Текст книги "Забытые союзники во Второй мировой войне"

Форма казаков конвоя в Африке

Это – отрывок из дневника начальника охраны русской дипломатической миссии, казачьего есаула Петра Краснова. Речь идёт о том самом будущем белом генерале, который беспощадно расправлялся с большевиками в Гражданскую войну, эмигрировал, встал на сторону фашистов во время Великой Отечественной, был захвачен англичанами, передан советской стороне и казнён в Лефортовской тюрьме 17 января 1947 года.

Предполагаю, что именно это обстоятельство и заставило советских историков избегать темы установления дипломатических отношений между Россией и Абиссинией. По крайней мере, каких-то не диссертаций, а общедоступных публикаций на этот счёт не было. Ведь в таком случае пришлось бы ссылаться на книги «Казаки в Африке» и «Казаки в Абиссинии», которые вышли из-под пера такого антисоветского элемента, как Пётр Краснов.

В советские годы обо всём этом трудно было говорить и потому, что политический подтекст проявлялся бы даже в сугубо гуманитарных вопросах: например, в рассказе о по идее выдающихся географических открытиях, сделанных членами этой миссии. Открытия-то были: например, капитан А. К. Булатович предпринял экспедицию, в ходе которой разведал неизвестный до этого горный кряж, разделяющий бассейны рек Омо и Нил. Но, по согласованию с императором Менеликом, этому хребту было присвоено имя российского императора Николая II…

По этим причинам, на многие десятилетия в тени остались и другие персонажи. В том числе – такой участник этой первой официальной российской дипломатической миссии и основатель самой выдающейся русско-эфиопской династии, как корнет (по другим данным поручик) Иван Филаретович Бабичев.

Он прибыл в Абиссинию ещё совсем молодым. Ему, офицеру 25-го Казанского драгунского полка, было всего-то 18 лет. Но даже в таком-то юном возрасте он оказался в центре большой геополитической интриги.

Другие

Не успел Бабичев (по паспорту, как тогда было принято писать, Babitcheff) оказаться в Абиссинии, как вскоре сошёлся с другими соотечественниками, которые уже там служили.

Дело в том, что к моменту прибытия в Аддис-Абебу посла Петра Власова у эфиопского императора уже был русский фаворит Николай Леонтьев. Одним из «хобби» этого человека было забираться в такие углы Абиссинии, куда ещё не ступала нога белого человека. К одной из таких экспедиций, к берегам озера Рудольфо и присоединился молодой русский офицер Иван Бабичев – бросив, таким образом, службу при посольстве.

Правда, такая ли уж это была «самоволка»? С поверхностной точки зрения, это, конечно, было нарушение дисциплины: Бабичева за это даже уволили из армии и приказали вернуться на Родину.

Но, на мой вкус, есть в этой истории кое-что такое, что позволяет заподозрить в ней «операцию прикрытия» – для того, чтобы внедрить в Африку ещё одного русского агента. Почему я говорю «ещё одного агента»? Да потому что фаворита абиссинского императора Леонтьева, к которому Бабичев переметнулся от посла императора российского, одни называли авантюристом, а другие – резидентом российской военной разведки.

Конечно, это ещё ничего не доказывает. Но, во-первых, времена были никакие не советские, и состоявшаяся вскоре женитьба Бабичева на красавице-свояченице абиссинского императора никак не означала необходимости покидать российскую военную службу. Он мог оставаться на ней и с женой-иностранкой – тем более почти православной, которую можно было бы в два счёта перекрестить. В конце концов, сам император был ведь женат на немке, не так ли?

Во-вторых, экспедиции Леонтьева отправлялись в такие уголки Африки, где нога белого человека (особенно британца), может, и не ступала, но где ей вот-вот предстояло ступить. Иными словами, это, безусловно, была стратегическая разведка. Вопрос только: разведка в чьих интересах?

Давайте рассуждать логически. Был ли заинтересован в такой разведке император Абиссинии? Да! В конце концов, в родной Африке жить было ему. Но зачем ему было отправлять в такие экспедиции белых русских, когда у него хватало фантастически выносливых людей из числа природных подданных?

