Текст книги "Скальпель доктора Менгеле"

11

Лязгнула металлическая дверь. Агранов вошел в камеру изолятора временного содержания и смерил ее постояльцев критическим вглядом.

– Ну, братцы-кролики, очухались?

– Твоими молитвами, майор, – ответил Семенцов. – Что дальше?

– Не знаю, – пожал плечами Агранов.– Что прикажете мне с вами делать? Микошин – мужик серьезный и способен наказать наглецов, вторгающихся в его владения. Он проследит за тем, чтобы вы получили по заслугам.

– Вторгающихся? – улыбнулся Виталий. – Ты бы еще сказал нарушающих суверенитет! Отпустил бы нас, Дима…

– Мы больше так не будем, – с плаксивыми нотками в голосе поддержал друга Семенцов.

– Зачем все-таки поперли на рожон? – спросил майор. – Не верю, что только по пьяной лавочке.

– И правильно делаешь, что не веришь, – Семенцов подошел к решетке и сдавил ее прутья ладонями. – Дима, там на самом деле творится что-то неладное. Разве я похож на труса?

– Ты-то? – усмехнулся Агранов. – Пожалуй, нет. Скорее на дурака.

– Пусть! Согласен выслушать сколько угодно оскорблений. Взамен прошу только одного: поверь, что Микошин скрывает какую-то жуткую тайну. Его надо остановить!

– Опять – двадцать пять! – вздохнул Агранов. Он достал из нагрудного кармана кителя неизменную коробочку с витаминами, вытряхнул несколько таблеток на ладонь и отправил в рот. – Алый Автобус… Жуткие тайны… Завтра ты заявишь, что Микошин – вовсе не Микошин, а реинкарнация Джейсона Вурхиса из «Пятницы 13-го»!

Рассуждения майора были прерваны писком сотового телефона. Агранов поднес трубку к уху.

– Иван Корнеевич? Мое почтение. Кто ждет? Все? – лицо Агранова вытянулось. Кивая головой, он выслушал собеседника и встал. – Значит так, дружки-товарищи. Придется вам меня здесь подождать. Продолжим наш разговор после и, возможно вам удастся убедить меня в том, что вы не представляется угрозы для общества. Не теряйте времени даром. Размышляйте. Ищите доводы в свою пользу.

– Милицейские будни? – с деланным участием поинтересовался Семенцов. – Ограбление века? Неуловимый преступник стырил у бабки Марьи двух куриц-несушек? Ай-я-яй! Нам, Виталя, придется сидеть здесь пока наш общий друг, продолжатель славных традиций Мегрэ, Холмса и Пуаро займется расследованием.

– Не иронизируй, – Агранов строго посмотрел на Игоря. – В городе творится черт знает что! За последние дни…

– А мы-то здесь при чем?! – не выдержал Светлов. – Паримся в этой кутузке из-за банального хулиганства. Опомнись Дима, мы же взрослые люди!

– Скажу только одно, – майор сунул телефон в карман и направился к выходу. – Мне бы ваши проблемы!

Агранов ушел, а Игорь мерил камеру шагами, как загнанный в клетку тигр. Его кипучей натуре претило бездействие.

12

Старик с орлиным взором поблекших глаз, благородными сединами и двумя рядами орденских планок на застиранном пиджаке смело выступил из толпы и подошел к Агранову.

– Вы, майор здесь старший?

– Получается, что так. Хотите что-то сообщить?

– Так точно! Я этого субъекта, – дед указал на покрывало, под которым угадывались очертания человеческого тела. – Вчера в двадцать два пятнадцать видел. Он навстречу мне по лестнице поднимался.

– Откуда такая точность? – Агранов удивленно вскинул брови.

– Всегда в это время мусор выношу.

– Вечером. А как же приметы?

– Я в приметы не верю, – отрезал ветеран. – Так вот он шатался, как пьяный, но спиртным от него не пахло. Точно.

– А вы дедушка, разве нюхали? – с невеселой улыбкой поинтересовался доктор Лихонин, который никак не решался откинуть покрывало.

– Какой я тебе дедушка? – обиделся старик. – Из ума, прости Господи, еще не выжил. Не пью, потому как язва. Вот и чую запах за десять метров. Понятно?

