Текст книги "Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга I, том 1-2"

Далее, Генерал Гудович похвалял «за храбрость и мужество» следующих штаб– и обер-офицеров, рекомендованных ему от частных командиров: от генерал-майора Загряжскаго – подполковников: Казанскаго мушкатерскаго Бранта; Астраханскаго драгунскаго – Разумовскаго; Нижегородскаго мушкетерскаго – премиер-майора Лобанова, капитанов драгунских: Владимирскаго – Давыдова; Таганрогскаго – Соймонова; Нижегородскаго – Соколова, Шебашова, Николая Похвиснева; Ростовскаго карабинернаго – ротмистра Щеглова, капитанов: Ладожскаго мушкетерскаго – Моложенинова; Кавказскаго втораго егерскаго баталиона – Вялкова, поручика артиллерии Семикова; драгунских полковых квартирмистров: Владимирскаго – Сабенина; Нижегородскаго – Патлога, подпоручиков: артиллерии – барона Адольфа Клота и барона Бориса Клота, драгунских – Владимирскаго – Якимова; Нижегородскаго – прапорщика Нагальскаго, казачьих: Гребенскаго войска – комиссара Мальниченкова; станичных – сотника Борисова, хорунжих: Грузина, Семен-никова, Мельникова, Ергушева; Семейнаго – старшину Попова и хорунжаго Ефимова; Хоперскаго – поручика Лучкина, и прапорщиков: Борисенкова и Ярова.

От генерал-майора Булгакова: Нижегородскаго драгунскаго полка премиер-майора Лата; пехотных полков: Владимирскаго – капитана Чичагова, – получившаго на штурме рану; Воронежскаго – капитана Матякина; Тифлисскаго – поручика Лебедева; Кавказскаго егерскаго корпуса четвертаго баталиона – капитана Бачурина – который «взошед с егерями на батареи, овладев ими, заклепал у пушек затравки и некоторые опрокинул вверх лафетами, причем и ранен»; Владимирскаго пехотнаго – поручика Нелединскаго-Мелец-каго, подпоручика Грекова, адъютанта Чертопрудова, – из коих два последние на штурме ранены, прапорщика Алексее Куламзина; Воронежскаго – капитана Сулдяшева, поручика Прокофьева, подпоручика Павловскаго – на штурме раненых, подпоручика Грекова; Тифлисскаго – прапорщика Маслова; Кавказскаго корпуса егерских баталионов: перваго – капитана Сомова, поручика Карпатовскаго, прапорщика Петровскаго; четвертаго – капитана Карягина, – всех четырех на штурме раненых, поручика Еропкина, подпоручиков: Каблукова, Пироговскаго и Шелевскаго, драгунских полков: Нижегородскаго – поручика Кучерова, прапорщиков: Трунова, Филиппова и Хардина, – всех четырех на штурме раненых, прапорщика Гирша; Астраханскаго – капитанов: Буша, Денонскаго, Книпера, поручика Башкатова, – всех четырех на штурме раненых; подпоручика Попова; Таганрогскаго – поручиков: Мурзинскаго, Турченинова, подпоручика Черкасова, прапорщика Агаркова; Владимирскаго – капитана Каченевскаго, подпоручиков: Якимова, Тимофеева, прапорщиков: Макова, Болотникова, Пашевкина, – всех шестерых на штурме раненых; Кавказскаго 4-го егерскаго баталиона секунд-майора Мантигайло; Казанскаго мушкетерскаго поручика – Капышова, – «который снял со стены знамя», – и Хоперскаго – казачьяго есаула Касякина.