Давайте в таком случае взглянем на русских слуг чёрного абиссинского императора глазами белых чиновников из соседних с Абиссинией колоний европейских держав. В их глазах, белый человек, нарушивший присягу собственной стране и служащий какому-то там абиссинскому правителю, наверняка вызывал презрение. Но не подозрение! Было намного меньше оснований подозревать такого человека в том, что, на самом деле, он служит-то России. А, значит, возможности такого разведчика (если Леонтьев таковым действительно был) расширялись.

Что же известно более-менее достоверно?

Британская версия

По большому счёту, эта главка – одна большая сноска для «гурманов», склонных, как и я, к детализации, переходящей в известное занудство. Тем, кому больше интересны дальнейшие приключения «Микояна» и Бабичева – предлагаю сразу перелистать несколько страниц и продолжить чтение с главок «Бабичефф-старший» и «Мишка-пилот». Тем, кто хочет погрузиться в историю геополитики, предлагаю остаться сейчас со мной.

Итак, характерно, что наиболее подробные сведения о пребывании в Абиссинии русских военных собрали не кто-нибудь, а британцы. Это объяснимо: с Францией у России уже была «сердечная Антанта», а для Британской империи русская миссия в тот момент представляла помеху в деле строительства в Африке коридора Север-Юг.

В этой главке я приведу выводы, которые содержатся в крайне любопытной публикации живущего в Австралии исследователя Митча Уильямсона. Уж не знаю, по каким-то причинам его, австралийца, живо заинтересовали российско-абиссинские отношения. На своём блоге в Интернете Уильямсон выложил материалы, существенно дополняющие сведения Николая Бичехвоста из Волгограда. При этом дополняющие – с точки зрения тогдашней Британской империи, которой русские и бросили вызов. В логике британцев мы найдём и тонкий расчёт, и паранойю. Итак:

«Один из высших чиновников в правительстве имперской России, генерал Вановский, не спешил поддержать Ашинова по причине того, что у него был собственный план по налаживанию связей с Эфиопией…

Похоже, интерес Вановского к Эфиопии проистекал из контекста англо-русского противостояния в Афганистане. Стратегические мотивы Вановского становятся тем более очевидны, если учесть, кого он отправил в Африку. То был офицер, которого до этого он засылал на афганскую границу. Выбор пал на лейтенанта В. Ф. Машкова: ветерана российских кампаний против британцев в Средней Азии и известного англофоба».

Далее в статье Уильямсона следует пересказ книги, которую Машков вроде как выпустил под псевдонимом В. Фёдоров. В этой книге предлагалось установить над Абиссинией «не только религиозный, но и военный и экономический контроль», что позволило бы обзавестись новым рынком для российских товаров и добавить стабильности российскому рублю.

Что же касается политических взглядов Машкова-Фёдорова, то Уильямсон выделяет три момента. Во-первых, чем сильнее была бы Эфиопия, тем больше на неё отвлекалось бы войск Италии. А, значит, тем слабее были бы европейские позиции Италии, как члена антироссийского Тройственного союза (с Германией и Австро-Венгрией). Второй и третий пункты этой политической программы посвящены британскому аспекту. Итак, во-вторых, дружба с Эфиопией позволила бы России обзавестись базой на побережье Красного моря. А это, в свою очередь, позволило бы закрыть в случае необходимости Красное море для всё тех же англичан. Наконец, в-третьих, зайдя в Эфиопию, россияне становились бы соседями Судана. А это – опять же «задний двор» британцев[191]191
  Если коротко и упрощённо, то конструкция была следующей. С точки зрения географии, Судан – это верхний Нил. С точки зрения политики, эта территория была владением султана Египта (нижний Нил). Но султан Египта, в свою очередь, был протеже англичан. Французы пытались взять своё хотя бы в верхнем течении Нила (то есть в Судане). Доходило до обсуждения таких экзотических планов, как возведение на верхнем Ниле плотины, которая бы лишила Египет воды и заставила эвакуироваться оттуда англичан. Всерьёз же эти планы обсуждались потому, что до поры до времени постоянного британского присутствия в англо-египетском Судане не было. И только возвращение туда собственно британских частей покончило с местными мятежниками-махадистами и с попытками французского проникновения, о чём и пойдёт речь дальше.


