Текст книги "Хроники Брэдбери"

В том же 1935 году Рэй как-то гостил у Эдди Барреры на бульваре Вашингтон, когда снаружи раздался жуткий грохот. Мальчики выскочили за дверь и увидели, что неподалеку, прямо перед кладбищем, машина протаранила телефонный столб и пассажиров выбросило на тротуар. Рэй и Эдди первыми очутились на месте происшествия. Кровь была повсюду; трое пассажиров уже скончались, а еще одна женщина с развороченным лицом находилась при смерти. Склонившись, Рэй поймал ее взгляд, и в этот миг глаза женщины закрылись – она умерла. «Кошмарная была сцена, – вспоминал он. – На нетвердых ногах я побрел домой, хватаясь за стволы деревьев и стены – так меня это потрясло». Именно из-за этого происшествия Рэй за всю жизнь так и не выучился водить, а в 1943 году написал рассказ «Толпа» (The Crowd), в котором размышлял о природе тех, кто первыми появляется на месте смертельных аварий. Учитывая, что машина разбилась рядом с кладбищем, Рэй задавался вопросом: уж не призраки ли сбежались на место трагедии?… Семьдесят лет спустя воспоминания о чудовищной аварии все еще приводили его в ужас: «Хотя бы раз в месяц я до сих пор вижу кошмары о той несчастной женщине, посмотревшей мне в глаза».

После того дня Рэй проводил много времени в обществе Эдди Барреры. Они всеми силами старались забыть о страшном происшествии и строили планы о том, как стать знаменитыми. Однажды Эдди за двадцать долларов (его родители были побогаче, чем у Рэя) забронировал студию звукозаписи в центре Лос-Анджелеса. Вместе с еще одним приятелем, Фрэнком Пэнгборном, друзья записали комедийную радиопередачу под названием «Наша компания General Petroleum». Вышла, конечно, ерунда, а Рэй к тому же переигрывал, говоря чересчур тоненьким голоском. Тем не менее после этого Эдди и Фрэнк решили, что великое трио непризнанных комедиантов имеет шансы на успех, и стали умолять Рэя бежать вместе с ними. «Мальчишеские мечты так непрактичны! – вздыхал он. – Я спросил: «А куда мы отправимся?» Они заявили: «В большой город!» Я возразил: «Мы уже в большом городе и никому тут не нужны». Так что сбегать из дома завоевывать мир вместе с Эдди и Фрэнком я отказался, и это было правильное решение».

Из театра на улице Фигероа по пятницам транслировалась радиопередача «Отель «Голливуд»; вел ее актер Дик Пауэлл, а гостьей выступала одна из самых влиятельных женщин Голливуда – Луэлла Парсонс, автор колонки сплетен. Парсонс заметила общительного светловолосого парнишку, который все время ошивался возле театра, и как-то в среду пригласила его внутрь. Таким образом Рэй очутился на трансляции радиопостановки «Жизнь бенгальского улана» с актером Гэри Купером. Потом он познакомился с шофером Луэллы Парсонс и стал кататься вместе с ним на «роллс-ройсе», когда тот ехал по поручениям журналистки. «Так я, в своей плохонькой одежонке, очутился на заднем сиденье лимузина, – вспоминал Рэй. – Когда мы останавливались на светофоре, люди заглядывали внутрь, чтобы узнать, кто там сидит, и обнаруживали всего лишь бедного Рэя Брэдбери. А я им улыбался и махал». Луэлла Парсонс вскоре узнала, что мальчишка катается на ее машине, и выгнала его из театра. Это не помешало Рэю после завершения трансляции обшаривать мусорные баки на заднем дворе в поисках сценариев «Отеля «Голливуд». Потом эти бумаги много десятков лет хранились в его архиве.