– Простите его, – вступился за доктора майор. – Мы здесь все на нервах. Вас как по имени-отчеству?

– Фрол Лукич Мальцев, – ветеран вытянулся в струнку. – Капитан в отставке. Под Кенисбергом разведротой командовал.

– Вот и отлично, Фрол Лукич! Ваш фронтовой опыт нам очень пригодится. Значит в двадцать два пятнадцать?

– Точно, – старик вытянул руку, демонстрируя часы в потертом корпусе. – Сколько лет прошло, а идут – секунда в секунду.

– Рад за вас. А еще что необычного заметили? – прервал Фрола Лукича Агранов, который резонно опасался того, что ветеран может погрузиться в бездонную пучину своих воспоминаний. – Дело, как вы понимаете, серьезное. Самоубийство. Важна каждая мелочь.

– Мелочь, – Мальцев наморщил лоб. – Мелочь. Ну, в старом пальто он был. Воротник поднял так, словно боялся, что его узнают. Кепка, потрепанная на голове. Ботинки без шнурков.

– Спасибо, – майор пожал отставному капитану руку. – Вы нам очень помогли.

– Так мы это… Всегда!.

– Ох, нехорошее у меня предчувствие. – Лихонин поставил саквояж на землю, присел на корточки, поднял и тут же опустил покрывало. – Черт, опять!

– Пластырь на виске?

– Именно. Я уже осматривал раны у других трупов. При таком глубоком зондировании мозга этот пластырь, простите, как мертвому припарка.

– Догадываюсь, – кивнул Агранов. – Вы были правы. Тот, кто за всем этим стоит, играет с нами. Подчеркивает, сволочь: это, ребята, моих рук дело. Маньяк?

Лихонин взглянул вверх.

– Надо бы крышу хорошенько осмотреть. Поднялся он туда не позже половины десятого вечера, а спрыгнул примерно в семь утра. Чем занимался самоубийца все это время?

– Вы Иван Корнеич, как я вижу, становитесь полноценным опером. – усмехнулся майор. – Обязательно осмотрим, хотя я и не слишком надеюсь, что самоубийца оставил предсмертную записку.

– Самоубийца, – задумчиво пробормотал Лихонин. – Сейчас, поглядим, какой ты самоубийца.

Подъехавшая неотложка отгородила возившегося с трупом доктора от Агранова и изрядно поредевшей толпы зевак.

Майор отправил подчиненных на крышу, а сам решил присоединиться к доктору. Когда он обошел вокруг машины, то увидел, что Лихонин ведет себя очень странно. Обычно степенный и рассудительный, доктор находился в стадии крайнего волнения. Не боясь испачкать брюки, он опустился на колени и лихорадочно ощупывал труп, словно искал у него в карманах ответ на все вопросы.

– На этот раз что-то особенное? – поинтересовался Агранов, заметив, что на бледном лице Лихонина выступили капли пота.

– Такого я еще не видел! – Лихонин отбросил покрывало. – Посмотрите на его шею.

Майор наклонился и увидел знакомые, сделанные грубой черной ниткой стежки. На этот раз они шли по окружности в том месте, где шея соприкасалась с торсом. Агранов перевел взгляд на застывшее лицо. Не старый еще мужчина, коротко стриженый мужчина выглядел умиротворенно. Так, будто спал в своей постели, а не лежал на тротуаре у пятиэтажного дома, с крыши которого спрыгнул час назад. Больше чем швы Агранова заинтересовала только стрижка. Он был профессионалом и прекрасно знал, что ни в одной парикмахерской так не стригут.

– Наш клиент. Из колонии самое большое как месяц вышел. Наверное, и татуировочки имеются. По отпечаткам пальцев…

– Не спешите с отпечатками, Дмитрий Федорович, – глухо проронил Лихонин. – Думаю, они не будут иметь ничего общего с… головой.

– Как?! – майор смотрел на доктора, как на сумасшедшего. – Что значит, отпечатки не будут иметь ничего общего, тьфу, с головой? Уж не хотите ли сказать…

– Хочу, Дима. Посмотри внимательнее. Сравни кожу на шее, и, скажем предплечьях. Ну, как?

– На лице бледная. Почти белая. Внизу – загорелая. Чем вы это объясните?

