Текст книги "Подлинные имена бесконечно малых величин"

5. Нику

На проститутку Анжела не тянула. Нику вспоминал общаковых шлюх, неторопливых и надменных – последнее особенно ощущалось, когда дела Нику покатились под гору. Что бы ни происходило, им не изменяло одно – внутреннее ощущение, что продавая свое тело, они делают большое одолжение. Нику чувствовал их превосходство и иногда пользовался им для оправдания того, почему к сорока годам у него так и не вышло ничего путного с женщинами.

Шлюхи привыкли, что с ними все проходило быстро и не считали, что обязаны ему чем-то большим, чем удовлетворением нехитрых капризов в отношении его видов на семяизвержение. С этим проблем никогда не возникало: девушки охотно закрывали глаза, приподнимали груди, вытягивали языки и, кажется, даже находили удовольствие в том, что с Нику можно заработать быстрее, чем с остальными парнями. Выбирать ему не приходилось: выбор шлюх в общаке был далек от султанского гарема, но шлюхи были своими, проверенными – временем и докторами. К тому же в общаке действовало неписанное правило, которого воры старались придерживаться хотя бы из инстинкта самосохранения. Не рекомендовалось гулять на стороне, вне семьи и общаковых девушек. Последствия принесенных в общак инфекций могли быть самыми жесткими, вплоть до запрета на профессию, как однажды случилось с домушником Козырем, полгода сводившего концы с концами. Парню просто отпилили бы голову, вздумай он обчистить квартиру в период действия санкций.

В последние годы общие шлюхи оставались одной из немногих привилегий общака и одним из немногих свидетельств того, что общак еще жив. Впрочем, такая привилегия не особо радовала Нику. Часто денег ему не хватало даже на выпивку, что уж говорить о более серьезных развлечениях. Исключением была лишь рыжая Маша, проститутка, выделявшаяся не только цветом волос, но и возрастом. Думая о ней, Нику вспоминал, что ему самому почти сорок и содроганием понимал, что ей-то теперь где-то под пятьдесят.

Машу он потерял из виду лет пять назад, как раз тогда, когда понял, что с девушками у него теперь будет не только быстро, но и все реже и реже: слишком уж безграничным виделся океан, в котором утопали перспективы воровского ремесла. Он не мог точно сказать, чего было больше в Машином отношении к нему, и возможно ли такое, чтобы проститутка влюбилась в клиента. Сомнениями он обычно мучался после неудачных свиданий – а такие случались все чаще, и после них Маша была особо радостна и нежна, по крайней мере, на словах. Успокаивая Нику обещаниями следующего раза – «у тебя все еще получится», – она быстро одевалась и оставляла его одного, голого, пахнущего потом и спермой. Проблема была в том, что другие шлюхи не говорили ему и такого. И все же кризис профессии умерил даже эти его скромные аппетиты, и Машу он перестал заказывать даже раньше, чем остальных шлюх: не хватало еще ее сочувственных пожеланий скорейшего денежного достатка. Теперь Нику все чаще оставался наедине с собой, в собственном туалете, где, испытав мимолетное удовольствие, он до конца дня гарантированно портил себе настроение.

Маша исчезла из его жизни, но ее рыжие волосы все так же развивались в уголках его памяти. Нику даже стал представлять несбывшееся, как она избавляет его от проклятия, за которое его так любили охочие до быстрых денег молоденькие проститутки. В прежние годы он тешил себя надеждой, считал, что с возрастом все образуется и что его странная слабость, которой принято считать преждевременное семяизвержение, останется в прошлом и в этом находил оправдание все более заметной седине на висках. Увы, сорокалетний рубеж принес ему две паршивые новости: он все меньше зарабатывал и все быстрее кончал в своем проклятом туалете. Кто знает, а вдруг и вправду Маше не хватило какого-то года, чтобы сделать его мужчиной? И разве не делают женщины себе мужчин только из тех самцов, которые заставляют их часами корчиться в нескончаемом огне страсти? Где же ты, Маша? Пусть подурневшая, с морщинами и затухающим вкусом к и без того дряной жизни, но еще более опытная и, кто знает, не остывшая ли к нему? Он знал, он чувствовал, и переубедить его не могли бы даже еще с десяток новых постельных неудач – сделать Анжелу его союзницей ему могла помочь одна лишь Маша.

