Текст книги "Рассказы о путешествиях, паломничествах, миграциях в источниках Средних веков и раннего Нового времени. Материалы конференции"

Жанры арабской литературы в творчестве ал-Масуди, писателя и путешественника

Т.М. Калинина

(Институт всеобщей истории РАН)

Абу-л-Хасан ал-Мас‘уди (ок. 896–956) происходил из древнего рода одного из сподвижников Мухаммада, родился в столице Халифата этого времени Багдаде, относился к элите общества, был писателем. Он много путешествовал, посетил Иран, Индию, Восточную Африку, Аравию, юго-западное побережье Каспия, Сирию, Египет, Палестину¹. Его интересы затрагивали сферы истории государств, хронологии царствований, жизни, быта и верований народов, мироустройства, чудесных явлений. Использовал он как литературные и устные источники, так и собственные наблюдения. Сохранились лишь две его книги: «Золотые копи и россыпи самоцветов» или «Промывальни золота и рудники самоцветов» (ранее первая часть названия ошибочно именовалась «Золотые луга») и «Книга предупреждения и пересмотра» (другие переводы названий: «Книга сообщений и знаний», «Книга указания и наблюдения» и др.). О спорной авторской принадлежности книги «Известия времени» здесь говорить не станем.

Ал-Масуди строго следовал законам жанров арабской словесности. В его сочинениях используется сийар – рассказы о Мухаммаде и его сподвижниках, они занимают большую часть книг. Другим распространенным стилем был магази – повествования о войнах при Мухаммаде и после него, а также о других военных кампаниях. По большей части, сведения о войнах соотносились с изложением истории царствования того или иного владыки с указанием времени его правления. Таким способом происходила фиксация разных исторических событий.

Арабская литература начиналась с устного поэтического творчества; записываться стихотворения стали в VIII в. Включение их в прозаические арабские произведения было обязательным.

Для примера приведем фрагмент из описания правления византийского императора Феофила (829–842), совпадавшего с эпохой халифа ал-Му‘тасима (794–842). Наш автор упомянул о разорении, сопровождавшемся насилиями и жестокостями, византийской армией городов Созопетра, Аморея, Мелитена и др. Здесь использована стихотворная цитата для усиления воздействия на читателя:

«О, гневный Аллах, ты видел (эти преступления. – Т.К.). Так отомсти за надругательства над этими женщинами и за то, что с ними совершили!

Может быть, мужчины и были убиты за свои грехи,

Но за что их дети погибают, зарезанные?»².

Излагая эти события в «Книге предупреждения», ал-Масуди, говоря о выступлении арабских полководцев против Феофила и его поражении, тоже привел несколько стихотворений. Одно из них – поэта ал-Бахили (740–828), прославившего полководца Абу-л-Хасана ал-Афшина ибн Кауса (ум. 841):

«Непогрешимый Аллах утвердил могущество Абу-Хасана крепче столбов Идама.

Всякая слава меньше той, чем он одарил сыновей Кауса, царей ‘аджамов.

Он не оставил в Бадде

жителей, кроме статуй, подобных изображениям Ирама.

Он нанес Феофилу сильный удар; он разбил оба его войска вместе и обратил в бегство»³.

Для понимания этих строк необходимо привести небольшие комментарии: аджамы – иноземцы; Бадд – резиденция Бабека, повстанца, который был казнен, а резиденция его разгромлена Афшином; столбы Идама и Ирам с колоннами – это созданный Шаддадом, царем племени арабов ад, рай на земле – прекрасный город с роскошными колоннами. Жители его были наказаны Аллахом за попытку соперничества с небесным раем и другие грехи (Коран 89,6–8).

Таким образом, ал-Масуди выбрал стихотворение, содержащее не только исторический сюжет, но и аллюзии к одной из сур Корана. В нем присутствует и жанр фадаил – «добродетель», в данном случае относящаяся к прославлению Афшина. Другие стихи к этому фрагменту столь же значимы.

