Текст книги "Выйти замуж за Микки Мауса"

_{* * *}

Август наступил, как всегда, той ростовской жарой, что неотвратимо наплывает на город знойным маревом, раскаляя дома и асфальт. Уже невозможно было и получаса усидеть на открытой солнцу вершине монастырской лестницы, где Златка, расположившись на каменных ступенях в обнимку с ноутбуком, любила работать, а порой и просто, глядя сквозь остров, размышлять о чём-то своём, приводя в порядок мысли и чувства. Поэтому, сейчас она большую часть дневного времени сидела дома, спасаясь от жары под кондиционером, выбираясь на улицу лишь рано утром – дать задание бригаде рабочих, пока те бурили разведочные шурфы по всему острову.

Была Златка идеальным начальником для тех работяг: договорилась с бригадиром, что будет бурить он не спеша, максимум до полудня, а потом может располагать бригадой и буровой установкой весь оставшийся день по своему усмотрению, главное, чтобы держал язык за зубами. Но даже при таком неспешном ритме уже через неделю на острове не было места, где не пробили бы метровой глубины дырку, уж больно мал был тот островок. Выполнив ещё пару незатейливых просьб Златы, бригада бурильщиков с сожалением перебралась на новый объект, добрым словом поминая чудаковатого заказчика.

Миха же, в отличие от Златки, дома почти не сидел, наоборот, целыми днями мотался по городу, общаясь со знатоками, выбирая и заказывая нужное оборудование. С деньгами у него проблем не было, хранились они у Ксении (так решил Миха), а он лишь через день заезжал к ней за нужной суммой, когда ему надо было расплатиться за очередной свой заказ. И его квартира медленно, но верно заполнялась большими и малыми коробками с колонками, микрофонами, прожекторами и всяким прочим «железом», необходимым для грамотного оснащения сцены.

Вот и сегодня Миха притащил домой очередной короб, на этот раз со звукорежиссерским пультом для управления звуком со сцены, и был крайне возбуждён приобретением столь важной вещицы для любого профессионального коллектива.

– Смотри, что купил! – делился он со Златой своим восторгом, распечатывая коробку и показывая аппарат, доставки которого ждал больше недели.

– Я уже и звукаря нашёл для него. Ты его, наверняка, знаешь, Герман из ТЮЗа? Нет? Ну, не важно. Главное, что он на точно таком же аппаратусе работает…

А потом за ужином он ещё долго рассказывал ей про какого-то уникального Германа, про то, чем замечателен этот пульт, про цены и большие скидки, что выбила для него Ксения, найдя знакомых среди московских поставщиков ростовского музыкального магазина, в общем, была Златка в курсе всех приятных хлопот, что свалились на Миху и с которыми он так восторженно разбирался, что иногда даже забывал спрашивать у неё, как идут её дела. Ведь как-то не сговариваясь, поделили они делянки – Миха занимался «Архиостровом», и Златка, хоть и выспрашивала все подробности его визитов в «К-Вант», подключалась, лишь когда он просил её о какой-то помощи, а сама занималась поиском своей Мечты, правда, никогда не просила его помочь. Может, поэтому он иногда и забывал интересоваться её делами? Как бы то ни было, но свою делянку Миха совершенно точно возделывал гораздо более быстрыми темпами, чем Злата, и даже он, при всей своей увлечённой восторженности, обратил на это внимание. Потому, на этот раз и не забыл спросить:

– Снова я заболтался, прости, как у тебя дела движутся?

– Всё хорошо, – улыбалась она, складывая тарелки в раковину, ведь ей так нравилось слушать, она даже любовалась этим его восторгом, – сегодня бурить закончили.

– Наконец-то, – хмыкнул Миха, – а то я уж думал, что они никогда не закончат. Не повезло тебе, если честно, с этими бурильщиками, крайне медленно всё делали. Надо будет сказать Ксении, чтобы пропесочила своих работничков.

– Не вздумай, Мишка! Ты не прав, так надо было.

– Да, Бог с ними… Ты лучше расскажи, что дальше? Результаты уже есть какие?

– Дальше сканировать через шурфы остров будем, – улыбнулась она и, не сдержавшись, прыснула от смеха, – по методу геолога Татаринцева. Чай хочешь?

– Ну я тебя серьёзно спрашиваю, а ты смеёшься, – обиделся он. – Садись, я сам заварю.