– Только тем, о чем думаете и вы. Голова принадлежит другому человеку и была пришита к туловищу. Уверен, что вскрытие покажет: оба реципиента или, проще говоря, донора к моменту операции были мертвы. Вы заметили, что от удара о бордюр треснул череп? Да-да. Именно в том месте. Рана внушительная и при этом – не капли крови.

– Может, его убили на крыше, а уж потом сбросили?

– Разрешите доложить!

Вернувшийся с осмотра крыши старлей не оставил от гипотезы майора камне на камне.

– Обычная крыша. Есть окурки, пустые пластмассовые бутылки из-под пива. Наш самоубийца не оставил после себя следов.

Майор устроился на бордюре рядом с Лихониным.

– Итак, получается, что вчера по лестнице на крышу поднялся мертвец, одолживший голову у другого покойника?

– Получается…

– Звучит не слишком научно, а доктор?

– Наука, друг мой – дама. Один обращается с ней как галантный кавалер. Целует ручку, говорит комплименты, пытаясь добиться взаимности. Второй идет напролом и, как правило, достигает больших успехов. Он обращается с наукой, как с проституткой самого низкого пошиба. Насилует ее и силой вырывает тайны, которые человечество еще не готово узнать.

– Философия! – позабыв о приличиях, майор сплюнул на тротуар. – Мы имеет дело с преступником. Наглым подонком, устраивающим концерт, единственная цель которого запутать нас и внушить то, о чем вы сейчас говорили. Мертвецы, милый доктор не лазают по крышам, а поменять голову, как какую-то кепку невозможно.

– Что ж, дорогой мой прагматик, в таком случает готов выслушать вашу, более реалистичную версию.

Агранов встал и отряхнул брюки.

– Вчера по лестнице поднимался совсем другой человек. Он намеренно прикрыл лицо воротником. Позже, когда все, включая нашего дорого разведчика, спали, кто-то втащил на крышу того, кого сейчас повезут в морг. На мертвеца напялили пальто и ботинки без шнурков. Это, заметьте единственное, что запомнил Мальцев. Что может быть логичнее и рациональнее? Аналогичная ситуация и с другими трупами. Дырка в голове еще не означает того, что была проведена операция на мозге. Вы же умный человек, Иван Корнеевич!

– Был еще один. Тоже умный и очень талантливый, – тихо произнес Лихонин. – Десять лет назад он работал патологоанатомом в городском морге. Нет, не может быть…

– Чего не может быть?

– Видите ли, Дмитрий, эти швы напомнили мне милые шутки доктора Чадова, моего предшественника. Работая в морге, этот человек занимался весьма странными экспериментами. Манипулировал частями разных трупов. Ампутировал, скажем, ноги одного мертвеца, а затем пришивал их другому. Вообразите себе картинку: к телу молодой женщины, умершей в автомобильной катастрофе пришпандоривались ноги старика. Худые, с вздувшимися венами. Чадова не смущал пол.

– Он что был сумасшедший? Разве никто ничего не заметил?

– Почему же? Заметили. Разразился скандал. Правда, только в узких кругах медиков. После гибели Чадова дело постарались замять. То, как долго занимался этот некромант своими ужасающими опытами, осталось неизвестным. Могу предположить, что на местном кладбище есть не меньше десятка сборных покойников.

– А родственники? Неужели они не замечали…

– Кто станет присматриваться к мертвецу? У родственников – совсем другие проблемы. Они целовали усопших в лоб, не интересуясь тем, что находится ниже. К тому же Чадов подрабатывал, обмывая и обряжая трупы. Как правило, за этой процедурой близкие покойного не наблюдают.

– Вы сказали Чадов погиб?

– Да. Десять лет назад сгорел вместе со старым зданием морга. Сразу после того, как его проделки получили огласку. Труп опознали, несмотря на то, что от него мало что осталось. У Чадова были наградные часы, которыми он очень дорожил.

– Предположим, он инсценировал собственную смерть. Сколько лет Чадову было бы сейчас?

– Примерно восемьдесят семь – восемьдесят девять.

– Старик, – покачал головой Агранов. – Нет. Не подходит.

– Тогда вам может быть подойдет тот, кто работал у Чадова санитаром? Он жив и очень неплохо себя чувствует.

