Текст книги "Забытые союзники во Второй мировой войне"

Всё это превращало Уругвай в «плавильный котёл», подобный США. Больше того: в Монтевидео даже полагали свой «котёл» лучшим. Основатель кружка «Ариэль» в Монтевидео, эссеист-модернист Хосе Энрике Родо, на полном серьёзе проводил мысль о том, что уругвайская, южноамериканская эстетика – выше культа потребления в Северной Америке. А уругвайский президент Бальтасар Брум полагал себя лучшим, чем американцы, интерпретатором «доктрины Монро», развивая концепцию «Америка для обеих Америк». Эта же «многогранность» позволила Уругваю стать чуть ли не главным «распасующим» от Латинской Америки в Лиге наций. Достаточно сказать, что в 1923–1925 гг. именно уругвайцы входили в Совет Лиги, за что безуспешно бились такие «гранды», как Аргентина и Бразилия. Но это же ставило Уругвай и под удар.

Конечно, к середине XX века у немцев репутация была уже другая. Тем более что к тому времени в Бразилию, Уругвай и Аргентину перебрались не только аполитичные немцы-менониты из Российской империи, но и озлобленные ветераны Первой мировой войны из самой Германии.

Из всего этого следует, что к середине XX века уругвайские власти просто обязаны были быть выдержанными пацифистами. То есть ровные отношения со всеми силами, со всеми странами, откуда в республику приехали иммигранты, позволяли власть имущим решать свои вопросы. Во-первых, со всеми этими странами выгодно торговать. Во-вторых, поддерживать мир между разными этническими общинами внутри страны. В-третьих, сохранять фактическую монополию на власть партий «Бланко» и «Колорадо», зазывая в их ряды тех иммигрантов, которые в противном случае создали бы уругвайские филиалы партий итальянских фашистов, испанских фалангистов и т. п.

Проплыл этот цепеллин и над Монтевидео

Другое дело, что уже и тогда в руководстве державных стран был популярен принцип «кто не с нами, тот против нас». Ещё до войны и «Ось», и будущие Объединённые нации норовили переманить уругвайцев именно на свою сторону.

Например, как и Сталин, Гитлер пользовался таким инструментом пропаганды своих достижений, как рекордные авиаперелёты. Сталин поражал Северную Америку Чкаловым. Гитлер поражал Южную Америку, отправив туда чудо-дирижабль с гигантской свастикой.

Но немецкий «цепеллин» над Монтевидео был только «первой ласточкой». Как мы уже знаем по истории с «Планом Фурмана», работа разворачивалась и на земле.

Но помним мы и о том, что, даже и раскрыв в июне 1940 года этот нацистский заговор, ни о каком разрыве отношений с Германией уругвайские власти не помышляли. И произошло это не только потому, что слишком слабы были уругвайские Вооружённые силы, слишком мозаичной был уругвайский этнический расклад или даже слишком свежими были воспоминания об ужасах войны с Парагваем.

В действительности к тому времени, к июню 1940 года, у жителей берегов Рио-де-ла-Платы добавилось и новых впечатлений.

Через речку

Надо действительно знать аргентинцев, чтобы иной раз, как это было со мной в ноябре 2009 года при посещении редакции газеты «Ла Насьон» в Буэнос-Айресе, удержаться и не полезть с ними в драку. Потому что, когда тебе с умилением рассказывают о том, как приняли от уругвайцев и приютили у себя нацистов…

К этой довольно скользкой теме я ещё вернусь, пока же – по существу того, что произошло в водах между Аргентиной и Уругваем в конце ещё 1939 года, то есть за несколько месяцев до раскрытия «Плана Фурмана».

Итак, когда в Буэнос-Айресе я пришёл к архивистам редакции «Ла Насьон», то они сразу повели меня к своему легендарному несгораемому шкафу.

Скрипнули петли металлических дверец, и на свет были извлечены фотопластины со снимками морской битвы в водах между Аргентиной и Уругваем, о ходе и следствиях которой я и хочу здесь рассказать.

Пластины были древними, но никакой пыли на них я не заметил. Судя по всему, мои аргентинские коллеги обращаются к ним часто.

Немецкий линкор «Граф Шпее» проходит через Кильский канал. Скоро ему предстояло оказаться у Монтевидео и сразиться с англо-новозеландской эскадрой. Экипаж получит приют в Аргентине

Легендарные фотопластины в архиве аргентинской газета «Ла Насьон»

Дело в том, что в акватории общей для Аргентины и Уругвая Рио-де-ла-Платы тогда имела место не просто одна из самых знаменитых морских битв всей Второй мировой войны. И сегодня аргентинцы с уругвайцами воспринимают события во внешнем мире в значительной степени под впечатлением от того боя – при том что вели его никакие не южноамериканцы, а немцы с линкора «Граф Шпее» и моряки Его Британского Величества.

