Текст книги "Церера. Восход тьмы"

Глава 14. Морозные цветы

Цитадель – это некогда бывшая тюрьма для отъявленных преступников: убийц, воров, нарушителей границ, а также противников власти. Она была построена еще во времена Первых Богов. Это место похоже на огромный дирижабль, созданный из вулканического стекла, бороздящий просторы Цереры.

Во время правления Виссариона Аль’Сивьери она была заброшена, став «кораблем-призраком». Многие расы Цереры взращивали свои легенды о цитадели.

НАСТОЯЩЕЕ.

Континент Фаервил. Ривант

Цикл 9777 от Прихода Первых, лье 148.

Опаляющее солнце припекало так сильно, что было невозможно находиться на открытой местности больше пяти минут. Но Амалия не могла оставаться в замке после случившегося. Надев темный плащ с капюшоном, она вышла из замка.

«Надеюсь, после коронации все наладится…» — мысленно уговаривала себя Амалия. Ветер трепал ее посветлевшие волосы. – «И ведь они изменили цвет с приездом во дворец… Очень странно…»

Ривант был очень красив. Отец много рассказывал ей об этом городе, нисколько не уменьшая его великолепия. Но Амалия видела, что раньше этот город был прекраснее, чем сейчас: так много на улицах ходило бродяг и нищих, просивших хоть какой-то еды. Амалия радовалась, что взяла самый простой, почти уродливый, плащ, иначе ее могли в любой момент обокрасть.

Амалия видела скульптуры, изображающие Первых Богов. Они величественно стояли на площади, одаривая улыбкой каждого. Здесь был сильный и могучий Сирьян, которого все знали как первого Дракона. И Даре-Лелия, похожая на весенний цветок. Крылатый Зефир, окруженный молниями. И Церера.

Амалия приблизилась к скульптуре. По сказкам, рисункам и рассказам других Церера считалась одной из самых красивых Богинь. Ее волосы были белы, как снег. Сейчас же перед Амалией находилась разрушенная, грязная статуя, покрытая многочисленными трещинами и песком. Девушка коснулась руки Цереры, прикрыв глаза.

Полным ходом шло приготовление к коронации: молодые девушки плели огромные венки из разнообразных цветов и трав, потягивая при этом нагревшуюся на солнце воду. Пот струйками стекал по их телам и лицам, но девушки словно этого и не замечали: они смеялись вновь и вновь, ловкими пальцами сплетая стебли друг с другом.

Город был наполнен терпкими ароматами запеченных яблок с медом и корицей, пышными булками и пряниками, которые всю ночь пекли повара. Тут и там разносились призывы торговцев:

– Хльеб! Свежий хльеб! Только-только достьала из пьечи!

– Северные пряники с самого Фроузвиля! Да-да, прямо оттуда!

– Мольодой человек, не проходьите мимо, шелька из Кмерти только у менья! Вашья жена будет вам премнього благодарнья, уж поверьте!

– Камарийское стекло! Лунные камни! Только лучшие магические обереги для вас и вашего дома!

Улюлюканье, песни и смех слились в одну какофонию звуков. Торговцы со всех сторон королевства старались перекричать друг друга, заманивая покупателей к себе. По уровню шума с ними могли соревноваться только артисты, певцы и танцоры, зазывающие в свои выступления каждого, кто только проходил мимо.

– Они так быстро забыли старого короля… Интересно, в курсе ли они, кто станет новым? Как они его примут? – пробормотала Амалия, наблюдая за фаервильцами. В ее голове вспыхнула картинка того, что произошло в обеденном зале. Ей хотелось поддержать Обсидиана, но она чувствовала, как Драконий Дворец давит на нее. Она бы сошла с ума, если бы осталась там еще ненадолго. Тут ее внимание привлекло кое-что необычное.

В самом центре площади Амалия увидела толпу детей, окружавшую какого-то старика у ярко-бордового прилавка. Дети и взрослые толпились, выталкивая друг друга, чтобы встать в первых рядах.

– Надеюсь, на меня никто не обратит внимания, – прошептала Амалия, натянув пониже капюшон. Она подошла к этому чуть ли не самому популярному на ярмарке месту.

