н. э., в Мюнхене (Antikensammlungen 2413).


[Закрыть]
История Гефеста

Пока другие боги глазели на Афину, выпрыгнувшую из головы Зевса, Гера сидела в углу и клокотала от гнева. Мало было Зевсу приживать побочных детей не пойми с кем, теперь он взял и родил ребенка сам (так он, по крайней мере, заявил)! Гера решила ответить ему тем же и, собрав всю свою волю и решимость, сумела оплодотворить себя.

Время шло, Гера раздувалась от бремени и от гордости, а Зевс даже не подозревал, что ребенок не от него. Но когда начались схватки, Гера оказалась не в силах молчать. Ковыляя в спальню, она триумфально возвестила поддерживающим ее под руки Илифии и Артемиде, что прекрасное дитя, которое она вот-вот произведет на свет, – ее, и только ее.

Рано хвасталась. Ребенок родился увечным: одна нога у него была короче другой. Скривив губы, Гера ухватила новорожденного за лодыжку и швырнула прочь с Олимпа. Младенец угодил в море, где к нему тотчас подплыла добрая богиня Фетида – она и вынянчила вдвоем со своей сестрой Эвриномой спасенного малыша, дав ему имя Гефест.

Подросший Гефест поселился на острове Лемнос, который славился своими мастерами. Жители Лемноса обучили его кузнечному делу, и вскоре ему уже не было равных в этом ремесле.

Понимая, что в ногах у него силы нет, Гефест решил брать свое за счет могучих рук – эта мощь в сочетании с необычайной чуткостью пальцев позволяла ему создавать изделия изумительной красоты и вместе с тем невероятной прочности. Однажды Гефеста осенило: с помощью выпестованного им таланта он и отомстит бросившей его матери.

В один прекрасный день на Олимпе появился ослепительный золотой трон, на котором было начертано имя Геры. Фигуры на украшавшей его чеканке смотрелись как живые – казалось, они двигаются и дышат. Ковка благодаря точно выверенным пропорциям выглядела будто сотканной из тончайшей паутины, а изгибы сиденья и спинки недвусмысленно говорили, что трон предназначен только для Геры и примет лишь ее одну.

Польщенная таким подношением, Гера немедленно уселась – трон и вправду оказался роскошным и удобным, но под тяжестью ее тела в нем включился тайный механизм. Из подлокотников и сиденья незаметно потянулись тонкие золотые плети и, обвив ее бедра и руки, накрепко притянули ее к трону. Только попытавшись встать, Гера поняла, что она в ловушке. Как ни билась она, ни рыдала и ни бранилась, все было напрасно.

Зевс, давясь от смеха, попытался сам освободить жену, но и ему это не удалось. Сын Геры Арес дергал и тянул изо всех сил, но тоже тщетно. Вызволить Геру пробовали по очереди все остальные боги – не получилось ни у кого.

И тогда самый младший из сонма, Дионис, спохватился, что есть еще один бог, о котором все забыли. Гефест. Хотя хромоножку никто не видел с тех пор, как Гера бросила его в море, молва о его увлечении кузнечным делом докатилась и до небожителей. Они поднимали его на смех и утверждали, что Гефест уж точно не олимпиец – разве настоящий бог будет заниматься такой черной работой, да еще по собственной воле? Но теперь до них стало понемногу доходить, что Гефест открыл – и присвоил – новый источник могущества.

Зевс велел Дионису посулить Гефесту все, что тот пожелает, пусть только освободит Геру. Дионис спустился на Лемнос и принялся уговаривать брата сменить гнев на милость. Может быть, Гефест хочет золотой дворец на Олимпе? Нет, отвечал Гефест, дворец он и сам себе построит, гораздо лучше и краше. Может быть, обильные заклания помогут забыть обиду? Нет, ему достаточно жертв приносят жители Лемноса, которые его любят и почитают.

В конце концов Дионис со вздохом оставил уговоры. Создав из ничего два кубка вина, он вручил один Гефесту, жестом приглашая возлечь, как на пиру:

– Давай же тогда просто отдохнем и воздадим должное моему дару, брат!

Такого вина Гефест еще никогда не пробовал – собственно, он почти никакого не пробовал. Выпив это блаженство до дна, он попросил еще… и еще. Дионис не отказывал.

Видя, что вино делает свое дело и Гефест становится сговорчивее, Дионис подался вперед.

