Автор книги: Сергей Фокин
Жанр: Философия, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
6.1. Писатель, философ, поэт
Жизненные пути Декарта и Бальзака были во многом схожи, неудивительно поэтому, что в определенный момент они пересеклись, чтобы в конечном итоге радикально разойтись: философ настолько глубоко проникся проектом тотальной метафизической доктрины, что впал в своеобразный интеллектуальный аутизм, в силу которого даже не смог предотвратить свою смерть в Стокгольме, поскольку имел собственное медицинское учение и на дух не переносил врачей; автор скандальных «Писем», поначалу навлекший на себя тучи обвинений в безбожии, либертинстве, мании величия и прочих великих и малых грехах, с течением времени, наоборот, совершенно образумился, выпустив сначала верноподданнического «Государя» (1631), затем памфлет «Старичье» (1648), направленный против педантов, а под конец жизни богобоязненного «Христианского Сократа» (1652).
Декарт и Бальзак принадлежали к одному литературному поколению, были почти ровесниками, в 1628 году, к которому относится упомянутое размышление Декарта о «Письмах» Бальзака, обоим было по тридцать с небольшим. И тот и другой происходили из провинциального служилого дворянства, что не мешало им позднее вращаться в высших кругах парижского общества 20–30‐х годов. Сходными были образовательные маршруты философа и писателя: оба воспитывались в иезуитских школах (коллегиях); Декарт – в Ла Флеш, привилегированной теологической школе, основанной по личному указанию короля Генриха; Бальзак учился в аналогичной школе в Пуатье, правда, завершил теологическое образование в Париже, в коллегии Ла Марш, не подчинявшейся ордену иезуитов. Оба затем учились в университетах; Декарт – в том же Пуатье, где получил степень бакалавра, а затем лиценциата юриспруденции, защитив диссертацию, текст которой был обнаружен сравнительно недавно – в 1987 году223223
См.: Descartes R. Œuvres complètes. 1. Premiers écrits. P. 43–49.
[Закрыть]; Бальзак в более либеральном Лейдене, где изучал риторику и филологию. И тому и другому довелось испытать себя на ратном поприще в ходе религиозных войн или гражданских распрей, правда, скорее из вкуса к рискованной и раскованной жизни, нежели ради защиты праведной веры; пером и шпагой они отстаивали собственные представления об аристократическом идеале: к этой поре относится утраченный трактат Декарта «О фехтовании», тогда же Бальзак публикует первые памфлеты, направленные против тирании высокородных аристократов. К моменту знакомства, состоявшегося, судя по всему, в Париже в середине 20‐х годов, оба исповедовали довольно свободный образ мысли, направленный против царившей в Сорбонне схоластики и ортодоксальной католической теологии. Можно думать также, что начинающий философ и автор «Писем» были достаточно близки к тому, что враги инакомыслия называли в то время либертинством. Наконец, оба в определенный момент своего существования приняли решение удалиться от политических треволнений столичной жизни, сделав выбор в пользу уединения: Декарт нашел пристанище в тихой Голландии, где провел большую часть своей творческой жизни, время от времени меняя места проживания и даже скрывая от большинства знакомых свои адреса; Бальзак удалился в замок в Шаранте неподалеку от Ангулема, время от времени наезжая в Париж, где получил прозвище «Шарантский затворник». Как для философа, так и для писателя эпистолярный жанр служил привилегированным способом общения с научным и литературным миром.
Характеризуя отношения Декарта и Бальзака, нам следует вновь обратиться к понятию либертинства, которое, несмотря на известную расплывчатость, лучше всего представляет ту интеллектуальную сферу, в которой философ искал близости с писателем, воспринимая от автора «Писем» определенные установки писательского поведения, в частности культ искусства светского красноречия, резко противопоставленного политической, религиозной, судебной и университетской риторике. Вместе с тем фигура Бальзака, пользовавшегося при жизни огромной известностью, тесно связана с так называемой салонной культурой Великого века, которая, с одной стороны, представляла форму интеллектуальной оппозиции в отношении двора, тяготевшего к абсолютизму, с другой стороны, являлась своеобразной лабораторией по разработке критического суждения и критериев хорошего вкуса. Именно в салонах рождалась новейшая литературная критика, тесно связанная с такими явлениями интеллектуальной жизни Франции первой половины XVII века, как галантность, либертинство, прециозность. Но в салонах царили «ученые жены», которые резко противопоставляли свою культуру, ученость, язык как двору, к которому тянулись кружки ренессансного гуманизма, так и университету, где процветала схоластика. Бальзак был кумиром литературных салонов, со своей стороны не упуская случая превознести до небес парижский дворец знаменитой маркизы де Рамбуйе, который на полстолетия стал местом собрания французской интеллектуальной элиты.