В «Золотых копях» в этом рассказе упомянуто, что в войске Феофила участвовали владыки бурджан, болгар, славян и других соседних народов⁴. Ал-Масуди бурджанами часто называл придунайских болгар, что легко доказывается многочисленными примерами из его трудов⁵.

Однако упомянут и этноним болгар (бургар). Ал-Масуди путал волжских и придунайских болгар. Известная цитата гласит:

«Город бургар находится на берегу Меотиса (Майтаса). Я думаю, что народ этот живет в седьмом климате. Они род тюрков, и караваны постоянно ходят от них в Хорезм, что в земле Хорасана, и из Хорезма к ним; но дорогу пересекают кочевья других тюрков, и караваны должны охраняться от них. В настоящее время, а это 332 (943) год, царь бургар – мусульманин. Он принял ислам в дни Муктадира биллахи после 310 (921) года, из-за сна, который он увидел. Его сын уже раньше совершил паломничество, достиг Багдада и привез с собой для Муктадира знамя, савад и деньги. У бургар есть соборная мечеть. Этот царь совершает походы на Константинополь с войском в 50 тыс. конников и более и рассылает свои грабительские отряды вокруг Константинополя в страны Рима и Андалусии, к бургундцам, галисийцам и франкам. От него до Константинополя около двух месяцев безостановочного пути через обитаемые земли и степи»⁶.

Бургар – сирийская форма этнонима болгар. Замечание нашего автора, что их город находится на берегу озера Меотис, объясняется его своеобразными географическими представлениями: он полагал, что болгары и русы живут на побережье Меотиса⁷. Начало фрагмента относится к волжским булгарам, принявшим при царе Алмуше ислам в 922 г.⁸ Вторая часть говорит о болгарском царе Симеоне (864–927), который вел войны с Византией и другими народами⁹.

Упоминания о войнах того или иного народа относятся в книгах ал-Мас‘уди к жанру ат-та‘рих т. е. истории, где указывались временные рамки событий. Ал-Мас‘уди был одним из первых, кто хронологически выстраивал свои известия¹⁰.

Рассказы же о народах и их местоположении следует относить к адабу, т. е. литературе «широкого профиля», сочетавшей в себе образовательные, назидательные и развлекательные цели¹¹.

Большое место в произведениях ал-Мас‘уди отведено жанрам ан-саб, т. е. родословиям арабских племен, а также ахбар, т. е. рассказам о предках арабов, хотя и не только их.

Так, одним из типичных ахбар оказались рассуждения о возможном арабском предке древних греков Кахтане, сыне Абира, библейского Евера, чьими сыновьями были Йоктан и Фалек. По одной из довольно сложных арабских версий, переданной ал-Мас‘уди, Йоктан, сын Кахтана, ассоциировался с эпонимом древних греков; впрочем, ал-Мас‘уди не был согласен с таким вариантом¹².

Наш автор в своем повествовании часто прибегал к ‘аджаибЭтот жанр был посвящен диковинкам, необычным явлениям, чудесам¹³.

Так, в рассказе о путешествии ал-Масуди по Каспию им был назван нефтеносный Баку. Упоминание о вулканах вблизи Баку дал повод далее привести описания их в других странах, в частности, в Индии, а попутно сообщить о владыке там, о пряностях и предметах торговли, и о чудесах: необычных звуках большого вулкана, а заодно о странных мелодиях с соседних островов¹⁴.

Жанр ‘аджаиб был в то же время и средством оформления ранних географических знаний арабов¹⁵, что заметно в известиях о Каспии: наш автор называл его морем Хазарским, приводил сведения о его форме и размерах, возвращаясь не единожды к его описанию.

Говоря о себе как путешественнике, ал-Масуди привел два стихотворения известного поэта Абу Таммама (около 796–845):

«Преемник Хидра я: если кто и пребывает на родине в какой-нибудь стране, то спины верблюдов – моя родина.

В Сирии мой род, Багдад – моя любовь, а сам я в Ракке, но в Фустате мои братья.

Или как другие слова у него же:

И двигался я на запад, так что не находил упоминания о Востоке, двигался на восток, так что забывал запад.

Невзгоды, когда я испытывал их, отбрасывали меня раненым, словно я встретился с отрядами [врагов]»¹⁶.