Приблизившись, она, наконец, смогла разглядеть, что это за павильон. Деревянные стены передвижного вагончика были обиты алым бархатом, на котором кое-где виднелись проплешины, появившиеся от времени. Стойка, у которой толпились дети, напоминала маленькую сцену театра с самодельными кукольными актерами: куклы были сделаны из простых материалов – палочек, старых тряпок и сена.

– Не боитесь ли вы услышать историю о Зеркальном демоне, мои дорогие зрители? – пугающим голосом проговорил гостям старик, держащий в руках нескольких кукол. – Быть может, я расскажу вам добрую сказку о спасенной принцессе Джезель? Или о Пяти воинах, что переплыли океан и попали на край света?

– Расскажи нам о зеркальном демоне! – хором прокричали дети.

– О-о-о, ну тогда будьте готовы, ведь я предупреждал вас… – заговорщицким тоном проговорил старик, достав из-под прилавка страшную черную куклу с зеркальцем в маленьких ручках. – Ведь Зеркальный демон самый злой и могущественный из всех существ, известных нам с вами из сказок и легенд. Он способен слышать и видеть происходящее сквозь отражение, а также украсть вашу душу! – мужчина у прилавка тут же направил куклу демона в толпу, и дети с испуганными криками расступились.

– Когда-то давным-давно, когда могучие драконы были живы, когда все мирские Боги жили бок о бок вместе с людьми, а лунам на небе не было счету, и произошла эта история… – старик поставил декорацию, где располагался небольшой город, и над ним зависло больше десятка Лун. – Существовало небольшое королевство, каждый житель которого владел магией. Это был мир Света. Но существовал также и другой мир, где о магии могли только мечтать. Мир Тени. Это было место, где царит Ночь. – Декорация сменилась, и теперь было королевство, спрятанное в темноте. Амалия бы и не заметила его, если бы оно не было хоть сколько-то объемным. – И злые существа, обитающие в этом мире, хотели заполучить себе магию. Они раз за разом пробирались сквозь завесу между мирами, пока этому не положил конец Зеркальный демон. После этого он стал охранником нашего мира, Стражем Ночи, что оберегал мир людей от ужасных чудовищ. – Седовласый поставил на сцену одну из своих кукол.

– Нет, он не может быть героем! – прокричала какая-то девочка из толпы.

– Вот-вот! – согласился с ней пожилой толстопузый мужчина, стоявший неподалеку.

– Тише, милая, это всего лишь сказка, – успокоила возмущенную дочку женщина, которая с любопытством также слушала историю старика. – Расскажите, как же он стал злодеем?

– А кто говорил, что Зеркальный демон – злодей? – старик хитро прищурил глаза, обнажив единственный оставшийся в его рту зуб. – Но все очень и очень просто. Страж людского мира полюбил Ночной Цветок. Деву, что была прекраснее всех на свете, но чья сила была смертельно опасна для Зеркального Демона. Он любил Цветок так же сильно и страстно, как и власть. И Ночь, от которой он охранял наш мир, нашептала ему на ухо ужасную… ужасную идею. Зеркальный демон почти убил свою возлюбленную, из-за чего и был изгнан из нашего мира в Зеркальный. И если сама дева простила его прегрешения, то Свет запечатлел их в своей памяти навсегда. А Свет (или по-другому Эфир) бывает жесток с теми, чье сердце открылось для Тьмы. Вы догадались, о ком эта сказка, мои дорогие слушатели?

– Это же история о Церере! – по очереди загалдели дети, стараясь перекричать друг друга, чтобы похвалили именно его.

– И верно, это ж самая первая принцесса королевства! – согласился с ними все тот же толстопузый мужчина из зрителей, вытирающий огромным платком от пота бычью шею. – Какая ж это сказка, если все было на самом деле?

– Милостивый господин, поверьте, нет лучше и поучительней сказок тех, которые создает сама жизнь, – добродушно улыбнулся старик, обводя взглядом собравшихся. И тут его глаза замерли на Амалии, отчего ее сердце екнуло.

ПРОШЛОЕ.

Архипелаг Фроузвил. Скалы близ Китового кладбища.

Цикл 9775, лье 32.