Строго говоря, эпистолярный жанр в том его преломлении, которое он приобрел в «Письмах» Бальзака, оказался одной из самых плодотворных форм свободной литературной критики, заключая в себе вызов в отношении ренессансного гуманизма, основанного на филологическом почитании древних. Свободные критические суждения о современных писателях, политиках, теологах, эрудитах, которыми пестрила книга Бальзака, превращали автора в провозвестника первоначального французского модернизма, теоретически оформившегося в знаменитом споре «Древних и Новых».
Подобно тому, как Малерб был обязан своим успехом новаторскому характеру своей поэзии, Бальзак, правда, с большей последовательностью утверждал себя в качестве новатора (moderne), именно в силу новаторства поколение находит в нем одного из своих учителей. Противники считают его революционером. Он восстал на Древних, утверждают они. Он высмеивает Цицерона и Демосфена, Исократа и Сенеку224224
Adam A. Histoire de la littérature française au XVII siècle. T. 1. Р. 246.
[Закрыть].
Принимая во внимание эту интеллектуальную характеристику, принадлежащую перу одного из самых авторитетных знатоков французской литературы XVII века, можно думать, что Бальзак и Декарт были авторами не только одного и того же литературного поколения, решавшего задачи по преодолению идеалов ренессансного гуманизма, но и сходных мировоззренческих устремлений, которые следует характеризовать, если не бояться анахронизма, революционными.
Важно подчеркнуть, что Бальзак был радикальным новатором не только в преобразовании форм критического суждения; в самой мысли писателя содержались зерна новой политической философии, в которой вольнолюбие отдельной личности высокомерно и изобретательно противопоставлялось власти государства. Разумеется, эпоха утверждения абсолютизма во Франции не особенно располагала к открытым требованиям свобод, вот почему писательская позиция автора «Писем» складывалась преимущественно из компромиссов и экивоков, хитроумного заигрывания с сильными мира сего и резкой пикировки с современниками, в ходе которых он умудрялся представить читателю ряд дорогих, но крамольных, по существу, идей225225
Monnier F. Jean-Louis Guez de Balzac (1597–1654) // Revue Française d’Histoire des Idées Politiques 2017/2 (No. 46). P. 281–304.
[Закрыть]. Главное в либертинстве Бальзака – ставка на свободу разума, которая противопоставляется как тираническим тенденциям монархии, так и невежеству общей массы, к которой он причислял монахов, педантов, священников; самое существенное в философии Декарта – свободное волеизъявление мыслящего человека. И писатель, и философ прекрасно сознавали, для кого они пишут, – для узкого круга посвященных; важно, однако, что ищущая себя французская молодежь того времени «взахлеб пила либертинство», согласно выражению одного из педантов226226
Adam A. Histoire de la littérature française au XVII siècle. T. 1. Р. 245.
[Закрыть], и первого, и второго.
В этом отношении важно напомнить, что и Декарт, и Бальзак были так или иначе связаны с трудами и днями Теофиля де Вио, о котором уже говорилось в предыдущем этюде. Напомним, что, завоевав громкую литературную славу поэтическим сборником «Сочинения» (1622), в котором силой естественного чувства и свободой стихосложения ему удалось превзойти самого Малерба, Теофиль в скором времени был приговорен к смертной казни через сожжение на костре за участие в сборнике «Сатирический Парнас» (1623), где уже в первом сонете, расцвеченном неудобопроизносимым глаголом foutre, поэт, признаваясь, что болен недугом Венеры, давал обет исключительного мужеложества227227
Dupas M. La sodomie dans l’affaire Théophile de Viau: questions de genre et de sexualité dans la France du premier XVII siècle // Электронный ресурс: Les Dossiers du Grihl [En ligne], 2010-01 | 2010, mis en ligne le 16 avril 2010, consulté le 06 janvier 2018. URL: http://journals.openedition.org/dossiersgrihl/3934 (дата обращения 06.01.2018).