От генерал-майора барона Шица: Брянскаго мушкетерскаго полка премиер-майора Нелидова, – «вступившаго на место раненаго подполковника графа Апраксина, в командование колонною, поступавшаго храбро и получившаго две контузии»; Таврическаго егерскаго корпуса подполковника Штемпеля; Таврическаго конно-егерскаго полка полковника Годлевскаго, подполковника Сентянина, секунд-майоров: Данула и Древица, ротмистров Акима и Григория Вунчевых; Генеральнаго Штаба дивизионных квартермистров: Мухина, Енгмана, колонновожатаго Емельянова; конно-егерскаго Таврическаго полка корнета Литрича, – который и ранен; Кинбурнскаго драгунскаго полка поручика Чемыкина, отставнаго майора Гавра, – добровольно при штурме находившагося с тремястами казаками; Севскаго мушкетерскаго полка поручика Караценова, корнетов: Дьяконицкаго, Литрича, Соколова и Катина; Кинбургскаго драгунскаго полка поручиков: Панчулидзева, Девайнобло, прапорщика Бокуша; Брянскаго мушкетерскаго полка капитана Искру, подпоручиков: Панасенкова и Селиверстова; Таврическаго егерскаго корпуса капитана Филимонова, – раненаго, поручиков Русакова, раненаго, Данилевскаго и Александровича, подпоручика Воробьева, артиллерии поручиков: Салькова и Дунина, штык-юнкеров: Ефимовича и Соколова и адъютантов: Афанасьева и Соколова, ротмистра Степанова, поручика Ланге, аудиторов: Варена, Тодорова, Селезнева; войска Донскаго полковников: Грекова, Чернозубова и Сулина, поручика Аврамова, есаула Тронина, хорунжаго Куденова, поручика Григорья Попова, хурунжаго Ивана Попова; Волгскаго полка подпоручика Страшнова, прапорщика Тимофеева, сотников: Попова и Венеровскаго, хорунжих: Ускова и Карсунскаго – на штурме раненых; Донскаго войска полка Грекова капитана Ермолаева, есаулов: Грекова, Юдина, и сотника Плахова.

От генерал-майора Депрерадовича: Ладогскаго мушкекетерскаго, капитанов: Монтрезора и Крона, поручиков: Кузенева, Евсевьева и Цекута, – последних трех на штурме раненых, подпоручиков: Тимофее Дударя, Бекренева, Чегищева, Илью Дударя – на штурме раненаго, адъютанта Катова и прапорщика Полянскаго; Нижегородскаго мушкетерскаго капитана Сазонова, на штурме раненаго, поручиков: Кретова, Бабушкина, Скрытина, подпоручиков: Виногорова, Савенкова, адъютантов: Блынова, Волкова и прапорщика Вентлера; Кавказскаго егерскаго корпуса перваго баталиона капитана Доброклонскаго, поручика князя Саакадзева, подпоручиков: Сытина, – на штурме раненаго, Грекова, адъютанта Кузминскаго, четвертаго баталиона капитана Семенова – на валу раненаго, поручиков: Зервалта, Испревича – на штурме раненаго, подпоручика Прозрителева, аудитора Сабастиана и адъютанта Швецова – на штурме раненаго; Казанскаго мушкетерскаго – капитана Готовцова, поручика Большеполова, подпоручика Ушакова и прапорщика Богданова; Ладогскаго мушкетерскаго – поручика Курова, – которые все на штурме ранены; Нарвскаго карабинернаго полковаго квартермистра Михаила Депрерадовича, поручиков: Родиона и Петра Депрерадовичей, Мениха и адъютанта Ларина.

От бригадира Поликарпова: Таганрогскаго драгунскаго полка секунд-майора Вечия; капитанов: Владимирскаго драгунскаго – Васильева, Гладкова и Заблоцкаго; Астраханскаго драгунскаго – Пищевича, Петерсона и Книпера; Нижегородскаго – Швейгевера; Таганрогскаго – Деменкова и Штейна; Казанскаго мушкетерскаго – Синицына – получившаго контузию; Кавказскаго втораго егерскаго баталиона – Асеева, поручиков Владимирскаго драгунскаго – Акулова, Деспатовича, Домофирова; Астраханскаго – Пищевича; Нижегородскаго – Вельяминова; Таганрогскаго – Доброхотова, Фамса и Аладьина; пехотных: Владимирскаго – Данкварта, Макеева, Колокольцова и Тулубьева; Казанскаго – полковаго квартермистра Жолобова, подпоручиков: Владимирскаго – Софонова, Львова и Струкова, адъютанта Теренина, – который и ранен; прапорщиков: Головинскаго, Жильцова и Романова; Нижегородскаго – Акулова; Астраханскаго – Арсеньева, пехотных: Владимирскаго – Кулумьина и Казанскаго – Зубкова; от артиллерии майора Долгова-Сабурова: подпоручиков: Мауринова, Уварова, Пфунта и штык-юнкера Папкова.