Как-то летом 1935 года Рэй догнал Марлен Дитрих на лестнице салона красоты House of Westmore на бульваре Сансет. Актриса, не любившая публичности, пыталась сбежать от настырного мальчишки, однако он победил и все-таки выпросил у нее автограф, прежде чем его выставили на улицу работники салона. Вскоре после этого Рэй вновь встретил Дитрих около студии Paramount и смело попросил разрешения сфотографироваться со скромной звездой. «Эта сторона улицы была в тени, и я предложил перейти на другую, на солнце. Дитрих уже хотела отказаться, но почему-то сдалась и перешла», – вспоминал он.

В тот период получили поощрение писательские устремления Рэя. Однажды он встретил у дверей театра на улице Фигероа популярного комика Джорджа Б¸рнса, и тот по доброте душевной согласился уделить парнишке время. Рэй сразу ухватился за этот шанс. На дворе стояла осень 1935 года, он учился в десятом классе и печатал сценарии для шоу Б¸рнса и Аллен на уроках машинописи, а по средам днем приезжал на роликах к театру и вручал свои тексты лично Б¸рнсу. «Он говорил, что я гений и сценарии блестящие. Разумеется, они были посредственные, и он это понимал, но проявлял вежливость», – рассказывал Рэй. Тем не менее Б¸рнс и Аллен все-таки использовали одну из шуток Рэя в завершение передачи 26 февраля 1936 года.

ГРЕЙСИ: О-о-о!..

ДЖОРДЖ: Кто-нибудь, помогите! Грейси дурно! Скорее, воды!.. Грейси, ты слышишь меня? Скажи что-нибудь, Грейси! Грейси! Хоть словечко!

ГРЕЙСИ: Это… служба радиовещания Columbia!

Услышав, как Б¸рнс и Аллен произносят его текст в прямом эфире, Рэй, которому недавно исполнилось пятнадцать, укрепился в намерении стать писателем, режиссером, актером – частью мира, который теперь наблюдал так близко. Рэй мечтал об этом отчаянно. С тех пор как кинематограф завладел его сердцем после фильма «Горбун из Нотр-Дама», прошло уже почти двенадцать лет. Переехав в Голливуд и оказавшись в окружении звезд, Рэй еще больше влюбился в кино и уверился в том, что это его судьба. По собственному выражению, он «безумно обезумел». Имелась лишь одна проблема: писал он ужасно.

«Я вспоминаю глупого щекастого мальчишку, рассекавшего по голливудским улицам на роликах с альбомом для автографов под одной мышкой и дешевой фотокамерой под другой, и думаю: разве можно было тогда вообразить, что тексты этого балбеса кто-нибудь захочет читать?» – удивлялся Рэй.

ПРИМЕЧАНИЯ

«Сексуально озабоченным!»: интервью автора с Вивиан Ньюич.

«В те времена аудитории в студии…»: Брэдбери, статья «Джордж, Марлен и я» (George, Marlene and Me) из журнала Life за июль 1991 года.

«Тем не менее Б¸рнс…»: там же.

«Я вспоминаю глупого щекастого мальчишку…»: интервью Рэя Брэдбери Дону Конгдону.

8. Проба крыльев

Сборник рассказов Рэя Брэдбери «Р – значит ракета» на всю жизнь привил мне любовь к научной фантастике. Я имел удовольствие работать с Рэем над первым сезоном передачи «Одна книга, один город» в Лос-Анджелесе. Это своего рода гигантский читательский клуб для целого города, и я понимал, что выбор книг в первый год существования проекта – важнейшее решение, которое определит его успех, поэтому остановился на классике и выбрал одно из моих любимых произведений – «451° по Фаренгейту». Оно превзошло мои самые смелые ожидания, завладев сердцами и умами слушателей по всему городу. Никогда у нас больше не было такой успешной передачи, как в тот год, когда мы читали шедевр Рэя, а лично мне это дало возможность поближе познакомиться с автором, и я со всей искренностью могу сказать, что редко встречал таких теплых, умных и ярких людей, как Рэй. Я был счастлив работать с ним и очень благодарен Рэю за тот интерес к чтению, который он помог пробудить в жителях Лос-Анджелеса.

