Текст книги "Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга I, том 1-2"

Повелевая Святейшему Синоду представить кандидатов для определения во вновь учрежденнаго викария, Императрица предписала, чтобы избираемыя особы, при прочих достоинствах, знали и язык, там употребляемый[94]94
  12-го мая того же года, из представленных кандидатов. Всемилостивейше был утвержден Моздокским в Можарским епископом архимандрит Гаий.


[Закрыть],

Вследствие этаго указа, Святейший Синод дал от себя другой указ, 19-го июля того же года[95]95
  Полное Собр. Зак. 1 с. XXIII, № 17,114.


[Закрыть], которым между прочим приказали:

1) посылаемым, по распоряжению епископа, для просвещения осетин и других народов, духовным особам поступать по инструкции данной, еще в 1771 году, в руководство Осетинской комиссии, а если, сверх того, усмотрит преосвященный к успешнейшему распространению в этих народах святыя веры, или по относящимся к новоучреждаемой его епархии обстоятельствам, что-либо необходимое и полезное, о том он мог представлять святейшему Синоду.

2) Епископу, назначая для поездок в Осетию духовных особ, всегда предварительно уведомлять о том генерал-губернатора.

3) Относительно заведенной в 1777 году при бывшей комиссии для обучения детей тамошних жителей школы, преосвященному прилагать пастырское свое попечение, чтобы учение в ней происходило с желаемым успехом, стараясь и об умножении учеников, согласными расположению тамошних жителей средствами.

4) В управление епископа поручить церкви, тогда состоявший в городах Моздоке и Кизляре, с уездными, и Кизлярский монастырь, а также и все вновь устроиваемыя в тамошних пределах и в самой Осетии храмы, с жителями восприявшими христианский закон. Сверх того, к его пастве причислить еще и церкви тех, из лежащих по Линии селений, которые признает полезными генерал-губернатор.

5) По определению Святейшаго Синода в 1732 году назначено было устроить в городских и горских жилищах 5 церквей; но действительно устроена была в Малой Кабарде только одна, да и ее, за неусмотрением из того пользы, Святейшим Синодом, согласно рассуждению Коллегии Иностранных Дел, велено было в 1769 году упразднить и впредь строение там церквей оставить до лучшей удобности. Взамен же их тогда предположено было основать для молитвы часовни. В 1780 году, Осетинский протоиерей Болгарский, между прочими об этих пародах примечаниями, донес Святейшему Синоду, что в разных осетинских селениях находится более десяти древних каменных церквей, и хотя все оне очень невелики, но некоторые еще довольно прочны, сохранили свое наименование и имели св. иконы. Поэтому новый епископ, по прибытии в свою паству, обязывался возможными средствами разведать и рассмотреть, не откроется ли, по таким следам христианства, в жителях этих селений, большей пред прочими склонности к обращению в Православие, а потому и к возобновлению самых этих церквей. Но как в этом случае, так и вообще при сооружении храмов, – которые Святейший Синод дозволил, – преосвященному следовало поступать с довольным рассмотрением и твердым основанием, относительно содержания их и при них причтов, и не иначе, как по согласию с генерал-губернатором.

6) Епископу приложить возможное старание, чтобы священно– и церковнослужители были из тамошних жителей. К этому – по мнению Святейшаго Синода, – могли быть на первый раз пред прочими способнее обучавшиеся в Осетинской школе, – а на предбудущее время – из обучающихся в ней учеников, способнейших к высшим наукам дозволено отсылать в Астраханскую семинарию, где их обучат на казенном коште, и, по окончании курса, достойных производить в священнослужительские чины к церквам осетинским.

7) Для проповеди евангельской отправлять преосвященному способных священно– и церковно-служителей, производя им за труд, также и на путевое содержание, сверх штатнаго жалованья, из определенных на то 856 рублей по своему распоряжению, из которых определено приобресть и для новокрещенных кресты, образа и рубашки. Сверх того,

8) и самому епископу, в удобныя времена, по сношению с генерал-губернатором, посещать новопросвещенныя селения, уведомляя Святейший Синод, как о всякой предприемлемой поездке, так и о том, что им будет примечено, и в каком состоянии находятся тамошние жители, относительно расположения их к христианской вере.

