Текст книги "Кентавр на распутье"

Часть 6. Игры богомолов

Глава 16

И все же с Калидой нет ясности. Его дорожка к бессмертию смахивала сперва на типичную манию и первые четверть века, наверно, не получала подтверждений – пока не стали подрастать дети-внуки. И тогда в дураках оказались все прочие, потому что такое подобие связало Калиду с его отпрысками настолько, что меж ними возникли каналы, по которым к отцу стала стекаться био-энергия. И с каждым созревшим внуком приход нарастал – тем более что с годами Калида поставил свое размножение на поток. Затем прорезалось новое качество, и толстячок перешел в разряд Всадников, получив власть еще и над каким-то числом Хищников. (Не дюжиной ли?) И уж это одарило Калиду чудовищной силой, которой он даже смог делиться с «апостолами», набранными из преданных внучков.

Но настоящие чудеса начались, когда стала меняться сама здешняя среда. Во-первых, намного облегчилось создание энергоканалов, что привело к лавинному возрастанию числа серийщиков, кормящихся чужими жизнями. Соответственно выросло число Всадников. А упрочнение ближних связей для Калиды и его потомства обернулось формированием супер-организма, где толстячок выступил эдаким корольком-производителем, хранителем родового генофонда. Это прибавило Калиде сил, но и обязанностей тоже. Теперь-то каналы стали пропускать в оба направления. Кстати, с каждым уровнем связи усложняются. Хищников соединяют с жертвами сугубо энергетические узы, к тому ж односторонние, а к Всадникам протянулись уже иные трубки, в одну сторону качающие силу, эмоции, впечатления, в другую – приказы.

А потом на сцену явился «бог», и каналы, протянувшиеся к нему, оказались куда мощнее всех прежних. Что это за существо и откуда взялось, остается гадать, но именно оно стало выстраивать здешние бесчинства в подобие системы. А самых перспективных «бог» выволакивает из кровавого болота, вздымая едва не до небес, превращая в новых царей, чтоб выстроить под ними свою пирамиду силы.

Это что ж выходит: все чудотворцы прошлых веков, включая небезызвестного Христа, силу для благих деяний черпали у отпетых садюг? И каждое чудесное исцеление, разрекламированное затем на тысячелетия, оплачивалась мученическими смертями? Черт! Конечно, я нехристь, «святотать», а все ж не хочется низводить религию до подобного мракобесия.

Хотя возвращался я сегодня раньше обычного, тьма вокруг уж сгустилась, вдобавок и облака набежали, совершенно заслонив звезды. Что-то портится погодка – после стольких недель безоблачного штиля!.. Уж не было ли это затишьем перед бурей?

А у той тропки, что уводила от магистрали к моему особняку, меня поджидали. Место было подходящим – когда я прикидывал, где проще меня достать, счел этот участок самым опасным. И не поленился усеять его «глазками», настроенными на движение. А уж Дворецкий обо всем подозрительном незамедлительно сообщал мне.

И тот тип, что меня встречал, вовсе не походил на божью коровку. Засаду он устроил по всем правилам – я и сам залег бы там, если б страдал раздвоением, а заодно тяготел к суициду. В лучших традициях предусмотрел и пути отхода: с отвеса прямиком под воду, – собственно, оттуда ликвидатор и явился, судя по обтягивающему комбинезону и уложенным рядом ластам. Вот акваланга я не приметил, хотя герметичный шлем, плотно облегавший голову, явно относился к подводному комплекту. А ствол, который убийца направлял на дорогу, смахивал на пистолет, хотя не вполне обычный. И вот этой пукалкой собираются раздолбать мой «болид»? Ну-ну.

Впрочем, я давно не полагаюсь на глупость врагов – с таким подходцем самому легко угодить в дураки. Даже своей машиной не хотелось рисковать, не то что собой. Но иногда приходится выбирать, что терять: себя или коня. Конечно, лучше бы сохранить всё.

Притормозив, я на ходу выскочил из «болида». А он неспешно покатил дальше, натужно взрыкивая, будто разладился двигатель. Затем и вовсе встал, продолжая шумно негодовать. Хотелось верить, что это не насторожит засадника, зато с гарантией заглушит мои шаги.