– И я серьёзно, – улыбалась она, – а смеюсь, потому что соскучилась, который день уже одна дома сижу. Чай вот даже нормально заварить некому, я ж ведь так как ты не умею.

– Ага, подлизывайся Лиса Патрикеевна, подлизывайся… – обдал он кипятком заварной чайник и засыпал туда порцию чая. – Поехали со мной завтра, я же тебя столько раз уже звал! Чего одной тут сидеть?

– Ну и что я буду делать? На Германов твоих пялиться? Или смотреть, как эта Ксения тебе глазки строит? Так я этой сучке крашеной все зенки повыцарапываю раньше времени! Нет уж, я лучше дождусь, пока она тебе все деньги отдаст, – снова заразительно хохотала она.

– Ну, ты и дурочка, – смеялся он вместе с ней. – Тогда не плачь, что одна дома безрезультатно сидишь.

– А, вот, я бы так не горячилась, – как бы между прочим, заметила Злата, – кое-какие результаты и у меня есть.

– Ну, я так и знал! – протянул он ей чашку с чаем. – Ты пока не промаринуешь, из тебя слова не вытянешь, ну-ка быстро рассказывай, что нарыла, не томи!

– Спасибо, Миш… – отхлебнула она. – Ну я же говорю, у тебя вкуснее, – и снова прыснула под его сердитым взглядом. – Ладно-ладно, рассказываю…

– Например, наш остров – это большая известковая глыба, как я и подозревала, потому его и не размыло за столетия, несмотря на малую величину. И ракушечник этот совсем близко к поверхности находится, все буры его достали.

– А что нам это даёт?

– Да почти ничего, кроме того, что в известковых породах очень много естественных пустот, которые, если они когда-то выходили на поверхность, можно было использовать, сам знаешь для чего.

– Ты думаешь, там раньше была пещера? – уже всерьёз заинтересовался он.

– Точно пока не знаю, – пожала плечами Златка и, загадочно помолчав, добавила, – но в трёх местах бур провалился.

– В смысле?! – опешил Миха. – Куда провалился?

– Не знаю куда, в пустоту какую-то.

– Что же ты молчала?! А где, в каких местах? И что теперь делать будем? А пустоты глубокие? – высыпал он на неё ворох вопросов.

– Ты знаешь, самое любопытное, что провал под каждой из трёх ив. Как думаешь, случайное совпадение? То-то же! А глубина разная, от полутора до двух метров.

– О-бал-деть! – произнёс Миха, который, если честно, до сих пор не верил хоть в какой-то результат её поисков.

– Миш, держись за стул, это ещё не всё, – внимательно глядя, усмехнулась Златка.

– В смысле? Ты что-то нашла?! – уставился он на неё.

А Златка, обернувшись, взяла с кухонного подоконника и поставила на обеденный стол стеклянную трёхлитровую банку, почти доверху наполненную какой-то чёрно-жёлтой сыпучей смесью. На подоконнике осталось ещё две таких банки.

– Что это?

– Это порода из-под бура, с тех трёх разведочных шурфов, что провалились в пустоту. А это, – кивнула она на банку на столе, – с самого короткого, полутораметрового шурфа. Там, после короткого провала, бур снова во что-то упёрся и совсем немного они ещё пробурили, пока длина позволяла… Чашки убери со стола, – попросила она, – а то сейчас пыль будет.

Пока Миха убирал чашки с чаем, Злата достала блюдо на котором они обычно резали арбуз, поставила на середину стола и высыпала в него примерно треть банки породы.

– Это смесь верхнего слоя земли и размолотого ракушечника. А это, – потянулась она и достала с холодильника прозрачную пластиковую коробочку из-под офисных кнопок, – это то, что я в этой породе нашла, – протянула она коробочку Михе.

Тот долго смотрел на искорёженные кусочки жёлтого металла внутри неё, затем осторожно высыпал всё себе в ладонь, бережно перетрогал пальцами каждый из них и только потом аккуратно, по одному, переложил обратно в коробочку. Кусочки металла разнились рваной формой, цветом, более ярким в местах разрыва, и размером.

– Это то, о чём я думаю? – ошарашенно спросил Миха.

– Это металлическая стружка, Миша. Нечто попало под бур, и вот то, что осталось… Какой металл – покажет экспертиза, но я думаю, это остатки золотой монеты…

Златка снова потянулась и не глядя достала с холодильника старый оловянный портсигар в котором хранила свои дукаты – по точности жеста, было видно, что она не раз и не два проделывала сегодня это движение – вынула из портсигара золотой дукат, положила его на стол аверсом вверх, затем поискала пальцем в коробочке из-под кнопок и выбрала один из самых крупных кусочков. Покрутила его перед глазами, что-то высматривая, а затем положила рядом с целым дукатом.