В один день с сейчас приведенным указом, 19-го апреля 1793 года, Государыня дала на имя Гудовича и другой именной указ, вследствие представлений, от него поданных, по делам пограничным, касающимся до краю ввереннаго его управлению – в которых, как выразилась Великая – с особливым удовольствием, Всемилостивейше усмотрено усердие и радение Ивана Васильевича о пользе службы.

Это благотворное повеление обнимало несколько мер для усиления нашего влияния на тамошние народы, как подвластные тогда России, так и еще независимые, и подготовляло способы для будущих действий на Востоке, усилием нашего мореходства на Каспийском море. Рассмотрим каждую из них, насколько позволяет место и требует их важность.

Когда, по завоевании закубанцев, считали возможным доставить им независимость от Порты, то, чтобы приласкать их вящшие к стороне Русской, и тем обеспечить пределы наши от их хищничества, предположено было производить им безденежный отпуск соли из Фанагорийских озер. Но в рассматриваемое время обстоятельства уже не требовали такой льготы, потому что во-первых: закубанцы, по последнему мирному договору, оставшись за рекою Кубанью, положенною границею между обеими империями, не могли инако почитаться, как подвластными Турции; во-вторых, Порта, переняв на свой отчет обуздание закубанцев, воздержание их от набегов и удовлетворение убытков ими причиняемых, обеспечивала чрез то наши пределы; в-третьих, такое приласкание должно было возбудить только напрасное подозрение Порты; и наконец в-четвертых, если бы Турция и спокойно стала смотреть на выгоду, доставляемую закубанцам, ей подвластным, то и тут можно было опасаться, чтоб после не вышли нелепыя и нескладныя, притязания, подобно тому, как Порта сделала пред последнею войною, по отпуску соли, условленному в пользу жителей очаковских. Сверх того новое встречалось уважение к отмене этой привилегии, по случаю поселения Черноморскаго войска на нынешния места их жительства. Казаки имели необходимость в соли и для своего пропитания и для рыбных своих промыслов, а также, равно как и другие наши подданные, жившие поблизости, всегда могли иметь надобность в лесе, в изобилии за Кубанью растущем и годном даже на кораблестроение, в скоте и тому подобном. Поэтому Императрица признавала полезным, чтобы Иван Васильевич, по сношению с губернатором Таврическим, постановил с начальством турецким или даже и самыми этими народами, и представил на Высочайшее воззрение, где и каким образом наилучше можно было учредить мену или торг между нами и закубанцами, назначив для соли, сроком на 4 года, цену умеренную, которою бы их привлечь было можно.

Гвардейская поляна

Для выгоды подданных России, кабардинцев, шамхала Тарковскаго, владетеля Дагестанскаго, осетинцев и других народов, живших за Тереком и Малкою, Монархиня повелевала Гудовичу распорядить снабжением их солью из озер Можарских, близ реки Кумы за Кавказскою Линиею находящихся, назначив также сходную для них цену, а приняв во внимание, что все эти народы богаты более скотом и разными продуктами, нежели деньгами, разрешила устроить для того также мену. Количество соли, отпускаемой таким образом, должно было соразмеряться их нуждам для пропитания, а не для перекупки и торговли другим народам.

Государыня также за благо признала представление Гудовича об учреждении: а) в Большой Кабарде для владельцев, вместо 4-х родовых судов, только двух: одного для родов Мисостова и Атажукова с их Бегаульями и другими им подвластными, кроме узденей; а другаго для родов Бекмурзина и Каитукина, именуемых вообще родом Джембулатовым, – так же с их Бегаульями и прочими им подвластными, кроме узденей; а вместо 4-х родовых расправ для узденей с их Бегаульями и подвластными, по родам владельцев, двух только расправ; и б) в Малой Кабарде – одного родоваго суда и одной родовой расправы. Вследствие этого Монархиня утвердила, поднесенныя Иваном Васильевичем, примерныя положения этим родовым судам и расправам и, сверх того, Верхнему Пограничному Суду в Моздоке, назначив и сумму на их содержание. Открытие же этих мест и наполнение их людьми способными и достойными возложила на попечение нашего героя, надеесь, как изволила выразиться, что его радением все то устроено будет наилучшим порядком к пользе службы и к спокойствию края тамошняго.

