Текст книги "Кентавр на распутье"
Автор книги: Сергей Иванов
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
Обитал Гай недалеко от центра, но в таком глухом месте, где ни один из городских воротил не имел настоящей власти, а заправляли больше «шакалы», терроризируя тех, кто не успел или не решился еще переселиться в одну из слобод. Дома тут на три четверти опустели, а в своем подъезде Гай и вовсе остался один, упрямо не желая сменить дислокацию. Как мог, я обезопасил его гнездо, даже добыл для репортера броневичок, старенький, но добротный, вполне умещавшийся в вестибюле, который приспособили под гараж, заодно надежнее перекрыв подъезд. И взял с Гая слово, что на все опасные встречи он будет ездить с охраной, а все подозрительные посылки не станет вскрывать без сапера – пусть уж Аскольд и это оплачивает. А после того, как репортер замахнулся «на самое дорогое»: на лучезарного нашего президента, Клопа вонючего, – я, не полагаясь больше на слово Гая, навесил ему круглосуточный «хвост», подрядив на это охранное агентство, лучшее в городе. Конечно, если за Гая примутся всерьез, это вряд ли его спасет, но, по крайней мере, убережет от дешевых наездов.
Оставив «болид» перед входом, я вступил в подъезд и по узкой лестнице, вокруг неработающего лифта, поднялся к четвертому этажу. Здешние стены давно требовали ремонта, но Гая это не трогало, к тому же он видел их редко. С квартирной дверью оказался порядок, и я проник внутрь, воспользовавшись своими ключами. Очутился в захламленной прихожей, истомившейся по влажной уборке, оттуда прошел в комнату, служившую одновременно кабинетом, спальней, столовой, библиотекой, гостиной. Зато и грязи тут скопилось впятеро. По полу разбросаны огрызки яблок, апельсиновые корки, клочки бумаг, вокруг компа громоздятся грязные тарелки и кружки с присохшими остатками кофе – уж аккуратностью Гай не отличался. Мне надоело засылать сюда уборщиц, тем более, что едва не каждую оголодавший репортер пытался склонить к сожительству. Время от времени Гай собирался с духом и сам перемывал посуду, даже подметал полы, однако порядок сохранялся до первой трапезы.
По мере того, как я выбивался в зажиточные, к Гаю перекочевывала моя мебель – с потертой обивкой, разболтанными креплениями, жвакующими пружинами, но еще годная. Теперь он восседал в бывшем моем кресле, а дрыхал на старом диване, завалясь в продавленную мной ямищу. И складировал книги на этажерке, склеенной мною же из дешевых полок, а шмотки – в трехдверном полированном шкафу с антресолями под потолок. А уж мои табуреты стояли у Гая по всем углам и применялись под самые разные нужды. Одевался он исключительно в «second hand», а кормежку прикупал на ближнем рынке, подешевле. И совершенно не брал всю эту ерунду в голову.
– Затворнику от затворника! – сказал я, озираясь. – И как ты выживаешь тут?
Душок и впрямь стоял тяжелый: пахло пылью, горелым табаком, потом, – это не считая общегородской духоты. И даже если открыть окно, в квартире не станет прохладней. Все-таки придется навязать ему кондиционер, устроив принудительную вентиляцию.
– Куда? – невпопад откликнулся Гай, не отрывая глаз от экрана старенького «Мака». – Погоди, ща вернусь.
По всему видно, он уже много дней не покидал квартиры и подъедал последнее, оттягивая неизбежный поход за продуктами. Справа от замызганной клавиатуры дымился густой чай, наверняка несладкий, слева возлежала на блюдце корочка хлеба, присыпанная изюмом. И, кажется, Гай опять захворал – для него дело обычное. Несмотря на жару, напялил на себя пару футболок, а поверх, на плечи, набросил свитер. Он вообще хилый – неудивительно при таком распорядке. От сидячей работы, продолжавшейся круглосуточно, с перерывами на обрывочный сон, Гай сделался сутулым, даже отрастил пузико. Кожа у него стала землистой, лицо – одутловатым. Когда Гай забывался, и вовсе начинал разговаривать с собой, пугая непривычных. Он дневал и ночевал в Океане, а живого моря не видел. И стоило тогда селиться на южном побережье?
