Текст книги "Основы микропсихоанализа. Продолжение идей Фрейда"

Пациентка приходит на психоанализ в связи с депрессивным состоянием, связанным на сознательном уровне с поведением ее дочерей. Особенно ее раздражает старшая дочь. Про нее она говорит: «Она была для меня подарком с неба». К началу подросткового возраста дочь стала ее разочаровывать: не хотела, чтобы мать ее обнимала, называла мать по имени, а не мамой, начала плохо учиться.

Сама пациентка была пятым и последним ребенком в семье: мать родила ее в возрасте 45 лет, когда думала, что скоро наступит климакс. Первый брат был на 20 лет старше нее, второй – на 18, потом родилась девочка, которая умерла спустя три дня после рождения. После нее родились еще две девочки: одна девочка была старше на 13 лет, а другая – на 11. В итоге пациентка росла в семье, окруженная взрослыми. У одних взрослых рано появилась своя личная сексуальная жизнь, а у других – жизнь пожилых людей со своими особенностями.

Основная тема ее сессий была связана с тем, что в процессе созревания на нее не обращали внимания, ее не замечали. В ее подростковом возрасте родители ушли на пенсию и решили переехать в родные места, откуда уехали в молодости с целью повышения социального уровня жизни. Пациентке пришлось переехать с ними и поступить в высшую школу в новом городе. Спустя некоторое время к ним присоединилась старшая сестра (родившаяся после смерти первой дочери), которая уже давно вела «неправильный образ жизни»: состояла в отношениях с мужчинами, женатыми и неженатыми, жила с одной девушкой, родила дочь, употребляла наркотики – и ее разыскивала полиция за их контрабанду.

Тем не менее мать хотела ее защитить и приняла с дочкой в свой дом, заставляя пациентку делить комнату и одежду с сестрой и племянницей. Про старшую сестру пациентка говорит те же самые слова, которые ее мама говорила о своей старшей дочери: «Она для моей мамы была подарком с неба после смерти предыдущей дочери» (филогенетическое повторение). Пациентка была очень разочарована и зла на мать – та опять перестала ее замечать, но спустя несколько месяцев она привыкла к новой обстановке и была даже рада: со старшей сестрой ей разрешали выходить по вечерам. Она не обращала внимания на то, чем занималась сестра, и когда выяснилось, что та связана с контрабандой наркотиков и ее посадили в тюрьму, она обвиняла себя в том, что ничего не замечала. В сеансе часто звучало выражение «Я ничего не видела».

Приходя, она взволнованно оправдывается, что почему-то нашла мало фотографий того периода: «Наверное, мое бессознательное не хочет, чтобы я их нашла». Она смотрит на одну фотографию, на которой виден дом, где они жили, и говорит: «Я ненавидела этот недостроенный дом, без дверей, без воды. Я набрала за пять месяцев десять килограмм…Это была тюрьма, я постоянно боялась, что кто-то мог войти в ванную…Я не имела возможности решать, где жить и какую выбрать школу… мне было стыдно перед моими одноклассниками за тот дом… мама мне рассказывала, что отец больше не хотел заниматься с ней сексом, а ей еще хотелось, мне стыдно было от этого… стыдно было, когда посадили сестру в тюрьму…потом у мамы произошел инсульт, папа впал в депрессию, племяннице было четыре года, и я должна была готовиться к выпускным экзаменам… Больше я не хочу вспоминать то время и не хочу иметь отношений с родственниками. Когда я вспоминаю мое детство и подростковый возраст, я думаю, что мне было бы лучше не родиться.

Мое вмешательство: «Нужно разрешить маленькому Я говорить, нужно послушать своего внутреннего ребенка, который требовал и до сих пор требует, чтобы его заметили. Теперь это требование перешло на ваших дочерей и подруг. Они тоже разочаровывают вас, потому что у них своя жизнь, свои интересы. Подросткам очень тяжело дается обращать внимание на взрослых».

Пациентка берет одну фотографию детства, потом вторую и третью, рассматривает их с лупой и замечает, что она очень часто находится среди взрослых, все ее балуют, и она улыбается; то же самое – на фотографиях с отцом. Но на фотографиях с мамой она всегда стоит рядом, мама занята чем-то другим, а пациентка требует прежде всего внимания. «Да, мое маленькое Я требует внимания. Я зла на моих родственников, которые мне не звонят, на старшую дочку, которая не разрешает мне влезать в ее жизнь, на моих подруг, которые готовы отдать себя полностью в нашу общую деятельность, придуманную мной… Но, в конце концов, я делаю то же самое, что и мая мама, и не занимаюсь младшей дочкой столько, сколько старшей. Я ее не вижу так же, как я не видела свою старшую сестру, когда она занималась наркотиками, и так же, как мама меня не замечала. Я случайно родилась, мое имя выбрали случайно…».

