Текст книги "Проблемы литератур Дальнего Востока. Труды IX международной научной конференции"

Вхожу в седьмой десяток, стар и слаб, все тридцать два готовы выпасть зуба. И левая, и правая десна – зубов по половине в каждой, упасть не выпадают, но как-то слишком вкривь и вкось. Ем, пью холодное – мученье, с горячим – та же боль! Коснусь случайно – больно так, как будто сердце режут! Опухли десны c жемчугом в них вдетым, то вдруг саднит, то приступом болит, унять непросто, успокоить. Шатаются от боли и стремятся выпасть, но, выпав неизбежно, не будет уцелевших. В глазах все мутно, но, к счастью, это не мешает чтенью, язык как сумасшедший стал заметен. Совсем я дряхлый, речь невнятна, но кого вновь этим удивишь? Так все распухло, что я лишусь остатка [зубов], да нужно ли скорбеть? («Болезнь зубов») [1, с. 599].

Два зуба расшатаны, выпасть готовы, из-за изъяна страшно мучусь, внутри урчит от голода, с левой десны страданья на правую перешли, кусочек мяса проглотил, и снова – снова по одному. Глухие уши могут не слышать, в глазах все мутно, могу и не видеть, и лишь у зубов долг особый – совместно жевать и снедать, не могут из-за боли не принимать два раза пищу [в день] («В старости вздыхаю, пишу Вэйчжуну») [1, с. 639–640].

Передние зубы расшатались, стали реагировать на холодное и горячее, так что боль стала уже нестерпимой, к тому же десны опухли и стали болеть, значительно влияя на приемы пищи, так что Пу Сунлин оставался голодным до урчания в животе, любой небольшой кусочек мяса во рту не удавалось прожевать ни на левой, ни на правой стороне. Пу Сунлин подробно и живо описывает неудобства, доставляемые болезнью зубов, показывая, что дискомфорт при зубной боли превосходит все другие, вызванные органами чувств: если глаза и уши уже не те, можно не слушать и не смотреть, однако зубы все-таки должны, как и раньше, пережевывать пищу; то, за что отвечают по долгу службы зубы, – самая элементарная насущная потребность в жизни человека. Однако невыносимая боль дала Пу Сунлину опыт преодоления физиологических немощей, он полностью осознает, что болезни зубов – это неизбежное следствие старости, и с возрастом постепенно все зубы до единого выпадут и никогда не восстановятся. Поэтому появляются два стихотворения в виде вопросов-ответов к самому себе: «Прошу зубы» и «Зубы отвечают», в которых присутствует надежда на то, что они выпадут быстро и легко, но ни в коем случае не будут мучить его, решая, выпасть им или нет. Кроме того, Пу Сунлин придает не слишком большое значение болезни зубов, убеждая себя, что в преклонном возрасте лучше всего чтение и неспешные беседы; главное, что зубы и язык пока на месте, и больше нечего бояться. Подобное настроение присутствует в стихотворении «Первого июля выпал один зуб»: «Тридцать один зуб при мне, все еще не против читать стихи». Поэт рассказывает, что утром у него выпал зуб, но ни кровь, ни боль, ни щель абсолютно не повлияли на способность декламировать стихи.

Другое стихотворение – «Больной зуб сильно беспокоит» – написано Пу Сунлином уже после шестидесяти лет, но он делает выводы на основании опыта всей предыдущей жизни: «И кожа, и кости болят, попросту говоря, тревожат от старости, на шестом десятке осознание пришло, что тело приносит одни лишь несчастья» («Больной зуб сильно беспокоит») [1, с. 600].