В заключение же Гудович свидетельствовал, что все, как штаб– и обер-офицеры, так и нижние чины, оказали в этом деле усердие и храбрость.

На другой день по покорении Русской Державе Анапы, Иван Васильевич послал особенный отряд для взятия крепости Суджук-Кале, в 27-ми верстах находившейся. Неприятель, устрашенный скорым отправлением туда войск и сильным поражением Анапы, зажег крепость, сам спасся на суда, приходившия берегом моря в Анапе, но не успел захватить 23-х пушек, увеличивших число наших трофеев[88]88
  По Записке Гудовича. По Биографии Генералиссимусов (III, 20), Словаре достопамятных людей (II, 175) и у Висковатаго показано 25 пушек.


[Закрыть].

Известие о взятии Анапы, прибывшее в Петербург вместе с донесением генерала князя Репнина о разбитии турок при Мачине, было принято правительством с величайшею радостию.

Кровопролитный анапский приступ, совершенный годом после Измаильскаго, не был столько же прославлен, как этот последний, но долг справедливости требует сказать, что он стоил Гудовичу едва ли не большего труда, чем измаильский Суворову. Для доказательства этого довольно рассмотреть следующия обстоятельства: Суворов, осаждая Измаил, имел против себя крепость, окруженную со всех сторон неприятелем и, следовательно, лишенную всякаго подвоза. Гудович мог обложить Анапу только с сухого пути, а со стороны моря она была совершенно безопасна и могла получать подвозы всяких припасов. Суворов знал одного неприятеля, бывшаго вперед его в стенах крепости; тыл его армии был обеспечен и обозы находились в безопасности. Корпус Гудовича, напротив, поставленный, можно сказать, между двух огней, между горами и крепостью, был ежедневно обеспокоиваем с обеих этих сторон. В случае неудачи Суворов мог отступить, хотя гений великаго полководца вероятно бы не дозволил себе ретирады; Гудович, отраженный на приступе, имел перед собою черкес и море.

В заключение должно заметить, что обстоятельства, последовавшия за покорением Анапы и Измаила, были между собою весьма сходны и служат одним из убедительнейших доказательств, что часто один день промедления может дать совсем иной оборот делу и что военный человек, особенно полководец, от котораго распоряжений решается нередко судьба не только одной крепости или армии, но целых государств, должен обладать решительностию. Известно, что если бы Суворов отложил хотя на один день штурм Измаила, то должен бы был оставить это предприятие без исполнения, – ибо чрез несколько часов по взятии крепости наступила сырая погода, пошел дождь, земля сделалась слизкою и войска не могли бы идти на приступ. Подобно этому, только в другом виде, случилось и с Гудовичем: если бы наш герой только одним днем позже положил совершить приступ, то должен бы был вовсе отказаться от него и без успеха отойти от крепости. На другой день[89]89
  По рапорту Гудовича в Собрании разных полученных от главнокомандующих армиями и флотами ко Двору донесений (С.-Петербург 1789 года); а по Записке Гудовича – чрез три дня.


[Закрыть] по взятии Анапы подошел к ней и весь большой неприятельский флот, состоявший из 70-ти судов, под командою самаго капитан-паши. Став на якоре верстах в 15-ти, не видя нашего лагеря и не зная, что судьба крепости решена, он отправил к берегу три кирлангича. Гудович приказал войскам не показываться на валу и не стрелять, пока не подойдут суда на картечный выстрел. От такого распоряжения один кирлангич ввечеру вошел в гавань. Было уже довольно темно, а со стен на турецком языке приглашали экипаж сделать высадку. Несколько турок пересели на шлюпку и подъехали к самой крепости. Тогда, предварительно приготовленные гренадеры, кинувшись в море, – неглубокое у берегов, – овладели шлюпкою пленили начальника и гребцов; затем уже сдалось и судно, стоявшее на якоре с пушками и остававшимися на нем турками. Флот ничего не знал об этом, но на другой день увидел приплывавших к нему множество убитых турок, одетых и раздетых, которых Гудович, по причине их великаго числа, не в состоянии будучи похоронить, приказал бросать в море. Это до того устрашило неприятеля, что капитан-паша не мог уговорить своих подчиненных остаться, и должен был, по их требованиям, подняв паруса, удалиться.