Подступы к своей крепости я изучил досконально и когда возник за спиной стрелка, тот по-прежнему лежал за камнем, ожидая появление обещанной цели с секунды на секунду. «Люблю однонацеленных», – подумал я, прежде чем прыгнуть на убийцу сзади. Испытывать его шлем на прочность не стал – саданул бронированным кулаком в основание шеи. А удар сверху, да еще в лежащего, обычно выключает наверняка.

Но пленочный комбинезон даже не прогнулся, а кулак отшвырнуло словно бы взрывом. Молниеносно засадник развернулся, наставив на меня оружие, и я едва успел махнуть рукой, сбивая ствол набок. Вплотную ко мне полыхнул шипящий разряд, который, к счастью, я увидел лишь краем глаза, иначе бы ослеп надолго. В следующий миг я схлопотал такой толчок в грудь, что по широкой дуге полетел спиной назад, хватая ртом воздух. Прежде, чем я врезался в валун, убийца уже стоял на коленях, снова нацелив в меня пистолет. Но почему-то не стрелял, словно бы ждал перезарядки.

Извернувшись, я кое-как спружинил конечностями и тяжело обрушился на четвереньки. Только что я был охотником, а теперь приходилась спасать свою жизнь – экая метаморфоза. Нешто опять поспешил? Хвататься за мечи бессмысленно: чудо-ткань отбросит их так же, как отразила мой удар. И пули ей не страшны. Но ведь не обязательно стрелять именно в нее?

Что значит рефлексы: в моей руке уже была зажата «гюрза», нацеленная убийце в лоб, под вскинутое забрало. Однако выстрелить сразу не смог: это ведь не комп-игра, тут иные барьеры. Я еще надеялся разойтись без крови. К тому же враг тоже медлил – скорее по необходимости.

Но индикатор на странном оружии уже разгорался. Теперь поздно было стрелять: наверняка мне успеют ответить, увидя вспышку. И то же самое, кажется, думали обо мне. И сколько может такое продолжаться?

Внезапно раздался отчетливый хлопок, а в следующий миг убийца поник на камень, выронив пистолет. Затем вдруг вскинулся во весь рост, медленно смахнул с себя шлем и несколько секунд раскачивался, не трогаясь с места, так что я смог разглядеть темное пятнышко на его лбу. Потом он развернулся и как сомнамбула зашагал к близкому обрыву, пока не сгинул за краем. Секунды спустя донесся шумный всплеск. Это ж надо, сколь живучи стали мертвецы! Черт знает, куда он дошагает еще, с пулей-то в черепе.

Осторожно переведя дух, я опустил «гюрзу», так и не успевшую ужалить, и поглядел вверх, на зависшую в воздухе «стрекозу», откуда, собственно, и ударил выстрел. Вот не ожидал от Дворецкого такой инициативы – он что, обрел уже собственную волю?

Затем я подобрал шлем и оружие ликвидатора и прихрамывая вернулся к «болиду», остро сожалея о чудо-комбинезоне, канувшем в морские глубины. Но соваться туда сейчас, в разгаре ночи, не было желания – хватит с меня приключений!.. Во всяком случае, на сегодня.

Это становилось дурной традицией: опять я возвращался домой битым. Соскучившийся за день Хан встретил меня у двери, слегка повиливая хвостом, – максимум нежностей, на который он способен. Вцепившись в его загривок, восседал котейка, хищно поглядывая по сторонам. Из гостиной доносились детские голоса – впрочем, не громкие. То ли Инесса отрегулировала шумы до приемлемого уровня, то ли у самих ребяток хватает такта. Бог с ней, с гостиной, но вот по остальному дому лучше б они шлялись меньше.

Все же упускать комбинезон не хотелось. Дьявольщина, такая вещь! Кому ж заполучить ее, как не мне? Но и лезть в воду боязно – после всего, что случалось в предыдущие ночи. Опять я на распутье. А ждать до утра глупо: покойники нынче резвые. И камеры не показывают страшного.