На улице уже несколько дней стоял мороз, отчего жители клана Ан Тральт не выходили из своих домов уже долгое время. Пирит и Дьярви ушли, чтобы убить Виссариона. И не подавали о себе ни единой вести, отчего Амалия ненавидела себя за то, что не пошла с ними.

Ветер выл с неимоверной силой, от чего дом поскрипывал при каждом его порыве. Внутри стоял ужасный холод, поэтому Амалия лежала под одеялом, мелко дрожа. Хоть она и добавляла дрова в печь, но этого огня не хватало для того, чтобы прогреть дом, поэтому Амалия сильно заболела.

«Ненавижу все… Ненавижу все… Ненавижу все… Ненавижу все… Ненавижу все… Ненавижу все… Ненавижу все… Ненавижу все…» – думала она про себя, постоянно изводя себя ужасными мыслями.

Обсидиан навещал ее, но в последнее время их отношения заметно охладели. Девушка ненавидела принца за все.

За то, что он был одним из Полуночных. За то, что скрывал от нее, что отец вступил в их ряды. За то, что обманывал ее столько времени. За то, что Багдест стал приходить к ней в моменты одиночества. Она до ужаса боялась зеркального демона, как его называли в сказках, несмотря на его доброжелательность.

Обсидиан предупреждал девушку, что он начнет охотиться за ней. А если о ее местонахождении знает Багдест, то и Виссарион может нагрянуть в любой момент. Но Амалия верила, что Пирит и Дьярви справятся с ним быстрее, чем король направит за ней армию Полуночных.

Амалия чувствовала жар и озноб. Из-за этого казалось, что вокруг еще холоднее, чем было на самом деле. У нее были постоянные боли в груди и кашель, от которого становилось только хуже. Глаза слезились, из носа текло ручьем, но она не могла ничего поделать, кроме как, скрутившись под одеялом калачиком, трястись и ждать рассвета. Очередного рассвета, когда она будет ждать возвращения Пирита и Дьярви.

В комнате стоял сильный запах ириса.

Девушка не услышала, как открылась входная дверь. Но вскоре в доме стало теплее, и ее перестало так сильно трясти. Она почувствовала аромат вишни и кофе.

– Амалия? – раздался в воздухе бархатный голос.

Девушка хотела сначала ответить что-то оскорбительное, но вместо этого закашлялась, от чего стало невозможно дышать. Ей не хотелось, чтобы Обсидиан видел ее в таком состоянии.

Он подошел к ней, держа в руках магическую сферу, которая освещала комнату и дарила тепло. Амалия все это время пряталась под защитным слоем пуховой накидки.

Обсидиан приподнял одеяло и увидел ее бледное до синевы лицо, по которому струился пот. Сердце Обсидиана сжалось. Девушка дышала с сильными хрипами, кое-как сдерживая порывы кашля.

– Ох, цветок… У тебя болезнь легких. – он коснулся рукой ее лба, почувствовав, как горит Амалия.

– Уходи, Обсидиан… Кха-кха… Я тебя… Заражу, – проговорила она, задыхаясь. Каждое слово давалось Амалии с большим трудом.

– Потерпи, пожалуйста, немного, хорошо? Я сейчас помогу тебе, – прошептал он, и его рука быстро стянула с нее одеяло, отчего по телу девушки пробежал озноб и снова начался приступ кашля.

Глаза и кисти Обсидиана загорелись золотым цветом, и он стал медленно-медленно проводить рукой над телом Амалии, которое тоже начало светится. Вся комната, пропитанная ароматами ириса и мороза, начала сиять золотыми оттенками. Там, где Обсидиан проводил рукой, кожа искрилась, Амалии казалось, будто ее покалывает маленькими иголочками.

Болезнь не могла сопротивляться силе Ночи, постепенно исчезая из организма Амалии. Большую часть магии Обсидиан направил на воспаленные легкие, сияние которых было ярче всего. Постепенно прерывистое хриплое дыхание Амалии становилось нормальным, кожа возвращала свой розоватый оттенок.

