Текст книги "Кентавр на распутье"

А Зверь уже предвкушал скорую победу – над Калидой, надо мной, слабым человечишкой, раздираемым полярными сутями. Победа, победа, победа – стучало в крови… Ника, господи! Зачем ей Зверь? Кровожадным предаторам в тот светлый домик путь уж точно закрыт. Разве что ворваться туда силой, сметая преграды, калеча и убивая… насилуя… Нет!

Прервав атаку, я отпрянул от противника. Сорвав с головы шлем, с рычанием отшвырнул прочь – к самым ногам Калиды, с натугой переводившего дух.

– И глупо, – бросил он, сейчас же поднимая шлем. – Ты лишился своего последнего шанса. А ради чего?

Не утерпев, напялил себе на голову. Как и я сутки назад. Всегда мы чуть-чуть торопимся. Нет бы сперва подумать!

И разом Калида остался без подпитки, перекрыв все внешние каналы, – абсолютная Защита, знаете ли. То, что давало мне силу, для Калиды имело обратный эффект, потому как я все-таки делился с другими, а он лишь отбирал. И прежде, чем Калида успел расчухать ситуацию, я метнулся к нему и даванул ту заветную кнопочку, на которую наткнулся вчера. И тотчас сработал ошейник-капкан, закрывающий шлем еще и снизу. Ловушка захлопнулась. Примерно так же Кот в Сапогах подловил людоеда – главное, загнать в уязвимость.

– Ап! – сказал я, двумя руками снимая голову с оцепеневшего тела.

Выпучив глаза, Калида ошалело вращал зрачками, словно пытался разглядеть, что с ним сотворили, и беззвучно разевал рот, в ужасе искажая лицо. Секунда проходила за секундой, а он все не желал угомониться, будто пытался зацепиться за жизнь даже сейчас.

Так и не дождавшись, пока враг отдаст швартовы, я сунул потяжелевший шлем обратно в рюкзак и наконец склонился над Кирей. Как и надеялся, обе злосчастных пули застряли в панцире. Но будь Киря постарше либо похилей… А вот ногу ему таки прострелили, хотя латная подкладка сразу прижала рану, остановив кровь. И все ж лучше бы побыстрей доставить парня к врачу. А меня – к Инессе. Расползтись бы по койкам, а? И покой!

Замычав, Киря вдруг открыл запавшие глаза, вопросительно уставился на меня. Счет ему, видишь, объяви. Ну, кто тут выиграл?

– Мы чемпионы, мой друг, – сказал я. – Мы идем до конца.

– На кладбище? – выдавил Киря, перхая. – Так туда можно не спешить.

Действительно, до чемпионов мы как-то не дотягивали. За предыдущие двадцать лет меня столько не дубасили, сколько за последнюю неделю.

С трудом повернув голову, парень увидел, что осталось от Калиды. Под застывшим, точно памятник, телом, уже растекалась лужа, и само оно было густо окрашено алым.

– Что ж ты врал, будто не мстишь! – прохрипел Киря. – А с этим как?

– Это не месть – профилактика. Изолировать нельзя, пришлось казнить.

Я не стал уточнять, что казнь привела к странному исходу.

– Ты вот что, партнер… – Парень замялся. – Оставь меня, что ли, тут. Двоим-то отседа… Лучше сгоняй за подмогой, а?

– Может, тебя и пристрелить вдобавок? – поинтересовался я. – Расслабься, малыш, план по героизму мы уже выполнили!

Но возвращаться через лабиринт, волоча на себе Кирю, и самому хотелось не шибко. Вообще, игры эти начинали приедаться. Резвиться в своем подвале, отстреливая виртуальных монстров, мне нравилось куда больше.

– Думаешь, это впрямь колокол? – спросил я с усмешкой, кивая наверх. – Не настолько Калида ополоумел, чтобы звонить под землей.

Отыскав под нишей пультик, я опустил «колокол» на пол, открыл в нем дверцу. Внутри оказалось светло, по кругу кабинку обегало бордовое сиденье, стены покрывал зеленый бархат, вперемежку с зеркалами. И симпатичный столик по центру, отменно сервированный. Этакий ресторанный закуток.