Роль и обучение (тренинг) психотерапевта особенно важны, когда в психотерапевтической работе используется техника фотографий, особенно в клиниках, т. е. в ситуациях, где невозможен анализ переноса со стороны пациента. Тем не менее эта техника пользуется успехом также в клиниках с психопатическими пациентами (психоз) в интернатах.

Естественно, это возможно с определенными категориями пациентов, которые:

• в течение первого приема сами говорили о своих фотографиях;

• уже прошли какую-либо психотерапию;

• не находились в стадии сопротивления;

• пограничные (наркоманы и алкоголики, с которыми полезно использовать фото вскармливания, беременности матери и вообще со всем тем, что связанно с оральной/симбиотической стадией);

• спонтанно говорят с трудом, плохо вспоминают прошлое. Изображение может помочь удержать контакт с реальностью.

Тем не менее нужно быть осторожными и, чтобы избежать резкого прерывания психотерапии, рекомендуется использовать фотографии после длительного знакомства с пациентом.

Есть хорошие результаты с пациентами (поликлиника) дежурного лечения (лечение, предписанное государством вместе с приемом медикаментов), которые приходили по два раза в неделю в течение 30–36 недель на сеансы по 1–1,5 часа.

Они сами выбирали фотографии, потому что их было очень мало. В течение работы продолжали принимать лекарства.

Клинический случай 6

Пациенту было 33 года, когда он обратился в клинику по направлению организации, помогающей наркоманам и алкоголикам. Раньше он уже прошел курс психотерапии из-за употребления наркотиков. Тогда он бросил работу, жену с детьми и пропил все средства. После этого много путешествовал и, наконец-то, вернулся в дом своего отца. Там он проводил время между домом и баром в состоянии полного бреда, высказывая идеи «всемогущества»: «С помощью моих мыслей я могу контролировать весь мир и общаться с другими планетами».

Работа психотерапевта была трудна по разным причинам:

1) пациент не признавал свою болезнь;

2) его родственники часто вмешивались в психотерапевтическую работу.

Ему пришлось назначить долгосрочную медикаментозную терапию (лекарства, имеющие накопительный эффект) сроком на девять месяцев, в течение которой проводились регулярные психотерапевтические встречи. Но бред не проходил, и пациент бросил принимать лекарства.

Врач решил попробовать технику фото. Несмотря на небольшое количество и некачественность фотографий, пациент быстро стал говорить о конкретных ситуациях, о своей жизни и перестал высказать бредовые мысли.

«Я сделал очень важное открытие: я могу контролировать нервную систему и больше не болею…»

Глядя на фото, он говорит: «Я не приближаюсь к сестре, потому что есть папа… не вижу, что за шторами, там, где спальня моих родителей…» – и отказывается от фото. Потом он посмотрел на фото, где ему два года. Фотография отталкивает его, и, наконец, он признает, что у него не было счастливого детства, как он думал раньше.

Был повторный срыв, после которого он сам предложил продолжение работы с фото. Были хорошие ассоциации, а также признание своей болезни, после чего он стал говорить о своих детях и, как следствие, опять пошел на работу (Marzi, 2004).

Клинический случай 7

Этот случай касается использования фотографий в психотерапевтической работе с пациентами, страдающими анорексией.

Молодая девушка-подросток страдает анорексией средней степени тяжести.

Работа с фотографиями позволяет создавать первичный контакт с реальностью. После анорексического эпизода ей прописали диету, которая не позволяла ей больше худеть или же поправляться, т. е. она нацелена на сохранение своего нынешнего веса.

Поражает, что она очень хорошо одета, прекрасно говорит, и ее жизнь точно организована, как будто она менеджер.

Спустя несколько месяцев психотерапии она перестает говорить в жеманной манере и начинает выражать свою злость по отношению к поведению матери. Когда матери кто-то противоречит, она может долго молчать и не разговаривать ни с кем по нескольку дней. В течение данной сессии проявляется депрессивное состояние, в котором девушка чувствует себя брошенной. Однако она быстро берет себя в руки.

