Текст книги "Боги и смертные: Современное прочтение мифов Древней Греции"

{30}30
  Орион. Орион упоминается в самых ранних источниках, но упоминания эти в большинстве своем косвенные и фрагментарные. Хуже того, почти каждая подробность его истории существует в мифологической традиции в нескольких равно устоявшихся версиях. Я в своем изложении опираюсь на Од. 11.572–575, Гес. фр. 244, Эратосф. 32, Парф. 20, Гиг. Астр 2.26. и 2.34.1–2, Ов. Ф. 5.537–544.


[Закрыть]
Орион

Орион был крупнее обычного младенца, еще когда Гирией нашел его во дворе: Земля вскормила его в своей утробе на славу. Таким же могучим великаном он рос и дальше. Он стал отличным помощником в поле старику отцу, который с годами все больше дряхлел.

А еще Орион был необычайно красив. Едва на щеках у него пробился юношеский пушок, от него стали терять голову все встречные девушки. Поговаривали, что к двадцати годам у него было уже пятьдесят сыновей от стольких же матерей. А если попадались женщины, которые не поддавались на его чары, то он не стеснялся и взять их силой. Плеяды спаслись от его домогательств, только воззвав к Зевсу, который обратил бегущих от Ориона сестер сперва в горлиц, а потом в звезды.

Однако главной страстью Ориона все же была охота. Еще ребенком он преследовал любое животное, которое нелегкая заносила в его владения. Зайцы, белки, ежи, барсуки, куницы, хорьки, землеройки, ящерицы, полозы, ужи, черепахи сухопутные и морские – никто не уходил от пращи Ориона.

Повзрослев, он сменил пращу на палицу и лук со стрелами и вместе со своим псом Сириусом выслеживал дичь по лесам, лугам и болотам, в горах и холмах, то бегом, то крадучись, чтобы в конце концов наброситься и прикончить. Его путь был усеян тушами кабанов, медведей, горных львов, пантер, рысей, шакалов, волков, косуль, ланей, оленей, горных козлов и лис. Нечего было даже и пытаться ускользнуть от Ориона.

Проснувшись одним летним утром, жители Хиоса, который славился своим вином, обнаружили, что почти весь будущий урожай уничтожен. Где-то лозы были выдернуты из земли и обгрызены корни. Где-то объедены все наливающиеся грозди. На следующее утро картина повторилась. Догадаться, в чем дело, было нетрудно: поскольку зима выдалась мягкой, холод и болезни не особенно проредили ряды косматых и пернатых обитателей острова, и теперь орды лесных животных, подгоняемых голодом, стали совершать набеги на виноградники.

Правитель Хиоса Энопион послал за Орионом и пообещал отдать ему в жены свою дочь Меропу, если он избавит их от напасти. Орион прибыл не мешкая – Посейдон наделил его способностью бегать по волнам, как посуху, – и принялся за дело. К концу дня перед порогом дворца Энопиона высилась гора перебитых вредителей. Виноградники были спасены, и Орион ждал обещанной награды.

Но Энопион от своих слов отказался. Он предлагал Ориону просить взамен что угодно, однако охотник был непреклонен. Ночью он забрал что хотел – изнасиловал Меропу в стенах отцовского дворца, зажав ей рукой рот, чтобы никто не слышал ее отчаянных криков.

Когда Меропа рассказала о надругательстве Энопиону, лицо у него стало цвета вина, которым он так гордился. Подкравшись к Ориону, пока тот спал, Энопион ослепил его. Орион вскочил, вопя от боли и ярости, но обидчика уже и след простыл.

Глядя, как беспомощно топчется на месте ослепший гигант, его пожалел Гефест и на время приставил к нему раба по имени Кедалион, который стал его поводырем: он сидел на плечах Ориона и нашептывал ему в ухо, что происходит вокруг. Гефест сказал Ориону, что вернуть ему зрение может только Гелиос и что искать бога солнца нужно там, где тот каждое утро встает с постели.