Немцы[89]89
  Наиболее полно события, о которых пойдёт здесь речь, освещены в британской и немецкой военной литературе. Однако, ознакомившись с ней, я предпочел пользоваться таким российским источником, как: В. Л. Кофман «Карманный линкор „Адмирал граф Шпее“». Дело в том, что эта история изобилует специфическими деталями о порядке службы на море. И любой мой обратный перевод с английского или немецкого мог бы включать невольные ошибки. Например, я бы, скорее, написал «карманный броненосец».


[Закрыть]

Оказавшийся тогда у берегов Уругвая и Аргентины немецкий корабль входил в класс так называемых «карманных линкоров».

Заложен «Адмирал Граф Шпее» был на самой заре правления Гитлера. Получился корабль впечатляющий: на мерной миле в Нойкруге он развил 28 узла. И ему сразу была предоставлена особая роль: 29 мая 1935 года «Шпее» был флагманом военно-морских сил Третьего Рейха, «Кригсмарин», на большом морском параде с участием Гитлера.

К лету 1939 года, к началу Второй мировой войны, в Германии был разработан и одобрен тайный план, согласно которому «Шпее» и другие «карманные линкоры» должны были ещё до нападения на Польшу выйти в Мировой океан и быть готовыми к началу «рейдерства» против коммерческих судов противника. Вот и «Шпее» тоже вышел из порта до начала войны и даже до подписания пакта Риббентропа-Молотова[90]90
  Это, кстати, важное косвенное подтверждение того, что решение о нападении на Польшу Гитлер принял вне зависимости от договоренностей со Сталиным.


[Закрыть].

Капитан «Графа Шпее»

Итак, 21 августа он покинул Вильгельмсхафен под командованием капитана, которого звали Ханс Вильхельм Лангсдорфф.

Добравшись зигзагами до экватора и получив отмашку из Берлина, Лангсдорфф мог рассчитывать на хорошую охоту на оживленной торговой линии от Ла-Манша до Ла-Платы. Когда 25 сентября такой приказ был получен, Лангсдорфф был уже у берегов Бразилии.

На раннем этапе Второй мировой войны «правила игры» были ещё другими. Сразу скажу, что далёкие от европейских дел аргентинцы находятся под впечатлением событий именно самого начала войны.

Достаточно посмотреть, что случилось 30 сентября 1939 года, когда «Шпее» нашёл свою первую жертву. Жертвой стал британский пароход «Клемент», но не британские моряки. Британское судно немцы действительно потопили огнём корабельной артиллерии. Но команде позволили предварительно перейти в шлюпки и передали их координаты по радио – чтобы их подобрали. Особенно в начале войны (и особенно с западными странами) немцы, конечно, воевали действительно по-другому, чем это будет в Югославии, Чехии, Польше, Белоруссии, Украине, России.

Каждый раз экипажи потопленных судов пересаживали либо на сам «Шпее», либо на сопровождавший его «Альт-марк».

Однако даже это никак не отменяло уничтожение крупных материальных ценностей[91]91
  5 октября «Шпее» пополнил список своих жертв британским судном «Ньютон Бич», ещё через два дня на дно отправился британский пароход «Эшли», 10 октября остановил крупный транспорт «Хантсмэн» с продовольствием, а 22 октября – «Тривэниэн», перевозивший в Англию стратегическую цинковую руду из Австралии.


[Закрыть].

Продолжение охоты

Число материальных потерь росло, и реакция Лондона не заставила себя ждать. Захватив на одном из потопленных им судов британскую рацию, Лангсдорфф узнал, что англичане уже бросили на его поиски крупные силы. Надо было уходить и прятаться.

Взяв курс вроде как на запад, «Шпее» затем резко ушел от Южной Америки в сторону Южной Африки. До конца ноября, обогнув Мыс Доброй Надежды, он «отсиделся» в новом для себя Индийском океане[92]92
  Кстати сказать, появление в 1939 году «Шпее» в Индийском океане (и конкретно у берегов Мадагаскара) – одна из причин, почему Черчилль потом будет так форсировать взятие этой французской колонии. Подробнее об этом – в главе «К Мадагаскару!».


[Закрыть].