[Закрыть].

Далее Уильямсон пишет, что о секретном визите Машкова к абиссинскому императору Менелику стало известно лондонской газете «Таймс». Не было для британцев секретом и то, что в Петербург Машков привёз личное послание эфиопского императора своему российскому коллеге, который вновь направил Машкова в Абиссинию в 1891 году.

«Когда Машков вернулся в Санкт-Петербург в августе 1892 года, он привёз от эфиопов запрос об отправке к ним российского офицера-артиллериста: чтобы тот научил их своему делу. В дополнение к этому Машков привёз с собой на учёбу военному делу в Петербурге эфиопского дворянина Харрара… План Машкова состоял в «передаче в наши (то есть в российские. – С. Б.) руки вооружённых сил этой страны».

Много места в публикации Уильямсона отводится тому, как Абиссиния становилась «трамплином» для русских наездов и к суданским мятежникам – что вдвойне не нравилось британцам.

Итак, в 1893 году к суданским махадистам из Абиссинии проник русский капитан А. В. Елисеев. Про его экспедицию говорится, что и она, как машковская, будучи формально предприятием Русского Географического Общества, пользовалась покровительством правительства. А именно: министерство Вановского снабдило его оружием, министерство Гирса – рекомендациями для французских властей, а Синод – отцом Ефремом. Характерно, что вместе с Елисеевым путешествовали ещё два офицера, получивших «отпуск»: К. С. Звягин и… Н. С. Леонтьев.

А ведь это – тот самый Леонтьев, который потом стал фаворитом эфиопского императора и к которому вроде как в «самоволку» ушёл Иван Бабичев!

Именно Леонтьеву публикация Уильямсона приписывает решающую роль в успешной подготовке абиссинской армии к битве при Адове: тогда впервые в новой истории африканская армия разила европейскую – итальянскую. Из 20 тысяч итальянцев половину эфиопы уничтожили, ранили или взяли в плен[192]192
  Тактику, предложенную Леонтьевым, Уильямсон сравнивает с кутузовской: завлечь врага (итальянцев) в глубь своей территории, обрезать его коммуникации и разбить.


[Закрыть].

Свято место пусто не бывает. Уход итальянцев из Абиссинии создавал на Северо-Востоке Африки вакуум.

«Первой на новую политическую ситуацию на Северо-Востоке Африки отреагировала Британия. Спустя считанные дни после поражения итальянцев при Адове лорд Кромер получил добро британского правительства на повторное завоевание Судана…»

Но ведь это означает соприкосновение с Абиссинией! Начинается игра на опережение. К абиссинскому императору Менелику отправляется британский посланник Родд.

«Особые подозрения Родда вызвало „серьёзное влияние", которым при дворе Менелика пользовался Леонтьев. В переписке с британским премьер-министром Родд отметил „большой интерес Леонтьева к планам правительства Её Величества в отношении Судана"»[193]193
  Интересная параллель из сегодняшней жизни. Когда в июле 2011 года была провозглашена независимость Южного Судана, то в появившемся на лентах информационных агентств заявлении президента Медведева говорилось о том, что Россия «на самом раннем этапе поддерживала суданское национально-освободительное движение». Думается, что в Кремле имели в виду 50-60-е годы XX столетия…


[Закрыть].

Интерес действительно был. Леонтьев к тому времени – уже не просто фаворит абиссинского императора, а губернатор стратегически важной провинции на юго-западном пограничье Эфиопии. Это – на стыке границ с британской тогда Кенией и Суданом (который, повторю, формально считался англо-суданским, но британским военным присутствием отягощён не был). Это – как раз на пути Британской империи с Севера на Юг. И Леонтьеву важно понять, как планы британцев в Судане соотносятся с планами «его» императора.

Дело в том, что в тот отрезок времени император Менелик действительно хотел развить успех, достигнутый при Адове, и расширить свои владения – и уже не на Восток, а на Запад. В конце 1897 года в ту сторону выдвигаются 250 тысяч эфиопских войск. А Уильямсон уточняет другую важную вещь:

«Капитан Леонтьев в 1896 году проинформировал французов о планах Менелика отодвинуть свои границы к Западу до Белого Нила и обозначил преимущества, которые от этого может получить Франция…»

Союзной для русских Франции от этого действительно было что поиметь.

