Текст книги "Кавказцы или Подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе. Книга I, том 1-2"

Спустясь сперва вниз по Днестру, наш герой потом пошел безлесною и безводною степью, и прибыл к Килии пред вечером 3-го октября. В это время бароном Меллером-Закомельским была уже сделана диспозиция войскам, при нем находившимся, в ту же ночь, под командою генерал-поручика графа Самойлова[69]69
  Александр Николаевич, впоследствии бывший действительным тайным советником и генерал-прокурором.


[Закрыть], штурмовать малый ретраншамент, лежавший впереди крепости пред пространным форштадтом.

В полночь войска двинулись на штурм. Неприятель не мог в небольшом ретраншаменте держаться; колонны наши перешли его без лестниц. Но на рассвете вид дела переменился. Некоторые из солдат рассыпались на грабеж по обывательским домам форштадта, в надежде чем-нибудь поживиться, и это повлекло за собою весьма вредныя последствия. Турки, спрятавшиеся в домах, находившихся впереди крепости, полагая, что войско пущено на грабеж, решились защищать свое имущество до последней крайности. В домах начали наших убивать, из окон их посыпались ружейные выстрелы; крепость открыла огонь ядрами и выслала в предместие вылазку, а флотилия стала подвозить подкрепление с противоположнаго дунайскаго берега. В войсках, овладевших ретраншаментом, произошел безпорядок, и дело приняло было самый невыгодный оборот, если бы случившийся там в это время, служивший при армии Потемкина, в качестве волонтера, подполковник принц Гессен-Филипстальский, не поспешил уведомить обо всем Меллера, который, проведя всю ночь без сна, перед самым рассветом уехал в лагерь. Меллер поспешно вскочил на коня и бросился в предместие. Гудович, находившийся также в лагере, узнав об этом, поскакал вслед за генерал-аншефом, но, переехав чрез ретраншамент, нашел его смертельно раненым и слабым до такой степени, что Меллер едва успел передать ему, как старшему, начальство над войсками.

Наш герой, употребил строгость, собрал тотчас рассыпанныя по форштадту войска, ложировал их в турецком ретраншаменте, а потом повел траншеи и построил несколько батарей, из полевых пушек, и не далее семидесяти саженей от стен возвел брешь-батарею из двенадцати осадных орудий, прикрыв эти работы необходимым числом екатеринославских гренадер. Неприятель было сделал большую вылазку на левый фланг, но отбит с значительным уроном. При чем находился тогда дежурным в траншеех генерал-майор молодой принц Виртембергский[70]70
  Карл Александр Фридрих, родной брат Императрицы Марии Феодоровны, находившийся тогда в армии князя Потемкина, и скончавшийся, от горячки, 15-го сентября 1791 года.


[Закрыть].

По совершенном устроении батарей, Гудович донес о том главнокомандовавшему в Бендеры. Потемкин сперва приказал действие батарей не начинать, но когда наш генерал снова уведомил, что у него все готово и что неприятель из крепости и с судов на Дунае, за тростником стоявших, вредил войскам, то разрешил действовать, как за лучшее признает.

Получа ввечеру это разрешение, Гудович на рассвете начал бить брешь из осадных орудий, а из батарей, по флангам устроенных, метать бомбы из единорогов, за неимением мортир. Неприятель отвечал пальбою из пушек и ружей по брешь-батарее. За два часа до наступления вечера, огонь из крепости замолк, а наши продолжали канонаду. В ночь турки выслали парламентеров, объявивших, что трехбунчужный паша, в крепости находившийся, сдает Килию на капитуляцию.

Гудович согласился с тем, чтобы на рассвете крепость была очищена, позволяя одному только паше остаться на два дня, для вывоза своего собственнаго имения, а войскам, которые были отборныя азиятские, в числе около 4,000 человек, разрешил взять только их собственное вооружение. До света еще, нарядив три комплектных баталиона лучших гренадер, наш герой привел их к воротам, где ему поднесены были ключи, и войска турецкия выведены, кроме небольшаго числа оставшихся жителей. Это происходило 18го ноября.

В крепости найдено 72 пушки, 12 хороших новых мортир, несколько знамен и одно военное судно, также с пушками, стоявшее на Дунае.

Вслед за тем, Гудовичу повелено было отправить конницу и Екатеринославский гренадерский полк к Бендерам, при генерал-поручике князе Волконском[71]71
  Григорий Семенович, впоследствии бывший генералом от кавалерии.


[Закрыть], а генерал-майору Рибасу, – по рапорту его главнокомандовавшему, о возможности устроить на острове рукава Дуная, простирающемся до Измаила, батареи и подвести канонирския суда, и выстрелами с тех и других принудить крепость к капитуляции, – разрешено исполнить это, с отстранением его от зависимости нашего героя. Но, по открытии канонады, неприятель вскоре заставил орудия Рибаса молчать, разрушив батареи и взяв одно наше канонирское судно, а другие, поврежденныя, принудив удалиться.