В течение следующих сеансов она выдает сновидения и ассоциации, в которых основная тема – идеализация. Это продолжается несколько месяцев: депрессия – идеализация, депрессия – идеализация.

Работа с фотографиями дает хороший толчок.

Особенно важной окажется одна фотография, которая позволит ей подойти к образу ложного присутствия матери. Имеется в виду практически полностью бессознательное, отсутствующее по отношению к младенцу поведение матери (отсутствие эмпатичных ощущений). Эта эмоциональная анестезия считается экстремальной защитой, как торможение бессознательных агрессивных желаний к ребенку. Мать физически присутствует, но эмоционально далека, она не в контакте с младенцем.

Мы берем фотографию предыдущего года, которая изображает ее, 15-летнюю девушку, одну на террасе. Ее ассоциации фокусируются на ее взгляде. Она отмечает, что у нее темный взгляд, и говорит: «Меня поражает, эта фотография как будто из газеты, словно у этой девушки произошла беда». Она ассоциирует эту деталь фотографии с воспоминанием обмена взглядами с матерью, в котором мама была эмоционально далеко.

Видимо, потерянный взгляд девушки был ответом на неприсутствующий взгляд матери. Этот неприсутствующий взгляд одновременно и отталкивает, и притягивает.

В одиночестве или в грустных обстоятельствах у девушки бессознательно повторяется испуганный, потерянный взгляд. Ассоциируя на фотографию, девушка говорит: «Я такой себя никогда не видела». Скорее всего, сильные защиты не позволяли ей это воспринимать. Она отказывалась от просмотра фотографий, которые могли бы вызвать в ней такие чувства.

Работа с фотографией позволила ей постепенно установить контакт со своими депрессивными ощущениями и снять так называемую «маску» с лица (Marenco, 2002).

Заниматься психоанализом – значит рассказать о своей тайной интимности, а значит, в итоге, найти города, места и ситуации, в которых прошла жизнь. Дом, в котором человек провел свои первые годы жизни, – это самое главное. В нашей психике зарегистрированы впечатления малыша с колыбели: цвета или рисунки обоев, звуки, запахи и т. д.

Когда ребенок отходит от тела матери, он потихоньку открывает окружающий мир, которым поначалу является квартира, мебель, – и все это в отношении со своим телом. Квартира представляет необходимости и реализованные и нереализованные желания определенного этапа развития. С квартирой первых лет связаны также первые ощущения любви, ненависти, соперничества, зависти и раздражения, которые как кульминация завершаются эдиповым комплексом. Каждый из этих основных опытов сексуального и агрессивного характера связывается с определенной комнатой: спальней, кухней, ванной и спальней родителей.

Таким образом, понятно, почему микропсихоанализ предлагает изучение планов домов. Оно актуализирует географические особенности психотелесной интимности и заставляет анализанта снова пережить опыты того периода. Так как психо-аффективные опыты первоначально связаны с физиологическими функциями, они всегда ассоциированы с телом и в итоге – с матерью.

Микропсихоаналитик принимает решение, когда анализируемый может начать работу с планами домов. Это решение основывается на ассоциациях, которые пациент высказывает в течение сессии, например, когда он сам спонтанно говорит о своих домах или видит их во сне.

Пациент получает задание нарисовать по памяти и принести на сессию рисунки своих домов (детства, юности), которые он будет подробно описывать.

Следующий этап проходит в обычном сеттинге со свободными ассоциациями.

Во время описания рисунка пациент может осознать, что пропустил одну комнату, забыл их точное расположение. Эти упущения являются ошибочными действиями. Они бессознательны и связаны с вытесненными агрессивно-сексуальными желаниями.

Например, анализируемый не может вспомнить место, где он спал, ел, мылся. Но в течение обработки материала восстанавливаются детали места и собственный опыт, связанный с ним.

Очень часто эта работа совмещается с работой с фотографией, чтением детских дневников и просмотром детских рисунков.

Эта работа помогает освободиться от первичных страхов, фобий или психосоматических эквивалентов (Caillat, 2010).

Клинический случай 8

Мужчина 29 лет, с подросткового возраста страдающий клаустрофобией, не мог пользоваться лифтами и находиться в тоннелях. С раннего детства без явной причины у него были приступы астмы.

Он рисует квартиру, в которой жил с родителями до 16-летнего возраста. Квартира, размером около 50 кв. метров, состоит из маленькой прихожей, кухни, спальни родителей, его спальни и ванной комнаты. Он вспомнил, как ему было тяжело проходить к себе через спальню родителей, и, когда они ложились спать, его даже тошнило и не хватало воздуха.

