Текст книги "Пророчество Предславы"

Составлять духовную в любом случае следовало до пострижения. Не мог же монах распоряжаться делами государства. Как уж там сговорились бояре с князем неведомо, но в грамоте появились слова с завещанием слушать «отца нашего, владыки Алексия»…

Не рождённого сына в духовную грамоту вписать оказалось сложно. Не доставало имени, да и будет ли вообще сын, никто не мог сказать наверняка. Потому в завещании сделали вместо имени пропуск.

Маленькая месть Алексию свершилась, но всё же до рождения ребёнка власть пришлось передать Ивану. Эта мука отравила последние мгновения жизни новопостриженного монаха Созонта.

Великий князь умер, так и не ведая, что сгубило его семью и его самого. Случилось это 26 апреля и, разумеется, единственной причиной смерти государя объявили чёрную смерть.

* * *

На следующий день, Сокол и его товарищи устроили совещание.

– Закрывать надо лавочку, – предложил Рыжий. – Больше тут делать нечего. Викарий таким воинством себя окружил, не пробьёшься.

– Прежде всего, следует обезопасить от Мстителя Мещеру, – согласился Сокол. – Не много у него дел на Москве осталось, скоро к нам пожалует. Ты как княжич?

– В Переяславль поеду, – ответил Борис. – Олега предупредить на счёт схимников этих.

– Тоже верно, – вновь согласился Сокол. – Отец твой давно хотел с Рязанью дружбу свести. Вот и повод отменный.

– А ты, Ромка, что? – спросил Борис. – А то давай вместе махнём?

– У меня, князь, семья теперь, – расплылся в блаженной улыбке Рыжий. – Мне её защищать положено. Вон Скомороха бери с собой.

Оба посмотрели на новгородца.

– Я здесь остаюсь, – заявил тот. – Должок неоплаченный за Алексием…

– Не достать его, – покачал головой Рыжий.

– Попробую…

Борис быстренько распустил своих наёмников, которые, получив вознаграждение, остались, однако, недовольны тем, что не пришлось побузить. Но брать головорезов в Переяславль Борис не решился.

– Прощай князь, – сказал Сокол. – Знаю, свидимся ещё не раз. Наши с тобой пути, что косичка девичья. Как разбежались, так и сбегутся.

Пока чародей укладывал вещи, Рыжий отправился к Насте.

– В этот раз ты уедешь со мной, – заявил он, не терпящим возражений голосом. – Собирайся! Выходим прямо сейчас.

– А дом? – спросила Настя. – Жалко бросать.

– Дом у нас с тобой есть в Мещёрске.

Настя больше не возражала.

* * *

Последним погиб князь Андрей, младший из сыновей Калиты. Положа руку на сердце, его смерти Алексий вовсе не желал. Он начал ворожить сразу после похорон Семёна. Но что-то не так оказалось в заклинаниях, составленных Предславой, чего-то не хватило, и прежде чем Мститель покинул Москву, он, видимо уже на излёте, зацепил ни в чём неповинного брата великого князя.

Со смертью Андрея жуткие ночные убийства на Москве прекратились. Да и чёрная смерть вскоре, как-то сама собой, сошла на «нет».

Вызвав печатника, Алексий распорядился:

– Василий, немедля собирай монахов. Кто у нас в Нижнем, в Рязани, в Литве? Отзывай тоже. Мне нужны все.

Он прошёлся по келье.

– Впрочем, тех, что в Рязань ушли испытание держать, тех не трогай. Толку в них всё одно пока не много. Но остальных мигом сюда!

– Не соизволите ли сказать, что случилось? – спросил заискивающим голосом печатник.

– Мы покидаем Москву, – ответил Алексий.

– Куда же мы едем?

– В Константинополь, – заявил викарий. – В Царьград.

Глава девятая
Успокоение

Словно медведь-шатун, поднятый из берлоги в неурочный час, Мститель брёл, не вполне понимая, что заставляет его идти именно в этом направлении, именно через этот лес.

Месть состоялась. Людишки, что держали его долгие годы в заточении, расплатились сполна. Ну, не те самые, конечно, ведь жизнь людей слишком коротка, но их преемники. И всё же чувства удовлетворения от исполненной мести не возникало. Что-то ещё оставалось. Что-то сидело в нём как заноза, не давая покоя и заставляя идти вперёд. Он сделал было усилие, чтобы разобраться в своих порывах, но короткий проблеск чистой мысли сменялся длительным помутнением, и он продолжал мерить шагами вёрсты.