Поэтому Гудовичу повелено было, – оставив гарнизон в Килии, – с прочими войсками идти к Измаилу, где в его команде, для прикрытия осады, находился генерал-майор Кутузов, бывший после генерал-фельдмаршалом и князем Смоленским. Но здесь Иван Васильевич пробыл только несколько дней, получив ордер от главнокомандовавшаго, что он, 12-го ноября, произведен, по старшинству, в генерал-аншефы, с назначением на Кавказскую линию, для командования бывшею Кубанскою армиею. Сдав войска, под его начальством стоявшия пред Измаилом, старшему по себе генерал-поручику графу Самойлову, Гудович явился в Бендерах к князю Потемкину и, в последних числах декабря 1790 года, отправился к месту новаго своего назначения.

Порученная ему Кубанская армия состояла из двух корпусов: Кавказскаго, расположеннаго на Кавказской Линии и Кубанскаго, стоявшаго в Воронежской губернии, и из двух поселенных на Кавказской Линии казачьих полков, из двух донских и одного уральскаго, с частию полевой артиллерии и небольшой эскадры на Каспийском море.

Прибыв на Кавказскую Линию, 26-го января 1791 года, Гудович, чрез несколько месяцев, покрыл себя громкою славою и сделал имя свое навсегда незабвенным для Кавказа.

Россия, невзирая на блистательныя победы своих армий и флотов, нуждалась в мире. Кровопролитный штурм Измаила навел ужас на Диван, но не убедил его приступить к мирным переговорам и, с весною 1791 года, открылась новая кампания, долженствовавшая быть тем затруднительнее предыдущих, что Австрия приступая к отдельному миру, доставляла Порте возможность противостоять только уже против одной России, Екатерина положила действовать решительнее, но как обстоятельства не позволяли предпринять ничего важнаго на Дунае, то фельдмаршал князь Потемкин дал повеление Гудовичу овладеть Анапою. Взятие этой крепости должно было иметь важныя следствия, потому что Турция, не ожидая с этой стороны решительных нападений, не приготовилась к ним. Весь азиятский край, прилегавший к Черному морю, не представлял сильной обороны, и одна только Анапа была в состоянии выдержать осаду и сопротивляться штурму.

Эта крепость, на восточном берегу Чернаго моря, при впадении в него речки Бузур и в 30 верстах от устья реки Кубани, построена в 1781 году, по повелению султана Абдул-Га-мида, французскими инженерами. Причиною ее основания было водворение русских при Керчь-Еникальском проливе и желание Оттоманской Порты, с одной стороны защитить татар, удалившихся из полуострова Крыма на левой берег Кубани, а с другой удержать за собою влияние на независимыя племена Кавказа и направлять их действия ко вреду России.

Первый из русских генералов, обративший должное внимание на этот важный пункт, был генерал-аншеф Текелли, принявший в 1787 году начальство над русскими войсками на Кавказе. В сентябре 1788 года он совершил экспедицию за Кубань, проник в самые неприступныя вертепы, обитаемыя тамошними народами и, рассеев все собравшияся скопища турок и горцев, пошел на Анапу, в намерении овладеть ею; но, по малочисленности бывших с ним войск и по недостатку в продовольствии, был принужден возвратиться.

Сменивший Текелли, в 1789 году, генерал-аншеф Салтыков ограничивался только наблюдением за закубанцами, а заступивший его место в следующем году, генерал-поручик Бибиков, предместник Гудовича, решился самовольно, не испросив предварительно дозволения киязя Потемкина, идти на Анапу, полагая нечаянным нападением овладеть крепостью. Весною этого года, с корпусом, не заключавшим и 8,000 человек, выступил он в горы и, не взирая ни на усилия их обитателей, ни на преграды поставленныя ненастным временем года, прошел к Анапе. Но недостаток в съестных припасах принудил его, после неудачнаго приступа, отказаться от своего предприятия и возвратиться на Кубань, с значительною потерею. Поход этот, неудачный, однако, послуживший к чести Русскаго войска, представляющий одно из доказательств, что никакия нужды и опасности не могут поколебать мужества нашего солдата, ободрил турок: они полагали, что русские, после претерпенной неудачи; не скоро отважатся на новый поход. Поэтому Порта, хотя и улучшила оборону Анапы, но уменьшила слишком тридцатитысячный ее гарнизон, и в следующем году, к походу Гудовича, крепость была защищаема десятью тысячами турок и пятнадцатью тысячами ногайцев, черкес и других вооруженных[72]72
  По рапортам Гудовича, всеподданнейше представленным князем Потемкиным, и приведенным в Собрании разных полученных от главнокомандующих армиями и флотами ко Двору донесений (С.-Петербург 1779 года), стр. 106 и 111. По Записке Гудовича – гарнизон тоже состоял из 25,000 человек. Но, по статье Висковатаго Взятие Анапы Гудовичем, в Северной Пчеле 1828 года (№ № 85, 86 и 87) и в Славянине 1828 года – крепость защищало только 15,000 турок и горцев. То же показано и в Военно-Энциклопедическом Лексиконе в статье «Анапа» (1 изд. I, 401); а Богданович в Походы Румянцева, Потемкина и Суворова в Турции – равномерно принимает 15,000 турок, татар и горцев.