– И вы до сих пор об этом молчали?! – ноздри Агранова раздувались, как у гончей, почуявшей, что добыча совсем близко. – Даете, Иван Корнеевич! Это же главный подозреваемый? Кто он?

– Сергей Михайлович Микошин…

– Микошин?!

– Вы не ослышались. Владелец престижной клиники пластической хирургии начинал с того, что мыл пол в городском морге и таскал туда ведра с хлоркой. Впрочем, к пластической хирургии Сергей Михайлович имеет такое же отношение, как я – к космонавтике. Насколько мне известно, он всего лишь хозяин. Рантье, живущий на дивиденды. Однако поинтересоваться Микошиным все же стоит. Вы собираетесь это сделать?

Агранов расстегнул верхнюю пуговицу сорочки, глотая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

– Нет!

– Это еще почему?

– Сейчас объясню.

Лихонин с удивлением следил за майором, который полировал лысину платком. Он делал это с таким рвением, словно собирался протереть в ней дыры.

– Чушь! Тысячу раз – чушь. Сергей Михайлович – очень уважаемый человек. Он не имеет к трупам никакого отношения. Микошин создает Франкенштейнов! Ерунда! Если я скажу об этом начальству, то с должностью зама придется расстаться.

– Вы ведь сами, всего несколько минут назад призывали меня мыслить рационально. А когда я подтолкнул вас к разгадке, начинаете болтать об уважаемых людях. Кстати, Франкенштейн в романе Мэри Шелли – не имя чудовища, а фамилия доктора. Распространенное заблуждение.

– Речь не о романах, а о жизни. Нашей с вами жизни, Иван Корнеевич, – по сосредоточенному лицу майора было видно, что он принял какое-то решение. – Если вы намерены копать под Микошина…

– Я? Под Микошина? Позвольте, это ведь ваша прерогатива!

– Ради Бога, не перебивайте меня, доктор! – попросил майор. – Я помогу вам. Негласно… За последние дни мне приходится слышать имя Микошина довольно часто. Не далее как вчера делал у нечто что-то вроде обыска. Ничего не нашел, а утром получил от начальства по шапке. За нарушение закона. Теперь понимаете, что будет, когда я…

– Понимаю, – Лихонин посмотрел по сторонам, убеждаясь в том, что разговора никто не слышит. – Что за негласная помощь?

– В городе есть люди, которые уверены в том, что Микошин занимается чем-то… предосудительным. Они пытались влезть в его дом и сейчас сидят за решеткой в подвале РОВД. Скажу больше: это – мои друзья детства. Не слишком законопослушные, однако, очень толковые ребята. Им довериться можно. Расскажете историю Чадова. Возможно, найдете общий язык и вместе убедитесь в том, что Микошин хоть и очень экстравагантный, но порядочный человек.

– Или наоборот…

– Тогда за дело возьмусь я, и поверьте, не дам никому спуску! Мне будет, что ответить на вопросы начальства. Если конечно вы предоставите факты.

– Почему не рассказать? – пожал плечами доктор. – Я не делаю из давней связи Чадова и Микошина тайны. Только не надейтесь, майор, что я стану выполнять вашу работу.

– Посвятив в детали Семенцова и Светлова, вам и не придется ничего делать. Договорились?

– Поедем знакомиться с вашими друзьями?

По дороге в РОВД доктор и майор не обмолвились ни словом. Оба чувствовали, что былого взаимопонимания не вернуть и старались избегать встреч взглядами.

Когда Агранов подошел к решетчатой двери камеры, друзья сидели на своих шконках с самым невинным видом.

Как ни старался Агранов оставаться серьезным, справиться с душившим его смехом он не смог и расхохотался так, что не сразу попал ключом в замочную скважину.

– Выходите, шутники.

– Вот это дело! – Семенцов обрадовано хлопнул Виталия по плечу. – Радуйся, освободили вчистую.

Светлов хотел бы радоваться, но наслаждаться моментом освобождения мешал пристальный взгляд полного человека в роговых очках.

Агранов заметил интерес Виталия и перестал смеяться.

– Знакомьтесь, мужики. Доктор Иван Корнеевич Лихонин.