Городей Мещёрский. Май 6861 года.

Наваждение застало Мену врасплох. Мститель ворвался в сознание среди бела дня, едва она прилегла отдохнуть. Не во сне, не в дрёме, не в мороке. Такого не могло быть, но вот же случилось.

Кто-то могущественный гнал Мстителя. Гнал в Мещеру, настойчиво выпроваживая из московских пределов. Чары те же самые, что она различала прежде, чары священников, но усиленные чем-то совершенно иным.

И ещё она поняла, что на сей раз, Мститель искал не её. Какую-то другую женщину пытался он выследить, но ошибся, наткнувшись на Мену. И растерялся, что возможно и позволило ей уцелеть.

Ведунья застонала, повалилась на бок, лишаясь воли. И не оказалось в доме никого, кто мог бы прийти на помощь. Ни колдуны, ни Эрвела, не ожидали такого вторжения.

Чародейский пёс, прыгнув к Мене, вцепился клыками в запястье. Прокусил руку, пустил кровь… Боль вернула сознание. Девушка вскрикнула, отдёрнула руку, схватилась за оберег. Пёс, соскочив на пол, залаял.

Переведя дух и выпив воды, Мена попыталась припомнить морок. Подробно, до мелочей. А, припомнив, поняла, что тот не предвещал ничего доброго. Мститель шёл через лес по тропе. И лес, и тропа, были Мене знакомыми – это место находилось всего лишь в версте или двух от Мещёрска…

Увиденное, было пророчеством, а не явью. Она не сомневалась в этом. Но вот как далеко отстоит пророчество от сегодняшнего дня, Мена не знала. А значит, следовало спешить.

Привлечённые лаем прибежали живущие неподалёку Вармалей и Не с Той Ноги. Найдя девушку в здравии, успокоились… но не надолго. Мена, сбиваясь, пересказала им внезапное видение.

Не успела она закончить, как в дом попросился усталый человек. То прибыл гонец от Сокола. Вовремя прибыл, словно нарочно дожидался за дверью. Всё одно к одному – Сокол писал про чреду жутких смертей среди московских властителей и полагал, что Мститель вот-вот двинется дальше. Сам он намеревался покинуть Москву вслед за гонцом, лишь только завершит одно дело.

* * *

Более не откладывая, колдуны собрались на мельнице. Вармалей зачитал послание Сокола вслух, ибо не все из них ладили с грамотой.

– Покинет Москву… – произнёс Барцай. – И куда же он двинется?

– Боюсь, что сюда… – ответила Мена и в который раз пересказала наваждение.

Некоторое время в доме Армаса стояла тишина.

– Итак, пришло время действовать, – начал Вармалей. – Все свидетельства и слухи, что мы собирали до сих пор, нам вряд ли помогут. Мы узнали о враге немало, это правда, но теперь нужно искать средство против него. А здесь, как я понимаю, мы не продвинулись ни на шаг…

Напыщенная речь Вармалея заставила Не с Той Ноги скривиться, как от зубной боли, но от колкости она на сей раз удержалась.

– Если Мститель – бог, то, может быть, стоит призвать другого бога? – предложил ведьмак из Тумы. – Пусть он с ним схлестнётся…

– У тебя, что есть знакомства на небесах? – ухмыльнулся Барцай. – Тогда призови…

– Нет у меня знакомств, – огрызнулся Чорган. – Но надо же что-то делать…

– Призвать можно, – заявила Не с Той Ноги. – Только это дорого стоить будет. Человеческие жертвоприношения, реки крови, горы костей, а главное без какой-либо надежды на успех. Боги, они себе на уме. Могут сойти на землю, а могут наплевать на многие жертвы. А если сойдёт какой из них, то вовсе не значит, что нам помогать станет. А ну как, напротив, с Мстителем съякшается? То-то и оно! Попы вон, своего бога сколько не молят, а он никакой защиты им не даёт. Словно начхать ему на молитвы… Нет, самим надо выступать.