Наконец, когда Обсидиан закончил, полностью излечив болезнь, его глаза вернули себе золотой в крапинку оттенок. С каждым циклом его глаза становились все темнее, и это было еще одной причиной, почему Амалия его ненавидела. Ночь овладевала принцем медленно, но верно. Комната вновь погрузилась во мрак, в котором можно было заметить светящуюся сферу, согревающую помещение.

Обсидиан взял стул и присел недалеко от кровати, оперевшись локтями о спинку и подперев голову руками. Он молча наблюдал за девушкой, не спеша заговорить первым.

Амалия присела, широко улыбаясь. Она с большим удовольствием вытянула ноги из-под одеяла, наслаждаясь хотя бы временным теплом, которое создал маг, и рассматривала переливающуюся разнообразными оттенками сферу, похожую на маленькое солнышко.

– Знаешь, несмотря на то, что я все еще очень сильно злюсь на тебя… Я скучала, – игриво проговорила девушка, по-детски наклонив голову. Она внимательно наблюдала за принцем, стараясь подметить про себя каждое его движение.

«Давай же…»

– Это вместо «спасибо»? – Обсидиан приподнял бровь. В его золотых глазах отражались блики от сферы.

– Я не просила меня лечить, – Амалия скрестила руки, немного нахмурившись и надув губы. Обсидиан продолжал смотреть на Амалию, на его лице не дрогнул ни один мускул. Девушка вздохнула, а потом произнесла немного упавшим тоном. – Спасибо, Обсидиан.

– Пожалуйста, Амалия, – он немного улыбнулся, все еще наблюдая за ней. – Раз ты ведешь себя как маленький ребенок, значит, что-то случилось. Рассказывай… Ну, если, конечно, хочешь, – немного смущенно закончил он.

– Зачем ты пришел? – немного резко спросила она, выдавая свои истинные эмоции.

– Я скучал по тебе, мой цветок. И хотел предложить тебе переехать ко мне. Пирит и Дьярви уже давно не появлялись здесь. Это значит, что Полуночные могут напасть на тебя в любой момент. Ты ведь знаешь об этом, – ответил Обсидиан девушке совершенно спокойно. Амалия могла бы часами рассматривать переливающееся золото его глаз, но заставила себя отвернуться, стараясь не расплакаться.

«Полуночные могут напасть… И ты был бы в их первых рядах, не правда ли?»

– Не говори так, – прошептала Амалия. – Они скоро вернутся, и я буду ждать их здесь, ясно? – раздраженно бросила она. Обсидиан был прав, но она не хотела этого признавать. Ей хотелось избавиться от ужасных мыслей, которые не давали спать каждую ночь.

– Амалия, я не хочу на тебя давить, но ты и сама все понимаешь, – он чуть наклонился в ее сторону. – Ты в большой опасности. Я не смогу защитить тебя, когда буду далеко. А если с тобой что-то случится, я не смогу себя простить за это. Пирит и Дьярви, если вернутся…

– Когда!

– Извини… Когда они вернутся, то убьют меня за то, что я не защитил тебя, – закончил Обсидиан уже шепотом, от которого у Амалии по всему телу пробежали мурашки. Но она так и не повернулась в его сторону, обиженно глядя в окно. Обсидиан сделал глубокий вздох. – Хорошо, цветок, делай как знаешь, и…

– О, спасибо, что разрешил.

– И все-таки, расскажи, что случилось? – спросил он мягко, несмотря на слова девушки. Хотя внутри него начинало закипать.

Амалия хотела столько всего ему сказать. У нее было столько вопросов, возмущений, гнева и непонимания, но вместо этого она кусала губы, отвернувшись от принца. Обсидиан был прав – опять! Она спрятала лицо в коленях, просидев так несколько минут. Принц не мешал Амалии собраться с мыслями. Он молча сидел и ждал.

– Я видела Багдеста, во сне, – прошептала наконец Амалия. Она подняла на него серые глаза, в которых стояли слезы. Лед был готов треснуть от одного неосторожного слова или взгляда. – Багдест… Он говорит, что я… Я для тебя лишь задание, которое тебе дали давным-давно. – Она мысленно молилась, чтобы это оказалось неправдой.