Ряд востоковедов относили творчество ал-Масуди к жанру адаб. Однако другие полагают, что в гораздо большей степени оно является написанием истории разных народов мира; и эту свою задачу он сам декларировал в обеих своих книгах¹⁷ как точную формулировку своей созидательной работы¹⁸.

Примечания

1 Крачковский И.Ю. Арабская географическая литература // Крачковский И.Ю. Избранные труды. М.; Л., 1957. С. 171–172; Shboul Ahmad М.Н. Al-Маsudi and his World. A Muslim Humanist and his Interest in non-Muslims. London, 1979. P. 1–29; Микульский Д.В. Арабский Геродот. M., 1998. С. 112–223.

2 Maçoudi. Les Prairies d or / Texte et traduction par C. Barbier de Meynard et Pavet de Courteille. Paris, 1861. T. I. P. 133–134.

3 Kitab at-tanbih wa’l-ischraf auctore al-Masûdi…/ M.J. de Goeje. Lugduni Batavorum, 1894. P. 170.

4 Maçoudi. Les Prairies dor. Ibidem.

5 Калинина T.M. Этноним «бурджан» в сочинениях арабских средневековых географов (варианты соотношения устной и письменной традиции) // ДГ. 2011 год. Устная традиция в письменном тексте. М„2013. С. 192–217.

6 Maçoudi. Les Prairies d’or. T. II. P. 15–16.

7 Kitab at-tanbih. P. 66. Об этом фрагменте см.: Marquart J. Osteuropaishe und ostasiatishe Streifztige. Liepzig 1903. S. 142–155.

8 Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921–922 гг. Харьков, 1956.

9 Васильев АЛ. Византия и арабы. СПб., 1900. Т. 1. С. 113–150.

10 Кузнецов В.А. Чем была история в классической арабской культуре? http:// iph.ras.ru/page48472444.htm.

11 Фильшинский И.М. Арабская литература в средние века: Словесное искусство арабов в древности и раннем средневековье. М., 1977. С. 13; Пелла Ш. Вариации на тему адаба // Арабская средневековая культура и литература. Сб. статей зарубежных ученых. М., 1978. С. 60–76.

12 Калинина Т.М. Древние греки по данным ал-Мас‘уди // Gaudeamus igitur: Сборник статей к 60-летию А.В. Подосинова. М., 2010. С. 191.

13 Демидчик В.П. Мир чудес в арабской литературе XIII–XIV вв.: Закарийа ал-Казвини и жанр мирабилий. М., 2004. С. 15–18.

14 Kitab at-tanbih. Р. 60–62.

15 Кузнецов В.А. Написать мир: структуризация прошлого в ранней арабомусульманской историографии // Диалоги со временем: память о прошлом в контексте истории. М., 2008. С. 73.

16 Kitab at-tanbih. Р. 8.

17 Maçoudi. Les Prairies d’or. T. I. P. 18;

18 Микульский Д.В. Арабо-мусульманская культура в сочинении ал-Мас‘уди: «Золотые копи и россыпи самоцветов» («Мурудж аз-захаб ва ма’адин ал-Джаухар»). X век. М., 2006. С. 35; Кузнецов В.А. Написать мир. С. 52; Калинина Т.М. Ал-Мас‘уди как историк (на примере «Книги предупреждения и пересмотра») (в печати).

Социальный строй половцев в ХII – ХIII вв. по сведениям Ибн-Петахьи и Акта о половцах Ласло IV

И.О. Князький

(Московский экономический институт)

Еврейский путешественник из Регенсбурга рабби Петахья, побывавший в 1175 году в половецких степях, оставил в своих записках ряд ценных сведений об обычаях половцев, их образе жизни, а также о их социальном строе.