В июле 1898 года с Запада Африки, из Французского Конго, в глубь континента выступает экспедиция майора Марша-на. Задача – пересечь Африку с Запада на Восток, достичь берега Белого Нила и основать в ещё не занятом британцами Южном Судане французский протекторат Фашода.

Отряд Маршана действительно пересекает Африку и достигает Фашоды. Но французский отряд – мал и измождён

многомесячным переходом. Самим им этот новый форт было не удержать.

Одновременно в Париже принимают решение перевести ко двору Менелика губернатора Джибути месье Лагарда. На него возлагается задача убедить эфиопов пойти, может, и чуть дальше на Запад, чем они планировали. А именно: выйдя к Белому Нилу, во-первых, перекрыть потенциальный британский коридор Север-Юг и, во-вторых, соединить границы Абиссинии и нового французского протектората в Фашоде. А ведь, таким образом, расширившаяся Абиссиния становилась тем самым «мостиком», которого французам не хватало для своей горизонтали Запад-Восток: от Джибути через Фашоду до Сенегала.

Однако в Фашоде так и не дождались подхода с Востока ни эфиопских войск, ни обещанного франко-русского отряда во главе с Леонтьевым. Зато выяснилось, что Леонтьев-то взял и вступил в своего рода сепаратные переговоры с… британцами. Правда, как-то странно вступил:

«Был ли Леонтьев или не был готов в определённый момент к сотрудничеству с британцами, сухим остатком его экспедиции к озеру Рудольф в 1899 году оказалось то, что она притормозила расширение британской территории на север. По некоторым сведениям, Леонтьев дошёл до того, что заменял уже расставленные британские пограничные флаги на эфиопские штандарты. И именно он утвердил эфиопский контроль на берегах того озера».

В этой связи в голову невольно приходит мысль, во-первых, о том, что выход русского губернатора пограничной эфиопской провинции Леонтьева на британцев был не такой уж и самодеятельностью. В конце концов, как мы знаем на примере Бабичева, потом пришло прощение с самого верха. Случайно ли?

Во-вторых, даже если взаимодействие Леонтьева с британцами и было самодеятельностью, то принесло только пользу. Ну, или, по крайней мере, позволило избежать большой беды.

Давайте рассуждать. С одной стороны, как и в случае с Ашиновым, имперский Петербург поспешил от Леонтьева откреститься – о чём и было сообщено французам. Но с другой-то стороны, действия Леонтьева по утверждению эфиопского контроля в районе озера Рудольф решали русско-французскую задачу-минимум: у британцев своего сквозного коридора Север-Юг в Африке так и не возникло.

Осуществление же сугубо французской программы-максимум (коридор Восток-Запад) означало, что Российская империя оказывалась бы втянутой в чужой конфликт.

Давайте опять же рассуждать логически.

Абиссиния практически со всех сторон была окружена британскими владениями. Да, рельеф местности на стыке Кении и Судана не позволял построить там британцам железную дорогу. Но совершить туда марш-бросок даже конников и пехотинцев, чтобы пресечь русско-французский план о создании горизонтали, они вполне могли.

Следующий вопрос: а на какие силы могли рассчитывать в том районе сами Россия и Франция? У России – всего-то казачий эскорт посольства. У Франции – части в Джибути (от которой в Южный Судан добираться непросто) и всего-то несколько десятков измождённых человек майора Маршана в Фашоде. Разве такими силами можно было противостоять британцам? К тому же, речь идёт об эпохе, когда никаких спутниковых телефонов и т. п. не было. Например, майор Маршан достиг-таки с Запада точки, где русские и эфиопские офицеры подняли эфиопский и французский флаги на берегу Белого Нила. Но к тому времени русские, не дождавшись Маршана, оттуда ушли обратно на Восток. Даже этот случай доказывает: французская программа-максимум о коридоре Запад-Восток с самого начала была авантюрой.

Это и было доказано в Фашоде. Когда туда подошли серьёзные британские силы, то состоялось нечто вроде «стояния на Угре», в результате которого французы были вынуждены ретироваться.

