Текст книги "Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга I, том 1-2"

Не видя поправления своего здоровья, – не смотря на усилия врачей, – он принужден нашелся, против воли, всеподданнейше просить увольнения с Кавказа, на что и последовало Высочайшее повеление: сдать команду находившемуся под его начальством генералу от кавалерии Тормасову.

Из законоположений, касавшихся до благосостояния края, в это трехлетнее управление Гудовича изданных, главнейший суть следующия:

1) Именной указ, 13-го июля 1807 года, о штатах Кавказской и Астраханской губерний[134]134
  Полное Собр. Зак., 1 собр., т. XXIX, № 22, 553.


[Закрыть], которым, между прочим, оставлены в своей силе: а) указ 22-го апреля 1804 года об определении чиновников в эти губернии не по классам, а по способностям их, и б) пограничные родовые суды и расправы в Большой

и Малой Кабарде, равно как и Верхний Пограничный Моздокский Суд – относительно производства и зависимости их.

2) Именной указ, 9-го июля 1807 года, о разборе грамот, Грузинскими царями разным людям данных[135]135
  Там же, № 22, 549.


[Закрыть], которым, по представлению Ивана Васильевича, Высочайше повелено: а) грамоты, данныя на освобождение от податей и повинностей, «относящияся единственно к бывшему тогда образу правления и несовместныя с настоящею уравнительностию и порядком отправления общественных нужд», оставить без действия и не принимать в уважение, и б) грамоты, коими жалованы были разным лицам в собственность некоторые статьи доходов, прежде всего привесть в известность, если этого не было еще сделано, и донести подробно о том, что окажется, прежде нежели признано будет возможным назначить какое-либо удовлетворение.

3) Именной указ, 7-го июля 1808 года, об освобождении духовенства, в Грузии состоявшаго, от крепости помещиков и от исправления на них повинностей[136]136
  Там же, т. XXX, № 23, 146.


[Закрыть].

4) Высочайше утвержденный, 23-го ноября 1806 года, доклад министра внутренних дел о водворении в Кавказском крае переселяющихся из внутренних губерний казенных поселян[137]137
  Там же, т. XXIX, № 22, 367.


[Закрыть].

5) Именной указ, 14 февраля 1808 года, о выводимых помещиками из-за границы в Грузию разнаго рода людях для причисления за собою[138]138
  Там же, т. XXX, № 22,824.


[Закрыть].

6) Высочайшая грамота, от 25-го февраля 1806 года, Всемилостивейше данная колонии шотландцев, за четыре года пред тем в смежности гор Кавказских водворившейся, утверждавшая ей разныя выгоды и преимущества[139]139
  Там же, т. XXIX, № 22, 410.


[Закрыть], «в поощрение предприятий их, клонящихся к распространению трудолюбия, ремесл и фабрик в краю, столь мало населенном и смежном с народами магометанскаго исповедания или язычными, никакого образования не имеющими».

7) Именной указ, 3-го января 1809 года, о назначении жителям Грузии для подачи аппеляционных жалоб в Сенат двухгодичнаго срока[140]140
  Там же, т. XXХ, 23, 430.


[Закрыть].

8) Именной указ, 18-го августа 1808 года, об учреждении кордона между русскими селениями и ногайскими и абазинскими аулами[141]141
  Там же, № 23, 229.


[Закрыть].

9) Именной указ, 9-го февраля 1807 года, об устройстве таможеннаго порядка в Грузии[142]142
  Там же, т. XXIX, № 22, 451.


[Закрыть].

10) Именной указ, 25-го января того же года, об учреждении таможни в Баку[143]143
  Там же, № 22, 434.


[Закрыть].

11) Именной указ, 9-го июня 1808 года, о пропуске чрез границу Кавказской губернии во внутренность России рогатаго скота и табунов лошадей, там покупаемых[144]144
  Там же, т. XXX, № 23, 073.


[Закрыть].

12) Именной указ, 13-го июля 1808 года, об отдаче таможеннаго пошлиннаго сбора по всей Карталинии на откуп[145]145
  Там же, № 23, 155.


[Закрыть].

13) Именной указ, данный в тот же день, о назначении товаров и вещей, с которых взимается в Грузии внутренняя пошлина[146]146
  Там же, № 23, 156.


[Закрыть].

14) Именной указ, 22-го ноября 1808 года, о безпошлинном привозе товаров из Мингрелии и Имеретии к русским портам[147]147
  Там же, № 23, 366.


[Закрыть].

15) Именной указ, 19-го октября 1806 года, о раздаче сумм Кавказскаго Приказа Общественнаго Призрения под залоги виноградных садов и деревянных строений[148]148
  Там же, т. XXIX, № 22, 323.