[Закрыть].

Гудович, наученный примером своего предшественника, избрал для похода время более благоприятное. Приготовившись, как можно было ранее и обеспечив Линию оставленными войсками, он выступил из Георгиевска 9-го апреля, предписав полкам, назначенным под Анапу, прийти на рандеву на угол реки Кубани, где потом построена им же Кавказская крепость. Кубанскому корпусу, под командою генерал-майора Загряжскаго, стоявшему в Воронежской губернии, было предписано двинуться туда же, с таким расчетом, чтобы достигнуть Кубани только на другой день по прибытии к ней войск Кавказской Линии. Это исполнено: в исходе мая оба корпуса соединились при урочище, называвшемся Переправою Гудовича, где теперь Екатеринодар.

Состав войск был следующий: мушкатерские полки: Владимирский, Воронежский, Казанский, Тифлисский и Нижегородский; Кавказскаго егерскаго корпуса три баталиона; драгунские полки: Таганрогский, Астраханский, Владимирский и Нижегородский, 3,000 казаков и 36 орудий[73]73
  Богданович, с ссылкою на Список полков, участвовавших в экспедиции. По Бутурлину, в Precis des evenemens militaires De la 2 querre contre les Тиrcs sous le regne de l”Imperatrice Catherine (p. 76), поступившие под начальство Гудовича Кавказский и Кубанский корпуса состояли из 24 баталионов и 58 эскадронов. Висковатов, принимая это число баталионов и эскадронов, замечает, что под ним должно разуметь все войска, отряженныя к Анапе; «ибо, – говорит он, – каждый из вышеозначенных корпусов, заключал в себе только по 4 баталиона, равно как прочие егерские корпуса». Но, здесь наш трудолюбивый историк смешал два понятия: Кавказский и Кубанский корпуса – как собрание полков в нынешнем смысле корпуса и как собрание егерских баталионов – или нынешний полк. Гудович начальствовал и теми и другими корпусами.


[Закрыть].

Кубань считали недоступною к переходу в это время, по широкому разлитию ее вод. Но, войска Гудовича, 29-го мая, совершили переправу, частию по понтонным мостам, а частию, по недостатку их, на лодках, которые имели с собою. Горцы покушались разорвать мост, пуская огромные деревья вниз по реке, но не успели в своем намерении: Гудович благополучно переправил чрез него пехоту, артиллерию, спешенных кавалеристов и снаряды, конскую аммуницию и обоз, а лошадей конницы – вплавь. Вообще генерал спешил переправою, потому что левый берег Кубани находился уже только на один фут от воды. В это время он просил генерал-аншефа Каховскаго[74]74
  Михаил Васильевич, впоследствии граф.


[Закрыть], – командовавшаго в Крыму, на основании повеления князя Потемкина, изготовить также к походу к Анапе один полк пехоты, баталион егерей и четыре эскадрона драгунов с достаточным числом артиллерии, и собрать их к первым числам июня, на правом берегу устья Кубани в Тамани. Гудович присовокупил в уведомление Каховскому, что когда он сам подойдет к Анапе, и займет проход сухим путем от крепости между лиманом реки Кубани и Черным морем, то уведомит вспомогательныя войска метанием ракет, для устройства моста на узком устье реки; когда же он двинется далее, для обложения крепости, и даст о том знать, то они, имея уже сухопутное сообщение, должны идти морским берегом и расположиться вне пушечнаго выстрела. Кроме того, Каховской обязан был приготовить и несколько провианта, на случай требования.

На месте первой переправы, – где ныне укрепления «Прочный Окоп», по обеим берегам Кубани, устроены были тет-де-поны, в которых оставлен весь излишний обоз, под прикрытием двухсот человек пехоты, с двумя пушками, и два эскадрона карабинер.

