Текст книги "«Это мой город»"

ДИДЖЕЙ
Виталий Козак
о московской породе, о том, зачем нужны прогулки, о возникновении вечеринок LoveBoat десять лет назад и выступлении Ларисы Долиной на юбилейной вечеринке в «Симачеве»

Я РОДИЛСЯ…

В городе Свободном. Это Дальний Восток. Мой папа военный, и это было первое место распределения по его службе. Название города очень символично, и мне нравится, что я родился в городе под названием Свободный, хоть и так далеко.

СЕЙЧАС Я ЖИВУ…

В Москве. С 9 лет. Это мой город с детства, я провел всю сознательную жизнь здесь. Так распорядилась судьба: родители переехали в Москву, потому что папа поступил в военную академию. И больше мы никуда не переезжали, чему я безумно рад, потому что моя жизнь благодаря этому сложилась гораздо легче, чем у многих ребят. Мне не приходилось преодолевать преград. Очень люблю этот город, и у нас это взаимно.

ЛЮБЛЮ ГУЛЯТЬ…

Если честно, не знаю, где, потому что не люблю гулять там, где принято гулять в Москве. Не очень люблю парк Горького, Патрики. Может, потому что мне хочется гулять там, где совсем нет знакомых, чтобы наслаждаться тишиной и одиночеством. Потому что в местах, где гуляют все, обязательно кого-то встретишь, что часто приятно, но отвлекает от самой сути прогулки: от уединения и приведения мыслей в порядок.

ЛЮБИМЫЙ РАЙОН…

Это район, где я рос: Подколокольный переулок, Яузский и Покровский бульвары, улица Солянка – это мои пенаты, где прошли детство и юность.

В РЕСТОРАНАХ И БАРАХ…

Конечно, я бываю в разных местах, мне нравится выходить. Причем, опять же, я часто выхожу один. И мне действительно нравится ужинать или обедать одному. Из любимых – «Симачев-бар», потому что там многие годы гарантированно вкусная еда, причем на завтрак, обед и ужин. Еще мне нравится ресторан Remi Kitchen на углу Малой Бронной и бульвара и там же, на Бронной, «Есть хинкали, пить вино», «Катфиш» в Большом Козихинском переулке – это из тех мест, куда хочется возвращаться.

МЕСТО, КУДА ВСЕ ВРЕМЯ СОБИРАЮСЬ, НО НИКАК НЕ МОГУ ДОЕХАТЬ…

Даже не знаю, остались ли еще какие-то места. Я всю Москву исходил пешком в детстве и юности вдоль и поперек, поэтому знаю ее и люблю, потому что хожу по проторенным маршрутам.

Когда мы с семьей жили в коммуналке в Подколокольном переулке, нашими соседями были подлинные москвичи – это редкий вымирающий вид. В моей сознательной жизни таких людей я встречаю все реже. И это понятно: много людей приезжают в Москву, ведь здесь есть возможности для реализации, особенно для творческих людей. То, что сильно отличало моих соседей по коммуналке – это какая-то невероятная культура. Моя соседка Фатима Резаевна учила меня, как правильно говорить, исправляла мои ошибки, потому что в детстве у меня все-таки чувствовалась провинциальная речь, она была моим педагогом. Все эти традиции: завтраки, прически – это московская порода, уже редко встречающаяся сейчас. Во всяком случае в моем кругу.

В МОСКВЕ ЛУЧШЕ, ЧЕМ В ЛОНДОНЕ…

Я Лондон люблю и очень трудно сравнивать его с чем-либо, но все-таки прелесть Москвы в том, что я ее называю своим домом, для меня это достаточно важно. Я не из тех, кто легко перемещается и оседает на новом месте. Я корнями привязан к дому и не представляю перемещения без семьи. Где семья, там и дом, где дом, там и хорошо. Это часть моих корней.

В МОСКВЕ ИЗМЕНИЛОСЬ…

Мне нравится, как Москва обновляется. Она была немножко базарной во времена перестройки, был какой-то Вавилон или Китай – с этими палатками, бесконечными магазинами на каждом углу, реклама – все это мне не нравилось. То, что этого не стало, мне уже очень приятно. Город становится обновленным, удобным, уютным. Мне стало нравиться, что к нам приезжают гораздо больше визитеров. Раньше я только в Петербурге наблюдал такой активный туризм. Но и Москва моего детства тоже нравится, правда, она осталась только на фотографиях. Конец 1980-х, это было очарование детства, когда мы ходили на каток на Чистые пруды, переодевались в домике рядом.

