Текст книги "Проблемы литератур Дальнего Востока. Труды IX международной научной конференции"

Увидев человека, подпоясанного лозой и с фикусом в виде накидки, Цюй Юань расчувствовался и встревожился; Ли Хэ, увидев нечто отвратительное, как бычий демон или змеиный дух, застонал и захворал. Они использовали звуки природы, чтобы выразить свои мысли и не брезговали их происхождением… спешили подняться и взлететь, освободившись от пут, но сумасшествие накрепко засело в них и сложно от него избавиться; постоянно ручались добрыми помыслами, но из-за помутнения рассудка не смогли избежать запретного. <…> По одной собирал лисьи шкурки, чтобы сделать шубу, но так и не дописал «Записки из преисподней»; за штрафной рюмкой вина не дописал стих «Негодую в одиночестве». И всех этих мыслей достаточно, чтобы вогнать меня в печаль! <…> Те, кто меня хорошо понимает, все находятся по ту сторону?

Пу Сунлин, прошедший через многие невзгоды в своей жизни, использовал «Ляо Чжая» как способ излить свои горести, поэтому новеллы в сборнике отличаются лиричностью, в произведениях выражена индивидуальность автора, а также заметны его иносказания о своей судьбе.

Цзи Юнь считал: «Знания новеллист черпает не из прочитанных книг; ему гораздо полезнее собирать уличные сплетни» [2]. Таким образом он разъясняет традиционный подход к написанию новелл, принятый еще в прежние времена. В «Ханьшу» в разделе «Библиографии» говорится: «Новеллисты часто выходят из чиновников, собиравших слухи для государя. Уличные толки и дорожные сплетни – вот на чем они основывают свои произведения. Конфуций говорил: “Даже в малых учениях найдется то, на что стоит обратить внимание, но идущий далеко боится в них погрязнуть, поэтому не обращается к ним”». Эти традиционные установки подчеркивают роль новелл в служении великим идеям. Новеллы с помощью одной лишь метафоры способны стать инструментом развития этики и морали, в них в первую очередь преследуется цель выразить суть и расширить кругозор, а не отразить чувства автора. «Заметки…» Цзи Юня – это отчасти сборник произведений крайне содержательных и идейных, однако это также художественный и мастерски отточенный автором инструмент для нравоучения.

Кроме того, методы создания произведений отличаются. В то время, когда жил Цзи Юнь, «Ляо Чжай» уже был популярен в Китае. Шэн Шиянь в послесловии «Не принимайте всерьез» приводит критику Цзи Юня в сторону «Ляо Чжая»:

«Странные истории Ляо Чжая» весьма популярны, но, хотя они и вышли из-под кисти талантливого человека, написаны они не так, как должен писать серьезный ученый. <…> Рассказы, излагающие то, что видел или слышал человек, должны быть чистым повествованием о происходящем, а не вымыслом, как пьесы, что ставятся на сцене. <…> [Пу Сунлин] дает живую картину мельчайших деталей, вплоть до любовных жестов и тайн, которые любовники поверяют друг другу на ухо. Нелепо было бы предположить, что автор сам все это испытал; если же он описывает то, что происходит с другими, так откуда же все это ему известно? Это трудно поддается объяснению… (пер. О. Л. Фишман).

Исходя из его принципов, писатель должен основывать свои произведения на случаях из реальной жизни, записывать все увиденное и услышанное другими людьми или лично; невозможно, подобно литературным гениям, написать произведение, основанное на субъективном вымысле. Таким образом, воображению в двух сборниках отводятся совершенно разные роль и место.