[Закрыть]. Предупрежденный могущественными покровителями о начале уголовного преследования, которое было инспирировано Обществом Иисуса, Теофиль ударился в бега, так что иезуитам пришлось довольствоваться сожжением чучела и книг поэта. Найдя прибежище в замке герцога Монморенси, благоволившего Теофилю, он был вскоре выслежен шпионами главного королевского прокурора, заключен в парижскую тюрьму «Консьержри», где продолжал писать стихи и прозу. Несколько месяцев спустя поэт был удостоен высочайшего помилования, благодаря которому смертная казнь была заменена на изгнание. Теофиль вышел было на свободу, но в скором времени скончался, не вынеся выпавших на его долю злоключений. Поэзия Теофиля может рассматриваться как одна из вершин литературного либертинства, где философское вольнодумство счастливо соединяется со свободным владением основными формами галантной поэзии и последовательной установкой на свободу в личном существовании.
Вопрос о действительном отношении Декарта к либертинству и эмблематической фигуре Теофиля является дискуссионным. Тот же Адам считает, что Теофиль был любимым поэтом философа228228
Adam A. Histoire de la littérature française au XVII siècle. Р. 320.
[Закрыть]; однако утверждать это с полной уверенностью вряд ли возможно, хотя в единственной ссылке на поэзию эксцентричного вольнодумца, что встречается в сочинениях и переписке Декарта, мыслитель явно обнаруживает гораздо большее восхищение поэтическим гением современника, нежели Бальзак, «Письма» которого между тем читались как азбука либертинства.
Дело в том, что автор «Писем» в молодости был тесно связан с Теофилем, учился вместе с ним в Лейденском университете, куда французские студенты обычно устремлялись в поисках более вольной жизни, но затем, при загадочных обстоятельствах, пути молодых людей, которые, как полагают современные исследователи, могли быть любовниками, радикально разошлись229229
Thibaudet A. Aux deux Balzac // Thibaudet A. Réflexions sur la littérature. Édition établie par A. Compagnon et Ch. Pradeau. Paris: Gallimard, 2007. P. 1489.
[Закрыть]. Словом, Бальзак вполне мог питать к Теофилю, овеянному скандальной репутацией, светскую или литературную ревность, и поэтому неудивительно, что в «Письмах» содержатся прямые выпады против поэта и либертинства в целом. Неудивительно и то, что непримиримый поэт-вольнодумец крайне нелицеприятно отозвался о книге Бальзака, заодно смешав с грязью саму личность автора.
Поскольку это гневное послание, написанное поэтом в последние месяцы жизни, дает наглядное представление о том накале страстей, с которым современники спорили о «Письмах», и ретроспективно может рассматриваться как своего рода негативное введение в поэтику главного сочинения Бальзака, приведем из него характерную выписку:
[…] Ваши клеветнические депеши составлены с такой многотрудностью, что вы сами себя оскопляете, и ваша мука столь причастна вашему преступлению, что вы разом навлекаете на себя и гнев, и жалость, так что нельзя сердиться на вас, вас же не жалея. Вы сами называете это упражнение в гнусностях развлечением больного человека. Это правда, ежели вы были здоровы, то писали бы по-другому. Но будьте умеренны в своих трудах, ибо они укрепляют ваши недуги. И если и далее так будете писать, то проживете недолго. Мне известно, что ум ваш не бесплоден: именно поэтому вы пикируетесь со мной. Но если природа с вами дурно обошлась, я тут ни при чем: она продает вам задорого то, что многим дает бесплатно. Вам еще повезло, что, родившись, чтобы погрязнуть в невежестве, вы, благодаря своим трудам и бдениям, которые доставляли вам такие головные боли, приобрели также поверхностное знание изящной словесности. Вы знаете французскую грамматику, а простаки верят, что вы написали книгу. Ученые мужи говорят, что вы воруете у частных лиц то, что выдаете публике за свое, и что пишете только то, что прочитали. Но не всякий, кто научен читать, есть ученый. Если есть что-то хорошее в ваших сочинениях, то те, кому это неведомо, не сумеют вас похвалить, но тем, кому это ведомо, прекрасно известно, что оно вам не принадлежит. Древние авторы имеют собственные заслуги. Все, что вы от них переняли, хорошо само по себе, но то, что идет от вас, против вас и обращается. В вашем стиле рабская лесть в адрес власть имущих чередуется с шутовской фамильярностью в отношении прочих лиц. Вы утверждаете, что на равных с кардиналами и маршалами Франции. При этом забываете, откуда появились на свет. Вам просто изменяет память, которой недостает рассудительности. Поменяйте свой настрой и излечитесь, если это возможно. Когда вы пересказываете мысль Сенеки или Цезаря, вы мните себя Сенекой или Цезарем. Чванство, с которым вы рассуждаете о своих поместьях и прислуге, что могло бы быть хвалою вашим предкам, сослужит вам дурную службу. Лицо ваше и все ваше дурное естество хранят что-то от бедности происхождения и пороков, которые для нее обыкновенны230230
Viau Th. de. Œuvres complètes. T. I–III / Éd. de G. Saba. Paris: Honoré Champion, 1997. Р. 269–270.