С Анжелой все было ясно: ну какая из нее шлюха? Ей не хватило бы смелости даже на какую-нибудь отчаянную глупость, даже на шантаж руководства «Молдова-газа». Сообразила бы она хотя бы такое: собрать данные с нескольких кварталов, чтобы, донимая начальство телефонными звонками, потребовать повышения нищенской зарплаты? Решилась бы Анжела на такое, ставя собеседника на другом конце провода перед выбором – согласиться для вида и изувечить гадину в условленном месте встречи, или не ввязываться, а отправить в те же кварталы еще парочку низкооплачиваемых дур, не беспокоя сигналом о шантаже полицию, от которой, кто знает, не больше ли проблем, чем их решения.

Нику с его двухсоткой не стал для нее спасением, но она и не привыкла к тому, что деньги ей дают просто так – а пятна колы на одежде не воспринимаются как ущерб, если не уверен, что завтра останутся деньги на обед. Вариант подаяния Нику не подходил, это само собой. Не годился и вариант сексуальных услуг, несмотря на намеки Анжелы. Секс – не лучший союзник в деле создания банды, особенно если секс – слабое место Нику. И все же секс – его единственный шанс, секс взрослого мужчины с молодой, но уже познавшей главный вкус жизни женщиной. Он должен был стать для нее богатым меню, из которого она будет баловать себя разносолами, выбирая, в зависимости от часа и настрояния, яростные проникновения или нежные прикосновения, от которых ее било бы током не меньше, чем от самых диких толчков.

Маша, Маша, рыжеволосая бестия! Может, она уже давно умерла?

– Наша Машка, что ли? Бля, ты бы еще Крокодилиху вспомнил.

Длинная Сима смотрела на Нику с недоумением и раздражением. Она уже разделась до одних чулок и пыталась понять, нужно ли ей ломать себе голову по причине первого за год с лишним визита Нику, или плюнуть на все и отработать свое. Как это всегда бывало с ним – быстро и безо всякого удовольствия.

Нику тоже вспомнил Крокодилиху, еще одну шлюху с огромным подбородком, которой больше подошло бы какое-нибудь лошадиное прозвище. Переспать с ней он не успел, и это был на его памяти единственный случай, когда исчезновение проститутки из общака было связано со счастливым для нее концом. Крокодилиха своего не упустила. Природное несовершенство заместила природным же инстинктом хищника, и может, ее товарки даже жалели, что дали ей прозвище, которое не стеснялись говорить ей в глаза. Она его с лихвой окупила, захомутав владельца коньячного завода и с первой ночи взяв у него обещание жениться.

– Так ты ради Машки, что ли?

Уже не стесняясь клиента, Сима прикрывала наготу, и Нику даже похолодел. Сейчас поднимет скандал, решил он. Вызовет сутенера и представит дело так, что Нику не рассчитался. А ведь он заплатил, чтобы даже не притронуться к ней.

– Очень надо, – положив руку себе на грудь, признался Нику.

– Да ты романтик! – хохотнула Сима. – Страдаешь по Машке, что ли? Сколько же лет вы не виделись?

Нику отвел глаза и с удивлением понял, что сам начинает верить в версию проститутки.

– Охренеть! – уставившись на него, Сима забылась и ее руки, в которых она сжимала футболку поползли вниз, вновь оголив слегка обвисшую грудь.

– Послушай, – сказала она, – мне не хочется тебя разочаровывать, но… Черт, надо же, как неловко.

Ее нет? – спросил Нику. – Маша умерла?

– Да жива она, – сказала Сима и быстро натянула футболку на голое тело. – Вот только дела у нее не очень, насколько я знаю.