Если говорить о сообществах лисиц в «Ляо Чжае» и «Заметках…», то их отличия – это, по сути, разница между природой и цивилизацией. Лисы могут свободно перемещаться между этими двумя «полюсами» и раскрывать для людей взаимосвязи между природным и цивилизованным миром. Лисы в «Ляо Чжае» обитают в захолустьях и деревнях, живут общинами далеко от городов и по большей части простодушны и естественны по своему характеру, их странный облик и непосредственность – это также дикие черты, но также есть и черты индивидуальные. Лисы часто вступают в конфликты с цивилизованными людьми из-за своей звериной натуры, раскрывают поддельность или посредственность человеческой культуры, находясь выше повседневных человеческих желаний, выявляют в людях истинные стремления. Их образы успешно работают на основной замысел и метод создания новелл сборника. В «Заметках…» лисы часто живут в людских домах, играют роль друзей, соседей, членов семьи, компаньонов по ученым интересам и религиозным взглядам, они лучше владеют нормами поведения в обществе и семье, имеют культурный облик, люди и лисы могут наказывать друг друга за провинности и поощрять добрые поступки, тем самым обучая друг друга. Даже несмотря на то что они умны, хитры, следуют принципам и даже бывают высокообразованны и талантливы, они все равно являются послушными «питомцами» человеческой культуры, они лишь стремятся к ней, подтверждая идею о ценности цивилизации и норм морали, отрицая низменные характеристики, такие как похоть. Они тоже удачно отражают суть и метод создания «Заметок…». Однако даже подобное различие упрочило статус «Ляо Чжая», а вовсе не «Заметок…», как великого литературного памятника.

Литература

1. 唐梦赉《聊斋志异序》，铸雪斋抄本《聊斋志异》，上海，上海古籍出版社，1979. [Тан Мэнлай. Предисловие к «Рассказам Ляо Чжая о необычайном» // Копия сборника «Рассказы Ляо Чжая о необычайном» из кабинета Чжусюэ, Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньшэ, 1979.] (На кит. яз.)

2. 纪昀《阅微草堂笔记》卷一《滦阳消夏录（一）》，上海，上海古籍出版社，1980.

[Цзи Юнь. Заметки из хижины «Великое в малом». Цзюань 1. Записи, сделанные летом в Луаньяне. Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньшэ, 1980.] (На кит. яз.)

3. 鲁迅《中国小说史略》，上海，上海古籍出版社，1998. [Лу Синь. Очерки истории китайской новеллы. Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньшэ, 1998.] (На кит. яз.)

References

1. Tang Menglai. Foreword to “Strange Stories from a Chinese Studio”. Zhuxue Zhai copy of “Liao Zhai zhi yi”. Shanghai, Shanghai guji chubanshe, 1979. (In Chinese)

2. Ji Yun. Notes of the Tah tched Abode of Close Observations. Juan 1 – Notes made during summer in Luanyang. Shanghai, Shanghai guji chubanshe, 1980. (In Chinese)

3. Lu Xun. A Brief History of Chinese Fiction. Shanghai, Shanghai guji chubanshe, 1998. (In Chinese)

Перевод Т. С. Мироновой

Пробуждение ощущений и их метаморфозы в стихотворениях Пу Сунлина, описывающих недуги

Хэ Цичжу

(Тайваньская военная академия, Китай; [email protected])

Аннотация: В данной статье в качестве объекта исследования рассматриваются болезненные ощущения Пу Сунлина, связанные с органами чувств, на материале его поэзии, описывающей недуги. Посредством изучения его восприятия – с помощью слуха, зрения, осязания и вкуса – мы проследим изменение его мироощущения от уныния к жизнерадостности. Из-за болезни ног, одолевшей Пу Сунлина в сорокалетнем возрасте, большую часть времени он вынужден был проводить в постели, однако его обострившиеся чувства – зрение, слух, осязание и вкус – реагировали на изменение времен года, создавая вокруг него мир одиночества, холода и покинутости. После шестидесяти лет усилившиеся зубные боли очень сильно повлияли на ощущения посредством осязания и вкуса. Однако впоследствии Пу Сунлин все-таки смог принять все измененные ощущения и продолжать существовать в таком болезненном состоянии. Сложный опыт болезненных ощущений Пу Сунлина, а также его настойчивое желание участвовать в чиновничьих экзаменах – все это довольно сильно отразилось на особенностях его восприятия окружающего мира посредством пяти чувств. Данная статья рассматривает по отдельности каждую из сторон сенсорного восприятия и через непосредственное изображение болезненных ощущений в его стихах, описывающих недуги, подробно анализирует отношение к ним Пу Сунлина.