[Закрыть].

и 16) Именной указ, 23-го сентября 1809 года, о непринимании на счет казны потери вещей, случавшейся в полках, на Кавказской Линии находившихся, при набегах хищников[149]149
  Там же, т. XXX, № 23, 283.


[Закрыть]

Подвиг рядового Абликаримова (спасшего от смерти своего ротного командира)

В исходе апреля 1809 г. оставил граф Иван Васильевич опять Грузию, и в этот раз уже навсегда. На пути своем в столицу, в Воронежской губернии, он имел счастие получить Высочайший указ, которым Государь Император назначил его главнокомандующим в Москву. По приезде в Петербург, граф Иван Васильевич удостоился представления Его Величеству, и 7-го числа августа 1809 года определен главнокомандующим в Москву, со Всемилостивейшим назначением Членом Государственнаго Совета и сенатором.

Вступив в новую должность, наш герой старался, – по его словам, – по данному Высочайшему наставлению, поступать и приводить все в порядок.

6-го декабря 1809 года он был столь много счастлив, что Государь соизволил сам посетить Москву, при въезде в которую, как дворянство, так все жители и народ, оказали беспримерную и беспредельную радость, «каковой, – прибавляет Гудович, – конечно ни один Монарх в Европе не находил у своих подданных, увидев своего Всемилостивейшаго и с кротостию управляющая многие миллионы своих подданных, Великаго Государя Императора, и что сия радость была не притворная, а искренняя, Сам Всемилостивейший Государь видеть изволил».

В конце 1811 года граф Иван Васильевич сформировал, в Москве, 27-ю пехотную дивизию, столько прославившую себя в Отечественную войну, под начальством храбраго генерала Неверовскаго. Эго была последняя из многочисленных заслуг, оказанных фельдмаршалом Государю и Государству.

Начальствуя в древней столице и содержа ее в надлежащем порядке, два года и десять месяцев, Гудович, наконец, в феврале 1812 года, по приключившейся ему катаральной болезни, от которой не видел восстановления сил, принужден был всеподданнейше просить увольнения от действительной службы по старости и слабости. Государь не только изъявил Высочайшее соизволение на эту просьбу, но, во Всемилостивейших выражениях, в Высочайшем указе данных, уволил нашего героя в отпуск, до восстановления сил с тем, чтобы явился к своему месту в Государственный Совет, – когда будет в состоянии.

Вместе с тем, Государь, 13-го мая 1812 года, наградил графа Ивана Васильевича, говоря его словами: «Драгоценнейшею, всех наград превосходною наградою, Всемилостивейше пожаловав для ношения священный свой Образ».

Поэтому в незабвенную Отечественную Войну маститый полководец покоился на лаврах в своих поместьях.

Глубокая старость и ослабевшия силы до того оказывали на него сильное влияние, что, – как он сам писал около

1819 года, следовательно весьма незадолго до кончины своей, – лишили несравненнаго и первейшаго для него счастия, упасть к священным стопам Его Императорскаго Величества, для возблагодарения за Всемилостивейшее пожалование Государева портрета!

Маститый старец провел спокойно последние годы многотрудной и полезной жизни в пожалованном ему Императором Павлом местечке Чечельнике, – прежде называемом Ольгополь, – занимаясь в кругу своего семейства музыкою и охотою.

Он скончался от совершеннаго истощения сил в январе 1820 года и завещал похоронить себя в Киево-Софийском соборе.

Граф Иван Васильевич был нрава горячаго, правил строгих, любил правду и преследовал только порочных. С вида он казался угрюмым, неприступным, Между тем, как в кругу домашних или в приятельской беседе был ласков и приветлив. Кроме русскаго, знал языки: латинский, французский, немецкий и итальянский, имел прекрасный оркестр, составленный из домашних музыкантов.

Граф Иван Васильевич был женат на дочери покойнаго малороссийскаго гетмана, графине Прасковье Кирилловне Разумовской, и оставил после себя сына, графа Андрее Ивановича, – ныне обер-егермейстера Высочайшая Двора, – который в Отечественную войну командовал храбрым Орденским кирасирским полком, и, между прочим, участвовал в достопамятной Бородинской битве, отличие в которой, по ходатайству князя Кутузова, приобрело этому полку одну из лестнейших наград в Русской армии – Георгиевския трубы.