Джеймс К. Хан[11]11
   Джеймс К. Хан – мэр Лос-Анджелеса.


[Закрыть]

В 1936 году Рэю приснился ночной кошмар – такой яркий, что воспоминания о нем сохранились на много лет. В этом сне за Рэем гнался злой черный бульдог – жилистый, мускулистый, зубастый, размером с небольшой дом. Рэй убегал со всех ног и никак не мог оторваться. Зверь нагонял, взрывая землю острыми когтями. Его, словно огромного тираннозавра, вел охотничий инстинкт. Рэй не спасся: черный бульдог разинул свою зловещую пасть и в одно мгновение поглотил его целиком.

Мокрый от пота, Рэй проснулся на диване в гостиной на улице Сент-Эндрюс. Он сразу понял, что сон, в котором его настигла смерть, был видением грядущей неизбежности. Надвигалась война. Шел 1936 год, и пока Америка боролась с Великой депрессией, на другом краю света фашистский диктатор Италии Бенито Муссолини бомбил Эфиопию, ведя мир к большому столкновению. Рэй не знал, где и когда, но понимал, что вот-вот начнется Вторая мировая война, которой ему не избежать.

Перспектива оказаться далеко за морем на поле битвы пугала Рэя до ужаса. Его дядя Сэм Брэдбери мечтал стать великим писателем и поэтом, а вместо этого умер от гриппа по дороге на поля сражений Первой мировой войны. Рэй понимал, что, если попадет на войну, тоже погибнет и не сможет построить грандиозную литературную карьеру, о которой так мечтал. «Я боялся, что у меня не будет шанса пожить ради своей страны, – объяснял Рэй. – О таком обычно не говорят, а я хотел жить, чтобы приносить пользу».

Несмотря на жуткое ночное видение, Рэй продолжал писать в надежде на публикацию. Буквально за четыре дня до его шестнадцатого дня рождения, 18 августа 1936 года, в газете Waukegan News-Sun поместили стихотворение Рэя, посвященное годовщине смерти знаменитого актера радио и кино Уилла Роджерса, погибшего в авиакатастрофе. В Лос-Анджелесе связей с издателями у Рэя не было, а вот в Уокигане, где жила бабушка и все еще котировалась фамилия Брэдбери, шанс на публикацию существовал. Рассудив так, Рэй отправил стихотворение в местную газету – и не прогадал. Стихотворение напечатали целиком. Начиналось оно так:

Памяти Уилла Роджерса

 
Он жизнь со смехом проживал
И все заботы отгонял.
Его мы звали «Просто Билл»,
Посланник доброты он был.
Теперь он отложил перо:
Свиданье с Богом суждено.
 

В заключение следовал комментарий от редактора:

«В прошлую субботу исполнился год с того момента, как дорогой Уилл отправился навстречу гибели вместе с Уайли Постом[12]12
   Уайли Пост (1898–1935) – знаменитый американский авиатор, первый пилот, совершивший кругосветный полет в одиночку. В августе он отправился в полет вместе со своим другом, актером Уиллом Роджерсом. На взлете после одной из остановок в пути у самолета отказал двигатель, и он рухнул на землю. Пост с Роджерсом погибли на месте.


[Закрыть]. Приведенные выше размышления об этом печальном событии принадлежат бывшему жителю Уокигана – Рэю Брэдбери, сыну Леонарда Брэдбери, родившемуся здесь в 1920 году и покинувшему город два года назад».

Стихотворение, конечно, детское. Сам Рэй говорил: «Вышло очень примитивно, однако это был эмоциональный отклик на мое большое горе – стихотворение о том, что я любил Уилла Роджерса и его гибель меня потрясла. Если бы в последующие несколько лет я научился писать больше подобных вещей, то гораздо раньше начал бы издаваться. Важный источник текстов крылся у меня в душе, но сам я об этом не догадывался. В том-то и проблема всех живущих: не видишь себя со стороны, не понимаешь, что делаешь, а однажды оглядываешься и сознаешь: «Ах, если бы я повнимательнее пригляделся к тому, что делал, может, чему-нибудь бы и научился!» Увы, в таком возрасте у нас нет этой возможности».