Сделав изложенныя распоряжения, Гудович пошел скорыми маршами к Анапе, хотя во многих местах река уже выступила из берегов. Останавливаясь лагерем, он всегда кругом ограждал войска пикетами, на случай нападения горских народов. В первые дни следования наши взяли нескольких пленных от горцев, пытавшихся нападать на фуражиров; но генерал отпустил их, объявив, что идет бить турок, и еже ли они сами не будут нападать, то оставит их в покое. Кроме того, Гудович наблюдал, чтобы посеенный туземцами хлеб, как при лагерях, так и во время марша, нашими войсками не был не только потравлен, но даже и потоптан. Поэтому в остальное время движения горцы были спокойны.

В первой половине июня последовало соединение главнаго отряда с войсками, отряженными генералом Каховским, под командою генерал-майора барона Шица. Последния состояли из Брянскаго мушкатерскаго полка, Таврическаго егерскаго корпуса, Таврическаго конно-егерскаго полка, 400 казаков и 16 орудий[75]75
  Богданович.


[Закрыть].

15-го июня Гудович подошел к Анапе.

В 7-ми верстах от крепости, перейдя вброд речку Бузур, наши встретили толпу конных турок из гарнизона и более 2,000 черкес. Гудович послал против них сперва генерал-майора Загряжскаго с конницею, а потом пошел и сам с четырьмя баталионами егерей. Неприятель немедленно был прогнан и крепость обложена. Лагерь, после личнаго обозрения нашего героя, располо жен верстах в 4-х от стен, а у подошвы гор, на высоте, поставлен пост из пехоты и гребенских казаков.

Анапа, построенная на равнине, между горами и Черным морем, подвержена и морской и сухопутной атаке. В рассматриваемое время она была укреплена весьма сильно: с сухаго пути имела семь бастионов, соединенных куртинами, и впереди их был глубокий и широкий ров, проведенный от одного берега до другаго, по большей части, одетый камнем, а в иных местах даже высеченный в каменистом грунте. Со стороны моря, Анапа находилась совершенно в безопасности и даже получала водою подвоз съестных и военных припасов, что составляло важное препятствие для овладения ею. Наконец, крепость представляла тем более затруднений для осаждавших, что гарнизон был убеждаем к сильному сопротивлению известным шейхом Мансуром, выдававшим себя за пророка и пользовавшимся величайшим доверием турок и горцев. Его убеждения имели сильное нравственное действие, и присутствие такого человека между людьми, воспламененными фанатизмом, заменяло не одну тысячу воинов.

В ночь, следовавшую за прибытием под крепость, были заложены нами батареи: с одной стороны войсками пришедшими с Гудовичем, а с другой присланными Каховским. 19-го открыта пальба ядрами и, особенно, бомбами и брандскугелями, которых метали из единорогов. Крепость отвечала на обе стороны: сильно перестреливаясь ядрами и бросая бомбы из мортир.

Позади лагеря, верстах в пяти, на горах, каждый день собиралось несколько тысяч горских народов, при которых находилось до 2,000 турок. Неприятель делал из крепости сильныя вылазки, а черкесы сзади покушались нападать. Последния особенно беспокоили фуражиров, так что по отдаляющемуся фуражу наряжаемыя для этого команды должно было прикрывать баталионами егерей с пушками, и несколько раз происходили сильныя сшибки, с некоторым уроном с обеих сторон.

Бомбами, с батареи устроенной за речкою, в ночь на 20-е, произведен довольно сильный пожар в крепости, продолжавшийся до рассвета. Гудович, почитая это время удобным к склонению командовавшаго паши сдать город без кровопролития, потому что тем показал осажденным, чего они могли ожидать при дальнейшим продолжении военных действий, – отправил к нему офицера, сопровождаемаго трубачем, предлагая, письменно, немедленно прекратить сопротивление, обещая свободный выход гарнизону и жителям и угрожая, в противном случае, взять Анапу приступом и не оказать уже никому пощады. Парламентер, не доходя до крепости, был встречен вышедшими из нее двумя турками, которые, приняв от него письмо, просили обождать скораго их возвращения с ответом. Но как только турки вошли обратно в крепость, то, вместо ответа на предложение, сделаны были с валов два пушечные выстрела по переговорщику. Происшествие это справедливо раздражило Гудовича, и он решился, не входя более ни в какие переговоры, ускорить взятие города.

Видя крайнее упорство и невежество неприятеля и чрезвычайное затруднение идти апрошами, не имея осадной артиллерии, он решился отважиться на приступ. К этому генерала побуждали два обстоятельства. Первое – набеги горцев, с каждым днем возраставших в числе, беспрестанно усиливались; они нападали постоянно на наших фуражиров и даже, по уверениям переметчиков, намеревались в скором времени атаковать корпус с тылу, между тем как гарнизон крепости должен был, тогда же, сделать сильную вылазку и принять осаждающих с фронта. Во-вторых – и в особенности – турецкий флот, показавшийся против устья Днестра, в числе тридцати кораблей и других судов, плыл на помощь к Анапе. По всему этому медленность была бы неуместна и главнокомандовавший, после двенадцатидневной осады, отдал приказ готовиться к штурму.