Подвиг рядового Абликаримова

17-го февраля 1807 года, в один из прекраснейших весенних дней, 750 человек Русских, под начальством генерал-майора Лихачева, штурмовали Хан-Кальския (Царския) укрепления, в Чечне, до того времени еще не видавшей наших знамен. Ни высокия засеки по дороге, извилисто проходившей по густому дремучему лесу, в котором вековые ясени и карагачи были переплетены виноградником, ни глубокие рвы, наполненные водою, и высокие валы и деревянныя стены, набитыя камнем и хрящем, составлявшия укрепления, ни отчаянная защита многочисленных горцев – не могли удержать войск наших, предводимых отважным генералом. После упорнаго боя, продолжавшагося девять часов, и доселе памятнаго в военных летописях Кавказа, решительность и мужество Русских восторжествовали: укрепление было взято, и почти все защитники его легли на месте сражения.

Это блистательное дело было ознаменовано несколькими замечательными подвигами самоотвержения и высокаго чувства долга, – всегда так прекрасно отличающими наше храброе воинство. Один из них, – изображенный на прилагаемом рисунке, – принадлежал рядовому 16-го егерскаго полка Баширу Абликаримову.

В самом разгаре боя храбрый капитан этого же полка Семека, только что убивший двух чеченцев, подвергся новому нападению трех других горцев, против которых, по истощению сил, почти уже не мог защищаться. Абликаримов, находившийся в его роте, видит шашки, занесенные над своим командиром, и мигом бросается к нему на помощь. На бегу, выстрелом из штуцера, он убивает одного чеченца; другаго закалывает штыком; но третий горец не останавливает своих нападений. В минуту величайшей опасности для Семеки, Абликаримов подставил под удар, предназначенный капитану, собственную руку – и лишился ее, но спас командира, который, вслед за тем, убил горца и вынес из лесу обагреннаго кровию своего спасителя.

Великодушный егерь вскоре был уволен на инвалидное содержание, а капитан Семека, в продолжение всей службы, постоянно уделял на его пропитание часть своего жалованья.

Подвиг денщика Григорьева и рядовых Букреева и Псикова

Во время штурма Эривани, в ноябре 1808 года, майору князю Севарсемидзе, впоследствии известному Кавказскому генералу, не смотря на рану, им полученную, поручено было вести на приступ баталион Тифлисского мушкатерского полка. Персияне, чрез переметчиков, знавшие заранее о дне нападения, встретили русских, против обыкновения, весьма храбро. Князь Севарсемидзе снова был тяжело ранен на самых стенах крепости. Ударили отбой. Григорьев, казенный деньщик князя, добровольно следовавший за своим начальником, решился спасти его, презирая все опасности. С помощию рядовых Тифлисского мушкатерского полка Букреева и Псикова, не смотря на сильный неприятельский огонь, он вынес раненого князя из-под стен крепости; но, не доходя сажен 20-ть до нашей батареи, Букреев был столь тяжело ранен, что не мог и сам идти без посторонней помощи. Начало рассветать; огонь со стен усиливался. Князь Севарсемидзе, придя в чувство и видя, какой опасности подвергались храбрые солдаты, приказал себя положить на землю, а Григорьеву и Псикову идти в лагерь. Но русский всегда готов умереть за доброго командира. Псиков пошел к батарее за людьми, а Григорьев лег на землю и собственною грудью прикрыл голову князя. На вопрос последняго, для чего это он делает, храбрый воин отвечал: «Персияне заметили, что мы около вас хлопочем и метят в нас; так если им доведется удачно выстрелить, то пуля попадает в мою голову, а не в вашу, – ваша ведь нужнее моей для Батюшки-Государя». И действительно, возвратившийся с батареи Псиков нашел Григорьева убитым пулею в лоб. С помощию приведенных солдат, раненые благополучно были принесены в лагерь. Букреев вскоре умер в селении Темынь, в Эриванской провинции; последние слова его заключали желание о скорейшем покорении Эривани. Псиков (родом из Казанских татар) убит в 1811 году при взятии деревни Пергиди, в Карском пашалыке.

Адмирал граф Марко Иванович Войнович

Адмирал граф Марко Иванович Войнович

Граф Марко Иванович Войнович родился около 1750 года, в одной из Славянских провинций, лежащих при Адриатическом Море, и в самой ранней юности посвятил себя мореходству. Обстоятельства жизни его, до 1770 года, неизвестны.

