Текст книги "Боги и смертные: Современное прочтение мифов Древней Греции"

{13}13
  Дионис и пираты. Гом. гимн 7, см. также Д. С. 4.25.3, Ов. М. 3.605–691, Гиг. Мифы 251 и Астр. 2.5. Этот сюжет проиллюстрирован на афинском чернофигурном килике ок. 540 г. до н. э., сейчас находящемся в Мюнхене (Antikensammlungen 8729).


[Закрыть]
Дионис и пираты

Единожды умерев сам, Дионис перевернул вверх дном весь Аид и вывел Семелу наверх, на Олимп. И единожды умерев сам, Дионис осознал (насколько это может осознать бог), каково приходится смертным. Пожалев людей, чей век так короток и так печален, он задался целью облегчить их участь и изобрел вино, утешающее людей в прижизненных страданиях, а также придумал церемонии, помогающие смертным умилостивить Персефону, чтобы та была добрее к тем, кто удаляется в ее мрачное царство. Он путешествовал по свету, обучая людей растить виноград и сбраживать его плоды, а жрецам показывал обряды, которые будут защищать людей после смерти.

ДИОНИС И ПИРАТЫ{4}

Но, в отличие от большинства богов, своей божественностью Дионис не кичился. Он не заявлял о своем величии, как Аполлон, и не являлся в мир с воинственным кличем, как Афина. Он часто предпочитал, как Гермес, оставаться в тени и наблюдать за жизнью смертных украдкой. Поэтому многие люди просто не верили, что Дионис – бог, и поднимали его на смех как самозванца, когда он появлялся в их селениях. Кроме того, его второе рождение случилось, когда большинство других олимпийцев уже утвердилось в своем статусе и пантеон казался окончательно сложившимся. Постепенно Дионис понял: чтобы его начали чтить, придется карать тех, кто не признает его божественную природу. И он принялся повсюду насаждать свой культ.

Как-то раз, приняв облик симпатичного юноши с темными кудрями до плеч, он бродил у кромки морского берега. Окрашенный экстрактом из слизи тирских моллюсков пурпурный плащ, выдававший в Дионисе человека богатого и именитого, был виден издалека. Его-то и заметили со своего корабля тосканские пираты и, решив, что юноша в таком одеянии может быть только царским сыном, направили корабль к берегу. Они затащили Диониса на борт, намереваясь потребовать за него выкуп, и отчалили. Но когда пленника попытались связать ивовой лозой, путы тотчас расплелись и упали на палубу, а сам он воззрился на похитителей с лукавой улыбкой.

Кормчий догадался, в чем дело.

– Вы спятили! – вскричал он. – Это не смертный, это кто-то из богов! Аполлон, Посейдон, Зевс – а может, кто-то новый! Высаживайте его скорее на берег, пока он не обрушил на нас бурю!

– Это ты спятил, а не мы! – огрызнулся капитан. – Заткнись и делай свое дело, а этого красавца оставь мне. Пока мы дойдем до следующего порта, я дознаюсь, с кем он в родстве и чего эти родичи стоят.

С этими словами капитан поднял парус, и ветер погнал корабль в открытое море.

Но едва берег скрылся из виду, на борту начало твориться что-то невероятное. Из щелей между досками палубы забило темное вино. Мачту обвил плющ, полыхающий яркими цветами и ягодами. По рее поползли виноградные лозы, усыпанные тяжелыми гроздьями.

Пираты закричали кормчему, чтобы правил к берегу, но было уже слишком поздно. Мгновение спустя Дионис, обернувшись львом, грозно рычал на них с носа, а посреди палубы топтался сотворенный им медведь – огромный, косматый и очень злой. Перепуганные пираты сгрудились на корме, молясь о спасении, но лев, одним могучим прыжком перемахнув к ним с носа, бросился на капитана и растерзал его. Другие пираты, не дожидаясь, пока их постигнет та же участь, попрыгали за борт.

В падении каждый из них менялся на глазах. Скулы раздавались в стороны, нос вытягивался. Спина изгибалась дугой, ноги слипались друг с другом, превращаясь в упругий хвост, оканчивающийся поперечиной, похожей на полумесяц. Руки сливались с туловищем, оставляя свободными только кисти, но и те превращались в блестящие серые плавники. В воду пираты врезались уже дельфинами.