[Закрыть].
Очевидно, что это полемическое послание пронизано личной обидой поэта: он, будучи практически оправданным за те прегрешения, которые ему вменялись в вину иезуитами, не мог стерпеть того, что теперь его судили от имени литературы, тем более что судьей выступал бывший сотоварищ. Тем не менее, если сравнить характер, стиль и тональность этого письма с другими откликами на книгу Бальзака, то можно утверждать, что сатира Теофиля вполне соответствовала общим принципам литературной критики того времени, в которой собственно критическое суждение должно было быть облачено в галантные одежды красноречия: отсюда вкус к велеречивым сентенциям, синтаксическим параллелизмам, развернутым метафорам. Отсюда же едва ли не главная риторическая фигура, задающая тон всего рассуждения и передающая всю ярость критика: гипербола. Теофиль, конечно же, впадал в неимоверное преувеличение, указывая на низкое происхождение Бальзака, не лишена преувеличения и оценка состояния здоровья автора, равно как гиперболизированны обвинения в плагиате. Как мы убедимся ниже, ради красного словца поэт был способен не пожалеть и отца, не то что нападавшего на него сомнительного в его глазах литератора. Впрочем, как мы увидим в дальнейшем, рассматривая отклик Декарта на книгу Бальзака, что к гиперболам охотно прибегали не только хулители, но и защитники «Писем».
Несмотря на эту распрю, приходится думать, что либертинство автора «Писем» было не менее радикальным, нежели либертинство Теофиля, правда, этот радикализм сглаживался довольно изобретательной композицией сочинения, благодаря которой авторская точка зрения как будто витала в воздухе, допуская взаимоисключающие толкования. Важно и то, что после публикации «Писем», спровоцировавшей обвинения автора почти в тех же самых прегрешениях, в которых иезуиты уличали поэта «Сатирического Парнаса», Бальзак был вынужден еще более решительно дистанцироваться от «проклятого поэта»231231
Bombart M. Guez de Balzac et la querelle des lettres. Écriture, polémique et critique dans la France du premier XVIIe siècle. Р. 168–172.
[Закрыть].
Так или иначе, но следует подчеркнуть, что и Декарт, и Бальзак обретались в одном и том же или сходном семантико-экзистенциальном пространстве, где навлекал на себя проклятия бесчинствующий Теофиль и где кардинальный вопрос о свободе – веры, любви, мысли, слова, чувствований – сопрягался с вопросом о власти человека – над самим собой и другими людьми. Как писал поэт в процитированном Декартом стихотворении, рисуя свою «варварскую» в глазах обывателей и родителей любовь, ради сжигающей его страсти он был готов скорее «предать огню отчизну», нежели досадить «возлюбленному»:
Напомним, что эта цитата находится в своеобразной философской диссертации «О Любви», представленной Декартом в пространном послании к Пьеру Шаню, а через него предложенной на суд королеве Кристине Шведской.
Теофиль был либертинцем по призванию и поэтическому темпераменту, в котором свободное отношение к канонам классицистической поэзии сочеталось с вольными нравами, откровенно исповедовавшимися наперекор господствующей моральной традиции. Никогда и нигде не позволяя себе исповедовать слишком явно, ни проповедовать открыто либертинский образ жизни и мысли, Декарт, тем не менее, вращался в довольно близких к либертинству интеллектуальных и экзистенциальных сферах. Вместе с тем подчеркнем здесь следующее: если автор «Рассуждения о методе» и обнаруживал в своих сочинениях и письмах определенное внимание или даже тяготение к устремлениям этого умственного движения, то происходило это не столько по его собственной воле, которую он, осторожничая, всегда мог образумить, сколько злою волею ревнивых читателей-педантов, незамедлительно узревших в новой философии дерзкий вызов католической традиции.