Осаждавшие находились между двумя неприятелями: гарнизоном Анапы и горцами, и потому должны были сражаться на две стороны. Особенно тыл их требовал надежнаго прикрытия от черкес, которых толпы, вероятно, не замедлили бы напасть на наших в продолжение приступа.

Соображая эти обстоятельства, Гудович сделал следующия распоряжения (диспозицию):

Главную атаку положил вести против леваго фланга осаждающих, между берегом и средними воротами, где вал был ниже прочих частей крепости и ров мельче. Для этого назначены четыре колонны, из которых каждыя две имели в своем тылу по резерву. Вторая атака предположена была одною колонною, с праваго фланга, подле самаго морскаго берега, где вода была неглубока. За этою колонною располагался третий резерв, а между им и двумя первыми большой резерв, состоявший из пехоты и кавалерии, при котором оставлены все знамена войск, назначенных на штурм, и шестнадцать полевых орудий. В тылу этих войск, в удобном месте, устроен был из обозов вагенбург и, для удержания черкесов, помещены отряды пехоты и регулярной кавалерии и несколько сотен казаков.

Из колонн, назначенных штурмовать крепость на левом фланге осады, две ближайшия к берегу, с их резервом, были поручены генерал-майору Булгакову; две следующия и второй резерв – генерал-майору Депрерадовичу; колонна праваго фланга, составленная из спешенных казаков с отрядом таврических мушкатеров и егерей и из эскадрона драгун и ее резерв, вверена генерал-майору барону Шицу; средним большим резервом командовал бригадир Поликарпов, а войсками, отряженными для прикрытия тыла, генерал-майор Загряжской.

Весь день 21-го июня был проведен в приготовлениях к штурму. Главнокомандовавший и прочие генералы, разъезжая по лагерю, ободряли войско, представляя ему всю славу успеха, стыд неудачи и бедствия, сопряженныя с нею, в стране неприятельской, в стане, окруженном со всех сторон или морем или врагами. Русские, приобыкшие к победам, смотрели спокойно на приближавшееся кровопролитие, и с бодрым духом ожидали минуты приступа. Войска эти, не имев счастия участвовать в покорении Измаила, – тогда громком, – соревнуя славе своих сослуживцев, горели нетерпением отличиться или с честию умереть.

Как скоро смерклось, по совершении в полках молебствия, Гудович велел снять лагерь и построить войска в боевой порядок. В глухую ночь, в двенадцатом часу[76]76
  Рапорт Гудовича, всеподданнейше представленный князем Потемкиным (Собрание разных полученных от главнокомандующих армиями и флотами ко Двору донесений, С.-Петербург 1789 года). – По Висковатову – «за час до полуночи» – а по Богдановичу – «в половине двенадцатаго».


[Закрыть], со всех батарей началось бомбардирование крепости. Неприятель отвечал жестоким, но безвредным огнем, и русския колонны, под громом этих выстрелов и шумом морских волн, подвинулись в крепости.

За полчаса до рассвета[77]77
  По упомянутому рапорту Гудовича. – По его Записке о своей службе, штурм начался на самом рассвете, а по Висковатову – сигнал дан в 2 часа ночи.


[Закрыть] дан был сигнал и все колонны пошли в атаку.

Первые четыре быстро подошли к самому рву. Встреченный при этом неприятельский пикет немедленно истреблен. Гарнизон, увидев атаку, открыл сильную ружейную и картечную пальбу. Наши, не взирая на жестокую оборону, кинулись в ров и начали ставить лестницы; дикие крики мусульман сливались с торжественными кликами: «ура!», «с нами Бог!», «братцы, не выдавайте!», «вперед!», «по-Измаильски!» – которыми ободряли друг друга наши воины. Но, по сильной обороне неприятеля, штурмующие успели проникнуть в крепость не прежде, как только по подкреплении колонн резервом. Многие из наших были уже в стенах Анапы, но неприятель и тут еще защищался отчаянно.

Между тем как левый фланг русских торжествовал, пятая или правая их колонна – генерал-майора Шица – встретила величайшия затруднения и потерпела сильный урон. Полтораста егерей от Таврическаго отряда, посланных на лодках вперед, с тем, чтобы, заняв неприятеля перестрелкою с морской стороны, разделить его силы и внимание, слишком рано открыли огонь и, чрез то, доставили туркам средство приготовиться к отражению нападения. Колонна, не доходя еще до рва, была встречена самым жестоким огнем, препятствовавшим ей подойти к контр-эскарпу и несколько отступила. Вскоре, однако же, храбростию и усердием генерала Шица, она была приведена в порядок. Но, войска, ворвавшияся в город, продолжали все еще сражаться и ружейный огонь был сильный и беспрерывный.