В это время Императрица Екатерина вела войну с Портою Оттоманскою, и чтобы сделать диверсию, разделить силы султана, решилась действовать против него и со стороны христианских провинций Турции, особенно Архипелага и Греции. Граф Алексей Григорьевич Орлов, которому Монархиня вверила этот подвиг, требовал более всего присылки морских сил, считая их необходимыми для исполнения святаго намерения Государыни ввести в это дело, если не всех, то сколь можно более народов. «Эскадра наша, – всеподданнейше писал граф Орлов, – от осьми до десяти линейных кораблей, и на которой несколько войск наших посажено будет, великий страх причинит туркам… Слыша о неисправности морской турецкой силы, о слабости их с сей стороны, надежно донести могу, что оная, не только великия помехи причинит и им в военных приготовлениях поделает великое разорение, но нанесет ужас всем магометанам, и кураж и ободрение Православным, и более страшна им быть может, нежели все сухопутное войско». И так, по глаголу Екатерины, нашему флоту, долго забытому и запущенному, дотоле косневшему в пределах Балтийскаго моря, дотоле – с кончины Великаго Основателя его – знаменовавшему себя одними неудачами, предстояло совершить далекое плавание, и на чужих, незнакомых морях явиться деетельным участником в замыслах, великости которых, по справедливости, дивилась Европа.

18-го июня 1769 года оставила Кронштадт первая эскадра – адмирала Спиридова; 9-го октября того же года вышла из него вторая – контр-адмирала Эльфинстона, а 30-го июня следующая года отправилась из Ревеля третья – вице-адмирала Арфа.

Здесь не место входить в изображение достопамятных событий экспедиции, – лежавшей много на сердце Императрицы, – говоря Ее словами, – доставивших отечественной истории знаменитую Чесменскую победу, – покрывшую лаврами, – по выражению Государыни, – нашу эскадру, – несколько общих и множество личных подвигов, представляющих собою безчисленные примеры самоотвержения и неустрашимости православнаго воинства[150]150
  Милорд Эльфинстон и датчанин Арф в 1771 году оставили флот, и граф Орлов, донося Императрице об увольнении последняго писал: «Ежели Вашему Императорскому Величеству благоугодно будет повелеть отправить сюда из России новую эскадру, на место обветшалых кораблей, – приемлю смелость всеподданнейше просить от Вашего Величества ту Высочайшую милость, дабы таковая эскадра состояла из российских моряков и офицеров, и не иностранцам, но российским была поручена командирам; ибо от своих единоземцев, не только с лучшею надеждою всего того ожидать можно, чего от них долг усердия и любви к Отечеству требует; но еще и в понесении трудов, безпокойств и военных трудностей довольно уже усмотрена между российскими людьми и иностранцами великая разница, а при том и неразумение иностраннаго языка, делает невинное несогласие и затруднение»


[Закрыть]. Но, остановимся только на том, что касается нашего героя[151]151
  Архипелажская кампания прекрасно изложена г. Соколовым, – по рукописным источникам, хранящимся в Архиве Гидрографическаго Департамента Морскаго Министерства, – в его статье, помещенной в Записках этого Департамента, часть VII (1849 года) и потому несправедливо сказано в Современнике, 1856, № 1 (отд. II, 38), что помещенный тогда в нем журнал Степана Петровича Хметевскаго долженствовал быть единственным, непрерывным описанием знаменитой войны. Из перечисления источников для этого похода, сделаннаго Современником, видно, что Редакции, – к сожалению, – не было известно существования прекрасной статьи г. Соколова.


[Закрыть].

Весть о движении Русскаго флота, быстро достигнув Мореи и Архипелага, взволновала все умы греков, возымевших надежду, что настала минута освобождения их от турецкаго владычества. Множество греков спешило под наши знамена. Такому же примеру следовали и прибрежные славяне.

В числе последних был граф Марко Иванович Войнович, явившийся в качестве волонтера на эскадру контр-адмирала Арфа, и вскоре, храбростию и знанием своего дела, обративший на себя особое внимание не только начальства, но даже самой Императрицы.

В первые месяцы своего поступления на Русский флот, граф Войнович, когда эскадра Арфа крейсировала, взял в приз: 23-го февраля 1771 года судно с турецкими товарами; 31-го марта, завидев в море 17 шебек, пустился за ними и все захватил, – они были с пшеницею; а 10-го апреля, вместе с Герасимом Калиго, командиром тартаны, захватил турецкий волик с табаком и артиллерийскими снарядами[152]152
  Морской Сборник, XXVII (1855, № 7), IV, 131, в статье История Русских призов.


[Закрыть].

Когда, в половине этого года, командир фрегата «Слава», капитан Белич, пал в стычке с албанцами, фрегат отдан был лейтенанту Войновичу.

В это время, т. е. в половине 1771 года, граф Орлов решился воевать от Негропонта вдоль всего румелийскаго берега до Дарданелл, а с другой стороны – вдоль азиатскаго берега, в предположении этими походами отвлечь силы турок, которые, без того, могли бы все быть обращены на Дунай. Для исполнения такого плана на корабли и фрегаты посажены регулярныя войска, а нерегулярныя на суда греческия, и весь наш флот разделен на три эскадры.