Наглядный пример того, как Декарт под пером иного педанта мог оказаться либертинцем-поневоле, можно найти в одном из пассажей убийственного памфлета, с которым выступил против картезианской философии влиятельный кальвинистский теолог Воеций, выставивший автора «Метафизических медитаций» достойным продолжателем дела легендарного вольнодумца Л. Ванини, казненного в 1619 году в Тулузе по обвинению в ереси и атеизме:
…Человек этот – подражатель Ванини в том, что, делая вид, будто посредством своих неопровержимых доказательств выступает против атеистов, он тайком впрыскивает яд атеизма в тех, кто, по недостатку разумения, не способны повсюду распознать змея, что скрывается в траве. Многие теологи-рационалисты, полагая, что смогут обойтись без Писания, учат таким образом Атеизму, тщась его распознать и опровергнуть […] Действительно, посмотрите, что вытворяют самые изощренные атеисты: они выдвигают тот или иной аргумент против атеистов, полагая его непогрешимым, последний, однако, едва понятый единицами, на деле доказывает, что в действительности нет никакого аргумента, который бы доказывал самым определенным и неопровержимым образом существование божественной власти233233
Цит. по: Staquet A. Descartes et le libertinage. P. 163–164.
[Закрыть].
Очевидно, что если логическая аргументация ревнивого теолога гораздо более искусна, нежели грубые выпады Теофиля против Бальзака, то по уничижительному пафосу оба пасквиля ничем не уступают друг другу: важно вместе с тем, что полемисты выступают с критикой не столько самих якобы богохульных сочинений, сколько их авторов. Более того, Воеций, которому в этом отношении нельзя отказать в определенной проницательности, делает упор именно на искусстве кривомыслия философа, который, якобы выступая против атеистов, на деле распространяет свою либертинскую доктрину.
Полемика Декарта и Воеция неоднократно рассматривалась историками философии234234
См., в частности, комментарий к письмам Декарта, относящимся к его полемике с университетами Лейдена и Утрехта и составляющим так называемое «досье Процесс»: Descartes R. Correspondances, 2. P. 1083–1088.
[Закрыть], здесь нам важно было подчеркнуть те линии притяжения или тяготения, где Декарт сходился со своим любимым поэтом.
Что касается Бальзака, то вопрос о его отношении к либертинству требует отдельного рассмотрения.
6.2. «Письма» Бальзака – галантная безделушка или либертинская провокация?
Главное отличие Бальзака от Теофиля заключалось в том, что если последний всегда благоволил страсти, то первый всегда был движим волей к власти. Действительно, с ранней молодости будущий писатель находился на авансцене политической жизни Франции начала XVII столетия: самим блистательным эпизодом, положившим многообещающее начало его светской карьеры, по праву считается участие в достославном походе по освобождению Марии Медичи из тюрьмы в Блуа в 1619 году, когда опальная королева была препровождена в Ангулем в замок семьи Бальзак, где она прожила несколько месяцев и где, по всей видимости, молодой Бальзак смог сблизиться с герцогом Арманом Жаном дю Плесси, будущим кардиналом Ришелье, доверенным лицом которого он стал в скором времени. Некоторые биографы полагают, что путешествие в Рим, которое Бальзак предпринял в 1621 году, задержавшись в итальянской столице на полтора года, было организовано не без участия самой королевы-матери, которая поручила молодому шевалье сопровождать аббата де Ла Кошер, посланного в Ватикан с ходатайством о присвоении Ришелье, епископу Люсона, кардинальского звания. Таким образом, совершенно очевидно, что Теофиль перегибал палку, утверждая, что Бальзак только похваляется связями с сильными мира сего: будущий писатель был, по меньшей мере какое-то время, на главных ролях в политической сценографии эпохи. Другое дело, что он не хотел удовлетворяться ролью придворного поэта, рассыпающегося в угоду высоким покровителям горстями мадригалов, сонетов, стансов и элегий. Бальзак метил выше, все время мысля себя «первым министром» изящной словесности, согласно чуть гиперболизированному выражению признанного знатока французской литературы XVII века А. Адама235235
Adam A. Histoire de la littérature française au XVII siècle. Р. 242.