Но ведь даже это чуть не привело к полномасштабной англо-французской войне, в которую, как союзник Франции, была бы втянута и Россия. И это было бы уже не в Африке: достаточно сказать, что после Фашоды царь приказал провести мобилизацию на Кавказе. К счастью, впрочем, тогда удалось конфликт замять. А что бы было, если бы британцы обнаружили в Фашоде не только французов, но и эфиопские колонны под командованием русских офицеров?

Наконец, рассуждая об имперских планах Лондона, Парижа и Санкт-Петербурга, не будем забывать и о позиции эфиопов. Про их императора в публикации Митча Уильямсона неслучайно говорится, что «значительная часть его силы зиждилась на умении сталкивать друг с другом европейских представителей». Естественно, что, как правитель своей страны, император Менелик должен бы думать обо всех своих соседях – в том числе и о британцах. Франко-русские причитания о недопустимости таких контактов – ничем не меньший империализм.

Обернулось всё тем, что 15 марта 1902 года абиссинский император Менелик был вынужден подписать договор об эксклюзивных отношениях всё-таки с Лондоном. Конечно, с одной стороны, эти особые отношения с британцами пригодятся Абиссинии во время Второй мировой. С другой стороны, заплатили они за это дорого. Во-первых, в 1930-1940-е британцы сначала позволят итальянцам вновь оккупировать Абиссинию и придут ей на помощь только тогда, когда Муссолини заденет, собственно, британские, интересы. Во-вторых, по этому договору эфиопы предоставляли Лондону право вето на водоотвод из эфиопских притоков Нила и отказывались от притязаний на его берега. Россия и Франция были уже не более чем сторонними наблюдателями…

До революции в Абиссинии ещё оставалось российское посольство. Потом… Время вернуться к роду «Бабичефф». Ему теперь предстояла новая война – уже мировая.

Бабичеффы

Редкие в 1920-1930-е годы русские гости Аддис-Абебы все, тем не менее, непременно привозили рассказ о встреченном им там «человеке из прошлой жизни». Этот статный бородач, обладатель офицерской выправки и великолепных светских манер и был – окончательно оставшийся в Абиссинии после русской революции Иван Филаретович Бабичев.

После 1917 года у него, женатого на свояченице абиссинского императора русского монархиста, оставался, по сути, один вариант. Религиозная Абиссиния дипломатические отношения с безбожной Советской Россией разорвала. Но у Бабичеффа был уже эфиопский титул «фитаурари» («атакующий во главе»). Вот он и перешёл совсем в абиссинцы.

Иван Филаретович Бабичев (с бородой в центре) в кругу соотечественников в Абиссинии

Там, в Абиссинии, он и умер. Но до этого успел воспитать пятерых детей-мулатов.

Один из них – Михаил, которого сначала отец, а потом и вся Эфиопия стали звать «Мишкой». Был он, по рассказам, не только статным парнем, но и умницей. А его аристократическое происхождение открывало для него блестящие карьерные перспективы.

Именно ему новый император Хайле Селасси поручил создать ВВС и для Эфиопии, хоть изначально Мишка учился на танкиста. Было это в самый канун войны Абиссинии теперь уже с фашистской Италией – её нападение на эфиопов в 1935 году стало «первой ласточкой» грядущей Второй мировой войны[194]194
  А что же СССР? Интересный вопрос! В 1935 году Сталин с фашистами ещё не дружил. Тогда он с ними боролся. И НКИД СССР, и авторы текстов для советских кинороликов (мы нашли их в архивах Госфильмофонда) Италию осуждали. Кстати, СССР не признал инкорпорацию Абиссинии в «Итальянскую Восточную Африку» даже тогда, когда вышел на партнерство с Третьим Рейхом и признал такого его вассала, как Виши. Это тем более интересно. Выходит, в одних вопросах советская дипломатия исходила всё-таки из принципов, а в других – из политической целесообразности – пусть даже в советских текстах ничего не говорилось о том, что эфиопы полагали себя в том числе «христианским воинством», а во главе их героической авиации стоит человек с русским именем.


[Закрыть].