Саму половецкую землю Петахья именует «землёй кедаров»¹. Имя кедар или кидар часто встречается в ветхозаветной литературе. Кедар, один из сыновей Измаила, считался родоначальником арабов. У пророков Исайи, Иеремии и Иезекииля дикие племена, кочевавшие в пустыне и жившие в шатрах, именовались кедарами. Известно, что средневековые еврейские писатели называли кедарами татар Золотой орды и иные народы, коим приписывалось «измаильское происхождение». Следовательно, рабби Петахья, именую номадов южнорусских степей кедарами, следовал исторической традиции, которая продолжилась в отношении кочевников этих земель и в последующие века. Библейская традиция отразилась и в русском летописании. Говоря о происхождении половцев, названных им сарацинами, летописец пишет: «А Срацине от Измаила и творяться Сарины и прозваша имя себе Саракине, рекше Сарины есмы».² И ещё дважды половцы в русской летописи фигурируют как потомки ветхозаветного Измаила. В первом случае как «безбожные сынове Измаилеви, пущенные на казнь христианам»³, а во втором воздаётся хвала победителю половцев Владимиру Мономаху, «погубившему погания Измальтяне, рекомыя Половци».⁴

Описания жизни половцев, каковую Петахья наблюдал шестнадцать дней, за которые он пересёк «всю землю кедарскую, во всю ширину её», дают любопытную картину нравов и обычаев половцев во второй половине XII в. Ценность труда рабби из Регенсбурга давно известна историкам. Его использовали и используют в своих исследованиях все, кто обращался и обращается к истории половецкого народа.

Особо следует выделить замечание путешественника о социальных особенностях половецкого общества. Петахья писал: «У них нет царя, но только князья и благородные фамилии.»⁵ Здесь следует вспомнить, что именно с середины XII в. половцы переходят от куренного (таборного) способа кочевания, когда у номадов практически отсутствуют стабильные, из года в год используемые стоянки, к аильному, для которого характерны постоянные вежи (стоянки).⁶ Это означало, что в половецком обществе происходил переход от родоплеменных отношений к раннефеодальным. В тот период перехода номадов от куренного способа кочевания к аильному и образуется степная аристократия и зарождается своеобразная кочевническая земельная собственность, выражающаяся в появлении определённых маршрутов кочевий, стабильных вежей – стоянок и в регулировании кочёвок возникающей степной аристократией. Это и есть начало феодальных отношений в обществе кочевников.⁷

Наблюдательный путешественник рабби Петахья и зафиксировал наличие у половцев той самой степной аристократии: князья и благородные фамилии. Отсутствие у половцев царя, отмеченное Петахьей, характерно для всей истории половецкого народа, поскольку никогда половцы не имели единого правителя. Под князьями же, очевидно, следует понимать ханов, возглавлявших те или иные половецкие объединения. Благородные фамилии – это половецкая феодальная знать, на которую опирались ханы. Вторая половина XII в. – это как раз то историческое время, когда формировались мощные территориальные союзы половцев: Приднепровский, Донской, Лукоморский, Северокавказский. В Нижнем Поволжье возникло объединение половцев – саксинов. В последние десятилетия XII в. возникает Придунайская Кумания – следствие объединения половцев на рубежах Болгарии и Византии.

Интересно сопоставить приведённое свидетельство Петахьи с данными венгерских источников второй половины XIII в., также содержащих описание структуры половецкого общества. Половцы поселялись, когда добровольно, когда и вынужденно на землях Венгерского королевства с конца XI в. В XIII в. в Венгрию, как известно, хлынул целый поток половцев, спасавшихся от беспощадного монгольского нашествия. В 1279 г. король Венгрии Ласло IV издал даже специальный Акт о половцах, определявший их статус в королевстве.⁸