Отправив из крепости, на судах, присланных от генерал-аншефа Каховскаго, из Тамани, все пушки, мортиры и сколько было возможно поднять пороху и снарядов, Гудович, по данному ему повелению, забросал оставшимися турецкими снарядами все колодцы, зажег крепкие палисады на валу, обложив их тростником, и подорвал батареи и пороховой погреб. Потом, двинувшись с войсками в обратный путь, вдоль гор, он покорил все народы, на северной стороне их обитавшие, и взял от них более ста человек аманатов, а другие, далее жившие, доставили заложников уже после, прямо на Кавказскую Линию.

Переход обратно чрез Кубань и отправив вперед, как раненых, так и весь излишний обоз, с большою добычею нижних чинов, сам генерал, после половины августа, повел войска на Кавказскую Линию, для расположения их по-прежнему.

Признательная к заслугам Монархиня наградила Ивана Васильевича за этот его подвиг орденом Св. Георгия 2-го класса и шпагою, украшенною лаврами и алмазами.

Некоторые иностранные писатели утверждают, что анапское кровопролитие было совершенно напрасно, и что взятие этой крепости, сопряженное с большими потерями, нс имело желанных следствий. Мнение совершенно несправедливое. Известие о покорении Анапы устрашило Диван до того, что он предписал верховному визирю вступить немедленно в переговоры о мире, котораго прелиминарныя статьи и были подписаны 31-го июля 1791 года.

Возвратясь на Кавказскую Линию, в последних числах октября того же (1791) года, Гудович занялся составлением описания Линии, со всеми подробностями, которое и представил Ее Величеству с своим мнением: построить вновь на Кубани и Тереке, в надобных и известных ему местах, крепости, и увеличить население Линии, как для обеспечения сообщения с Доном, – ибо, до его командования, горские народы не только свободно появлялись на дороге, ведущей к Черкасску, и забирали на ней в плен, но даже разорили одно селение и людей увлекли в неволю, – так и для обеспечения селений, на реке Тереке лежавших.

Государыня, в Именном указе, данном Гудовичу, 28-го февраля 1792 года, отозвалась об его предположении в следующих милостивых выражениях[90]90
  Полное Собрание Законов Российской Империи. 1 собр. т XXШ, № 17,025.


[Закрыть].

«Рассматривая донесения ваши от 16-го января и все обстоятельства онаго, с удовольствием видим, что вы с достойным хвалы рачением и точностию вошли в подробное разбирательство вверенных вам в охранение пределов Наших. Все изображенныя в оном предположения основательны и благоразумны, предписанию же Нашему о доставлении обстоятельных сведений о тамошнем крае удовлетворяют в полной мере».

Вследствие этого Всемилостивейшаго мнения, тем же указом, начертана была Высочайшая воля в следующих статьях:

1) Меры к усовершению Линии, простиравшейся тогда от устья Терека вверх до Екатеринограда, представленныя Гудовичем, приняты за благо. Государыня требовала только, чтобы, по прилежном осмотре течения Терека от Кизляра до Каспийскаго моря, Генерал всеподданнейше доставил подробное сведение: каким числом работников и во сколько времени воды этой реки могут быть обращены в старое течение свое.

2) Все предположенное им строение крепостей и редутов, от Екатеринограда до Воронежскаго редута, необходимое для закрытия от горских народов земель, нам принадлежавших, повелено привести в исполнение к наилучшей обороне. Для этого председательствовавший в Военной Коллегии обязан был послать в начальство Гудовича расторопнаго и искуснаго в полевых укреплениях инженера, для составления подробных проэктов и смет, чтобы заблаговременно можно было ассигновать необходимыя на то суммы.