Присев на край кровати, она продела ноги в трусики и, вскочив, прикрыла ими то, что еще полчаса назад не собиралась скрывать от Нику.

– На Скоростной она, – со значением сказала Сима. – Давно и, боюсь, до конца.

Когда-то улица Каля Басарабией, бывшая Скоростная, была начальной точкой карьеры всех кишиневских шлюх. Теперь же работа на Скоростной – улице, задуманной для разгрузки от транспорта центра города, была равносильна изгнанию из рая. Местом, где старели и откуда навсегда исчезали жрицы любви. Здесь были все – алкоголички и брошенные одиночки с тремя детьми, бывшие валютные и молодые дуры, перебравшиеся в столицу после исхода населения из родных сел.

Найти Машу оказалось делом нелегким, а главное накладным. Три дня подряд Нику высматривал в выплывающих из сумерек бледных фигурах знакомый силуэт, притормаживая водителей такси, колесивших по улице, проложенной еще при «совке», вдоль которой с обеих сторон высились столбы без единого фонаря. Красные Скоростной подошли бы в самый раз.

Машу он обнаружил вечером четвертого дня, у заправки «Лукойл». Заплатив таксисту сто леев сверх положенной за проезд тридцатки, Нику получил карт-бланш: полчаса c Машей в припаркованной к обочине машине, в то время как сам таксист получил еще десять леев на кофе, который он обязался не торопясь пить в магазине при заправочной станции.

– Триста леев в час, – объявила Маша, бухнувшись на заднее сидение рядом с Нику и обдав его в полутьме салона несвежими алкогольными парами. – Это с заглотом. Если везде – то еще пятьсот.

Нику кашлянул.

– Мне нужно кое-что другое, – сказал он.

– А, извращенец, – рассмеялась Маша. – Тогда тариф рыночный, в зависимости от половых отклонений, – она рассмеялась, и заерзала, расстегивая джинсы. – Давно у меня не было креативных клиентов.

– Маша, – решился Нику. – Это я, Маша.

Она застыла, напряглась и, решил Нику, должна была даже протрезветь.

– Кто я, блядь? Мы что, трахались?

– Нику. У Влада Цыгана. Малая Малина. Девяносто седьмой год. Помнишь?

Он чувствовал ее напряжение, но не мог разглядеть лица. Может, поэтому и решил, что она окрысилась. Вдруг его осенило: у нее может быть нож! Вполне разумное решение, если судьба занесла тебя на Скоростную.

– Ну и что тебе надо, Нику? – произнося имя, Маша явно делала одолжение.

Отступать со Скоростной – это было слишком, и Нику пришлось все рассказать. Соврал он в одном: сказал, что хочет жениться, но девушка попалась с принципами, для которой секс до свадьбы – все равно, что измена любимому супругу. При этом сама мечтает лишь об одном, чтобы ее как следует отодрал горячий, неторопливый самец, с которым секс станет для нее смыслом жизни. Не больше и не меньше.

– Я что-то тебя совсем не помню, – щурилась на него Маша, хотя Нику уже включил свет в салоне.

– Может, мне трусы снять? – усмехнулся он и, кажется, правильно сделал. Пора поставить на место шлюху, с которой он разоткровенничался за свои же деньги.

Маша, однако, не смутилась: во всем виноват был, конечно, алкоголь.

– Что? – возмутилась она. – Да я хуев перевидала раз в десять больше чем лиц. Только знаешь что? Я их ни хрена не запоминаю. Какие вы, мужики, придурки: думаете, что у каждого бриллиант в штанах. А они – просто одинаковые отростки из мяса. Хотя дело не в члене. У тебя что, с мозгами лажа?

Она считала, что Нику сбрендил.

– У меня хер знает сколько инфекций, – призналась Маша. – Какие-то, блядь, выделения вонючие. Жру таблетки пачками – не помогает. Хотя таблетки уже наверное и не помогут. И ты собираешься все это принести в семью? Свадебный подарок молодой жене? Да и тебе – зачем оно все? Пойми, – продолжала Маша, – семья – это, блядь, ячейка общества. Школа жизни, понял?