– А где ж языко-член? – удивился Киря.

– Экран, – коротко пояснил я. – Ты что, объемного кино не видел?

– А Мальва? – спохватился парень. – С нею-то как?

– Да помню я, помню!..

Хотя лучше бы забыл. Впрочем, его дело.

Как и рассчитывал, в игровом зале девчухи не оказалось. А вязанка храмовников все так же моталась через зал, зацепенев как жуки по осени. Взрывать их не стал – презумпция безобидности как-никак. То есть оставалась надежда, что теперь они поутихнут, если их все-таки снимут с маятника.

Для очистки совести прошел по следам Мальвы до входа в тоннель, даже запустил внутрь «стрекозу», но девчуха, видно, драпанула от души, и гоняться за ней не было ни времени, не желания. К тому ж я подозревал, что убегала Мальва как раз от нас.

Все мои изыскания Киря наблюдал на своем дисплее, так что, когда я вернулся, обошлось без вопросов. Установив парня на ноги, в обнимку с ним протиснулся в лифт, подождал, пока туда же влетит «стрекоза», и отправил кабинку на самый верх. Кирю усадил рядом с дверцей, а сам встал по другую ее сторону, приготовив сразу бластер и «гюрзу», – ведь черт знает, чего ждать на выходе. Или кто там ждет нас.

Но открылась кабинка уже на поверхности, из невзрачного округлого валуна выпустив в прохладную ночь, наполненную ошеломляющей свежестью и родными запахами. Вокруг расстилался пустырь, рассеченный многими трещинами, усеянный каменьями, придавленный черными тучами, – а через него уже катил к нам «болид», все эти часы дожидавшийся тут. Не без труда я загрузил Кирю в машину. Черт знает что: брал у Аскольда целехоньким, а возвращаю едва живым. Хорошо, напрочь парня не заломали.

Усевшись за пульт, отправил команду «Малютке»: дескать, возвращайся, подруга, в родимый ангар, – дождался подтверждения и аккуратненько порулил к магистрали, стараясь поменьше трясти Кирю.

Глава 18

Родовое поместье Аскольда встретило нас без лишней помпы. Никто не порывался аплодировать, когда «болид» въезжал в просторный гараж, либо обнимать меня, когда я выбрался из машины. Либо хотя бы одобрительно похлопать по плечу. И слава богу, иначе бы я такого тоже… похлопал. Впрочем, вынуть Кирю из кабины мне подсобили двое гардов. И сам главарь все же почтил наше возвращение личным присутствием, остановившись неподалеку.

– Дальше в лес, больше дров, – заметил он, скептически наблюдая за нашей выгрузкой. – И куда вляпался на этот раз?

– Будто не ты в это втравил! – пробурчал я. – Помог бы – чего встал?

– Не царское занятие… Доспехи хоть не попортили?

Кирю наконец увели, поддерживая под руки, – в гараже опустело, остались только мы с Аскольдом. Хоть эту заботу с себя спихнул, подумал я, а вслух сказал:

– Жлоб ты, а не царь – нашел о чем переживать! В гроб тебя и без них положат, в одних белых гетрах.

– При чем тут гроб? – искренне удивился он.

– А где, по-твоему, дневают вампиры?

– Что, – помолчав, спросил Аскольд, – уже и до них дело дошло?

– Хвала господу, с этими не столкнулись, – ответил я. – Иначе видел бы ты свои доспехи! Не говоря о нас. Лично мне и оборотней выше крыши.

В глубокой задумчивости, словно бы забыв про меня, Аскольд направился к лифту. Пожав плечами, я вошел в кабинку вместе с ним. Нас вознесло на верхний этаж, дверцы открылись прямо в залу, откуда, судя по всему, главарь и отправился нас встречать. Здесь все было поделено на закутки, предназначенные главным образом для приятного времяпрепровождения, однако имелся и небольшой пульт. Аскольд плюхнулся в любимое кресло и отхлебнул из бокала, наполненного, похоже, коньяком.