Так Орион с Кедалионом отправились на восток, ко дворцу Гелиоса. Долго шли они и наконец достигли краев, озаренных такими яркими лучами рассветного солнца, что даже изувеченные глаза Ориона различали какие-то проблески. Чем дальше шли великан со своим поводырем навстречу восходу, тем больше прояснялось у Ориона в глазах, пока в один прекрасный день зрение не вернулось к нему окончательно. Сгорая от нетерпения снова отправиться на охоту, Орион пробежал весь обратный путь без остановки – под ногами его дрожала земля, Кедалион из последних сил цеплялся за шею, чтобы не слететь.

Теперь охотничьим мастерством Ориона заинтересовалась Артемида и пригласила его к себе на Крит. Там они провели много счастливых дней, охотясь на животных острова. Однажды вечером они лежали на пригорке, меряясь достижениями, и оказалось, что в этот день Орион впервые за все время почти сравнялся с Артемидой по числу добытой дичи. И тогда, распаленный успехом, он стал хвалиться, что сумеет выследить и забить любую тварь, которую родит Земля.

Этой похвальбой он навлек на себя нечеловеческий гнев. Земля, породившая и самого Ориона, услышала его слова и рассвирепела от дерзости своего сына. В ярости она создала того, кого Орион не мог выследить, потому что даже не подозревал о его присутствии. Создание это было крошечным, тихим и коварным, как его двоюродные братья пауки, но, в отличие от них, у него имелось оружие – яд на хвосте, гораздо более смертоносный, чем у любого паука. Сотворенный Землей первый скорпион пробрался сквозь подстилку из палой листвы и ужалил Ориона в бедро.

Ногу великана мгновенно пронзила жгучая боль, и вскоре яд уже распространялся по жилам, делая свое злое дело. Ориона бросало в пот, мышцы сводило судорогой, изо рта текла слюна, сердце лихорадочно колотилось, воздуха не хватало. Его стошнило мясом, которое он съел всего час назад. Он метался по косогору, пытаясь вырваться из силков яда. И когда смерть наконец положила конец его мучениям, Орион очнулся на адском лугу, где сновали призраки всех животных, которых он успел убить за свою жизнь. Он был приговорен к тому, чтобы охотиться на них до скончания веков, преследуя дичь, которую не добудет никогда.

Артемиду утрата товарища по охоте раздосадовала, но не настолько, чтобы вмешиваться. Земля – грозный противник, а Орион все равно умер бы рано или поздно, у смертных до безобразия короткий век. Однако увековечить славного охотника Артемиде хотелось, поэтому она поместила портрет Ориона среди звезд, не забыв изобразить рядом и верного Сириуса. Напротив него на ночном небосводе она посадила Скорпиона. Орион и Скорпион вечно преследуют друг друга, но никогда не догонят.

{31}31
  Эригона и Икарий. Еще одна история, которую нам приходится собирать из разрозненных отсылок в разных источниках. Среди этих источников – Гиг. Астр. 2.4. и Мифы 130, Аполлод. 3.14.7, Эл. Животные 7.28. Более полное изложение мы в конце концов находим в Нонн 47.132–264. О празднествах повествуют Гсх. и ЕМ в статьях aiōra и alētis.


[Закрыть]
Эригона и Икарий

Пустившись странствовать по свету, чтобы нести смертным свои дары, Дионис начал с окрестностей Афин. Когда в сгущающихся сумерках он постучался к крестьянину по имени Икарий и его дочери Эригоне, они без возражений пустили путника переночевать и накормили простым ужином из тушеных овощей.

Утром Дионис открыл хозяевам, кто он на самом деле такой, и дал Икарию попробовать принесенного с собой вина. Он показал крестьянину, как сажать виноград, как ухаживать за ним, как сбраживать ягоды, когда поспеют. А еще предупредил Икария: как ни веселит новый напиток, употреблять его следует с умеренностью.