– А зачем нам доктор? – спросил Семенцов. – Вообще-то мы здоровы. Пока, по крайней мере.

– Болтун! – развел руками Агранов. – Не обращайте внимания, доктор. Сейчас он перестанет дурачиться. Вам предстоит долгий разговор о Микошине и его друге, погибшем десять лет назад.

– Вы, действительно что-то знаете? – нахмурился Светлов, глядя на Лихонина.

– Думаю, да. Но не уверен в том, что мои сведения будут для вас ценными.

– А уж об этом позвольте судить нам! – Игорь тоже стал серьезным. – Где поговорим?

– В морге, друзья мои! Это самое спокойное место для задушевной беседы и философских размышлений.

Агранов следил за покидающей РОВД троицей из окна своего кабинета, поливая цветы на подоконнике.

Это помогало сосредоточиться. Рассовав бумаги по ящикам письменного стола, он положил перед собой чистый лист и нарисовал в нем кружок, Внутри разместил букву икс, обозначающую сбитого Светловым пешехода. Два других кружка были подписаны соответственно «Чуркин» и «Кароль». Третий, с игреком внутри обозначал утреннего самоубийцу. В последнем и самом большом круге майор написал «Микошин». Оставалось соединить кружки стрелками.

– Эти швы напомнили мне милые шутки доктора Чадова…

Произнеся сказанную Лихониным фразу вслух, майор нарисовал самый большой кружок. После того, как Чадов был соединен стрелкой с Микошиным, бесхозные трупы стали более-менее вписываться в логическую цепочку. Какими бы кривыми не были тропинки и дороги, все они, в конечном итоге вели в Рим, а точнее к Микошину.

13

Светлов, Семенцов и Лихонин прошли через двор районной больницы и оказались у одноэтажного здания с окнами до половины замазанными белой краской.

– Вот и мои хоромы, – Лихонин вытащил из кармана древнего вида двухлопастной ключ и отпер дверь. – Милости прошу, молодые люди.

Семенцов усмехнулся.

– Я, Иван Корнеевич, в некотором роде профессионал по замкам и ключам. Профессионал, Виталя, нечего фыркать! Так вот, судя по вашим запорам, техническая укрепленность морга не на высоте.

– А к какому лешему техническая укрепленность? – доктор провел гостей в небольшую комнату, распахнул шкаф, выставил на стол три чашки, электрический чайник и тарелку с печеньем. – Здесь только этот кабинет, холодильник и зал для вскрытий. Ничего ценного нет. Никто не станет зариться на трупы, а набор инструментов я ношу с собой, вот в этом саквояже.

– Насчет трупов, Иван Корнеевич, вы поспешили, – заметил Светлов. – Насколько мне известно в последнее время на них повышенный спрос.

– К моим это не относится! – Лихонин распахнул обитую толстым слоем теплоизоляции дверь в соседнее помещение, откуда сразу вырвались клубы морозного пара. – Извольте видеть: два гомосексуалиста с Баумана, тело зарезанного мужем любовника, жертва дорожно-транспортного происшествия, самоубийца, спрыгнувший с крыши и… бабуля. Последняя, правда не из общей компании. Умерла своей смерть, в окружении любящих внуков.

Светлов и Семенцов заглянули в холодильник. Тела лежали на металлических столах, полностью укрытые простынями с фиолетовыми больничными штампами и не подавали поводов для беспокойства.

Виталий вопросительно посмотрел на доктора.

– Итак, о трупах.

– Четыре из этих, на первый взгляд вполне мирных трупов, – Лихонин ткнул пальцем в дверь мертвецкой. – Имеют определенные отклонения от нормы. Следы хирургического вмешательства. Город у нас небольшой и похожие случая, если они имели место, просто так не забудутся. Тот, кто проделывал фокусы с пришиванием голов и сверлением черепов, несомненно имеет понятие о хирургии, как таковой. Однако операции сделаны с подчеркнутой небрежностью. Я бы даже сказал – с изощренным ехидством. Так, на моей памяти шутил только один человек – Георгий Давыдович Чадов.

– Хирург? – спросил Светлов.

– Очень талантливый хирург. Работал в засекреченной лаборатории. Там ставили эксперименты по созданию суперсолдат. По слухам, Чадову и его коллегам удалось кое-чего достичь в этой области, что впрочем неудивительно. В распоряжение группы избранных хирургов поступало новейшее оборудование, они не испытывали недостатка в человеческом материале для своих опытов. После победы Чадов получил уникальную возможность – свободный доступ к архивам аналогичных исследований нацистов. Об этом я узнал от одного из сотрудников лаборатории. В отличие от Чадова, он не выдержал того, что видел, ушел в отставку и больше никогда не прикасался к скальпелю.

– А у вашего Георгия Давыдовича нервишки оказались покрепче? – понимающе кивнул головой Семенцов.

– И тем удивительнее то, что он тоже не сделал блистательной карьеры. Приехал в наш затрапезный городишко и устроился простым патологоанатомом в морг. Те, кто работал с ним в то время, говорили, что Чадов одержим некой безумной идеей. Он жил там, где работал – спал рядом с мертвецами, при этом много читал и делал какие-то записи. Начал играть с трупами, как ребенок с куклами.

– Странно, – удивился Светлов. – Многие подозревали Чадова в одержимости безумными идеями, а он продолжал безнаказанно делать свои садистские опыты. А слухи?

– Слухи, разумеется просачивались, но на их основании обвинять человека, долгие годы верой и правдой служившего государству было бы верхом неблагодарности. Чадов сам приблизил развязку, вмешав в дело любовь.

– Сделался некрофилом? – съязвил Семенцов.

– Отнюдь. В него влюбилась обворожительная молодая женщина, медсестра. Говорят, дьявол обладает особой, темной привлекательностью. Наверное, такого рода талант имел и Георгий Давыдович. Иначе чем объяснить, что двадцатитрехлетняя студентка мединститута стала не только соратницей, но и любовницей старика? Для Чадова же роман стал началом конца. У влюбленных родился ребенок, над которым Чадов поставил какой-то изуверский опыт. Мать была в ужасе, хотела выдать любовника. В итоге безумец убил и ее.

В руки правосудия Чадов не попал: заживо сгорел в своем морге, за компанию с несколькими мертвецами.

– Раз уж вы так хорошо изучили биографию Чадова, – Семенцов заговорщицки подмигнул Лихонину. – То может и записи его отыскали?

– Вообще-то я был распределен сюда уже после того, как морг отстроили…

– Не интригуйте нас, Иван Корнеевич! По глазам вижу, что отыскали!

– И отыскал! От вас ничего не утаишь! – доктор наклонился и вытащил из-под стола завернутую в полиэтилен тонкую стопку бумаг, с черной бахромой гари по краям. – Нашел и где бы думали? В нашей больничной котельной! Тогдашний кочегар был запасливым мужичком. Он одним из первых побывал на пожарище, приволок оттуда целую гору макулатуры для растопки котлов. По большей части ерунда, но кое-что меня очень заинтересовало.

Семенцов развернул полиэтилен и вытащил потрепанную обложку книги.

– «Золотая Сфера Хора». Кто такой Хор?

– Древнеегипетский бог врачевания, – ответил Лихонин. – Это единственное, что мне удалось выяснить.

Виталий рассматривал лист бумаги с изображением лежащего на столе мертвеца и двоих людей в масках животных. Один из них придерживал голову усопшего, а второй заносил над ним замысловатой формы нож.

– Кто из них Хор? – спросил Игорь забирая рисунок. – Сдается мне этот, с волчьей мордой…

– Хора здесь нет, – уверенно сказал Светлов. – Судя по всему, мы видим погребальный обряд. На столе, возможно, фараон, а эти двое – жрецы, занимающиеся мумификацией.

– Раз уж ты такой умный, то может расскажешь и про этого красавца?

Игорь протянул Виталию тонкую брошюру.

– Так, – Светлов посмотрел на обложку с которой улыбался человек в форме офицера СС. – Издательство «Серп и Молот». Серия «Нацистские преступники». Библиографическая редкость. «Кровавый путь Йозефа Менгеле». Теперь я не сомневаюсь, в том, что книжица принадлежала Чадову. Это – его коллега из Освенцима. Где-то читал, что Менгеле сильно не любил евреев…

– Ваши знания о докторе Менгеле весьма поверхностны, Виталий, – сообщид Лихонин. – Начнем с того, что Освенцим – небольшой городок в Польше. Печально известный концлагерь именовался Аушвицем. Менгеле имел степень доктора философии за свою работу «Морфологическое исследование нижней челюсти в четырёх расовых группах». Суть этого трактата сводилось к тому, что челюсть или форма носа, могут быть использованы для того, чтобы определить кого-нибудь как еврея.

Совмещая изучение философии и занятия медициной, Менгеле решил, что люди, как и собаки, обладают родословной. Уже позднее он начал проводить эксперименты по выведению расы голубоглазых, светловолосых нордических великанов. В тридцать девятом вступил в СС, служил военным медиком дивизии «Викинг» во Франции, Польше и России. В сорок третьем лично Гиммлер назначил его главным доктором Аушвица.

Новый главврач находился в концлагере в привилегированной позиции – он был ранен на Восточном фронте, имел медали и Железный Крест за спасение двух танкистов из горящего танка.

Заслуженный фронтовик имел привычку одеваться в сшитую вручную одежду и носить хлопковые белые перчатки. По ним заключённые стали выделять его из бригады остальных докторов. На беду несчастных узников Аушвица Йозеф Менгеле был необычайно работоспособен, а круг его научных интересов чрезвычайно широк: повышение плодовитости арийских женщин, дешевые и эффективные методы ограничения рождаемости евреев, цыган и славян, воздействие холода на организм солдата, влияние большой высоты на работоспособность летчиков.

По приказу и при личном участии Менгеле в Аущвице кастрировали, замораживали и заталкивали в барокамеры тысячи заключенных.

Юношеское увлечение расовой теорией вылилось в изуверские опыты с цветом глаз. Доктору Менгеле зачем-то понадобилось на практике доказать, что карие глаза евреев ни при каких обстоятельствах не могут стать голубыми глазами арийца. Сотням евреев сделали инъекции голубого красителя – крайне болезненные и часто приводящие к слепоте. От рук чудовища в белом халате погибли около трех тысяч малолетних близнецов. Им переливали кровь и пересаживали органы друг от друга. Однажды Менгеле возглавлял операцию, во время которой были сшиты вместе два цыганёнка, чтобы создать сиамских близнецов. Вот кем был врач, получивший прозвище Ангел Смерти!

– Надеюсь этого бешеного пса повесили? – наконец выдавил Игорь.

– Нет. В сорок пятом Менгеле уничтожил все архивы и по паспорту на чужое имя, выданному, вообразите себе, Красным Крестом сбежал в Латинскую Америку. Он дожил до старости и утонул, купаясь в ласковых волнах теплого моря. Ходили слухи, что Менгеле утопили агенты «Моссада», но лично мне кажется, что все это – не больше, чем красивая легенда. Многим нацистским преступникам удалось избежать заслуженного возмездия.

– Теперь, я гораздо лучше представляю себе, кем мог быть Чадов, если он пошел по стопам Менгеле, – тихо сказал Светлов. – Коллеги…

– Ха! Он, видите ли, представляет! – воскликнул Игорь. – Виталий, разве ты еще не понял, к чему клонит доктор, рассказывая о Менгеле и наших опытах по созданию универсальных солдат? Наивный ты человек! Скажите, Иван Корнеевич, в Аушвице случайно не проводились опыты по сращиванию человеческой и собачьей плоти?

– Да. Я забыл это отметить, но откуда вы…

– А не работал ли Чадов вместе с Микошиным?

Светлов вскочил со стула.

– Точно! Игорь, ты тысячу раз прав! Чадов продолжил дело Менгеле, а Микошин решил перещеголять их обоих. Точка! Надо идти к Агранову! Пусть разбирается с этой бандой садистов…

– Молодые люди, не спешите – доктор встал у двери, как будто опасался, что Светлов и Семенцов убегут. – Я поделился всей информацией, а взамен не получил ничего. Мне кажется, что, по крайней мере один из вас столкнулся с чем-то чего нельзя объяснить с точки зрения здравого смысла. Может, все-таки расскажете, что произошло и почему именно вас Агранов выбрал для выслушивания моих догадок?

– Это так, Иван Корнеевич, – кивнул Игорь. – Кое-что я видел…

На протяжении рассказа Семенцова о его приключении двухлетней давности, доктор несколько раз ударял кулаком по столу, мотал головой так, что очки едва удерживались на носу и восклицал «Вот это да!».

После того, как Игорь замолчал, Лихонин задумчиво наморщил лоб.

– Сам лично с Микошиным не сталкивался, составил мнение о нем, доверившись наблюдениям других, и, по всей видимости, ошибся. Этот санитар казался ничтожеством…

– Что значит «по всей видимости»?!– изумился Семенцов. – Конечно, ошиблись! Микошин и есть паук, опутавший наш город нитями страха! Бог уготовил ему роль ничтожества, а дьявол возвеличил до уровня демона! Неужели и после всего, что я рассказал, вы еще в чем-то сомневаетесь?!

– Сомневаться – неотъемлемая часть моей профессии, – Лихонин сурово поджал губы. – Я должен лично во всем убедиться и только тогда соглашусь с вами.

– Так убеждайтесь! – вступил в полемику Светлов. – Если заявиться в особняк Микошина неожиданно, да еще с оравой милиционеров, крыть ему будет нечем!

– Есть менее радикальный способ.

– Это какой же?

– Я не Менгеле и даже не Чадов, – Лихонин поднял с пола свой саквояж. – Но в анатомии и физиологии тоже кое-что смыслю. В общем, ребятки, вскрытие покажет. И если все то, что мы предполагали, окажется правдой, то именно ваш покорный слуга, предоставит самые веские доказательства вины Микошина.

– Вы будете вскрывать трупы помеченные наклейками пластыря? – догадался Игорь. – А что тогда делать нам?

– Всего лишь потерпеть. Ничего не предпринимать, пока я не расхлебаю всю кашу, – доктор указал на телефон. – Запишите мой номер и позвоните часика, этак, через два. Думаю, к этому времени, я смогу дать свое заключение.

Оставшись один, Лихонин облачился в халат, повязал передник. Попытался даже насвистывать, стараясь оставаться обычным Лихониным, но заметил, что фальшивит.

Доктор решил зайти с другого конца и двигаться по логической цепочке начиная с последнего трупа. Что сказал о нем Агранов? Наш клиент. Татуировочки, наверняка, имеются. Почему эти слова так упорно вклинивается в ход мысли?

– Господи! Неужели?!

Догадка осенившая Лихонина была подобна вспышке молнии. Одну и ту же татуировку он видел дважды! Первый раз в доме Шакирова, а второй…

Доктор распахнул дверь мертвецкой, бросился к столу, на котором лежало тело мертвого преподавателя фитнеса и, сдернув простыню, впился взглядом в предплечье трупа. Татуировки не было, да и не могло быть, поскольку мертвый Серега сменил тело. Теперь ее носил прыгун с крыши! Чтобы окончательно убедиться в своем открытии Лихонин шагнул к столу самоубийцы. Рука, потянувшаяся к простыне замерла на полпути. Доктор не услышал, а ощутил движение за спиной и медленно повернулся. Серега уже не лежал, а сидел, болтая ногами, чтобы сбросить повисшую на них простыню. Справившись с ней, он поднял отливающие серебром глаза и, кокетливо прикоснувшись к пластырю на виске, подмигнул Лихонину.

– И-и-ищеш-ш-шь с-с-с-седьмое доказательство?

Доктор не мог ни сдвинуться с места, ни оторвать взгляда от раны на шее Сереги. Тот, кто заменил ему тело, позаботился и о прижизненной ране. Она тоже была заштопана. Кадавр спрыгнул со стола и, виляя бедрами, как стриптизерша у шеста пошел на Лихонина. Было заметно, что покрытая заиндевевшими волосками грудь слишком узка для чужой головы, а цвета кожи сильно отличаются. Доктор медленно, стараясь не наткнуться спиной на столы, пятился к двери. Мертвец тоже не спешил. Остановившись на середине комнаты он провел рукой по впалому животу.

– Мне х-х-холодно. Не согреться ли нам, а док? – рука опустилась ниже, сжала сморщившийся пенис и вздернула его вверх. – Это не мое, но для тебя, Корнеич, сгодится. Обними меня, милый! Давай сольемся в пароксизме страсти!