Признав полезным перевод калмыков с горной стороны Волги на луговую, в рассуждении собственной их выгоды, обуздания киргизцев и сбережения казны от лишних расходов, употребляемых на содержание стражи, Императрица желала, чтобы Гудович усугубил старание склонить большую их часть на этот переход. До тех же пор, пока не свершится это предположение самим делом, Высочайше признано необходимым: продолжить существование кордонной стражи противу киргизцев, составленной из калмыков ведомства Кавказскаго Наместничества, переведя ее от Ахтубы к реке Узени, – чтобы чрез то сохранять цепь, закрыть Элтонское и другие соленыя озера и составить блйжайшую) связь с Уральским войском. Дербетев-улус, прикочевавший пред тем к Дону, оставить на занятых ими местах, как объявлял Иван Васильевич, Государыня признала невместным по многим соображениям и даже по надобности земли собственно для войска Донскаго. Потому она повелела Гудовичу стараться склонить улус к обратному переселению на прежния места или поблизости их. Но ежели бы эти калмыки добровольно на то не соглашались, в таком случае Высочайше разрешила, до времени, оставить их в занятом месте, с участием, однако ж, в содержании кордона.

В рассуждении распространения подчиненности России народов, зависевших от Персии и обитавших в отдаленности от юго-западных берегов Каспийскаго моря, Монархиня полагала, что оно могло только навлечь со стороны Порты Оттоманской неприятныя хлопоты, от которых, в тогдашнем положении дел, по возможности должно было уклоняться. Но что касается до народов прибрежных к Каспийскому морю, желавших вступить в вечное подданство России, ни малаго не настояло сомнения в принятии их, тем более, что Персия, раздираемая тогда внутренними мятежами и не имевшая ни государя, ни правителя, не могла ничего предпринять для воспротивления; а еси бы кто из мятежных ханов и похотел противупоставить нашим намерениям какия-либо препоны, то, – по мнению Государыни, – немногие востребовались бы способы отразить подобное покушение и посредством исправлявшейся тогда на Каспийском море эскадры, – о чем далее скажем, – обуздать всякаго, кто в той стороне осмелился бы оказать себя врагом нашим. Для этого Монархиня дозволила Ивану Васильевичу принять в Русское подданство Бакинскаго Гуссейн-Кули-Хана со всею его областию на таком основании, как принят был шамхал Тарковский, владетель Дагестанский, с различием, однако ж, в преимуществах степени, которых этот хан, быв меньше знатным и знающим, нежели шамхал, наравне с ним требовать не мог. Об этом, по предварительном с ним изъяснении и постановлении, Гудовичу обещано и Высочайшее решение. Но, как впрочем, было известно, что Бакинский Гуссейн-Кули-Хан состоял в некоторой зависимости от Дербентскаго хана, а как последний и сам наклонен был вступить в подданство России, то если он был довольно силен к удержанию перваго всегда в своей подчиненности, то Императрица представила усмотрению нашего героя: не лучше ли было присоединение под верховную власть Империи сделать вместе в особах обоих этих ханов с их землями? Если же, напротив, хан Бакинский уже вышел тогда из всякаго повиновения Дербентскому, или же последний к удержанию в своей власти перваго не имел довольно силы, – в таком случае Высочайше разрешено обоих принять порознь, и, по отобрании от них присяги, сделав с ними надлежащия постановления, всеподданнейше донести, чтобы к ним могли быть отправлены Высочайшия грамоты.

Шамхалу Тарковскому Государыня тогда уже отправила грамоту с подтверждением его в этом достоинстве, с пожалованием разных преимуществ и со знаками инвеституры, которую Гудович обязан был доставить с нарочным штаб-офицером, человеком исправным, умевшим подать об этом владетеле и его областях точнейшия сведения.