Ключевые слова: Пу Сунлин, поэзия недугов, ощущения, пробуждение, изменения.

THE AWAKENING AND TRANSFORMATION OF SENSATION IN PU SONGLING’S ILLNESS POETRY

Ho Chi-chu

(Taiwan Military Academy, China; [email protected])

Abstract: This article takes Pu Songling’s illness poetry as research subject to dig out his illness feeling about the five perceptions of the eyes, ears, tongue, and body. From deeply reviewing his four sensations in his poems, we have found the transformation of his life from sadness to glee. Due to the disease of his legs around his forty, he had spent much time lying down on the bed but he had strong feelings of the seasonal changes through his vision, hearing and touch to create a cold and lonely world around himself. After his sixty years old, the illness of his teeth had brought more severe transformation of the feeling of taste and touch. Finally, Pu Songling had accepted all of these sensations and lived with the painful feelings. The plentiful experience of feeling of illness and the fading desire for imperial examination had made huge transformation of Pu Songling’s sensations. The author would review these sensations item by item and through the real characteristic of describing the illness feelings in his poems to analyze deeply the emotional connotation of Pu Songling.

Keywords: Pu Songling, illness poetry, sensation, awakening, transformation.

1. Предисловие

Накануне рождения Пу Сунлина к его отцу Пу Паньло в дом вошел больной истощенный монах, вскоре после этого родился будущий литератор. В связи с этим с детских лет Пу Сунлина одолевали разные недуги. Повзрослев, он считал свое слабое здоровье возмездием за грехи прежних жизней и называл это основной причиной своей печальной доли. Если говорить о его поэзии болезненных состояний в целом, то во время болезни более подробно открываются мельчайшие детали внешнего мира, все разнообразие явлений более остро воспринимается с помощью пяти чувств, и в итоге на фоне множества заболеваний начинается пробуждение чувственного восприятия.

Когда больной человек испытывает свои немощи, у него возникает ощущение угасания и упадка, все прежние печали и радости с новой силой поднимаются в памяти, переживаются заново, отсюда и столкновение с новым опытом ощущений, и обильное излияние чувств. Особенная ценность поэзии, описывающей недуги, заключается как раз в том, что процесс соприкосновения физического и душевного опыта с лирическими эмоциями и словесным выражением – обостренный и неподдельный, он делает более явными самые волнительные переживания в жизни, а также по-настоящему выявляет самоценность человека.

Таким образом, задача данной статьи заключается в том, чтобы, насколько возможно подробно рассмотрев чувственные ощущения Пу Сунлина, глубоко отражающие его столкновение с недугами, изучить эмоциональные состояния и подлинный внутренний мир литератора.

2. Тактильные ощущения озноба всем телом и зрительное восприятие седины

В поэзии о недугах Пу Сунлин до сорокалетнего возраста в основном описывал состояния, связанные с недостаточным питанием; кроме того, нужда и безысходность вызывали душевный дискомфорт, порождающий хандру, разрушающую организм, он сам точно не мог определить, какими именно недугами он страдал. Чаще всего с помощью метафор «изможденный болезнями», «худой, как скелет», «истощенная тень» он определял недостаток одежды и пищи. Создание им школы и путешествие на юг истощили его силы. В этот период чувственное восприятие концентрировалось на зрительных и тактильных ощущениях; к примеру, полное уныние и абсолютную печаль, вызванные всеми болезненными явлениями, он описывает в стихотворении «Отправляю домой»:

В последние годы извелся в мирской суете, кто в нищете посочувствует, в долгих скитаниях истерт на одеждах мех. На ветру со свистом рвется листва, ивы печальные шелестом путников станут жалеть. В ненастье осеннем недужное тело раньше чувствует холод, во сне возвращалась душа, тело так и не признав. На шелке известия гуси уносят куда? В пути все прекрасно, но снова по дому тоска [1, с. 461].