Кормчий тоже собрался прыгать в море, но его Дионис остановил:

– Выше голову, богобоязненный кормчий! Я Дионис, рычащий бог! Мой отец – Зевс, а моя мать – Семела, дочь Кадма.

Дионис наделил кормчего безмерной удачей и позволил плыть дальше, повелев распространять молву о пришествии нового бога. Кормчий, доставив корабль к берегу, отправился исполнять повеление.

{14}14
  Афродита в сетях любви. История о том, как Афродита с Аресом попались в сеть Гефеста, взята из Од. 8.266–366. Рассказы об Анхизе и Тифоне – из ГГАф. Остальные подробности – из Гелл. FGrH 4F140 и Суда s. v. andra Tithonon.


[Закрыть]
Афродита в сетях любви

Когда Афродита начала плести свои сети, мир был еще юн, ведь она вышла из моря до того, как на свет появились дети Земли и Неба. Вожделение возникло раньше нее – собственно, именно оно изначально и соединило Небо и Землю, – но Вожделение было грубым, а порой и жестоким. Афродита облагородила плотскую любовь, превратив ее в игру – с хитростями и уловками, победителями и побежденными, так что все стало гораздо интереснее.

Сама Афродита всегда выходила в этой игре победительницей, хотя и ей случалось бывать в шаге от поражения. Однажды они с Аресом, думая, что Гефест далеко, улучили момент, чтобы заняться любовью. И в пылу страсти не заметили, как сквозь их ложе и сверху со стропил начали тянуться тонкие, но прочные путы, сплетаясь в сеть, которая и спеленала любовников в объятиях друг друга. Чем сильнее они бились, пытаясь вырваться, тем сильнее врезались путы в их плоть. Вернувшийся Гефест позвал всех остальных олимпийцев полюбоваться на позор его жены. Богини, зардевшись, держались в сторонке, но боги обступили ложе и, гогоча и ухмыляясь, принялись расписывать друг другу, что бы они сделали с Афродитой на месте Ареса.

Гефест потребовал, чтобы Зевс вернул кубок, отданный в качестве выкупа за Афродиту. (Зевс к этому требованию остался глух.) От Ареса же он потребовал возмещения морального ущерба. Посейдон согласился выступить поручителем Ареса, если Гефест его отпустит, но, едва обманутый муж убрал сеть, Арес сбежал во Фракию, а Посейдон просто исчез, оставив Гефеста в дураках.

Афродита же удалилась на Кипр, где грации омыли ее и натерли душистыми маслами. На следующий день она как ни в чем не бывало явилась на Олимп – лощеная и самодовольная, вот-вот замурлычет, будто кошка. Она прекрасно понимала, что тугие путы, впившиеся в ее холеную плоть, только сильнее возбудили богов.

Между тем Зевс, хоть и смеялся над Гефестом вместе с остальными, все больше злился на Афродиту. Она постоянно вселяла в него вожделение ко всем подряд – богам и смертным, женщинам и мужчинам, – ко всем, с кем ей казалось забавным его свести. Эти игрища оборачивались для Зевса непрекращающимися ссорами с Герой и немалыми унижениями: в кого ему только не приходилось превращаться из боязни быть уличенным…

Обижался на Афродиту не только Зевс. Почти все олимпийцы знали, каково это – пасть жертвой богини любви. Избежали этой участи лишь Гестия, Афина и Артемида, сразу после рождения поклявшиеся водами Стикса не расставаться с девственностью. Этот обет не смела нарушить даже Афродита.

В конце концов терпению Зевса настал предел. Он решил поставить Афродиту на место, заставив ее возжелать Анхиза – двоюродного брата троянского царя Приама, который занимался тем, что пас скот на склонах горы Ида.

Зевс вселил в Афродиту желание такой силы, что ее начала бить дрожь. Под кожей полыхнуло жаром, стук сердца отдавался в ушах, перед глазами плыло – бессмертная богиня готова была поверить, что сейчас умрет. Поспешив домой на Кипр, она велела грациям довести сияние ее красоты до ослепительного блеска. Благовония, притирания, шелка и драгоценности лились, втирались, окутывали и оплетали ее роскошное тело. К тому моменту, когда Афродита устремилась к Иде, ее притягательность достигла такой силы, что за богиней семенили, истекая слюной, даже волки, львы, медведи и леопарды, пока, изнемогая от желания, не отставали и не удалялись парочками в лес.