В течение работы он осознал, что нарисованный им план квартиры – это ее план после ремонта. До четырех лет он спал в одной комнате с родителями. Его постель находилась за шторами. Это признание произошло с возвратом всех пережитых эмоций, связанных с возвращениями его выпившего отца домой.

Родители ругались, кричали, били друг друга и занимались сексом. Ребенок был испуган и ощущал тревогу, панику и желание их убить.

Фобическая симптоматика исчезла после обработки первичной сцены (присутствие при сексуальных отношениях родителей), когда ребенок наблюдает или воображает сексуальные отношения между родителями. Обычно ребенок истолковывает эту сцену как акт насилия со стороны мужчины.

Клинический случай 9

Очень интересный пример приводит профессор Мусатти. Его можно считать отцом всех итальянских психоаналитиков. Он был научным редактором итальянского издания работ Фрейда и автором многих книг, среди которых «Трактат психоанализа» (Musatti, 1977). В этой книге рассказывается о клиническом случае одного пациента, страдавшего неврозом навязчивого состояния. У пациента была идея фикс, он хотел выиграть в лотерею огромную сумму и проводил целые дни, думая о том, как это сделать. У него была мечта вернуться в родной город, где остался его старший брат, с большой суммой денег и стать владельцем магазина отца.

Анализант проводил время, делая проекты дома, который хотел построить. Мусатти решил использовать неклассическую технику и предложил ему нарисовать дом. Пациент рисует дом и располагает магазин, которым теперь владеет его брат, с видом во двор, а не на улицу. Мусатти понял, что рисунок дома – это зеркальное отражение института психологии, в котором проводились сеансы. Психоаналитик, комментируя рисунок, говорит, что пациент согласился рисовать дом, но поставил себя хозяином, перевернув детскую ситуацию. На самом деле, он был младшим ребенком, подчиняющимся отцу и старшему брату. Кроме того, в переносе он поставил себя хозяином института и, таким образом, перевернул аналитическую ситуацию, т. е. он был психоаналитиком, а не анализантом. Мусатти замечает и то, что магазин выходит во двор. Так он выражает желание более конфиденциальной обстановки во время анализа (там же).

Исследование идет в сторону влияния филогенеза на онтогенез.

Понятие филогенеза (то, что касается жизни наших родителей и предков) и онтогенеза (что касается личного развития) связаны с общим понятием наследственности.

Когда говорят о наследственности, обычно имеют в виду только передачу генетических характеристик, а как передаются психические характеристики, пока до конца неизвестно, несмотря на то, что в настоящее время в научных исследованиях уже есть доказательства наследственности психологических травм.

Недавнее исследование, опубликованное в нейробиологическом научном журнале (Nature Neuroscience, 2014) специалистами Цюрихского университета (Швейцария), помогает прояснить ситуацию с эпигенетическим наследованием у животных.

«Изабель Мэнсуэй, преподавательница невроэпигенетики, и ее коллеги изучали молекулярные механизмы наследования поведения у мышей. Для этого у животных вызывали детскую травму: пока они были маленькими, их каждый день в течение двух недель на какое-то время отнимали от матерей. Этот непредсказуемый стресс бил как по детенышам, так и по самкам, которых к тому же сажали на время в тесную трубу.

Когда стрессированные детеныши выросли, исследователи заметили, что они более равнодушны к опасности: например, они меньше других боялись открытых и хорошо освещенных пространств (обычная мышь, понятно, будет избегать таких мест). Подобное равнодушие к риску считается признаком депрессии; можно сказать, из стрессированных детенышей вырастали депрессивные взрослые. Кроме того, различия были в обмене глюкозы, т. е. стресс в раннем возрасте продолжал сказываться не только на поведении, но и на метаболизме взрослых животных.

Но что самое главное – эти изменения в поведении и метаболизме передавались по наследству. Когда стрессированных в детстве мышей скрещивали с обычными мышами, их потомство тоже демонстрировало равнодушие к опасности, признаки депрессии, их организм также не совсем нормально обращался с глюкозой. Причем все это передавалось не только детям, но и внукам, то есть еще и во второе поколение.

Попытавшись определить молекулярные механизмы наследования, ученые обнаружили, что сперматозоиды, сыворотка крови и гиппокамп у мышей с детской травмой и у обычных грызунов разнятся по уровню некоторых микроРНК и пиРНК (особой разновидности некодирующих регуляторных РНК). Стрессовые изменения в регуляторных РНК были и у детей стрессированных мышей (особенно в гиппокампе и сыворотке), и у их внуков.