Среди пейзажей Цзяннани – зеленые ивы, прозрачная вода, цветы водяного каштана, бабочки, поэтому уныние человека, удрученного неудачами и скитаниями по свету, рождает зрительные образы листвы, печальных ив, истонченных ветвей сливы, заставляющих изможденное тело «раньше чувствовать холод». Поэтому в строке «изможденное тело раньше чувствует холод» отражается картина полного физического истощения, упадка телесных сил, невозможности противостоять холоду, ощущения холода всем телом, что еще ярче представляет истинное состояние, в котором пребывает автор из-за болезненной слабости и немощи.

Упоминание о «неизбывной суматохе» и «бесконечных невзгодах» подтверждает и его болезненное состояние – «истощенный до костей», что порой является метафорой его несгибаемого духовного мира. Итак, что же позволило Пу Сунлину не устрашиться телесных недугов и печалей? Множество испытаний и терзаний не сломили его мужества, Пу Сунлин по-прежнему указывает на путь прославления предков; хотя он находится в стесненных обстоятельствах и из некоторых перипетий ему самому не удалось выбраться, но благо в том, что его дети, внуки и потомки в будущем умножат его славу:

Суматоха не губит, лишь истощает плоть, терзания несметные лишь укрепляют дух. Моих потомков немного, словно утренних звезд, но в грядущем, надеюсь, дети умножат славу мою («В восьмом месяце снова возвратился, два племянника, Цзяосы и Чжунсы, пригласили выпить [вина], пишу под впечатлением») [1, с. 481].

Поэтому причиной того, что он, изнуренный болезнями, «узнал холод», но «не угас», стал как раз его путь на службе со взлетами и падениями, который наделил его бесконечной стойкостью, а также будущий путь славы, на который он надеялся, воспитывая своих сыновей и давая им образование. Поэтому истощенная плоть, изможденные кости и испытываемый им холод – это изображение личного восприятия физических недугов, таким образом автор передает собственные невзгоды, пережитые среди неудач и равнодушия.

Помимо осязаемого холода и стужи, Пу Сунлин в своей поэзии, описывающей недуги, неоднократно рассказывает о седине как форме телесной немощи. Оглядываясь на себя, в первую очередь он замечает сияющую белизну волос: «Болею в постели, сливы цветы угасают, истощены до предела, душу терзают ивы тона, вспоминаю, рыдаю, робею. Вот только седые власы – как же несправедливо, лишь опасаюсь восточного ветра весны и радостей мира» [1, c. 462–463]. Пу Сунлин объят сомнениями: можно ли в пространстве между небом и землей научиться различать теплые и холодные чувства; восточный ветер тоже пользуется слабостями людей и обелил его голову до шелкового блеска. В десятый год под девизом правления Канси (см. подробнее [2, c. 30]) Пу Сунлин отправляется на юг в провинцию, где на одиннадцатый год участвует в провинциальных экзаменах (1672 г.), не выдерживает их, вследствие чего заболевает дома и пишет стихи «Рассеиваю тоску»: «Потоком облетает цвет – а я, больной, лежу, в дому лишь стены – жена тужит о нищете. Стезя падений-взлетов, а я уж стар служить, на службе нет успеха, лишь в зеркало гляжу» [1, c. 486].

Из года в год молодой светоч с головой погружается в учебу, но по-прежнему безуспешно, его внутреннее состояние довольно запутанное. Время от времени он смотрится в зеркало, и здесь самое отчетливое болезненное ощущение дает зрительное восприятие: он обнаруживает, что седина в волосах и на висках, подобно инею, покрывает весь его образ в отражении. В восемнадцатый год правления Канси Пу Сунлину – 40 лет, он приезжает со своей семьей преподавать в деревню Ванцунь на Западную станцию района Цзычуань (городского округа Цзыбо провинции Шаньдун), и когда приезжает вся семья, его настигает серьезная болезнь, на месяцы приковавшая его к постели. Об этом говорят названия стихотворных произведений тех лет: «Объят болезнью», «Сорокалетие», «В болезни» (см. подробнее [3]). Вероятно, из-за того, что он мучительно стремился учиться, половину жизни добивался чиновничьего поста, но все же окунулся в нужду и отчаяние, жил впроголодь, в итоге к нему вдруг пришло осознание, что половина жизни миновала, а карьера не удалась. Когда возраст подошел к сорока годам, Пу Сунлин никак не мог сдержать слез и уныния. Хандра и болезнь всегда ходят рядом, и крайняя тоска усугубила недуг.