[Закрыть]. Однако политическим грезам писателя не суждено было сбыться: отчаявшись сохранить заветное место при Ришелье, который все больше входил во вкус абсолютной власти, Бальзак удалился в свой замок в далекой от столицы провинции Шарант, время от времени выбираясь в Париж, чтобы принять участие в заседаниях Французской академии или просто повидаться с друзьями.
Так или иначе, но три послания к кардиналу Ришелье, помещенные почти в самое начало книги, занимают видное место в композиции «Писем», сразу очерчивая круг читателей, на который нацеливался Бальзак: речь идет не столько об ученых мужах, докторах Сорбонны, теологах и филологах-гуманистах, задававших прежде тон интеллектуальной жизни, сколько именно о власть имущих, которым автор исподволь предлагал свои услуги философа-советника, не упуская случая высказать, разумеется в завуалированной форме, критические суждения, изобличающие нравы и образ мысли современников. Крайне амбивалентная авторская стратегия Бальзака дает о себе знать в довольно замысловатых рассуждениях, содержащихся в послании от 26 сентября 1622 года, в котором писатель спешил поздравить политика с получением кардинальского звания:
Закончив свое письмо, я получил почту, из которой узнал, что Папа сделал вас Кардиналом. Я отнюдь не сомневаюсь, что эта новость была встречена вами почти с таким же бесчувствием, как если бы она вам была безразлична, и что, вознеся свой ум над вещами горнего мира, вы смотрите на все без исключения с одинаковым выражением лица. Тем не менее, коль скоро здесь общественное благо встречается с вашим собственным интересом и что по любви к вам вся Церковь радуется, даже в тюрьмах в Англии, нет никакой очевидности, что вы лишите себя удовлетворения, которое столь же целомудренно, как и те, что получаются на небесах и происходят от той же самой причины. Благопристойные люди, Монсеньор, в такие времена, как наши, должны желать великих почестей, дабы совершать дела великие […] Весь христианский мир требует от вас трудов по последнему научению и общему умиротворению сознаний. А я, кто ищет уже давно идею красноречия, находя среди нас лишь ложные или несовершенные о нем представления, дожидаюсь, что вы возвратите его нам таким, каким оно было, когда в Риме красноречие обличало Тиранов и вставало на защиту угнетенных Провинций236236
Guez de Balzac J.-L. Les Premières Lettres. T. I / Éd. H. Bibas et K.-T. Butler. Paris: STFM, 1933–1934. Р. 28–29.
[Закрыть].
Оценивая это рассуждение, можно сказать, что автор буквально ходит по острию бритвы: рассыпаясь в велеречивых поздравлениях и похвалах, Бальзак исподволь дает понять, что честолюбие Ришелье настолько безмерно, что тот способен воспринимать себя самим Богом. Явно гиперболическое описание любви, с которой относится вся Церковь к новоявленному кардиналу, ставится под вопрос ироничным упоминанием тюрем, где томились английские католики. Мотив удовлетворенного честолюбия, который появляется в следующем пассаже, перечеркивает начало письма, заметно умеряя пафос панегирика, а сентенция о великих почестях, вознаграждающих великих деятелей, вовсе ставит кардинала на одну планку с рядовым честолюбцем. Но истинным шедевром этой логики кривомыслия, в которой хвала тайком подрывается обличением, представляется финальная импровизация, в которой автор, выражая надежду на то, что Ришелье вернет во Францию истинное красноречие, украдкой уподобляет его тирану. Любопытно было бы рассмотреть то, как сам Ришелье ответил на это послание, но это тема для другой работы, отдельные мотивы которой можно найти в специальном исследовании237237
Blanchard J.-V. De quoi donner une jaunisse à Richelieu. Autour d’une lettre de Descartes à Guez de Balzac // Littératures classiques 2013/3 (№ 82). Р. 217–232.
[Закрыть].