– Смотри, шлем видно… Это был такой же арапчик…

Миха смотрел и глазам своим не верил. Неужели она нашла эту казну?! Неужели так бывает?! Но почему тогда она так спокойна?!

– А где твоя вторая монета? – подозрительно спросил он, ухватившись за спасительную мысль, что всё это розыгрыш и Златка сейчас признается, что пожертвовала своей второй монетой ради дурацкой хохмы.

Но она лишь пожала плечами и достала из оловянного портсигара второй дукат с дыркой. Это был не розыгрыш.

– Миш, можешь поорать от радости, только негромко, соседи дома. Я-то своё уже оторала в одиночестве, – словно читала она его мысли, – с утра ношусь с этой банкой из рук не выпуская, я ведь отсюда только крупные кусочки повыбирала, наверняка там ещё и мельчайшие фрагменты золота остались.

И Злата подробно рассказала, как утром, принимая работу у бурильщиков попросила их на всякий случай пробить шурфы ещё и под деревьями, как еле сдерживалась, чтобы не закричать прямо на улице и не подать вида, когда бур раз за разом, трижды проваливался в пустоту… Как, опять же, на всякий случай, уже когда распрощалась с рабочими, решила изучить породу над провалом и в первом же отвале наткнулась на жёлто-металлическую стружку… Как сломя голову бежала домой за банками, до последней крупинки подбирала породу у каждой дырки, а затем чуть не задохнулась на пороге квартиры, когда, срываясь на бег, доволокла эту тяжесть домой… И как перебирала, просеивала каждую горсть породы, стараясь не пропустить ни кусочка разорванной буром монеты. Вот только нашлась золотая стружка лишь в одной из трёх банок…

– Слушай, мне надо на это всё посмотреть! Пойдём прямо сейчас, а? – нетерпеливо предложил он.

– До утра что ли не дотерпишь? – удивилась Златка. – Темно ведь уже, не увидишь толком ничего.

– А мы фонарь возьмём, пошли скорее, – потянул он её за руку из квартиры.

Вооружившись фонариком, они спустились на лифте и, выйдя из подъезда, сначала дворами, срезая путь, а затем через парк, направились в сторону источника. Часы показывали половину десятого вечера, когда они выходили из дома, ночь ещё не сгустилась, но было уже достаточно темно, и стояла такая духота, что по пути Златка хотела зайти в ближайший магазинчик купить мороженное, но Миха упрямо не хотел терять ни минуты и быстро тянул её вперёд.

До источника дорога освещалась уличными фонарями, а дальше они свернули в сторону мостика и, перешагнув через цепь с жестяной табличкой «Внимание! Проход воспрещён, идут строительные работы», перешли на остров и упёрлись в закрытые на висячий замок ворота стройплощадки. Миха подсветил фонариком пока Злата возилась с замком, затем открыл створку ворот и они прошли внутрь. Стояла полная луна, да и фонари у родника светили не так далеко, оттого остров был вполне сносно освещён. Во всяком случае, хорошо была видна симметричная россыпь чёрно-жёлтых холмиков, поделивших всю его поверхность словно на шахматные квадраты.

– Как будто нашествие кротов на острове, – заметил Миха.

Он присел возле ближайшей дырки, посветил в неё фонариком и запустил руку в холмик извлечённой при бурении породы. Тёплая ещё чёрно-серая земля, давно пересохшая на солнцепёке, сыпалась сквозь пальцы, оставляя в жмене бело-жёлтые крупинки измельчённого ракушечника.

– Мишка, к ивам пойдём, – позвала Злата.

А когда они дошли, показала:

– Вот здесь.

Треугольник из старых ив в самой высокой точке, венчал остров. И под каждым из деревьев стояло перевёрнутое верх дном строительное ведро, которым Златка предусмотрительно закрыла свои находки.

Они отодвинули ближайшее ведро, и присели на корточки рядом с аккуратной пятисантиметровой дыркой в земле. Миха стал светить внутрь, пытаясь хоть что-то разглядеть в глубине.

– Не видно ничего… – так огорчённо произнёс он, что Златка рассмеялась.

– А ты что думал увидеть? Золото-брильянты, небось?