Прошло несколько лет, прежде чем лозы у Икария выросли и стали давать плоды, и еще несколько месяцев вино выдерживалось в погребе. Наконец, на исходе мрачной холодной зимы, Икарий решил, что время пришло. Он открыл один из бочонков и попробовал: что ж, оно, конечно, похуже будет, чем у бога виноделия, но всяко лучше воды. Вечером он созвал соседей-мужчин и налил им вина, не забывая вслед за Дионисом предупреждать, чтобы знали меру.

Однако совету бога люди следуют куда охотнее, чем совету себе подобного. Сперва вино горячило соседям кровь, потом ударило в голову, и они забыли о предостережении Икария. Вынеся из его дома еще мехи, они отправились куролесить по полям. И когда их разобрало окончательно и ноги перестали держать, повалились в мерзлые борозды и лежали там в беспамятстве до утра.

Проснувшись, они почувствовали себя хуже некуда и решили, что Икарий пытался их отравить. В ярости они затащили его в лес, убили, а тело забросали землей и прелой листвой.

Когда скорые на расправу соседи явились за отцом, Эригоны дома не было, она ушла за водой к деревенскому колодцу. На обратном пути, уже заворачивая к дому, девушка увидела свою собаку, Майру, которая, поскуливая, дожидалась у ворот. Заметив Эригону, Майра вскочила, ухватила зубами подол хозяйкиного платья и потащила ее за собой, петляя по полям, а потом углубившись в лес. Так они добрались до свежего холмика, под которым лежал Икарий. Майра принялась разгребать лапами землю и листья, пока не показалась сперва ладонь, затем окровавленная рука.

С воплем ужаса Эригона пала на колени. Раскидав землю над головой отца, она очистила его лицо, потом прижала его коченеющее тело к себе и стала раскачиваться вперед-назад, рыдая.

Она оплакивала не только отца, но и себя саму. Отец погиб, а у нее не было ни брата, ни дяди, ни деда, которые взяли бы на себя его обязанности – подыскать ей жениха, совершить сговор, условиться о приданом, вывести ее за порог дома и в буквальном смысле вручить новобрачному, вложив руку невесты в руку жениха. И если таким мрачным ей рисовалось будущее на этом свете, то после смерти ей грозила еще более печальная участь: умерев бездетной девственницей, она будет обречена вечно скитаться, не обретя покоя, между миром живых и юдолью мертвых. Ей будет отказано даже в тех спартанских удобствах, которые предоставлял Аид душам людей, проживших полноценную жизнь, а ее душа станет легкой добычей для любого колдуна, которому вздумается привлечь ее себе на службу.

Но, стеная и убиваясь, Эригона замечала то тут, то там вещи, которых в лесу быть не должно: то ремень, зацепившийся за ветку, то сандалию под кустом, то пряжку для хитона. Знакомые вещи. Все они принадлежали соседям, с которыми ее отец накануне вечером разделил дар Диониса. И Эригона стала догадываться, почему погиб отец, – точнее, от чьих рук он погиб. Обезумев уже не только от горя, но и от ярости, девушка поклялась отомстить.

Решение было принято. Теперь Эригоной овладело холодное спокойствие, и она четко увидела свой дальнейший путь. Душе самоубийцы в царстве теней уготованы такие же страдания, как душе девственницы, но, сведя счеты с жизнью, она, по крайней мере, сама выберет, какой смертью умереть, – и заодно поквитается с обидчиками.

Закончив приготовления, Эригона посмотрела на недвижное тело отца и, воздев руки к небу, крикнула: «Дионис, услышь мое проклятие! Как я сейчас буду качаться на этом суку, пусть так же качаются все дочери Афин!» С этими словами она испустила дух. Смерть ее не была ни быстрой, ни легкой.

Через несколько дней Афины охватило странное помешательство. Девушки вдруг заходились безутешными рыданиями, начинали рвать на себе одежду и бегать по улицам. Они уверяли, что их гонит из дома жуткий призрак с красными глазами. Если родители не удерживали дочерей силой, девушки вешались. И даже если родители пытались их удержать, некоторые все равно вырывались и вешались, не в силах противиться безумной тяге к самоуничтожению.