Не снимая скафандра, я навесил на спину баллон, подключил шланги к шлему, привычном маршрутом спустился к морю. Рисковать сверх неизбежного не собирался, а потому оседлал водный мотоцикл, застоявшийся в тайном ангаре, и по мелкой волне поскакал на рандеву с мертвецом – если тот еще не сбежал. Место я запомнил хорошо, да и бывал тут не раз. Причалив мотоцикл к берегу, тут же соскользнул в воду, вдоль отвесной стены уходя на глубину. Насколько разглядел, мой покойник все-таки не дышал, когда спешил к обрыву, а значит, должен был погрузиться до самого дна.

Даже там, в кромешной тьме, я не стал включать фонарь – лишь подрегулировал очки, добавляя чувствительности. Долго искать не пришлось, тело обнаружилось за ближними камнями, – все-таки «жизнь после смерти» у него оказалась короткой. Против опасений, комбинезон снялся с трупа запросто, распавшись по нескольким швам. А затем свернулся в такой пакет, что без проблем уместился в один из моих карманов. Удовлетворенный, я начал подъем, широко загребая руками. Но не всплыл и до половины, когда меня атаковали.

Напавших я едва заметил: они походили на стайку крохотных змей, веером метнувшихся от скалы. И не ощутил, как те слаженно обвились вокруг моих запястий и щиколоток, замкнувшись в тонкие обручи с болтающимися обрывками. А оказалось их как раз четыре.

Меня спасло, что я не поддался первому порыву и не стал сразу срывать с себя этих бестий. Змей я не переношу почти как и пауков, но это оказались не змеи – при ближнем рассмотрении. Я даже не смог определить, есть ли у них головы, а походили они скорее на больной волос, наблюдаемый при громадном увеличении, – их шкурки топорщились жесткими чешуйками, словно бы тысячами микрокрючков. И сцепление тут могло получиться не хилым – куда прочней, чем чудилось, глядя на эту мелкоту. А когда я попробовал свести руки, «браслеты» потянулись обрывками друг к другу, жаждая соединиться.

Я представил, что стало бы со мной, примись сдирать их сначала с ног, – и весь пошел мурашками. Наверно, змей ненавидели как раз за подлый способ убийства, но эти гаденыши даже не убивали – они пеленали добычу в беспомощный ком и спокойненько дожидались, пока та окочурится. Может, они предпочитали протухшее мясцо, чтобы не очень утруждаться его перевариванием. Слабые мышцы и слабые желудки, даже ядом не обзавелись – зато какая замечательная шкура!..

Сдерживая панику, я возобновил всплытие, расставя конечности пошире, чтобы, не дай бог, не свести их на опасную дистанцию. Вынырнул недалеко от мотоцикла, так же осторожно, контролируя каждое движение, взобрался на него и помчался к дому, стараясь не обращать внимания, как твари скребутся о машину. Упрятав мотоцикл, вознесся на подъемнике и раскорякой потопал вокруг бассейна, шуганув озадаченного Хана.

Шкурниками занялся в мастерской, вооружась отверткой да плоскогубцами, но положив рядом и кусачки. Здесь я уже не так страшился нового «дара моря», а потому не стал кромсать хищные колечки – постарался аккуратненько разжать их. С инструментами это оказалось не сложно. И скоро все четверо, целехонькие, погруженные в морскую воду, трепыхались по отдельным банкам. А те выстроились в ряд под самым потолком, куда без сторонней помощи не заберется даже Пират. Черт знает, может, и по земле шкурники передвигаются столь же шустро?

Теперь меня ждала игрушка позанятней: чудо-комбинезон. И чего только не вытворял с ним – под конец даже вывесил в испытательной камере, чтобы расстрелять, не подвергая себя рикошету. Больше всего изумляло, что пуля, попадая в эту невесомую, тончайшую ткань, даже не вызывала сотрясения, а лишь отлетала назад, ничуть не замедляясь. Полное нарушение законов механики! Или тут действуют иные законы?

Пленочка впрямь была хороша, однако ж мне не годилась. Против ожиданий, она не растягивалась – то есть не больше, чем это требовалось для движений, – а под мои габариты нужна шкура просторней. Хотя и само знание, что такая кольчужка существует, грело душу.