– Кранты! – вдруг объявил Гай, толчком разворачивая кресло. – Потехе – время.
Вскочив, он ходко засеменил на кухню, шаркая по тусклому паркету, а оттуда уже тянуло сочными ароматами, хоть как-то облагораживая атмосферу. Все же к моему приходу хозяин подготовился, не пожалев ради такого случая последних запасов. В отличие от многих, Гай не придерживался традиций и не считал прием гостей обязанностью – просто хотел сделать мне приятное. Он даже прибрался тут на скорую руку, судя по неспешно оседающей пыли.
Пройдя к окну, я не без сложностей его распахнул, задержавшись на минутку, чтобы оглядеть окрестности. Перед домом, к счастью, раскинулся старинный парк, и здешние деревья разрослись настолько, что верхушками крон прикрыли квартиру. И все ж броневые стекла не помешают. Заодно кондиционер присобачим – не отвертится, стервец!
Задернув плотнее шторы, я расселся в широком кресле, обтянутом коричневым бархатом, – вот оно гляделось новым, поскольку использовалось лишь гостями. А Гай уже спешил обратно, неся в руках знакомый мне поднос, груженный чашками и блюдцами из сервиза, тоже бывшего когда-то моим. Пожалуй, из своего у Гая осталась лишь само жилье да библиотека, собранная за прежние десятилетия, когда такое собирательство еще имело смысл.
– Со сластями проблема, – посетовал хозяин, кивая на полупустую пиалу с изюмом. – Видишь сам.
– Никаких проблем, – возразил я и стал выкладывать на столик свои дары, ощущая себя Дедом Морозом, развозящим гостинцы.
– Ух ты, – только и сказал Гай, но лицо его озарилось. – Живем!
И принялся разливать по чашкам кипяток, остальное предоставив мне. Видимо, он имел в виду, что теперь сможет продержаться взаперти еще неделю. Ну, и мне будет спокойней. Лишь бы его опять не выманили наружу какой-нибудь блискучей цацкой.
– Итак, – спросил Гай, утвердясь в кресле напротив и с интересом меня разглядывая, – на кого идешь войной в этот раз?
– На всех, – ответил я. – Потом разделю трупы по кучкам – кто прав, кто виноват, кто просто случился рядом.
– Уже страшно, – согласился он, вдумчиво дегустируя новые лакомства.
– Со многими переговорил за два дня, – продолжил я, – многое повидал. Что-то неладно в королевстве.
– Только сейчас заметил?
– Раньше не выходило за рамки, теперь – пожалуй. Поплыла картинка-то.
– И где, по-твоему, главные искажения?
– Пока нащупал три таких узла.
– Угу, – подбодрил Гай, на открывая набитого рта.
– Первый – наши чинуши.
– Что ж в них жапредельного? – прошамкал он.
– Ведут себя странно, будто не люди вовсе. Ей-богу, проще японцев понять. Образуется новая порода, этакие Чужие в человечьем обличье. Со своими приоритетами, нормами, логикой…
– Так это и есть иная порода! – убежденно воскликнул Гай, наконец дожевав. – И мыслят не по-людски – это точно. Пока не столкнулся с западными чинодралами, считал их образцом для наших. Оказалось такое же дерьмо, только пахнет меньше. И несут ту же околесицу, оправдывая дурости госмашины едва не теми же доводами. Их не переделать, поверь. Одно спасение – короткий поводок.
С минуту я глядел на него в раздумье, потом сообразил:
– Это у тебя образы такие, да? Иная порода, нелюди!.. Ты ж натура творческая, в эмпиреи воспаряешь. а я от земли отрываюсь редко, да и порхаю низенько – бяк-бяк, бяк-бяк. И если говорю о нечеловечьей логике, имею в виду как раз это.
Теперь и Гай задумался, недоуменно хмурясь.
– Ладно, едем дальше, – предложил он затем. – Что у нас на второе?