Когда жизнь подошла к сорокалетнему возрасту, упадок сил и мышечная слабость становятся более явными, стоит только тяжело заболеть (см. подробнее [4; 5]). Болезненное ощущение бессилия и сожаление о напрасно потраченном времени напрямую отразились на восприятии Пу Сунлином собственной седины. Поднявшись, он окинул взором горы, из года в год все так же продолжающие зеленеть, но заметил, что седых волос, напротив, с каждым днем только больше:

Вот внезапно и сорок, половина века людского,

Бедность и горе нагромоздились, хворь и тоска друг друга сменяют.

Сидя любуюсь на зеленые горы, снова вóлос седой внезапно заметил.

Не в силах взглянуть в зеркало снова, в нем отражение слезы рождает.

(«Сорокалетие») [1, с. 516].

Начиная описание со зрительного воздействия такого признака увядания, как седина, он хочет передать не страдания, вызванные недугом, а воспоминания минувших лет, вырвавшиеся в настоящий день из глубин его памяти, которые в процессе поиска автором места в жизни, смысла существования и самопознания вызывают самые серьезные противоречия, как это описано в стихотворении «В двенадцатый день пятого месяца, объятый недугом, возвращаюсь в кабинет»: «во снах – мирская пыль, далекий путь, а в зеркале – унылый вид и седина. И всяким утром слышу капель звук, но при луне – пустынный двор, он весь в снегу». В этом стихотворении, описывающем недуги, сочетаются два образа: отражение седых волос в зеркале, воспринимаемое зрением, и звуки капель, которые улавливаются слухом. Разнообразные печали, вызванные к жизни органами чувств, – это как раз внутреннее стремление избежать мирской суеты, которое возможно только во сне, а реальная жизнь по-прежнему лишь скована холодом за окном. Огорчения от жизненных неурядиц и напрасного существования еще сильнее ощущаются, когда скован болезнью ног:

Потоки цветов каждое утро слетают, птичье пение день ото дня сильней. Подряд три весны болезнью объятый, уж месяц как садика не видал». («Болезнь ног») [1, с. 527] «Всюду бамбук в саду западный ветер качает, холод проник под штору из тростника, сжалось пламя свечи. Шэнь Юэ когда ж не болел? И Шаолин (Ду Фу) тоске порой предавался. С каждым годом развалин, что по осени ласточек, шорох сердце тревожит, увидел ранних гусей. Предвидел исход болезни, да только все того хуже, мог ли подумать, что с Вами недуг разделю («Болезнь ног не проходит осенью, всячески поддерживаю дядюшку, который также страдает этим недугом в начальной форме, пишу оду, дабы отправить ему») [1, с. 527].

Заболевание ног – это довольно определенное название описанного в поэзии Пу Сунлина недуга, который осенью и весной на протяжении длительного времени мучит поэта, и он порой досадует, что загнан болезнью в тупик и пропускает самые прекрасные периоды года, и ему ничего не остается, как, лежа в постели, слушать дождь и пение птиц, и никак невозможно самому насладиться красками целого времени года. Человек с далеко идущими намерениями вынужден напрасно тратить время в потоке лет, уходящих с концом весны и наступлением осени.

Цветенья пора проходит легко, любуюсь на уток и грузных чаек, с каждым годом все так же уныло. В сорок лет, словно в семьдесят, слаб, кости больные чуют дней осенних приход. Птица встревожилась в клетке, на ступенях тоскливый гул насекомых – вероятно, поэтому сложно уснуть. Может ли ведать платан, как ночью холод под штору прокрался? Как же печален дух осенней поры, выпали первые росы, рано в дурном настроении я. Словно [Си Ши] в грусти своей хмурю брови. Вновь из-за яркой луны сон упустил, так я люблю ее свет, разлитый в воде, жаль цветов отраженных теней, все точно так скоротечно, как человек. В этот час, в эту ночь жалобно до чего у деревьев кружат сороки-вороны.