Чтобы убедиться, что дело все-таки в регуляторных РНК, исследователи взяли эти РНК из сперматозоидов мышей с детской травмой и ввели их чужую оплодотворенную яйцеклетку (иначе говоря, сами половые клетки в данном случае никакого стресса не испытывали).

После этого яйцеклетку имплантировали самке и дожидались, когда детеныши, зачатые таким хитрым образом, появятся на свет. Как можно догадаться, повзрослев, мыши демонстрировали те же особенности поведения и метаболизма, что и непосредственные потомки стрессированных родителей.

То есть детская психологическая травма может проявляться на протяжении еще двух поколений. Теперь перед учеными стоит такая задача: надо понять, как именно регуляторные РНК, доставшиеся по наследству, влияют на развитие метаболических путей нового организма и его мозга. Выяснив детали этого механизма, мы узнаем, участвует ли он в формировании других типов поведения и работает ли он у человека». (Материалы портала «Научная Россия», 2014).

В конце жизни Фрейд написал книгу «Моисей и монотеизм», в которой писал, что архаическая наследственность человека включает в себя не только склонности, но и отпечатки следов опыта предыдущих поколений (Freud, 1939).

В книге «Тотем и табу» (Freud, 1913) он пишет, что мы можем задавать себе следующие вопросы:

1) Насколько важно психическое продолжение в течение нескольких поколений?

2) Как психические настроения передаются следующим поколениям?

Когда мы работаем с генеалогическим деревом и предлагаем пациенту собрать историю своих предков, часто бывает, что он впервые узнает о некоторых событиях из жизни своих родственников, которые бессознательно полностью повторялись в его жизни.

Журналист: Существуют разные техники психоаналитического исследования. В городе Пезё работает швейцарский психоаналитик доктор Даниэль Лизек, наследник Сильвио Фанти, который 40 лет назад создал микропсихоанализ, основанный на изучении генеалогического древа.

Лизек: В течение микропсихоанализа мы стараемся восстановить историю человека насколько это возможно, чтобы понять, что он пережил, через что прошел в детстве и во внутриутробной жизни, или, во всяком случае, восстановить хотя бы некоторые элементы внутриутробной жизни. Затем мы приближаемся к моменту, когда появляются вещи, которые мы не можем объяснить. Тогда мы стараемся найти причину того, что он переживает на данный момент, в истории его семьи, в итоге – в его генеалогическом древе.

Журналист: Бернар провел много времени в кабинете психоаналитика, проводя сеансы по два–три часа. Он провел очень кропотливую работу со своими семейными фотографиями.

Лизек: Мы попытаемся найти в фотографиях повторяющиеся элементы. Это детальная, кропотливая работа с помощью лупы. Она требует много времени и отличается от простого просмотра фотографий в альбоме или слайдов, снятых во время отдыха.

Пациент: Я не знал своего отца и хотел найти объяснение такой ситуации. Естественно я не единственный, имеющий такой опыт, но так как это касается именно меня, мне захотелось найти объяснение. Я искал ответ и сегодня могу сказать, что нашел его на 95%. Изучение фотографий и генеалогического древа были очень полезны для нахождения большей части ответа. Все началось с этой фотографии, которую я нашел случайно.

Журналист: Речь идет о настоящем случае генеалогического открытия. У его дедушки по линии матери был незаконнорожденный сын, который на фотографии стоит рядом со своей двоюродной сестрой. Дедушка знал о сыне, но в его альбоме нет даже намека на него.

Пациент: Мой дедушка затем женился легально, и у него родилась дочь – моя мать. Все шло хорошо, только моя мать повторила случившееся. Она сбежала из дома и познакомилась с моим отцом. Я был зачат, но отец исчез до моего рождения. Поэтому я чувствую нагрузку незаконнорожденного сына.

Лизек: Есть одна странная вещь: наши предки действуют внутри нас не как реальные лица, а как часть нас, которую мы получили в наследство.

Журналист: Это тревожно. Значит, мы не свободны ничего выбирать. Значит, что все предопределено?

Лизек: Да, на самом деле детерминизм есть. Одним из открытий Фрейда является то, что одна неизвестная нам часть определяет наши действия. Что-то невысказанное, что-то секретное между поколениями давит на субъекта, который обязан это выразить, чтобы освободиться. На самом деле, он как бы является актером комедии неизвестного автора и режиссера.