ХОЧУ ИЗМЕНИТЬ В МОСКВЕ…

Мне хочется, чтобы было побольше маленьких местечек, чтобы каждый мог заняться своим делом. Чтобы можно было открыть маленький бар, и чтобы это было реально, а не как сейчас, когда это доступно только крупным компаниям. Не то что это меня мучит, но я бы это поменял. В Петербурге, например, этого много. Но, возможно, это связано с архитектурными особенностями, потому что там больше площадей европейского типа и цены намного ниже. Там это более реально.

Я бы немного изменил отношение людей друг к другу. Без чего городская среда не существует, так это без тех людей, которые в ней живут. Но это в целом относится ко всем россиянам. Нам недостает терпимости и в хорошем смысле безразличия: чтобы меньше заботила чужая внешность, чужая жизнь, чтобы больше беспокоила своя, и тогда меньше будет претензий и агрессии к другим людям, которые, может быть, на вас не похожи. Но люди потихоньку меняются. Надеюсь, это будет происходить быстрее.

В МОСКВЕ НЕ ХВАТАЕТ…

Всего хватает! Это город-страна, где ты можешь найти свое место. Если ты хочешь насыщенной, бурной жизни, ты ее здесь получаешь, хочешь спокойствия, ты его тоже можешь получить и всегда можешь создать комфортные для себя условия. То, чего может не хватать маленьким городам, где возможности ограничены. Там мне было бы грустно. А здесь мне всего хватает, но, может, у меня не так много потребностей. Плюс я могу путешествовать. И если чего-то вдруг не хватает здесь, то я это получаю в полной мере где-то еще. Поэтому у меня нет какого-то дефицита.

ХУДОЖНИК
Виталий Комар
о сегодняшней Москве, которая напоминает Лас-Вегас, и о том, как ситуация с Крымом отразилась на русских художниках

Я РОДИЛСЯ…

В Москве, в роддоме Грауэрмана, откуда меня принесли в квартиру по адресу Скатертный переулок, дом 14. Здесь я прожил двадцать пять лет, пока роскошное старинное здание, из окон которого виднелась церковь, где венчался Пушкин, не забрали под посольство Ганы. Это был четырехэтажный доходный дом, который в начале ХХ века построил архитектор Пиотрович в стиле компромиссного модерна, с керамикой и красивыми маскаронами на фасаде, во всех квартирах были гипсовая лепнина и бронзовые ручки на огромных венецианских окнах.

В доме было всего восемь квартир, и все они после революции стали коммуналками, правда довольно элитными, в нашей пятикомнатной, например, жили всего три семьи.

Мои родные занимали две комнаты, одну – старушка, которая жила при кухне еще с дореволюционных времен, и еще две – писатель Виктор Горохов. Он был знаменитостью и автором книги «Робсон», и у него даже был личный телефон. Кстати, сам Поль Робсон, когда был в Москве, приходил к нему в гости.

Бывший владелец дома жил на первом этаже, где и до революции, его не тронули, так как он, по-видимому, сотрудничал с органами. В 1950-е он работал шофером, возил иностранцев на лимузине.

УЧИЛСЯ Я…

В 110-й школе по соседству, на углу Мерзляковского переулка. До революции здесь была знаменитая Флеровская гимназия. Мы начинали учиться отдельно от девочек, потом нас объединили.

МОИ БАБУШКА И ДЕДУШКА…

Были верующими и пытались воспитывать маму в иудаистских традициях. Папа воспитывался в православных традициях. Правда, и мама, и папа, оба военные юристы, вопреки воспитанию выросли атеистами.

Мамин папа, мой дед Владимир Гельман, работал заместителем директора Московского театрально-художественного училища, где готовили бутафоров и гримеров, и по совместительству был председателем жилищного кооператива РАНИТ (работников науки и техники). Кстати, обе его работы были в шаговой доступности от дома, это было дедушкино правило. Как верующему, ему было очень тяжело работать в шабат, день обязательного отдыха для иудеев, и когда наконец суббота в СССР стала выходным днем, счастью его не было предела.