– С верхами, будем считать, разобрались, хотя не ясно, «не могут» они или «не хотят»…
– На революционную ситуацию намекаешь?
– Так ведь и низы взбеленились!.. Ты не смотрел статистику? Если раньше большинству было плевать на других, а многие даже желали ближним добра, то теперь отношения явно сместились в сторону садизма. Пока что они больше созерцают, но каждый спрос, как известно, рождает предложение. И тут мы плавно подходим ко второму узлу искажений, некоему Калиде.
– Послушай, а ты в самом деле считаешь, будто здешний люд озверел? – обеспокоенно спросил Гай. – С такими обвинениями лучше не спешить.
– Только не надо доказывать, что нет плохих народов, – огрызнулся я. – Нации как люди: в каждой намешано всякого, и время от времени наверх такое всплывает!.. А если еще и старания приложить…
– Что, опять заговор? Некая чужая, но жуткая сила…
– Зачем? И в своей среде хватает отребья.
– Не слишком ли ты строг к людям?
– С других нужно требовать, – отрезал я. – Однако не больше, чем с себя. А у нас исстари – в одни ворота. Чужих колом по голове, а себя лишь по шерстке. И чего добились? Другие-то уж выплыли, а мы барахтаемся. Зато на своем болоте – первые. Правда, никто о том не знает, кроме нас. Хоть и квакаем во все воронье горло.
– Н-да, – озадаченно сказал Гай. – Эк тебя завернуло. Начал за здравие, кончил про бузину. Накипело, да?
– Дык ума нет – считай калека. А когда не можешь оценивать трезво, какой уж тут ум – соображение одно. И уж так его напрягаем, чтобы себя оправдать, будто от этого вправду станет лучше.
– Конечно, генофонд нам подпортили, – согласился Гай, с сожалением покосясь на себя в зеркало. – Спасибо дедушке Сталину – броневой был мужик. Сидел у себя в Кремле, как в танке, и палил по площадям. Заметь, уж полвека прошло, как схоронили Усатого, а «его дело живет и побеждает».
– Пора кончать это блудство и закопать Кобу обратно. Сколько можно с ним трахаться?
– Сколько нужно, – хмыкнул Гай. – Коба боготворил Грозного да Петра, а наш козлик обожает Кобу. У каждого собственные предтечи. Кстати, и судьбы схожи. В юности сей моралист, говорят, привлекался за изнасилование, затем долго пребывал в стукачах. Но в ГБ его так и не взяли, побрезговали.
– Откуда знаешь?
– Ну, – скромно улыбнулся Гай, – все ж у Клопа не те возможности, что были у Таракана. И сведения нынче сложней утаить. Чуть кто надыбает на тайное, тут же выплескивает в Океан. И пресечь уж никак – при всем желании.
– Значит, придется отсечь – от Океана. В конце концов, не он первый.
– Знаешь, что удручает? – спросил Гай. – Что нами правят ничтожества. Думаешь, Клоп напустил тумана на свое прошлое, потому что скрывает страшное? Да просто он был никем, плесенью, и остался ею же, только возможности изменились. Вот этой правды Клоп боится, и люди пропадают пачками, лишь бы она не всплыла. Он переписывает биографию наново, как и все бездари, прорвавшиеся к власти. Это даже скучно, насколько они одинаковы: Адик, Йося, Саддам, Сашок… Дети разных народов.
– Может, губер не так и глуп? Пока что клоп ведет свою линию вполне толково, не повторяя ошибок предшественников.
– Значит, он хорошо вызубрил уроки прошлого. Приличная память – еще не ум, тем более не талант.
– Ну да, «первый ученик»!.. С-скотина.
У Гая я отдыхал душой. Нам почти не приходилось спорить, разве по пустякам, – редкое единомыслие. Вообще, общаясь с ним, я убеждался, что умные люди – это те, кто во всем согласен со мной.