Однако у самой хижины Анхиза Афродита все же постаралась взять себя в руки и собраться с мыслями. В конце концов, это ведь просто очередная игра, такая же, как бесчисленные игры, которые она затевала сама. И если все правильно обставить, она обязательно выиграет. Приняв обличье смертной девицы, Афродита подошла к Анхизу и представилась фригийской царевной, которую якобы похитил Гермес и унес на склоны этой горы, чтобы по воле богов отдать пастуху в жены.

Анхиз отшатнулся, заподозрив в девице замаскированную богиню. Он желал ее, но зеленел от ужаса при мысли о том, что случится, если он возляжет с бессмертной. Однако в конце концов сладкие речи Афродиты и неодолимо влекущее тело взяли свое. Анхиз повел ее в хижину и снял с нее сначала украшения, потом одежды, а затем жестом указал на шкуры медведей и горных львов, служившие ему ложем. Изобразив застенчивую улыбку, богиня возлегла на шкуры, пастух возлег на нее, и смертный с богиней слились в порыве страсти.

После этого Анхиз уснул. Когда же он проснулся, девица возвышалась над ним, полностью одетая и до оторопи прекрасная. В воздухе стоял удушливый аромат роз, и вся хижина была озарена ослепительным светом, будто в окно ворвалась звезда. Голова девицы, увенчанная сияющим венцом, касалась потолка. Анхиз оцепенел от страха.

– Встань, Анхиз! – велела девица. – Узри меня такой, какой я не позволяла тебе увидеть меня прежде, во всем великолепии моей красоты. Я – Афродита златовенчанная, истомляющая, мастерица сладостного обмана. Я легла с тобой ради собственного удовольствия. И теперь, когда провернется колесо месяцев, я рожу тебе сына. В его имени – Эней – будут слышны отзвуки стонов, возвещавших о моей страсти к тебе. Я отдам его нимфам, и они будут нянчить его, пока он не подрастет и не сможет жить с тобой. Он покроет себя славой и поведет троянцев в новое будущее. Так я вознаграждаю тебя за наслаждение, которое ты мне доставил. Но запомни хорошенько: никому ни слова о том, что здесь сегодня произошло. Спать с бессмертными всегда опасно; держи язык за зубами – целее будешь. Ты не первый избранник богов в своем роду, и тот твой предшественник уже убедился, как горька бывает эта любовь. Титона, сына твоего деда Лаомедонта, полюбила богиня Заря. Она попросила Зевса даровать ему бессмертие, но забыла попросить в придачу вечную молодость. И теперь Титон дряхлеет и слабеет, а умереть не может. С каждым годом он все больше сморщивается от старости и становится все отвратительнее. Заря, стыдясь, прячет его от посторонних глаз, но его тоненький старческий голосок, похожий на стрекот цикады, слышен все равно. Так что смотри, как бы с тобой не случилось чего пострашнее.

Анхиз поклялся молчать, но в конце концов не выдержал и похвастался друзьям, что спал с богиней. За это Зевс поразил его молнией, и он стал хромать на одну ногу.

Афродита же урок, который намеревался преподать ей Зевс, забыла в два счета. В очередной раз все сложилось в ее пользу: ее сын Эней уцелеет в Троянской войне и переберется с отрядом соратников в Италию, где посеет семена будущей могущественной Римской империи. А значит, потомки Афродиты и Анхиза будут еще не одно столетие править миром.

ПАНДОРА ОТКРЫВАЕТ СОСУД{5}

Боги и смертные

{15}15
  Прометей, Эпиметей и первые люди. Здесь источниками мне послужили Гес. Теог. 510–514 и 535–564, Эсх. Пром. 436–506 и Пл. Прот. 320с-322а. См. также Ов. М. 1.76–88, Гиг. Астр. 2.15 и Мифы 142.