Выложив на стол остальные трофеи, я несколько минут разглядывал их, поворачивая то так, то эдак. И сразу обнаружились новые странности. Шлем, судя по всему, был герметичен, наглухо закрываясь прозрачным забралом и плотно сцепляясь под головой неким подобием ошейника, широким и эластичным. Тут даже не оказалось отверстий для подключения акваланга, а того объема, что оставался внутри, не хватило б и на один приличный глоток.

Поддавшись импульсу, я напялил шлем на себя. И удивился: дышать не стало трудней. Разве что воздух показался прохладней и почти стерильным, лишенным привычных ароматов. А еще, неизвестно с чего, вдруг накатил восхитительный прилив бодрости, будто я принял допинг. И яростное ликование, почти равное экстазу, – словно бы сбросил с плеч многопудовый груз. То ли атмосферный столб наконец перестал давить, то ли земная гравитация сменилась на лунную.

Сдерживая себя, я прошел к бассейну и погрузился на кафельное дно, прихватив для веса гантель. Но и там не ощутил затруднений в дыхании, будто ни с того ни с сего обзавелся жабрами. Вода внутрь не просачивалась, пузырьки к поверхности не поднимались – идеальные «водные легкие». При том, что уместить в стенках шлема хоть какую аппаратуру вряд ли возможно. Фантастика! И до какой глубины это работает?

Выбравшись из бассейна, нехотя отложил в сторону шлем и принялся разбираться с оружием. Нажимать на нем кнопки я остерегся пока, зато отыскал и вынул из рукояти батарею – странного вида, однако узнаваемую. Все прочее было залито пластиком и разборке не поддавалось. Судя по размеру, внутри мог уместиться генератор ионизирующего излучения, но уж никак не лазер, способный подорвать бронированный «болид».

Вставив батарею на место, я приблизился к распахнутому окну и, выбрав на темном берегу подходящий валун, коротко нажал спуск. Воздух пропорола молния, раскаленная добела, а валун разлетелся к чертям. Мама моя! И что стало б со мной после такого выстрела?

Поставив бластер на предохранитель, я для надежности снова извлек батарею и отправился звонить Гаю. Такие новости как раз для его ушей.

– Неважно выглядишь, – сообщил он первым делом. – То есть в сравнении с обычным своим цветением.

– Зато ты как огурчик – квашеный. Опять расслаблялся?

– Такая жизнь: всё на нервах, – улыбнулся Гай смущенно.

– У тебя не жизнь, а сплошная череда выпивок, перемежаемых оргиями. Погубят тебя излишества.

И ведь есть что губить – вот что обидно! Другого бы и жалеть не стал.

– Если успеют, – отмахнулся он. – Так что у нас плохого?

Стараясь не частить, я изложил последние события.

– И что думаешь? – спросил Гай, услышав про трофеи. – Это ведь ты держишь руку на пульсе прогресса.

– Или я не там его щупал…

– Или?

– Или кто-то учинил большой прорыв.

– А дальше начинается бред, – заключил Гай. – И как это действует, по-твоему?

– Похоже, одно тут связано с другим. Если допустить, что воздух поступает в шлем из другого места…

– Подпространственные закоротки?

– А как еще это объяснить? – кисло поинтересовался я. – Фильтров-то не нашел. Вообще устройства тут ни при чем, скорее свойства материала. Дышалось, будто я взлетел на пару сотен метров – ни пыли, ни запахов.

– Стало быть, надо на эти метры погрузиться… пока в шлем не хлынет вода.

– Или на километр?

– Н-да… А что с бластером?

– Если такие пробои достижимы, их можно применить и в стрельбе. Сам бластер лишь задает направление для распространения заряда. Правда, дотянуться до подходящего перепада напряжений сложней. С другой стороны, что мы знаем о пробоях?

– Или о пространстве, – поддакнул Гай. – А вдруг бластер открывает тропку в иной мир, даже в иной пространственный слой? Еще и эта пленка. Если она впрямь дает абсолютную защиту…

– …то ею надо обтянуть твои окна, пока по ним не шибанули ракетой. Кстати…

– Что?

– И подслушать через такое окно вряд ли удастся. Не потому ли меня подвела техника, когда подглядывал за теми ребятами?

– Думаешь, это они наслали убийцу?

Без колебаний я замотал головой:

– Только не они.

Гай вскинул косматую бровь:

– Интуиция?