– Слыхал про его последние закидоны? – сказал он, хихикая. – Распорядился «пресечь безобразие» на диком пляже, где кучкуются натуристы. Ну, копы нагрянули и рассеяли голышей, некоторых даже повязали. Больше им делать нечего, а? Будто в остальном тут тишь да гладь… Вообще Клоп очень уж озабочен моралью – к чему бы, ведь не старик? Или от вида голых баб звереет настолько, что и других подозревает в том же?
– Если Клоп болен, лечить все равно станут других, – заметил я.
– А этот его турнир? – Гай фыркнул. – Тоже, покровитель искусств и спортсменок! Поговаривают, любой молодке готов дать разгон – в лучших традициях почившего ГДР. Правда, там держали для этого штат массажистов, а наш полугигант справляется сам.
– Брехня, – не поверил я. – Сейчас болтают про всех, кто наверху. Если не развратник, так пьянь или хапуга. Это не считая тех, кто продался. Тоже ведь судят по себе. Уж они б развернулись, дай волю!..
– Конечно, в такой компании легко затеряться. Но, может, вскорости мне подбросят записи…
– Или бомбу, – прибавил я. – Это – скорее. Давно тебе тачку не взрывали?
Собственно, взорвали-то единственную его «ниву», которой репортер владел до подаренного мной броневичка. Гаю тогда крупно повезло, что его, пьяненького в дым, отвезли домой на другой машине.
– Что тачки, теперь дома взрывают! – отмахнулся он.
И почему умные люди бывают такими глупыми? Сколько ни предупреждай их не пилить под собой ветки, все равно будут сыпаться с деревьев, точно желуди по осени. И хоть бы на дубах сидели – нет, в лучшем случае на осинах!.. Или они там колья заготавливают?
– Имей в виду, Гайчик, ты – носитель информации. И наверняка в оперативной разработке у здешних «бесов».
– Как и ты, наверно?
– Я работаю по частным заказам, особо не высовываясь. А ты – на виду, весь из себя такой честный.
– От судьбы не уйдешь, – вздохнул он. – Это ж наше дело: прокукарекать.
– Эй, дружок, ты б поостерегся, – снова призвал я. – Сейчас на таких пошла охота – отстреливают почем зря. И оно надо тебе: нарваться на пулю?
Впрочем, Гай понимал это не хуже меня. А боялся, наверно, больше. Но не мог же он из страха, к примеру, не дышать? Такой вот человек: слабый, податливый… и неотступный.
– Станут звонить в дверь, сперва закрой глазок книгой, – посоветовал я. – Заодно и сувенир оторвешь. Не в черепушке ж его носить!.. Но идеальный вариант: камера, – так тебя никто не достанет.
– Буду выглядывать, как из-за бруствера? – засмеялся Гай.
– На войне, как на войне, – выдал я фразу, ставшую уже дежурной.
– А как тебе это? – спросил он, пощелкав на своем экране «мышкой».
Из динамиков, сквозь хрип ветхой проводки, пробился голос, высушенный и настойчивый, старательно выговаривающий русские слова: «Мы очень не советуем вам сочинять такие статьи. Они вредны, лживы. И могут плохо отразиться на вашем здоровье…»
Гай остановил запись.
– Что за тип? – спросил я.
– Полномочный представитель дружественного режима.
– Корейцы, что ль?
– Ну, – подтвердил он. – Чучхесты хреновы, страна победившего коммунизма. на днях расписал последние их махинации, а заодно пощипал тамошнего верховного павлина.
– Что, опять браконьерствуют? Или наркотой промышляют?
– Так ничем же не брезгуют!
Вот кто шустрил тут шибче федералов. Под крылом Клопа севкоры свили роскошное гнездо. И вели себя без церемоний, почти как дома.
– И охота тебе вязаться с дерьмом? – спросил я. – Действительно, можно такое подхватить!.. Вплоть до летального исхода.
– Но ведь и твой круг на удивление широк: от торгашей до бандитов. Кстати, как там насчет твоего «боевого безумия», – не перегорел пока?
– Ты ж знаешь, я еще и отходчив. Сперва оторву башку, а после похороню с почестями.
– Да, ты крутой, – подтвердил он то ли с уважением, то ли с издевкой.