Что же в рожденьях прошлых? Думаю, на половину жизни болезнь – не искупил еще карму свою. Весны сменяет осень – я болен все, жаль упускать зелень ив и красу цветов. Птиц весенних не слышу, рано я удивился гусям перелетным, тощие тени их наводят тоску на тысячу ли. Сердце томится, свой ускоряя ход, словно задвижку бранит попугай. Гляжу, лунная ночь надвигается все сильней, бескрайни во тьме небеса, ветер гонит бегущие облака. Утренняя роса изобильна, темна, чист Млечный поток, по берегам его – россыпь крупинок звезд. Голову подперев в изголовье, колени свои обхватив, сетую ясной луне: «Милая, хочешь ли ты меня пожалеть?»

Я безумец! К миру сему путей ищу, но уж хлебнул невзгод. Старый, уже перестал просить здоровья костям худым, словно седые власы не дозволят того. Романтика «утра цветов», «середины осени» полный диск все обращены к изголовью постели моей. Натянув одеяло, тяжко вздыхаю, цветенья пора впустую дарит мне непригодные кущи. В силах теперь пожалеть недугующего Шэнь Юэ, у кого не раз силы сдавали и не чувствовал свою поясницу. Дожидаюсь, когда закончится пик осеннего ци, но жалобы все – лишь признак гордыни, смиряю свой нрав. Ведь я у хлебов не спросил, которые детям-жене собирать, совсем как червяк бесхребетный. Одинокий больной журавль превратился в осеннего хищного сокола («Лунная ночь в начале осени, пишу во время болезни, докладываю цюйжэню Юань Сюаньсы» на мелодию «Няньнуцяо») [1, с. 720–721].

Дверью прижало тутовник и коноплю, на фруктах и тыквах плошка сверху лежит, вот скоро совсем праздник Чжунъюань. И больше всего могу сожалеть в эту ночь, что лежа в постели влачу свои дни. В эту ночь который год на чужбине, месяц холодный смеется над пропавшей душой. С запертой дверью сильнее еще тишина, темны облачка, деревьев спутанных мрак. Вздыхаю телесным недугам, что часто выходят на свет. Недуги и бедность – кармой предопределены, слабость в ногах ощутив – плакать ль Ткачихе с небес? В Хуанчжоу дети, жена мои, в ветер и дождь осуждают Чжан Дуня («В Чжунъюань заболели ноги, не удалось вернуться» на мелодию «Маньтинфан») [1, с. 721–722].

В начале двух стихотворных отрывков в жанре цы чувствуется эмоциональный всплеск, вызванный переживанием смены времен года. К зрелому возрасту поэт не добился успеха на службе, к тому же приобрел болезнь ног и вынужден находиться в постели; в стихотворениях цы есть приблизительное описание недуга. К тому же помимо фраз «тощие тени», «худые кости», «не раз хворал, не чувствует сил в пояснице» – подобные описания выражают истощение и изможденность, – в стихотворении есть намек на вялые мышцы, как слабые ивовые прутики, на трехразовый сон. Кроме того, присутствует строфа, имеющая непосредственную связь с болезнью ног: «На подушке голову подперев рукой, обнял колени». Поэт часто занимался сочинительством и чтением, подперев голову, обняв колени, все делая в изголовье кровати. Другое описание недуга: «в теле немощь, и чешется все, и под одеждой зудит». Зуд не рассматривается в качестве серьезного симптома, однако в цы многократно встречаются упоминания о таких действиях, как «почесать голову», «поскрести для облегчения зуда», что также передает скрытое ощущение непреодолимой тоски.