Афиняне отправили гонца к Дельфийскому оракулу, умоляя Аполлона о помощи. Аполлон велел им найти и наказать убийц Икария, а чтобы умилостивить дух Эригоны, учредить два обряда, которые девушки Афин будут проводить каждый год при открытии мехов с вином нового урожая. Первый обряд будет называться «Качание»: в нем девушки должны раскачиваться на доске, подвешенной к дереву. Так исполнится буква, но не дух проклятия Эригоны. В ходе второго обряда под названием «Бродяга» девушки должны были имитировать в танце те петли и зигзаги, которые выписывала Эригона, когда Майра тащила ее за подол через поле в лес, к телу Икария.

Убийц, скрывавшихся на острове Кеос, нашли и казнили. И с тех пор каждый год, когда зиме приходил конец и открывались мехи с молодым вином, афиняне молились Дионису, чтобы это вино принесло им в грядущем году только хорошее и не наделало бед, а афинские девушки качались на качелях и танцевали, прогоняя прочь дух Эригоны.

{32}32
  Аполлон и Гиацинт. Культ Гиацинта был утвержден в Спарте в древнейшие времена, и соответствующий миф уходит корнями туда же. В числе моих источников – Евр. Елена 1469–1475, Ов. М. 10.162–219, Лук. Боги 16 и 17, Аполлод. 3.10.3 и Филостр. Старш. 1.24.


[Закрыть]
Аполлон и Гиацинт[2]2
  В рамках соблюдения положений действующего законодательства Российской Федерации глава 32 исключена с согласия автора.


[Закрыть]

{33}33
  Леда и ее дети. В этой главе я объединила несколько историй, опираясь в основном на Од. 11.298–304, Киприи фр. 9 и 16, Гом. гимн 33, Пин. Н. 10.54–91, Евр. Елена 16–21, Гиг. Мифы 77 и Аполлод. 3.10.3–11.2. Сюжет о Леде и лебеде в силу его эротического потенциала пользовался у древних художников популярностью; в 2018 году в спальне роскошной помпейской виллы была обнаружена особенно откровенная фреска на эту тему. Кастор и Полидевк предстают как участники Калидонской охоты на «вазе Франсуа» – афинском чернофигурном кратере ок. 570 г. до н. э., сейчас находящемся во Флоренции (Museo Archeologico Etrusco 4209), – и как аргонавты на метопе сокровищницы VI в. до н. э. святилища Аполлона в Дельфах. На другой метопе Идас, Кастор и Полидевк угоняют коров – изображение Линкея оттуда, судя по всему, утрачено.


[Закрыть]
Леда и ее дети

Еще долгие годы потомки Амикла продолжали править Спартой. Его внук Эбал женился на дочери Персея Горгофоне, и она родила ему сына – Тиндарея.

Какое-то время Тиндарей жил в изгнании, выдворенный из Спарты своим единокровным братом Гиппокоонтом, внебрачным сыном Эбала, но затем благодаря помощи героя Геракла и правителя города Плеврон Фестия ему удалось вернуть себе спартанский трон. Он женился на дочери Фестия Леде и воцарился в Спарте.

Однажды Леда, посмотрев в небо, увидела белоснежного лебедя, который в ужасе удирал от Зевсовой птицы – орла. Орел уже нацелился схватить добычу, но лебедь ринулся вниз, прямо к Леде на колени, и прижался к ней, дрожа от страха. Тогда орел, воспарив вновь, скрылся в облаках.

Леда стала успокаивать перепуганного лебедя, приговаривая, что бояться нечего, опасность миновала. Он перестал дрожать и положил голову в ложбинку ее груди. Она принялась поглаживать его шелковые перья.

Устраиваясь поудобнее, лебедь все выше задирал подол платья Леды, обнажая ее голени. Вот его перепончатые лапы уже ласкают ее колени. А вот пух на его животе уже щекочет ее бедра. А потом он вдруг обнял ее крыльями всю целиком, и она почувствовала между ног какую-то совсем незнакомую плоть. Огромная птица содрогнулась, глотнула судорожно воздух – и пропала. Подняв взгляд, Леда увидела смотрящего на нее сверху вниз мужчину – она поспешно выпрямилась и оправила подол платья.