– «Не говори, что самый сильный», гласит мультяшная мудрость… Кстати, хочу попросить об услуге.
– Ты? – удивился Гай. – Меня? Ну-ка, ну-ка, это интересно!
– Приюти Карину на пару деньков. Кажись, она влипла в историю.
– Кто-то в историю входит, а кто-то влипает, – поддакнул он. – Конечно, защитничек из меня!..
– Защищать есть кому. Твоя задача: дамочку успокоить, поддержать.
– Буквально тоже? – Гай усмехнулся: – Говорят, в древних Афинах муж отвечал за жену, пока не пристраивал к другому. А какие полномочия у меня?
– А сколько осилишь.
– То есть развязываешь мне руки?
– Лишь бы их не отбили. Вот у меня на Карину пряников не хватало, требовался кнут.
– А у меня ни первых, ни второго… Чем поддерживать-то?
– Терпением, лаской. Ты ж известный угодник.
– Каждый берет, чем может, – согласился он. – Раз не умеешь ни драться, ни быстро бегать…
– Вечерком заброшу ее, лады? – спросил я, вставая из-за стола.
– Давай, давай, – пробормотал Гай, с сомнением оглядывая свои завалы. – Пара-то часиков у меня есть?
Я уже катил на «болиде», возвращаясь к голубенькой трехэтажке, притягивающей меня, точно магнит, когда видеофон снова ожил, явив на экран физиономию, которую я не видал давно. Не то, чтоб у нас не было совместных дел, но напрямик этот главарь обращался ко мне в исключительных случаях – стеснялся, должно. А от застенчивости люди нередко начинают хамить.
– Нужно встретиться, да? – брякнул он без предисловий. – Дело есть.
– Здравствуй, Амир, – учтиво откликнулся я. – как поживает твой скот?
Это была цитата, которую он вряд ли знал, а потому вполне мог обидеться. Но не стал.
– Здравствуй, – помолчав, сказал он. – Так приедешь?
С чего вдруг я понадобился всем, да еще сразу? Моя популярность перешла в новое качество?
– Ты сейчас в своем ауле? Недосуг мне в такую даль.
– Здесь, рядом, – возразил Амир. – У вокзальной башни к тебе сядет парень, проводит.
– Кем зовешь-то? – спросил я. – В каком ранге?
– Гостем будешь, да, – заверил Амир, обещая неприкосновенность.
– Еду, – сказал я, отключая связь.
И тотчас развернулся, направляясь к вокзалу. Вот и муселы всплыли. Точнее один из их могущественных кланов, кои старались ныне не мелькать на виду, но продолжали ворочать большими делами. Поначалу-то муселы забрали в крае ба-альшую власть, отхватывая от общего пирога кус за кусом, перетягивая на себя драное одеяло, – хотя были в меньшинстве. Дисциплинка-то у них лучше, чем у славян, почтение к старшим в крови. Кстати, и самой крови боятся меньше, если доходит дело. Наводили свои порядки, учили жить остальных, ходили гордые, самобытные. Собственно, тогда и случилось это обособление – сами постарались. потом пошла ответная волна, разгоняемая «нашистами» и казаками, поддержанная федералами. И уж тут муселам припомнили всё, от вытеснения иноверцев из всех структур до языковых комиссий, и вымели на свежий воздух, в горы и долы. Свинство, конечно, обоюдное, но у славян имелось оправдание: не первые начали. Впрочем, оправдываться умели обе стороны, и многое зависело тут от глубины раскопок.
Притормозив у вокзальных часов, я действительно увидал рядом парня, угрюмого, кряжистого и неожиданно рыжего, с конопушками. На парик его лохмы не походили – скорее покрасил, а заодно наложил грим. Смотрелось это убедительно, хотя странно – в сочетании с чертами типичного мусела.
Подойдя к машине, парень молча приложил к стеклу широкую ладонь, на коей было начертано: «От Амира». Дождавшись кивка, уселся рядом, выложил под ветровое стекло кулак, по самые костяшки заросший черным волосом, и нацелил указательный палец, показывая направление. Вступать со мной в разговоры он не собирался – явно из непримиримых.