С начала декабря – опять Атлантика, где «Граф Шпее» последовательно остановил три британских судна с грузами зерна, шерсти и замороженного мяса. На одном из этих судов командир и офицеры «Шпее» обнаружили в свежих газетах очень ценное для себя фото британского тяжелого крейсера «Камберленд» в камуфляже. Лангсдорфф решил покрасить свой корабль в том же стиле и установить дополнительные «трубы», подделываясь под «англичанина».

Британцы

Не только Англия, а и вся Британская империя были, конечно, в шоке. Война не успела начаться, а понесены такие потери! Тем более в Южной Атлантике, где вот уже несколько десятилетий империя полагала себя главным «разводящим». И вдруг «владычица морей» оказалась заложницей всего-то одного немецкого линкора!

Главные опорные пункты британцев в Атлантике были во Фритауне (в Сьерра-Леоне в Африке) и Порт-Стэнли (на Фолклендах у берегов аргентинской Патагонии). Именно на Фолклендах базировались корабли, которым будет суждено вступить в бой со «Шпее» у берегов Уругвая: флагманский тяжёлый крейсер «Эксетер», а также входивший в состав ВМС вездесущей Новой Зеландии лёгкий крейсер «Аякс» и однотипный с ним британский «Ахиллес». Все они – под общим командованием контр-адмирала Генри Хэрвуда.

Никакой спутниковой разведки в те времена не было. Если не считать редких тогда бортовых самолётов-разведчиков (на немецком «Шпее» поначалу, впрочем, он был), то единственным способом засечь противника на просторах Мирового океана было увидеть шлейф от дыма из труб.

Но после гибели «Дори Стар» адмирал Хэрвуд не мог не понять: «Шпее» вернулся из Индийского океана в Атлантику. И теперь адмиралу-британцу нужно было попытаться предугадать следующий ход капитана-немца. Хэрвуд предположил, что теперь Лангсдорфф метнётся от африканского побережья океана к южноамериканскому. В этот раз расчёт оказался верным.

В начале декабря все три корабля англо-новозеландской тактической группы Его Британского Величества соединились недалеко от берегов Уругвая. Они и не предполагали, как им повезло: за день до этого у немцев потерпел аварию их бортовой самолёт-разведчик, и они «ослепли».

Тем не менее, утром 6 декабря 1939 года первыми увидели всё-таки немцы британцев, а не наоборот. В 5 часов 52 минуты наблюдатели на «Шпее» доложили о том, что прямо впереди по курсу видны верхушки мачт. Ещё не опознав цели, Лангсдорфф приказал дать полный ход.

Перевод даже и дизелей на максимальное число оборотов всегда вызывал такой выброс из трубы, что теперь и англичане обнаружили своего противника. А немцы ещё через 18 минут поняли, что увидели они мачты не торгового судна, а сразу трёх боевых кораблей.

Места для встреч

В главе про Кубу я уже писал, что на первом этапе очередной мировой войны США и страны Латинской Америки ограничились тем, что объявили нейтральную зону у своих берегов.

Забегая вперёд, скажу, что, согласно ноте протеста МИД Уругвая, в сражении на Ла-Плате был момент, когда немецкий линкор и его британские преследователи оказались всего в трёх милях от уругвайского берега. Это – уже не просто нейтральная зона, а вообще территориальные воды. Иными словами, именно эта битва стала первым испытанием на прочность всей системы межамериканских договорённостей.

Ещё одним немаловажным обстоятельством было то, что битва в акватории Ла-Платы пришлась ровно на тот момент, когда именно латиноамериканцы выступили инициаторами изгнания из Лиги наций Советского Союза: за «агрессию против Финляндии». В штаб-квартире Лиги в Женеве этот вопрос рассматривали 13 декабря 1939 года.

Аргентинская газета «Ла Насьон» в те дни даже и не знала, что же является главной темой. Аргентинцы попросту делили первую полосу своей газеты пополам: справа размещались корреспонденции о морском бое в акаватории Ла-Платы, а слева – подборка материалов об изгнании СССР из Лиги наций в Женеве. Собственно, благодаря детальным репортажам «Ла Насьон» хроника конкретно 13 декабря того дня известна буквально по минутам.

Сначала, в 11 часов 50 минут утра, началось заседание спецкомиссии, которой было поручено изучить вопрос о советско-финляндской войне. В 12 часов 20 минут боливиец Коста де Рейс заявил, что «нападение России на Финляндию даёт основания, чтобы исключить её из Лиги наций»⁸⁷.

Через двадцать пять минут началась пленарка всей Лиги. Там «застрельщиком» выступил опять же «латин», аргентинский дипломат Родольфо Фрейре: «Нам надо решить, готовы ли мы видеть в своих рядах агрессора»⁸⁸.