Сердце принца пропустило удар. На одно мгновение его лицо исказила гримаса боли, но он почти сразу же сделал вид, что у него все в порядке. От Амалии не ускользнула эта внезапная перемена в Обсидиане. Этого мгновения было достаточно, чтобы все понять. Поэтому она лишь безжизненно спросила:

– Значит… Это правда? Значит, ты мне солгал, что больше не служишь ему и что… Я для тебя что-то значу? Все, что было между нами, – это лишь ложь и притворство? – Запах ириса стал слышаться особенно отчетливо.

– И что я приглашаю тебя к себе не для того, чтобы защитить, а чтобы поскорее закончить свое… предназначение, так?

Обсидиан почувствовал, что ему не хватает кислорода в комнате. Он облизнул губу и продолжил:

– Я… Это все не так, я… Я тогда не знал, кто ты и какая на самом деле. – Обсидиан запустил руку в волосы, немного медля. – Все изменилось, правда. Ты же знаешь, что я никогда не… Никогда не причиню тебе боль. Ты мой цветок. – Обсидиан хотел прикоснуться к ней, успокоить, но продолжал неподвижно смотреть на нее.

«Я же знала, что так и есть… Еще тогда, когда он бросился с клинком… Но он ведь действительно изменился. Я ему дорога, я же знаю это… Почему же так больно?»

Амалия вновь до боли закусила губу, на которой выступила капелька крови. Она подняла глаза, и постаралась прийти в себя, прежде чем прошептала, еле-еле сдерживаясь:

– Уходи.

– Амалия…

– Проваливай отсюда!

Морозный запах распространялся от нее на несколько метров. Он сводил судорогой легкие, обжигая их пламенем и покрывая узорчатым, колющим инеем. Одинокий ирис, от которого шел нежный и такой печальный аромат, и от которого сжималось сердце. Цветок, к которому нельзя прикоснуться. Невозможно скрасить его одиночество, чтобы не сделать еще больнее его нежным лепесткам. Это была она. Его одинокий цветок.

Глава 15. Безответные молитвы

Парящие горы прайора – это огромный островной комплекс. Никто точно не знает, что находится внизу, куда падают обломки скал. Предполагают, что там пролегает огромный океан, который рано или поздно затопит левитирующие скалы. Кто-то считает, что внизу бескрайняя пустыня с множеством кратеров, которая раньше была джунглями, наполненными жизнью.

НАСТОЯЩЕЕ.

Континент Блоссомил. Поселение норафитов.

Цикл 9777 от Прихода Первых, лье 148.

Безвременье всегда было рядом с ним.

Безвременье неотрывно следило за Драконом, давая ему право совершать ошибки.

Безвременье всегда было рядом с ним, даже если Май этого не подозревал. Оно молчаливо следовало за ним с момента его рождения.

«Но почему сейчас оно так далеко? Почему оно не хочет помочь мне?» — с этими мыслями Май проснулся, ощущая, как веревки стянули его тело. Он всем сердцем ненавидел норафитов, поклоняющихся Столикому богу. И именно в их поселение Безвременье его закинуло. Опять.

Его грубо бросили на землю, словно он был мешком с картошкой. Слезы от боли проступили на глазах, но Май заставил себя их сдержать.

«Не позволю этим дикарям хоть на мгновение подумать, что мне страшно. Большие я им этого не позволю…» – думал Май раз за разом, когда его били ногами в живот. С каждым новым ударом он переносился в воспоминания детства.

Это было давным-давно. Май боялся этих воспоминаний, но они возвращались к нему, вызывая страх и стыд. Безвременье перебросило его за границы королевства в Эстерию, находящуюся за Архелановым океаном. За пределами Цереры норафитство считалось самой распространенной религией. Когда мама была еще жива, она часто рассказывала страшные сказки о норафитах, об их кровожадности, об их диких обычаях, о жестокости их богов.

Удар.

Но благодаря Безвременью Май еще в детстве узнал, какими милосердными и добросердечными были норафиты в тех историях. Перед глазами огневика вновь и вновь яркими вспышками проносились воспоминания, которые он хотел забыть.

Еще один.

Рядом с красноволосым мальчиком к столбам были привязаны истерзанные люди. Старые и молодые. Мужчины и женщины. Все они были увешаны маленькими черепами животных, зубами, перьями и когтями. На одной из девушек было надето ожерелье из засушенных глаз. Все они плакали и истекали кровью, моля о пощаде.

