Текст книги "Ножом по сердцу"

Глава четырнадцатая

Сев в машину, я врубила в мозгу голубую мигалку. Поярче, чтоб она напрочь затмила остальную умственную деятельность. Конечно, надо было бы мчаться с предельной скоростью, но в часы пик в Лондоне понятие скорости вообще отсутствует.

Дом, адрес которого сообщила мне Кэрол, оказался в самом фешенебельном районе – вблизи Уигмор-стрит. Полиция в восьмом часу утра приехала за Оливией Марчант в «Замок Дин», чтобы увезти ее в морг рядом с Вестминстерским аббатством для опознания трупа мужа. Я о стольком еще не имела понятия, что даже не было смысла ни о чем гадать. Полицейские, бесспорно, выложат мне ту малость, которую им удастся выудить, а я выведаю столько, на сколько хватит наглости.

Мне не пришлось долго искать место. Ясное дело, у подъезда было полно полицейских машин. Я подавила искушение заскочить в одну из них и воспользоваться радиосвязью.

Дом был из тех, где консьерж дежурит круглосуточно. Мне он был ни к чему. Кэрол Уэверли поджидала меня в вестибюле. Встретила, как лучшую подругу, и тотчас повела меня к лифту. Пока мы поднимались, я разузнала что смогла. Оказалось, Марчанта обнаружила рано утром уборщица, явившаяся с пылесосом в приемную на Харли-стрит. Его убили ножом. Больше Кэрол ничего не знала. Марчанты жили на четвертом этаже. Просторные, очень красивые апартаменты. Но в данный момент мне было не до любования их жильем. Дверь в большую гостиную закрыта. В кухне при телефоне – женщина в полицейской форме. Кивнув ей, я пошла прямиком к двери.

– Погоди-ка минутку, Алан! – Она прикрыла трубку рукой. – Эй, туда нельзя!

Но я уже вошла. Девиз сегодняшнего дня: встала на путь – не останавливайся.

В комнате царил полумрак – сказочно красивые французские окна были наполовину прикрыты от солнца портьерами. Она сидела на диване в джинсах, в белой футболке из мягкой ткани с воротничком «поло», поджав ноги, в напряженной позе. Приглушенный свет мягко освещал ее идеально скроенное лицо. Сейчас не красота поражала в ней, скорее какая-то нежизненность. Безрадостного в нашей работе всегда с избытком – оно и понятно, в счастливые моменты к услугам детектива не прибегают, – но скорбь от потери близких ни с чем сравнить невозможно. Глаза человека наполняет какая-то странная пустота, словно их высосала тоска по умершему. Черты Оливии словно окаменели. Хотя этому скорее мог поспособствовать живой Морис Марчант, нежели мертвый.

Оливия подняла глаза, и ее взгляд остановился на мне как раз в тот момент, когда двое полицейских в штатском уже приготовились меня турнуть.

– Ханна Вульф! – бросила я, проходя мимо них. – Частный детектив. Миссис Марчант моя клиентка.

Старший кивнул:

– Да, мы в курсе. Что ж, миссис Марчант, спасибо за беседу. Мы свяжемся с вами через некоторое время. И пожалуйста, примите наши соболезнования.

Я оглядела обоих. Особого сожаления на лицах не заметила. Впрочем, у полицейских, разумеется, не было для него особой причины. Они не знали покойника. Для них это очередное, пока не закрытое дело. И меня угораздило стать его участницей.

– Когда закончите, мисс Вульф, не откажите в любезности с нами переговорить, – сказал старший, помахивая перед моим носом визитной карточкой.

Я помахала своей в ответ.

– К вашим услугам, констебль! – Это было произнесено мной со всей любезностью и учтивостью, которых я поднабралась у Фрэнка за три года совместной работы.

Тот, что помоложе, выгнул бровь. Мне хватает и одной выгнутой, чтоб понять, с кем имею дело.