После этого достижения, отметив свой шестнадцатый день рождения, Рэй решил лишиться девственности. И он, и его друг Эдди Баррера не имели девушек и страдали чрезмерной стеснительностью в женском обществе (не считая, разумеется, близких отношений, которые Рэй в прошлом имел с кузиной Вивиан), а у Рэя к тому же были прыщи на лице и фурункулы на шее, из-за чего он не пользовался популярностью у одноклассниц. Потому мальчики, насобирав по два доллара каждый, отправились в центральный район Сан-Педро, где бродили по улицам, пока не наткнулись на двух проституток лет двадцати – одну тощую, другую полную и рыжеволосую. «Эдди уступил полненькую мне», – со смехом рассказывал Рэй. Девушки привели мальчиков в многоквартирный дом, где, по воспоминаниям Рэя, над крыльцом висел красный фонарь – легендарный символ распутства. В квартире на втором этаже Эдди увели в спальню, а Рэя в ванную. Его спутница набрала полную ванну и медленно раздела мальчика, который следил за происходящим с вытаращенными от ужаса и возбуждения глазами. «Она принялась меня мыть, – вспоминал Рэй, – и этим, конечно, все едва не погубила. Когда в таком возрасте тебя моет женщина, все может закончиться очень быстро, если не сдерживаться». Потом Рэй и его спутница перешли в спальню, и всего три минуты спустя всплеск бурных подростковых фантазий закончился.

Распрощавшись с дарительницами наслаждения, мальчики, в ступоре после соития, добрели до ближайшей аптеки, чтобы купить какое-нибудь профилактическое средство. Им было всего шестнадцать, они не понимали, что творят, и боялись подхватить какую-нибудь заразу, передающуюся половым путем. «В следующие несколько месяцев я то и дело проверял, все ли у меня там на месте!» – вспоминал Рэй.

Событие запомнилось надолго. Но, хоть Рэй и распрощался с детством, он оставался все тем же мечтательным и впечатлительным прыщавым мальчишкой, который обожал игрушки, гонялся на роликах за знаменитостями, был полон невинной наивности и детской способности удивляться. Таким он остался на всю жизнь – наполовину мужчиной, наполовину ребенком.

Осенью 1936 года Рэй и Эдди поступили в одиннадцатый класс средней школы Лос-Анджелеса. Другой хороший друг Рэя, Дональд Харкинс, жил в центре и учился в средней школе Metropolitan, однако ребята все равно каждую неделю встречались около киностудий, чтобы преследовать знаменитостей. После множества открыток с мольбами переехать Нева наконец присоединилась к семейству Брэдбери в Лос-Анджелесе и сняла квартиру на улице Сент-Эндрюс прямо над ними. Рэй был счастлив, что обожаемая тетя – его первая и главная муза, – наконец снова рядом.

В одиннадцатом классе Рэй продолжал любить комиксы и бульварные журналы, однако начал читать и более серьезные книги. Он брал в библиотеке сборники «Лучшие американские рассказы года», внимательно изучал их и клялся себе, что однажды его собственные сочинения окажутся на страницах этих уважаемых антологий. Кроме того, он дал себе обещание публиковаться в журнале The Saturday Evening Post, который очень любил отец. Талант, увы, не соответствовал решимости: по собственному признанию, в старших классах Рэй писал посредственно и слишком много подражал другим авторам. Вместо того чтобы искать и развивать собственный голос, он копировал «Шерлока Холмса» Конана Дойла, «Дживса» П. Дж. Вудхауса и рассказы Эдгара Аллана По. «Поначалу подражание нормально, однако затем нужно двигаться дальше и пробовать что-то свое», – замечал Рэй. Научиться писать, опираясь на свой жизненный опыт, ему предстояло намного позже, а пока он был неофитом и не замечал собственного потенциала. Как-то раз Рэй написал историю о пугающих зарослях в темном и зловещем уокиганском овраге, но постеснялся публиковать. (Разумеется, намного позже овраг стал важным элементом в романах «Вино из одуванчиков» и «Канун Дня Всех Святых» (The Halloween Tree), а также в неопубликованной повести «Лето, прощай» – продолжении «Вина из одуванчиков»). Забраковав текст об овраге, Рэй продолжил подражать своим литературным героям. Лишь шесть лет спустя он обнаружит, что собственный жизненный опыт – богатый материал для творчества. А пока собственная писательская неумелость вызывала у Рэя досаду.