– Самим это как? – взвинтился Вармалей. – На палочках, или на сабельках с богом-то биться?

– Чары плести надобно, – прогудел Барцай.

– Ежу понятно, что чары, – сказал Вармалей. – Только какие чары? Никто из нас такой силой не обладает, чтобы с богами тягаться… Не на упыря какого идём.

Помолчали.

– Знавал я одного чародея, – сказал вдруг Чорган. – Как раз по его мерке дело это. Он чёрную смерть ещё когда предсказывал. Да только ушёл он в Краков. Давно уж ушёл, лет пять назад. А может в Варшаву. Не знаю точно… Сманили его князья тамошние. За большие деньги сманили…

– Кто такой, не припомню что-то? – спросил Барцай.

– Не из здешних он, – ответил ведьмак. – Из марийцев. Маска имя ему, Медведь по-нашему. Да только по имени его никто никогда не кликал. Все Живодёром называли. Живодёр он и был. Сущий мучитель. Но дело своё хорошо знал. Упыри от него шарахались, что от семидесяти апостолов. За версту его рогатину чуяли.

Ведьмак улыбнулся.

– Он, смеха ради, с рогатиной на нечисть-то ходил, словно на медведя. Медведи, к слову сказать, его тоже побаивались, потому как при встрече мог, за здорово живёшь, и с них шкуру содрать, несмотря что тёзки. Теперь вот к ляхам лютовать подался…

– То упыри, а то бог, – заметил Барцай. – Бога на рогатину не нацепишь…

– Сокол в своё время пытался, может у него что получится… – предположил Ушан.

– Он не бился с богами, – поправила Мена. – Всего-навсего прошмыгнуть между ними задумал, когда те промеж собой спорили. Не до него им тогда было. Только это его и уберегло. А всерьёз биться и Сокол не сможет… А если даже и сможет, то пока не готов.

Колдуны спорили до хрипоты, но придумать ничего не могли. Ушан предлагал заняться розыском тех священников, что Мстителя на Москву науськивали. Не с Той Ноги что-то говорила об аравийских магах и джинах. Ведьмак из Тумы предложил в Краков за Живодёром отправиться, а Жава подбивала всех идти в керемети, молельные рощи и там встречать нашествие песней смерти. Прочие спорщики одно за другим предложения отвергали. Когда же мысли иссякли все замолчали.

– Меч ковать надобно, – сказал чёрный колдун Шамбал, до этого не принимавший участия в разговоре. – Особый меч, на бога…

– Эка! – воскликнул Вармалей. – Нам за сто лет такого меча не придумать, а уж тем более не выковать.

– У меня есть кусок небесного железа, в прошлом году отыскал. Может сгодится? – неуверенно предложил Ушан.

– Харю себе железную из него сделай, – посоветовал Шамбал. – Меч на бога из проклятой стали ковать полагается и на крови потом закалять…

– Ты, уродина болотная, чего хамишь? – возмутился волхв и вскочил на ноги, готовый к драке.

Тут же загомонили, размахивая руками, и остальные. Собрание неотвратимо перерастало в брань. Бессильные что-либо придумать, колдуны принялись срывать злость друг на друге.

– Если его невозможно остановить, то не лучше ли дать хорошего драпа пока не поздно, – предложил Барцай, дабы как-то разрядить обстановку.

О бегстве до сих пор никто не помышлял, и слова Барцая заставили всех умолкнуть.

– Остановить врага можно, – раздался в тишине голос от двери.

Колдуны, разом повернув головы, увидели устало прислонившегося к косяку Сокола.

– Явился, – прошамкала Не с Той Ноги. Но, как и все прочие вздохнула с видимым облегчением. А Мена так и вовсе расцвела, словно и не мучили её кошмары.

– Мстителя одолеть можно, – продолжил Сокол. – Нужно только подловить тот миг, когда он к главной своей мести приступит. Тогда и уязвим будет. Раньше выступим – сотрёт нас в порошок. Промедлим, дадим исполнить предназначение, переродится во что-то ещё. И тогда всё сначала начинать придётся… Тогда другую сущность он примет, другую личину.

– Дело за малым, – проворчал Вармалей. – Узнать, какова же его главная месть.

– Есть у меня подозрения, – сказал Сокол. – Но нужно проверить.

Мещера. Шесть дней спустя.