Настало время, когда тело становится огромным несчастьем человеческой жизни и, естественно, источником болезней. Согласно поэзии Пу Сунлина, по-настоящему ощущать физическую боль и приносить страдания тело начинает с шестидесятилетнего возраста. Организм честно подтвердил, что зуд из-за болезни ног в сорокалетнем возрасте на самом деле стал проявлением хандры, и та боль была только трехкратной, десятитысячекратной ее сделали накопившиеся тяготы. Поэтому в разном возрасте Пу Сунлин описывает физические ощущения по-разному. В возрасте сорока лет он главным образом изображает «изможденное тело», подробно передает боль из-за зуда конечностей, его основное чувство – это осязаемое всем телом ощущение пробирающего холода. Иначе говоря, если убрать из стихов тему недугов, то все равно они будут рисовать холодную картину уныния человека, достигшего преклонных лет. А в возрасте шестидесяти лет с болезнью зубов уже все по-другому: в объемных сочинениях он описывает подлинные болезненные ощущения, ситуации, когда есть опасность выпадения зубов или когда они шатаются и выпадают, и даже доставляющий дискомфорт процесс принятия пищи. Все эти подробные описания показывают, что чувство боли в тот период действительно причиняло большие физические страдания, и эта боль была в десять тысяч раз сильнее прежней, причем унылые мысли составляли лишь малую долю ее причин.

Эти изменения можно наблюдать, обратившись к зрительному восприятию: в молодые и зрелые годы вид седины на висках рождал ощущение стремительного хода времени, множество эмоций, с которыми не удавалось совладать, а после седьмого десятка седина уже естественным образом воспринимается как знак проходящего времени. Пу Сунлин осознал, что слава и заслуги, к которым он стремился всю жизнь, – не более чем путы, которые сковывают чувства, а белизну волос следует рассматривать как неизбежность в круговороте превращений десяти тысяч вещей. С этого момента пришло истинное осознание роли зрительного восприятия, понимание, что поток жизни не может быть напрасным. Безмятежность и великое спокойствие можно наблюдать в этом стихотворном отрывке:

В минувшем году больше стало седых волос, в этом гуще еще, с каждым днем все больше и больше, полна голова седых волос.

Немало ушедших из мира раньше меня, лишь я недугом и немощью, как прежде, объят. Так скоротечна жизнь в мире людском, кости слабеют, и тело уже не то, только глаза одни из всех верно служат, в добром настрое книги листаю на радость ногам. Двери закрыты, полулежу с цзюанем в руках, и не желаю, чтобы дела на глаза попадались («Седовласый старик») [1, с. 644].

Зрение – это самый непосредственный тип чувственного восприятия явлений внешнего мира, однако кажущийся образ подчиняется разуму. Когда Пу Сунлин к старости позабыл о горестях и радостях, стал свободен и беспечен, зрение восстановилось; умение смотреть на что-то и не видеть этого, в целом, кроется в безразличии к радостям и печалям мирской суеты. И пусть даже недуги по-прежнему одолевают его тело, организм изнурен и уже не тот, что раньше, но Пу Сунлин тем не менее находит радость в чтении и не сокрушается о том, что голова полностью седая. Если провести аналогию, прежде ощущения больного тела были связаны с пребыванием в постели и осенним ветром, пустынным и полным шорохов двориком, теперь то, что он начал замечать, напоминает пышную сочную зеленую траву:

В постели доносится ветер осенний – дверь запереть я решил, отрешась, деревьев шелест весь двор заполняет. Больше не знаюсь с немощью, преодолеваю лень, подолгу читаю – в старости появился досуг. Закрылся от всех и, словно густая трава, лежу, только лишь выйду – и горы зеленые впереди. Все равно оставшиеся стихи людям послужат, но страсти внешнего мира полностью я отсек («Изливаю чувства») [1, с. 644–645].

Отсюда становится ясно, что от ощущения холода во всем теле в возрасте сорока лет поэт к шестидесяти годам приходит к ярко-зеленому, радующему глаз цвету. Подобные изменения связаны с тем, что прежде ради средств к существованию и карьеры он изнурял себя, ныне же он отбросил все заботы внешнего мира, и больше не чувствует необходимости о чем-то беспокоиться, жизнь стала по-настоящему свободной, истинная радость – это среди книг и стихов позволять органам чувств заново воспринимать настоящую жизнь, полную тепла и душевного уюта:

Я в жизни меру постиг, и нет беспокойств, смог войти в безмятежность и равно всех принимать… На полках все горы книг – вот в чем богатство, чарка полна вина – где же я беден?! В этом мире пределы блаженства заполняют и землю, и небо, и к чему изнурять нелегким трудом свое тело? («Радости в старости») [1, с. 645].