– Ты, случаем, не метис? – полюбопытствовал я. – Хотя бы перчатки надел, конспиратор!
Конечно, он не ответил, отгородившись от меня словно каменной стеной. Продолжая испытывать ее на прочность то так, то эдак, я следовал указаниям корявого пальца, пока не очутился в темном подвале, едва втиснув «болид» меж угловатыми бронеходами, очень любимыми муселами. Тотчас мой гид выскочил вон, будто не желал находиться со мной и лишней секунды, а затормозил лишь наверху лестницы, дожидаясь, пока соизволю его догнать. Забавный тип – эдакий толстолобик. Где их натаскивают, хотел бы знать. И много ли таких у Амира?
Сам главарь встречал меня в большой комнате, увешанной и устланной богатыми коврами. Как и положено горцу, был он здоровенный, смуглый, горбоносый. Хотя пушистые усы и длинные баки делали его похожим скорее на персонаж индийской фрески. Вдобавок он полулежал на роскошном диване, облачась в парчовый халат. Еще б тюрбан на голову да пышнотелую красотку под бок.
– Садись, да? – Амир указал на приземистое кресло, смахивающее на огромную подушку странной формы. – Угощаться будешь?
Он кивнул на низкий столик с резными ножками, где уже выставили угощение – в лучших традициях Востока, но совсем не по моему вкусу.
– Или плов хочешь? – прибавил горец.
– И чтоб ты руками меня кормил? – фыркнул я. – Давай уж сразу к делу.
– Ну, давай, – не стал спорить Амир. – Что у тебя с Аскольдом?
– Любовь, – буркнул я. – Конкретней нельзя?
– Ты в их команде?
– С чего взял? Работаю по его заказу – всё.
Надоело повторять: я сам по себе. А эти команды, сословия, нации, расы, лагеря… Да гори они огнем!
– А с Грабарем?
– То же самое, – ответил я, хотя Амира это совершенно не касалось.
– А с Носачем? – продолжал он допрос.
– С этим дел не имею, – хмыкнул. – Разве с его женой. Куда клонишь-то?
– А с Калидой?
– Спятил? Он мне и с деньгами не нужен!.. Скажи толком: об чем речь?
– Кто-то наехал на меня, – сообщил Амир. – Надо выяснить.
– Дорожное происшествие? – уточнил я. – Выглядишь, как огурчик.
– Смешно, да? – вдруг рявкнул он. – Может, сам замешан? Не это тебе заказали?
– Затем и приехал сюда: посмеяться, – подтвердил я, не повышая голоса. – А ты зачем звал?
Несколько секунд горец полыхал взглядом из-под косматых бровей, будто пытался прожечь во мне дыру, потом убавил накал, решив не обострять. Ведь черт знает, как повернется? Еще с прежних времен за мной закрепилась слава берсерка: дескать, вообще-то парень смирный, но лучше не доводить, а то удержу не будет – разнесет все. Сейчас-то я научился сдерживать свою ярость, однако сложившуюся репутацию старался поддерживать, чтобы не досаждали по ерунде.
– Ладно, давай по существу, – предложил я. – В чем заключался «наезд», когда случился, каковы последствия?
– Были покушения, – сказал Амир. – Несколько. Стреляли, взрывали, травить пытались. И мои люди пропадают.
– В смысле: исчезают?
– Да. Чаще в городе или по пути, но в ауле тоже. А последний раз украли из родового поместья – девушку. Потому и позвал тебя.
Они сговорились? Будто я тут главный спец по сгинувшим девицам.
– Только не будем валить в кучу, хорошо? – сказал я. – Воображаю, что могли наболтать ваши ярые!.. Но как по-твоему, много ли выгадают Аскольд с Гувером, если взамен тебя род возглавит джихадец, одержимый мщением? Общим делам каюк, а менять конкуренцию на войну не хочет ни один серьезный главарь. Поэтому убийц логичней искать в твоем окружении. Подумай, кто из родичей выгадает, если тебя не станет? Кто тут желает власти, драки, крови? Кто хочет стравить вас с гяурами? Кто из твоей охраны слишком уж рвется в бой? К примеру, ты уверен в своем «рыжем»? Что-то не глянулся он мне. Смахивает на фанатика, не способного вместить больше одной, к тому же простенькой мысли. И если его убедят, что ты стоишь на пути…
– Ладно, – угрюмо произнес горец. – С пропажами что?
– Чтоб ты знал, люди исчезают сейчас по всей губернии, а на побережье таких случаев тьма. Так что это не наезд, это – статистика. И девиц таскают почем зря, нередко с полного их согласия. Бывает, сами сбегают – на заработки либо на волю. Вы ж из своих обычаев такую тюрьму выстроили!
– Слушай, Шатун, – грозно заговорил Амир. – Этот дэвочка…
Я оглянулся: кроме нас в комнате никого, двери закрыты. Тогда к чему этот цирк? По-русски Амир говорил не хуже меня, благо учился в столичном вузе, а речь коверкал, подлаживаясь под здешний стандарт. В главы рода он угодил недавно и еще не закрепился, как следует. приходилось заботиться о популярности, угождать старейшинам, непримиримым, прочим недоумкам. Хлопотное это дело – вести за собой стадо. Как бы самого не затоптали.
– Не перестарайся, джигит, – сказал я. – А то себя перестанешь понимать.
– Это чистый бутон, понимаешь? Я берег ее, как зеницу.
– Для себя, наверно?
– Ну, не для тебя ж!
– Стало быть, девственница?
– По-твоему, позарюсь на second hand?
– Зачем тебе «бутоны», Амирчик? – спросил я. – Заразы боишься?
– Какая зараза, слушай? Это будущая жена. Мать детей моих.
– В чем ценность девственности, объясни. Или сам не знаешь?
– Нас так учили старики, – вспыхнул горец. – Наши отцы и деды! Думаешь, глупее тебя?
Надо ж, и тут геронтократия. Мало накушались при Советах?
– «Всех учили понемногу», – пробурчал я. Затем добавил цитату не столь затертую: – «Всех учили. Но зачем ты оказался первым…»
– Что?
– Мудрость пращуров, как же!.. А невесту кто тебе подбирал – родители?
– Много говоришь, э!
– Мое право, как гостя, – напомнил я. – А хочешь, обосную твой тезис?
– Что? – повторил Амир. – Какой?
– О предпочтительности «бутонов».
– Ну?
– Пытались как-то скрестить лошадей с зебрами. Потомства не получили, но когда лошадок вернули к родичам, у них пошли жеребята с полосками – семя зебр все ж повлияло на лошадиные гены. Так что, если не хочешь делить потомство с чужаками, должен стать у своей кобылки единственным.
– Видишь? – удовлетворенно сказал горец. – Стариков надо слушать.
– Слушать – да, – подтвердил я. – Но слушаться? С возрастом прибывает опыт, а вовсе не ум – редко кто в старости делается мудрым. Если любишь своих детей, почему не сделать их лучше – хотя бы и с помощью других. А если желаешь лишь продлиться в них… Не дорога ль цена за твое бессмертие?
– Не твое дело, – отрезал Амир. – Вопросы задавать любой дурак может!
Ухмыльнувшись этому варианту пословицы о глупце и сотне мудрецов, я спросил:
– Значит, если она больше не «бутон», можно не возвращать?
– Разве Коран запрещает держать наложниц? – нашелся Амир. – Но кто это сделал, укажи. Я отблагодарить должен.
– Что, и у муселов «зуб за зуб»? – удивился я. – Это в какой же суре? А вот мне запало другое: «Кто творит зло, получит воздаяние только подобным, а кто творит благое… взойдут в рай и наделены будут там без счета». Богатая книга, верно?
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного… – напыжась, завел он. И запнулся, словно бы помнил в этой песне лишь припев.
– Тоже, правоверный! – хмыкнул я. – Ты свой Коран знаешь, как я – библию. И с чего развелось вокруг столько верующих?