– Нервишки сдают? – поинтересовался я. – Допинг потребовался?

Запашок-то я учуял сразу, но лишь сейчас понял, что хозяин в изрядном подпитии, – держаться он умел, особенно на людях.

– Довожу себя до нормы, – пробормотал Аскольд, делая новый глоток.

– Все наркоманы это говорят, – хмыкнул я. – Ну, добро пожаловать в мир Зверей!.. А ты думал, это вы крутые?

– Отстань, без тебя тошно!

– Ну подумай, подумай…

Без лишних церемоний я подсел к пульту, вызвал Гая, вкратце поведал о последних приключениях, дабы он забросил сей бред в Океан, подкрепив личным авторитетом. Черт знает, может, и не все примут нас за сумасшедших?

– Эй, ты чего это? – раздался из-за спины раздраженный голос Аскольда. – Конфиденциальную информацию разбазариваешь?

Развернувшись вместе с креслом, я глянул на него в упор:

– Ты дурак? Не понимаешь, что эти сведения с гарантией утопят Семью, если не разбросать их пошире? К тому ж это не твоя тайна.

– Но тебе платил я!

– Пока еще нет. И нанимал для иного. А если б даже не так, то мне на это, откровенно говоря, плевать.

– Вот как!.. Где ж твои принципы, рыцарь?

– Я не такой идиот, чтоб из-за них делаться сволочью. Расскажи-ка еще про кодекс профи!

Откинувшись в кресле, главарь покачал головой:

– Ну, Род, ты меня удивил!

– Ладно бы это затрагивало лишь ваши Семьи, но ведь угроза куда шире.

– Господи, о чем ты опять?

– Так ты не понял еще? Главная-то опасность идет изнутри. На эту нечисть можно найти управу, объединив силы, а вот ежели взыграет твой нутряной Зверь? Слишком тянет тебя к бессмертию.

– С чего взял?

– А почему ты так стремишься разбросать семя? Сейчас вот озабочен построением империи с наследуемой властью. Такие инстинкты сильны у насекомых, запасающих живые консервы для потомства.

– Ну, сказанул!

– Но если взамен генетического бессмертия тебе предложат личное, зачем тебе станут нужны дети?

– Ты серьезно? – пробормотал Аскольд. – Я действительно смогу жить вечно?

– Смотря что считать жизнью. Закостенеешь в нынешнем состоянии на века – это да. Но вверх не поднимешься ни на шаг.

– Зато и не скачусь к старости.

– Я ж говорил, – хохотнул я, – тебе понравится!.. Только имей в виду: ничто не дается даром.

– Встает вопрос о цене, да?

– И о ценности тоже. Конечно, бандитам недалеко до людоедов, а все ж пока человечья норма. И ради чего уходить в патологию?

– Во-первых, у меня ответственность перед Семьей, – объявил он. – И потом, руки-то у всех к себе повернуты. Вот и загребают, кто как умеет.

– Это хорошо, что на свой счет ты не питаешь иллюзий. Может, ты всегда был вампиром – в меру отпущенного? Копил силу, опустошая слабых. А тут открываются такие просторы!

– Кстати, не слыхал? – вдруг сказал Аскольд. – Лика повесилась.

– Что?

Я даже дернулся. Вот так и проходит жизнь… мимо.

– Н-да, не выдержала гонки, надорвалась, – посетовал главарь. – А ведь и к ней я питал слабость!

– Держал, как запасной вариант? – спросил я, сдерживаясь. – Предусмотрительный ты наш.

Может, злосчастная стервочка оказалась лишней в этом сюжете? Вот и прибрали с глаз долой. А душить женщин нынче модно – «видели, знаем»!..

– Каких товарищей теряем! – вздохнул Аскольд. – Скоро и вовсе станет не на кого положиться.

Это он острил так: мужественно, невзирая на чувство глубокой скорби.

– Надувной куклой обзаведись, – посоветовал я, едва разжимая челюсти. – Уж она не подведет.