– Брат, – прошептал он, – среди богов нас держат за младших и не всегда с нами считаются. Позволь один совет. Это твой шанс заполучить ценную награду: проси Афродиту в жены в обмен на освобождение матери. Сложён ты, прямо скажем, не как бог, так что другая возможность получить в жены хоть кого-то – и уж тем более такую! – тебе вряд ли представится.

Даже захмелевший, Гефест не мог не признать, что в словах брата есть резон. Поэтому он не стал сопротивляться, когда Дионис взвалил его на осла и повез на Олимп.

Там Дионис объявил собранию богов условия договора. Афродита отказывалась наотрез, но ее чувства никого не волновали; богами повелевал Зевс и богинями распоряжался по собственному усмотрению. Он пожал руку Гефесту (едва не свалив его со спины осла), принял изящно выкованный кубок, привезенный в качестве выкупа за невесту, и официально принял сына Геры – точнее, их общего с Герой сына, как он сразу начал называть Гефеста, – в сонм бессмертных.

Гефест нажал потайную пружину на троне, не видимую никем, кроме мастера. Золотые путы расплелись, и Геру больше ничто не держало. Видя, в какое изумление привел богов этот хитроумный механизм, Гефест не преминул подробно рассказать о его устройстве.

На лице Геры появилась улыбка: сынок-то, выходит, не такой уж ущербный, просто немного отличается от других. Зевс может сколько угодно объявлять его своим, боги прекрасно знают, чей он на самом деле.

Просветлело от едва заметной улыбки и лицо Афродиты. Кажется, новоявленного супруга гораздо больше, чем женщины, интересуют его поделки. А значит, можно будет без труда водить его за нос: Афродита не видела причин обрывать свою давнюю любовную связь с Аресом.

Но Афродита просчиталась – дважды. В свое время Гефест не только узнает о ее изменах, но и ловко поймает на горячем. А еще придет день, когда Гефест положит глаз на другую богиню…

Однажды в кузницу Гефеста явилась за новыми доспехами Афина. Увидев ее в одном хитоне, не скрывавшем, в отличие от воинского облачения, изгибы тела, Гефест воспылал страстью и заключил богиню в объятия.

Афина вырвалась и убежала. Гефест кинулся следом и даже умудрился не отставать, несмотря на хромоту. Собственно, он уже обгонял Афину, когда возбуждение взяло верх и произошло семяизвержение. Его божественное семя попало на ее божественную голень.

Афина брезгливо вытерла ногу клочком овечьей шерсти и бросила его на землю. Плодородная Земля, с готовностью принимающая любое семя, приняла и Гефестово – и зачала.

В положенный срок сын Гефеста появился на свет. Как и многие порождения Земли, ниже пояса он был змеем, но выше пояса походил на отца. Афина, питавшая слабость к детям, взяла его к себе и растила как своего – собственно, он и вправду имел к ней самое непосредственное отношение. Она назвала его Эрихтонием.

Когда Эрихтоний вырос, богиня возвела его на афинский престол. Он правил справедливо и мудро, неустанно заботясь о благополучии подданных. От отца он научился плавить серебро и чеканить монету, что способствовало развитию торговли. Он изобрел ярмо, позволявшее запрягать скот парой, а затем плуг, облегчавший возделывание полей. Он сконструировал первую колесницу для смертных и учредил состязания в честь Афины.

Эрихтоний царствовал пятьдесят лет, а затем трон перешел к его сыну Пандиону. Род Гефеста будет продолжать править Афинами еще долго, хотя и не вечно. Самым знаменитым афинским царем всех времен суждено будет стать сыну Посейдона.

{11}11
  Гермес – похититель стад. ГГГерм., плюс дополнения из Гдт. 1.47.3 и Пин. П. 9.44–48.


[Закрыть]
Гермес – похититель стад

Своего сына Гермеса, зачатого от Зевса, Майя рожала недолго, но мучительно: младенец так спешил появиться на свет, что обманом принудил утробу втиснуть все отведенные ей несколько часов схваток в несколько раздирающих тело мгновений. Едва Гермес оказался у Майи между ног, домашний раб помог измученной матери добрести от родильного стула до постели, где она тут же забылась глубоким сном.

Гермес позволил повитухе спеленать себя. Он мог бы воспользоваться моментом и по примеру старшего брата Аполлона возвестить о своих великих намерениях, но в его головенке зрели другие планы, требующие скрытности. Посасывая большой палец и причмокивая во сне, как положено младенцам, Гермес притворился спящим. Повитуха удалилась, довольная тем, что все прошло хорошо.