– Да, не отказался бы, – хмыкнул Миха и полез в карман за рулеткой, которую прихватил с собой из дома.

– Сто сорок семь, – упреждающе сказала Злата и на его немой вопрос пояснила: – Здесь глубина один метр сорок семь сантиметров, я уже меряла.

Миха склонился к самой земле ухом, пытаясь на слух определить, во что бьётся конец рулетки, который он опустил на дно дырки.

– Непонятно… Вроде, как о камень царапает…

Затем покидал в дырку камешки, ничего на слух так и не понял, и перемерил необычные шурфы под каждым деревом, а затем, на всякий случай, и все близлежащие дырки, но аномально глубокими были только три отверстия у ив.

– Слушай, так выходит, действительно, пометили этими деревьями схрон? Помнишь, Сергеев рассказывал, что никакие новые деревья на острове не приживаются, только эти.

– Вряд ли, Миша, разве ивы столько растут? Двести тридцать пять лет всё-таки прошло. А что другие погибают, это-то теперь понятно, камень совсем близко, слой почвы тонкий, не все деревья такое любят… Хотя заманчиво, конечно, думать, что эти ивы на месте пустот не случайное совпадение, а, например, поросль тех деревьев, которыми когда-то тайник пометили.

– Да что тут думать, так всё и было, – загорелся Миха. – Завтра копать начнём?

– А Сергеева не боишься? – усмехнулась Злата.

– А чего мне его бояться?

– Ну как чего… Врага наживём, деревья-то валить придётся. Не жалко?

– Ты что, обалдела?! – изумился Миха. – Тут тонна золота под ногами! Какое может быть «жалко»?!

– А мне вот жалко, – неожиданно ответила Златка. – Причём, всех сразу… И деревья, и Сергеева, и нас с тобой… Я вот полдня сегодня думаю, как мы с тобой переживём всё это, а?

_{Часть 2.}
Монастырская свеча

_{Глава 11.}
Обнуление

«Каменные лица Ростова»

_{* * *}

Оганесов совершенно не кривил душой и, как ни странно, даже не преувеличивал, когда говорил, что «Монастырская свеча» – уникальный проект, аналогов которому нет на Юге России. Привнести качество luxury в модернистскую архитектуру не так просто. Ну, это почти как революционный берет Че Гевары украсить кристаллами Сваровски: и вроде, совершенно не сложно, и в то же время, совершенно бессмысленно. Вот и архитектура современного модернизма долго не подпускала luxury из-за своего масштаба. Трудно было получать удовольствие от контакта с модернизмом на близком расстоянии, давил он обывателя. А всё потому, утверждали архитектурные критики, что пафос модернизма – он про социальный проект, а не про элитарность и богатство. И только к середине тучных двухтысячных годов до России дошло то редкое для архитектуры явление, когда авангардная фактура естественным образом демонстрирует, что и она вполне может стать роскошью.

Всего два московских архитектора научились достойно переводить модернизм, не опошляя канон, в поле роскоши, это Ригорян и Куратов. Оба, как ни крути, бутиковые архитекторы: делали не больше одного проекта в год – слишком мало клиентов, способных потянуть такое. Но Оганесов, вернее, акционеры «К-Ванта», вполне могли себе это позволить. И хотя Ригорян ранее уже работал в Москве с «К-Вантом», но от проектирования «Монастырской свечи» сразу отказался. Не из религиозных предубеждений – был архитектор Ригорян прожжённым космополитом – но что-то такое всё же шевельнулось в его обрусевшей армянской душе и заставило ответить отказом на выгодный заказ. А вот Куратов не отказался. Уже заканчивалось строительство его знаменитой закрученной высотки на Ленфильмовской улице. Был он свободен и очень даже рад среднему по московским меркам заказу, это ведь в Москве только гигантоманией поразить можно, а в небалованной провинции легко один раз и навсегда в историю войти, пусть и не глобальным, но продуманным проектом.