3) Хоперских и волгских казаков переселять, как предполагал Гудович, Государыня не признала полезным; но в назначенныя генералом к основанию 12 станиц Высочайше повелела поселить казаков войска Донского, не менее как по 200 семей в каждую станицу, кроме Усть-Лабинской, в которую назначила 400, итого до 3,000 семей. Всего легче и удобнее Императрица признала употребить к этому поселению шесть донских полков, уже находившихся на Линии под его начальством. Разделив по станицам эти полки, Иван Васильевич должен был приказать им с весны строить избы, для скорейшаго окончания которых мог, по своему усмотрению, употребить в помощь и прочия войска, и обязан был приложить крайнее старание снабдить их всем необходимым для жилья в селениях. Положение и штат об их довольствовании генералу поручено представить на Высочайшее утверждение. Впрочем, если бы некоторые из числа переселяемых казаков пожелали возвратиться на Дон, а вместо себя нашли охотников перейти на Кубань: то такой обмен им не запрещался. Для построения в станицах храмов Божиих, Высочайше повелено отпустить на каждую по 500 рублей, а переселяемым выдать на основание каждаго двора по 20 рублей из экстраординарной суммы, в распоряжении Гудовича находившейся. При том Государыня обещала, вслед за донесением его по этому предмету, дать кому следует повеления, чтобы к осени вывесть с Дона семьи казачьи, снабдив их всем нужным к переселению. Все относящееся до этих казаков было Высочайше поручено генерал-майору Савельеву, под главным начальством Гудовича, а собственному попечению нашего героя особенно вверено сохранение и доброе устроение переведенцов на новых их жилищах, так, чтобы ожидаемая от сего польза немедленно последовать могла. «Таковою услугою пред Нами и Отечеством, – заключила Императрица, – несомненно приобретете Монаршее благоволение и милость Нашу».

4) Расположение войск, артиллерии и магазинов, Высочайше отнесено к особенному попечению командующаго на Линии; но в генеральности же, все представляемое Гудовичем об этом, Монархинею признано по справедливости достойно благоприпятия и в полной мере и во всех частях апробовано. Согласно этому повелено: возвратить из армии на Линию Кубанский егерский корпус, вместо котораго причислить к войскам, находившемся в Екатеринославском наместничестве, полки мушкатерские: Нижегородский, – часть котораго тогда зимовала в Бахмутском и Донецком округах, – и Ладожский, – тогда расположенный в южных округах Воронежскаго наместничества, – присоединив к ним три карабинерные полка, в начальстве Гудовича находившиеся, которые не признавал он способными к потребному роду службы на Кавказской Линии. Вместо отчисленных с Линии войск разрешено употребить два полка драгунские из Кубанскаго корпуса.

5) Касательно переселения малоземельных государственных крестьян из внутри России, предположеннаго Гудовичем «рассуждаем, – писала Императрица, – что когда, строением крепостей по Линии, земли эти закрыты будут, и хлебопашцам доставится безопасность и спокойствие, тогда сами собою, без убытков казне, и помещики, и государственные крестьяне мало по малу станут переносить жительства свои в эту привольную страну; и вскоре выходя из малоземельных наместничеств, заселят ее к пользе и выгодам и собственным и государственным».

6) Часть татар, кочевавших в средине Линии, сообразно предположению еще генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврическаго, – Высочайше повелено перевести на Молочныя воды, а другую часть на Куму и приобщить их к туркменцам, там кочевавшим, сходно с представлением Гудовича. О первых дано было Высочайшее повеление Таврическому губернатору, генерал-майору Жегулину, чтобы он, по сношению с Гудовичем, к переселению означенных татар принял заблаговременно нужныя меры, доставя им все те выгоды, какия всем переселявшимся тогда под державу Русскую народам были дарованы манифестом, изданным 14-го июля 1785 года.