Но едва она скрылась из виду, Гермес украдкой выбрался из пещеры, где Майя обустроила себе дом. Он огляделся, щурясь от яркого солнца. Склоны горы Киллены, затерянной на пустынных пространствах Аркадии, буйством жизни не баловали, но в конце концов на глаза Гермесу попалась неторопливо ползущая по своим делам черепаха.

– Вот так удача, подружка! – воскликнул Гермес. – Для меня, во всяком случае. Все знают, каким прекрасным оберегом от злых чар ты служишь, пока жива, но я думаю, мертвая ты окажешься мне еще полезнее.

Гермес перевернул черепаху на спину и долотом отделил панцирь, а затем, натянув на него в нужных местах тростник, воловью шкуру и овечьи кишки, создал первую лиру. Песня, которую он исполнил, перебирая струны нового инструмента, описывала любовные утехи Зевса и Майи в ту ночь, когда был зачат исполнитель. Однако, проявляя чудеса воображения, Гермес уже замышлял следующую проделку – похитить стадо Аполлона.

Прокравшись обратно в пещеру и спрятав лиру в колыбели, Гермес устремился на север, к лугам Пиерии, где боги пасли свой скот, и в предзакатных сумерках украл пятьдесят коров из стада Аполлона. Он увел их далеко на юг к реке Алфей, заставляя идти задом наперед, чтобы отпечатки их копыт сбили с толку даже самого проницательного расследователя. Сам он топал за ними в сандалиях, сплетенных из прутьев и веток с листьями, заметающими его следы. Единственный, кто заметил это стадо в пути, был старик, возившийся в своем винограднике. «Послушай, дружище, – бросил ему Гермес, – если не хочешь неурожая в этом году, забудь, что видел меня!» И поспешил дальше.

На берегу Алфея Гермес загнал коров в хлев и принялся мастерить палочку для разжигания огня: обстругав лавровую ветку, он приставил ее заостренным концом к деревяшке и начал крутить, пока не появились искры. Тогда он стал осторожно подсыпать трут, и вскоре у него уже потрескивал костерок. Затем Гермес выволок двух коров из стойла, повалил на землю и перерубил им хребты. После этого разделал их, запек на огне и разложил мясо на двенадцать порций, приготовив пиршество для двенадцати богов – себя и одиннадцати олимпийцев, в чей сонм он намеревался войти. Однако тут его ждало самое суровое испытание за всю его юную жизнь. От вкуснейшего аромата жареного мяса рот его наполнился слюной, но есть мясо богам не дозволялось, они могли только вдыхать чудесный запах, а всякое там жевание, смакование и глотание было уделом смертных. Гермесу, намеренному доказать свою принадлежность к богам, стоило больших усилий отвлечься от предательского урчания в животе.

И снова Гермес позаботился о том, чтобы скрыть следы своей проделки. Остатки запеченного мяса он закинул в костер, а свои хитроумные сандалии неохотно пустил по водам Алфея. Но уничтожить все подчистую гордость ему не позволила: коровьи шкуры он аккуратно разложил на скале и превратил в камень, увековечив свой подвиг.

Когда занялась заря, возвещавшая второй день его жизни, Гермес стремглав помчался домой, на Киллену. Протиснувшись через замочную скважину двери в пещеру, он нырнул в колыбель и зарылся в пеленки, словно все время тут и лежал.

Однако Майю ему провести не удалось: она уже догадалась, на что способно ее дитятко, когда проснулась накануне и обнаружила, что его нет в пещере. Она предупредила Гермеса, чтобы не вздумал безобразничать, а главное, ни в коем случае не совался к Аполлону – о вспыльчивости лучезарного были наслышаны все боги.

– Мама, перестань обращаться со мной как с младенцем, – отмахнулся Гермес. – У меня большие планы! Мы с тобой достойны приличной жизни, мы должны пировать на Олимпе, а не ютиться тут в одиночестве. Клянусь, так или иначе я сделаю нас олимпийцами.

Аполлон тем временем довольно быстро обнаружил пропажу пятидесяти коров. Отправившись на их поиски, он встретил старика, возившегося в винограднике, и спросил, видел ли тот что-нибудь. Презрев угрозы Гермеса, старик описал все как было, указывая своим костлявым пальцем на странные отпечатки на земле. Но даже с его помощью Аполлон не мог отыскать стадо, пока не увидел парящего в небе орла – птицу Зевса. Его тут же осенило, что вор, должно быть, не кто иной, как новорожденный Зевсов сынок – его, Аполлона, собственный единокровный брат. Аполлон ворвался в пещеру Майи и перевернул в ней все вверх дном, ища – и не находя – своих коров. Тогда он грозно навис над колыбелью Гермеса:

– Ты, маленький паскудник, где мои коровы? Признавайся, или я швырну тебя в Аид, и играй там в царя мертвых детишек до скончания веков!