– Не бойся, Леда, перед тобой Зевс! – возвестил гость. – Из всех смертных женщин я выбрал именно тебя, чтобы удостоить своих объятий. В положенный срок ты родишь мне двух детей – оба будут бессмертными. Одному суждено стать героем, другой – погибелью для героев. Но услышь еще вот что: сегодня ночью к тебе наведается твой муж, и вы зачнете еще двух детей. Они будут смертными, однако разделят судьбу первых двоих: один станет героем, другая будет нести героям погибель.

С этими словами Зевс исчез.

Когда пришло время, Леда корчилась в схватках и стонала, как делают все женщины в родах, но в подставленные руки повитухи вытолкнула не младенцев, а два яйца. Из одного вылупились Клитемнестра и Кастор – дети Тиндарея, а из другого – Елена и Полидевк, дети Зевса.

Клитемнестра была милым, но совершенно непримечательным ребенком. Ее миловидности и знатности хватило, чтобы составить достойную партию микенскому царю Агамемнону, и в браке с ним она родила четверых детей. Только много лет спустя она показала, насколько решительной может быть, если дойдет до предела.

Характер остальных трех детей Леды был виден сразу. Елена еще ребенком покоряла всех своей красотой. Ее похитил Тесей, намереваясь взять в жены, когда она повзрослеет. Но у Зевса были на нее другие планы, поэтому он отправил за ней ее братьев, хотя они сами еще не вышли из подросткового возраста.

Силы, умения и отваги Кастору и Полидевку было не занимать с малых лет. Кастор великолепно ездил верхом, а Полидевк побеждал в кулачных боях, оба превосходно ходили под парусом и выдерживали почти любые испытания. Благодаря этим своим способностям они не только вернули сестру, но и помогали другим героям. Они искали вместе с Ясоном золотое руно и охотились с Мелеагром на Калидонского вепря. Но оборвался их славный путь не в дальних краях, а совсем недалеко от родного дома.

К ним обратились бывшие товарищи по походу за руном – братья Идас и Линкей из Мессении, которые вознамерились угнать большое стадо скота и не могли обойтись без помощи Кастора и Полидевка.

На дело отправились вчетвером. Вчетвером угнали стадо. Но когда пришло время делить добычу, распоряжаться стал Идас, и довольно безапелляционно. Зарезав одну из коров, он разложил мясо на четыре горки и заявил, что съевший свою порцию первым получит половину угнанного стада, а вторая половина достанется доевшему вторым.

Четверо подельников приступили к трапезе. Каждый уплетал мясо за обе щеки, но первым все-таки закончил Идас, а потом повернулся к брату, сгреб остатки его порции и проглотил их тоже.

После этого он сыто рыгнул, поднялся из-за стола и переправил все стадо домой в Мессению на пару с довольно ухмыляющимся Линкеем. Кастор и Полидевк, опомнившись, помчались в погоню. Вторгшись в Мессению, они не только увели все украденное стадо, но и еще много ценного прихватили в придачу.

Отогнав стадо подальше, Кастор с Полидевком спрятали коров в хлеву, а сами забрались в полый ствол большого дуба, собираясь там пересидеть, пока все не уляжется. Но они забыли, что Линкей от рождения обладал необычным даром: его орлиный взор не только преодолевал огромные расстояния, но и проникал сквозь непроницаемые преграды. Ища похитителей стада, Линкей взобрался на вершину горы Тайгет и начал обводить взглядом Пелопоннес. Вскоре он различил близнецов в стволе дуба и крикнул дожидавшемуся внизу брату, где они укрылись.

Идас выволок Кастора из ствола и прикончил. Тогда Полидевк выскочил следом за братом и расправился с подоспевшим Линкеем. Зевс, глядя на все это, убил Идаса молнией, а Полидевка вознес на небеса, чтобы сын наконец зажил так, как подобает богу.