По уважениям, какия настояли в принятии вышеозначенных ханов с подвластными им народами в Русское подданство, Государыня дозволила Ивану Васильевичу взять в наше владение остров, лежащий недалеко от Баки, называемый Жилым, не заселенный и не занятый ни одним и из ханов персидских, и учредить при нем пристань для наших судов, как военных, так и купеческих, плававших в Каспийском море.

Государыня также одобрила вполне мнение нашего героя, чтоб эскадру на Каспийском море привести «в почтительное состояние». Для этого Высочайше повелено было: Адмиралтейской Коллегии принять меры к исправлению находившихся там фрегатов и к построению вновь судов, признаваемых Гудовичем нужными и выгоднейшими, а председательствовавшему в Военной Коллегии – снабдить эту эскадру пушками, мортирами и гаубицами из находившихся в артиллерии орудий.

Адмиралтейская Коллегия получила также повеление, отправить в Астрахань искуснаго человека, который бы, осмотрев находившееся там казенное деревянное строение, под названием Адмиралтейства, сделал, под руководством Гудовича, проэкты к построению вновь каменнаго или деревяннаго, соображая с пользою службы и надобностями морскими.

Планы и сметы должна была Адмиралтейская Коллегия особо поднести с своим мнением на Высочайшее воззрение.

Равным образом, чтобы подать пособие частным людям в Астрахани, строившим собственныя их суда, Государыня повелела определить туда, из ведомства той же Коллегии, одного корабельнаго подмастерья с несколькими знающими эту работу мастеровыми, для показания лучшаго и прочнейшаго построения купеческих мореходных судов.

В то же время, чтобы возможно было судить вообще о тамошней торговле и к распространению ее на пользу государства положить надлежавшия меры, Императрица признавала необходимым иметь обстоятельныя сведения, как о существе и действии того торга, так и о нуждах, производящими оный ощущаемых. Эти сведения Она предписывала внести Гудовичу на Свое воззрение, чтобы могла, по соображении их с другими частями, изъяснить Свою волю.

Наконец, относительно учреждения в Астрахани Управы Благочиния, устроения лучшим образом казеннаго каменнаго двора, Индейским именовавшагося, построения новой таможни и пакгаузов, и других тому подобных внутренних заведений, включая и чищение косы у волжскаго рукава, Высочайше повелела сообразить их с состоянием городских доходов и прямою надобностию, как для службы, так и для выгоды жителей, и, по надлежащем уважении всех потребностей, всеподданнейше донести с надлежащими исчислениями, обещая тогда не оставить снабдить на эти пункты особым разрешением.

«Приведением в действо всего изложеннаго, – писала Государыня Гудовичу в заключение указа, – окажете вы новые опыты усердия вашего к службе Нашей и пользе государственной; в чем, полагая на вас надежду, пребываем всегда вам Императорскою Нашею милостию Благосклонны».

Мнение Гудовича насчет Каспийскаго моря постоянно состояло в том, что не должно было терпеть никакого судна, кроме Русскаго. Это мнение было Высочайше апробовано[96]96
  Записка Гудовича об его службе.


[Закрыть].

Для учреждения навсегда прочной пристани и господства Российская флота на этом море, Иван Васильевич вскоре признал, что остров Свиной или, по персидски, Сари, лежащий в Кизилгацком заливе, между Бакою и Зензилинским портом, также никем тогда из персидских ханов не занятый, выгоднее и преимущественнее острова Жилаго. Государыня, по его представлению, Именным указом, 4-го марта 1794 года[97]97
  Полное Собр. Зак., 1 с. XXIII. № 17,183.


[Закрыть], Высочайше разрешила занять первый, вместо последняго. Иван Васильевич, исполнив это, поставил на нем гарнизон и содержал одно военное судно, обязанное наблюдать, чтобы персидския береговыя суда, – называемыя киржимами, – не могли проходить между островом и Талышами, от которых он лежал в семи верстах.

Штатное положение эскадры Каспийскаго моря было Высочайше утверждено 7-го декабря 1794 года[98]98
  Полное Собр. Зак., 1 с. № 17,276, книга штатов.