– Пощадите…

– Закрой пасть, богохульница!

И еще один.

Он вспоминал, как его заставляли смотреть. Эстерианцы, хоть и считали себя свободным народом, были рабами своих богов. Норафиты всегда находили людей, которые говорили хоть слово против Столикого бога. И тогда всю злобу и ненависть, воспитанную в них с рождения, они обрушивали на осквернителя.

Мая заставляли смотреть, как эстерианцы сжигали целые поселения за то, что не поклонялись Столикому Богу. А если находили хоть какие-то признаки поклонения Первым, то приносили в жертву. Медленно, кроваво, жестоко.

Мая заставляли смотреть, как свободные люди рушили все, во что он когда-то верил. Его заставляли смотреть, как уничтожали и издевались над Первыми, над их статуями, над теми, кто их прятал. И теперь, несмотря на то, что он смог вернуться в королевство, его снова переместило к норафитам.

«Ну почему ты так любишь забрасывать меня именно к ним? За что, Безвременье? Ты ведь прекрасно знало, что это за поселение, разве нет? Почему!? Я же дал обещание, что спасу тебя, так за что же ты так со мной поступило?! Пожалуйста, Безвременье, помоги мне!»

Но Безвременье, которое всегда было рядом с ним, молчало. Оно не отвечало на зов, сколько бы Май его ни молил.

От этой мысли ему хотелось плакать гораздо сильнее, чем от физических истязаний, приносимых норафитами. Жевьена, как оказалось, была духовным наставником в деревне. Май мало понимал из языка местного поселения, но женщина доходчиво объяснила ему, что она – их проводник, духовена. Она связывающее звено между святолицыми богами и людьми. Именно она доносит до обычных жителей божье слово и наоборот.

И сейчас Столикие боги требовали крови.

– Вэликие! – пробасила Жевьена, подняв высоко над головой ритуальный клинок. – Мы слышим вас, святолицые! Слышим, как вам хочэтся крови этого красноволосого предатэля! Да будет треба святолицам!

– Треба святолицам! Треба святолицам! – хором прокричали жители.

Май поднял на них взгляд.

Они находились под древом огромного дуба, который символизировал собой Столикого. Все жители поселения окружили Мая и Жевьену. Сидя на коленях, норафиты при каждом крике склонялись к земле. Огневик заметил, что лица норафитов были измазаны кровью. Он боялся спрашивать, откуда эти дикари взяли ее.

«Надеюсь, у них тут в погребе лежат емкости с кровью, а не изувеченные трупы антинорафитов… Иначе так себе из них гостеприимные хозяева, уважающие чужие взгляды…» — Подумал про себя огневик, удивившись, как он еще может шутить в такой ситуации.

– Треба святолицым! – прокричали норафиты, вновь склонившись к земле.

«Интересно, а откуда здесь на самом деле этот дуб взялся. Не в самом же деле Столикий спустился к ним и подарил это древо…» — Огневик опустил голову, глядя на выступающие из земли корни. – «Хм… Мне кажется, что подземная часть дуба охватывает все поселение. Значит, он питается ими? Вот почему у Жевьены свежие порезы! Хороши же боги, питающиеся кровью!»

– Да будет треба! – завопила Жевьена, схватив Мая за волосы. Она грубо откинула его голову назад, оголив шею. – И пусть Сальтраи будет и дальше находится под взором наших святолицых!

«Сальтраи! Вот что это за место!» – осенило Мая. – «Где рядом расположена пещера Первых… Думаю, даже если они и знают, где она, то не скажут… Безвременье, зная, что здесь норафиты, закинуло меня сюда… Но зачем? Чего же ты хочешь от меня?»

– Э… Извините… – прохрипел Май. – А вы не знаете, где здесь пещера Первых Богов расположена?

«Думай, думай, думай… Как же я собрался спасать Безвременье, если себя не могу? Что же делать?»

Лицо Жевьены исказилось гримасой злобы. Она сквозь зубы прошипела, приложив лезвие клинка к горлу Мая.