Гудович отправил на подкрепление штурмовавшим бригадира Поликарпова с 600 мушкатеров из главнаго резерва и три эскадрона астраханских драгун. Последние, прискакав к крепости, спешились, вошли в город и, подкрепив сражавшихся, прогнали неприятеля далее нежели до средины города.

В это самое время был опущен средний мост, и Гудович, получив уведомления от генерал-майора Булгакова, – трудившагося неутомимо в сильном огне, – и от бригадира Поликарпова о необходимости в новом подкреплении, послал, с этим последним, из главнаго резерва остальную конницу, которая, с большим стремлением, под ядрами и картечами, ворвалась в крепость, частию на конях, частию спешившись. Тогда же главнокомандовавший приказал генерал-майору Шицу, – который, между тем, построясь, привел свою колонну снова к валу, где еще держался неприятель, – чтобы он большую часть войск поворотил влево, на спущенный мост, что и было исполнено.

Получив, таким образом, сильное подкрепление, наши войска начали быстрее прежняго гнать осажденных. Часть гарнизона, быв совершенно отрезана, кинулась к берегу и, сильно преследуемая, погибала в море.

Восшедшее солнце осветило позорище кровопролитнейшаго сражения. Русские торжествовали, но их успех еще не был совершен: многие тысячи неприятелей сохраняли оружие и сопротивлялись отчаянно.

Тогда Гудович, опасаясь, чтобы войска его, утомленныя пятичасовым боем, не уступили многолюдству врагов, повелел бригадиру Поликарпову, из 200 человек, при нем остававшихся, ввести в дело еще сто храбрых егерей 4-го баталиона Кавказскаго егерскаго корпуса и эскадрон кавалерии, который предварительно призвал от отряда Загряжскаго. Появление этой горсти войск решило сражение.

Неприятель, устрашенный новою атакою, пустился на уход, ища спасения в море или, бросая оружие, просил пощады. Напрасно опытный в битвах трехбунчужный Мустафа-Паша и шейх Мансур старались восстановить порядок, бой был кончен, и победителям оставалось только преследовать и настигать бегущих, которым, в жару мщения, мало давали пощады[78]78
  Висковатов, говорит, что пощады не давали. Но Гудович, в своей Записке, пишет, что она дана была «некоторым туркам, еще не утонувшим».


[Закрыть].

Пять часов продолжался этот памятный штурм; но, по современному официальному отзыву[79]79
  Рапорт Гудовича, всеподданнейше представленный князем Потемкиным и помещенный в Собрании разных полученных от главнокомандующих армиями и флотами ко двору донесений (С.-Петербург 1789 года), стр. 110.


[Закрыть],– «мужеством и искусством генералов, расторопностию и неустрашимостию штаб– и обер-офицеров, подававших пример нижним чинам, и храбростию воинства», которое четырекратно было останавливаемо отчаянною обороною неприятеля, наконец одержана полная победа.

Укрепление Анапы

Между тем как русския колонны штурмовали анапския укрепления, на рассвете тысяч восемь турецкой пехоты и черкесской конницы с пушками, опустясь с гор, атаковали наши войска в тыл и, частию, устремясь на вагенбург, напали на отменно храбрых гребенских и семейных казаков, в намерении поставить штурмовавших между двух огней. Генерал Загряжский, мужественно предупредив нападение, пошел сам в атаку.

В то же время бригадир Щербатов, старший по нем, поспешно подвинувшись вперед с пехотою, послал в подкрепление кавалерию, и тем успел удержать первый напор неприятеля. Таганрогскаго драгунскаго полка подполковник Львов, не дожидаясь приближения черкес, с тремя эскадронами, храбро врубился в их конницу и, не допустив зайти в тыл казакам, опрокинул в самое короткое время. Пораженный неприятель кинулся было в другую сторону, стреляя из пушек, но, полковник Спешнев, высланный против него генералом Загряжским, с отменною храбростию врубился также в средину черкес, и сколько они не метались, однако, не могли прорваться в тыл атаковавшим и, с большим уроном, были прогнаны в горы.

Храбрость и искусныя распоряжения генерала Загряжскаго, обезопасив тыл русских войск, сражавшихся на приступе, весьма способствовали к взятию крепости. Без них, войска, бывшия на штурме, много бы потерпели от неприятеля, превосходившаго нас в силах, воспламененнаго убеждениями лжепророка и имевшаго в горах всегда новыя подкрепления.