В душном салоне она все сильнее пьянела, а Нику все больше терялся.

– Школа всего. Терпения там, понимания. Кстати и секса тоже. Тебя она любит? – Нику кивнул. – Значит, сделает все, чтобы у вас в постели было как у людей. Поверь мне: бабы хотят мужиков сильнее, чем мужики баб. Даже, блядь, проститутки, хотя в нас вы просто сливаете. Знаешь что? Ты деньги возьми, ничего мне не надо.

Нику лишь отмахнулся.

– В знак старой дружбы, – сказал он. – Только чтобы без обид.

– Ладно, – легко согласилась Маша. – Кстати! – Она села так, словно лишь сейчас увидела Нику перед собой. – У меня же есть Вика!

– Какая Вика?

– Одноклассница. Встретились на встрече выпускников, хахх! – она разразилась хриплым старческим смехом. – Не, ну прикинь: я на встрече выпускников. Хахх! Все разбегались в стороны, как от горящего поезда. Я еще мини натянула поверх шерстяных колготок – февраль ведь, холодно. И бант этот блядский вот тут, сбоку, – она потеребила себя за волосы, словно бант ей до сих пор надоедал. – Никто даже не подошел. Витя Спэтару, Аня Чемыртан, Лиза, как ее, ээ…. Забыла фамилию. Только директрисса, Анна Павловна, не побоялась. Подошла, поговорили. Вспомнила, как в девятом классе я спрыгнула со второго этажа. До сих пор считает, что я с географии сбежала. На самом-то деле я уже тогда… В общем, к клиенту опаздывала.

Задержавшись в прическе, ее пальцы накручивали все еще рыжий, несмотря на годы, локон.

– Вика меня поймала уже на выходе. Сказала, что есть разговор. Пошли в бар, выпили. Я – пиво, она – кофе. Она все поняла, но гнобить там, или учить жизни не стала, хотя я все ей рассказала. А чего мне скрывать, когда впереди – еще более глубокая жопа? Рассмешила меня. Сказала, что мы коллеги. – Маша усмехнулась. – Хер там, какая я ей коллега? Да, она помогает мужикам, но это же медицина. По этому делу. Понял?

– Нет.

– Делает из мужиков секс-гигантов за бабки. Потенция там, эрекция. Там много всего: терапия, какие-то снадобья, даже что-то типа гипноза. У нее клиника, все официально. Сертификаты, разрешения. Есть ее телефон – хочешь?

– Зачем? – отшатнулся Нику, чуть не ударившись затылком о стекло дверцы.

– Пусть будет. Вдруг надумаешь.

Маша настаивала и номер пришлось зафиксировать.

– Ну бывай, женишок, – весело напутствовала она, открывая дверцу. – Совет да любовь!

Криво улыбнувшись, Нику проводил ее легким кивком.

– Хотя, – ее лицо снова появилось в проеме, – надумаешь – заезжай. Если жениться расхочешь.

6. Адриан

От одного вида напарника Адриан не на шутку растерялся. И они хотят сказать, что фирма процветает с таким диспетчером? Лохматый увалень с короткими, почти гитлеровскими усами, он напоминал большого старого ежа из какого-то мультфильма. Позже Адриан убедился – сам он еж, которому повыдергивали иголки и бросили в лисью стаю. Алекс – так звали патлатого толстячка – был настоящим спрутом и будь у него чуть больше власти, Кишинев задохнулся бы в объятии его щупалец. Адриан же поначалу путался даже в сторонах света на карте. Ему всегда казалось, что ехать в сторону Телецентра – это наверх, на экране же диспетчерского навигатора этот район располагался в самом низу, там, где и полагается быть югу.