Дедушка любил красивые вещи, покупал антиквариат еще со времен нэпа. В доме было много старинных книг, картин в золотых рамах, немцы, голландцы.

Все это постепенно продавалось с конца 1950-х годов, когда мама долгое время не могла найти работу. Носили вещи в ломбард на Арбате. Но самую большую ценность – пейзаж Шишкина довольно редкого периода, когда он увлекался Куинджи, – мы не трогали. Лишь когда я насовсем уезжал из СССР в 1977 году, пришлось его продать. Отнес я этого Шишкина в комиссионку на «Октябрьской», дали мне за него 800 рублей, а потом я узнал, что картину сразу себе взял председатель закупочной комиссии.

МОСКВА СЕГОДНЯ…

Напоминает Лас-Вегас. После распада СССР наши нувориши много времени проводили в Вегасе, и их представление о роскоши и богатстве родом оттуда, как и архитектурный стиль нынешней Москвы. Вокруг – бутафория, но очень похожая на реальность.

Когда я только приехал в США, меня удивило поведение людей на улице. Вот болтают в Нью-Йорке посередине тротуара два друга, и толпа их спокойно обходит. В Москве им бы сразу сказали, чтоб отошли и не мешали. Любопытно, что либеральные американцы эту реакцию москвичей расценивают как заботу об общем благе, а российские либералы видят в реакции ньюйоркцев уважение к личности. Кстати, американцы в быту предпочитают избегать конфликтов. Если встречаются представители разных партий, то они будут обсуждать искусство, знакомых, погоду, но не политику. У нас же порвать друг друга готовы сторонники и противники присоединения Крыма. Кстати, ситуация с Крымом крайне негативно отразилась на русских художниках – их почти перестали покупать в США и Европе.

Мы с друзьями, живя в СССР, знали о contemporary art, как ни странно, довольно много. Пока Строгановка, которую мы с Меламидом окончили, Суриковский и другие художественные институты подчинялись Министерству культуры, валюты на закупку иностранных журналов не было, но была цензура.

При Хрущеве началась мода на дизайн, и каждое министерство захотело иметь своих художников, поэтому Строгановку передали Министерству высшего и среднего образования, к которому относилось много разных институтов, в том числе и МАИ, для которого в обязательном порядке выписывались новейшие иностранные и профессиональные журналы, и наш институт, получив валюты, тоже стал покупать периодику по искусству, а на кафедре иностранных языков даже делались вкладыши с переводами статей. Так что мы были вполне в теме того, что творилось в искусстве на Западе, и понимали, в каком контексте сами работаем.

Когда я переехал в Нью-Йорк, в области искусства все было так, как я себе представлял, но, конечно, меня удивило количество сыров и колбас, а также отсутствие очередей.

Мы с Аликом Меламидом сотрудничали с нью-йоркской галереей Фельдмана, в которой к моменту нашей эмиграции уже прошли две наши выставки. Эта галерея в 60–70-х годах ХХ века представляла самых знаменитых художников, того же Энди Уорхола, и на каждом открытии мы знакомились с нью-йоркской богемой, постепенно становясь ее частью.

ЖИЗНЬ ХУДОЖНИКА В МОСКВЕ И НЬЮ-ЙОРКЕ…

Отличается, хотя бы потому, что в России государство частично финансирует и художников, и околохудожественную жизнь. В США этого нет, как нет госмузеев или государственных изданий по искусству.

Правда, искусство на Западе покупают и совсем не богатые люди, поэтому там есть рынок, а в России нет.

КАФЕ «СИНЯЯ ПТИЦА»…

Знаковое для богемы место на улице Чехова (сейчас Малая Дмитровка). В 1960-е здесь проводились однодневные выставки молодых художников с обсуждениями. Курировали выставочную деятельность партийцы или комсомольцы, мы все были уверены, что они стукачи. Они нас действительно слушали, но с другой целью, это мне рассказали много лет спустя.

Наши дискуссии действительно записывались, но не для передачи в компетентные органы (хотя, может, и это бывало), мы были подопытными кроликами, на нас партработники, которые отвечали за работу с молодежью, диссертации защищали. А у партийца с кандидатской степенью зарплата вырастала процентов на двадцать пять.