Сокол прикоснулся ладонью к камню и тут же отдёрнул. Камень оказался горячим. «Откуда здесь такой взялся? – подумал Сокол. – С Мстителем вроде бы никак не связан…» Он обошёл валун, присел на корточки, пытаясь прощупать подножье. Ничего необычного, камень как камень, только горячий.

– Странно, – буркнул чародей.

Мена, внимательно осматривая опушку, вдруг насторожилась. Непременная улыбка сползла с её лица, она дёрнула чародея за рукав, потянув в сторону кривой сосны, что стояла на самом краю прогалины.

– Тихо! – шепнула по пути Мена.

– Но я ничего не чувствую… – растерянно, с долей сомнения, произнёс Сокол, как только они спрятались за деревом.

И тут, едва успев договорить, он ощутил это. Словно пёрышко коснулось его. Не кожи коснулась, нутра самого. Щекотка из тех, что смерть предвещают.

Два серых воробыша, тревожно чирикая, метнулись через полянку, прижимаясь к самой земле. И вдруг, лесное многоголосие смолкло. Несколько мгновений ничего не происходило. А затем началось… Всё вокруг померкло, как во время солнечной погибели, налетел холодный ветер, а затем резко и неожиданно пошёл такой ливень, которого здесь сроду не видывали. Жёсткие струи хлестали по веткам, по траве, вызывая оглушительный шум, очень скоро переросший в бульканье, поскольку земля не поспевала впитывать в себя всю упавшую воду. Кривая сосна от дождя не спасала. В один миг плащи чародеев набухли, потяжелели; вода добралась до тела, а пронизывающий ветер выдувал остатки тепла. Словно поздняя осень ворвалась в лес, сломав размеренное течение жизни.

– Если мы будем всё время от него прятаться, – пробурчал чародей, ёжась от холода. – То зачем мы вообще здесь?

Пробурчал так, для виду. Вступать в бой немедленно он и не помышлял. Не для того чародеев со всей Мещеры собирали, чтобы по одиночке биться.

Ворча, Сокол не отводил взгляда от камня, который теперь испускал клубы белого пара от льющейся на него воды. Пара получилось столько, что валуна скоро вовсе не стало видно.

– Что за камень такой? – подумал вслух чародей.

– Место приметь, потом вернёшься, – посоветовала Мена.

Девушку загадочный камень совсем не волновал. Она всматривалась в потемневшее небо, пытаясь увидеть на нём какой-нибудь знак или след. Но темень была ровной и сплошной, без малейших оттенков или просветов.

Ветер утих, а ливень прекратился, так же внезапно как начался. Небо прояснилось, а лес вновь наполнился привычными звуками. Природа спешила жить. О прошедшем только что знамении, напоминала лишь капающая с веток вода.

– Можешь связаться с остальными? – спросил Сокол.

– Попробую, – Мена неуверенно повела плечом.

Все эти «явления природы» наводили повсюду такой беспорядок, что не только связаться, но и почувствовать: жив ли вообще кто-нибудь из соратников, было сейчас крайне затруднительно. Ведунья, однако, взялась за мешок.

– Чёрт! Всё промокло! – с досадой сказала она.

Вынимая вещи одну за другой, отжимала и складывала их на единственное относительно сухое место – туда, где только что сидела сама.

Но лучины, надёжно завёрнутые в обильно промасленную ткань, да в придачу плотно обмотанные лыком, остались сухими. Вылив из пустого мешка воду, Мена выжала и его. Быстренько покидала обратно поклажу и только потом взялась за свёрток с щепками.

Выбрав одну из них, чародейка подыскала в кривом дереве подходящую трещину. Вставила лучину туда. Затем поднесла под торчащий конец сложенные лодочкой ладони, словно готовилась собирать падающие капли. Закрыв глаза, отрешилась от всего на свете.

Лучина долго не загоралась. Она то вспыхивала на миг и сразу же гасла, то лишь тлела и дымилась… Мена встряхнула руками, трижды вздохнула-выдохнула и вновь вернулась к ворожбе. Наконец, кое-как огонь разгорелся.

