Текст книги "Город белых паломников. Роман"

– Он парень тертый, всегда вовремя в тину ныряет… А когда выплывает, уже ничего доказать не могут, все, поезд ушел.

Еще, что неприятно поразило Константина, в ту ветреную праздничную ночь кто-то отвязал аэростат, на котором Василий Кириллович ставил своих «бах-бахов» и… кто знает, за сколько сотен километров унесло несчастного учителя пения.

– Да, кстати, о твоем театре… Держи! – дядя перебросил племяннику номер «Мишуринской правды». – Тут о вас хорошо отзываются…

Константин пробежал мельком огромную статью под заголовком «Возрождение». Это была рецензия Е. Болото на пьесу С. Ф. Абрамкина «Шагай вперед, комсомольское племя!» в постановке главного режиссера МЭМТа К. Е. Новгородцева…

«Сотни зрителей, – писал журналист, – расходились, унося в сердце пламенную благодарность к авторам спектакля, показавших величие свершаемых…»

Он свернул газету и равнодушно сказал:

– Я же говорю, нет разницы…

Федор I, придерживая брюшную повязку, ерзал на стуле перед следователем уже больше получаса. Но тот не реагировал. Сидел и безостановочно писал, писал… часто прикладывался к графину с водой, бросал на подозреваемого мимолетный невидящий взгляд, и лихорадочно продолжал исписывать одну бумагу за другой… На его конторском столе размещалась груда папок, еще больше папок громоздилось пообок стола, и целые залежи их высились по углам кабинета – небольшой скучной комнате, выходящей окном на желтокрашенный барак культпросветучилища. Высокое широкоступенчатое крыльцо училища пустовало – шли занятия…

– Попить можно? – спросил Федор I. Вчерашним вечером у него поднялась температура и теперь он трясся в жарком ознобе.

– Возьми стакан на подоконнике, – ответил следователь. Фамилия следователя была Бармалеев, но ничего разбойничьи-пиратского в его внешности не наблюдалось: то ли педагог со стажем, то ли производственный начальник средней руки…

– Фу! Надоело! – шумно вздохнул он и впервые осмысленно посмотрел на Федора 1. – Махачев… так это ты бедную тетку в Особом чуть не задушил?

– Вы че клеите? – забормотал Босс, – Какая тетка? Я хату Стародубовой брал, а та сама кого хочешь задавит…

– Зря упираешься, – задумчиво сказал Бармалеев. – Лучше бы на себя эту тетку взял…

– Не надо никакой тетки, – упрямо сказал Босс.

– Как хочешь… А вот за сто миллионов любой прокурор тебе десять вышек запросит, а тебе ведь и одной хватит… Подержим тебя до восемнадцати и пиф-паф!

– За что? За фальшивки? – презрительно скривился бандит. – Хорош пугать…

– С чего ты взял, что фальшивки? – изумился Бармалеев. – Верно, деньги старые, за 1919 год, но экспертиза показала, что купюры советские и абсолютно настоящие! Так что тебе без разницы, душил ты тетку в Особом или нет… А будешь упираться, – Бармалеев встал и скучным-прескучным голосом сказал:

– Мы твой шов на брюхе распустим, как шнурки на ботинках.

Глава девятнадцатая

– На вокзал? – безучастно спросила Наташа.

– Домой только зайду переодеться, за вещами… – ответил Лан.

Они стояли у окна на лестничной площадке ее этажа. На пыльный, оплавленный солнцем подоконник Лан поставил свой дипломат.

– Может, заглянем ко мне, выпьем на посошок?

– Мама скоро придет, у нее ключа нет…

– Ладно тебе, когда еще увидимся…

– Никогда.

– Нельзя же так, разом оборвать все…

– Я с тобой уже простилась… Нет тебя сейчас рядом со мной. Понимаешь? Нет.

– Как это?