Бойцы абиссинской армии готовятся к отражению атак итальянских фашистов

Естественно, дюжина стареньких самолётов ВВС Абиссинии не могла противостоять десяткам и сотням современных аппаратов, которые бросил тогда на эфиопов Муссолини, наступая по суше из Сомали и Эритреи.

Тем не менее, эфиопские авиаторы навели «воздушные мосты» для координации действий сухопутных сил и не потеряли ни одного аппарата. Это, как я уже говорил, – уникальное достижение для ВВС любой воюющей страны времён Второй мировой войны!

Когда же итальянцы прижали эфиопов к стенке, именно Мишка Бабичефф сам сел за штурвал и благополучно вывез абиссинского императора во Французское Сомали, что позволило эфиопам создать центр сопротивления в изгнании[195]195
  Из Джибути император перебрался в подмандатную британцам Палестину, а оттуда – в Женеву, где выступил в Лиге наций со знаменитой речью о том, что жертвами фашистов «сегодня стали мы, а завтра станете вы все».


[Закрыть].

Не по-суворовски?

Мой добрый друг и однокашник по МГИМО Владимир Мединский, много лет проработавший в Думе, в своей недавней книге «Война. Мифы СССР. 1939–1945» недоумевает: за что же это Никита Хрущёв вручил эфиопскому императору полководческий Орден Суворова?! Да ещё I степени! Владимир, в принципе, недоумевает справедливо. В нашем сознании Суворов – полководец, который всегда наступал. А император-то – бежал…

Император Хайле Селасси выступает с трибуны Лиги наций в Женеве

Что ж, возможно, точнее было бы наградить эфиопского императора Орденом не Суворова, а Кутузова. В известной степени он повторил путь не Александра Васильевича, который брал чужие города, а Михаила Илларионовича: покинул столицу, чтобы триумфально в неё вернуться. Но, по большому счёту, император Эфиопии орден заслужил[196]196
  В принципе, он под него всё равно «подпадает», так как Орден Суворова I вручался и «за отлично организованную и проведённую фронтовую или армейскую операцию, в которой с меньшими силами был разгромлен численно превосходящий противник».


[Закрыть].

Среди наград императора был и советский Орден Суворова. Правда, почему-то ни на одной фотографии его на нём нет. Может быть, он хотел другую советскую награду?

И, возможно, ещё точнее ему было дать самый почётный советский Орден Победы: за коренной перелом. В конце концов, получил ведь такой орден король Румынии – только за то, что переметнулся к нам от немцев. А император Эфиопии в какой-то степени был впереди и Румынии, и самого Советского Союза! Завершить-то Вторую мировую первым! В 1941 году!

…Эфиопия победила Италию, но на этом решила не останавливаться. В 1942 году она подписывает декларацию Объединённых наций, объявляет войну теперь и Германии с Японией и заявляет о готовности продолжать войну на стороне «Большой тройки».

В этих новых условиях император переводит Мишку в дипломаты и возлагает на него особую задачу: вершиной теперь уже дипломатической карьеры Мишки стала должность временного поверенного в делах Эфиопии… на родине его предков. Сын участника первой официальной дипломатической экспедиции Российской империи в Абиссинию, сам он теперь отправился в СССР! Здесь у нас он работал в 1944–1947 годах. И, конечно, поначалу и предполагать не мог, что родина предков станет и родиной его потомков.

На родине предков

И вновь Москва, Плотников переулок и Архив внешней политики, куда я не раз заглядывал в главе про Кубу. Именно там до сих пор хранят и учётную карточку эфиопского дипломата Бабичеффа. Я её видел своими собственными глазами и держал в руках. Интересная карточка!

Мишка Бабичефф в форме пилота ВВС Эфиопии

Аккредитован этот сотрудник первой эфиопской дипломатической миссии в Советском Союзе был именно как «Мишка Бабичефф». Конечно, зашифровка была слишком прозрачной, но, судя по всему, именно Михаил Иванович Бабичев стал первым допущенным в СССР дипломатом-потомком кого-либо из белоэмигрантов[197]197
  Строго говоря, его отца, Ивана Филаретовича, к белоэмигрантам приписать было сложно: он уехал из России ещё до революции. Но, согласимся, прецедент был создан.


[Закрыть].