Интересно, что в очередь за аргентинцем против СССР выстроились выступать и другие латиноамериканцы: колумбийцы, венесуэльцы, кубинцы[93]93
  Тем не менее, заголовок статьи, опубликованной на следующий день в печатном органе ЦК ВКП(б) гласил: «Лига наций на услужении англо-французского военного блока» (см. «Правда», 15.12.1939. С. 5). Характерно, что со следующего дня «Правда» стала отдавать приоритет именно немецкой версии случившегося у берегов Уругвая. В частности, «Правда» 16 и 18 декабря дважды возвращалась к сообщениям о якобы имевшем место применении британцами химических зарядов, а про «Шпее» писалось с симпатией: «умело маневрировал» и т. п. Что до «страны-хозяйки», Уругвая, то он в глазах Москвы «проштрафился» ещё раньше: когда вместе с Боливией, Перу и Эквадором предложил Чили выступить в защиту Финляндии («Правда», 11.12.1939. С. 5).


[Закрыть].

Вернёмся теперь из Женевы к бою в акватории Ла-Платы. Тем более что в своей статье из воюющей Европы специальный корреспондент всё той же газеты «Ла Насьон» Фернандо Ортис Эчагуэ в те дни писал: «У меня есть ощущение, что военному корреспонденту сейчас надо быть не в Европе, а в Монтевидео»⁸⁹.

Бой

Профессиональные военные историки до сих пор спорят о том, кто какие давал команды, и своевременно ли это было сделано – и с германской, и с британской стороны. То, что одними преподносится как геройство, другие полагают безрассудством. То, что одним кажется верхом разума, другими воспринимается как случайность.

Вкратце канва всех без исключения описаний боя выглядит так: для такого мощного корабля, как немецкий «Адмирал Граф Шпее», встреча даже с тремя британскими кораблями того класса, какие ждали его в Ла-Плате, – не такая уж и проблема.

На первый взгляд, «Шпее» и не проиграл. Достаточно сказать, что из почти 1200 человек команды потери убитыми составили лишь 36 человек (и из них только один офицер). Полностью боеспособной оставалась и главная артиллерия. С другой же стороны, к 8 утра расход боезапаса на «Шпее» приближался к 70 %, вода проникала внутрь корпуса через пробоины.

Я не являюсь специалистом в военно-морских делах, и оценить смысл и повороты этих споров не в состоянии. Я перейду к политическим и идеологическим следствиям.

В итоге, «Шпее» начал уходить с поля битвы. Но где было ему скрыться?

Куда было уходить?

Идеальным вариантом был бы нейтральный Буэнос-Айрес с его влиятельной немецкой общиной.

Но даже если бы «Шпее» и успел проскочить в Буэнос-Айрес, вырываться оттуда было бы еще сложнее: аргентинская столица находится в самом дальнем углу Ла-Платы. Там это – ещё не океанский залив, а фактически река: противоположный уругвайский берег из Буэнос-Айреса видно даже невооружённым глазом. Соответственно, в таком узком горлышке «Граф Шпее» было бы легко перехватить: оттуда ему было бы потом не прорваться. Судя по всему, именно по этим причинам Лангсдорфф предпочел в Аргентину не идти.

Куда же идти было тогда? На берегах Ла-Платы альтернативный большой порт один – уругвайский Монтевидео, конечно! Итак, под пристальным наблюдением крейсера «Уругвай» немцы шли в Монтевидео.

«Перетягивание каната»

Оказавшись в Монтевидео, немецкий капитан Лангсдорфф ссылался на прецедент с британским боевым кораблем «Глазго»: в годы Первой мировой войны он в похожих обстоятельствах провёл на ремонте в Рио-де-Жанейро почти две недели. Вот и Лангсдорфф испросил у властей Уругвая такой же срок стоянки для «ликвидации повреждений, угрожающих мореходности корабля».

Между тем, двухнедельный срок пребывания в Монтевидео означал для немцев возможность не только заделать пробоины, но и стянуть в район Ла-Платы несколько своих подводных лодок. Они-то бы уже точно позволили прорвать британскую блокаду.

Британцы это хорошо понимали и в ответ выдвинули свои аргументы, задействовав при этом все связи, наработанные ими в Монтевидео за многие-то десятилетия «особых отношений». Посланник Его Британского Величества Юджин Миллингтон-Дрейк (кстати, начинавший свою карьеру в Санкт-Петербурге) изначально подталкивал уругвайцев к тому, чтобы они дали немцам вообще не более суток.