«Письма» пестрят политическими максимами и галантными афоризмами, истинный смысл которых далеко не всегда очевиден. Автор, будто сфинкс, предлагает читателю загадки, разгадки которых могут быть взаимоисключающими. Он пишет гневное письмо против гугенотов, возмущаясь, что придворные католики собираются жить с ними в мире; и тут же выступает с едкими насмешками над папой Григорием XV и его приближенными; он неустанно превозносит государя, но, когда из-под его пера выходит слово «тиран», чаще всего в виду имеется не кто-нибудь, а сам Ришелье, который вместе с тем расхваливается без всякой меры в других пассажах; автор яростно изобличает вольнолюбие Теофиля, но при этом возвеличивает рядовых литераторов, находя порывы свободомыслия даже там, где они не более чем цветы красноречия. Создается впечатление, что как в хвале, так и в брани Бальзак не просто играет, а разыгрывает, как самого себя, так и своего читателя: в гневливом порицании может содержаться скрытое признание близости, в притворной лести – напряженное внутреннее дистанцирование. Таким образом, несмотря на все уступки кодексу галантной литературы, предписывавшему автору писать, чтобы нравиться, Бальзаку удается создать фигуру независимого писателя, который свободу собственного суждения ставит выше и древних канонов, и новейших доктрин Сорбонны. Значение «Писем» трудно переоценить, вновь сошлемся на Адама:
Позиция Бальзака окажет значительное влияние на развитие классицистической литературы. В ней передается полное и решительное противоречие между писателями и Университетом. Не то чтобы Бальзак его породил. По мере того как салоны стали привлекать к себе и формировать литераторов, гора Святой Женевьевы утрачивала свое значение. Но в «Письмах» разрыв именно разразился. Ученые мужи превращаются в педантов, старый гуманизм оборачивается педантизмом238238
Adam A. Histoire de la littérature française au XVII siècle. Р. 247.
[Закрыть].
В этой связи уточним, что новаторство Бальзака-писателя отнюдь не заключалось в публикации личной переписки, поскольку подобные сборники были тогда в моде, восходящей к сходным веяниям в итальянской литературе, остававшейся эталоном для французской словесности. Радикальная новизна Бальзака определялась тем, что он, так сказать, полностью перемешал эпистолярные карты: систематически меняя датировку отдельных писем, имена реальных лиц, которым они были адресованы, исторические обстоятельства, при которых они были сочинены, периодически вставляя пассажи одного письма в другое, писатель создавал оригинальное эпистолярное произведение, где, несмотря на присутствие сонма величественных персонажей, главным действующим лицом был именно автор. Переиначивая известное высказывание Паскаля о человеческом «я», «достойном презрения» («le moi est haïssable»), можно сказать, что для Бальзака собственное «я» достойно только уважения. Таким образом, одна из главных заслуг автора «Писем» заключалась в том, что он самым решительным образом поставил писательское «я» в центр литературного произведения, что и объясняет нападки первых критиков книги, в один голос твердивших о чрезмерном самомнении или даже мании величия новоявленного Нарцисса.
Строго говоря, та манера, в которой Бальзак выстраивал в «Письмах» авторскую субъективность, не столько отвечала риторическим ухищрениям древних и средневековых авторов или скептической манере «Опытов» Монтеня, сколько тяготела к тому героическому интеллектуальному усилию, с которым Декарт чуть позднее утверждал несомненность только одной на свете вещи: «я мыслю, следовательно, я существую». Все прочее, даже существование самых очевидных вещей, тем более мнения и учения смертных, подлежит сомнению. Величие и свобода человеческого «я» – вот те стихии, где Декарт вернее всего сближается с Бальзаком: говоря в своем отзыве на «Письма» о «великодушной свободе» писателя, он подразумевает как свободное волеизъявление мысли, предполагающее свободу суждений о самом себе, так и свободное владение приемами красноречия, подразумевающее искусство убеждать других людей.
Вместе с тем то трогательное внимание, с которым он относится к своему «я», те перепады здоровья и нездоровья, которые он не без нарциссизма описывает, те душевные перебои, которые передаются самому стилю «Писем», исполненному как добросердечного участия к ближним, так и ядовитого злоречия в отношении дальних, в том числе древних, наконец, та театральная забота о покое, свободе, уединении, необходимых для истинно творческого существования, превращают сочинение Бальзака в один из самых животворных истоков французской авторефлексивной прозы, самым грандиозным памятником которой стал роман Пруста:
Он жалуется на печень и несварение желудка, он сетует на бессонницу и возвещает, что из‐за «гражданской войны, что терзает все нутро его тела» дни его сочтены. Он сладострастен, жжет ароматные свечи и почти весь год сидит у жаркого камина. Есть в нем что-то от Пруста239239
Adam A. Histoire de la littérature française au XVII siècle. Р. 245.
[Закрыть].
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