А на обороте этой карточки я сразу выхватил и ещё одну интересную деталь: рукой безымянного клерка МИД СССР туда были вписаны не только данные о въездах-выездах, но и запись о том, что в Москве у него родился сын – от гражданки Советского Союза.

Для меня, правда, это была уже не новость: к тому времени наша редакция и сама обнаружила потомка Мишки Бабичеффа – москвича Александра Шахназарова. Вот что он нам рассказал при первом знакомстве:

– В один прекрасный день мама пошла в Большой театр со своей подругой. Не знаю, что это было, балет или опера. Но оказалась она там в тот вечер, когда там был и мой будущий отец, которому она очень понравилась. Он прислал своего секретаря, спросил, не согласится ли мадам со своей подругой откушать с ним в ресторане «Метрополь». Ну, собственно, завязался роман, который привёл к достаточно быстрому браку.

Мишка Бабичефф-дипломат в Москве

Через год у Мишки Бабичеффа и Людмилы Нестеренковой родился сын, который потом долгие годы будет хранить подаренное папой маме ожерелье. Это – всё, что многие десятилетия оставалось в семье в память об отце. Дело в том, что в 1947 году при весьма загадочных обстоятельствах (которые я так и не смог распутать, ознакомившись даже с материалами Архива внешней политики) Бабичефф был вынужден спешно покинуть Страну Советов. А здесь у нас тогда как раз вступил в силу сталинский запрет на браки с иностранцами. От репрессий советскую ветвь семьи спасло только то, что они отсиделись по знакомым, а мама, повторно выйдя замуж, взяла другую фамилию. Фамилию отчима стал носить и Александр Бабичефф-Шахназаров.

Мишка Бабичефф со своей русской женой

Племянница Мишки, Надя Бабичефф, которую мы нашли в Аддис-Абебе, рассказала, что Михаил очень страдал без своей жены и сына и много раз через императора Хайле Селласси отправлял письма в Москву, в надежде узнать, что с ними, и привезти их сюда, в Эфиопию. В ответ же была – тишина.

– Контакт с эфиопами был в 1960 году, – вспоминает Шахназаров. – Сюда приезжал эфиопский балет. Мама, естественно, пошла в Большой театр на эти выступления. И там она встретила Гагоса, который был третьим секретарём, а стал первым секретарём посольства. Он на неё набросился и сказал: «Миша тебя ждёт, Миша ждал тебя всю жизнь, он не женился, он направил бесчисленное количество запросов. Ему приходили ответы, что семья выбыла в неизвестном направлении».

Александр, сын Мишки Бабичеффа

Тем временем, новые времена наступали и в Эфиопии. Императорская власть себя, конечно же, дискредитировала. Но тогда никто и думать не мог, что масштабы голода, которые будут в стране потом, перекроют все ужасы времён правления императора…

Социалистический эксперимент 1970–1980 годов сблизил Эфиопию с СССР и Кубой, но ещё дальше отодвинул надежды двух ветвей Бабичеффых увидеть друг друга. Советские Бабичеффы-Шахназаровы и не знали, что в 1964 году в Аддис-Абебе Мишка умер. Эфиопская ветвь Бабичеффых подверглась гонениям, как родственники низложенного монарха, и разбежалась по свету[198]198
  В социалистические времена в Эфиопии даже отменили празднование 5 мая, как дня освобождения. Ведь в тот день в страну вернулся император… В те годы этот восстановленный ныне праздник отмечали только в семьях «бывших».


[Закрыть].

Белые и чёрные

Справедливости ради, надо сказать, что эфиопы победили итальянцев не только своими силами. За них вступилась Британия. Вступилась, правда, по соображениям несколько более широким, чем просто зов сердца.

Поначалу-то Лондон даже, было, и признал присоединение Абиссинии к Италии. Но вдруг изменил позицию. В чём дело?

Дело в том, что итальянцы, захватившие в 1935 году Абиссинию, в 1940 году заняли ещё и соседнее Британское Сомали. Вот этого в Лондоне уже терпеть не собирались: особенно потому, что тем самым итальянские фашисты стали угрожать всё той же свободе судоходства всё на том же стратегическом отрезке пути из Австралии, Индии и Персидского залива в сторону Суэцкого канала.