БУЛЬДОЗЕРНУЮ ВЫСТАВКУ…

Придумал не я, а Оскар Рабин. Нас вместе с Рабиным арестовали на одном перформансе, где мы вместе с Аликом Меламидом играли роли Сталина и Ленина. Увидев гэбистов, зрители поначалу смеялись, думая, что это часть представления. Но арест сблизил нас с Рабиным, и, выпивая у него дома на следующий день, мы обсуждали, где сделать выставку. Дело в том, что главной проблемой художника в СССР, если он не вписывался в официальную идеологию, были выставки. На квартирах выставляться было запрещено, да и нам самим хотелось чего-то большего. Во время разговора я вспомнил, что в Польше художникам разрешили выставки в парках, и сказал, что воздух-то государству не принадлежит.

Оскару это запало в душу, и вместе с поэтом и коллекционером Александром Глезером он написал заявление в городской профсоюз культуры с просьбой провести показ (слово «выставка» тщательно избегалось) картин на заброшенном пустыре всего на несколько часов.

Пятнадцатого сентября 1974 года мы собрались в районе Беляево со своими работами, наших с Аликом картин было штук восемь. Вдруг появились представители власти, пригнали самосвалы и бульдозеры и под видом уборки пустыря стали ломать работы и разгонять собравшихся.

То, что сопротивляться нельзя, а надо быть Ганди, я понял, увидев, как грамотно бьют математика Виктора Тупицына. Его ударили пару раз, и он от боли потерял сознание. Но когда схватили мой любимый автопортрет, где мы с Меламидом в виде Ленина и Сталина, и кинули на самосвал с грязью, у меня что-то дрогнуло, я решил его спасти, вскочил на подножку самосвала, выхватил картину из общей кучи и побежал. Меня догнал какой-то человек, толкнул лицом в грязь, наступил ногой на работу и стал ломать ее. Я посмотрел на него из лужи и сказал: «Ты что, это же шедевр!» Он остановился и швырнул оргалит, на котором была сделана работа, обратно на самосвал. Больше этого портрета я никогда не видел. Та картина «Ленин и Сталин», которая сейчас экспонируется в Музее современного искусства на Петровке – копия, сделанная к 15-летию Бульдозерной выставки.

Кстати, мы до сих пор не знаем, кто нас разгонял – МВД или КГБ. Эта история вылилась в международный скандал, так как побили иностранных корреспондентов, под вопрос были поставлены Хельсинкские соглашения, сорвались международные визиты. Чтобы как-то замять дело, через пару дней на квартиру Оскара Рабина привезли в сопровождении немецкого телевидения большую часть работ, кроме тех, которые были утрачены при облаве. Говорили, что разгон нашей выставки – результат внутренней грызни между усиливавшимся МВД и КГБ, и что военные подставили спецслужбы. Но в итоге все сложилось неплохо, о нас написала вся мировая пресса (благодаря им мы получили рекламу на Западе) и вдруг нам разрешили квартирные выставки.

Я ЛЮБЛЮ…

Диптихи, триптихи, полиптихи. Когда несколько произведений в разных стилях, оказываются вместе, они начинают звучать по-новому. Сейчас как раз работаю над сложным диптихом. Дело в том, что визуальный язык ограничен и все стили сегодня перебраны, единственный способ создать новое течение – соединить все старые, как это делает город в своем развитии. Посмотрите на московские улицы, здесь, где каждый дом – картина, они напоминают мне полиптихи.

ПЕВИЦА
Теона Контридзе
о странной лжепатриотической символике и об отличиях московской публики от любой другой

Я РОДИЛАСЬ…

Я из Тбилиси.

СЕЙЧАС ЖИВУ…

Мне нравится жить в Москве. Здесь моя семья, друзья, профессия, здесь сложилась моя жизнь.

ЛЮБЛЮ ГУЛЯТЬ…

Исключительно по центру.

МОЙ ЛЮБИМЫЙ РАЙОН В МОСКВЕ…

Сначала я жила в спальных районах, но училась на Ордынке. До сих пор, когда оказываюсь рядом с Третьяковкой, у меня сердце сжимается, очень люблю это место. Мне еще нравятся проспект Мира и Фрунзенская набережная. Как ни странно, я одинаково люблю купеческую и сталинскую Москву. Визуально, конечно. В этих районах для меня есть какая-то сила, симметрия, помпезность московская – величественный имперский дух.