Стремление к тяжелому труду и ощущение беспричинного увязания в делах лишь глубоко вовлекают человека в страдания, оставляют печальные отзвуки в стихах. Самая благоприятная, истинная жизнь – это когда есть книги, вино и сочинительство, тогда все это наполняет простые будни. В этот период появляются колоссальная вера в себя и активная духовная работа; благодаря уравновешенному и беззаботному состоянию, внутреннему стремлению следовать своей природе, восстанавливаются ощущения, которые были затронуты во время болезней и изнеможения.

Слабая память – признак старости, утомленья, по больным костям можно гадать, будет ли ясным день («Вздыхаю в старости, послание Вэй Чжуну»).

В семьдесят четыре года старик, горе и радость забыл… Остаток лет положусь на судьбу, к чему расходовать мысли? («Самоутешение») [1, с. 644].

В конечном счете ощущения телесной немощи по-прежнему связаны со сменой времен года, все тело пронизывает безжалостный холод. Однако Пу Сунлин уже не опускается до бесконечной жалости к самому себе, не скорбит и не переживает изнеможение вместе с увядающими растениями, а, напротив, спокойно и с юмором описывает «чувствительность изможденных костей». Таким образом, «изможденные кости» больше не слабые и не хрупкие; несмотря на бесконечную печаль, которую навевает осенний ветер, появилось позитивное отношение к жизни, по костям «можно гадать, будет ли ясным день». В основном благодаря изменению собственного отношения к жизни поэт обрел жизнерадостный оптимистичный настрой. В былые годы жена утешала его мудрыми словами о «радостных свободных краях гор и лесов», ныне Пу Сунлин наконец смог познать радость сам и, следуя естественному ходу вещей, смене явлений, беззаботно и безмятежно проводить свои будни.

4. Заключение

Пу Сунлин сам писал, что «во время болезни сердце чувствительней», в стихотворениях о недугах, написанных им в возрасте от сорока до шестидесяти лет, представлен опыт ощущений, полученных с помощью различных каналов чувств, таких как зрение, слух, осязание и вкус. К тому же мы видим, как чувство холода во всем теле сменяется радостными и гармоничными ощущениями.

Что касается зрительного восприятия, в сорок лет поэт особое внимание уделял седине, отражение в зеркале как будто передавало его страх потерять свою ценность как личности («годы великих стремлений»), а в шестьдесят лет он уже стал способен спокойно и естественно относиться к своим седым волосам. Он даже не без хвастовства отмечает, что из всех органов только глаза верно служат ему для чтения книг, а то, что ему позволяют видеть глаза, в чем его ограничивают, в целом связано с равнодушием к печалям и радостям этого мира.

Восприятие с помощью слуха в основном относится к сорокалетнему возрасту, когда из-за болезни ног поэту приходилось подолгу лежать, из окружающего мира он мог воспринимать только птичье пение и звук капель за окном, которые подчеркивали одиночество и бесконечную тоску, одновременно с этим возникали и тактильные ощущения. В течение болезни Пу Сунлин зачастую предавался разным мыслям; вместе с проявлением чувствительности изможденных костей холод, проникающий снаружи через окно, вызывал озноб во всем теле. Когда Пу Сунлину было уже за шестьдесят лет, его горячий интерес к государственным экзаменам остыл, желание быть на службе и бесконечное стремление к блестящей карьере иссякли, и чувственное восприятие стало не только обостряться при смене времен года или от погружения в печали о напрасно упущенных возможностях, но прежде всего стало зависеть от субъективных моментов и чаще всего вдохновлялось картинами уютной жизни. Таким образом, некогда ощущаемая при помощи органов чувств холодная осень для шестидесятилетнего старика под действием его спокойного и безмятежного душевного состояния превратилась в беспечную свободу, отрешенную от всех мирских дел.

Литература

1. 清.蒲松齡著.路大荒整理.蒲松齡集（下）.上海，上海古籍出版社，1986. [Пу Сунлин.