«Русская эскадра у берегов Катании». Худ. Якоб Филипп Гакерт.

Граф Войнович находился в первой эскадре, состоявшей из 7 кораблей, 6 фрегатов, 1 бомбардирскаго судна и нескольких мелких, под начальством графа Алексее Григорьевича Орлова, с адмиралами Спиридовым и Грейгом. Эта эскадра вышла в поход с острова Пароса, – где тогда она находилась, – 1-го августа, и начала свои военныя действия тем, что 16-го августа, высадив десант на берег негропонтский, овладела там магазином с пшеницею, сожгла деревню, да пустила несколько бомб в крепость. Недостаточность десантнаго войска не позволяла делать больших предприятий, а потому, 2-го сентября, отправились к острову Тассо. На пути присоединились 4 фрегата, 1 бомбардирский корабль, 1 поллака и 10 транспортных судов. 10-го пришли к Тассо, где присоединились еще 8 фрегатов и остальныя суда, с десантом; потом пришел корабль «Трех Святителей». Отсюда посылали отряд судов к румелийскому берегу, под крепость Ковалла, где тоже овладели провиантским магазином и одною шебекою, нагруженной пшеницею, а пока перевозили эту добычу, с судов производили пальбу по крепости. Оставив у острова Тассо корабль «Не тронь меня» и два фрегата, для заготовки лесов, 28-го сентября, отправились к острову Имбро, и 30-го стали здесь на якорь. Только 2 корабля и 1 фрегат, под начальством бригадира Базбала, были отделены для крейсерства пред устьем Дарданелл. 4-го октября, контр-адмирал Грейг, с 1 кораблем и 2 фрегатами, послан для обозрения берегов от Дарданелл до Митилена, а 2 фрегата для осмотра Эносскаго залива. Не дождавшись возвращения этих отрядов, 20-го числа, взяв с собою эскадру Базбала, отправились к остр. Митилену, к которому пришли 24-го, и были встречены Грейгом. Он представил карты и планы осмотренных им мест, и донес, что под выстрелами крепости, в Митиленском адмиралтействе, строятся два турецкие корабля и одна галера. Главнокомандовавший решился атаковать крепость и овладеть адмиралтейством. 1-го ноября он подошел к крепости, разделив свою эскадру на две части: первая, под кейзер-флагом, состояла из кораблей: «Трех иерархов», «Всеволод», «Надежда благополучия», бомбардирскаго корабля «Гром», фрегата «Северный орел» и рагузинских судов: «Архипелаг», «Санторин» и «Минерва»; она должна была высадить десант на южной стороне крепости и адмиралтейства. Другая часть флота, под флагом адмирала, состояла из кораблей: «Европа», «Победоносец», «Азия», бомбардирскаго «Молния», фрегатов: «Слава», «Почталион» и «Рафаил» и «Трекатры» с албанцами, – должна была высадить Шлиссельбургский полк и албанцев по северную сторону крепости.

2-го ноября сделан сигнал, чтобы свозить на берег десант. Корабли, с обеих сторон, начали бомбардировать крепость; под прикрытием наших выстрелов, войска сошли на берег безвредно. Первым отрядом командовал гвардии Преображенскаго полка генерал-майор князь Юрий Владимирович Долгорукий, вторым Шлиссельбургскаго полка полковник Толь. Десант построился в колонны в числе трех тысяч иррегулярных войск и двинулся в атаку.

Войнович, при этом, с славянами, первый пришел в адмиралтейство и водрузил на новом турецком корабле кейзер-флаг; вслед за Войновичем прибыли: полковник Толь и полковник Кутузов с своими командами.

Войска наши заняли форштадт, овладели адмиралтейством, оборонительною башнею крепости, взяли в ней пять медных орудий большаго калибра; а в адмиралтействе такелаж, парусину и все годные корабельные припасы. Эту добычу целый день перевозили на суда. Два турецкие 74-х-пушечные корабля и шебека, почти готовые к спуску, были сожжены: увести их не представлялось возможности, ибо гарнизон крепости дорого бы продал нам этот приз. Из гавани уведено 20 мелких судов. Эта экспедиция стоила нам 24-х человек убитыми и 63-х ранеными, большею частию ополченных албанцев[153]153
  Морск. Сборник, XVII (1855, № 7), IV, 126–128, в статье История Русских призов и Записки Гидрографическаго Департамента Морскаго Министерства, t.VII (1849 г.), стр. 335–338, в статье: Архипелажския Кампании 1769-74 года. Нахождение фрегата «Славы» в этом отряде – означено в первой статье; по второй же этот фрегат находился в эскадре графа Федора Григорьевича Орлова.