«Граф Шпее» на рейде Монтевидео

Позже британская дипломатия согласилась на продление пребывания «Шпее» в Монтевидео – но не столько из великодушия, сколько в ожидании подкреплений. Они и шли: правда, в лице не такого уж страшного для «Шпее» британского «Камберленда», сравнимого с «Эксетером», с которым «Шпее» разделался.

Но тут уже свою войну развернула британская разведка: как пишет тот же В. Л. Кофман, немцам специально позволили подслушать переговоры о «возможности срочного приема двух больших боевых кораблей». Дабы окончательно уверить немцев, аналогичные «сливы» прошли потом и в местных газетах: я нашёл много таких заметок в той же «Ла Насьон».

Немцы купились. Они предположили, что речь идёт о таких кораблях, как «Арк Ройал» или «Ринаун» (в случае встречи с последним шансов у них не было).

И глаза у страха оказались столь велики, что вопреки привычной для немцев разумной логике они приняли именно за «Ринаун» никак не похожий на него «Камберленд» (который вроде бы совсем недавно изучали на фотографиях из газет и под который камуфлировались). Это, по идее, невероятное для профессионалов заблуждение оказалось фатальным. Следствием этой близорукости стало решение не вступать в бой, а… затопить «Шпее».

Самоубийство

В итоге, 17 декабря 1939 года, проведя бессонную ночь и, похоже, внутренне уже готовый к самоубийству (он совершит его через несколько дней), капитан Лангсдорфф приказал готовить к суициду и корабль. «Шпее» вышел из Монтевидео в открытую Ла-Плату [94]94
  Как я уже сказал, силёнок у военно-морских сил самого Уругвая не хватало. По этой причине существовала договорённость о том, что, если Лангсдорфф не подчинится приказу правительства Уругвая покинуть порт, на помощь уругвайцам пришли бы два военных корабля ВМС Аргентины. Аргентинцы, естественно, подчёркивают, что такая договорённость была достигнута в треугольнике Буэнос-Айрес – Рио-де-Жанейро – Вашингтон. См.: Figallo, р. 53.


[Закрыть].

На глазах многочисленных зевак корабль свернул так, как будто всё-таки собрался идти в Буэнос-Айрес. Но вдруг он бросил якорь, и в небо взметнулись гигантские языки огня и клубы дыма от взрывов: оказывается, по всему кораблю разложили взрывчатку.

Всё это, конечно, стало следствием того, что уругвайские власти так и не пошли немцам навстречу. Конечно, с одной стороны, германская диломатическая миссия даже опубликовала специальное благодарственное письмо жителям Монтевидео: благодарила за сострадание. В частности, во время похорон немецких моряков, погибших во время боя с британцами, одна уругвайка поразила немцев тем, что пришла на похороны с букетом цветов, из которого вынимала по цветку, целовала его и возлагала на свежие кладбищенские холмики со словами «От твоей матери»⁹⁰.

Были среди жителей Монтевидео и такие, кто провожал процессию с гробами нацистским приветствием: выше я уже писал о «деле Фурмана». И всё-таки, в целом, дружественным свой нейтралитет Уругвай сделал не для немцев, а для британцев.

Команда «Графа Шпее» после этого перебралась главным образом в куда более лояльную Германии, чем Уругвай, Аргентину. Ну, а власти Аргентины закрывали глаза на то, что в нарушение «честного слова» абсолютное большинство немецких моряков бежали на родину продолжать службу[95]95
  Парадокс, но как раз это и вызывало уважение к немцам-служакам у аргентинских журналистов – хотя, как мне кажется, сказывалось и традиционное желание доказать себе, что Аргентина является никак не меньшим «чемпионом мира», чем какой-то там Уругвай.


[Закрыть].

Но мы сейчас вернёмся из Буэнос-Айреса на рейд всё-таки Монтевидео. А с «Графом Шпее» Уругвай продолжает жить и сегодня.

Ржавчина

Еще в конце 1980-х «Шпее» так и не ушел полностью на дно, и я сам видел, как его ржавые мачты торчали из вод Ла-Платы. Полностью «Шпее» так и не затонул: он сел на грунт.

И, конечно, «Шпее» навечно засел в уругвайском национальном самосознании. Взять, например, систему уругвайского видеопроката. Кассеты VHS давно уступили место DVD, но и в цифровом формате в десятке самых популярных фильмов у жителей Монтевидео до сих пор – художественный фильм «Битва на Рио-де-ла-Плате», снятый англичанами по свежим следам после войны.