Первыя минуты, последовавшия за взятием крепости, были ужасны. Победители, раздраженные долгим сопротивлением и понесенными ими потерями, помнили только о мщении. Напрасен был бы труд удерживать разъяренных солдат. Примеры всех войск показывают, что нет ничего ужаснее последствий упорнаго штурма.

В крепости взяты 83 пушки, большею частию медныя, и 12 таких же мортир[80]80
  По рапорту Гудовича в Собрании разных полученных от главнокомандующих армиями и флотами ко Двору донесений (С.-Петербург,


[Закрыть], большое количество снарядов, пороха и провианта, более 130-ти знамен[81]81
  По рапорту и Записке Гудовича; по Военно-Энциклопедическому Лексикону – до 140.


[Закрыть] и несколько[82]82
  По рапорту Гудовича; у Висковатаго сказано: множество.


[Закрыть] булав и бунчуков. Разграбление города доставило победителям великую добычу.

Неприятеля побито на месте более 8,000 человек, множество потоплено и погибло в море, а спаслось на судах, подле крепости стоявших, не более 150-ти человек.

В плен взяты: трехбунчужный Мустафа-Паша, командовавший под ним сын Батал-Паши, прежде плененнаго[83]83
  Сераскир Батал-Паша, приходивший на Кавказскую Линию, был взят в плен, в кровопролитном сражении 30-го сентября 1790 года, генерал-майором Германом, – тем самым, который впоследствии, в чине генерала от инфантерии, командовал русскими войсками в Голландии.


[Закрыть], много чиновников, а простых турок и других народов 5,944 мужескаго и 7,588 женскаго пола[84]84
  По рапорту Гудовича и Военно-Энциклопедическому Лексикону. По Записке Гудовича – взято в плен 18,000 человек; – по Биографии Русских Генералиссимусов (111, 20) и Словарю достопамятных людей (II, 174) – до 14,000, а по Висковатову до 6,000 мужескаго и 7,500 женскаго пола.


[Закрыть], которые отправлены в Тавриду.

Когда вся крепость была уже очищена, то стреляли еще по войскам из одной землянки, в которой скрылся лжепророк шейх Мансур, с 16-ю человеками своих приверженцев. Но, по увещанию, и он был взят живым и отослан к Высочайшему Двору[85]85
  Шейх Мансур был привезен в Царское Село 6-го июня.


[Закрыть].

Ежели, с одной стороны, потеря горцев и турок была велика, то, «по великому числу неприятеля и отчаянной его обороне», урон и русских был не мал: по официальным известиям того времени, мы лишились 2-х штаб– и 21-го обер-офицера

1789 года) стр. 111. То же означено в Биографии Российских Генералиссимусов (III, 20), в Словаре достопамятных людей (II, 174) и в Военно-Энциклопедическом Лексиконе (1 изд., т. I, стр. 401). Но в Записке Гудовича и у Висковатаго показано до ста орудий, а у Богдановича до 80-ти.

«Тогда ему было 23 года, – говорит статс-секретарь Екатерины Храповицкий – и с 17 лет начал проказничать, сделав черту, и нам он стоил до 30,000 войска. После обеда водили его близ колоннады и Государыня изволила его видеть». (Отечественныя Записки, XXI, 1825, № 57, стр. 46 и 47). Он был сослан на житье в Соловецкий монастырь.

и 1,215 нижних чинов убитыми; потеря ранеными состояла из 10-ти штаб– и 60-ти обер-офицеров и 2,401 рядовых[86]86
  По рапорту Гудовича. – По Записке его убито 1,240 и ранено 2,415 человек. – В Биографии Русских Генералиссимусов (111, 20) и в Словаре достопамятных людей (II, 174) убито: 2 штаб– и 21 обер-офицеров и 1.215 рядовых; ранено: 10 штаб– и 61 обер-офицеров и 2,401 рядовых; – по Висковатову– убито: 23 офицера и 1,215 нижних чинов и ранено: 70 офицеров и 1,240 рядовых; по Военно-Энциклопедическому Лексикону потеря убитыми и ранеными простиралась до 6,000, а по другим сведениям, официальным (говорит этот Лексикон) до 4,000; – наконец, по Богдановичу – убито 1,200 и ранено 2,500 человек.


[Закрыть]. Из числа последних большая часть получила легкия раны и могла скоро выздороветь.