– Как ти смеешь упоминять здэсь этих богохульцэв!? Здесь, под великим дубом святолицых!

«Дуб… И его корни проходят по всему поселению… А что, если?..» — подумал про себя Май, опустив взгляд. К его удивлению и счастью, в карманах так и лежала мрарошка. В голове огневика возник план. Май надеялся, что Безвременье было право: его сила, хоть и была сейчас неустойчивой, никуда не делась.

– Жевьена… Ты хочешь пролить мою кровь, чтобы напитать ваших богов силой? Ведь так?

– Святолицые будут благодарны нам за жертву! – согласилась с ним женщина, ослабив хватку. – Особенно за пролитую кровь их врагов.

– Я могу поделиться силой. По своей воле. Только развяжи меня, – Май молился Первым, чтобы Жевьена послушала его и сделала так, как он хотел.

– Нэт! Я нэ куплюсь на твои речи, красноволоса чешеня! – воскликнула она, ожесточенно полоснув огневика по горлу.

Май вовремя увернулся, отчего лезвие проскользнуло по ключице. Он скривился от боли и ощутил, как его пальцы нагрелись, точно угли.

– Горите все огнем! – прошипел он, дотронувшись полыхающими руками до выступающего корня. Драконье пламя, жидкой лавой текущее в его крови, в одно мгновение проникло в древо.

Май услышал крик.

Это было что-то чужое. Потустороннее. Кричала земля под его ногами. Кричало небо над его головой. Он не понял, откуда раздается этот звук. Норафиты с ужасом смотрели кто вверх, кто в сторону своих домов. Везде, где проходила корневая система дуба, загорелось. Май слышал, как жалостливо блеяли овцы, как выли собаки, страшась огня.

Огромные листья с грохотом падали вниз, рассыпаясь на мелкие кусочки. Подняв голову, Май наконец понял, откуда шел звук.

Раскачивая массивными ветвями, дуб кричал и бился о землю, стремясь потушить пламя. Май не верил своим глазам. Земля под ногами дрожала, а дерево продолжало истошно умолять спасти его – да так отчаянно, что у огневика сжалось сердце. Ему стало безумно жаль этот многоцикловой дуб, который разгорался с каждым мгновением все сильнее. Май слышал в крике гигантского дуба плач, видел, как по стволу потекла вода, похожая на слезы. Древо святолицых медленно и мучительно умирало. И все по его вине.

«Прошу… Останови огонь… Спаси меня… Я больше не буду столько пить человеческой крови… Но я не могу питаться больше ничем другим… Мне просто хотелось жить… Разве это так плохо? Прошу… Мне так больно…» — Май слышал голос дуба у себя в голове. Ему стало тяжело видеть муки этого странного создания. Сердце сжималось в груди. Глаза защипало от сдерживаемых слез.

А дуб продолжал умолять его.

Он обернулся в сторону деревни. Май ужаснулся своей догадке: корни древа действительно проходили через все поселение, вспыхнув от его прикосновения. Норафиты, которые несколько мгновений назад казались ему самыми настоящими безумцами, пытались потушить свои домики. Кто-то спасал животных, оставшихся в загонах. Май видел, как мужчины и женщины несли на руках своих детей и питомцев. Как они ведрами выливали воду на дома, надеясь их потушить. Но Драконий огонь был более жесток, чем их Столикий.

Так же, как Май молил о помощи Безвременье, сейчас норафиты молили своих богов о спасении: Бога Солнца, Богиню Море, Бога Ветра и Гроз, Богиню Макошь… Но все боги молчали, отвернувшись от тех, кто их о чем-то просил. Высшим силам, если они и существовали, было все равно на то, что происходило в жизни людей. Они лишь требовали и требовали поклонения и подчинения себе: просили жертв, обещаний, беспрекословной веры.

– Древо святолицых! – Жевьена плакала навзрыд, упав на колени и прикрыв лицо руками. Она выла от горя, словно дикий волк. Билась руками о трясущуюся землю. Жевьена размазала руками по себе пепел, в который превратились листья дуба. – Наше древо… Наше вэликое древо… Что ты надэлал!? – Женщина повернулась в сторону огневика, зло сверкнув глазами. – Ты… Ты, чешеня, пришел к нам… Уничтожил наши дома… Наше древо…

– Я не хотел, – извиняясь, проговорил Май. Но глубоко в душе он понимал, что был прав, и пришел в ужас от самого себя: он хотел, еще как хотел причинить норафитам боль, которую они сначала хотели причинить ему.