[Закрыть].

Чрез полтора года, 19-го июля 1796 года, с небольшим за 4 месяца до своей кончины, Императрица утвердила новые штаты морским служителям, подведомственным Гудовичу[99]99
  Полное Собр. Зак., 1 с. № 17,489, книга штатов.


[Закрыть].

Наконец, штатное положение для содержания вновь устроенных крепостей на Кавказской Линии Высочайше утверждено было за три недели до кончины Императрицы[100]100
  Полное Собр. Зак., 1 с. № 17,517, книга штатов.


[Закрыть].

Исчислив, таким образом, предположения Гудовича, Высочайше одобренныя, остановимся и скажем, сколько позволяет место и имеющиеся материалы, об успехе приведения в исполнение главнейших из них. Об отмене же последних из показанных распоряжений будем говорить далее, при обозрении втораго командования Гудовича на Кавказе.

Намерение ввести в обеих Кабардах, сходно с учреждением о губерниях, суды и расправы, было неисполнимо. Иван Васильевич надеелся успеть в этом, пригласив в Георгиевск, под предлогом совещания, некоторых знатнейших князей, которые потом отправлены были в Россию. Мера эта не только лишила было нас доверия кабардинцев и соседственных с ними народов, но и вспомоществовала возвышению их духовенства, – что впоследствии также оказалось для нас невыгодным; ибо, по удалении лучших кабардинских владельцев, оставшиеся, будучи уже не в силах воспрепятствовать нововводимым правилам, принуждены были повиноваться, наравне с прочими, установлениям своего духовенства. Властолюбивое же их духовенство, не довольствуясь обращеним древних обычаев в закон, но, объясняя по своему желанию Алкоран (в чем с ними, по общему, кроме их одних, незнанию грамоты, никто спорить не был в состоянии), успешно могло изменить внушенную в прежнее время кабардинскому народу к нам привязанность. Оно употребляло при том всевозможныя средства к приобретению себе разных, не принадлежащих ему выгод. Новое это управление подвергло народ слепому и непрекословному исполнению воли Цареградскаго муфтия, от которая зависели, некоторым образом, и кабардинския муллы[101]101
  Дебу, стр. 169–170.


[Закрыть].

Равным образом безуспешно было предположение основать на Кавказской Линии заселение донскими казаками, на временной службе тогда по укреплениям находившимися. Казаки, единственно от опасения лишиться навсегда отечественной земли, возмутясь, бежали на Дон, где произвели бунт, усмиренный уже в 1794 году[102]102
  Дебу, стр. 169.


[Закрыть].

После такой неудачи Иван Васильевич обращал особенное внимание на заселение края колонистами и жителями других Русских губерний.

Колонисты были вызваны на Кавказ из Саратовской губернии еще при генерал-поручике Потемкине, но, по неудобности места, для жительства им отведеннаго, в урочище Можарах, Моздокскаго уезда, одни из них возвратились на прежния жилища, а другие начали промышлять по городам Кавказскаго Наместничества. По этому, сенатским указом 1-го июля 1794 года[103]103
  Полн. Собр. Зак., 1 собр. XXIII № 17,230.


[Закрыть], приказали: первах, – в соблюдение казенной пользы, от исправнаго ими платежа числившихся на них сумм, – оставить в Саратовской губернии; а разбежав шихся по городам и другим местам отыскать, отобрать отзыв – в Кавказской или Саратовской губернии желают они остаться и так поступить, наблюдая также, чтобы была сохранена казенная и частная самых колонистов польза.

В 1781, 1783 и 1787 годах, Именными указами, дозволено было крестьянам казеннаго ведомства из всех губерний, кроме Оренбургской, Тобольской и Иркутской, переселяться, добровольно и по собственному их желанию, на свободныя и пространством и плодоносием изобильныя земли, вошедшия по учреждению губерний в Кавказское, Саратовское и Екатеринославское наместничества и Таврическую область, преимущественно же из таких селений, которые ощущали в землях недостаток, с тем, чтобы остававшиеся на прежнем месте жительства, пользуясь после их землею, платили за них подати в течение полутора года.