Тем более, что название – «Монастырская свеча» – так идеально сочеталось с винтообразной, скручивающейся конструкцией небоскрёба, когда-то придуманной Куратовым для Москвы. Но в столице сложно создавать комплекс зданий как безупречную скульптуру, где равные значения имеют размеры, пропорции, силуэт и материал, ведь всегда на талантливого архитектора найдётся с десяток не менее талантливых чиновников, от которых зависит судьба проекта, вот и оглядывается на них художник, приземляет свой полёт под их возможности. А Куратову вдруг остро захотелось свободного полёта, и Оганесов обеспечил ему эту свободу. Имя знаменитого архитектора, негласная, но мощная поддержка нового полпреда президента в Южном федеральном округе, которому, если верить молве, предложили разместить свою резиденцию в уникальном небоскрёбе, и немалые деньги акционеров убедили ростовскую мэрию быстро, а главное, тихо, подписывать все разрешительные документы на грандиозную стройку. Ведь приходилось жертвовать ради прогресса монастырским садом, а всегда найдутся городские сумасшедшие готовые из-за такой малости раздуть скандал. Но Куратова от этих ненужных подробностей предусмотрительно ограждали, художник должен ваять и не спускаться лишний раз на грешную землю, пока не создаст шедевр, перед которым померкнет любой сад.

Куратов же старался придумать нечто такое, чтобы творение его было интересно не только в городской перспективе, а ещё и с ближних точек, ведь он считал себя честным архитектором и строил, в первую очередь, жилой дом, а уж потом шедевр. Пытаясь уйти от структурной жёсткости, которая всегда есть в фасадах небоскрёбов, Куратов экспериментировал с треугольными балконами, активно развивал тему фальш-окон, создавая сбитый иррациональный ритм здания. И когда у него стало получаться, то сама собой возникла тема «вечно сияющего небоскрёба»: закрученная вокруг своей оси, сдвинуто-деформированная гранёная призма ослепительно белой верхушкой словно ввинчивалась в небо над Сурб-Хачем, придавая сходство с той самой монастырской свечой. Для пущего эффекта Куратов растянул цветовую палитру фасада от белоснежного на вершине до тёмно-бежевого, почти кофе с молоком, у колонн основания и на «вечно сияющую свечу» уже заработал и оптический эффект.

Сложнее всего было привязать высотку к монастырю. На холме явно не хватало места для двоих, и небоскрёб вынуждено давил на храм. Сурб-Хач же вёл себя бесцеремонно, как истый местоблюститель ломал Куратову «вечно-сияющую» идиллию, не вписываясь своими фасадами в стиле классицизма, что выходили на север и юг четырёхколонными портиками, в его авангардный замысел. Долго бился Куратов над основанием своего небоскрёба, тщетно пытаясь привычными способами решить проблему, пока не озарило московского гения – поднять основание высотки на многогранные колонны стилизованные под колонны Сурб-Хача. И сразу замкнулся логический круг: уже не душил небоскрёб в объятиях старый храм; перекрашенный в белый цвет, с кофейным орнаментом, сквозь частокол колонн просматривался Сурб-Хач, как и раньше, с любой точки холма, а уж от его подножия или из парка, откуда открывался основной вид, высокий бронзовый купол с крестом выглядел теперь как единое целое с вырастающей над ним сияющей свечой.

Эффект от презентации в полпредстве поразил всех: полпред, губернатор, мэр, главный городской архитектор, – любой из тех, кто видел получасовой компьютерный ролик или трёхмерный макет «Монастырской свечи», становился поклонником этого проекта; и гордость переполняла чиновный люд от того, что совсем скоро осчастливят они донской край. Горячие головы предложили было созвать прессу и сразу раструбить об уникальном объекте зодчества, но полномочный представитель президента в ЮФО – даром, что ли был питерский – живо всех поставил на место, напомнив, как Газпром уже пытался сделать доброе дело и поднять свою уникальную высотку над Санкт-Петербургом, так ведь питерцы не дали! Тут уж невольно и губернатор Ростовской области, которого недавно перевели на Дон из Подмосковья, припомнил, как столь нужное всем скоростное шоссе через Химкинский лес вызвало такую бурю негодования у москвичей, что живые цепи протестующих бросались на бульдозеры.

Ростовчане в подобном буйстве до сих пор замечены не были, но питерская и московская истории, вызвали довольно негативные эмоции; и все согласились с предложением (неофициальным, конечно) полпреда, что работа над проектом требует дополнительной координации со стороны особо доверенного человека, который должен ускорить прохождение разрешительных документов по разным инстанциям, а заодно исключить преждевременную утечку информации до тех пор, пока не запустит всё в работу. Так у Оганесова и Стерлиговой из «К-Ванта» появился тот самый «шеф», который сейчас координировал деятельность многомиллиардного проекта, обеспечивая его бесперебойный пуск, и защищал интересы как акционеров, готовых инвестировать в донскую землю бешеные деньги, так и властей готовых освоить их.