Собрание сочинений Пу Сунлина / под ред. Лу Дашуана. Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньшэ, 1986.] (На кит. яз.)

2. 張景樵著，王雲五主編：清蒲松齡先生留仙年譜.臺北，臺灣商務印書館，1980. [Чжан Цзинцяо. Биография Пу Сунлина в хронологическом порядке / под ред. Ван Юньу. Тайбэй: Шанъу иньшугуань, 1980.] (На кит. яз.)

3. 王光福.蒲松齡抱病、病足、念奴嬌等詩詞編年推斷//《蒲松齡研究》2014年第 4期. 89–106頁. [Ван Гуанфу. Выводы по хронологическому списку стихов в жанре ши и цы Пу Сунлина, таких как «Объят болезнью», «Болезнь ног», «На мелодию Няньнуцяо» // Исследования Пу Сунлина. 2014. Вып. 4. С. 89–106]. (На кит. яз.)

4. 唐.王冰次注.宋.林億等校正.黃帝內經‧靈樞，文淵閣四庫全書.子部第39冊. 臺北，商務 印書館，1983. [Трактат Желтого императора о Внутреннем. Ось духа / сост. Ван Шуйцы, коммент. Линь И. (Полное собрание книг по четырем разделам версии Павильона Вэньюаньгэ, раздел «Мыслители», т. 39). Тайбэй: Шанъу иньшугуань, 1983.] (На кит. яз.)

5. 唐.孫思邈.千金要方，文淵閣四庫全書.子部第41冊.臺北，商務印書館，1983. [Сунь Сымяо. Тысяча золотых рецептов. (Полное собрание книг по четырем разделам версии Павильона Вэньюаньгэ, раздел «Мыслители», т. 41). Тайбэй: Шанъу иньшуагуань, 1983.] (На кит. яз.)

6. 梁.蕭統編. 唐.李善注.《文選》臺北，華正書局，1995. [Сяо Тун. Литературный изборник (сост. и прокоммент. Ли Шанем). Тайбэй: Хуачжэн шуцзюй, 1995.] (На кит. яз.)

7. 于天池.蒲松齡與聊齋志異脞說.臺北，威秀資訊科技，2008. [Юй Тяньчи. Рассуждения о Пу Сунлине и «Рассказах Ляо Чжая о необычайном». Тайбэй: Вэйсю цзысюнь кэцзи, 2008.] (На кит. яз.)

References

1. Pu Songling. Collection of works by Pu Songling / ed. by Lu Dahuang, vol. 2. Shanghai, Shanghai guji chubanshe, 1986. (In Chinese)

2. Zhang Jingjiao. The brief biography of Pu Songling / ed. by Wang Yunwu. Taipei, Taiwan Commercial Press, 1980. (In Chinese)

3. Wang Guangfu. Chronological inference about the poetries “In sickness”, “The illness of feet”, “Niannuqiao” etc. by Pu Songling. Pu Songling yanjiu. 2014. No. 4. P. 89–106. (In Chinese)

4. Yellow Emperor’s Inner Classic, Spiritual Pivot / ed. by Wang Shuici, Lin Yi. Siku quanshu, vol. 39. Taipei, Taiwan Commercial Press, 1983. (In Chinese)

5. Sun Simiao. Supplement to the Formulas of a Toh usand Gold Worth. Siku quanshu, vol. 41. Taipei, Taiwan Commercial Press, 1983. (In Chinese)

6. Xiao Tong. Selections of refni ed literature. Taipei, Huazhengshuju, 1995. (In Chinese)

7. Yu Tianchi. Discussion on Pu Songling and Strange Stories from a Chinese Studio (Liaozhai zhiyi). Taipei, Weixiu zixun keji, 2008. (In Chinese)

Перевод М. В. Черевко

Новаторство и разнообразие художественных приемов в новеллах о снах из «Рассказов Ляо Чжая о необычайном»

Цзэн Сыи

(Тяньцзиньский педагогический университет, Китай; [email protected])