Наконец, 7) Государыня подробно занялась судьбою кабардинцев. «Безначалие, вкореняющее безпорядки, наглость и хищничество, как в Большой, так и в Малой Кабарде, – писала Монархиня, – есть причиною, что сей подданный Нам народ до сих пор не мог быть обращен ни к какой пользе империи, но буйством своим наносил единыя безпокойства и заботы». Но Императрица была уверена, что свирепые нравы их укротить было удобовозможно, последуя правилам, свойственным известному Ее человеколюбию и попечению о благе каждаго. «Не единою силою оружия, – провозглашала Великая Правительница, – предлежит побеждать народы, в неприступных горах живущие и имеющие надежныя в оных от войск Наших убежища, но паче правосудием и справедливостию нужно приобресть их к себе доверенность, кротостию смягчать нравы, выигрывать сердца и приучать их более обращаться с Русскими». Для этого Высочайше признано необходимым: а) Всячески ласкать и привлекать к себе лучших людей кабардинскаго народа; а о тех, которые наиболее оказывали преданности к России, позволено Гудовичу входить со всеподданнейшими представлениями, с обещанием жаловать их чинами, деньгами или иными отличностями, по Высочайшему благоусмотрению. «Наипаче же, – прибавила Государыня, – излиется Монаршая щедрота и милость Наша на приемлющих добровольно веру Христианскую». Таковыя щедроты, – заключала Великая, – конечно послужат и для прочих ободрением подражать, тем, которые будут оказываться к ней приверженными, б) Твердо наблюдать, чтобы ни от войск, ни от казаков, на Линии находившихся, не было производимо ни малейшаго притеснения и обиды горцам, приезжающим в наши крепости, наистрожайше подтверждая, чтоб начальники военные, полевые и гарнизонные не допускали подчиненных своих ни до каких своевольств против кабардинцев и иных горских народов, – отогнанием табунов, хищением и тому подобным образом, – подвергая под суд и жесточайшее наказание всякаго, кто станет поступать противно этому, «яко преступника, – говорит Императрица, – который поведением своим дает повод к нарушению спокойствия подданных Наших и тех, коим уверенность и тишина от Нас дарованы; ибо нет сомнения, – пояснила Монархиня, – что таковое с нашей стороны попущение, навлекало бы от этих диких народов воровства и грабежи из отмщения». в) На первое время Высочайше признано полезным учредить между ними, по числу родов, суды, для владельцев – под именем Кабардинский такого-то рода суд, а для узденей – родовыя расправы, составив и те, и другие из лучших людей, выбранных ими самими, не примешивая к ним никого из наших офицеров, по примеру тому, как в рассматриваемое время с пользою существовали расправы в Оренбурге между киргизами[91]91
  Для соображений Гудовича Государыня тогда же препроводила к нему выписку об этих последних.


[Закрыть]. Выбранным в родовые суды и расправы членам Высочайше обещано назначить приличное жалованье, по получении от Гудовича примернаго положения. Сверх этой выгоды, то есть содержания, предписано им дать и уважение, чтобы послушание к решениям своим утвердить могли.

Не излишним Монархиня признавала также учредить и Верхний пограничный суд, в Моздоке или Екатеринограде, в котором бы присутствовали также выбранные из кабардинских родов первейшие люди и депутаты приезжающих туда народов, с определенными от России чиновниками. «Вообще кабардинские родовые суды и расправы, – поясняла Императрица, – могут судить тяжебныя их дела и малые проступки по их обыкновениям; но важныя преступления, – как то: измена, убийство и разбой, – долженствуют рассматриваемы быть в пограничном суде по законам Нашим, и со мнением этого суда представляемы к генерал-губернатору; но если бы случилось, что имевшие дела в родовых судах и расправах не были разбором их довольны, в таком случае дозволено им просить в пограничном суде, который обязан был доставлять тяжущимся справедливое и безволо китное удовлетворение».

Такое образование кабардинскаго народа Императрица возложила на благоразумие и опытность Ивана Васильевича, и требовала, чтобы он, основываясь на этих общих, Высочайше начертанных, правилах, старался привести их в действие наилучшим способом единым убеждением, и не инако, как сходственно желанию и доброй воле кабардинцев. Для этого Высочайше предоставлялось генералу, по местным сведениям тамошняго края, по обстоятельствам и умоначертанию народов, сделать обстоятельное предположение, где учредить родовые суды и расправы и верхний пограничный суд, и как удобнее к исполнению этого приступить. По мере же всеподданнейших его донесений Высочайше обещано не оставлять и впредь давать Монаршия наставления.