Естественно, для такой маленькой страны, как Уругвай это – как раз и есть классическое подтверждение того, что она действительно «пуп земли».

Но ещё больше уругвайцы тогда не возгордились, а испугались. Ведь эта нация иммигрантов, бежавших от европейских ужасов, любит слово «tranquilidad» – «спокойствие». Для уругвайцев это – практически национальный лозунг, который впору выносить на герб. Стоило ли уезжать из Европы, чтобы все эти европейские ужасы вдруг начали повторяться?

Особые отношения: конец „Pax Britannica“

События вокруг «Шпее» разворачивались в конце 1939 года, а через полгода после этого в Уругвае был раскрыт «заговор Фурмана». Казалось бы, сама судьба подталкивала Монтевидео к тому, чтобы разовать с Берлином и заключить союз с Лондоном. Для Уругвая это было бы тем более логично, так как с самого своего основания в XIX веке он, как мы уже выяснили, был частью «Pax Britannica», «мира по-британски»[96]96
  В начале XX века эта «привязка» Монтевидео к Лондону ещё никуда не делась: например, к началу Первой мировой войны британские вложения в Уругвай составляли огромную для того времени сумму: 46 миллионов 100 тысяч тогдашних английских фунтов стерлингов. См.: Волков А. В. Уругвай. М.: Мысль, 1974. С. 27.


[Закрыть].

Как я уже заметил, главным символом британского присутствия в Уругвае были построенные англичанами железные дороги и привнесённый ими же футбол. Уругвайцы, конечно, были признательны англичанам за то, что они гарантировали их независимость от Аргентины и Бразилии, а также обучили их гонять мяч и поезда. Но, как и любой народ, уругвайцы были не прочь избавиться от столь плотной опеки, где экономическое сотрудничество как-то уж больно напоминало политическую протекцию.

Собственно, как раз во Вторую мировую войну случай и представился. Больше того: ровно в тот день, когда уругвайские газеты публикуют результаты парламентского расследования по «делу Фурмана», из того самого Лондона по радио обращается к французам генерал Шарль де Голль. То есть к тому времени эффект от победы британского оружия и дипломатии в Битве на Ла-Плате в глазах уругвайцев «смазан» тем, как Франция пала, а Британия спешно эвакуировала оттуда войска.

Ещё одним фактором, который заставил уругвайцев всё больше сомневаться в могуществе Британской империи, стали слухи о том, что в рамках англо-американского соглашения по ленд-лизу Лондон отдаст Вашингтону за корабли свои колониальные владения не только на Карибах, но и в Южной Атлантике. Конкретно речь шла о Фолклендских (Мальвинских) островах⁹¹. Напомню, что британцы занимали (и занимают) этот архипелаг у берегов Патагонии с 1833 года, и именно с тех пор такое положение дел оспаривает Аргентина (что в 1982 году привело к полномасштабному англо-аргентинскому вооружённому конфликту). Уругвай в том споре являлся (и является) скорее сторонним наблюдателем. Но Фолкленды-Мальвины к Уругваю значительно ближе, чем какие-нибудь Багамы. Например, в административный центр Фолклендских островов, Порт-Стенли, телеграфный кабель был проложен именно из Монтевидео. Поэтому слухами о дальнейшей не вполне британской судьбе этого архипелага уругвайцы были впечатлены.

Иными словами, в июне 1940 года уругвайцы вполне могли рассуждать так: «Да, когда-то именно Британская империя была владычицей морей и даже выступила гарантом нашей независимости. Но сегодня Британия не смогла уберечь от Рейха даже соседей-французов и даже распродаёт „фамильные ценности** в Южной Атлантике. Какой там Уругвай?!»

Конечно, в 1940 году уругвайцы об этом ещё и мечтать не могли, но буквально через считанные годы прямым следствием войны стало то, что в руки уругвайского государства перешли принадлежавшие британцам железные дороги. Так Британия компенсировала долги за поставки мяса. А ещё 24 августа 1940 года газета «Нью-Йорк тайме» сообщала, что Уругвай предоставит США базу в районе мыса Пунта-дель-Эсте в обмен на корабли и самолёты⁹².

Как будет показано ниже, Уругвай получит британские железные дороги, но так и не предоставит США никаких баз. Но исключение лишь напоминает о правиле. Конечно же! В известной степени, можно сказать, во всей Южной

Америке Уругвай-то как раз и применил к Британии принцип ленд-лиза – только наоборот!⁹³

Как видит читатель, до сих пор (при всех соблазнах) я избегал того, чтобы обращаться к «теориям заговора». Но в данном случае так и хочется предположить: а не из Вашингтона ли подсказали Монтевидео, как следует поступить с Лондоном? Ведь это решало сразу несколько задач: и заполучить Уругвай на сторону англо-американского альянса, и ослабить Британию, а значит, усилить Америку…

Странности

Когда Фурмана арестовали и стали разбирать изъятые у него бумаги о подготовке путча, то обнаружились странности.