Для Алекса загадок не существовало, он без труда следил на электронной карте за датчиками передвижения машин. Случались смены, когда все тринадцать автомобилей были одновременно сданы в прокат. Алекс легко просчитывал риски и лишь глядя на карту, понимал намерения клиента: интересуется ли тот достопримечательностями или собирается снять шлюху. Иногда он звонил ментам, и те, направляясь по наводке Алекса, подстраховывали расслабившегося иностранца, рванувшего в район, где в машине могли выбить стекло, а его самого – отправить на больничную койку с проломанным черепом. Пункт проката автомобилей, куда устроился Адриан, был непростой конторой – это он понял довольно быстро.

Всего машин было тринадцать – счастливое число, если помнить, какие деньги приносили они владельцам. С хозяевами Адриана не удосужились познакомить, всем в компании управлял директор Игорь. Он и объявил, что работать придется через смену: двенадцать часов длится смена Алекса, после чего на вахту заступает Адриан.

– Работаем круглосуточно и без выходных, – добавил Игорь.

Чтобы один из диспетчеров, для которого его двенадцать часов регулярно выпадали бы на ночное время, не сошел с ума, Игорь ввел оригинальную систему ротации смен. После того, как Алекс и Адриан двое суток проводили в двенадцатичасовом режиме работы, последний отправлялся домой отдыхать. На целые тридцать шесть часов – столько предстояло без перерывов отработать Алексу, прежде чем на свою смену, тоже полуторасуточную, не заступит Адриан. Под конец большой смены у Адриана обычно открывалось второе дыхание и наступала такая ясность мыслей и быстрота действий, что он готов был согласиться с теми, кто считает человека неизведанным миром, которому не хватает жизни, чтобы постичь хотя бы треть своих возможностей. Жаловаться в любом случае не было повода: на работе была собственная душевая комната, а еще диспетчеров обеспечивали горячим питанием и бутербродами, правда в счет зарплаты.

Зарплата и была причиной, по которой Адриан, едва устроившись на работу, не перестал просматривать в интернете объявления о трудовых вакансиях. Двести пятьдесят евро в месяц – для начала, но без особых надежд на скорое обогащение, предупредил его Игорь.

– Хотя нет, – подумав, уточнил директор. – Обогатит, да еще как. С такими знаниями, а главное навыками, ты отсюда выйдешь суперменеджером. Какая компания откажется от сотрудника, способного работать тридцать шесть часов подряд на одинаково высоком уровне? Да с руками оторвут!

– А не проще ли было взять еще диспетчеров? – наивно спросил Адриан. – Хотя бы одного.

Игорь ответил взглядом, в котором читалась брезгливость к лентяям, мнящим из себя черт знает что.

– Проще, – сказал он, – взять на работу диспетчера, который не будет задавать лишних вопросов. Но тебе, так и быть, предоставим шанс.

Шанс представлял собой совместные дежурства Адриана и Алекса. По крайней мере, в первые две недели, которых, по мнению Игоря, Адриану при серьезном подходе должно было хватить, чтобы перенять все секреты мастерства диспетчера пункта проката автомобилей. Или хотя бы убедиться в том, что единственное, что отличает Адриана от Алекса – это шесть лет, проведенных последним в нынешней должности.

Наставник из Алекса был никакой. Адриан особо не спрашивал, а Алекс и не пояснял, даже того, на что Адриану не хватало опыта в плане постановки вопроса. Если Адриан ошибался – а такое в первые дни происходило постоянно, – Алекс сам садился за пульт, исправляя огрехи спокойно и даже лениво, но при этом, был уверен Адриан, так, что клиенты не замечали проколов.

– Как провели ночь, мальчики? – издевалась Виолетта, застав Адриана и Алекса, прикорнувших под утро на одном диване.

Виолетта была лицом компании. Точнее, одним из семи лиц, молоденьких, ухоженных, большеглазых и пышногубых. Дежурили девушки только в дневное время, шесть свободных дней тратя на то, чтобы держать себя в форме, позволяющей в течение единственного рабочего дня не ослаблять улыбку на лице. Девушки работали рецепнионистками, и они были первыми, кого видели клиенты, переступающие порог пункта проката автомобилей, разместившегося в весьма удачном месте. На оживленном проспекте Молодежи, прямо на троллейбусной остановке, в непосредственной близости от пиццерии, известной тем, что сюда принято было водить иностранцев. Екатерина, Лучия, Анна, Виолетта, Наталья, Луминица и Феличия были гордостью фирмы, по крайней мере, Игорь был уверен в том, что лишь безграничное обаяние девушек помогает растопить сердца самых скупых клиентов. Адриан готов был поручиться, что Алекс, державший свое мнение на этот счет при себе, считает иначе.