– Не кощунствуй, – предостерег Амир. – За веру у нас многие пошли на смерть.
– Только не заливай про «святых воинов» – им просто нравится убивать. Они и славянок насилуют, будто сражаются за аллаха… Кстати, Амирчик, – вдруг вспомнил я, – ведь у тебя уже есть жена. Что, на свежачок потянуло?
– Вторая жена, да, – подтвердил он. – Чего опять не нравится?
– Порядочный человек не станет при живой супруге вожделеть другую, – пояснил я. – Сначала уладит дела с первой… скажем, утопит.
Горец осклабился:
– У нас так себя не ведут.
– А что ты хотел? На ваши гаремы мы ответим своим развратом.
Помолчав, он спросил:
– Значит, ты будешь вести со мной дела?
– Пока не выйдешь за Предел. Кстати, и в Коране сказано в этом духе. Хотя, между нами, там такая каша!
– И как твой язык не отсохнет, слушай, – снова возмутился Амир. – Так говорить о святой книге.
– Э, милый!.. Хватило б фанатиков, а вера под них сыщется. И у каждой свой талмуд – вплоть до «Капитала».
– Вот, все об Айгуль, – протянул он заготовленный диск. – Будут вопросы, звони.
– Ничего не обещаю, – предупредил я очередной раз. – Черт, хоть разорвись! Ведь три дела навесили.
– Откажи.
– Тебе? – спросил я. – Аскольду? Грабарю?
– Клиенты серьезные, – согласился Амир, подумав.
– Так что оплата по результату, а не будет его – извини.
– Помощники нужны?
– Знаешь, какой лучший способ избежать предательства? Делать все самому.
– Никому не веришь, а?
– Себе, и то с оговорками. Не так боюсь злого умысла, как чужой слабости. «Не вводи ближнего во искушение», слыхал?
Что-то я разболтался. Причем в обоих смыслах. Пора сваливать.
– Потому и не веришь, что живешь среди неверных, – то ли скаламбурил, то ли сморозил мусел. – Разве на них можно полагаться?
– Язык у бледнолицых раздвоен, да? – хмыкнул я. – Будто вы мало врете!
– Аллах не воспрещает хитрить с гяурами, – брякнул Амир, запамятовав, видно, с кем говорит. – У нас свои законы.
– Ну да, вы ж такие свободные! От обязательств, долгов, совести. Вольные дети гор. Может, и работорговлей промышляете? Смотри!
– Угрожаешь? – снова вспыхнул Амир. – Мне?
Должность у него, видишь, такая: во всем усматривать оскорбления. Ох и достала меня эта знать!
– Ты же знаешь мой принцип: с людоедами никаких дел, – сказал я. – Если выяснится, что ты из них, наш договор аннулируется, а взамен объявляется сезон охоты. Это вот что, угроза?
– Предупреждение, – поразмыслив, решил горец.
– Вот и славно, вот и договорились! А теперь лучше разойтись, пока ты не впал в джихад, а я в «боевое безумие». Два психа в одной комнате – это перебор.
Ну, мне дадут наконец отдохнуть от болтовни? – гадал я, выруливая из лабиринта узеньких переулков на большак. За весь прошедший месяц столько не утруждал язык, сколько за последние пару дней. Не пора ли натворить что-нибудь для разнообразия? Как говорится, размять члены.
Ехать к трехэтажке мне расхотелось, да и смысла не было, судя по сообщениям тамошнего соглядатая. Со всех других «глазков», разбросанных теперь по многим укромным местам, ко мне тоже стекались сведения, складируясь до лучших времен. Но кое-какие записи, из самых насущных, я прослушал в своем авто, неспешно курсируя по городу.
Больше всего меня заинтересовал Хозяин, помянутый сразу несколькими персонажами, которых прежде я не подозревал в сообщничестве. Либо Хозяин столь велик и грозен, что покрывает сразу многих, либо имелся в виду не один. Мелькал и другой термин: «зверь», – и тоже, судя по интонации, с прописной буквы. Почтения эти Звери вызывали меньше, чем Хозяин, зато боялись их едва не сильней.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.