[Закрыть].

Карта атаки русских войск и флота на Митилену 2–4 (13–15) ноября 1771 года.

Ноября 3-го эскадра вышла из Митилен, а чрез день, 5-го, граф Орлов прибыл в Аузу, – порт на Паросе. 2-го декабря фрегат «Слава» послан был с тремя мелкими судами на станцию к острову Псара.

Завистливо смотрела Европа на Россию, опасаясь за свое равновесие, о котором тогда, как и ныне, по пустому заботились многоречивые дипломаты. Был составлен конгрес в Фокшанах, продолжавшийся месяц: дело шло уже к изложению протокола, но когда турецкий уполномоченный не согласился вполне на желания России, граф Григорий Григорьевич Орлов, – наш полномочный, – оставил Фокшаны.

Открылась кампания 1772 года, ознаменованная действиями на море, более замечательными, нежели предшествовавшия.

Дела начались призами. В это время многие торговцы, увлекаясь выгодами, злоупотребляли права нейтральнаго флага и вынудили графа Алексее Григорьевича Орлова издать манифест, от 1-го мая 1772 года, которым объявлено, что такия суда будут нами забраны и конфискованы. Бдительность крейсеров наших, естественно, усилилась: они, еще до издания прокламации, бороздили Архипелаг по всем направлениям и сторожили контрабандистов.

Войнович, с фрегатом «Слава», в январе, сгрузил с греческой фелуки, взятой у Митилена, 2,209 ок деревяннаго масла, а в феврале захватил турецкое судно и несколько греческих фелук с контрабандою[154]154
  Морск. Сборник, XVII (1855, № 7). IV, 189.


[Закрыть].

Вслед за этим, 27-го февраля, контр-адмирал Елманов, сидевший на корабле «Победоносец», отправился из порта Аузо в крейсерство к Дарданеллам, с 4 кораблями, 5 фрегатами, – в числе последних находился «Слава», командуемый Войновичем, – бомбардирским судном и 1 пакетботом.

Цель похода Елманова состояла в том, чтобы разбить турецкий отряд, который вышел из Дарданелл. Действительно, 6 алжирских фрегатов и 6 галер показались в Архипелаге, но, узнав о приближении русских, поспешно возвратились: зато суда нашей эскадры взяли довольно призов.

От острова Тассо – где Елманов остановился, чтобы наливаться водою, – он послал графа Войновича с его фрегатом на поиск в Лагос. В этом заливе стояло 13 турецких парусных судов и 1 полугалера. Войнович, подойдя к ним на ближайший выстрел, встал против них на шпрынг, открыл огонь и принудил турок покинуть суда свои и искать спасения на берегу. От частой пальбы на фрегате разорвало трехфунтовую пушку, осколками которой ранило Войновича. На берегу еще увидели батарею о четырех пушках, сбили ее, и пушки перевезли на фрегат. Из оставленных судов взяли в приз три большие волика, – один о 6 фальконетах, другой о 4, а третий – о 2 пушках. На этих судах получено в добычу 5000 килов пшеницы и 2000 мешков с табаком; 4 судна сожжены, 2 разбиты и потоплены, а прочия остались за неприятелем, потому что стояли близко к берегу, на котором собралось множество турок[155]155
  Морск. Сборник, XVII (1855, № 7), IV, 140–141, и Записки Гидрографическая Департамента Морскаго Министерства, т. VII (1849 г.) стр. 347–348.


[Закрыть].

Этот подвиг нашего героя награжден орденом Св. Георгия 4-го класса, Всемилостивейше пожалованным ему «по аттестации адмирала Спиридова, за нападение на 13 неприятельских судов, за разбитие оных, за сделанный десант, и за взятие нескольких пушек при Румейском береге»[156]156
  Так означено в «Реестре господам Генералам, Штаб и Обер-Офицерам, тем, кои получили, за отменную против неприятеля храбрость, ордена Святаго Великомученика Георгия Победоносца», – за подписью графа Орлова, – приводимым в Записках Гидрографическаго Департамента, ч. VII (1849) на стр. З97.


[Закрыть].

В это время разнесся слух, что в Константинополь идут разныя суда с провиантом и военными снарядами; надлежало их перехватить, – и потому Елманов, – усиленный еще кораблем, – получил приказание немедленно крейсировать у Дарданелл. Контр-адмирал избрал, с кораблем своим «Победоносец», станцию в порте Св. Георгия, а прочия суда своей эскадры разделил на два крейсерства: одно между Скиро и Митиленом, а другое между Скиро и заливом Кассандро.