«В средней школе Рэй был мятущейся душой, – вспоминала Бонни Вулф, которая училась на класс младше и тоже пробовала свои силы в писательстве. – Грандиозные устремления, ничем на тот момент не подкрепленные, приводили его в большое отчаяние. В таком возрасте ни у кого нет материала».

В старших классах мучительная стеснительность в общении с девочками и отчаянное желание стать великим успешным писателем делали Рэя несчастным. При этом он хорошо учился, хотя по математике едва вытягивал на удовлетворительную оценку, а проекты для уроков труда делал на несколько недель дольше, чем одноклассники. В отличие от популярных ребят, которые водили машину, занимались спортом и ходили на свидания, Рэй катался на роликах, писал рассказы и лишился девственности за деньги.

Все усложнялось тем, что Рэй сочинял в основном научную фантастику, а этот жанр, как ему пришлось вскоре обнаружить, ценился невысоко. В школе он тщетно стремился завоевать признание одноклассников, а годы спустя ему придется так же сражаться за признание коллег по ремеслу. Но, несмотря на все трудности, решимость Рэя не ослабевала, и он писал каждый день.

В школе он посещал класс стихосложения и поэтический клуб, которые вела одна из его любимых учителей – Сноу Лонгли Хуш, добрая пожилая дама в очках и с коротко стриженными волнистыми волосами. Кроме того, Рэй ходил на уроки другой своей любимой преподавательницы, Дженет Джонсон, которая учила писать рассказы. Эти наставницы настолько изменили мир Рэя Брэдбери, что в 1962 году он посвятил им свой роман «Надвигается беда». Учительницы поощряли юного необузданного сочинителя. Хуш говорила Рэю, что он поэт (хотя его стихи, по собственным словам, тогда никуда не годились), а Джонсон на одном из его ранних научно-фантастических текстов написала: «Уж не знаю, что ты такое творишь, только не останавливайся». Эти простые слова поддержки вдохновили Рэя продолжать. Позднее он не раз говорил, что главная обязанность хорошего учителя – вдохновлять учеников.

Пишущей машинки у Рэя не имелось, поэтому вместо обеда он каждый день ходил в машинописный кабинет, чтобы набирать рассказы. Там, один, в окружении сорока пишущих машинок, он яростно стучал по клавишам почти до конца большой перемены, а потом бежал в столовую. Решимость шестнадцатилетнего мальчика граничила с фанатизмом – он сочинял в среднем по одному рассказу в неделю. На уроках писательского мастерства Рэй порой оттирал своих одноклассников и не стеснялся занять все отведенное время обсуждением очередного своего сочинения. Он был убежден, что однажды станет великим американским писателем.

Твердо уверенный в своей судьбе, он рассылал тексты в лучшие журналы Нью-Йорка и везде получал отказы. Редактор Esquire Арнольд Джингрич в написанном от руки ответном письме охарактеризовал писательские опыты Рэя так: «Хотя работа проделана достойная, в основе – широко растиражированная идея». Несмотря на отказы, Рэй продолжал писать. «Я решил, что редакторы просто ничего не смыслят», – вспоминал он. Мальчик упорствовал, и в марте 1937 года Сноу Лонгли Хуш выбрала его стихотворение «Голос смерти» (Death’s Voice) для школьной антологии студенческой поэзии.