Аннотация: В сборнике Пу Сунлина «Рассказы Ляо Чжая о необычайном» («Ляо Чжай чжи и») содержится около пятисот новелл. Более чем в семидесяти из них затрагивается тема сна, однако по праву новеллами о снах могут считаться только около тридцати новелл, такие как «Расписная стена», «Превращения святого Чэна», «Ученый из округа Фэнъян» и др. Отличительная черта этих новелл – новаторство и разнообразие художественных приемов. Новаторство заключается в том, что при сохранении связи «Рассказов Ляо Чжая о необычайном» с рассказами о снах предыдущих эпох проявляется обновление этого жанра, а основные идеи либо изменяются, либо развиваются. Новизна художественной формы заключается в своеобразии описания снов и в смелых приемах повествования. Что касается содержания, то круг тем очень широк; можно выделить три основные категории: общество, любовь и философские принципы. По форме сны делятся на следующие разновидности: полные, отрывочные, сны о снах, повторяющиеся, сны средь бела дня и др.

Ключевые слова: Пу Сунлин, Рассказы Ляо Чжая о необычайном, Ляо Чжай чжи и, новеллы о снах, новаторство, художественные приемы.

NOVELTY AND VARIETY – ON THE DREAM NOVELS OF STRANGE STORIES FROM A CHINESE STUDIO

Zeng Siyi

(Tianjin Normal University, China; [email protected])

Abstract: There are almost 500 novels included in Pu Songling’s tale collection Strange Stories from a Chinese Studio, of which more than 70 relate to dreams. However, nearly 30 novels can be called dream novels in a formal sense, such as Mural, Becoming Immortal and Fengyang Scholar. The main features of dream novels are novelty and variety. On the basis of inheritance from the previous Chinese dream novels, Pu’s dream novels have innovated in some ways with new changes or development of the theme. Further, novelty in artistic forms lies in the bold and innovative narrative techniques.

Also, Pu’s dream novels are more diverse and vary in the content and form which have broken through the plainness of the previous. The content covers a wide range of topics, among which society, love and philosophy are the top three. In the form of writing dreams, there are multiple forms such as whole dreams, intermittent dreams, dreams within dreams, repeated dreams, daydreams, etc.

Keywords: Pu Songling, Strange Stories from a Chinese Studio, dream novels, novelty, variety.

Как указывает Ма Жуйфан, «сборник “Рассказы Ляо Чжая о необычайном” содержит почти пятьсот новелл. Их можно поделить на два типа: короткие истории об удивительных случаях длиной в несколько сотен или даже несколько десятков иероглифов и длинные рассказы в несколько тысяч иероглифов – собственно настоящие новеллы, в которых есть подробные описания героев и бурные перипетии сюжета. Новеллы делятся на эти два типа примерно поровну» [1, с. 374–375]. Новеллы о снах из «Рассказов Ляо Чжая о необычайном» в целом имеют примерно такое же деление. Во всем произведении тема сна затрагивается более чем в семидесяти новеллах [2, с. 68], однако новеллами о снах по праву могут называться только около тридцати из них, такие как «Расписная стена», «Превращения святого Чэна», «Ученый из округа Фэнъян», «Дочь господина Лу», «Воскресение Ляньсо», «Чары и феи Бо Юйюя», «Бог грома», «Подмененная невеста», «Пока варилась каша (Продолжение старой истории)», «Лисий сон», «Осенняя луна», «Принцесса Ляньхуа», «Химеры Пэн Хайцю», «Фея цветов», «Старец Ду», «Художник из уезда Умэнь», «Департамент прокуратуры», «Оборотень-черепаха», «Шао девятая», «Сон старого Бо», «Студент Гу», «Исцеление Ян Дахуна», «Лодочники с переправы Старого дракона», «Камень из Лунного дворца», «Сюэ Вэйнян», «Женитьба Ван Си», «Вещие сны» и др. [3]. Отличительная особенность этих новелл – новаторство и разнообразие художественных приемов.