Крейсеры наши не пропускали призовых случаев; исчислим только мачтовыя суда, доставшияся добрым призом нашему герою, и те, с которых, по праву войны, сняты были им контрабандные товары, в пользу флота.

Мая 24-го Войнович, с фрегатом своим «Слава», настиг у гавани Каподоро провиантское судно и сгрузил с него 1015 килов пшеницы, две пушки, 7 оков пороха и несколько огнестрельнаго и белаго оружия. Потом, в заливе Вольском, того же дна, отнял он у греческой фелуки 38 кантарей шерсти и 6415 оков деревяннаго масла[157]157
  Морск. Сборн., XVII (1855, № 7; IV, 142.


[Закрыть].

30-го мая Елманов пошел к острову Скиро и приказал одной эскадре – Хметевскаго – крейсеровать от острова Скиро восточнее Митилена и Хио, для наблюдения за судами, идущими в Смирну; а другой – капитана 1-го ранга Талбузина – наблюдать западнее. К последней принадлежал фрегат «Слава».

22-го июня граф Войнович взял греческую двухмачтовую соколеву, с двумя пушками, груз которой состоял из кусков свинца и 6 кантарей дроби и 36 ок пороха и других разных припасов, также военной контрабанды[158]158
  Там же, стр. 144.


[Закрыть].

В июле: 11-го он сгрузил с английскаго судна у Родоса 852 мешка риса, не тронув остальнаго товара[159]159
  Там же, стр. 145.


[Закрыть]; 18-го – отнял, близ острова Самоса, у английскаго судна «Принц Георг», 804 мешка рису и 16 мешков кофе, а 26-го, близ Кипра, выгрузил с греческаго судна 76 кулей табаку и 10 кантарей железа, принадлежавшаго Турецким купцам[160]160
  Там же, стр. 146.


[Закрыть].

Между тем, 20-го июля, объявлено по флоту, что с турками заключено перемирие, – о чем уже два месяца знали в армии на Дунае, – и что войска и флоты обеих держав должны, до начатия вновь военных действий, оставаться в тех местах, где застало их это перемирие, срок котораго назначен до 1-го ноября. Но отвсюду доходили вести, что неприятель собирает суда и войска, чтобы сделать нечаянное нападение.

По уговору перемирия, турки не имели права выходить из Дарданелл в Архипелаг; но 15-го августа они просили позволения выйти их флоту из пролива, и следовать к берегам Сирии, для защиты своих подданных от Али-Бее. Граф Орлов не дозволил, и сам отправился с эскадрою к Дарданеллам, чтобы предупредить самовольный выход неприятельскаго флота.

12-го сентября пришло к Орлову известие, что Мустафа-Паша, командовавший дульциниотским[161]161
  Морские разбойники.


[Закрыть] флотом и сильным десантом, умножает еще войско свое гарнизонами морских крепостей, чтобы напасть на порт Аузу и там все русское истребить. Вследствие такого известия, граф Орлов приказал контр-адмиралу Елманову принять надлежащия меры, для разузнания настоящих сил Мустафы и, если можно, предупредить его намерение, разбив его флот.

Елманов для этой цели послал секунд-майора графа Ивана Войновича к берегам Мореи для рекогносцировки: нет ли неприятельских судов в Модоне, Короне и Наварине? Для этого ему даны были два фрегата: «Св. Николай», которым он сам командовал, и «Слава» – нашего героя, шебека «Забияка» – капитана Кружевича и две поллаки «Мадона» – капитана Вальзамати и «Ауза» – поручика Юшкова[162]162
  Морск. Сборн… XVII (1855, № 7), IV, 149. По Запискам Гидрографическаго Департамента, т. VII (1849 г.) стр 356, эскадра графа Ивана Войновича состояла из 3 фрегатов, 3 поллак и 1 шебеки.


[Закрыть]. Графу Ивану Войновичу предписано было, совершив рекогносцировку, занять станцию у острова Сапиенса, ждать в Адриатике капитана 1-го ранга Коняева, который вел из Балтики в Архипелаг два корабля: «Граф Орлов» и «Чесма», соединиться с ним, и вместе итти в Патрас для истребления дульциниотскаго флота. Это представило нашему герою случай участвовать в самом замечательном событии кампании 1772 года, – даже более, в победе, которая, после Чесменской, была важнейшею в продолжение всего пребывания Русскаго флота в Архипелаге.