Тем не менее, отдадим должное императору Абиссинии. Добиться от Британии, чтобы в число своих приоритетов уже 1941 года она внесла освобождение и эфиопов, – это большое дипломатическое и военное достижение.

Парад Победы

В мае 2011 года в эфиопской столице Аддис-Абебе прошёл крайне необычный юбилейный Парад Победы. Вы только вдумайтесь ещё раз: когда мы, в России, готовились вспомнить о 70-летии начала войны, эфиопы отмечали 70-летие ее окончания – юбилей изгнания из страны итальянских фашистов уже в 1941 году.

Среди участников парада выделялись две группы. Во-первых, старенькие, но для своих лет удивительно поджарые и статные ветераны. Впрочем, что тут удивительного для страны, которая дала миру столько чемпионов мира по бегу на длинные дистанции? Шли эти стайеры в форме европейского образца, но в руках несли копья.

Но ещё приглашённых на трибуны поразили длинноногие дирижёрши. В белых сапогах и белых кружевных чулках! Высоко поднимая колени, они увлекали за собой по пыльным улицам Аддис-Абебы сразу несколько духовых оркестров. Зрелище это было насколько леденящее кровь, настолько же и возбуждающее сознание. Такое стоит увидеть!

Если же серьёзно, то даже самих эфиопов поразило то, кого в тот день по правую руку от себя усадил на трибуне для самых почётных гостей их президент. А Его Превосходительство Гырма Уольдэ-Гийоргис Луча самое почётное после своего собственного место отдал… россиянину.

На первый взгляд, рядом с главой эфиопского государства сидел человек совершенно белый. Но также было видно и то, что он не просто сторонний наблюдатель: что это он явно мечтал увидеть и прочувствовать очень давно – возможно, всю жизнь. Так оно и было.

Это был сын «Мишки Бабичеффа» Александр. Из нашего репортажа, показанного осенью 2010 года, он узнал, что в Эфиопии у него есть родственники. Вот в мае 2011 года он и приехал в Аддис-Абебу. Встречали его так, как будто на землю спустился дух его отца.

– Мировая война началась здесь, в Эфиопии, в октябре 1935 года. И именно мы – первое государство, победившие фашистов, – сказал в тот день в интервью нам президент новой Эфиопии, который, кстати, и сам является бывшим лётчиком и учеником героев войны с Италией. – И одним из главных героев той войны является для нас Мишка Бабичефф. Мы рады видеть на нашей земле его потомков из России!

Дополнения и исключение

Символично, что при освобождении африканской Абиссинии британцами было задействовано много частей, где сражались темнокожие воины из таких британских колоний и протекторатов в Африке, как Кения, уже упомянутый мной Свазиленд и Северная Родезия.

Кстати, когда об обнаруженном мной родезийском следе я упомянул в разговоре с послом России в Замбии (бывшей британской Северной Родезии) Борисом Малаховым[199]199
  В бытность мою корреспондентом в Лондоне Борис Николаевич был пресс-секретарём российского посольства в Британии, а потом работал в ДИП МИД, когда я стал ведущим «Вестей». Поддерживаем мы отношения и после того, как Борис был отправлен послом в Африку.


[Закрыть], то оказалось, что память ещё как жива. Назавтра Борис прислал мне целый список здравствующих ветеранов бывшей северородезийской армии, которые мечтали бы дать интервью российскому телевидению. В списке, кстати, был и белый Деннис Лилл и темнокожие отставные офицеры Арон К. Мфула и К. Мусонда. Надеюсь, когда-нибудь доберусь и до них.

Но отдельно от всех других африканских колоний и протекторатов Британской империи стояло такое образование, как Южно-Африканский Союз, ЮАС. Это был доминион, а, как я уже писал, по так называемому Вестминстерскому статуту, доминионы в своей внешней и внутренней политике были самостоятельны уже тогда.

Впрочем, Южная Африка была доминионом не вполне обычным: уже тогда там был апартеид, власть белого меньшинства над чёрным большинством.

Сам я в бывшей ЮАС (нынешней ЮАР) ни разу не был. Но, судя по всему, нашёл верные источники, которые позволят мне уделить целую главу в этой книге и этой стране.