Клинический случай 10

Молодая девушка прошла много часов анализа, рассказывая о страданиях, которые вызвало отсутствие в ее жизни причастия.

В том возрасте, в котором ритуал обычно совершается и отмечается, девочка, в отличие от своих старших братьев и сестер, причастия не получила – из-за изменений, которые произошли в семье (верующая бабушка умерла, а мама устроилась на работу и отдалилась от таких семейных задач).

Этот факт был субъективно травматическим для девочки, потому что она чувствовала себя исключенной из семьи, где все остальные получили религиозное благословение. Девушка не чувствовала себя членом семьи.

Она выбрала свой путь в жизни без признания и согласия со стороны родственников, как на работе, так и в личных отношениях, показывая сильную тенденцию к независимости и самостоятельности. Успехи были, но она осталась разочарованной, потому что это не совпало с мироустройством ее семьи.

Аналитическая работа на онтогенезе девушки разрешила конфликты эдипова характера, но не позволила полностью избавиться от навязчивого повторения, которое заключалось в том, что она выбирала партнеров, с которыми невозможно было строить семью (они были либо женатыми, либо намного старше ее, либо из другой социальной среды).

Составив генеалогическое дерево семьи, она впервые узнала, что бабушка по отцовской линии родила сына (ее отца) вне брака и вышла замуж через несколько лет за другого человека. Отец был усыновлен в четыре года, а узнал об этом в зрелом возрасте. Он очень страдал и никому об этом не говорил, скрывая от детей.

Благодаря этим открытиям, в течение сессии девушка смогла полностью расслабиться и избавиться от навязчивых повторений.

Этот клинический случай доказывает, что иногда анализ онтогенетического материала пациента, разрешение эдипова комплекса, связанного с сексуально-агрессивными желаниями, не прекращает навязчивого повторения в жизни. Человек чувствует, что как будто волшебная сила его притягивает, и он постоянно находится в одной и той же ситуации, вызывающей тревогу и ощущение неполноценности. Эта сила – как будто внешняя, чужая, даже невыражаемая.

Микропсихоанализ, чтобы описать это ощущение, предлагает определение «генеалогически невыражаемый» (Peluffo, 1990). Это означает, что в нашем бессознательном существует филогенетический образ, являющийся совокупностью аффектов и представлений, которые передаются между поколениями и могут влиять на «судьбу» (Fanti S., 1984).

Клинический случай 11

Речь идет о пациенте, у которого отмечался частый, повторяющийся кошмар, в котором он задыхался и умирал. Его напрягали и разные жизненные ситуации, в которые он попадал и в которых испытывал такое же удушение.

К примеру, в кошмаре у него была жена, любовница и еще несколько девушек. Каждый день у него бывало по четыре-пять свиданий. Ему приходилось много врать. Все это влияло на его работу, поскольку там он тоже врал, но уже не своим женщинам, а клиентам.

Естественно, он не смог выдержать подобной ситуации. Обычно все это заканчивается развалом семьи, потерей работы, любовниц. Как правило, остается жена, но нередко и она уходит. Такая же ситуация может возникать и с учебой.

Кошмар и ситуации повторялись. Он прошел хороший курс психоанализа, прорабатывал самые разные моменты онтогенеза и достиг достаточно ровного баланса.

Больше он не попадал в такие очевидные капканы, однако кошмары все еще повторялись, но реже. Наконец, он провел генеалогическое исследование, собрал много документов и узнал, что один из его предков был повешен.

Мы не имеем в виду, что наши предки продолжают свою жизнь через нас. Но сам факт того, что он открыл это событие и проработал его в ходе сеанса, привел к исчезновению кошмара. Можно сказать, что таким образом он выразил (через испытываемые эмоции) «генеалогически невыражаемое».

Сам факт, что в ходе психоанализа он смог признать травму как первоначальную причину своих страданий, позволило ему освободиться от нее.

Микропсихоанализ – это не единственное направление, которое использует генеалогическое дерево.

Например, в семейной системной терапии используется генограмма. Важно понимать, что в семье существуют тайны, секреты, мифы, которые никто не раскрывает. Они передаются из поколения в поколение и могут отравить жизнь человека, который бессознательно и безвольно повторяет судьбу предков и при этом чувствует себя недостойным, ему всегда приходится что-то скрывать.

Анн Анселин Шутценбергер, автор книги «Синдром предков», предлагает свою методику исследования (Schutzenberg, 2001).