Гудович, будучи личным свидетелем всему сражению и отдавая справедливость искусству, усердию и мужеству подчиненных его, отлично похвалил: генерал-майора Загряжскаго, «опрокинувшаго все нападения черкесов и способствовавшаго тем победе»; командовавших на штурме колоннами, генерал-майора Булгакова, «введшаго в крепость свои колонны под жестоким огнем, оказавшаго отличную храбрость, подавшаго пример неустрашимости своим подчиненным, находившагося во все время в самом жестоком огне и уведомлявшаго главнаго своего начальника беспрестанно, где надобно было подкрепление», генерал-майора барона Шица, котораго колонна, от сильной обороны, хотя было сначала и отступила, но, «отличною его храбростию и усердием», вскоре приведена опять в атаку, вошла в город частию по опущенному мосту и частию на стену, и сражалась с неприятелем; генерал-майора Депрерадовича, «оказавшаго отличную храбрость и усердие и приведшаго свои колонны в атаку»; бригадира князя Щербатова, «опрокинувшаго мужественно первое стремление черкес»; бригадира Поликарпова, командовавшаго большим резервом, который «оказал троекратно отличную храбрость, приводя пособие из большаго резерва в самый сильный огонь, подавал пример неустрашимости и, наконец, последим подкреплением решил победу»; ведших колонны: гвардии полковника Чемоданова, «завладевшая левою батареею и кавальером, и получившаго при том три раны»; вторую – составленную из драгун, полковника Муханова, «овладевшаго одною батареею и потом раненаго»; третью – командовавшаго при входе на вал полковника Келлера, столь тяжело раненаго, что упал в ров, и по нем принявшаго команду премиер-майора Веревкина, который «овладел одною батареею и тут ранен, оказавши отличную храбрость»; четвертую – полковника Самарина, который «первый взвел на вал свою колонну, находился в самом сильном огне до совершения победы, овладев несколькими батарееми»; пятую, – подполковника графа Апраксина, «оказавшаго отличную храбрость» и получившаго рану; командовавших резервом за первою и второю колоннами – подполковника Лебедева, «подоспевшаго на подкрепление и оказавшаго храбрость и усердие»; подполковника Винова, «пришедшаго на подкрепление с шестьюстами мушкатерами из большаго резерва, опустившаго мост, подававшаго великую помощь сражавшимся, как храбраго и достойнаго»; подполковника Нелидова, который, «под командою бригадира Поликарпова, введшаго из большаго резерва всю конницу с большим стремлением в город, нанес страх неприятелю, и оказавши отличную храбрость», а под ним отличившагося, как прежде так и тут, «в храбрости и усердии», секунд-майора князя Орбелиянова[87]87
  В Собрании разных полученных от главнокомандующих армиями и флотами ко Двору донесений, – он назван Арбелияновым.


[Закрыть]; подполковников: Львова и Спешнева, «атаковавших с неустрашимою храбростию черкес и опрокинувших их с большим уроном»; подполковника Синненберха, «прикрывавшаго тыл атакующих, отразившаго несколько раз покушения черкес и показавшаго храбрость и усердие», артиллерии майоров: командовавших батарееми – Меркеля, который, «получа от ядра рану, имея переломленную руку, не преставал служить, наносил большой вред неприятелю и зажигал город», Долгова-Сабурова и артиллерии капитана Нелюбова, как «усердных и храбрых офицеров», находившагося при главнокомандовавшем во все время похода и экспедиции дежурным полковника Бушкевича, «подъявшаго особливые труды и посыланнаго в продолжение штурма в разныя опасныя места с приказаниями», дежурнаго при нем же премиер-майора Карабьина, «посыланнаго во время штурма в опаснейшия места и трудившагося с отменным рвением»; своего генеральс-адъютанта Лабу, «трудившагося всегда и во все время неутомимо, находившагося во время штурма при своем генерале и посыланнаго с приказаниями», обер-квартермистра Штейдера, «рекогносцировавшаго беспрестанно крепость и трудившагося во всю экспедицию», штаба своего флигель-адъютанта Голяховскаго, Хоперскаго казачьяго полка поручика Устинова, Владимирскаго пехотнаго полка поручика Отта и Малороссийскаго гренадерскаго полка подпоручика Душенкевича, «посыланных беспрестанно в опаснейшия места с повелениями и оказавших везде неустрашимость и усердие», находящагося помощником при обер-квартермистре Владимирскаго мушкетерскаго полка подпоручика Шелевскаго, казачьих: Гребенскаго войска атамана капитана Сехина, Донскаго полковника Кошкина и Волгскаго поселеннаго командовавшаго полком подпоручика Лысенкова, получившаго на штурме рану, «оказавших во многих местах храбрые поступки»; находящихся при главнокомандовавшем на бессменных ординарцах полков драгунских: подпоручиков, Астраханскаго – Махвилова, Владимирскаго – Лагутина, Нижегородскаго – прапорщика Хвостова, карабинерных: Нарвскаго – поручика Казина, Каргопольскаго – корнета Стаханова, Кавказскаго мушкетерскаго – прапорщика Штейдера, Хоперскаго казачьяго – есаула Миронова, «посыланных неоднократно во время штурма в разныя места с приказаниями».