Красотки на ресепшене предлагали иностранцам кофе, демонстрировали каталог с машинами, рассказывали о ценах и преимуществах, подписывали договора, брали аванс и не без торжественности, словно речь шла об акте дарения, вручали ключи от автомобиля. С диспетчером клиент встречался дважды – когда впервые садился в машину и когда в последний раз вылезал из нее. В первый раз диспетчер обводил клиента вокруг автомобиля, демонстрируя полное отсутствие повреждений и настаивал на подписании бумаги, в которой клиент подтверждал идеальное состояния арендованного транспорта. Принимая машину, диспетчер осматривал ее сам, подзывая клиента лишь в том случае, если обнаруживал хотя бы царапину.

– Согласно контракту, клиент обязан оплатить любое повреждение, если конечно, речь не идет о страховом аварийном случае – напоминал Игорь. – В конце концов, мы им предоставляем уникальные услуги.

Агентство и в самом деле славилось нетривиальной политикой, прежде всего, ценовой. Были здесь и машины, которые сдавали за тридцать-сорок евро в сутки, по цене, средней для прокатных фирм, но больше всего денег делалось на премиальном пакете. Два «Мерседеса», два «БМВ», три «Тойоты Солара» и один «Лексус ИС» сдавались по цене от ста евро, и отбоя на них не было.

– Милые мои, что бы мы без вас делали, – говорил Игорь и хлопал по заднице Феличию или Катю, или Лучию, или любую другую подвернувшуюся под руку рецепционистку.

Девушки смеялись и млели, Адриан молчал, закипая внутри, Алекс же не подавал и вида. Хотя, наверное, и ему было очень обидно.

– Но это же несправедливо! – полушепотом возмущался Адриан.

Говорить в полный голос он не решался: урок, преподанный Игорем, пошел впрок. И это при том, что кроме Алекса, в ночном офисе не было никого, кто мог бы оценить его красноречие. Ни одной живой души.

– Ни одной душе не интересно! – шипел Адриан. – Кто состыковывает расписание? Мы, диспетчеры, разве не так? Кто следит, чтобы мерсы в случае предварительного заказа были – заметь, минута в минуту – вымыты, отполированы, вычищены, проверены, чтобы у клиента даже сомнения не возникло в том, что сто пятьдесят евро в сутки – это пиздец как дорого? Или что, наши модели, что ли, отвечают на звонок вип-клиента, которому в два часа ночи, видите ли, захотелось в Кишиневе буйабеса как в Марселе? И что, интересно, ему в это время порекомендовать? Ресторан «Пегас», где буйабес не делают, зато работают круглосуточно, или посоветовать дождаться следующего дня и заглянуть, но не раньше полудня в «Мариус»? Уж там-то, сеньор, месье, мистер, вас ожидает буйабес совсем как во Франции, пальчики оближешь, слово даю. В три часа ночи, Алекс! Феличия будет расшаркиваться по телефону в три час ночи? Знать бы, кто им вставляет в это самое время – уж не тот ли, кто устроил их сюда? А что, продуманный график: день в неделю работаешь, ночь в неделю трахаешься. А получают, небось, больше, чем мы на двоих. Причем каждая, разве не так?

Алекс лениво пожимал плечами, а Адриан с трудом сдерживался, чтобы не послать его куда подальше. Меланхоличный идиот, так и сдохнет здесь однажды ночью. Хватяться лишь потому, что пойдут жалобы от клиентов, безрезультатно названивающих в поисках совета, какое заведение более аутентичное – театр имени Ионеско или ночной клуб «Барбарелла»?