Такое переселение продолжалось до 1788 года, когда, по тогдашним военным обстоятельствам, Императрица нашла полезным переселение крестьян из разных внутренних и к Петербургской границе прилегающих губерний – в южныя на время остановить, дозволив переход только в Саратовское наместничество.

Между тем, к Гудовичу почти ежедневно приходили из разных наместничеств крестьяне казеннаго ведомства с просьбою о переводе их в Кавказскую губернию, на земли ими сысканныя, – которых там было еще довольно, – а иные просились перейти к своим родственникам, прежде запретительнаго указа там поселившимся, и особенно из Тамбовскаго и Рязанскаго наместничеств,

В первом, в проезде нашего героя в С.-Петербург, не только некоторые из поселян Кирсановской округи просили о переводе, но и прочие жители тех селений хлопотали об этом, соглашаясь отправить их порядочно и платить за них подати, единственно из того, чтобы остальным иметь более достатка в земле.

Поэтому Гудович ходатайствовал пред Сенатом о разрешении перехода в Кавказское наместничество малоземельных казенных крестьян других губерний. В то же время и некоторые казаки Киевской губернии просили о переселении их в Екатеринославскую.

Сенат, усматривая из этого, что некоторые поселяне казеннаго ведомства претерпевали в землях недостаток, который мог довести крестьянское их состояние до упадка, а военныя обстоятельства, по причине которых издан указ 1788 года, миновались, испросил 11-го октября 1795 года Высочайшее соизволение[104]104
  Полное Собр. Зак., 1 собр. XXШ, № 17,398.


[Закрыть] на возобновление переселения, чрез что, – по мнению Сената, – у остававшихся на прежних местах крестьян отвратится скудость в земле и тем предоставится им надежный способ к исправному платежу податей, а от переселяющихся крестьян, по изобилию и плодоносию земель на новых местах, несомненно ожидать было должно не меньшей, как государственной, так и собственной их, чрез обрабатывание этих земель и умножение изобилия в хлебе, пользы.

Здесь же скажем, что в том же году к Таврическому губернатору поступило прошение уполномоченных от тысячи семей ногайцев, живших в Кизлярской степи, о дозволении им перейти на Молочныя Воды к совместному пребыванию с находящимися там народами. Императрица, признавая, что кочующий этот народ, переходя беспрестанно с места на место, не приносил на тогдашнем своем жительстве никакой пользы, а желая переселиться на Молочныя Воды, имел намерения водвориться постоянно, по примеру прочих живших там татар, не требуя от казны никаких пособий, Высочайше повелела Гудовичу, Именным указом 27-го октября 1795 года[105]105
  Полное Собр. Зак., 1 собр. XXIII, № 17,401.


[Закрыть], дозволить просителям переселение, по предварительному сношению с Екатеринославским, Таврическим и Вознесенским генерал-губернатором графом Зубовым.

Военное управление было обязано Ивану Васильевичу значительными сокращениями издержек. Увидев, тотчас по вступлении в должность, что казна была должна подрядчикам, ставившим провиант и фураж на линию и конным полкам, до миллиона шестисот тысяч рублей[106]106
  Это по Записке Гудовича; по Биографии Генерал-Фельдмаршалов (III, 21) и Словарю достойных людей (II, 176) только 1,300,000 рублей.


[Закрыть], (хотя отпускалось на этот предмет ежегодно два миллиона сто тысяч), наш герой, из присланная к нему на 1791 год миллиона четырехсот тысяч рублей, уплатил долгов миллион триста тысяч, а прочие просил уплачивать от Провиантскаго Департамента, из недосланной суммы на этот же год. На 1792 год он требовал к отпуску только один миллион, а потом, рассчитавшись, убавил из них еще 200,000. В числе определенной к отпуску сумме назначено было 110,000 на экстренные расходы, без отчета. Иван Васильевич просил сократить и эту последнюю до 36,000. Но Сама Государыня изволила повелеть отпускать вдвое более, то есть 72,000. Хотя, по смыслу повеления, последнюю сумму следовало расходовать безотчетно, однако Гудович завел и в ней полную отчетность до самых мелочей, а приходо-расходныя книги отсылал на ревизию в Военную Коллегию.