– Любовь, – мрачно сострил я. Или это не было шуткой?

– Но совпадение, согласись, странное.

– Сейчас вокруг столько странностей!.. Одной больше.

– Тогда кто? На ком, к примеру, ты потоптался недавно с особенным смаком?

– По-моему, и Калида не замешан, – ответил я, подумав. – Уж он не спешит со мной разделаться. Вроде приглядывается, планирует что-то. Дочурок подсылает… может, и внучек.

– Это напоминает достопамятное Отделение, – заметил Гай. – Там тоже невесть откуда всплыли лазеры. Затем и вовсе свернули пространство.

– Возможно, идея витает в воздухе. Или имеет место обмен опытом. Но куда больше меня заботит ликвидатор… Ты слыхал, чтобы после контрольного выстрела кто-то еще бегал, точно обезглавленный петух?

– В жизни всякое случается, – осторожно заметил газетчик. – Вот если бы добыть статистику подвальных расстрелов…

– В него ведь пальнули не обычной пулей. Дворецкий подстраховался, невесть зачем. После такого попадания от мозгов остается месиво. Что ж парнем двигало-то?

– Не демоны же? Давай только без…

– Вот интересно, зачем покойник снял шлем? – перебил я. – Может, тот мешал наружному управлению? То есть материал, помимо прочего, не пропускает биоволны.

Я вспомнил пьянящее чувство освобожденности, испытанное только что, но уже знакомое по вспышкам ярости, накатывавшим в разгаре боя. А ведь тогда я избавлялся как раз от тормозов. Наверно, все сторонние каналы отсекал напрочь. Вот это и превращает людей в зверей, а заодно одаряет непомерной силой, потому что перестаешь делиться ею с другими. Какое искушение, а? Стоит отринуть от себя людей, и ты – герой, почти бог!.. Или раб?

– По-твоему, это киборг? – спросил Гай. – Ничего себе наборец!

– Не нравится? Тогда запиши его в зомби.

– Ой, это уже перебор!

– Не знаю, не знаю, – сказал я, потирая ребра. – Если бы тебя так лягнули… В любом случае, за ним стоят люди серьезные, согласен?

– Безусловно. Такая оснастка!..

– Но их прибережем для второй серии – пока что с нас хватит Калиды. Самое время делать ему укорот, как считаешь?

– Неплохо бы, только как? Если он впрямь многоте#лец…

– Многоженец, – проворчал я. – Многочлен, мать его…

– …то достать его непросто.

– Вот и подумай над этим, ладно? Эту задачку надо решить. Условий уж скопилось порядочно, а времени все меньше. Боюсь, еще день-два, и Калиде наскучит со мной играть. Он ведь такой порывистый, непостоянный!..

Озабоченно кивнув, Гай пропал с экрана. Вот теперь можно вспомнить, что я вернулся домой, и прокрутить обычный ритуал. Не то, чтобы омовение, даже самое тщательное, очищало от мирской скверны, однако на душе становилось легче.

Ванна уже дожидалась меня, и только я разлегся, как на ее изголовье забралась Инесса, погрузив смуглые голени в снежную пену, и принялась массировать мои плечи, руки, бока, спускаясь от шеи по сторонам. Кисти у нее сильные – верно, на мне и натренировала, – а где не хватало их, женщина подключала ступни. Затылком я ощущал, как напрягается ее живот, над лицом покачивались спелые груди, точно плоды в райском саду. Вот это я называю отличным сервисом! К тому ж ненавязчивым.

Под искусными руками Инессы я размяк уже окончательно, едва не проваливаясь в сладкую дрему, когда – совершенно некстати – заверещал видеофон. Нехотя приподняв веко, я глянул на дисплей, вмонтированный в стену напротив, и сон слетел тут же: судя по номеру, звонил Калида. Это что, у меня завелся новый приятель? Свят-свят!..

«Слушаю!» – сказал громко. На экране впрямь возник толстячок, на сей раз собственной персоной, и вперился в меня. От прежнего Калиды остались только формы – эдакий ночной вариант: затвердевший, налитой. Его будто выплавили в бронзе, а затем расцветили сочными красками. И голос прозвучал, как из бочки:

– Расслабляешься, да?

– Ну, – подтвердил я. – Есть возражения?

– Что же ты сбежал от нас? И как несся-то, как несся!.. «Быстрее лани». А ведь мы почти родственники.

Еще один. Действительно: тесен мир.

– Надеюсь, Лану не стал наказывать? – пустил я пробный шар.

– Я не обижаю своих любимиц, – как будто даже оскорбился он.

– Ну да, лишь используешь.

– Разве я один? Детей ведь и заводят из страха старости, а я лишь протоптал к бессмертию собственную тропку. Думаешь, когда о ней прознают, следом не ломанется все стадо? Но догнать меня уж не смогут – поздно.

«И любить тебя поздно, – пришло на ум. – Ты уходишь, как поезд…»

– Значит, ты вроде Дориана Грея: живешь себе и живешь – а стареют твои портреты?

– Им не в тягость поддержать одного бессмертного – ну, скинутся по годику-паре… И с каждым десятилетием «портретов» будет больше.

– А утверждали, будто Кощею хватало одного запасного сердца!.. Интересно, во что встанет деткам каждая твоя смерть?

– Ну, у меня-то в резерве полно органов! – осклабился Калида. – Если обеднеют, то не слишком.

– Еще не знаешь, да? А если каждый раз кому-то придется умирать?

– Вот и еще причина, почему не стоит меня убивать. Смерти невинных, знаешь ли, одна за другой… женщины, дети.

Инесса продолжала трудиться надо мной, бесстрастная точно массажный аппарат. Во всяком случае, разговору она не мешала – если не отвлекаться на ее прелести. Но, на вкус Калиды, те явно перезрели. Да и не смотрел он на женщину – лишь на меня.

– А может, и нет, – задумчиво сказал я. – Может, тебя просто не отпустят за порог. Будут продолжать снабжать энергией, чтобы поддержать твою никчемную жизнь.

– Да почему тебя так заботит моя смерть?

– Ты ведь наездник – из крупных. Прежде доил отпрысков, теперь подгребаешь под себя садюг. И чтоб прокормить такого Всадника, Хищникам приходится вкалывать вдвое.

– И что? – с жаром возразил Калида. – Разве кого-то волнует, за чей счет он живет? Сколько людишек работают на смерть, а попробуй лишить их такого заработка – ведь взбунтуются!.. И считают себя добропорядочными, и судят других, и морализируют.

– И маразмируют, – проворчал я. – Это и есть те бараны, без которых не прожить вашим волкам. Тоже ведь из «мира животных».

– Вот! – обрадовался толстяк. – А я о чем талдычу? Все вокруг звери, только не всех приручили. Это вообще мир скотов, и если всей душой принимаешь его законы, жить становится легко, а сила возрастает втрое.

– Как у Хищников, когда они настроены на убийство? Действительно, «божьи твари».

Кстати, зачем обязательно терзать овцу, калеча и расчленяя? Какой примитив! А если высосать из нее жизнь, не портя оболочки, то что образуется в итоге: зомби? Послушное орудие Хищника, добавочное его тело, насаженное на управляющее щупальце. И вот такой, коллективный, Зверь много опасней.

Н-да, чем дальше в лес, тем гуще бред.

– Есть ведь и охотники, – прибавил я. – Как тебе эта категория?

– Ну, с волками они еще, может, сладят, – широко осклабился Калида. – Охотнички!.. Вот на царя зверей лучше не посягать.

– Уж не «царь» ли и подослал ко мне одного из своих леопардов?

Толстячок разом помрачнел.

– Потому и звоню, – сказал он. – Ты что, на меня грешишь?

– Ну, какой из тебя царь!

Но с него, как с гуся. Это ж надо: столько я разыскивал цельных людей, без недостач и ущербин, а нашел законченного урода.

– Всех подробностей не знаю, – сообщил Калида озабоченно. – Но я играю по иным правилам. Не мой это стиль, ясно? Слишком протокольно, без изысков.

– Хочешь сказать, ты ни при чем? – Я фыркнул. – Так, уже конкуренты завелись!.. И если там такие «волки», кто же наверху?

– А-а, задумался! Вот и прикинь, кто товарищ тебе, не глядя ни на что…

– Ну да, гусь свинье…

– …а кто лишь и норовит, как бы укорот сделать.

Я ухмыльнулся, вспомнив, что сам недавно говорил Гаю. И будем все ходить укороченные… на голову.

– И где резюме? – спросил. – Резюме не вижу.

– Так ведь на поверхности! Надо сложить наши силы, пока нас самих не вычли – напрочь.

– Класс! И будем, значит, биться плечом к плечу, подпираемые зверьем.

– Слушай, чего упрямишься? Ведь в тебе томится здоровущий клыкастый Хищник. Так выпусти его, пока не окочурился, – пусть покажет себя!

– Ах, ты этого добиваешься?

– Ну конечно! – с жаром вскричал Калида. – Зверю место на воле.

– Или в клетке. И живут они там, говорят, дольше.

– Тебе не кажется, что между нами больше общего, чем меж тобой и твоими приятелями? – вдруг спросил Калида. – Конечно, имею в виду себя нынешнего, а не того болтливого дурня, каким становлюсь днем.

– Между прочим, без этого дурня и ты б не родился, – заметил я.

– До сих пор не могу понять, каким образом мой олух набрел на золотое дно, – развел он руками. – Или повезло?

– А ты уверен, что это везение, а не злой рок?

Не поручусь за дневного Калиду, но этому в упорстве не откажешь.

– Хорошо, взгляни с иного ракурса, – предложил он. – Мы оба, ты и я, связаны с людьми невидимыми проводами. Но ко мне по ним поступает Сила, а у тебя ее забирают. И охота тебе делиться с тупарями, с бездарями? Вот они пусть и сплачиваются в стадо, раз не могут без этого выжить. Но ведь ты не овца, ты – Хищник. Так сбрось же кандалы, высвободи свою натуру!

– Это и называется у тебя: «плыть по течению»?

– И еще, ты не задумывался, отчего делиться энергией хочется сильней, чем забирать ее? Миллиарды самцов мечутся по планете, выискивая, куда сбросить излишки, а самки что-то не спешат навстречу – хотя выигрывают больше они. Так, может быть, как раз Хищников и недостает, чтобы довести мироздание до гармонии?

– По-моему, их и так девать некуда, – возразил я. – Пора устраивать облаву – расплодились, понимаешь. И откуда поперло?

– Как учат основоположники, – осклабился Калида, – борьба за новое общество предполагает всестороннее и гармоническое развитие личности.

– Ты прошел отличную школу. Или это был не ты?

– Это была личинка – прожорливая, алчная, уродливая…

– Из которой развилась прекрасная бабочка, – съязвил я.

– Или хищный богомол, – благодушно поправил он. – Какой образ, а?

– Да, звери мы, – признал я. – Кто больше, кто меньше. Но главная разница не в этом. Просто одним нравится такая составляющая, другим – нет. Угадай с трех раз, к каким принадлежу я?

– Послушай, я же не предлагаю тебе власть? Это игрушка для слабых, вроде моего прародителя или Аскольда. Но вечный поиск, но бесконечное познание!.. Вообрази, какие открываются горизонты.

Возможно, он не врал сейчас. В том смысле, что процесс этот затянул и его. И что власть для него скорее средство. Но кому от этого легче?

– «Берегитесь лжепророков, которые… внутри суть волки хищные», – напрягшись, вспомнил я. – Как раз про тебя, а?

– Ну, нашел авторитет! Я тут к его ногам Вселенную бросаю…

– А баба-яга против, – объявил я. – Хрен тебе, Кощей Безмозглый! Или ты Змей Погорелыч о двенадцати головах? Обычному Змее-Всаднику достаточно срубить три, чтоб сделать его смертным, – но ведь ты поднялся в этой игре на следующий уровень? Или еще нет?

– Похоже, ты зашел в тупик, – сказал Калида едва не с грустью. – Как и предрекал старина Бог. Нам с Ланой будет недоставать тебя… милый.

– Да провались!..

Усмехнувшись, Калида покачал головой, то ли сочувствуя, то ли сожалея, и оборвал связь. Не рано ли хоронишь, чучело? Или как там, по теме: «А не рано ли, Идолище поганое, похваляешься?»