Основная причина дурного настроения – это невозможность приблизиться к дворику, находясь в нескольких шагах от него. Поэт окидывает взором все свое пребывание не у дел, вдали от семьи, и невозможность вернуться: «Ворота во двор так близки, дворик двойной словно горы за облаками». Он может только ходить по дому, держась за стулья, выйти три раза поесть, а после еды уже сложно держаться, и тогда он снова вытягивается на кровати: «Жизни стремительный ход, безудержные стремленья. Разве возможно лишь заболеть и все свернуть! Жалкий, по дому кругами хожу я, сидя оденусь, трижды доковыляю поесть, а затем – на кровати, выпрямив ноги, лежу» (Мелодия «Цинцинчаомань») [1, с. 729].

С тех пор как уверенная в себе личность, яркий и невозмутимый человек был обременен недугами, его изможденное тело приковано к постели, не имея опоры, чтобы двигаться и сидеть. Вспоминая былые путешествия, далекие события, превосходную физическую форму, возвращаться к нынешнему состоянию крайне смешно. У него скованы ноги, ему трудно ходить, весной он понимает, что не оправдает доверия ивовых прядей и цветов, роса на цветах превращается в плотный иней, рассвет также медленно приносит ощущение осени, все кусты османтуса в цветах. Однако у изголовья все ощущения усиливаются, острее чувствуется отклик внешнего мира на смену времен года: «В болезни сердце чувствует острее, и только бродишь у кровати, вздыхая тщетно» [1, с. 729].

Кроме того, физические ощущения, которые Пу Сунлин, постоянно истощенный и удрученный, испытывает в состоянии болезни, с одной стороны, вызваны слабостью больного организма, в который вторгся болезненный холод, отсюда и явное чувство прихода осени в течение всего недуга, пронизывающее до костей: «В сорок лет, словно в семьдесят, слаб, кости больные рано чуют дней осенних приход». С другой стороны, половина жизни в круговороте холода и нищеты привела его к отчаянию, в цы на мелодию «Синсянцзы» («Хандра») описаны состояния болезненного недомогания: «Есть трехкратная боль, семикратный есть зуд и хандра в десять тысяч крат». Причина хандры и подобных раздумий кроется как раз в том, что «в мире людском три печали, не сравнимых ни с чем по силе, это [видеть] луну в болезни, [слышать] дождь в тоске-унынии, это осень [встречать] на чужбине» [1, с. 724]. И хотя считается, что в период болезни гораздо больше сидят и спят, однако все стихотворения цы, посвященные недугам, были написаны ночью во время бессонницы. К примеру, в цы на мелодию «Син-сянцзы» такие словосочетания, как «остановил взор», «почесал голову», «тяжело вздохнул», отражают путанность мыслей в болезненном состоянии, физическое ощущение нестерпимой отчужденности, тоску и стесненность из-за болезни ног; естественным образом становится чувствительнее слух, тихой ночью доносится множество звуков, которые невыносимо слышать в печали:

Пять капель скатилось, мыслей тысячи нитей, одна за одной тянутся из спутанного клубка (Мелодия «Синсянцзы»).

Птица встревожилась в клетке, на ступенях тоскливый гул насекомых – вероятно поэтому сложно уснуть (Мелодия «Няньнуцяо»).

Хор стрекота насекомых и падающих капель будто изображает грусть в момент расставанья (Мелодия «Мантинфан») [1].

Голоса насекомых и падающие капли рождают безграничную грусть, утомляя больного поэта в чужих краях, поэтому все, что он ощущает и осязает – это холод и безмолвие:

Так я люблю [лунный] свет, разлитый в воде, тужу, [видя] цветов отраженные тени, все точно так скоротечно, как люди. В этот час, в эту ночь жалобно до чего у веток дерев кружат сороки-вороны («Лунная ночь в начале осени, пишу во время болезни, докладываю цюйжэню Юань Сюаньсы» на мелодию «Няньнуцяо»).

В эту ночь который год на чужбине, месяц холодный смеется над пропавшей душой… Холоден красный закатный свет, на дворе тяжело опускается вечер («В праздник Чжунъюань из-за болезни ног не в силах вернуться» на мелодию «Маньтинсян»).