Например, столичная газета «Эль Пайс» описала его как «верховного руководителя разветвленного нацистского движения всей Южной Америки». Но газета «Ла Трибуна Салтенья» в городе Сальто, где Фурман жил и где, соответственно, его знали много лучше, отозвалась о нём как о «шарлатане»⁹⁴.

На последовавшем судебном процессе и адвокат Фурмана настаивал на том, что обнаруженные у него бумаги были никаким не планом, а фантазиями.

В пользу этой версии свидетельствуют, минимум, два обстоятельства. Во-первых, план по захвату страны был нацарапан карандашом на оборотной стороне неких формуляров. Во-вторых, в скором времени тон сменила и газета «Эль Пайс», которая поначалу была уверена в серьёзности всего происходящего. Теперь же она писала так:

«Плохо продуманной выглядела в том числе разведывательная деятельность. Например, в одном из документов говорилось о необходимости заручиться поддержкой прессы, но тут же добавлено, что с газетами „Эль Паис“, „Эль Плата“ и „Эль Диа“ ничего не получится, так как там одни евреи».

Ну, и главное подозрительное обстоятельство, которое заставляет думать, что эту «страшилку» не немцы задумали, а придумали американцы. Дело в том, что самые первые публикации о «Плане Фурмана» совпали с приездом в Монтевидео военной делегации как раз из США[97]97
  Собственно, статья в «Эль Пайс» вышла не просто 20 июня, а ровно в тот день, когда в порт Монтевидео зашёл американский крейсер «Куинси». А накануне, 19 июня, уругвайский министр иностранных дел как раз и принимал американскую военно-дипломатическую делегацию. См.: Antonio Mercader. „Е1 ano de leon. Herrera, las bases norteamericanas у el „complot naz en el Uruguay de 1940“ (Montevideo, Uruguay, Alfaguara, 1999), p. 74–78 и Figallo, p. 71.


[Закрыть].

Сверхзадачей американцев было открыть в Уругвае базу своей морской авиации. Это позволило бы США следить не только за немцами, но и за аргентинцами.

Уругвай – США – Аргентина

Примета ещё довоенных особых отношений Уругвая с Соединёнными Штатами – эвкалиптовый лес, названный «Парком имени Рузвельта». Этот лес проезжает любой, кто едет в Монтевидео из аэропорта.

Имя Рузвельта уругвайцы присвоили парку в день его смерти, но в ознаменование его довоенного (1936 года) визита. Замечу, что отнюдь не всякая латиноамериканская страна добивалась тогда такого прямого диалога с самими-то США.

В этой связи характерно, кого и в какой последовательности принимали в МИД Уругвая на пике интриги вокруг пребывания в Монтевидео «Графа Шпее» в 1939 году. Сошлюсь ещё раз на, повторю, главную тогда для всего региона аргентинскую газету «Ла Насьон». Из неё следует, что, например, 15 декабря 1939 года министр иностранных дел Уругвая д-р Гуани, конечно же, принял и посла Рейха герра Отто Ленгманна, и британского посланника мистера Юджина Миллинг-тона-Дрейка. Но до немца и англичанина в кабинет д-ра Гуани попал американец – посол США в Уругвае Эдвин Уилсон⁹⁵.

И дело не только в универсальной солидарности стран западного полушария. Монтевидео – действительно место необычное. Конкретно Уругвай был очень нужен Америке и как противовес строптивой тогда Аргентине. Но и Уругвай добивался особых отношений с Америкой того ради, чтобы выскользнуть из-под слишком пристальной опеки не только Британии, но и всё той же Аргентины. Недаром главком аргентинских ВМС адмирал Скассо называл Уругвай «непослушным ребенком»⁹⁶.

Как видно, в этой главе я из раза в раз ссылаюсь на, наверное, самую подробную публикацию, касающуюся той интриги, что уже в 1940 году завязалась в треугольнике Уругвай-Аргентина-США: „1940, un ano en revision. La Argentina у la repurcusion regional de la Segunda Guerra Mundial“, to есть «Обзор 1940 года. Аргентина и региональный контекст Второй мировой войны». Теперь приведу большую цитату:

«[Главком ВМС Аргентины] Скассо подозревал, что американцы хотят установить над Уругваем своего рода протекторат. Учреждение там [американских] баз означало бы присутствие [на Ла-Плате] одной из самых мощных держав мира. А это превращало бы Восточную республику в арбитра и сводило бы к нулю выигрышную отдалённость, которая позволяла Аргентине быть свободной от [американского] политического и экономического проникновения»⁹⁷.