В венгерских источниках мы находим два варианта наименования половецких «князей и благородных фамилий»: в первом случае «Duces et Nobiles» (вожди и знать)⁹, во втором «Dominis Cumanorum» и те же «Nobiles» (господа)¹⁰. В Акте о половцах буквально говорится следующее: «Ladislavus, Dei dratia Hungariae, Dalmatiae, Croatiae, Bohemiae, Ser-viae, Halliciae, Lodomeriae, Cumaniae, Bulgariaeque rex… placuit Dominis Cumanorum, scilicet Alpar et Uzur, et ceteris Dominis de Cumanis, ac sim-pliciter omnibus nobilibus de Cumanis et universitati eorundem, ut ipsi relictis idolorum cultura, et omnibus ac singulis paganorum ritibus prersus dimissis, ad catholicae seu ortodoxae fidei unionem convertantur ac sacri Baptismatis, qui nondum sunt baptizati recipipiant sacramentum.»¹¹ «Ладислав (Ласло), Божьей милостью король Венгрии, Далмации, Хорватии, Богемии, Сербии, Галиции, Волыни, Кумании и Болгарии… определили князья половцев Альпар и Узур и прочие половецкие князья и без исключения все знатные половцы и весь народ их, оставив почитание идолов и отбросив вообще и в частности обычаи язычников, обратиться к единению католической ортодоксальной верой, к святому крещению, а те из них, которые ещё не крещены, должны принять таинства».

Из акта следует и градация среди половецких ханов. Двое – Альпар и Узур – выделены как главные, иные удостоились лишь наименования «прочие».

Наличие в половецком обществе чёткой иерархии феодальной знати облегчило быстрое вхождение куманов в состав феодального сословия Венгерского королевства. Впервые же эта иерархия – князья и благородные фамилии – была отмечена рабби Петахьей.

Примечания

1 Три европейские путешественника XI и XII ст. Эльдад Данит, Р. Вениамин Тудельский и Р. Петахий Регенсбургский. Перевод, примечания и карты П. Марголина. СПБ., 1881, с. 3.

2 Полное собрание русских летописей. II, стб. 224.

3 Там же.

4 Там же. Стб. 716.

5 Три европейских путешественника… С. 4.

6 Плетнёва С.А. Половецкая земля. – Древнерусские княжества X–XIII вв. М., 1975, с. 265–266.

7 Владимирцев Б.Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Л., 1934, с 111–112.

8 Голубовский П.В. Половцы в Венгрии. – Университетские известия. Киев. № 12. 1889 г., с. 53.

9 Hurmuzaki-Densusianu Е. Documente priivitoare la iqtoria romanilor. Vol. V (1199–1345), Bucuresti, 1887, p. 512.

1 °Codex diplomaticus Hungariae ecclesiasticus et civilis. Ed. Fejer. Budapest. 1829–1844. Vol. I, pars I, p. 512.

11 Ibidem.

Записки русского путешественника XII столетия с дополнениями читателей

Н.А. Кобяк

(Институт славяноведения РАН)

Описание путешествия игумена Даниила, одного из первых русских паломников в начале XII в. посетившего Палестину и Афон, хорошо известно многим поколениям читателей. Оно сохранилось во множестве списков (более 150), начиная с XV в. и продолжало переписываться вплоть до XIX столетия.

Между тем, как показывает изучение списков, «Хожение игумена Даниила» списывалось далеко не безучастно, вызывало живой интерес переписчиков, подвергалось переделкам и дополнениям. Совершивший путешествие паломник не только описывает, что он видел и где побывал, но и дает инструкции тем, кто собирается совершить подобное путешествие после него. Совершенно естественно, что следующий путешественник стремится дополнить сведения своего предшественника. Инструкции, связанные с указанием пути, рассказ о том, как добраться из одного места в другое, часто бывают нетривиальны.

Список «Хожения игумена Даниила» в сборнике конца XV в. из собрания ОИДР был впервые описан П.М. Строевым, краткие заметки о нем мы находим также у М.А. Коркунова, при подготовке в 30-х гг. XIX столетия издания текста «Хожения», список был использован в разночтениях к изданию А.С. Норова, о нем писали М.А. Веневитинов и В.Г. Васильевский, список учтен в библиографии Н.В. Рузского, использован в изданиях М.А. Голубцовой, но все названные исследователи, кроме Строева, Коркунова и Норова, писали о рукописи не на основании личного знакомства с ней, а по сведениям, извлеченным из издания Норова.

Уже в описании Строева было отмечено, что «на полях и на вклеенных листочках» списка есть «вставки и поправки…. рукою не менее старою». А.С. Норов предполагал, что эти вставки были сделаны, скорее всего переписчиком, «около того времени» как и прочий переписанный текст и даже, что «они должны принадлежать переписчику „Хожения“».