Хотя Рэй всем сердцем стремился стать писателем, из-за своей страсти к кино он в глубине души мечтал и о карьере актера. Поучаствовав в рождественской постановке в Тусоне, Рэй почувствовал вкус к выступлениям перед публикой. Поэтому наряду с писательскими классами и клубом он вступил в школьный драмкружок L. A. Players. Только эти дополнительные занятия делали учебу в школе выносимой.

Весной 1937 года был объявлен набор актеров, писателей и музыкантов на ежегодный конкурс самодеятельности Roman Revue. Имея в резюме работу на аризонском радио, авторство одной из шуток в шоу Б¸рнса и Аллен, стихотворение, опубликованное в Waukegan News-Sun, и большое самомнение (ни на чем, по его собственным словам, не основанное), Рэй не сомневался в успехе. На прослушивание для Roman Revue он подал заявку как диктор, режиссер, звуковик и сценарист, более того – написал целый сценарий и вручил куратору, ответственному за школьный конкурс.

«Тогда я обожал радиопередачи и регулярно ходил на трансляции, – вспоминал Рэй. – А тут пошел на прослушивание для школьного конкурса самодеятельности, у которого не было ни формы, ни плана, и решил: какого черта? Напишу сценарий радиопередачи – целиком, со всеми подробностями, вплоть до вступления!» Куратора – руководительницу юношеского хора – сценарий впечатлил. «Она подошла и заявила: «Боже! Ты принят!» Так Рэй получил должность сценариста и продюсера, а в день представления даже присутствовал на сцене с табличкой «Аплодисменты». Конкурс Roman Revue имел огромный успех – настолько, что впервые в истории средней школы Лос-Анджелеса номера показали повторно. К Рэю пришел успех – неожиданно сверстники оценили его талант и приняли в свой круг.

Тогда же Рэй начал писать для школьной газеты The Blue and White Daily обзоры фильмов и короткие статьи, одна из которых была посвящена популярной радиопередаче Джека Бенни[13]13
   Комедийная радиопередача Джека Бенни выходила на NBC и CBS с 1932 по 1955 год, пользовалась большим успехом и считалась стандартом американской комедии.


[Закрыть]. В этом тексте Рэй рассуждал не только об одном из своих увлечений – радио, – но и о земляке: Бенни тоже был родом из Уокигана.

В тот год в Лос-Анджелесе выступал Блэкстоун, и Рэй, разумеется, посетил представление. Когда иллюзионист попросил кого-нибудь из зрителей помочь с фокусом, семнадцатилетний мальчишка ринулся на сцену, даже не подняв руки. Блэкстоун и не догадывался, что несколько лет назад этот активный зритель уже помогал ему на сцене в Уокигане.

От фокусника исходил тяжелый аромат виски, и Рэя охватило холодное разочарование, смешанное с жалостью. Когда-то именно из-за Блэкстоуна он решил стать величайшим иллюзионистом на земле, а теперь осознал, что его мечты простираются намного дальше шелковых шарфов и ловких фокусов. «Я понял, что Блэкстоуну скучно: изо дня в день, представление за представлением одно и то же. Ему надоело, – объяснял Рэй. – В тот миг я пообещал себе, что никогда не буду заниматься одним и тем же. Я не хотел скучать».

Все больше Рэй убеждался в том, что его стремлениям отвечает писательство. Он понимал, что вниманием аудитории могут завладеть не только иллюзии, но и слова. Вместо сценических приспособлений с тем же успехом можно использовать язык и метафоры. Рассказывая истории, можно зачаровать слушателей, околдовать и в конечном счете развлечь.