В итоге, в отношениях с соседями-аргентинцами Уругвай пошёл на попятную: база в Лагуне-дель-Саусе рядом с мысом Пунте-дель-Эсте, база, которую так хотели обустроить в Уругвае США, была обустроена, но как база сугубо уругвайская.

Произошло это, кстати, весьма демократично. Дело в том, что правительство уругвайского президента Альфредо Баль-домира (партия «Колорадо») вело эти переговоры с американцами в тайне. «Всплыла» эта новость в статье в «Нью-Йорк тайме» 9 ноября⁹⁸. Обернулось это запросом в парламенте Восточной Республики Уругвай со стороны партии «Бланко», которую тогда возглавлял не менее легендарный для Уругвая политик Луис Альберто де Эррера. В итоге, 21 ноября 1940 года двадцать пять из двадцати шести присутствовавших на заседании своей палаты уругвайских сенаторов поддержали резолюцию, которая запрещала обустройство в стране каких-либо иностранных военных баз.

Уругвайский публицист и политик Антонио Меркадер (партия «Бланко») считает, что и всё «Дело Фурмана» было придумкой американцев, чтобы добиться строительства этой базы. Скоординированной американцами Меркадер считает и кампанию уругвайских… социалистов (а после 22 июня 1941 года и коммунистов) под лозунгом «Эррера – нацист!». Такая кампания действительно захлестнула Уругвай после запроса партии «Бланко» и соответствующего решения сената.

Сопоставление

Сопоставление дат даёт тем более интересный результат.

Итак, на дворе – середина июня 1940 года. В этот момент американцы понимают, что получить «добро» на открытие базы на Рио-де-ла-Плате от аргентинцев у них не получается, и начинают обхаживать Уругвай. В Монтевидео их принимают 19 июня. Публикация уругвайской газеты «Эль Пайс» о «Плане Фурмана» пришлась на 20 июня. Но это не всё.

Ещё 1 июня с базы Гуантанамо на Кубе в сторону Южной Америки вышел американский крейсер «Куинси». В Монтевидео «Куинси» зайдёт ровно в день первой публикации о «Плане Фурмана», то есть 20 июня. Однако в той части Мирового океана «Куинси» оказался раньше. То есть с одинаковым успехом он мог зайти и в Уругвай, и в Аргентину. Зайти он должен был в порт той страны, где американцы договорились бы об открытии базы и, соответственно, о раскрытии нацистского заговора.

Точности ради стоит, впрочем, заметить, что, по американским данным, начало работ в Лагуне-дель-Саусе пришлось даже не на июнь, а ещё на февраль 1940 года". Это никак не отменяет желания США подвинуть в Южной Америке Британию и Аргентину. Но это, конечно, представляет собой важный контраргумент на теорию Меркадера об истинной природе шумихи вокруг «Плана Фурмана».

Как бы то ни было, можно сказать, что уругвайцы перехитрили всех. Во-первых, ещё в 1939 году в Монтевидео ублажили британцев, доведя до самоубийства и немецкого капитана, и его «Граф Шпее». Во-вторых, в 1940 году уругвайцы, отказавшись от планов обустройства у себя военной базы США, остались добрыми соседями с аргентинцами. В-третьих, как мы уже видели, уругвайцы всё-таки «навели мосты» с американцами. В-четвёртых, до 1942 года в Монтевидео не разрывали отношений и с Берлином. Но, в-пятых, в том же 1942 году, 13 января, подписали соглашение о поставках оружия с Соединёнными Штатами. А это, конечно, расставило уже совершенно новые акценты¹⁰⁰.

После этого на смену немецким «Маузерам» в уругвайскую армию пошли американские автоматы и пулемёты «Браунинг». К концу войны в Уругвае появилась и адекватная американская бронетехника¹⁰¹. Но главный сдвиг касался, конечно, вопросов не военно-технических, а военно-политических. Отныне «первым среди равных» в числе внешнеполитических партнёров Уругвая стали США. Ну, а если глядеть на всю эту ситуацию с колокольни интересов будущих Объединённых наций, то, таким образом, не полумифический Фурман, так вполне реальная Германия оказались в Уругвае вне игры. А это ли не результат, за который Америку можно и похвалить?!