– Почем я знаю, куда они заплопастиись, – прокартавил Гермес. – Я майенький! Я даже не знаю, что такое эти – как там ты их назвал? – калёвы. Я знаю только теплые пеленки и мамино молочко. Клянусь Зевсом, никаких калёв я в эту пещелу не пливодил.

Гермес прижал подбородок к груди и захлопал ресницами, придавая себе еще более невинный вид.

Но Аполлон, которого младенческие складочки не умиляли, забросил Гермеса на плечо, словно мешок зерна, и понес прочь. Сообразительный Гермес в ответ на это выпустил газы и тут же чихнул, присовокупляя к едкой вони загадочное знамение. Аполлон скинул его на пол и застыл в замешательстве: разум прорицателя терялся в догадках, что это все должно значить.

Именно на такую реакцию Гермес и рассчитывал: вскочив с пола, он тут же кинулся на Олимп, к трону своего отца. Спустя пару мгновений следом за ним прибыл запыхавшийся Аполлон. Братья затараторили, перебивая друг друга:

– Отец, выслушай меня!

– Нет, меня!

– Он врет!

– Это он врет!

– Он украл моих коров!

– Да я еще в колыбели лежу!

Зевс расхохотался, восторгаясь и дерзкой кражей, и дерзкой ложью Гермеса. Повелев всем молчать, он приказал сыновьям уладить спор – то есть вернуть коров Аполлону.

Гермес послушно привел Аполлона к хлеву, где были спрятаны похищенные, гадая, заметит ли брат, что двух не хватает. Аполлон заметил. Он всегда скрупулезно пересчитывал все и вся: треножники в своих святилищах, листья на любимых лаврах, песчинки на берегу, капли в море. А тут аж целых две коровы!

Дымясь от гнева, Аполлон потребовал возмещения. Гермес же, спокойно пристроив на сгиб локтя лиру, тронул струны и завел песню о том, как возникла семья богов, – завершив историю, разумеется, своим собственным появлением на свет.

– О небо! – воскликнул Аполлон. – Это ты сам изобрел такое чудо? С ней можно оживить самый скучный пир! Я недооценивал тебя, братишка, а ты, оказывается, талантище! Уступи мне эту замечательную штуковину, и забудем про несчастных коров.

Гермес отдал лиру Аполлону, и тот, завороженный ее прекрасным звуком, подарил брату взамен две вещи (разве может остаться в выигрыше кто-то, кроме Гермеса?). Первым его приобретением стало пастушье стрекало, а с ним почетное право присматривать за стадом. Вторым – золотой волшебный жезл. С его помощью Гермес дарит удачу некоторым избранным – но и остальные смертные непременно увидят сияние этого жезла в последние минуты жизни, когда Гермес поведет их бессвязно лопочущие души в подземное царство Аида.

{12}12
  Рождение Диониса, смерть и рождение заново. Истории о рождении Диониса у Персефоны, похищении и убийстве его титанами дошли до нас лишь дразнящими фрагментами и аллюзиями. Все они собраны и рассмотрены в Graf and Johnston 2013, глава 5. О Семеле см. Гиг. Мифы 167 и Ов. М. 3.256–315.


[Закрыть]
Рождение Диониса, смерть и рождение заново

Когда Персефона в очередной раз вернулась из подземного царства, Деметра увидела, как туго натягивается платье дочери на округлившемся, словно спелый плод, животе. Персефона, сама еще почти ребенок, вскоре родит?

Но ведь она проводит со своим мужем Аидом всего четыре месяца в году. А значит, ребенок, который вот-вот появится, был зачат, когда Персефона еще находилась наверху, на земле. Тогда кто же отец? Боги шушукались, но Персефона отмалчивалась с мрачным видом, не отвечая даже на расспросы матери.

Ребенок и вправду родился скоро – чудесный мальчик с невероятными голубыми глазами. Персефона сразу полюбила его, прижимала к груди, баюкала и ворковала с ним, а он смотрел на нее не отрываясь.

На следующий день Зевс взял младенца из рук Персефоны, поднял высоко над головой и дал ему имя – Дионис. А потом посадил на маленький трон рядом со своим собственным – тем самым, на котором он восседал со времен победы над титанами, – и с гордостью возвестил, что когда-нибудь этот ребенок будет править всем миром.