– И это ко всему тому, что мы обязаны не отрывать глаз от навигатора, следить за показаниями датчиков движения и держать в голове тринадцать экстренных вариантов, которые, между прочим, могут произойти и одновременно? Где же справедливость? – вопрошал Адриан. – Где достойное вознаграждение? Ты сам-то доволен зарплатой?

От ответа Алекс уходил, причем в прямом смысле. Делал вид, что вопрос относится не к нему и выходил. В соседнюю комнату рецепционисток или, что чаще всего, в туалет или душ, где можно было переждать минут десять, пока Адриан не вспомнит о том, что не все вопросы имеют положительный ответ и, прежде всего, для него самого.

– Зарплаты – коммерческая тайна, – отрезала Лучия, когда Адриан, чтобы узнать зарплату напарника, уже открыл рот, чтобы сообщить ей размер собственного заработка. – Сведения, не подлежащие разглашению, разве ты не в курсе?

Она красила глаза, когда вошел Адриан и теперь смотрела на него взглядом, казавшимся еще более возмущенным из-за разницы в степени окраски ресниц.

– И потом, все зависит от того, что человек дал фирме, – резонно добавила она. – Вот Алекс – он седьмой год здесь, дольше чем все мы. Работает с самого открытия – так что удивительного в том, что ему платят шестьсот евро? По-моему, это справедливо. Или ты против?

Нет, Адриан, конечно не был против и даже начинал жалеть о том, что спровоцировал девушку на откровение, которого она и сама не заметила. И все же теперь офис казался ему теснее, стены ниже, а собственные перспективы – еще туманнее. С каждым днем он набирался опыта, узнавая о фирме много нового, особенно прояснялось финансовое могущество владельцев. Он четко уяснил, какое медицинское учреждение должен рекомендовать клиентам при необходимости – частную больницу «Фон Клиник» и понимал, что владельцы его собственной фирмы, о которых он не знал ровным счетом ничего, имели интересы и в медицинском бизнесе. Равно как и в ресторанном – иначе зачем ему в первый же день подсунули список кафе и ресторанов, которые нужно рекомендовать в первую очередь? На фоне таких завязок даже ежемесячные шестьсот евро Алекса выглядели форменным издевательством.

И все-таки работа Адриана затягивала, да и могло ли быть иначе при полуторасуточных сменах? Ему даже стало казаться, что он вжился в шкуру Алекса, променявшего собственную никчемность на выматывающую до смерти стабильность. Да чего там, Адриан и сам становился таким. Пока не настал день большого откровения.

– Мы можем поговорить? – спросил его Алекс, а Адриан от удивления поступил так, как обычно поступал сам Алекс. Замолчал как рыба.

Конечно, на такое – а вынудить Алекса разоткровенничаться было сравни подвигу, – была способна лишь женщина. Хорошая знакомая, пояснил Алекс, и этой характеристики в его случае было достаточно, чтобы уяснить, насколько далеко продвинулись их отношения. Он заезжал за ней на машине, каждый раз на новой, если, конечно, не считать повторы, при которых «Мерседес Е 200» вновь появлялся под ее окнами три свидания спустя, после того, как ее поочередно катали в «БМВ», «Лексусе» и «Тойоте Солара». На моделях за сорок евро в сутки Алекс не решался заезжать за предметом своего обожания.

– Ты не думай, топливо я оплачиваю сам, – поспешно заверил Алекс. – В жизни копейки чужой не взял, так ведь это и не воровство, правда? Тем более что мою машину я тоже за свой счет.

Адриану не составило труда его успокоить. Он вообще не выразил особого интереса к особенностям истории любви Алекса, хотя сразу понял: на проверку это не тянет. Алекс был скрытен, но чист как невинный младенец. И все-таки, при здравом размышлении Адриан решил, что все это вполне сойдет за компромат, если, конечно, представится удобный случай.

Случай представился уже на следующей его смене. В тот день турист из Бельгии вернул машину с поцарапанным о фонарный столб бампером.