Для лучшаго и удобнейшаго убеждения и поощрения к принятию подобных учреждений, порядка и подчиненности, Всемилостивейше за благо признано, чтобы Гудович заведения эти и внушения свои производил посредством единородца их генерал-майора Горича, или кого иного, по усмотрению его к тому способнаго; наконец, чтобы и «веру их обратить к тому же предмету, нужно бы, – писала Императрица, – этому лицу придать в помощь несколько мулл из казанских татар, которым и мечети заводить в Большой и Малой Кабарде обещано дозволить». Кроме того, Государыня спрашивала, не признает ли Гудович полезным, для сильнейшаго впечатления и утверждения привязанности к России горских народов, отправить к себе на некоторое время находившагося в Оренбурге муфтия, который, с пользою употреблен был для спокойствия тамошняго края, и для введения устройства между дикими киргизскими народами?

«Впрочем, – в заключение повелевала Монархиня, – предлежит вам вообще долг и старание привлекать к Нам все народы кавказские, приводить их в некоторый род зависимости от Высочайшаго Престола Нашего, обращать к пользам Империи и их собственным, и распространить убеждением благоустройство и законы Наши, кои Мы им дать готовы, к их собственному спокойствию, тишине и благоденствию».

Вслед за тем нашему герою Всемилостивейше повелено быть, сверх управляемых им губерний Рязанской и Тамбовской, также генерал-губернатором Астраханским, называемым тогда Кавказским.

Тотчас по получении изложеннаго Высочайшаго указа, отправился Гудович на Кубань с присланным к нему инженерным генерал-майором Ферре, и лично назначил места для крепостей («потому что, – пишет он, – я и сам инженерной науке научен»). Начиная с низу Кубани, он построил Усть-Лабинскую крепость, далее Кавказскую, на углу Кубани, где река поворачивается налево и против последняго селения на Линии, называемая тогда Донскою крепостью, и связал эти две крепости нерегулярными редутами, с прикрытием и пушкою; затем укрепил находившуюся уже вверху Кубани крепость Прочный-Окоп, которая была худо сделана, и, наконец, далее, вверх по Кубани, распространил малую крепость Константиногорск, составлявшую связь между селениями на реках Малке и Тереке, а между Моздоком и Кизляром, имеющими расстояние 200 верст, построил также крепость, названную Шелководскою.

При новом этом распоряжении для охранения дистанции, и без того природою укрепленной, – говорит добросовестный исследователь Кавказской Линии, Дебу[92]92
  Дебу. О Кавказской Линии и присоединенном к ней Черноморском войске. Посвящено Государю Императору Николаю Павловичу; Спб., 1829 г., стр. 168–169, 374–376.


[Закрыть],– не было обращено должнаго внимания на пространство от Константиногорска и Беломечетскаго поста, что на Малке, до Батал-Пашинскаго редута, разделявшая горских народов, нас окружавших, от жителей, расположенных внутри Кавказской губернии. По тогдашним, для нас выгодным, обстоятельствам, Гудовичу надлежало воспользоваться состоявшими в это время, в полном его распоряжении, способами для занятия всей плоскости, заключающейся между вершинами рек Малки и Кубани, и, таким образом, весьма удобно было соединить фланги новоучрежденной Линии посредством первой из этих рек, и тем избежать сухой границы, оказавшейся впоследствии столь нам невыгодною. От этого распоряжиния приобретены были бы, – по мнению Дебу, – еще и следующия немалозначущия выгоды:

1) Прекращение между кабардинскими и закубанскими народами свободнаго сообщения. Этим средством они, вообще, будучи удерживаемы от внезапных в наши пределы вторжений, удобно могли бы и порознь встречать преграду наносить важный вред поселянам Кавказской области.

2) Отнятие у живших внутри Кавказской области ногайцев, вознаграждавшихся покровительством кабардинцев и закубанских народов, возможности споспешествовать наглым хищническим нападениям своих единоверцев.