Охраняя их обоих, Сокол внимательно оглядывал окрестности, но больше прислушивался к собственному нутру. Появление Мстителя сейчас, когда Мена не способна сражаться, было бы совсем некстати. Однако ничего опасного не ощущалось. Лес успокоился, а так поразивший Сокола камень перестал парить и вновь выглядел совершенно обычным валуном.

Мена очнулась. Набрав полную грудь воздуха, с шумом выдохнула. Затем вынула огарок лучины из сосны, вдавила в землю и заровняла место рукой. Сокол не торопил её, ожидая, когда чародейка заговорит сама. Ещё раз глубоко вздохнув, Мена с сожалением покачала головой.

– Сумела только с Вармалеем связаться, – тяжело дыша, сказала она. – Потом ещё с кем-то из чёрных. Но их мысли доходили обрывками и разобрать, что к чему не получилось. Слишком далеко, или мешает что-то.

– А что Вармалей? – спросил Сокол.

Мена рукой попросила его подождать, отдышалась и ответила:

– Они с Орхом тоже под это попали… То ли чуть раньше, то ли чуть позже. Не ясно. Чёрт! Когда люди додумаются время точно измерять. Теперь вот гадай, то ли он в их сторону ушёл, то ли в нашу…

– Будем надеяться что в нашу, – сказал Сокол. – Иначе весь замысел окажется под угрозой.

Завязав мешок, Мена махнула чародею рукой.

– Пошли уже…

В последний раз кинув взгляд на валун, Сокол поспешил за девушкой.

– Странный всё же камень, – сказал он на ходу.

– Не до него теперь… – отмахнулась Мена.

Они углубились в лес.

Привычный мещёрский лес стал теперь каким-то незнакомым. Вроде и деревья те же самые, чёрные озёра, болота, речки, ручьи – всё на своих прежних местах, но ощущение враждебности, неприятия усиливалось с каждым шагом. Будто вторглись чародеи в чужие владения, не заручившись благословением хозяина. Они шли этим лесом уже третий день, отслеживая путь Мстителя почти от самых московских границ.

Голоса чародеев удалились и стихли. Некоторое время спустя трава на поляне зашевелилась. Она не склонялась волнами, как бывает при сильном ветре, не сгибалась как от дождя или града. Каждая травинка раскачивалась, каждый стебелёк дрожал сам по себе, как будто вся поляна разом затряслась в корчах. Трава колыхалась, словно что-то сотрясало под ней саму землю. Можно было подумать, что твердь колебалась под шагами чего-то настолько огромного, что даже земля поддавалась тяжёлой поступи. Но это ощущение было ошибочным. Всё вокруг наполнилось шорохом десятков тысяч маленьких лап. Высокая трава скрывала облик идущих плотным потоком существ. Окажись на их пути человек, он в первую очередь подумал бы о крысах. Однако ни писка, ни шумных драк, присущих крысиной стае, слышно не было. Да и откуда бы взяться крысам посреди бескрайнего дикого леса?

Зверьё, обитавшее на поляне и в окружающем её лесу, будто посходило с ума. Птицы носились вокруг своих гнёзд, отчаянно зовя друг друга на помощь. Словно во время бедствия животные забыли о распрях и спасались вместе. Все, кто мог, карабкались на деревья. Часто срывались с визгом и хрустом и вновь карабкались. Кто не умел лазить, прыгали в стороны, скрывались в лесу, подальше от наступающей непонятной лавины. Ни один хищник, ни крылатый, ни четвероногий, даже не подумал выхватить из потока пару странных существ, чтобы подкормиться в даровом изобилии.

А тем не было никакого дела до здешних обитателей. Целый час, а то и больше проходило целеустремлённое воинство через поляну, пока шорох не затих в лесу.

Сельцо. День спустя.

Увидев выходящего из леса Сокола, в окружении целого сонма колдунов да вурдов, отец Леонтий едва разума не лишился. «Это за мной! – решил он. – Бесы окаянные! Счёты пришли сводить. За всю мою преданность вере, за все деяния благие сполна спросить явились».

Чародеи шли вереницей, мягко ступая след в след, друг за другом. Шли молча, опустив головы, то ли от усталости, то ли от тяжёлых раздумий. От их шествия за версту веяло твёрдой решимостью. Казалось, что это не люди, с трудом одолевшие долгий путь, подходили к селу, а стая хищников изящных и мощных, красивых и смертельно опасных, пробиралась звериной тропой навстречу чему-то несравненно более смертельному и опасному. Увидев за спинами чародеев помимо небольших мешков ещё и свёртки с оружием, Леонтий вздрогнул.