Новаторство проявляется в первую очередь в том, что при сохранении формы рассказов о снах предыдущих эпох создаются также новые формы и темы. Отдельные новеллы о снах из «Рассказов Ляо Чжая о необычайном» унаследовали форму рассказов о снах предыдущих эпох. Некоторые ученые отмечают, что «содержание “Ляо Чжай чжи и” пестрое, а приемы разнообразны». Некоторые сюжеты были заимствованы у более ранних авторов, но доработаны. Например, в новелле «Ученый из округа Фэнъян» в точности повторяется сюжет новеллы «Три сна» Бо Синцзяня (дин. Тан); аналогично, сюжет «Пока варилась каша (Продолжение старой истории)» совершенно очевидно проистекает из новеллы «Записки из изголовья» Шэнь Цзицзи и так далее [4, с. 177]. Пу Сунлин же зачастую «вливает новое вино в старые мехи»; другими словами, использует старые сюжеты и формы, наполняя их новым содержанием.

Например, «Пока варилась каша (Продолжение старой истории)» наследует форму «Записок из изголовья» Шэнь Цзицзи, «Предания о губернаторе государства Нанькэ» Ли Гунцзо и других новелл о снах, однако Пу Сунлин по-новому трактует и развивает мотив этих произведений. В отличие от новелл о снах династии Тан, в которых показывается, как герои после краха своих идеалов глубоко проникаются идеей о том, что жизнь подобна сну, она так же кратка и нестабильна, как сновидение, в новелле «Пока варилась каша (Продолжение старой истории)» Пу Сунлин через образ кандидата Цзэна обличает взяточничество в феодальном обществе и чиновнической среде. Когда кандидат Цзэн во сне стал первым министром, он «[увлекся] песнями, женщинами, собаками и лошадьми, круглыми сутками предавался пьянству и разврату, а о государственных делах и жизни народа никогда и не вспоминал». За продажу чинов, нарушение закона и присвоение имущества он получил три миллиона двести десять тысяч лянов серебра. В связи с этим некоторые ученые делают следующий вывод: «В “Рассказах Ляо Чжая о необычайном” тема потустороннего используется для отображения действительности, и как по глубине, так и по широте содержания они превзошли рассказы об удивительном и новеллы чуаньци, достигнув новой высоты. Возьмем, к примеру, новеллу “Пока варилась каша (Продолжение старой истории)”. Ее сюжет восходит к рассказу “Ян Линь” из сборника “Записи о тайном и открытом” (“Юминлу”), сновидец – торговый гость, сама история проста, а смысл ее незамысловат. В новеллах чуаньци династии Тан “Записки из изголовья” главный герой был заменен на студента, а основной идеей провозглашается инертная концепция “жизнь есть сон”. Пу Сунлин же в новелле “Пока варилась каша (Продолжение старой истории)” превращает студента в чиновника и посредством таких сюжетных поворотов, как назначение во сне Цзэна на должность министра, разжалование и убийство разбойниками, отбывание наказания в преисподней, перерождение и последующие невзгоды, разоблачает пороки феодальной бюрократии, выражает свою “глубокую печаль и возмущение” по отношению к окружающей его действительности» [5, с. 125]. Ма Жуйфан считает, что «важная черта “Рассказов Ляо Чжая о необычайном” – использование мотива сна для сатирического обличения алчности и безжалостности; самой показательной в этом смысле является новелла “Пока варилась каша (Продолжение старой истории)” [6, с. 145]. [Эта новелла] представляет собой “панорамную картину темных сторон официального правления”» [1, с. 376]. В этот же ряд можно поставить новеллу «Сон старого Бо». Именно по этой причине некоторые ученые отмечают, что «в “Рассказах Ляо Чжая о необычайном” гораздо яснее просматривается связь с реальной жизнью и ее критика, что привело к революционным изменениям художественных приемов в романах на вэньяне» [7, с. 66]. Это также справедливо и для новелл о снах из «Ляо Чжай чжи и».

В новелле «Принцесса Ляньхуа», в которой, как и в новелле «Предание о губернаторе государства Нанькэ», используется метафора «жизнь есть сон», описывается любовь между юношей и девушкой, и относительно негативная тема раскрывается в позитивном ключе, превращаясь в гимн любви.