Но Полидевк безутешно оплакивал Кастора. Он умолял отца лишить жизни и его тоже, чтобы он мог спуститься в Аид и воссоединиться с Кастором, либо, наоборот, позволить ему поделиться с братом своим бессмертием.

Зевс предпочел второй вариант. Отныне и впредь, заявил он, братья будут проводить один день вместе в подземном царстве, а следующий точно так же вдвоем на небесах, оставаясь, как и прежде, неразлучными. И хотя близнецами в строгом смысле слова они не были – отцы им как-никак достались разные, – в их честь Зевс поместил на ночном небе новое созвездие – Близнецы, очертаниями напоминающее братьев, которые положили друг другу руки на плечи. Но Зевсу больше понравилось называть их Диоскурами – «сыновьями Зевса», присовокупляя достижения обоих сыновей – и своего собственного, и Тиндареева – к своей личной славе.

{34}34
  Меламп и дочери Пройта. Историю о древоточцах см. в Аполлод. 1.9.11–12, см. также Гес. фр. 199а и b. Ни в одном из источников не сказано, как именно девушки оскорбили Геру, говорится лишь о непристойном поведении, и в одном упоминается статуя Геры. На расписной метопе (Афины, Археологический музей 13412) и резном изделии из слоновой кости – сейчас в Нью-Йорке (Metropolitan Museum of Art 17.190.73), датируемых ок. 630 г. до н. э., изображены, скорее всего, дочери Пройта, оголяющие грудь. Среди письменных источников, на которые я опиралась, Гес. фр. 35, 77, 79–81 и 210, Акус. FGrH 2F28, Ферек. FGrH 3F114 и 3F115, Вакх. 11.40–112, В. Экл. 6.48–51, Ов. М. 15.325–28.


[Закрыть]
Меламп и дочери Пройта

Мелампа из города Пилос сделало прорицателем проявление нежданной доброты. Однажды он увидел, как его рабы убивают змей, устроивших себе гнездо в стволе дуба. Пожалев убитых, Меламп сложил погребальный костер и сжег змеиные тела как подобает. А осиротевших детенышей выкормил.

Подросшие змеи в благодарность проскользнули как-то ночью в его покои, когда он спал, и, вылизав ему уши, наделили способностью понимать языки всех животных. Наутро Меламп, к собственному изумлению, разобрал, о чем щебетали друг с другом птицы за его окном. А потом весь день до вечера он подслушивал невольно разговоры других животных, обсуждавших то, о чем люди даже не подозревали: где находятся разные потерянные вещи, к чему дергается у человека какая-то часть тела и почему у тех или иных людей возникают те или иные болезни.

Дар, полученный от змей, Меламп обратил на помощь людям. Так, ему удалось спасти себя и еще несколько человек, подслушав беседу двух жуков-древоточцев, из которой следовало, что они вот-вот прогрызут балку насквозь и тогда крыша обрушится. В последний момент Меламп успел вывести наружу почти всех, кроме одного недоверчивого упрямца, который остался в доме и погиб, придавленный рухнувшей кровлей.

Со временем Меламп научился и другим полезным умениям, что-то перенимая у животных, что-то у других прорицателей, что-то у богов. Так он освоил и ряд приемов, помогающих лечить помешательство, которое насылали боги. Благодаря этой способности он добыл жену себе и своему брату Бианту.

В то время Тиринфом правил Пройт. У него было три дочери, одна другой краше, и каждая помимо красоты блистала умением прясть и ткать. Удача баловала всех трех.

Но избалованные Удачей девушки начали задирать нос. Потом эта заносчивость переросла в спесь, а спесь в высокомерие. Они презирали всех и вся. Однажды, расстегнув золотые пряжки, скрепляющие хитоны на плечах, они спустили верхнюю часть своих одеяний до талии и, выставив напоказ белые груди, устроили непристойные пляски перед храмом Геры. Статуя богини потрясенно смотрела на них с фронтона – и так же потрясенно смотрела сама Гера.