Дульциниоты, выйдя в море с 7-ю фрегатами и шебеками, разъезжали между островами Св. Мавры и Паксо, принадлежавшими венецианам, и дожидали остальных своих сил, долженствовавших там соединиться с ними. Заметив это, граф Иван Войнович приказал поднять нейтральный флаг, и подошел к дульциниотским судам. Капитаны их, никак не предполагая, чтобы вблизи их находилась Русская эскадра, прибыли, без всякаго опасения, на фрегат, где и были приняты с большею ласкою. Считая графа Ивана Войновича славянским капитаном, они вступили с ним в разговор и, не думая вовсе скрывать, подтвердили ему, как земляку, о намерениях Мустафы-Паши.

Уверясь, таким образом, в коварстве турок, но уважая еще неистекший срок перемирия и добровольный приезд к нему капитанов, граф Иван Войнович, отпустил их, с тем, однако же, чтобы они удержали Мустафу-Пашу от задуманнаго им предприятия, объявив, что, в противном случае, сами вынудят Русский флот к сражению. Но это увещание ни к чему не послужило: на другой день дульциниоты усилились 15-ю судами, и у них виден был адмиральский флаг.

Между тем, 16-го октября, граф Иван Войнович сошелся с капитаном Коняевым у южных берегов Мореи, и соединенные их силы состояли из кораблей: 64-х-пушечнаго «Граф Орлов» – которым командовал сам Коняев и 74-хпушечнаго «Чесма» – под начальством капитана Аничкова, и упомянутых 2 фрегатов, 1 шебеки и 2 поллак – эскадры графа Ивана Войновича.

Коняев, приняв начальство, немедленно пошел на встречу дульциниотам, в намерении не допустить их соединиться с тунисскою эскадрою и пройти в Архипелаг; а если паша будет упорствовать в своем предприятии, то воспрепятствовать ему силою. В Занте, куда заходили наши за водою, Коняев узнал, что дульциниотская эскадра находилась в Патрасском заливе; наша эскадра поспешила туда и, вечером 25-го октября, увидела расположенный на якоре флот Мустафы-Паши. Неприятельских судов насчитывали 21; но после оказалось, что там находилось 9 фрегатов 30-типушечных и 16 шебек 30-ти и 20-типушечных. Они стояли под парусами, в линии, растянутой поперек залива. Ветер был нам попутный, но очень тихий; на парусах и буксирах едва двигались по % мили в час. В половине шестаго часа вдруг набежал шквал от севера, с громом, дождем и градом; через полчаса стихло и небо прочистилось, но вскоре наступила ночь, и эскадра заштилевала при входе в залив. Во весь день 26-го был ровный северо-восточный ветер; Коняев готовился идти на неприятеля, но Мустафа Паша, гордясь превосходством своих сил, наполнив паруса, сам устремился атаковать Русскую эскадру всем своим флотом. Приближаясь к двум нашим фрегатам, двум поллакам и шебеке, – которые находились несколько впереди, – он открыл по ним сильный пушечный огонь. Тогда линейные наши корабли подошли, вступили тоже в дело и бой сделался общим. Полтора часа длилось сражение. Одна дульциниотская шебека, избитая нашими ядрами и картечами, стала на мель; мелкия наши суда атаковали ее и принудили команду вплавь искать спасения на берегу; потом фрегаты «Св. Николай» и «Слава» и шебека «Забияка» отрезали неприятельский фрегат и шебеку и, после жестокаго огня, тоже загнали на мель, под пушки крепости; команды и с этих судов спаслись так же на берег. Таким образом, все три судна достались в приз победителям; к сожалению, снять их с мели не было средств, и русские решились предать их пламени и исполнили это под неумолкаемою пальбою из крепости и прибрежных батарей и под ружейным огнем собравшихся на берегу турок, защищавших свои суда. Наступившая ночь заставила прекратить бой. Ветер свежел; во всю ночь наши оставались под парусами.

Потеряв эти суда, Мустафа убавил спеси и, будучи сам отрезан от крепости Патрасской, старался приблизиться к Лепантским укреплениям и стать под прикрытием их пушек, а потому и лавировал туда всю ночь.

На рассвете 27-го числа неприятельский флот, в числе 8 фрегатов и 14 шебек, стоял на якоре подле берега между устьем Лепантскаго залива и крепостью Патрас; ветер был тот же, от ONO, свежий, рифмарсельный. Наши суда лавировали по способности, и после полудня стали сближаться с неприятельскими. Подходя к ним и к Лепантским крепостям, при поворотах на правый галс, перестреливались; а те, которые были вышедши на ветер, прошли вдоль всей неприятельской линии. В седьмом часу, когда стемнело, пальбу прекратили и во всю ночь и следующее утро, 28-го октября, лавировали, стараясь выбраться на ветер и сблизиться с неприятелем. К утру ветер стал тише, не изменившись в направлении.