Действительно, на полях этого списка «Хожения игумена Даниила» мы находим обильную правку текста, исправления и дополнения, выполненные скорописью семью различными людьми, шесть из которых не являются писцами рукописи. Все почерки относятся к разным разновидностям скорописного письма, близкого по времени друг к другу и ко времени написания всей рукописи. Один из писцов, судя по всему, использовал не перо, а калам.

Всего в список «Хожения» внесено 45 исправлений и дополнений, не считая исправлений писца рукописи. Из них у Норова отмечены и прочитаны 28, из которых одно – прочитано не полностью, кроме того издателем не всегда верно определен порядок следования текстов и места их вставок в текст Даниила, что связано, разумеется, с тем, что источник дополнений не был им установлен. Из названных 45 вставок – шесть сделаны на отдельных листах, вклеенных между листами уже переплетенной рукописи. В настоящее время сохранилось всего три подобные вклейки, во времена Норова их было четыре.

Бумага вклеек другая, чем использованная в сборнике, она одного типа и может быть датирована 90 гг. XV – началом XVI в. – то есть лишь немногим позднее бумаги основной части рукописи.

Часть дополнений и исправлений, внесенных в список, не выходит за рамки сведений, представленных другими списками «Хожения игумена Даниила». К таким относятся, например, уточнения добавления сведений о некоторых расстояниях от одного объекта до другого («… до острова Петалы 100 верст» исправлено на «110 верст»), уточнения списка святых, погребенных на острове Крит (добавлено имя епископа города Левкуссия Трихилия) и другие.

Главным источником дополнений стали тексты двух других хожений – «Повесть Епифания о Иерусалиме и о сущих в нем местах» и «Хожение Арсения Солунского».

«Повесть Епифания» – сочинение первого византийского автора, описавшего Святую Землю в конце VIII в. или начале IX в. О личности автора ничего не известно. Обычно его отождествляют с автором «Жития и Деяния апостола Андрея». Его короткий Проскинитарий составлен по типу переигита – т. е. круговодителя. В славянских списках повествование ограничивалось только описанием Иерусалима и его ближайших окрестностей: на юг оно доходит до Вифлиема и монастыря св. Саввы; на запад – до Еммауса (Эммаус); на восток – дается описание Гефсимании, горы Елеонской, упоминается Вифания, дано расстояние отсюда до Иордана, места крещения Христова и пещеры Иоанна Крестителя за Иорданом. За описанием пещеры сразу читается заметка о горе Фавор и о 4040 стопах восхождения на нее, затем еще раз упоминается о Вифании и о близком к ней монастыре св. Евфимия, – на этом все заканчивается. Соответственно и в тексте «Хожения игумена Даниила» вставки из Повести прекращаются там, где речь начинает идти о Иордане, Тивериадском озере и городах Галилейских.

Текст этой «Повести Епифания» известен по одному списку начала XVI в. (ТИМ, Чуд. № 277). Кроме трех рассказов, вставки в список «Хожения игумена Даниила» в основном повторяют последовательность эпизодов «Повести Епифания». Исключения составляют рассказы о гробе Рахили – в Повести он помещен после описания дерева, на котором удавился Иуда и перед рассказом о пути в Вифлеем, а в «Хожении Даниила» он вставлен после рассказа о купели и перед рассказом о Иордане; и группа эпизодов, следующая у Епифания сразу за описанием Вифлеема, не включенным в состав дополнений: ясли, колодец со звездой волхвов, церковь «роди давидови» и монастырь «стадный» – перенесены в рассказе Даниила на соответствующее место, также после описания Вифлеема, которое у Даниила следует позднее, чем у Епифания, так как само путешествие Даниила построено по другому принципу.