Осенью Рэй заметил в букинистическом магазине на углу Вестерн-авеню и бульвара Голливуд листовку, рекламирующую местное Общество научной фантастики. Это было региональное отделение национального клуба, основанного Хьюго Гернсбеком, редактором журнала Wonder Stories. Заседания проходили вечером по четвергам в центре Лос-Анджелеса, в Коричневом зале кафетерия Clifton’s. Заинтересовавшись, Рэй взял листовку и записался у владельца магазина. Несколько дней спустя ему пришло по почте приглашение от Т. Брюса Йерка, секретаря Общества. В следующий четверг Рэй на такси добрался до кафетерия Clifton’s. «Я взял стакан солодового молока за десять центов, поднялся наверх и заглянул в комнату, полную чудаков», – вспоминал он.

Особенно бросался в глаза худой энергичный молодой человек по имени Форрест Дж. Экерман. Годом ранее Экерман, которому тогда было двадцать, вместе с еще несколькими любителями основал местный клуб, и к октябрю 1937 года заседания в обшитом деревом зале на третьем этаже Clifton’s сделались традицией.

В будущем Экерману (он же Форри, 4E или 4SJ) предстояло изобрести термин «сай-фай» и стать легендой среди авторов и коллекционеров. Он снялся в ста шести фильмах (в основном в ужастиках класса B, где играл роли второго плана) и был литературным агентом величайших фантастов – Айзека Азимова и Л. Рона Хаббарда среди прочих. Кроме того, Экерман стал основателем и редактором журнала Famous Monsters of Filmland. Некоторые из ранних рассказов Брэдбери для бульварных журналов тоже прошли через его руки – Экерман продавал международные права на их публикацию. Свои первые впечатления от встречи с семнадцатилетним Рэем он описывал так: «Рэй был довольно шумным парнишкой. Любил изображать Гитлера и У. К. Филдса. Удивительно, как мы его не придушили!»

Среди других участников Общества научной фантастики, встреченных Рэем в тот первый день, были писатели Рой Свайрз, Артур К. Барнс и Генри Каттнер. Несмотря на порой раздражающее чувство юмора Рэя, члены Общества сразу приняли юношу в свою компанию. Его энергия заражала. По словам Экермана, Рэй «с огромным энтузиазмом относился к своей работе».

Заседания Общества обычно длились около часа. Экерман, состоявший в переписке с фантастами по всей стране, докладывал о последних новостях. Члены Общества серьезно относились к будущему и приглашали докладчиков, которые рассматривали в своих лекциях проблемы и технологии будущего, по образцу статей в журнале Popular Science. Как вспоминал Рэй, доклады охватывали широкий круг тем, от безболезненных родов до гидропоники. Ученый Джек Парсонс (впоследствии ставший одним из основателей Лаборатории реактивного движения НАСА) выступил с лекцией о космических путешествиях задолго до того, как появились соответствующие технологии.

Рэй сразу же стал активным членом Общества. В ноябре он написал своему давнему кумиру Эдгару Райсу Берроузу с предложением выступить на заседании Общества. Берроуз, один из создателей Тарзана, тоже жил в Калифорнии, в районе с говорящим названием «Тарзана». К удивлению Рэя, Берроуз ответил, однако, увы, отклонил приглашение, поскольку по четвергам был занят. Рэй написал ему еще раз с предложением подстроить дату заседания под напряженный график писателя. 22 ноября Берроуз вновь ответил:

«Мой дорогой мистер Брэдбери!

Вы загнали меня в угол: вынужден объяснить, что я никогда не выступаю на публике, если есть хоть малейшая возможность этого избежать.

Надеюсь, вы поймете, что это отнюдь не свидетельствует о нежелании иметь с вами дело. Я очень благодарен, что вы оказали мне честь своим приглашением.

С наилучшими пожеланиями, искренне ваш

Эдгар Райс Берроуз»

Рэй, хотя и был разочарован отказом Берроуза, ликовал: кумир дважды написал ему своей рукой!