– Вот ты стоишь, говоришь что-то… а ничего не слышно, а тебя самого как бы размывает… сквозь тебя вот эти почтовые ящики видны, стены…

– Понимаю, стараешься забыть.

– Наверное…

Он вздохнул, достал сигареты, передумал, неловко наклонился к ней, поцеловал в щеку, хотел еще, Наташа отстранилась…

– Все, пошел. Пока!

– Счастливо.

Задержался еще на секунду.

– Ты так и ничего не хочешь сказать мне?

Не отвечая, она улыбнулась, да так, что у него похолодели колени и дипломат повис в руке стопудовой тяжестью.

– Нет.

Ближайший от Мишуринска аэропорт находился в четырех часах езды на автобусе. В восьмом часу вечера Александр Лан полулежал в кресле новенького «Икаруса», шедшего с огромной скоростью по шоссе, резавшему надвое необъятную, вогнутую по краям степь. Впереди, над горизонтом, багровым пузырем вспухало заходящее солнце…

Пусто и спокойно было у него на сердце. Прежняя жизнь вся поместилась в двух чемоданах, стоящих в проходе, новая, неведомая, едва начиналась…

В салоне он был один. Автобус шел специальным рейсом. Для отъезжающих за рубеж, – объяснили ему при оформлении билета через Москву на Вашингтон…

Спустя час автобус свернул с шоссе, проехал немного по отчаянно пылящей колее и остановился у строения барачного типа. В густеющей красноватой тени от него поблескивали лаком две черные «Волги»; у входа стояли люди в синей форме…

– Таможня! – крикнул водитель.

В салон заглянул молодой и очень серьезный человек.

– Пассажир, пройдите, пожалуйста, с вещами на предварительный досмотр.

Лан подмигнул ему:

– На твоей работе, кореш, желчь может лопнуть.

– Не понял? – нахмурился тот.

– От зависти! – И Лан, до невозможности довольный собой, захохотал.

Выбрался с чемоданами. Таможенник взял у него документы, билеты, попросил подождать и ушел в барак.

Эмигрант закурил, поплевывая. Ничего недозволенного он не вез.

Прошло десять минут, пятнадцать. Из таможни вышли крепкие улыбчивые ребята в штатском, расселись по номенклатурным машинам, уехали… Со степи потянуло прохладным ветерком… Лан, начиная испытывать нетерпение, посмотрел в сторону здания и вначале подумал, что у него неладно со зрением – таможня со скрипом и шуршанием трепетала от ветра, будто была нарисована на шелку!

«Это что еще за новости?» – с замиранием сердца подумал отъезжающий.

Зрение не подводило его. Барак в самом деле колыхался от усиливающихся порывов ветра, скрипел, как корабельные снасти, качался…

– Отдайте мой билет! – страшно закричал помутивший в рассудке Киоскер и бросился к ужасной фальшивке. Ступени и дверь оказались из настоящего дерева, а вот все остальное действительно было нарисовано, да только не на шелку, а на легком брезенте!

Обманутый с исступлением ударил в дверь, она стала падать, подминая весь камуфляж… и вместе с громом ударила ему по глазам небесного цвета молния!

Ослепшего, его бросило на землю и, когда он пришел в себя, оглянулся, то увидел сквозь слезы, что не было вокруг ни «Икаруса», ни таможни… Валялись рядом его чемоданы, распахнутые, с нетронутым содержимым, а прямо перед ним стоял ветхий сарай, сколоченный из горбылей. Из полуоткрытых ворот его смердело и Лану отчетливо послышались оттуда голоса многих людей, которые переговаривались будто в жестяные трубы…

Подошел ближе, и понял, что не мог там никто переговариваться: закатный свет через щели насквозь пронизывал сарай, в углу его лежал дохлый пятнистый кабанчик, над которым звенели мушиные рои, сверкая и переливаясь драгоценными синими и зелеными огнями…

«Приехали…» – сплюнул беззлобно Лан и пошел к своим чемоданам.

1984—1989