Такая усердная служба Ивана Васильевича и прежние его подвиги, во время второй войны с Оттоманскою Портою, награждены во время празднества мира, 2-го сентября 1793 года, орденом Св. Апостола Андрее Первозваннаго.

Между тем изменились отношения наши к Персии. В 1794 году Ага-Магомет-Хан, усилившись и назвав себя шахом, прислал к Гудовичу трех посланцев и, письмом своего визиря, просил отправить их к Высочайшему Двору. Иван Васильевич принял этих посланцев ласково, но отвечал словесно, что как Государыня Императрица не признала еще Агу-Магомета шахом, то и почитает его только почтенным и первейшим в Персии ханом; в переписку с визирем войти не имеят права, а советует Аге-Магомету отправить просительное письмо к Императрице о признании его шахом. Такой поступок хана, – прибавил Иван Васильевич, – конечно, для него будет весьма полезен, потому что, вероятно, прочие ханы, тогда ему еще непокорные, после признания его Россией, противиться уже не станут. Императрица одобрила действия нашего героя. Заметим, что Ага-Магомет, за два года прежде прибытия Ивана Васильевича на Кавказ, захватил нашего морскаго капитана Войновича, пришедшаго в гавань Астрабадскую, и держал его несколько месяцев в плену[107]107
  Это случилось в 1781 году, с графом Марком Ивановичем Войновичем, который впоследствии был адмиралом и скончался в 1805 году.


[Закрыть].

В начале 1795 года хан выступил с войсками на Муганскую степь, лежащую за рекою Курою, где обыкновенно шахи себя короновали. В то же время он отправил войска разорить Карабагскаго хана, ему непокорнаго, а вслед за тем напал и на Грузию. По донесении о том Императрице, Гудович получил Высочайшее повеление послать войска на помощь к царю Грузинскому, что им и было исполнено в половине декабря месяца.

Для этого, между прочим, он построил, при помощи тамошних горцев, 12 мостов на Тереке, – который тогда один доставлял возможность иметь сообщение с Грузией), – и исправил дорогу, по берегу реки, до того бывшую для войск непроходимою. Все это было сделано самым малым иждивением; именно построение мостов стоило казне только около восьми тысяч рублей, тогда как прежде, при генерал-майоре Потемкине[108]108
  Граф Павел Сергеевич, двоюродный брат князя Потемкина-Таврическаго, скончавшийся в чине генерал-аншефа в 1796 году.


[Закрыть], переправа чрез Терек небольшого числа войск в Грузию обошлась в пятьсот тысяч рублей.

Императрица разрешила Ивану Васильевичу действовать против Аги-Магомета, «как за лучшее усмотришь», но наш герой, не решившись сам вести против хана прямую войну, только представил для нее план.

Между тем хан Дербентский, имевший уже своего посланца при Высочайшем Дворе, изменив нам, перекинулся к стороне Аги-Магомета. Поэтому Гудович, после половины декабря того же 1795 года, отправил генералмайора Савельева для взятия Дербента.

Небольшой отряд, вверенный этому генералу, состоял из четырех баталионов с артиллериею и, по невозможности регулярной коннице доставить фураж, имел 500 калмыков, ничего почти казне не стоивших.

Вслед за тем, в начале 1796 года, Иван Васильевич получил Высочайшее повеление отправить в Персию войска, стоявшия на Кавказской Линии, и поручить начальство над ними генерал-поручику графу Валерияну Александровичу Зубову, снабдив его как наставлениями, так и всем нужным для похода. Ко 2-му апреля назначенный в Персию войска были уже собраны в лагерь, недалеко от Кизляра. По прибытии туда Зубова, наш герой назначил ему первоначально овладеть Дербентом, который еще не был взят генерал-майором Савельевым, и дал для этого свое наставление.