НЕЛЮБИМЫЙ РАЙОН…

Не люблю новые районы с серыми одинаковыми домами. Мне нравится архитектурное разнообразие. А районы массовой застройки с корпусной архитектурой меня страшат.

В РЕСТОРАНАХ…

Да, бываю. Но в Москве меня ни один ресторан, кроме тех, что организовал Александр Мухин, не вдохновляет. Гастрономические удовольствия получаю быстрее в Санкт-Петербурге.

МЕСТО В МОСКВЕ, В КОТОРОЕ ВСЕ ВРЕМЯ СОБИРАЮСЬ, НО НИКАК НЕ МОГУ ДОЕХАТЬ…

Я очень тоскую по музею имени Пушкина. Наизусть знаю в нем каждый зал – это место связано с моим детством. Очень давно там не была и все время собираюсь сходить.

ГЛАВНОЕ ОТЛИЧИЕ МОСКВИЧЕЙ ОТ ЖИТЕЛЕЙ ДРУГИХ ГОРОДОВ…

Неулыбчивость. На улице москвичи теперь стали немногословны и даже суровы. Хотя сейчас так много приезжих, что особо не разобрать, кто москвич, а кто не москвич. И одновременно москвичи могут быть щедрыми и отзывчивыми. Все мои друзья коренные москвичи – потрясающие люди. Кажется, что теперь только в Москве и Санкт-Петербурге можно встретить тех, кто владеет настоящим, красивым русским языком.

В МОСКВЕ ЛУЧШЕ, ЧЕМ В МИРОВЫХ СТОЛИЦАХ: НЬЮ-ЙОРКЕ, БЕРЛИНЕ, ПАРИЖЕ, ЛОНДОНЕ…

Каждую неделю в Москве прекрасный выбор концертов академической музыки. Почти ежедневно можно найти уникальный концерт. И театральный репертуар тоже очень разнообразный. Мне это нравится. Я люблю московское метро – прекрасная архитектура, удобно и в отличие от подземок в перечисленных городах чистое.

В МОСКВЕ ЗА ПОСЛЕДНЕЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ ИЗМЕНИЛОСЬ…

Изменилась структура города. Появились велосипедные дорожки, прогулочные зоны. Не могу сказать, нравится мне это или не нравится, потому что в экологически грязном городе мне не очень хочется кататься на велосипеде и разгуливать по парку. Для этого есть лес.

Мне очень нравится, что убрали палатки. Они как-то странно смотрелись в столице, без них город стал более цивилизованным.

Мне не нравится, что появляется, я бы сказала, лжепатриотическая символика. В многонациональном городе это странно.

ХОЧУ ИЗМЕНИТЬ В МОСКВЕ…

Я бы хотела, чтобы к нам больше приезжало представителей разных рас и культур. Чтобы на улицах было больше афроамериканцев, индейцев, жителей Индокитая, индусов. Я обожаю из-за этого бывать в Нью-Йорке, в Лондоне. Некоторых это раздражает, а мне прямо нравится. Я выросла в Тбилиси, в котором и сейчас живет 163 национальности. И это здорово, когда на улице пестрый ковер из лиц, не похожих друг на друга.

МНЕ НЕ ХВАТАЕТ В МОСКВЕ…

Однозначно не хватает солнца. Девять месяцев зима. Я в это время просто схожу с ума. Мне не хватает солнца, чтобы быть счастливой. Ни денег, ни музыки – ничего не надо. Солнце есть – и я уже счастлива!

В МОСКВЕ МЕНЯ МОЖНО ЧАЩЕ ВСЕГО ЗАСТАТЬ КРОМЕ РАБОТЫ И ДОМА…

Гуляющей по Бульварному кольцу.

ЛИДЕР ГРУППЫ «НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ»
Алексей Кортнев
о меняющихся привычках москвичей, городских праздниках и о том, что унаследовала администрация Собянина от администрации Лужкова

Я РОДИЛСЯ…

В Москве, на Ленинском проспекте.

СЕЙЧАС ЖИВУ…

В Новогорске. Там красиво и просторно. Люблю гулять около реки Сходни, природоохранные зоны большие, украшены дорожками, красивым освещением. Идеальные места для прогулок.

МОЙ ЛЮБИМЫЙ РАЙОН В МОСКВЕ…

Место, где я родился и вырос. Это Воробьевы горы, Московский университет, Дворец пионеров. Ну и, конечно, Нескучный сад.