– Ой, смертушка моя пришла, – заныл священник. – Вон их сколько, а я один-одинёшенек. И на помощь селян никакой надежды. Слабы селяне, не пойдут за пастырем своим, не посмеют колдовству вызов бросить…

Леонтий метнулся в подклет. Забился в самый тёмный угол, притаился. Страх, однако, только усилился. Не имея возможности видеть врага, священник дал волю воображению. А оно являло единственный образ – подступающих к избе колдунов со злобными усмешками на лицах и оружием в руках.

Посидев недолго в темноте и страхе, батюшка вдруг бросился прятать реликвии, образа книги… Он закапывал их прямо в землю, даже не думая защитить от сырости кожей или полотном. По его мерке и такое свершённое в порыве деяние тянуло на великий подвиг. Да что там говорить, большего дела Леонтий не совершал, наверное, за всю свою прежнюю жизнь.

Добрый поступок немного успокоил его. В двери пока никто не ломился и священник подумал, что, пожалуй, имеет возможность сбежать.

– Да, сбежать! – обрадовался он собственной мысли. – Спастись от поганых ворогов. Ничего постыдного в этом нет. Сбежал же святой…

Так и не вспомнив, который из святых прославился многомудрым бегством, он стал притаптывать землю над спрятанными сокровищами. Затем, сдвинув на это место бочку с брагой, осторожно выглянул из избы. Приметил, что колдуны почему-то задержались на околице.

– Сейчас или никогда! – решил Леонтий и хватанул для храбрости целый ковш браги.

Прячась за оградой, он пробрался на задний двор. За ним начинался неглубокий овражек, в котором можно было укрыться, но главное незаметно добраться до леса. А там, как говорится, ищи вурда…

* * *

Между тем, всех прочих селян появление колдунов застало врасплох. Они не побежали подобно Леонтию, но и радости особой не испытали, а уж навстречу непрошенным гостям вышли и вовсе немногие. То что в Сельцо входят именно колдуны, а не какие-нибудь сбившиеся с пути охотники или, не дай бог, разбойники, люди отчего-то поняли сразу. А потом и углядели знакомые лица. Вон ведьмак из Тумы, Чорган, известный среди русских ещё и под прозвищем Щука, вон Сокол, а за ним Вармалей и Не с Той Ноги. Про вурдов, что Соколу служили, в Сельце также наслышаны были.

Староста первым к гостям вышел – положение обязывало. В хороших колдунов он не верил, но и злых опасался не сильно. Считал, что добрый христианин, вроде него, не может пропасть от чьих-либо козней. С ним вместе Дымок не побоялся пойти, да ещё несколько человек.

Чародеи, достигнув околицы, поздоровались вразнобой с селянами. Те так же вразнобой ответили.

– Куда путь держите, уважаемые? – спросил староста.

– Пришли уже, – ответил за всех Чорган. – Ваше село нам и надобно.

Народ ответу удивился, даже опешил, по толпе пронёсся встревоженный шорох. Сокол, узнав старосту, шагнул к нему.

– Работу закончить надобно, – сказал он.

– Это, какую же? – староста поёжился от догадки.

– От Вихря наследство осталось, – пояснил Сокол. – Не пустяковое наследство. Напрасно вы племянницу его изгнали. Теперь как бы не пришлось всему селу заплатить за обиду.

– Так вы что, квитаться с нами пришли? – отвёл взгляд староста.

– Не мы, – жёстко ответил Сокол. – Но кое-кто гораздо сильнее. Так что, кроме пастыря вашего скудоумного, кто хочет уйти, пусть уходит. Остальным, быть может и сразиться предстоит. Кто знает, какое воинство сюда пожалует. А что до Леонтия, то к нему разговор особый…

* * *

Извозив грязью подрясник, Леонтий ужом прополз по овражку почти до самого леса. Только здесь он решился перевести дух и взглянуть на оставленное село. Прикрываясь травой, осторожно высунул голову. Пусто. Колдунов простыл след.