Чрез несколько дней, в присутствии Гудовича, корпус переправился чрез Терек, во всей исправности, и двинулся в поход.

Вскоре войска эти были еще усилены конницею регулярною и казаками, прибывшими из внутри России, под начальством, – тогда бригадира, а впоследствии атамана и графа, – Платова.

Провиантский транспорт, следовавший за корпусом, первоначально состоял из 1000 верблюдов и 1000 волов; но, по требованию графа Зубова, потом отправлено тех и других еще большее число.

Независимо от этого, в Астрахани было заготовлено 100,000 четвертей провианта, отправленных морем. Тамошняя эскадра, под начальством контр-адмирала, была вверена также графу Зубову.

По покорении Дербента, Зубов пожалован, не по старшинству, генерал-аншефом и уже от нашего героя не зависел.

Баку, по приближении эскадры, сдалась без сопротивления. Здесь войска наши терпели нужду в провианте, котораго хотя, распоряжениями Гудовича, было доставлено довольно, но, по отдаленности от города места для лагеря, избраннаго графом Зубовым, при перевозке его от берега, чрез безводную и безфуражную степь, последовал великий урон в подъемном скоте. Долговременное пребывание в одном месте было также причиною знатнаго урона и в лошадях конницы.

Но здесь не место излагать подробности этого замечательнаго похода. Скажем только, что Императрица, за многую, усердную службу и за скорое и исправное отправление корпуса, пожаловала, в июле, Ивану Васильевичу 1,800 душ в Проскуровском повете, Подольской губернии.

Между тем, будучи еще в Кизляре, наш герой получил жестокую болезнь, и сколь не удерживался просить отдохновения, но находясь в слабом состоянии, принужден был всеподданнейше ходатайствовать об отпуске на два года. Сначала на это не было Высочайшаго соизволения, но потом, по повторенной просьбе, он, в ноябре, получил разрешение, с милостивейшим выражением, в Именном указе, с сохранением полнаго жалованья, с штабом генерал-аншефа и со всею канцеляриею, к чину принадлежавшей.

Сдав команду генерал-поручику Исленьеву, в половине ноября, Иван Васильевич оставил Линию. Но, не доезжая Черкасова, он получил указ из Военной Коллегии о вступлении на престол Императора Павла I, однако не имея еще повеленил принять обратно команду[109]109
  Слова Записки Гудовича.


[Закрыть], отправил курьера, привезшаго указ, при своем сообщении, к генерал-поручику Исленьеву, а сам продолжал путь к Москве, где находилось его семейство.

Между тем Император, тотчас по воцарении, вспомнил о верном слуге Своего Родителя и удостоил (10-го ноября) брата Ивана Васильевича следующим собственноручным рескриптом: «Сыну платить долг отца своего. Я никогда сего пред вами, Андрей Васильевич, не забывал. Сим исполняю сие, призывая вас сюда. Будьте ко мне, как вы были к отцу. А Я, можете думать, благосклонный ли ваш Павел». На другой день любимец Петров был пожалован из генерал-майоров в генерал-аншефы и кавалером ордена Св. Александра Невскаго. Государь принял его с распростертыми обятиями, но одичалый старец, отвыкший от придворных приличий, не мог долго удержаться в шумной столице и возвратился в свою деревню[110]110
  Андрей Васильевич Гудович, проводивший все свое время в черниговской деревне, лежа на диване, скончался в 1808 году, на 78 году от рождения. Кроме четырех тысяч душ, оставил он в наследство брату до 400,000 рублей наличных денег.


[Закрыть].

Благоволение Государя распространилось и на Ивана Васильевича. Доехав до Воронежской губернии, он получил Высочайшее повеление, чтобы с дороги, где его получит, возвратился бы на Кавказ, и принял снова в свою команду, как войска на Линии, так и находящийся в Персии, под командою графа Зубова. Иван Васильевич поспешил исполнить Монаршую волю и немедленно возвратился в Георгиевск. Здесь он получил Высочайшее повеление вывесть наши полки как из Персии, так и из Грузии, а по приходе их на Кавказскую Линию переформировать по новому штату. Все это было исполнено в точности.