Богине уже случалось обрушивать свой гнев на других так или иначе оскорблявших ее девушек, лишая их надежды выйти замуж. В ее власти как покровительницы брака было исполнить или загубить на корню желание девушки обрести мужа. Но поступок дочерей Пройта был настолько чудовищным, что оставить их в старых девах было мало – требовалось наказание посуровее. Гера погрузилась в раздумья, и вскоре ее губы тронула едва заметная улыбка.

– Если считают, что им не пристало радовать меня, как подобает девицам, пусть потешат, как другие любимые мной создания, – провозгласила она и навлекла на них страшное безумие.

Девушки тотчас выбежали из дворца и помчались на отцовские пастбища. Там они пали на четвереньки и, широко разевая прелестные ротики, принялись щипать траву. Когда на пастбище явился их озадаченный отец, они подняли головы и, не переставая жевать, посмотрели на него бессмысленным коровьим взглядом. Он помахал перед ними рукой, надеясь снять это временное (боги, пусть будет временное!) помрачение, но они только мычали и продолжали пастись. Пройт с ужасом понял, что дочери считают себя тёлками.

Впервые за долгие столетия Гера придумала для смертных новое наказание. Другие боги превращали людей в животных, меняя их облик, и это было довольно жестоко: несчастные были вынуждены, душой и сердцем оставаясь человеком, жить среди зверей и перенимать их повадки. Гера же изменила сознание девушек, не тронув тела, и тем самым выставила их на бесконечное посмешище перед народом Пройта. Три царевны, щиплющие травку на лугу, – разве такое забудешь? Кроме того, рассудила Гера, если когда-нибудь она смилостивится и освободит их от заклятья, вряд ли вместе с разумом к ним вернется прежняя спесь – ведь они будут помнить, как нелепо выглядели, возомнив себя коровами.

Пока же, несмотря на все мольбы Пройта, никто из тиринфян не мог излечить его дочерей. А дело принимало совсем скверный оборот. Спустя несколько недель на пастбище их шелковые хитоны превратились в лохмотья. Девушки вертели голыми задами, размахивая воображаемыми хвостами в попытке отогнать отнюдь не воображаемых слепней, которые атаковали нежную плоть. Питаясь одной травой, совершенно не предназначенной для человеческого желудка, они исхудали и отвратительно смердели; блестящие густые волосы поредели, сияющая кожа запаршивела. Жалкие тени бывших невиданных красавиц, они дрожали на холодном ветру, возвещавшем приближение зимы, но все равно упорно бродили по лугу, отказываясь укрыться в отцовском хлеву.

Не зная, что еще придумать, Пройт позвал Мелампа и предложил ему треть царства и любую из дочерей в жены, если ему удастся их вылечить. Меламп мялся и отнекивался. Тогда Пройт в отчаянии пообещал еще треть царства и жену брату Мелампа, Бианту.

Это предложение устроило целителя, и он принялся за работу. Определить, кто за всем этим стоит, ему удалось в два счета. Корова – любимое животное Геры, богиня фактически поставила этим помешательством царевен свое тавро. Так что для начала задачей Мелампа было умилостивить ее роскошными подношениями – золотом, павлинами, искусно расшитыми одеяниями. Когда богиня, по его расчетам, уже склонялась к тому, чтобы снять морок, он стал чистить девушек от скверны всем, чем только можно: в ход шел черный морозник, синие пролески, сера, морская вода – а также поросята, которых он резал над головами девушек. Их кровь и смыла остатки наваждения.

Напоследок Меламп повел царевен, теперь являвших собой образец кротости и скромности, к источнику, в воду которого он подмешал лишь одному ему известные снадобья. Они испили оттуда – и исцелились окончательно. Дочери Пройта снова стали людьми – не только телом, но и духом. Со временем к ним вернулась и былая красота – но не спесь.

Меламп и Биант с новобрачными остались помогать Пройту править Тиринфом. От Мелампа и его жены пошел род непревзойденных провидцев и целителей, которые на протяжении многих поколений будут наставлять смертных.