3) Отнятие способов, происходивших от столь теснаго союза между этими народами, передавать в другие руки похищенное ими, и тем избавляться от строгой по этому предмету ответственности.

4) Уничтожение производимаго горскими народами непозволительнаго торга христианскими невольниками, во владении Отоманской Порты.

5) Обеспечение проживавших в летнее время на минеральных водах посетителей, от смежности с хищными народами, долго еще после того не вовсе безопасных.

И, наконец, 6) удаление всех причин, способных распространить в пределах Кавказской области заразительную болезнь, нередко свирепствовавшую между окружающими нас народами.

При этом должно заметить, – продолжает Дебу, – что если бы, при первоначальном основании Линии, меры эти не были упущены Гудовичем из виду, то для усовершения великаго плана, предначертаннаго безсмертным Петром, учредить сухопутную и безопасную дорогу, способствующую торговым связям между Россиею и Индиею, оставалось бы только занять пространство земли по Черному морю до самых Кавказских гор, закубанцами и разными народами обитаемое, и, сближаясь с ними, обезопасить новое это приобретение удержанием взятой тогда Анапы.

Польза, которая могла произойти от действия, по изложенному сейчас плану, – по мнению почтеннаго автора сочинения «О Кавказской Линии», – сверх скорейшая осуществления вышеозначенных выгод, – состояла еще в учреждении земли черноморских казаков на твердом основании, в снабжении Кавказской Линии пространными лесами, а равно в утверждении Грузии под Русскою державою; ибо, по занятии победоносными нашими войсками всего берега до Анапы, сблизились бы и сообщения с Большою Абазою, Мингрелиею и Имеретиею; а в случае надобности войска эти могли бы служить препоною покушениям Огоманской Порты.

Мы считали полезным привести эти замечания Дебу; но здесь не место входить в объяснения, насколько их подтверждают и опровергают события последних тридцати лет, когда Анапа присоединена к Империи и наше оружие явилось на неприступных до того восточных берегах Чернаго моря. Это завлекло бы нас далеко и может быть удобно высказано в другое время.

В то же лето, как Иван Васильевич основывал эту Линию, он старался также привести в подданство шамхала Тарковскаго, который, убежденный им, и вступил в наше подданство; а потом он привел в подданство и хана Дербентскаго. Оба эти владетеля тогда же отправили посланцев к Высочайшему Двору.

Изложенными мерами не ограничилось заботливость великой Монархины о кавказских народах. Чрез два года последовали новыя повеления Гудовичу, долженствовавшия упрочить благосостояние горцев.

Употребленныя предками Императрицы и лично Ее Величеством старания, о добровольном распространении евангельскаго учения в народах, обитавших вблизи Кавказской Линии, в то время, с Божиею помощию, имели уже успех, доказывавшийся обращением многих из них к нашей Церкви.

Желая, чтоб такое распространение и утверждение Православия в этих странах было споспешествовано наилучшим и надежнейшим образом, и уважая обширность Астраханской епархии, не дозволявшей тамошнему архиепископу иметь об этих народах ближайшее радение, Монархиня, указом 19-го апреля 1793 года[93]93
  Полное Собрание Законов 1 собр., XXIII. № 17,117.


[Закрыть], признала за благо учредить в городе Моздоке викарнаго епископа Астраханской епархии. Новому преосвященному – с титлом Моздокскаго и Можарскаго, – препоручены в попечение все те обязанности, которые до того имела духовная Осетинская комиссия, касательно просвещения народов, в близости находившихся. При этом между прочим Высочайше повелено:

1) В управление епископа поручить также церкви тех селений, по Линии лежащих, которые ближе и удобнее, – по сношению о том с Гудовичсм.

2) Сохранить школу для обучения детей горских жителей, учрежденную в 1771 году.

3) Основать по сношению с генерал-губернатором, где будет удобно, два второклассные монастыря – мужеский и женский, также для обучения тамошняго юношества обоего пола закону Божию и мастерствам, потребным в общежитии, а в последнем дать и прибежище безпомощным вдовам, которые могли бы надзирать над воспитанием.