– Куда они могли направиться? – вопросил Леонтий и тут же нашёл ответ. – В дом Вихря, больше некуда. Или к ведьме сбежавшей, Елене.

Он ещё раз выглянул и действительно заметил шевеление во дворе колдунского дома.

– Ну и пусть, – злорадно пробормотал священник. – Пируйте себе на костях вихревых, справляйте обряды поганые, а я тем временем утеку…

Он сполз обратно в овражек и, мурлыкая молитву, двинулся к лесу.

– Далеко ли собрался, батюшка? – раздался над его головой весёлый девичий голос.

Леонтий вздрогнул, поднял голову и оторопел – в двух шагах от него на сказочной красоты игреневом коне сидела овда. Стало быть, и девы лесные в стороне не остались. Вся нечисть скопом нагрянула, поживу почуяв…

– Далеко ли собрался, спрашиваю? – весёлость уступила место холоду, от которого по спине священника побежали мурашки.

Леонтий поднялся. Отряхнув землю с подрясника, с тоской взглянул на такой близкий лес.

– Даже и не мечтай, – пропела Эрвела. – Мигом стрелу в глаз схлопочешь.

– Изыди! – буркнул без надежды Леонтий.

– Вот прямо сейчас и изыду, – нехорошо рассмеялась овда. – Давай-ка, батюшка, топай обратно. Живцу положено на крючке сидеть.

* * *

Заняв дом Вихря, колдуны, не откладывая, принялись за дело. Из их мешков появилась всякая всячина. Некоторые вещи были обыденными, другие пугающими, третьи загадочными; заячья лапка, воронье перо, зуб неведомого зверя, глиняные фигурки, всевозможные порошки, настойки, пучки трав и веток… Пока одни ещё рылись в мешках, другие деловито и в полном молчании, принялись расставлять и развешивать все эти предметы по углам, стенам, на полу и возле дверей. Колдуны работали споро и слажено. Закончив приготовления, уселись вкруг прямо посреди комнаты и запели. Песню не песню, молитву не молитву, но какие-то протяжные заунывные слова. Впрочем, всего этого селяне не видели, так как охотников подглядывать за ворожбой не нашлось. Да и два вурда, вышагивающие вокруг дома, любопытство не распаляли.

Почти сутки колдовали гости взаперти. От дома то свет дивный исходил, то дым вонючий через крышу сочился. Ночью, говорили, чёрные птицы крыльями хлопали, в небо огненные сполохи били. Православные, кто до сих пор из села не утёк, дом Вихря стороной обходили, крестились при каждой вспышке, обсуждали при встречах шёпотом – беды бы не вышло, больно уж усердно колдуны за дело взялись.

А под утро всё село зачаровано наблюдало, как на небосклоне разыгралось светопреставление. Оно чем-то напоминало зарницы, что случаются на далёком севере. Но жители Сельца никогда в тех краях не бывали, и потому зрелище их потрясло. Впрочем, имелось и отличие – то сияние что на севере, оно мирным выглядит, а здесь, словно война в небесах разразилась. Сполохи не играли, но били друг в друга, вызывая яркие вспышки, молнии, расходящиеся по небу круги. Тучи переливались из багрового цвета в чёрный и обратно. Клубы принимали различные очертания от нелепых, даже смешных, до совершенно зловещих. Зрелище завораживало, но в месте с тем, обдавало людей неподдельной жутью.

* * *

Вскоре после полудня Мена разбудила Сокола, дремавшего под старой ивой. Потирая кончики пальцев, ведунья сказала:

– Идёт. Сюда идёт. Сработала ловушка твоя, чародей.

– Посмотрим, – протёр глаза тот. – Посмотрим…

Прочие колдуны, кто спал – просыпались, кто сторожил на околице – возвращались в село. Эрвела, выслушав Мену, отпустила Игреца в лес – нечего, мол, коню в опасные свары лезть. Не его это битва.

Вурды занялись живцом. Крепко-накрепко привязав Леонтия посреди церквушки к резному Спасителю, заявили строго:

– Лучше и не пытайся сбежать, овцевод. Сиди тихо да молись богу своему, может, и жив останешься.

– Господин чародей добр больно, не любит он богов человечиной угощать. Но мы ведь не всегда его воле следуем. Можем и ослушаться, если разозлишь ты нас. Так что сиди, пастух, и не дёргайся…

Улицы опустели. Люди позапирались в домах, колдуны разошлись по схронам, заранее наготовленным по всему селу.