Так разрешилась загадка отцовства. Боги были изумлены – не столько тем, что Зевс обрюхатил собственную дочь, сколько тем, что он пророчил власть над миром самому младшему в сонме.

Но если боги просто недоумевали, то титаны пришли в ярость. Поражение от рук олимпийца – уже достаточно сокрушительный удар по самолюбию, но знать, что однажды ими будет повелевать вот этот карапуз, – откровенное оскорбление. Те из титанов, кто еще не лишился свободы действий, затеяли заговор против Диониса. Гера, тоже взбешенная тем, что Зевс назначил наследником бастарда, всецело разделяла негодование титанов и предложила им помощь.

Сидеть день-деньской на троне нелегко любому, а для маленького ребенка это и вовсе непосильная задача. Однажды Дионис увидел валяющиеся на земле неподалеку от трона игрушки – волчок, игральные кости, марионеток, зеркало и золотые яблоки. Улучив момент, когда на него никто не смотрел, Дионис украдкой сполз с сиденья и ускользнул поиграть.

Вот тогда-то титаны выскочили из своего укрытия и схватили его, утащили на край света к себе в логово и разорвали на части. Кудрявая голова упала на Землю, и невероятные голубые глаза не мигая уставились в Небо. Все остальное титаны собрали, сварили и поглотили, наслаждаясь этим страшным пиром.

Но самый лакомый кусок они приберегли напоследок – сердце, еще живое и бьющееся. Они принялись спорить, как его поделить, и тут откуда ни возьмись явилась Афина, заметившая дым их очага и примчавшаяся посмотреть, что происходит. В мгновение ока разобравшись в представшей ее глазам картине, она с диким криком выхватила сердце из рук титанов и, метнувшись на Олимп, рассказала все отцу. Зевс взревел от горя и обрушил на титанов громы и молнии.

От мерзкого пира на земле осталось заляпанное жиром кострище, которое со временем начало гнить. В конце концов в этой гнили зародилась новая жизнь, словно грибок на отсыревшем полене, – зараженное скверной племя смертных. Когда они начали плодиться, скрещиваясь с другими смертными, зараза перекинулась на все человечество, и Персефона стала считать всех людей соучастниками убийства, совершенного титанами. Воспользовавшись своим могуществом, владычица Аида постаралась отравить посмертную жизнь любого, кто сойдет в ее подземное царство, обрекая призрачные тени на скитания в вечном мраке и грязи.

Сердце Диониса Зевс бережно сохранил и сумел воскресить сына на редкость занятным способом. Измельчив сердце, он подмешал порошок в кубок, который поднес своей возлюбленной Семеле, дочери фиванского царя Кадма. И когда она выпила содержимое кубка, зачал с ней нового Диониса.

Несколько месяцев спустя, когда растущий живот Семелы стал заметен, Гера узнала о новой сопернице и придумала, как разом избавиться и от нее, и от ребенка. Представ перед Семелой в обличье ее верной няньки, Гера спросила, кто этот таинственный возлюбленный, появляющийся в спальне царевны каждую ночь.

– Он утверждает, что он Зевс, – подзуживала Гера, – но разве ты можешь знать наверняка? Мужчина, чтобы проникнуть в твою постель, кем угодно прикинется. Попроси этого «Зевса» поклясться Стиксом, что он готов ради тебя на все. А когда поклянется, потребуй, чтобы предстал перед тобой таким, каким он ложится в постель с Герой. Вот тогда мы посмотрим…

Бедняжка Семела, измученная сомнениями, сделала в точности так, как научила ее Гера. Зевс без возражений произнес клятву, однако последовавшая за ней неожиданная просьба привела его в ужас.

– Ты не понимаешь, о чем просишь, любовь моя, проси чего угодно другого! – умолял он. – Египетские драгоценности! Восточные шелка! Арабские благовония! Не успеешь моргнуть, как все это – и много больше – будет в твоих руках, только подставляй!

Но Семела была непреклонна. Скрепя сердце Зевс предстал перед ней в своем истинном облике – вся спальня озарилась божественным сиянием и запылала. Пламя охватило и Семелу, не сводившую глаз со своего возлюбленного.

Зевс поспешно вытащил сына из ее утробы, а затем, сделав надрез у себя на бедре, спрятал Диониса там, чтобы доносить его до положенного срока без ведома Геры. И когда пришло время, Дионис появился на свет вновь – на этот раз у отца, который породил его дважды.