Полицейские ушли, прикрыв за собой дверь. Взгляд Оливии, проводив их, вернулся ко мне. Я прошла вперед и села на то место, где сидели они; диван еще не остыл. Скорбь. И в этой ситуации профессионализм тоже необходим. Деликатное дело, не спасение утопающих. В конце концов я воздала дань привычному:

– Я глубоко сожалею…

Оливия кивнула. Лицо то же: невозмутимое, будто высеченное из мрамора. А под маской – боль, запертая внутри, наполнившая глаза, отчаянно рвущаяся наружу. Но вот пробились слезы, медленно покатились вниз по щекам. Она и пальцем не шевельнула, чтобы их смахнуть. Зрелище было поразительное – будто плачет статуя мадонны или, что еще хуже, будто льет слезы одна из омерзительных куколок нашей Эми, стоит только нажать в нужном месте. Бедняга. Как же туго он ее утянул, даже убиваться по нему по-человечески не может. Я сидела и смотрела, как она плачет. Хотела протянуть бумажный платок, но решила, что будет некстати. Но вот Оливия звучно, не по-мадоньему, шмыгнула носом и прошлась пальцами по щекам, утирая слезы.

– Я ведь была у него там, – сказала она без всякого выражения. Тут в горле у нее что-то отрывисто и смешно булькнуло. – Вчера днем. Он сегодня должен был ехать в Амстердам, а оттуда на конференцию в Чикаго. Я пришла попрощаться. Мы повздорили. Он обвинил меня в попытке развалить дело. Сказал, что о вашем расследовании может прознать пресса и это нас погубит. Я уверяла, что хочу его защитить. Что, возможно, ему грозит опасность. Но он не желал меня слушать. Мы расстались со скандалом. Я уехала в «Замок Дин» и легла спать. Меня разбудил звонок из полиции. Я даже не успела извиниться перед ним.

Она осеклась, а меня будто ледяная рука схватила за горло:

– Откуда он обо мне узнал?

– А вы как думаете? – спросила она, глядя на меня в упор.

– Я же не…

Оливия покачала головой:

– Этого и не требовалось. В таких ситуациях он соображает молниеносно. Я попыталась извернуться, но его не проведешь – всегда чувствует… чувствовал, когда я лгу.

– Ну а, скажите, не осталось ли какой-нибудь записки, сообщения?

Она взглянула на меня:

– Нет, ничего. Но, по-моему, все и так ясно, разве нет?

– Ясно?

– Разве вам не сказали?

– Оливия, я и словом не успела обмолвиться с полицией!

– Ах… Они говорят, его ударили ножом. В шею и в грудь. Вся грудь исколота. Множество ран. – Она запнулась. – А потом, когда он был уже мертвый, ему… ему выкололи глаза.

Потухла мира красота в глазах смотрящего. Да уж, можно сказать, неизвестный убийца оставил визитную карточку. И Оливии пришлось опознавать труп. Впервые в жизни у меня не нашлось что сказать.

Но она взяла себя в руки быстрей, чем я ожидала. Встала, прошла к небольшому бюро у двери. Вернулась, держа в руке конверт. Протянула мне.

– Что это? – спросила я, хотя догадка уже забрезжила.

– Шестьсот фунтов. Наличными.

– Оливия, это слишком…

– Мой адвокат сказал, им придется заморозить мой банковский счет. А это поможет вам продержаться некоторое время.

– Простите, но…

– Я хочу, чтоб вы нашли его убийцу, – резко оборвала она меня. – Хотя бы это вы должны для меня сделать.

Снова лицо ее стало жестким, скулы напряглись, кожа на щеках натянулась. Она стояла передо мной, нацелив на меня конверт, как обнаженный меч, и на память мне пришла иллюстрация из прочитанного мною в детстве фантастического романа. Вечно прекрасная Айша – Та, Которой Все Повинуются[22]22
  Айша – героиня романа Райдера Хагтарда «Она».


[Закрыть]. Мне, девчонке, воспитанной на сказках о принцессах с газельими глазками, героиня, которую безмерная любовь сделала жестокой, казалась тогда полной ересью. Красавица, несовместимая со счастливым концом. Ах, Оливия, остановись, не прыгай снова в огонь. На сей раз не убережешься, превратишься в сморщенную мартышку!