Вскоре после этого Рэй обзавелся своей первой настоящей пишущей машинкой. Ее продавал один из членов клуба, и поскольку денег у Рэя не водилось, они договорились о рассрочке – по доллару в неделю. Чтобы расплатиться с долгом, Рэй решил отказаться от школьных завтраков и экономить таким образом двадцать пять центов в день.

В старших классах жизнь для Рэя стала приятнее, главным образом благодаря тому, что он нашел себе товарищей в Обществе научной фантастики. Его друзьями стали такие же чудаки и фантазеры, как он сам. «Клуб изменил мою жизнь. Они приняли меня как своего. Я был нигде, мне некуда было идти, а они дали мне цель», – объяснял Рэй.

Экерман обратил внимание на энергичного парнишку и предложил ему участвовать в издании любительского журнала Общества под названием Imagination!, в котором сам был редактором. Рэй с готовностью принял предложение, и Экерман поручил ему гектографирование – желатиновую печать тиража[14]14
   Гектографирование – способ дешевой печати, при котором оригинал текста, написанный анилиновыми чернилами, плотно прикладывают к массе, состоящей из желатина, глицерина и воды, а затем используют полученный на ней чернильный отпечаток для создания копий.


[Закрыть]. К ноябрю 1937 года Рэй также написал для журнала юмористическое эссе «Глупософия и наукообразие» (Foolosofy amp; Scientificrax) и нарисовал одну из иллюстраций. В январе 1938 года в Imagination! появился его первый рассказ «Дилемма Холлербохена» (Hollerbochen’s Dilemma). Гонорара не полагалось, и все же Рэй ликовал: впервые его произведение напечатали! Шестьдесят лет спустя Экерман признался, что счел текст слабым, однако для журнала требовались материалы. «[Рассказ] был ужасен», – подтверждал Рэй. И все же впервые отчаявшийся писатель почувствовал, что его работа имеет смысл, и за это следовало благодарить лос-анджелесское Общество научной фантастики и Форреста Дж. Экермана лично.

Тем не менее путь Рэя был тернист. За два года занятий на курсе по сочинению рассказов его истории о технике и технологиях ни разу не взяли в школьную антологию. Он оказался одним из немногих учеников, чьи тексты не попали в журнал художественной прозы средней школы Лос-Анджелеса. Какая ирония, учитывая, чего Рэю предстояло добиться в будущем!.. Впрочем, со стихами повезло больше: в мае 1938 года, незадолго до выпуска, стихотворение Рэя «Водитель грузовика за полночь» (A Truck Driver After Midnight) попало в школьную антологию поэзии. Стихотворение повествовало об одинокой жизни водителя грузовика, и, хотя позже Рэй называл его незрелым и тяжеловесным, в нем уже появились первые признаки образного языка Брэдбери.

Приближался выпускной, и Рэй с удивлением обнаружил, что ему жаль прощаться со школой. Хотя учеба была лишь досадной помехой, в последние два года он получал в школе удовольствие, а в последнем семестре даже умудрился заработать отличные оценки по всем предметам.

Рэй окончил среднюю школу Лос-Анджелеса в июне 1938 года. На церемонию вручения дипломов он явился в своем единственном костюме – том самом, в котором застрелили дядю Лестера. Сине-белая мантия выпускника скрывала дырку от пули, но Рэй, отличный рассказчик, не преминул поставить всех в известность.

ПРИМЕЧАНИЯ

«В старшей школе Рэй был мятущейся душой…»: интервью автора с Бонни Вулф.

«Мальчик упорствовал…»: Брэдбери, «Голос смерти», Антология школьной поэзии за 1937 год.

«Он снялся в ста шести фильмах…»: интервью автора с Форрестом Дж. Экерманом.

«Рэй был довольно шумным парнишкой…»: там же.

«22 ноября Берроуз вновь ответил…»: письмо Берроуза Рэю Брэдбери, из личного архива Рэя Брэдбери.

«Водитель грузовика за полночь»: Брэдбери, Антология школьной поэзии за 1937 год.