[Закрыть]
Прометей, Эпиметей и первые люди

Когда настало время создавать смертных, младшие боги вылепили им костяк из того, что добыли в недрах Земли, а потом вручили эти заготовки Прометею и его брату Эпиметею с поручением доделать. Зевс выдал братьям мешок разнообразных орудий и способностей, которыми предполагалось наделять сотворенных. Эпиметей предложил разделить обязанности: он готов взять на себя раздачу орудий и умений, а если впоследствии что-то окажется не так, с этим пусть разбирается Прометей.

Кто-кто, а Прометей мог бы знать, к чему это приведет. Фемида не зря назвала его Прометеем – «думающим вперед», в первые же секунды его жизни увидев в нем ясность ума, позволяющую заранее предвидеть последствия. Второй сын казался полной его противоположностью, поэтому его Фемида нарекла Эпиметеем – «думающим после».

Тем не менее Прометей согласился на предложение брата и, разумеется, когда работа была закончена, обнаружил, что Эпиметей совершил роковую ошибку. Он раздал все содержимое мешка – когти, копыта, крылья, мех, панцири, плавники, чешую, жабры, перья, раковины, клешни, рога, клювы, жала, щупальца, проворство, стремительность, умение маскироваться, умение подкрадываться и прочее, а человеку, стоявшему в очереди на раздачу последним, ничего не досталось.

Бедные люди! Им оказалось нечем прикрыть наготу, нечем защитить нежные ступни, нечем защититься от чужих зубов и когтей – даже убежать в случае чего далеко не получится. Люди были обречены на гибель.

Пожалев бедолаг, Прометей тайком пробрался в мастерскую Гефеста и Афины, похитил секреты их ремесел и отдал людям, чтобы те ткали материю и делали себе одежду, согревающую от холода, а от хищных зверей оборонялись самостоятельно выкованным оружием. И еще кое-что украл он из мастерской и передал людям – огонь, ведь без огня все секреты ремесла ничего не стоили бы. Много лет Прометей помогал людям: учил их мореплаванию и плотницкой работе, читать звездное небо и предсказывать погоду, писать и считать, лечить и прорицать.

Люди преуспевали и благодарили богов за все, что имеют. Научившись выращивать скот, они завели обычай время от времени приносить жертву богам, перерезая жертвенному животному горло и сжигая тушу на огне, чтобы олимпийцы могли обонять аромат жареного мяса. Себе люди не оставляли ничего – ни кусочка жаркого, ни косточки, ни клочка шкуры, ни ошметка требухи.

Прометею этот расклад не нравился: положить столько труда, чтобы вырастить скотину, а потом не получить от этой скотины ни пользы, ни радости? Он сказал Зевсу, что нужно бы устроить все как-то более справедливо, и назначил встречу богов и людей в городе под названием Мекона. Принцип более справедливой дележки тоже предложил он.

– Люди, – разъяснил он Зевсу, – наверняка принесут тебе кого-нибудь в жертву на этой встрече. И когда эту жертву зарежут, я, с твоего позволения, разделю тушу на две части. Ты, Зевс, выберешь какую пожелаешь для богов, а людям достанется вторая. И давай договоримся, что твой выбор станет правилом: впредь все жертвенные туши будут делиться между людьми и богами именно так.

Зевс сначала удивленно вскинул брови, но потом с улыбкой кивнул, соглашаясь.

Когда наступил день встречи, люди зарезали вола, и Прометей освежевал и разделал тушу. Прежде чем позвать к алтарю Зевса, он аккуратно разобрал подношение на две части. Одна представляла собой сверток из воловьей шкуры, отталкивающий всем своим видом, – если не знать, что внутри него скрывалось хорошее сочное мясо. Другая манила слоем аппетитного блестящего жирка, под которым не было на самом деле ничего, кроме груды костей.

Явился Зевс.

– Прометей, друг мой, плоховато у тебя получилось поделить подношение, как я погляжу.

– Да, ты прав, – вздохнул Прометей, изображая удивление, а сам втайне хваля себя за хитрость. – Что ж, пусть ошибка останется на моей совести. Бери ту часть, которая тебе больше нравится.

И Зевс, которого невозможно было провести, намеренно выбрал часть, покрытую жиром, прекрасно зная, что таким образом он обеспечивает себе повод обречь людей на вечные страдания.