Поэт видит, что отраженный в воде лунный свет тоже печален, наблюдает за закатными лучами, спускающимися во дворе, в которых тоже чувствуется холод; в словах «жалобно до чего у веток дерев кружат сороки-вороны» явлены причины холода, охватившего все его существо, а именно: разочарование в экзаменах на чиновничью должность, одиночество от неоцененности другими людьми[46]46
  Эта реминисценция относится к стихотворению Цао Цао «Короткая песнь»: «Луна светла, но звезды потемнели, и стаи сорок летят на юг, трижды облетают дерево, но нет ветки, где можно присесть?» У Пу Сунлина из-за множества болезней тоже появляется ощущение отсутствия ветки.


[Закрыть][6, с. 390]. Пу Сунлин в сорокалетнем возрасте из-за болезни ног вынужден подолгу находиться в постели, и, хотя двери закрыты и двор пуст, а ноги слабы, он может чутко воспринимать мелочи, разнообразие явлений мира познается с помощью пяти чувств, и с кончика кисти передаются пробуждающиеся богатые эмоции. Пусть жизнь на время приостановилась по причине болезни, но вопреки этому расширилось некое пространство, где оказалось возможным обдумать удачи и потери прожитой половины жизни, из недр памяти вышли личные житейские неудачи, разочарование от упущенной поры цветенья. Поэтому столь незначительные явления, как голоса насекомых и стук капель, темный тяжелый закат, воспринимаются сердцем; все, что поэт столь тонко переживает, – это на самом деле те обиды, с которыми Пу Сунлин всей душой не может смириться, тревоги, которые сложно до конца успокоить[47]47
  Некоторые ученые, такие как Тянь Юйчи, давно заметили взаимосвязь болезней Пу Сунлина с его делами по службе: «Неудачная карьера спровоцировала обострение болезней у Пу Сунлина, вызвала душевное одиночество и уныние и нарушила равновесие физического состояния». Автор данной статьи через особенности зрительного восприятия Пу Сунлина рассматривает влияние разочарования в карьере на его упаднические настроения.


[Закрыть][7, c. 23].

Резюмируя вышесказанное, можно отметить, что основными ощущениями Пу Сунлина в период недугов становятся ощущения от изменений, вызванных временем. Однако этот временной поток с грустью о весне и печалью об осени не столь резок, невозможно ни понять незыблемые закономерности космических перемен, ни осознать увядание и исчезновение человека в этом потоке мироздания. Только в нужде и отчаянии, которые неизменно возвращаются к жизни осенью, периодически глубоко задумываешься, что-то бормоча под нос, и чешешь в затылке, испытывая жалость к себе. В потоке времени единственное, что ощущается явно, – это утрата самоценности при соприкосновении с холодным равнодушным отношением проходящих мимо лет, к тому же годы странствий, а также возвращение и взгляд на события минувших дней из настоящего приводят к печали и нестерпимым переживаниям о собственной участи. Поэтому чувство, которое появилось у Пу Сунлина в зрелые годы, по-прежнему ограничивается небольшим неявным пространством творческой значимости, которое только спустя годы будет обнаружено и явлено на свет. Только когда постепенно остыли ожидания по отношению к чиновничьей карьере, стало возможным в относительно спокойном и уравновешенном душевном состоянии раскрыть новый опыт восприятия окружающего мира во время болезней.

3. Изменение в зрительном восприятии и высвобождение вкусовых ощущений

Восприятие Пу Сунлином мира как холодного и равнодушного было вызвано особенностями слуха, зрения и осязания больного организма, что также вызывало у писателя постоянные печальные настроения. К шестидесятилетнему возрасту в болезненных ощущениях Пу Сунлина произошли значительные изменения: седина перестала быть самым явным признаком немощи, писатель приноровился к вкусовым ощущениям, искаженным болезнями зубов, теперь он научился сосуществовать с ощущениями и страданиями, доставляемыми симптомами болезни. По большому счету в пожилом возрасте вслед за естественными изменениями в особо ничем не обремененный свободный период жизни открывается новый уровень прежде неведомого опыта восприятия мира посредством органов чувств.

В первую очередь обратимся к болезням зубов, которые впервые обострились примерно на шестом десятке лет. Признаки болезни довольно подробно описаны в следующем поэтическом отрывке: