Текст книги "Долгая дорога домой"

Часть 2. Между адом и раем

Глава 1

В тихом переулке Екатеринбурга между двух центральных улиц недалеко от набережной спряталось небольшое кафе сербской кухни. «Сливовица» – гласила надпись на вывеске, и внутренний интерьер подтверждал это, впрочем, и персоналом кафе были сплошь сербы, за исключением управляющего, он был единственный русак во всей этой компании. Блюда подавались со славянским шиком и щедростью, некоторым посетителям порции хватало иной раз на троих. Цены тоже радовали посетителей своей умеренностью. В общем, как говорится: «соотношение цены и качества в одном флаконе, всё выпить не можешь, а оставлять жалко». Недолго наблюдая эту картину, когда люди всё съесть не могут, а оставлять жалко, потому что заплачено, руководство пошло на хитрость. Нет, оно не стало урезать порции, как это сделали бы прижимистые немцы или расчётливые американцы, прекрасно понимая, что портить имидж себе дороже. Оно просто стало предлагать взять с собой всё, что осталось на столе, предоставив одноразовые целлулоидные контейнеры. И народ, что называется, валом повалил в кафе. И хотя через год ажиотаж спал, но имидж остался. Мало того, появилась своя постоянная клиентура, а значит, появилась и стабильность. «Так выпьем, господа, за стабильность»! – ибо русские редко ходят в кафе просто поговорить. Чаще всё-таки сначала выпить-закусить, а вот уж после разговоры.

В тот день небо плакало, как плачут матери по погибшему сыну, раскаты грома, как всхлипы, разносились над городом с тихим треском и, словно поминальный салют, сверкали молнии.

В кафе было тихо и почти безлюдно. Время было такое, когда обед уже закончился, а ужин ещё не начался. Такие передышки для работников кафе выпадают лишь в будни, когда можно самим немного расслабиться и просто поесть.

Двое мужчин лет сорока пяти, один явно азиатской внешности, высокий и широкоплечий, а второй – славянин среднего роста, поджарый, словно гончая, вошли тихо и чинно, сняли плащи в гардеробе, огляделись и заняли дальний столик справа от входа. С одного места здесь хорошо просматривалась почти вся небольшая улица и часть набережной возле кафе, а с другого было весьма удобно наблюдать за входом в само кафе и большей частью полупустого зала.

Следившие за ними официанты, сморщив носы, переглянулись между собой, выжидая, кто из них возьмётся обслужить этих двоих. Никому не хотелось бегать из одного конца кафе в другой только потому, что этим двоим пришла нелепая мысль сесть именно туда. Наконец, старший из официантов, Марик, узнав в одном из посетителей постоянного клиента, сказал: «О`кей» и, взяв меню, отправился принимать заказ.

Павел Андреевич, не раскрывая поданной папки меню, стал диктовать.

– Значит так, один греческий, два грибных жюльена, четыре порции шашлыка свинина-баранина пополам, тарелку хлеба и обязательно три стопки.

– У нас со своим нельзя, – попытался было возразить официант.

– А мы с чужими не пьём, только со своими. Как быть?

Официант стоял молча, не зная, что на это ответить, понимая, что над ним стебаются, но не понимая, в чём.

– Ладно, неси уже, а то смотрю, у тебя файлы не сходятся, процессор завис. Да, и ещё. Я знаю, ты сейчас свои микробулочки притащишь вместо хлеба, так вот сегодня этот номер не прокатит. Берёшь тридцатку и бежишь в любой магазин, но чтобы чёрный хлеб был на столе. Ты меня понял?

Марик кивнул, не до конца понимая, почему именно сегодня нужно делать именно так, как говорят, но почувствовал, что именно сегодня лучше не спорить. Он отдал заказ на кухню, взял деньги из кассы и сам убежал в магазин, ничего не объясняя коллегам. Вернулся он минут через пятнадцать весь мокрый от дождя и пота. Быстро приведя себя в порядок, Марик сервировал дальний столик на троих.

– Он, что, идиот? – спросил азиат своего русского друга.

– Нет, просто он не знает, зачем мы сюда припёрлись, – ответил Павел Андреевич. – Нас будет двое, но я просил три рюмки, – обратился он к официанту.

Марик извинился и добавил лишнюю посуду. После того как он принёс салат, жюльен и хлеб, встав немного в стороне, он наблюдал такую картину. Азиат извлёк из-за пазухи бутылку водки, наполнил три рюмки. Русский накрыл среднюю рюмку куском чёрного хлеба, посыпав на него солью. Затем взяли каждый свою рюмку и молча, не чокаясь, залпом выпили.

– Хороший был мужик Бондаренко, только-только подполковника получил, и на тебе…

– И чего он туда полез?

– Не он полез, срочник44
  Срочник – рядовой солдат, проходящий срочную службу в армии.


[Закрыть] сунулся, вот Коля и прикрыл его собой.

– Получается, сам не научил, сам и ответил.

– Давай ещё по одной… Вечная память…

Початая бутылка водки встала посреди стола. Марик, прекрасно знавший управляющего, понял, что тот сейчас увидит бутылку в видеокамеру и полезет на рожон. Чтобы попытаться избежать конфликта, он поспешил к бару, объяснить управляющему, что не следует сегодня лезть со своими правилами к мужикам.

Он подошел вовремя. Управляющий как раз вылез из своего закутка и прямиком направился к Марику.

– Ты куда смотришь, не видишь, у них своя бутылка на столе?!

– У них тризна55
  Тризна – поминки по погибшим в бою товарищам.


[Закрыть], нехорошо мешать, неправильно, – с заметным сербским акцентом ответил Марик.

– Неправильно нарушать правила заведения… Ладно, я сам! – жёстко бросил управляющий и направился к дальнему столику.

– Дурак, – буркнул себе под нос официант. – Медведя в берлоге дразнить не так опасно, как русского во время тризны.

Дальше события развивались со скоростью летящего по рельсам железнодорожного экспресса. Никто не слышал, что сказал управляющий, подойдя к столику, и что ему ответили посетители. Но едва он протянул руку к стоящей на столе бутылке водки, как из-за стола вскочил азиат, с лёгкостью подняв свои сто с лишним килограммов веса, схватил управляющего за шиворот и поднял до уровня своего роста, а был он под два метра. Погрозил перед носом управляющего указательным пальцем левой руки, отнёс его на вытянутой руке к выходу и вышвырнул на улицу, как старую ненужную вещь. Потом спокойно закрыл дверь, так чтобы она не хлопнула, и вернулся обратно за столик. Марик в азарте потирал руки, наблюдая за происходящим. Минут через десять к кафе с воем и мигалками подъехал наряд ППС. Управляющий, уже успевший переодеться в чистый костюм (один у него всегда висел в кабинете про запас, на всякий случай, а они иногда случались), выскочил на улицу встречать прибывший наряд. Первыми в кафе влетели два сержанта, следом за ними вошёл старший лейтенант с управляющим. Последний указал офицеру на дальний столик справа от входа и поспешил укрыться за стойкой бара.

– Чё празднуем? – спросил один из сержантов, подойдя к указанному столику, поигрывая резиновой дубинкой, ударяя ей о свою свободную ладонь.

– Зубы спрячь, – не вставая с места, посоветовал ему Павел Андреевич, доставая удостоверение, но ещё не разворачивая его.

– Старший лейтенант Зырянов, – представился командир наряда. – Документы при себе имеются, господин гастарбайтер? – поинтересовался он, глядя в глаза азиату.

Азиат оглянулся по сторонам и, ухмыльнувшись, спросил:

– Где ты тут, лейтенант, гастарбайтера увидел?

– Старший лейтенант, – поправил его полицейский.

– Был, – жёстко продолжил азиат. – Но через полчаса можешь звёздочки лишиться за проявленное неуважение к старшему по званию, а если я хорошо давну, так и вовсе из органов вылетишь.

– Это за что? – удивился старлей.

– За экстремистские высказывания в публичном месте и проявленное неуважение к иной национальности гражданина Российский Федерации.

Джон медленно достал из внутреннего кармана пиджака свой паспорт и так же медленно положил его на край стола возле себя.

– Внимательно смотри сюда и слушай… Караваев Павел Андреевич, полковник спецназа ГРУ, – Караваев развернул своё удостоверение и сунул его полицейскому прямо под нос. – Этих двоих отправляй обратно в машину, бери стул и присаживайся рядом. Поговорим.

Цепким профессиональным взглядом старший лейтенант быстро оценил обстановку и невесело подумал: «Влип…»

– Свободны, – кинул он подчиненным, взял стул и подсел к столику.

Едва Джон поднял руку, как Марик тут же отозвался.

– Что-нибудь ещё?

– Рюмку и прибор полицейскому.

– Мужики, я ж при исполнении…

– А мы где?.. – отозвался Караваев.

– Понял.

– Давай, парень, за помин души Николая, павшего в бою… – сказал Джон, похлопав старлея по спине и убирая обратно свой паспорт.

– Когда? – спросил Зырянов, поднимая стопку.

– Вчера схоронили.

– А погиб?

– Во время ликвидации ячейки террористов, чтоб их земля на себе не держала…

– Подполковник Бондаренко?

– А ты откуда знаешь?

– Я со своими в оцеплении стоял… Вечная память – подполковнику. – Старлей выпил, немного закусил и, извиняясь, сказал: – Этому я скажу, чтобы не лез, но и вы уж, пожалуйста, без хулиганства. Мордой об сырой асфальт любому обидно, даже если он неправ.

– Ну, и ты, сынок, со словами аккуратней, перед тобой тоже не абы кто, а Герой России, – сказал Павел Андреевич, показывая рукой на Джона.

– Не шуми, Паша, ни к чему это… – заскромничал Джон.

Старший лейтенант поднялся, ещё раз извинился за причинённое неудобство и вышел.

– Ладно, ладно, проехали. Но как ни крути, Джон, а придётся тебе внедряться, иначе вербовщика мы не найдём.

– Уволен я вчистую, в сотый раз тебе повторяю, уволен. Никто даже разговаривать не будет.

– А вот это ты зря. У нас бывших не бывает, но это мы потом обсудим. Для меня сейчас важно твоё принципиальное согласие, всё остальное – дело техники.

– Я на контору никогда не работал…

– Как ни странно, я тоже.

– Не понял?

– Я с «красной гвоздикой»66
  Эмблема ГРУ – красная гвоздика.


[Закрыть] и в срочную, и после. Вот ведь какая незадача, ты младше меня года на три и давно уже пенсионер, службу забросил – отдыхаешь, а мне говорят, что мне пенсия в гробу назначена – там отдохну. Впрочем, я сам её боюсь, как чёрт ладана.

– Ну, кто на что учился… Ладно, пробуй, но учти: я тебя предупредил.

Мужчины крепко пожали друг другу руки. Джон встал и, оставив на столе тысячную бумажку, ушёл.

Павел Андреевич на это лишь молча покачал головой, прекрасно понимая, что друга ему не переделать.

– Можно убрать? – спросил Марик, подойдя к столику.

– Да, можно, но сначала сделай мне крепкий кофе с корицей.

Марик быстро собрал грязную посуду и ушёл выполнять заказ. Павел Андреевич достал трубку и неспешно набил её табаком. Из задумчивости его вывели длинные тонкие с идеальным маникюром женские пальцы, поставившие перед ним чашку кофе. Трубку он так и не раскурил, впрочем, он бы её в любом случае не закурил, так как бросил курить несколько лет назад, но вот привычка осталась. Запах хорошего табака помогал ему думать и находить порой нестандартные решения для выхода из разного рода бюрократических проволочек. Павел Андреевич перевёл взгляд с прекрасных рук на лицо и застыл в изумлении. Перед ним стояла Настя, девушка, которую пару лет назад он подобрал на дороге в метель и подвёз до города. Эта отважная особа собиралась тогда преодолеть восемьдесят километров пешком, наверное, поэтому он её и запомнил, а может быть, из-за того, что она была молода и красива. Сердце старого вояки дрогнуло. Тогда он просто сдул пробежавшую между ними искру. Почему? Ведь он, как и сейчас, был холост. Может быть, из-за разности в возрасте, сказалось внедрённое воспитанием социально-психологическое табу.

– Настя, ты тут работаешь?! Я никогда раньше не видел тебя здесь.

– Нет, я здесь не работаю, а не видели потому, что я в этом кафе впервые.

– Вот как…

– Да. Здравствуйте, Павел Андреевич.

– Здравствуй, здравствуй! Но что тогда всё это значит? – спросил он, показывая глазами на кофе.

– Я просто забрала у нёсшего его вам официанта. Не могла придумать лучшего предлога, чтобы подойти. Думала, не узнаете. Разрешите?

– Ах, да-да, конечно-конечно. Старый болван, давно надо было самому предложить присоединиться ко мне за столик. Что-нибудь заказать?

– Нет-нет, спасибо. А знаете, я вас искала.

– Искали?! Зачем? – ещё больше удивился Павел Андреевич.

– Помните нашу первую встречу? Так вот, после того нашего с вами разговора я довольно круто изменила свою жизнь. Самое поразительное, что вы во всём оказались правы, ну-у, или почти во всём. Я выгнала того лузера, но… нарвалась на подонка… От этого мне пришлось бежать самой, но он продолжает преследовать меня. Угрожает расправиться, если увидит с кем-то из мужчин.

– Значит, наша встреча чистая случайность.

– Не совсем. Я бы сказала, Божье провидение. Ведь я облазила все социальные сети и ничего о вас не нашла. Хорошо, отчим в милиции когда-то работал, только недавно на пенсию вышел, так что по старым связям пробили ваш авто, по нему вышли на адрес, по которому вы не проживаете. Да-да, я была у вас, и ваши соседи вас ни разу не видели. Почему вас нигде нет, ни в «Одноклассниках», ни «Живом Журнале»? Вообще нигде, вы словно человек-невидимка.

– Просто я не страдаю от какой-либо зависимости.

– А вот и неправда! Вы курите, а это зависимость, и ещё о-го-го какая.

– В таком случае я прямо сейчас при тебе отказываюсь от табака, – и Павел Андреевич демонстративно высыпал на блюдце содержимое трубки, что держал всё это время в левой руке.

– Ну, вы, блин, даёте! – восхитилась Настя. – Я и не думала, что вы столь радикально категоричны. Так вот, я пришла к выводу – вы, Караваев Павел Андреевич, – «человек-невидимка».

Настя продолжала говорить, говорить, а Павел Андреевич слушал её и думал, что если бы такая встреча произошла где-нибудь в другом месте, в любой другой стране мира, тогда он бы непременно решил, что это подстава. А здесь, дома… Нет, проверить всё-таки стоит: бережёного Бог бережёт – решил он и задал вопрос, никак не связанный со всем, о чём только что говорила его собеседница.

– Ты нашла меня через базу ГИБДД, но там же ведь есть и номер моего телефона.

– Нет, телефона там нет.

– Но ведь при наличии ФИО можно было свериться с телефонной базой.

– А вы думаете, я этого не сделала? Увы, но и в ней его не оказалось. Место работы мне тоже установить не удалось. Отчим оказался не столь всемогущ, каким я себе его представляла. Вам наша встреча кажется ненужной?

– Ненужных встреч не бывает, – заверил её Павел Андреевич. – Каждая встреча для чего-нибудь да нужна, весь фокус в том, что не каждый может разобраться, для чего…

Неожиданно он вспомнил момент предыдущего расставания с ней. Когда машина остановилась возле подъезда, Настя долго смотрела в его зелёные глаза, ища слова благодарности и не находя их. Наконец решилась, обняла его за шею и чмокнула в щёку. «Мне бы такого, как вы, я бы, наверное, точно его любила», – подумала она тогда.

– Ты мне не веришь?

– В плане – не верю?

– Ты не веришь, что может вот просто взять и накрыть человека одним махом, да так, что все мысли постоянно только о нём? Я о тебе! Я же ни есть, ни спать не могу!..

– Если честно, меня несколько смущает наша разница в возрасте.

– До седин дожил, а того не знаешь, что женщина любит не глазами, а…

– Ушами, – продолжил за неё Павел Андреевич. – Вот только я вроде бы ничего такого…

– А ничего такого и не надо, – теперь уже Настя перебила его. – Хватило и того, что было. Ты даже не представляешь, насколько ты интересен! Но, похоже, ты меня совсем не слушал.

– Вот тут ты серьёзно неправа. Перед тем как я тебе задал свой вопрос, ты сказала, что какой-то мэн только что вошёл в кафе и очень жаждет рискнуть своим здоровьем, чтобы со мной разобраться.

– Да не с вами, а со мной! Я ведь заскочила сюда специально, чтобы укрыться от него. Он уже видел меня с вами, когда я принесла вам кофе, так что лучше заранее вызвать наряд полиции.

– Вот именно, не с тобой, а со мной…

Павел Андреевич поднялся со своего места и медленно, вразвалочку направился к столику нового посетителя. Высокий брюнет лет тридцати с голубыми глазами среднего телосложения и развитой мускулатурой пристально наблюдал за ним и приготовился вскочить со стула, едва к нему подошёл незнакомый мужчина, до этого долго говоривший с Анастасией. Но подошедший мужчина не позволил ему этого сделать. Он положил на плечо молодому человеку свою ладонь, нажал на какую-то точку, и правая рука повисла как плеть. Караваев слегка навис над ним и произнёс:

– Привет! Настя мне рассказала, что у тебя проблема, и попросила помочь тебе с ней справиться.

– Она ошиблась, у меня нет проблем, – превозмогая боль, ответил брюнет.

– Плохо, что ты её не осознаёшь. У тебя, парень, есть одна пагубная привычка – распускать руки и бить женщин. Так вот. Ты, милок, допьёшь сейчас свой кофе, раз уже заказал, и быстро исчезнешь – раз и навсегда. А снова сунешься, я тебе не только руки, но и ноги переломаю, так чтобы тебе их отрезали по самые яйца. Будешь ползать до конца жизни на карачках. Ты меня понял?!

– Да, ты кто, дядя?

– Я тебе не дядя, ты мне не племянничек. Кофе-то пей и вали отсюда, да про меня помни.

– Так всё-таки, дед, ты кто?

– Вот правильно, дед пихто, но только с пистолетом.

И вдруг неожиданно для самого себя добавил:

– Жена это моя, понял!

У брюнета от удивления отвисла челюсть, он согласно мотнул головой, хотел что-то ещё добавить, но передумал. Павел Андреевич встряхнул ему руку на прощанье, и та перестала быть плетью. Той же походкой он медленно вернулся за свой столик к Насте.

– Ну вот, а ты говорила: буйный придурок. Вполне даже ничего – понятливый. Настя, ты не ответила на мой первый вопрос. Зачем ты меня искала? Чтобы я избавил тебя от этого негодяя?

– О, Господи! Какой же ты бестолковый, я битый час тебе пытаюсь рассказать, как я в тебя влюбилась. А ты всё ещё ничего не понял?

– Стоп-стоп! Помнится, кто-то вот так же битый час меня убеждал, что любовь – это химера. Что любви нет и быть не может. Процитировать?

– Да, я действительно так думала до поры до времени. Точнее, до того самого момента, пока тебя не встретила. А потом меня словно волной накрыло, и я заболела любовью. Любовью к тебе. Вы говорили, что любовь – это болезнь, которая иногда проходит, а иногда становится хронической. Я помню, вы говорили, что любовь – это страх. Теперь я точно знаю, что это действительно так. Я боюсь, боюсь потерять ТЕБЯ! Теперь я точно знаю, что вы так же одиноки, как и я.

– Между нами восемнадцать лет разницы – это практически непреодолимая пропасть поколений.

– Я это тоже высчитала и поначалу тоже этого страшилась… Конфликт отцов и детей – это выдумка психоаналитиков.

– Отсутствие штампа в паспорте совсем не говорит об отсутствии любимой женщины.

– Вы правы. Но если бы только такая была, я уверена, что никакая сила на свете не смогла бы вас разлучить. Вы бы не смогли жить друг без друга. Вы умеете любить, а значит, достойны её.

– Это всё твои фантазии, Настя.

– Вы так считаете? Тогда ответьте: то, что вы снимаете квартиру, это тоже моя фантазия?

– Нет, это правда. Как и то, что в мире есть сила, победить которую не может никто, во всяком случае пока. Смерть штука жестокая, она разлучает раз и навсегда…

– Ой! Прости, – Настя прикрыла ладонью рот. – Я сделала тебе больно. Но я не знала, мне даже в голову такое не приходило… – в её глазах появились слёзы.

– Да, Настя, эта красивая женщина давно меня сопровождает. Когда-нибудь я расскажу тебе о ней, а может быть, и нет.

– Ты это сейчас о ком?

– О ней, о смерти.

– О-о-о-о, нет, – взмолилась Настя. – Давай лучше поговорим о моей болезни и способах её лечения.

– Давай, хотя, впрочем, моё подсознание уже приняло своё решение, и я не смогу его изменить…

– Не знаю, что придумало твоё подсознание, но я предлагаю тебе перестать скитаться по съёмным квартирам и переехать ко мне.

– ?..

– Бабушка купила мне двушку, и теперь я живу одна в двухкомнатной квартире. Вы обезопасите меня от преследования разного рода маньяков, ведь вы будете меня защищать?! Я меркантильна, – хитро улыбаясь, неожиданно объявила она. – Зараз убиваю трёх зайцев.

– Каких?

– Об этом потом, – всё так же улыбаясь, ответила Настя.

– Я только одного в толк не возьму, почему ты решила, что я, в общем-то, не мальчик – вот так вот, с бухты-барахты…

– Женишься на мне, – перебила его Настя. – Не хочешь, так не женись. Кто заставляет-то? Между прочим, можешь и поухаживать за мной, мне будет приятно, но недолго. Конфетно-букетный роман хорош в ранней юности, а когда мужчина в зрелом возрасте, мне кажется, ему на это жаль тратить время. Он не будет заморачиваться на подобные глупости, потому что торопится жить и получать максимум от жизни. Женщина обязана обеспечить своему любимому мужчине максимум комфорта, а на моей территории я его гарантирую. И потом, у нас будет возможность намного лучше узнать друг друга. И наконец, самый последний довод в мою пользу: если что-то не так, ты просто взял и ушёл. Мужчины легче переносят разрыв, если уходят сами, чем когда их бросают женщины. Я, конечно, пореву белугой, но это будут уже мои проблемы.

«Вот оно, поколение новой формации! Раньше надо было в лепёшку разбиться, ну, или почти в неё, чтобы чего-нибудь добиться от девчонки, а тут вот, пожалуйста, сама на шею вешается, да ещё и аргументирует это по всем законам своей женской логики.

А, впрочем, что я теряю? Ровным счётом ничего. Некоторые внуков нянчат, а у меня ни кола, ни двора. Служебная квартира, служебная мебель, а надо, так и служебная домработница – пришла, убрала, ушла. Может, на самом деле – это и есть моя судьба, может, и вправду хватит бобылем ходить…» – подумал Караваев, глядя в чёрные глаза Насти.

– А ты большая фантазёрка, – ответил на её тираду Павел Андреевич. – К тому же я не самый удобный жилец.

– Значит, храпите! – быстро сделала вывод Настя.

– И не только…

– Я, кажется, догадываюсь.

– Да, есть ещё порох в пороховницах, вот только склады рвутся бесконтрольно. И после этого говорят, что старость приходит незаметно. Оно, может, и незаметно, но громко.

Настя рассмеялась.

– У вас отличное чувство юмора, правда, юмор несколько своеобразен, но это ничего, я привыкну, а вообще он мне нравится. Мне вообще в тебе всё нравится.

– По-моему, ты первоклассная пикапщица77
  Пикап – правила съёма полового партнера, не предполагающие развития серьёзных отношений.


[Закрыть].

– Кто это?

– Ладно, проехали.

– Признайтесь, вы же в меня влюблены!

– Как у тебя всё скоро.

– Да-да! Просто ещё сами себе не отдаёте в этом отчёта. Любой другой на вашем месте уже давно бы встал и ушёл или потащил бы меня к себе. А вы терпеливо слушаете всю ту ахинею, что я несу. Значит, я вам небезразлична.

– Не в бровь, а в глаз. Я профессиональный слушатель. Посторонние люди почему-то любят откровенничать именно со мной, и даже когда не хотят, всё равно рассказывают мне всю правду. Ты действительно очень сильно изменилась после той нашей встречи. Куда делся тот милый воробышек?

– Никуда он не делся, просто сидит в глубине меня и ждёт, когда можно будет на свет показаться.

Павел Андреевич сделал знак Марику и попросил счёт. Вскоре к столику подошли все три официанта кафе, и Марик торжественно вручил Павлу Андреевичу бутылку игристого вина, а Насте шикарный букет роз, скромно положив счёт на стол.

Павел Андреевич глянул на сумму, вложил деньги в папку меню и удивлённо спросил:

– Что всё это значит? – имея в виду шампанское и букет.

– От всё наша души, – взволнованно начал Марик. – Примите этот скромный презент в день ваша помолвка. Будем сильно рада вам!

Павел Андреевич погрозил Насте пальцем.

– Ох, и лиса, обошла со всех сторон.

– Я здесь вовсе ни при чём, это вы здесь постоянный клиент, – развела Настя руками.

– Ладно, пошли уже домой, жена. Только ты давай, как-то определись со своим «ты – вы», а то больно смешно получается.

– Это от неуверенности.

– Да-а? – приподняв бровь, протянул Караваев. – Я бы так не сказал. Чего-чего, а самоуверенности в тебе хоть отбавляй.