– Прометей, ты рыл яму мне, а угодил в нее сам! – прогремел Зевс, вытряхнув жертвенные кости из-под слоя жира. – За твой обман поплатятся эти зарвавшиеся наглецы, с которыми ты так носишься! Я забираю у них огонь – отныне они не смогут больше готовить, плавить металл и согреваться у очага. Вот теперь пусть попляшут!

Так начались для людей самые жуткие времена – холодные, беспросветные и бесприютные.

{16}16
  Прометей похищает огонь. В основу пересказа легли Гес. Тео 521–534, 561–570 и ТД 47–58, а также Эсх. Пром. История о Прометеевом цветке взята из Ап. Род. 3.844–866 и Вал. Флакк 7.352–370; ср. Пс. – Плут. 5.4.


[Закрыть]
Прометей похищает огонь

Через некоторое время после провальной встречи в Меконе Прометей прокрался в чертоги богов, сжимая в руке стебель фенхеля. Твердый и волокнистый снаружи, внутри этот стебель был полым и сочным. Выждав, пока Гестия отвлечется на какие-то домашние дела, Прометей вынул из божественного очага тлеющий уголек и спрятал внутрь стебля.

А потом со всех ног помчался на землю, перекатывая стебель в ладонях, чтобы уголек не погрузился в сочную мякоть и не погас. Едва коснувшись ногами земли, Прометей сунул стебель в кучу сухих листьев и принялся осторожно дуть на нее, пока не появился огонек. Тогда он начал подкармливать его мелкими прутиками, и вскоре перед ним уже пылало пламя.

Созвав к своему костру людей, Прометей напомнил им, как поддерживать и использовать огонь. Через несколько дней небольшие костерки плясали повсюду, и, конечно, Зевс, глядя с Олимпа, не мог их не заметить. Он мгновенно догадался, что сделал Прометей, и потребовал его к себе.

– Титан! – взревел он, сам полыхая от ярости. – Гордишься собой, похититель огня? Тогда имей в виду: еще ничего не закончено, и от следующей моей кары ты не избавишь людей ни ловкостью, ни хитростью. Зато сам в наказание за свою гордыню будешь страдать вечно.

Зевс призвал к себе Силу и Власть, а еще велел явиться из кузницы Гефесту:

– Отведите Прометея на Кавказский хребет, в самые дальние восточные пределы. Подвесьте его на утесе, растяните ему в стороны руки и ноги и прикуйте за лодыжки и запястья несокрушимыми адамантовыми цепями и оковами с бронзовыми заклепками. А торс его пригвоздите к скале металлическим острием, глубоко уходящим в камень за его спиной, чтобы не мог он сбежать. И пусть он дрожит там под зимними вьюгами и сохнет под палящим летним солнцем, пока не выдубит оно его кожу.

– Мы проучим его! Пусть поймет, как глупо было пытаться нарушить твою волю, великий Зевс!

– Я не договорил! – прогремел громовержец. – На скалу к тебе, Прометей, будет прилетать орел – сын Тифона и Ехидны, огромный и ненасытный. Он будет рвать тебе когтями грудь, пока не доберется до жирной блестящей печени. И ее он будет клевать, пока не останутся от нее одни клочья. Так он станет терзать тебя каждый день до конца времен, потому что, едва он улетит, печень начнет расти заново, чтобы созреть к следующему пиршеству.

Гефест простонал беззвучно, ужасаясь тому, что небожителя можно подвергать таким пыткам. А еще он стонал, потому что у него отбирали товарища, который, в отличие от большинства богов, понимал, какую радость приносит физический труд. Вместе с тем он подозревал, что своим вмешательством в затеянное Прометеем Зевс все равно ничего не добьется. Даже лишившись огня, люди продолжали развиваться, приспосабливая к новым обстоятельствам все то, чему их успел научить Прометей. Гефест восхищался этой стойкостью и живучестью. Но теперь все это не имело значения. Вздохнув горестно, Гефест собрал инструменты, необходимые, чтобы исполнить волю Зевса, и, когда они добрались до скалы, Сила и Власть распяли Прометея на камне, а Гефест занялся оковами. Наконец дело было сделано. Удаляясь, Гефест увидел высоко в небе огромного орла, предвкушающего ужин.

Орел был не только ненасытным, но еще и неряшливым. После каждой его трапезы на клюве и когтях оставались ошметки Прометеевой печени. Даже они не могли исчезнуть бесследно. Ихор, текущий в венах богов вместо крови, капал из этих ошметков на склоны под скалой, и там, где капля касалась земли, вырастало новое, неведомое доселе растение. Его пурпурные цветы пленяли красотой, но корни были цвета свежеразделанного мяса, а сок – темный, маслянистый и вязкий. Местные жители, понимавшие, как появилось это растение, назвали его Прометеевым.

Первой особые свойства его сока, способного либо лечить, либо травить, обнаружила Геката. Эти знания она передала своей ученице Медее, и та собирала сок, бродя по склонам, когда тайком выбиралась из отцовского дворца по ночам на растущей луне. В свое время именно на этом соке она замешает снадобье, которое защитит героя Ясона от огненного дыхания быков ее отца. Но вскоре после этого Прометеев цветок перестанет расти на склонах: Геракл сразит орла и освободит Прометея из оков.

Однако до тех пор Прометею придется провисеть на утесе тысячу лет, принимая страшные муки за оказанную людям помощь.

{17}17
  Дары Пандоры. Я опиралась на Гес. Теог. 512–514 и 570–612, а также ТД 53–105. Выбор у меня был небогатый: о Пандоре античные авторы почти не распространяются. Никто не рассказывает, откуда у нее взялся сосуд с напастями и почему она его открыла (представление о том, что ею двигало любопытство, возникло позже, в эпоху Возрождения). Сосуды такого типа, как упомянутый Гесиодом, использовались в Древней Греции для хранения продуктов. Заготавливать продукты впрок и заботиться о том, чтобы они не испортились, было женской обязанностью.


[Закрыть]
Дары Пандоры

Зевс поклялся, что от следующей его кары людей не избавит даже Прометей. Он намеревался сотворить зло настолько соблазнительное, что люди сами будут драться за то, чтобы его заполучить, прежде чем осознают опасность.

Довольный тем, как ловко он все придумал, Зевс принялся раздавать приказы. Сперва он повелел Гефесту смешать землю с водой и вылепить из этой смеси фигуру, похожую сложением на богинь. После этого Афродита наделила ее красотой, которая туманила разум всех, кто ее увидит, и заставляла томиться от желания.

В этот момент боги заметили наготу вылепленной фигуры. Афина поспешно облекла ее в сияющие одежды и перетянула талию серебряным поясом. Грации и Убеждение добавили золотые ожерелья, браслеты и серьги, которые поблескивали в свете домашнего огня.

Голову красавицы Афина покрыла изящно расшитой вуалью, поверх которой водрузила венок из весенних цветов и выкованную Гефестом золотую диадему. На ней были изображены все чудовища, рожденные Землей и Морем, выгравированные так искусно, что казалось, они дышат и говорят.

Поправив напоследок складки одеяния, Афина отошла на шаг – полюбоваться своей работой. Творение и вправду изумляло красотой.

Закончив с внешностью, боги занялись эмоциями и способностями. Дотронувшись до рук девушки, Афина вложила в них умение прясть и ткать. Гермес, коснувшись груди красавицы, одарил ее дерзким умом, смекалкой и коварством, а еще – пленительным голосом, без которого другие дары пропали бы зря. А потом он дал ей имя – Пандора, что означало «одаренная всем». Гермес улыбнулся своей шутке: вот уж и вправду хороший подарочек будет мужскому племени это создание, которому суждено быть первой женщиной и матерью всех бед.

Стоило Гермесу произнести ее имя вслух, как Пандора ожила: теперь это была не наряженная глиняная статуя, а женщина из плоти и крови, моргающая и разминающая руки и ноги. По велению Зевса Гермес сопроводил ее вниз на землю и предложил в жены Эпиметею.

Задолго до того Прометей предупреждал брата никогда не принимать никаких даров от олимпийцев. Но при виде Пандоры предостережение вылетело у Эпиметея из головы. Отказаться от Пандоры было для него равносильно тому, чтобы перестать дышать. И Эпиметей принял посланницу Зевса с распростертыми объятиями, обрекая тем самым на пожизненные страдания не только себя, но и весь род людской.

Но это будет позже. Поначалу Пандора с Эпиметеем зажили счастливо, и вскоре Пандора родила дочь, которую они назвали Пирра – Огонь, в честь дара, который Прометей принес людям. Затем появились у Пандоры и другие дети, и в те первобытные времена ей удалось дождаться рождения их детей, а потом и их внуков, и правнуков.

Смекалкой, которой наделил ее Гермес, Пандора воспользовалась для ведения хозяйства. Прежде мужчины жили одним днем, не утруждая себя заботами о завтрашнем. Каждому из них достаточно было поработать хотя бы раз в год, чтобы они ни в чем не знали нужды. Но теперь им пришлось думать о других. Они рассудили, что ни возделывать поля, ни охотиться в лесах Пандора не сумеет, особенно когда будет на сносях, поэтому ей предложили сидеть дома, где было тепло зимой и прохладно летом. Мужчины работали, чтобы прокормить ее и ее детей, а значит, трудились дольше и усерднее, чем раньше. И когда кто-то из них женился на дочерях Пандоры и обзаводился собственными детьми, гнуть спину приходилось вдвойне.

Пандора придумывала, как хранить и заготавливать добытое мужчинами. В глиняные сосуды она закладывала зерно и другие продукты, заливала оливковое масло. Чтобы припасы подольше оставались свежими, она закапывала сосуды до половины в прохладную землю в кладовой. По введенному ею же правилу открывать эти сосуды могла только она сама, определяя, сколько можно оттуда забрать и сколько оставить на черный день – на случай неурожая или затяжной зимы.

Как-то раз Пандора обнаружила в кладовой лишний сосуд – немного не похожий на другие. Откуда он здесь взялся, озадаченно подумала она, и что в нем? Пшеница, масло, сушеные смоквы, мед? А может, и что-то получше – что-то новое, замечательное? Подарок от богов? Пандора опустилась на колени на земляной пол и открыла сосуд.

Оттуда потоком хлынули разномастные вредители и разбежались, разлетелись, заскользили во все стороны. Одни расправили кожистые крылья и скрылись в небе, другие, извиваясь и на ходу обрастая чешуей, поспешили к реке и кинулись в воду; третьи, косматые и мерзкие, устремились в поля, леса и жилища смертных. Это были напасти, которые с тех пор будут одолевать человека до скончания веков, столь же разнообразные, сколь бессчетные. Какие-то станут действовать по ночам, какие-то днем, какие-то заявлять о себе в открытую, а другие, по замыслу Зевса, будут делать свое черное дело втихую, обнаруживая себя, только когда уже ничего нельзя исправить.

Изнурительный Труд, сгорбленный, с натруженными руками и распухшими суставами, поплелся в поля, обливаясь потом. За ним, дрожа, засеменил Голод – тощий и немощный, он не поспевал за Трудом, но все равно был полон решимости добраться до посевов и истребить их. Засуха, облизывая почерневшие растрескавшиеся губы, уселась на источнике и перекрыла ток воды.

Проникая в один дом за другим, Жадность, Ревность и Предательство прыгали в покои мужчин, словно жирные жабы, и устраивались там, глумливо урча. Дизентерия свивалась кольцами в кухнях, истекая зловонной коричневой заразой. Дифтерия, вытирая слюну с подбородка костлявой рукой, направлялась в женские покои, где ее встречала уже забившаяся в складки постели Родильная горячка, сочащаяся гнойными выделениями. Мертворождение – синюшное, обмякшее, холодное и склизкое – сворачивалось в комок в углу, где стоял родильный стул.

Кораблекрушение добултыхалось по реке до моря и там раскинуло щупальца в волнах. И только Война, пропахшая запекшейся кровью, осталась сидеть у сосуда, ковыряясь в зубах и дожидаясь призыва, который, вне всякого сомнения, скоро должен был последовать, раз уж другие напасти взялись за дело.

Перепуганная Пандора попыталась поскорее заткнуть сосуд, но было поздно. Все несчастья оттуда уже выбрались – на дне притаилось только одно создание, которое, по воле Зевса, замешкалось и не успело сбежать. Это была Надежда. В этом состояла, пожалуй, самая жестокая часть задумки Зевса: пока сосуд закрыт, у людей еще остается Надежда. И пока она затуманивает им глаза, не давая увидеть, насколько плохи их дела, они будут терпеть, какие бы беды на них ни обрушивались.