Во-вторых, новаторство проявляется в оригинальности творческого замысла новелл о снах. Лу Синь считает, что особенностями «Рассказов Ляо Чжая о необычайном» являются «витиеватое повествование, последовательное изложение, использование приемов новелл чуаньци и рассказов об удивительном, описание историй о чудесах и превращениях как реальных событий; или же он как будто бы легко меняет тон и повествует о незаурядных людях, неожиданно являющихся из потустороннего мира в мир людей» [8, с. 175]. Сочетание особенностей новелл чуаньци и рассказов об удивительном в новеллах о снах из «Рассказов Ляо Чжая о необычайном» также является одним из новаторских приемов. Ма Жуйфан очень точно подмечает, что «в “Рассказах Ляо Чжая о необычайном” часто встречается мотив сна, однако это не просто описания сновидений – сон становится путем для обычных людей в мир бессмертных, демонов и нечисти» [6, с. 144]. Это еще один новаторский прием новелл о снах. Помимо вышеизложенных отличительных черт, самым важным новаторским приемом в художественной композиции «Рассказов Ляо Чжая о необычайном» является оригинальность творческого замысла новелл о снах.

Прежде всего следует отметить новаторство в аспекте повествования.

В новеллах о снах до «Ляо Чжай чжи и» обычно присутствовал только один рассказчик: повествование велось либо от третьего лица в стиле «всеведущего автора», как в «Записках из изголовья», либо в стиле «ненадежного рассказчика», как в новелле «Предание о губернаторе государства Нанькэ». В новеллах о снах из «Рассказов Ляо Чжая о необычайном» также есть примеры, когда повествование ведется от первого лица, как, например, в новелле «Фея цветов». Однако в большинстве случаев используется новаторский прием двухуровневого повествования: от третьего лица и от лица автора, «историка этих странностей», как называет себя Пу Сунлин. Например, в продолжении новеллы «Женитьба Ван Си» под названием «Вещие сны», где описывается история любви сына Ван Гуйаня – Ван Цзишэна (по второму имени Ван Суня) – с кузиной Гуйсю и еще с одной девушкой по имени Укэ, все повествование ведется от третьего лица в стиле «всеведущего автора», под конец появляется рассказчик, который говорит: «И отец, и сын встретили свое счастье благодаря снам, что само по себе удивительно, поэтому я и поставил обе истории рядом». И в самом конце новеллы автор, «историк этих странностей», говорит: «Отец потерял голову от любви, а сын чуть не лишился из-за нее жизни. <…> Как знать, если бы не отец, любивший сновидения, родился бы такой сын, теряющий рассудок от любви!» Стоит отметить, что в новелле «Вещие сны» представлена модель брака «один муж – две жены», и Пу Сунлин использует эту любовную историю мужчины и двух женщин для воплощения в своем произведении художественного замысла «истинное и ложное соревнуются друг с другом, главное и второстепенное дополняют друг друга, люди и оборотни сосуществуют друг с другом». Законченность данного замысла не только отражает художественное разнообразие в «Ляо Чжай чжи и», но и привносит новые темы в сокровищницу художественных приемов романов древности» [1, с. 121]. Другой пример – история любви между молодым человеком Ван Дином и девушкой-призраком У Цююэ в новелле «Осенняя луна», которая также рассказывается от имени «всеведущего автора». Новелла «Лисий сон» несколько отличается. В ней повествуется об истории любви Би Ианя и Третьей лисицы, и повествование также ведется от имени «всеведущего автора», а в самом конце новеллы – от первого лица («я сказал»), т. е. от лица «историка этих странностей». Некоторые ученые отмечают: «Пу Сунлин и себя делает героем новеллы, причем его голос слышен как в начале, так и в конце рассказа. В начале рассказа Би Иань прочитал новеллу “Красавица Цинфэн”, и это привело к появлению девушки-лисицы, в конце же рассказа повествование дополняется такой строчкой от имени автора: “Если была такая лиса, то она достойна кисти и туши Ляо Чжая”. В этом присутствует отчасти самолюбование, отчасти подшучивание автора над собой» [4, с. 109]. Фактически в этой новелле о сне посредством рассказа от третьего лица с вкраплениями повествования от первого лица также реализуется двухуровневый нарратив. Другими примерами такого двухуровневого повествования, когда нарратив ведется от третьего лица и от лица автора («историка этих странностей»), можно назвать новеллы «Расписная стена», «Бог грома», «Подмененная невеста», «Пока варилась каша (Продолжение старой истории)», «Осенняя луна», «Химеры Пэн Хайцю», «Оборотень-черепаха», «Шао девятая», «Сон старого Бо», «Исцеление Ян Дахуна», «Лодочники с переправы Старого дракона» и др.