Зачем мне все это – эта боль, эта ярость, эти скачки с препятствиями в компании с ехидными полицейскими? У нас с вами, леди, разные весовые категории! Оглянитесь на себя, хоть вам сейчас и очень кисло, но вы красивы и богаты. Вы свою беду переживете. Потерпите немного, и мир снова повернется к вам солнечной стороной. Я же вам вовсе нужна. Иногда бывает не вредно сознаться в своей несостоятельности.

– Простите, Оливия, – сказала я спокойно. – Но больше я не смогу работать на вас. Теперь вам придется предоставить дело полиции.

Некоторое время она смотрела на меня, потом опустила руку с конвертом. Эта внезапная покорность меня поразила. Еще пару дней назад Оливия нажала бы сильней, сыграв на моем чувстве вицы. Но не сегодня. Сегодняшняя Оливия только кивнула и сказала:

– Понятно. Что ж, и на том спасибо. Я знаю, вы сделали все возможное.

И, конечно, от этих ее слов мне стало еще хуже.

Кэрол, перепуганная, взбудораженная, ждала меня у двери. На мой взгляд, менеджеру не мешало бы проявить большую стойкость в критический момент. Работнички в штатском отбыли, оставив мне указание навестить их в участке, как только смогу. Стало быть, сейчас. С Кэрол они уже имели разговор, который явно оставил ее в полном смятении. Все допытывалась у меня: зачем им понадобилось с ней беседовать, что такого могла бы она им сообщить? Она так нервничала, что на мгновение у меня шевельнулась мысль – уж не она ли?.. Впрочем, такой поступок абсолютно не вязался с карьерными помыслами Кэрол. Я объяснила ей, что это обычная процедура и что не стоит из-за этого волноваться.

Я спросила, сколько она еще собирается пробыть в Лондоне. Она сказала, что не знает. У Оливии нет ни близких, ни родных. Родители умерли, больше никого не осталось. В том-то все и дело. Морис был всем для нее. Мужем, отцом, другом. Ее жаль до слез. У Кэрол и в самом деле глаза были на мокром месте,

Но как ни трагично то, что случилось, «Замок Дин» бросать на произвол нельзя. По совету Оливии, Кэрол оставила временно вместо себя Марту (что ж, по крайней мере скорбь не ослабила их деловую хватку), но спешила как можно скорей вернуться туда. А что Оливия? Кто присмотрит за ней? Тут Кэрол схватила меня за руку:

– Вы ведь не покинете ее, правда? – воскликнула она с пылом, прямо скажем для нее не свойственным.

«Покинете »! Слово-то какое. С чего это вдруг все вообразили, будто Оливия нуждается в опеке? Может, им известно то, чего не знаю я? Что же? Любопытство. Меня в моей работе оно подстегивает сильнее, чем сострадание. Я открыла было рот, чтоб сказать Кэрол, что моя роль в этом деле отыграна. Но почему-то так и не сказала. Ох, Ханна, когда же ты будешь умнеть!

На визитке значилось, что инспектор сыскной службы Мередит Ролингс состоит при полицейском участке Тоттенхем-Корт-роуд, близ Гудж-стрит на Уэст-Уэй.

Я оставила машину где припарковалась и пошла пешком. Я уже стала ощущать последствия двух практически бессонных ночей. Больше всего в данный момент мне не хотелось общаться с вырулившими на первый план полицейскими. Вероятно, то же и они испытывали в отношении меня. Я так долго просидела в приемной, что уже заподозрила, не специальная ли это тактика с их стороны, если, конечно, еще кто-то не успел между делом отдать концы, как вдруг меня пригласили пройти. На третий этаж. У лифта меня встретят.

Даже не подумали извиниться. Скверное начало. Я силилась, как могла, побороть проснувшуюся предубежденность. В крохотной выгородке для допросов посреди огромного офиса с открытой планировкой я впервые смогла их как следует разглядеть. El Jefe[23]23
  Шеф (исп.).


[Закрыть] Мередит (интересно, имеет ли уменьшительное?) —тип весьма и весьма характерный. Крупный детина в костюме, из которого он явно вырос, следы бессонниц и возлияний уже изрядно впечатались в физиономию, и на этом фоне интеллект во взгляде едва уловим. Когда я впервые увидела Фрэнка, у меня возникло примерно аналогичное впечатление – но в результате такая серьезная недооценка ничего хорошего мне не принесла. Но все-таки Фрэнк из тех, кто из полиции слинял. По его мнению, чем дольше там торчишь, тем хуже для мозгов.

Мередитов напарник – сержант-детектив Грант – еще был не полностью безнадежен. Помоложе, где-то к сорока, достаточно тщеславен, чтоб еще к чему-то стремиться. Не самый худший вариант. Живота я у него вообще не разглядела, а подбородок пока еще приставлен к шее под прямым углом. Об остальном судить не берусь. Они предложили мне кофе и поставили на стол передо мной пепельницу. Крутые ребята, рак им нипочем! Я, некурящая, даже почувствовала некоторую свою убогость.

Мередит уже явно ознакомился с моей визиткой.

– «Камфорт и безопасность»? – произнес он, вертя ее в пальцах, как бы приноравливаясь к фокусу в духе Пола Дэниэла. – Так-так. Значит, вы, барышня, от Фрэнка Камфорта.

Вот и слава!

– Так точно. Ну а вы? Вы, юноши, чьи будете? Он слегка осклабился, словно было лень улыбнуться во весь рот:

– Славный парень Фрэнк. Ушел в восемьдесят восьмом после первого слушания дела Стэниша, – сказал Мередит, адресуясь явно не ко мне.

Молодой кивнул, не сводя с меня глаз. Я одарила его одной из самых лучистых своих улыбок. Он умудрился устоять перед ее сиянием.

– Я знавал вашего босса, – сказал Ролингс.

– Я ему передам. Все, разговор окончен?

– Знаете, вы даже говорите точь-в-точь как он.

– Ага, я при нем вроде болвана, – сказала я. – Гляньте в окно, Фрэнк стоит на тротуаре и вещает, а я повторяю.

Некоторое время Мередит смотрел на меня, потом добродушно сказал, почесывая подбородок:

– Может, ты, Майкл, теперь рискнешь?

Майкл, состроив на ходу гримасу, провел языком по губам. Коллаген! Делает губы пышными и влажными.

– Спасибо, что пришли, мисс Вульф! – сказал он, пожалуй, даже без всякой иронии. – Будем признательны, если вы расскажете вкратце, что связало вас с миссис Марчант и какую, собственно, работу вы для нее выполняете.

– Почту за честь! – Тут я сделала паузу. – Но только прежде вы немного меня просветите. – Молодой метнул взгляд на Ролингса, который молча сидел в стороне. – Фрэнк любит точный отчет. Ну, сами понимаете, чтоб над всеми «i» стояли точки, – завершила я, демонстрируя трепет перед полицейским протоколом.

Ролингс тихонько рыкнул. Или, может быть, это он так усмехнулся? У него одно не сильно отличалось от другого.

– Что ж, в этом смысле Фрэнк не изменился.

Я восприняла это как согласие и переключилась на более любезного Гранта:

– Как он был убит?

– Мы пока не получили заключения экспертизы, но почти наверняка смерть наступила от одной из ножевых ран, от удара сзади в шею при многочисленных ножевых ударах в спину и в грудь.

– Орудие?

– Вез экспертизы точно сказать нельзя, но, как выяснилось, он держал у себя на столе хирургический скальпель, чтобы вскрывать письма. Теперь скальпеля там нет.

– А глаза?

– По предварительным данным, его изуродовали, уже когда он был мертв.

– Ей не показали? Он покачал головой:

– Мы прикрыли часть лица при опознании.

Между прочим, подумала я, мы говорим о даме, которой, вероятно, тоже прошлись скальпелем по области глаз. Впрочем, мне-то известно, что порез порезу рознь. Интересно, заметили ли они? Все-таки приятно, что уже столько часов никто со мной об этом не заговаривает.

– Когда наступила смерть?

Он еле слышно фыркнул, просто чтоб показать мне, что я его достала:

– Примерно между одиннадцатью вечера и половиной третьего ночи.

– Что он так поздно там делал? Ведь, по-моему, ему предстояло ранним утром вылетать в Амстердам.

– Верно. Мы обнаружили авиабилет в его бумажнике. Рейс в шесть тридцать утра. Вероятно, перед отъездом надо было завершить кое-какие дела.

Может, кое с кем встретиться? Гм!

– Есть ли следы борьбы?

– Нет, Но, видно, уже после первого удара он утратил способность сопротивляться.

Мне не терпелось еще кое о чем их расспросить, но не хотелось, чтоб они почувствовали мой интерес. Воспользовавшись моей заминкой, Ролингс перехватил у меня инициативу.

– Итак, – произнес он. – Не пора ли поменяться ролями? Дайте-ка и нам хоть пару минут поработать полицейскими.

Я взглянула на него. Господи, как вы и все ваше племя похожи на динозавров; мозгов с гулькин нос, никак не поймете, что уже наполовину вымерли. Ну же, ну, Ханна, чему тебя Фрэнк учил!

– Разумеется, – улыбнулась я. – Я к вашим услугам, констебль.

Они распределили роли быстро и ловко, значит, к парной охоте привычны. Для начала спросили о том, о чем и без того знали, чтоб просто удостовериться, что я приняла подачу, затем перешли к тому, что их интересовало по-настоящему.

– Так, значит, у вас есть одно из полученных ими анонимных писем?

Это была очередь Мередита, солировал он. Я кивнула. Он протянул руку. Я улыбнулась:

– Не здесь! При себе не держу. Оно у меня в бумагах.

Так. Не прошло и пяти минут, а я уже вру. Полицейские и частные сыщики – традиционная антипатия, никуда не денешься.

Он ощерился:

– Так, может, расскажете, что в нем?

Что рассказывать-то? Письмо в простом коричневом конверте, марка центрального лондонского почтового отделения, составлено из написанных от руки и вырезанных слов.

– Есть соображения насчет почерка?

– Угу, – сказала я. – Похоже, почерк Камю.

– Что-что?

– Это я так. Сорвалось. Нет, почерк незнакомый. – А письма, приходившие в оздоровительный центр?

– Я их не видела, но, судя по словам той девицы, стиль более или менее совпадает. Только там послания были печатные.

– Вы считаете, что между этими письмами есть связь?

Я медлила с ответом. Не ловушка ли этот вопрос?

– Я… да, я склонялась к такому выводу.

– А что это за девица, которая занималась вредительством?

– Лола Марш? Ну, на убийцу она, по-моему, не тянет, хотя данное событие возвращает ее в список подозрительных лиц.

– Оливия Марчант сказала, вы не знаете, где она? Я покачала головой;

– Никаких следов. Она вышла из такси у Редингского вокзала и растворилась в ночи. Если прочесать все крупные салоны красоты в стране, думаю, можно ее отыскать. Я такими возможностями не располагала.

Молодой с улыбкой спросил:

– Тогда, может, расскажете про досье пациентов Марчанта?

– Что рассказать?

– Нашли вы что-нибудь?

– И да, и нет. Сначала имелось примерно три десятка потенциальных подозреваемых. Я сократила список до десяти. С большинством либо виделась, либо говорила по телефону.

– И?..

– Картонного Мориса Марчанта в качестве объекта для пристрелки ни у кого из них не обнаружила.

– А остальные? – вполз в разговор Ролингс, учуяв поживу.

– Прошу – они ваши. Одна липосакция, пара случаев с отвисшими веками, уменьшение челюсти путем ринопластики.

– Как-как?

– Это когда у вас подбородок чересчур выпирает. Отрезают кусок и добавляют вам к носу.

Я вовсе не хотела его обидеть, но ведь никогда не угадаешь, где у кого слабое место. Ролингс метнул на меня свирепый взгляд. Вдруг мне подумалось, что это дело, пожалуй, не для него. Да, он много перевидал женских тел, изувеченных ножами, но, как правило, то были трупы. Как большинство копов, он чувствовал себя крутым мужиком, и я с трудом могла представить его непринужденно беседующим с богатыми реконструированными дамами об их любимых способах кидать деньги на ветер. Что за дребедень! Ему подавай гонки с препятствиями!

– Ага, – сказал Грант, вступая в разговор, чтоб помочь напарнику из него выйти, – так, значит, мы можем забрать у вас эти досье?

– Милости прошу! Я только и жду момента передать их в более достойные руки, – сказала я, давая им повод еще выше задрать носы.

– Когда вы в последний раз перед убийством видели ее? – Ей-ей, судя по тону Ролингса, моя грубая лесть достигла цели.

– Кого?

– Царицу Савскую!. Вашу клиентку, миссис Марчант.

– Э-э-э… В воскресенье утром. Она занесла досье ко мне домой.

– И это было ваше последнее с ней общение?

– Нет. Во вторник она звонила, спрашивала, как продвигается расследование.

– Откуда звонила?

– Понятия не имею. Я не интересовалась.

– Ну а муж?

– Что муж?

– С ним вы виделись?

– Да. Вчера в обеденное время.

– Вот как? Беседовали насчет угроз?

– Нет. Нет, я… э-э-э… пришла к нему как к специалисту.

И тут Ролингс, конечно, не выдержал:

– И по какому конкретно поводу?

– Я работала подсадной уткой, – спокойно сказала я. – Думаю, вы о таком слыхали? Это когда приходишь, называешься чужим именем, забираешь наркотики, нарушаешь закон, а потом арестовываешь за это других.

– Вот черт, как Фрэнк такую бабу терпит! – сквозь зубы процедил Ролингс Гранту, после чего обратился ко мне: – Послушай, дамочка, будешь меня подковыривать, я тебя так подковырну, что мало не покажется, ясно?

– Понял! – кротко ответила я. Да ну тебя, Мередит, девчонки шутки любят, а ты шуток не сечешь.

– Какое у вас осталось мнение о Марчанте, мисс Вульф? – Теперь спрашивал вежливый.

– Уверенный в себе преуспевающий мужчина. Словом, как и подобает хирургу-эстетику.

– Привлекательный внешне?

Я пожала плечами:

– Ну, до жены ему далеко, если вы это имеете в виду.

– Не заметили, что он нервничает, напуган чем-то? – снова метнулся на прорыв Ролингс.

– Нет. Наоборот. Да и к чему бы ему пугаться, ведь он же не знал, что уже на мушке.

– Как вы думаете, не был он из тех мужчин, которые способны вызвать в женщине ненависть?

Ну-у, Ролингс, это называется подлавливать. Ма-аленький крючочек, от дубины ведь рыбка увернется.

– Смотря насколько он ей угодил, – сказала я. – Некоторые женщины весьма ревностно относятся к своей внешности.

Зазвонил телефон. Грант снял трубку, что-то пробормотал, протянул напарнику.

– Ролингс! – представился тот, как будто звонившие были не в курсе. Слушая, он не сводил с меня глаз. Потом сказал: – Он уверен? – продолжая смотреть на меня.

Черт побери! Ну, прямо кино! У меня от волнения даже дыхание перехватило. Но я постаралась виду не подавать.

– Сейчас буду, – сухо отрезал Ролингс, положил трубку и, склонившись к Гранту, что-то тихо ему сказал.

Вид у обоих был крайне радостный. Ролингс встал.

– Ну что ж, спасибо вам, мисс Вульф за э-э-э… помощь. Передайте Фрэнку от меня привет. Сержант Грант проводит вас до вашей конторы, заберет досье. До скорого, Майкл!

Я подождала, пока за ним закроется дверь. Потом сказала:

– Грандиозная личность, правда? Должно быть, работать с ним – море удовольствия. Значит, я под стражей?

И по тому, как дрогнули у Гранта губы, я поняла, что ему смешно, но рассмеяться по-настоящему не хватает пороху.