В одном из таких убежищ, устроенном под дровяным навесом, сидели, согнувшись в три погибели, Сокол, Рыжий и оба вурда. Наблюдая в узкие щели за обстановкой, они лениво спорили.

– Всё равно не пойму, как вы собираетесь его убить? – недоумевал Рыжий, разминая затёкшую ногу. – Даже если мы все вместе навалимся, а он один одинёшенек придёт.

– Главное до горла добраться! – со знанием дела заявил Быстроног. Он оторвался на миг от щели и, словно его товарищи не представляли что к чему, показал ножом, где именно находится горло.

– На себе не показывают, – остерёг Власорук.

– Нет, убить его мы не можем, – произнёс наставительно Сокол. – Никто из нас даже не помышляет об этом. Так или иначе, но он бог. А боги бессмертны. Задача у нас другая – заставить его прийти в себя, что ли, вернуться в свой мир, на свои небеса.

– На небеса? – удивился Рыжий. – Скорее уж в преисподнюю.

– Это точно! – поддержал Власорук. – Он сгубил людей больше, чем вы сами себя за последние две сотни лет.

– Нет, вы не правы, – возразил Сокол. – Вы судите по его нынешней сущности. А она не совсем отражает подлинное естество. Когда-то он был другим. Каким именно – плохим или хорошим – не знаю. Честно говоря, я и сам до последнего времени не верил в него, считал небылицей, сказкой, вымыслом, глупым суеверием. Поверил отчасти, лишь увидев воочию в Пскове.

Чародей помолчал.

– Раньше его Чернобогом звали. Может быть, он и правда был кровожадным, а может, и нет. Люди не всегда справедливы в названиях.

Рыжий тяжело вздохнул – ему россказни о богах и демонах никогда не приходились по нраву. А тут ещё драться с кем-то из них предстояло. Вурды, напротив, чувствовали себя как рыбы в воде – деловито осматривали село, прикидывая, куда в случае чего кинуться можно, где укрыться, откуда напасть…

Неожиданно в их и без того тесное убежище втиснулась Мена. Она уже переоделась и теперь выглядела довольно привлекательно в своём лёгком, без рукавов, зелёном платье, похожим на те, что носили овды.

Впрочем, все её прелести остались в основном незамеченными. У вурдов имелись собственные представления о красоте (вот если бы на Мене чёрная шерсть лоснилась – другое дело!), а Сокол, не раз уже выказывал своё равнодушие на сей счёт. И лишь Рыжий, позабыв на время и о страшном противнике, и о любимой, что ждала его дома, уставился на загорелые коленки девушки.

– Вода есть? – спросила Мена улыбаясь.

Рыжий, неловко спихнув локтём чей-то мешок, протянул ей баклагу.

– Близко уже, – сообщила чародейка между глотками. – Сейчас начнётся…

Сокол, в который раз почувствовал приближение врага позже девушки. «Определенно она очень сильна. А ведь ей всего-навсего восемнадцать. Станет постарше, глядишь, и переплюнет меня». Он подумал так безо всякой обиды или зависти.

Предупреждённые чародейкой, уже все обитатели схрона прильнули к щелям, высматривая в небе знамение. Четверть часа спустя, разглядели приближающееся к селу тёмное пятно. Оно не походило на тучу или облако пыли, не обернулось и птичьей стаей или чем-то иным, привычным для глаза, но явилось сгустком зловещей тьмы. Сокол ожидал увидеть молнии или сполохи, какие бушевали над Святой Троицей, но ничего похожего здесь не возникло.

Скоро пятно достигло села и нависло над крышами. Всё вокруг потемнело, природа притихла, как и тогда, когда Сокола с Меной накрыло в лесу, только ливня и сильного ветра теперь не случилось.

И тут они увидели его.

Облик Мстителя ничем не походил на тот, что запомнился Соколу по Пскову. Человеческих черт в его внешности почти не осталось. Их взорам предстала мохнатая тварь, на добрую сажень превосходящая ростом самого высокого человека. Лишь чёрный плащ, нелепо наброшенный поверх могучих плеч, свидетельствовал, что перед ними не животное.