Нетерпеливо я повел плечами, и тотчас Инесса убралась из ванной, предоставив меня себе. Наскоро домывшись, я вышел следом за женщиной в коридор, но, конечно, ее тут не застал. Зато Хан устроился неподалеку, уложив голову на толстые лапы. Он будто дремал, но глаза время от времени открывались, следя за бродившим из угла в угол котенком, а наставленные уши внимали ребячьим голосам, продолжавшим звучать в гостиной. Кстати, как быть с этой парочкой, не говоря о прочих? Из всего, что я наблюдал под землей, можно заключить, что там сейчас не самое безопасное место.

Заскочив в мастерскую, я бесшумно вступил в гостиную, где застал детишек за дурашливой возней на диване. Моду, заведенную тут Инессой, они подхватили с пионерской готовностью и вообще не стесняли себя условностями. Но будоражащие забавы подростков это мало напоминало, к тому ж игра шла в одни ворота. Настена вытворяла со своим распаренным приятелем, что хотела, проявляя умелость, завидную даже для взрослых. Ухватки ее не походили ни на один из известных мне стилей и вообще выглядели слишком органичными для навыков – скорее инстинкт, вызванный из глубины. Примерно так начинал действовать я, когда спускал своего Зверя, – но шел на это с неохотой, страшась последствий. А вот девочка словно бы пребывала в согласии с личным Зверьком и позволяла ему резвиться – лишь бы не при посторонних.

– Детки, не шалите! – призвал я, как и положено зануде-взрослому, портя им все веселье. – А хотите поиграть всерьез?

Оцепенев, мальцы пытливо оглядели меня, словно бы желая убедиться в отсутствии гнева, затем переглянулись.

– Ну, – настороженно сказала Настя. – Как?

Похоже, ее подозрения вспыхнули с новой силой. «А сейчас поиграем в допрос», – как говаривал вожатый Сливко, приступая к пыткам воспитанника.

– Это не опасно и не больно, – прибавил я. – Но в первый момент может напугать. Согласны?

Ну, теперь я успокоил девочку настолько, что она стала поглядывать на вторую дверь, собираясь, видимо, задать деру.

– Я только подброшу вам маленькую бяку, – решил уточнить. – Не сойти мне с этого места!.. Хочу поглядеть, как она действует.

«И как поведете себя вы», – следовало бы присовокупить.

– Давай… те, – нехотя согласилась Настя, а Леха только кивнул, взволнованно облизнувшись.

– Это неопасно, – повторил я. – Без паники, да? – И кистевым броском зашвырнул на диван сверточек, развернувшийся еще в полете. – Ап!

Хорошо, что обивка светлая, – я сумел разглядеть черный зигзаг, метнувшийся сперва к ногам девочки. Мгновенно она взвилась в воздух, приземлившись на спинку дивана. В следующий миг зигзаг настиг замешкавшегося Леху и сомкнулся на его щиколотке в плотный браслет.

– Ай! – пискнул он и оглянулся на подружку.

Кажется, первым ее порывом было ринуться на помощь. Но тут же Настя зыркнула на меня и хладнокровно расселась на спинке, поджав под себя одну ногу и покачивая второй.

– Всё, всё! – сказал я успокаивающе. – Хуже не будет – игра окончена. Теперь можете разглядеть бяку в подробностях.

К слову сказать, меня она не разочаровала – шустра бестия! И Настена вела себя выше похвал. Особенно хорош был второй ее рефлекс, когда в капкан угодил друг. И в ситуации разобралась мигом.

А Леха уже расслабился, сразу поверив мне, – тоже счастливое качество. Присев в позу «мальчика, вынимающего занозу», он с изумлением разглядывал зверя, осторожно трогая колючие чешуйки. Чуть погодя к приятелю перебралась Настя, тоже заинтересовавшись диковинкой.

– Я назвал его шкурником, – сообщил я, наконец подойдя к ним. – Вообще они охотятся сворой, и там главное – не дать им сомкнуться. Водятся в воде, но, может, не только. Лучше всего ловятся на здоровых дураков вроде меня.

Аккуратно подсовывая отвертку, я разомкнул колечко и снял его с Лехиной ноги, двумя пальцами брезгливо стискивая извивающееся тельце.