Дополнения, сделанные в список «Хожения», вызваны как изменением топонимики Иерусалима, произошедшей за три столетия – от начала IX в., когда путешествовал Епифаний, до начала XII в. – времени паломничества Даниила, например, дополнение, сделанное по Повести Епифания говорит о существовании «винограда Иосифова» – сада, находившегося на пути от Голгофы к св. Константину и к темнице. Он упоминается у Евсевия Кесарийского и Кирилла Иерусалимского. Ко времени игумена Даниила пространство, которое некогда занимал сад, было застроено. То же касается дополнений и уточнений места хранения различных святынь, многие из которых к XII столетию были перемещены. Например, упомянута лохань, в которой Христос омыл ноги своим ученикам, хранящаяся в церкви св. Константина, у Даниила, согласно с евангельским текстом говорится только о самом факте омовения в доме Иоанна Богослова. Следует отметить, что лохань крайне редко упоминается в хожениях, в XII в. она, по сведениям одного из западных путешественников, составившего список святынь Царьграда, уже находилась в Константинополе. Внимание людей, сделавших дополнения к списку Хожения Даниила, привлекло также описание орудий Страстей, находившихся во времена Епифания в церкви Константина. Копье, губа, трость, венец были только перечислены Даниилом в связи с преданием о обретении Креста царицей Еленой, сам он их не видел. Копье, например, уже во второй половине X в., во времена Константина VII Багрянородного, хранилось в малой придворной церкви Богородицы Фаворской и выставлялось для публичного поклонения, как это было описано в сочинении Константина о придворном чине; об этом же упоминает и Анна Комнина, описавшая деяния своего отца византийского императора Алексея. По указаниям различных источников конца XI – начала XII в. трость и терновый венец также находились в Константинополе.

Некоторые реликвии, привлекшие внимание Епифания у Даниила вообще не названы. Это касается чаши, из которой Христос пил оцет и желчь, камня, на котором он стоял во время допроса в претории Пилата, камня, которым был побит апостол Иаков, колодца со звездой и другие. Некоторые дополнения описывают святыни, о которых кроме Епифания не пишет ни один путешественник. Им, например, упомянута плащаница апостола Петра, находившаяся в церкви св. Константина. Он пишет об изображении мытаря и фарисея, играющего на флейте, среди мозаик предела Тайной Вечери Сионской церкви, что представляется странным, так как этот сюжет не имеет прямого отношения к важным событиям христианской церкви. Он пишет об оливе, с которой ломают ветви в Цветную неделю, – известие, также не имеющее аналогов и объяснений в других источниках.

Всего в список внесено 11 дополнений по «Повести Епифания», три из которых сделаны на отдельных листках. Они практически полностью воспроизводят текст Повести, незначительные фрагменты, которые здесь не воспроизведены, могли быть на утраченных ныне вклейках. Текст Повести Епифания представляет собой иной перевод, по сравнению со списком начала XVI в. из ГИМ.

Второе сочинение, по которому дополнен список «Хожения игумена Даниила» в рукописи ОИДР – «Хожение Арсения Солунского», совершившего свое путешествие, как предполагают, в XIV столетии. Оно представлено меньшими по объему выписками, чем «Повесть Епифания». В дополнения вошли в первую очередь подробности апокрифического характера, основанные на преданиях и легендах, которых нет в сочинениях византийских и русских паломников не только в XIV–XV вв., но и позднее, а также эпизоды, содержащие отступления от традиционных сюжетов. Это рассказы о «костях змеиных», о камне, называющемся «Слава тебе, Боже», о кресте и руке Богородицы, об отпечатке стоп Христа на Иордане, о молоке Богородицы, о «дверях затворенных», Гробе Господне, Пупе земли, адской щели и главе Адама. В текстовом отношении эти выписки совпадают со 2-й Погодинской редакцией Хожения Арсения (по делению В.П.Адриановой), известной в настоящее время по двум спискам XVII в., таким образом, в рукописи ОИДР мы находим следы существования данной редакции в более ранний период, а именно – в конце XV столетия.

Список «Хожения игумена Даниила» ОИДР представляет нам не только более подробную навигацию и панораму предстоящего маршрута, но помогает найти следы как неизвестного перевода Проскинитария Епифания, так и доказательства существования Погодинской редакции «Хожения Арсения Солунского» в более ранний, чем это было принято считать, период.