МОЙ НЕЛЮБИМЫЙ РАЙОН В МОСКВЕ…

Таковых много. Я совсем не люблю так называемые спальные микрорайоны. Всегда чувствую себя там неуютно, не хотел бы туда перебираться.

ЛЮБИМЫЕ РЕСТОРАНЫ…

У меня так сложилось, что я пользуюсь точками общественного питания очень по делу. Постоянно пропадаю в ДК имени Зуева на Лесной улице и, когда возникает перерыв, выхожу и питаюсь в ресторанах поблизости. Поэтому я выбираю места не из-за их вкусовых качеств или ценовой политики, а чтобы это было близко и удобно.

ГЛАВНОЕ ОТЛИЧИЕ МОСКВИЧЕЙ ОТ ЖИТЕЛЕЙ ДРУГИХ ГОРОДОВ…

Мне кажется, что настоящие москвичи очень адаптированы к общению с самыми разными людьми, представителями самых разных культур, конфессий и этнических групп. Те, кто смог к этому приспособиться, являются действительно славными представителями нашего города. А есть люди, которые окрысились, озлобились и совершенно не готовы воспринимать перемены, которые произошли с городом. Насчет их отличия: жителей других городов просто не так тряхнуло это великое переселение народов, которое случилось в девяностых.

В МОСКВЕ ЛУЧШЕ, ЧЕМ В МИРОВЫХ СТОЛИЦАХ: НЬЮ-ЙОРКЕ, БЕРЛИНЕ, ПАРИЖЕ, ЛОНДОНЕ…

Люди, общение, культура… как бы я ни любил и ни ценил другие столицы мира, там все равно я не найду никогда такое количество прекрасных людей, восхитительных слушателей, зрителей. Поэтому для меня в городе важно население, а уж потом все остальное.

В МОСКВЕ ИЗМЕНИЛОСЬ ЗА ПОСЛЕДНЕЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ…

Изменилось многое, и мне в основном нравится, что происходит, хотя я не являюсь поклонником мэра Собянина. Москва, конечно, стала более человечной, чистой. Мне очень нравится, что произошло с общественными праздниками: День города, Рождественская неделя. Они стали действительно уютными и человекоориентированными событиями. Если раньше это были достаточно бессмысленные и помпезные мероприятия, которые совершенно не предполагали какого-то участия человека, то сейчас это совсем другое. Например, День города стал увлекательным мероприятием. Я это вижу изнутри. На праздник хочется прийти, глазеть, самому принимать участие в каких-то забавах.

Что меня категорически не устраивает, так это продолжающийся в Москве снос исторических зданий и их полное изувечивание под видом реконструкции. Это просто ужасно! Это то, что унаследовала администрация от нашего нынешнего мэра, и, очевидно, он сам унаследовал от предыдущего. Такая лужковская традиция – сломать что-то действительно ценное и на этом месте построить элитное жилье или торговый центр. Это как было чудовищное преступление против города, так и остается. Что касается парковок… Я много бывал в разных больших городах и хочу сказать, что припарковаться, например, в центре Лондона невозможно вообще в отличие от Москвы! Вообще! Просто поезжай в подземный паркинг и потом добирайся на метро или на автобусе. Мы просто к этому пока не готовы, но постепенно, я уверен, ментальность изменится и люди поймут, что это необходимо. Другое дело, что для этого нужно построить удобные, дешевые парковки, чтобы люди действительно могли оставить автомобиль где-нибудь на ТТК или МКАД и дальше доехать спокойно на общественном транспорте. Но мы точно к этому придем неизбежно лет через десять. Потому что все равно медленно, но верно общественное сознание меняется. Так уже случилось с курением, например. Или такси. Мы уже давно отказались от «бомбил», забыли про то, что можно курить в ресторане или клубах. Сейчас уже трудно вспомнить те времена, когда это было. А было это совсем недавно.

ХОЧУ ИЗМЕНИТЬ В МОСКВЕ…

Мне хотелось бы изменить все во Вселенной, не только в Москве.

МНЕ НЕ ХВАТАЕТ В МОСКВЕ…

Хотелось бы, чтобы было просторнее, спокойнее, меньше агрессии. Мне кажется, что эта агрессия происходит из-за перенасыщения города людьми, техникой, транспортом, товарами, услугами, да просто всем.