– Ты отнял у нас все… – Жевьена поднялась с коленей и, покачиваясь, побежала в сторонуМая. Ее полные слез глаза горели безумной ненавистью. Она кричала так яростно, так злобно, отчего Май застыл на месте.

«Пожалуйста… Если ты еще здесь… Помоги мне…»

Все вокруг замерцало. Безвременье, наконец услышав его молитвы, забрало огневика.

БЕЗВРЕМЕНЬЕ.

Настоящее. Храм Первых Богов.

Цикл 9111 от Прихода Первых, лье 148.

Оказавшись здесь в реальности, Май сразу узнал это место. Ведь он уже был в этом разрушенном храме, поросшим зеленью.

Но сейчас ему было все равно на то, как красиво выглядело это место. Ему было все равно абсолютно на все. Из головы не выходил образ обезумевшей Жевьены и предсмертный крик дуба.

– Он так кричал… Как же ему было больно… – Май упал на колени, не в силах даже пошевелится. Ему хотелось плакать, хотелось кричать вместе с древом, хотелось что-то сломать. Но он смотрел в одну точку, вспоминая глаза Жевьены. И ее последние слова. – Почему ты перенесло меня туда, если могло сразу перенести сюда, в храм? Зачем?

«Испытание. Я должно было понять, можешь ли ты сделать правильный выбор. И ты справился, Драконий сын», – голос Безвременья раздался отовсюду. Май не слышал в нем ни нотки сожаления. Ни жалости. Ни грусти. Ни поддержки. Ничего.

– «Это тельдрево почти семь циллениев питалось живыми людьми, сводя их с ума. Они думали, что служат ради великой цели, а на самом деле служили лишь пропитанием для этого паразита. Это было одно из отвратительных созданий, пришедшее из разлома пространства. Ты молодец, что уничтожил его».

– Оно плакало, умирая, – безжизненно поделился Май. – Разве злобное существо будет так делать? Будет кричать от боли? Будет молить о пощаде? Ему просто хотелось жить!

«Оно обмануло тебя, Драконий сын… Живые создания в момент смерти бывают весьма убедительны. А особенно те, кто прибыл с другой стороны.» — Безвременье обдало Мая теплой вибрацией, надеясь успокоить. Но в его сердце с каждым мгновением разрасталась глухая пропасть. – «Благодаря тебе эти люди наконец-то станут свободны от отравляющего действия тельдрева. Они перестанут умирать на тридцатом цикле от малокровия, перестанут болеть, перестанут страдать. Это создание затуманило их разумы, но глубоко внутри эти люди мучались. А теперь ты помог им. Помоги же и мне, Драконий сын.»

Огневик встал, идя навстречу скульптуре. Но из головы не уходил образ умирающего тельдрева и Жевьены.

«Ты отнял у нас все».

Он дошел до комнаты, освещенной лучом света. Здесь было точно так же, как и в его прошлое путешествие.

Зелень окутывала стены, потолок. Пол был покрыт толстым слоем мха, в котором росли цветы. Гемльерис стояла, тянувшись к единственному лучу света. Май смотрел на нее, не веря в происходящее.

– Значит, теперь все закончится? Я освобожу ее и… Ночь отступит?

«Нет, потомок Сирьяна. Пробуждение Геи будет только началом твоего пути… Вместе с ней в вашей реальности окажутся и другие потомки. Ваши судьбы, которые давным-давно сплетены, наконец сойдутся в одном узоре» — Безвременье показало Маю картинки. – «Наш мир умирает из-за ошибок, совершенных Первыми Богами. Они были слишком надменны, тщедушны и пренебрежительны к тому, что делали и говорили. Магия Первоэлементов и Первоначал отвернулась от них… Драконы исчезли, левиафаны сбежали. Парящие города опустились на дно. Жизнь и процветание, подаренная королевству магией, начала угасать.»