Пу Сунлин совмещает повествование от третьего лица от имени «всеведущего автора» с повествованием от лица «ненадежного рассказчика». Классическим примером нарратива от третьего лица является новелла «Сон старого Бо». В начале новеллы «всеведущий автор» представляет нам старого Бо и его старшего сына Бо Цзя. Когда же старый Бо засыпает, устами «ненадежного рассказчика» описывается его сон и вводится тема алчных и бесчеловечных чиновников. В конце новеллы опять появляется «историк этих странностей», сокрушающийся о сложившемся положении дел; таким образом реализуется двухуровневое повествование.

Кроме того, в новеллах о снах из «Рассказов Ляо Чжая о необычайном» есть и другие смелые приемы. Например, в новелле «Ученый из округа Фэнъян» в описании сна, который одновременно видят трое, показана глубокая привязанность жены к своему мужу. Ученый из округа Фэнъян учился в дальних краях и долго не возвращался домой. Жена очень тосковала по мужу и во сне последовала за красавицей, чтобы отыскать супруга. По дороге они встретились, но ее супруг, не обращая на нее никакого внимания, стал флиртовать с красавицей; от стыда и негодования жена хотела умереть. К счастью, подошел младший брат жены, Сань-лан, и жена пожелала, чтобы брат проучил ее мужа, и тот действительно зашиб огромным камнем своего зятя. Жена в испуге проснулась. На следующий день, когда ученый вернулся домой, пришел брат жены, они разговорились, и оказалось, что всем троим приснился один и тот же сон. Несмотря на то что новелла «Ученый из округа Фэнъян» содержит отсылку к танской новелле Бай Синцзяня «Три сна», в ней также присутствуют новаторские приемы. В новелле «Три сна» описаны три отдельных сна. В первом сне «одному снится, что он куда-то пошел, а другой наяву встретил его в этом месте». Здесь рассказывается о том, как Лю Юцзю возвращался поздно вечером домой и, проходя мимо двора буддийского храма, вдруг увидел там свою жену, сидящую за столом и веселящуюся в компании молодых мужчин и женщин. Лю Юцзю в ярости схватил черепицу и бросил ее в пирующих, но вдруг люди во дворе исчезли. Он поспешил домой, а его жена сказала, что только что видела сон. Во сне она посещала какой-то храм с большой компанией незнакомых ей людей, и как только они уселись за стол, кто-то швырнул в них черепицу, и она проснулась. Во втором сне «один что-то делает, а другой видит это во сне». Здесь рассказывается история о том, как Юань Чжэня направили надзирателем на далекую границу, а Бо Цзюйи написал стихотворение на стене храма Цзыэнь, и Юань Чжэнь увидел это во сне. В третьем сне «двое одновременно видят друг друга во сне». В нем рассказывается сон некоего Ду Чжи, который остановился переночевать на постоялом дворе в Тунгуани. Ночью ему приснилось, что он пришел в храм на горе Хуашань и встретил гадалку по фамилии Чжао, черную и высокую. На следующий день он прибыл в храм на горе Хуашань и действительно встретил там гадалку по фамилии Чжао, точь-в-точь как во сне, и, более того, во сне она также видела Ду Чжи. Из этого следует, что в новелле «Три сна» представлено простое изложение трех, пусть и удивительных, но никак между собой не связанных произведений. Оригинальность замысла новеллы «Ученый из округа Фэнъян» заключается в том, что в ней говорится о трех людях, которые видят один и тот же сон, и таким образом описывается глубокая привязанность жены к мужу, что является новаторским приемом.