Говорить с ним больше не хотелось, да и не о чем, наверно. Перекачав на здешний комп свежие записи (с небольшими купюрами), я спустился на том же лифте в гараж и втихаря убрался из поместья. Домой, домой!..

То ли показалось, то ли так легли карты, но в городе будто стало спокойней, несмотря на глубокую ночь. Может, впрямь убавилось нечисти? Ну, сколько голов мы отрубили этой гидре? И за сколько времени отрастут новые? А все ж передышка!

И возле дома меня не поджидала засада – балуют, балуют. Этак и вовсе утрачу бдительность. Но настоящий откат пошел, когда я очутился внутри стен, под неусыпной охраной Дворецкого. Разом заныли все сегодняшние болячки, мышцы сделались ватными, веки налились тяжестью. С трудом избавясь от снаряжения, я все-таки полежал в ванне, едва не заснув в тамошней невесомости, сквозь дремоту ощущая бережные касания Инессы, занявшейся моей помывкой, а заодно массирующей, где не болело. Затем поднялся, ладонями смахнул с себя воду и побрел в спальню. Без сил рухнул на постель, по-моему, отрубившись еще раньше, чем коснулся головой подушки.

Примерно через час очнулся – квелый, с тяжелой головой. Все тело ломило, будто постарел на полста лет, однако спать больше не хотелось. Несколько минут еще собирался с духом, затем перетащил свои телеса в кабинет, развалясь в кресле. И почти сразу раздался вызов, словно бы на том конце дожидались, пока проснусь.

Как и предполагал, это оказалась Лина. С опозданием, но все ж явилась на сцену. В опереточных своих доспехах, с лицом, исполненным значимостью новой роли, – этакая Родина-Мать в миниатюре.

– Без надругательств нельзя было обойтись? – хмуро спросила она. – Господи, ну зачем ты уволок голову Отца?

Ага, будь с ним поласковей, убивай не больно!.. Вот победителя никто не жалеет – живой, и слава богу.

– В качестве трофея, – ответил я. – Решил, по примеру твоего муженька, учредить зал своей боевой славы. Жаль, не прихватил и головы внучков.

– Оставь мальчиков в покое! Теперь они не опасны.

– Могила их исправит, – пробурчал я. – Наплачешься еще с ними.

– Отдай голову, – потребовала Лана. – Слышишь меня, Род?

– «Отдай мое сердце»! – загробным голосом передразнил я. – Фиг вам – хватит и тулова. Кстати, оно так и стоит памятником? Вдобавок нетленное, точно мощи святых. А ведь я подозревал, что у древних чудодеев рыла в пушку, что все чудеса их замешаны на крови…

– Не кощунствуй!

Не знаю, что творилось сейчас в Подземелье, но у Ланы, судя по всему, опять начался период самовознесения. Глаза пылают, стан напружинен, вся в порыве. Кончилось безвременье, затевается новая Стройка. Вокруг товарищи, единомышленники, последователи, цель ясна и прозрачна…

– Слушай, тебе не надоело? – спросил я. – Может, поводить ночью по городу, показать, на чем строилась ваша империйка?

– Сейчас надо думать о спасении Семьи, – отмахнулась она. – После того, что ты наворочал тут…

– А нашли на меня своих терминаторов, – предложил я. – «Маленькая победоносная война», знаешь ли…

– За кого ты принимаешь меня? – возмутилась Лана.

– За Мать, – ответил я. – Готовую ради общего блага поступиться личными пристрастиями. Положение обязывает, еще бы!

– Перестань, – сказала она. – Не до болтовни сейчас. Столько проблем!

– Ну, извини.

Действительно, не вмешайся мы с Кирей, все ее проблемы были бы уже в прошлом. Покой!..

– По-твоему, мне следует отойти в сторону? – спросила Лана, кольнув проницательным взором. – Теперь, когда на меня надеются столькие?

– Нет, конечно, есть личности, кои ведут за собой, – признал я. – Но куда больше таких… э-э… персонажей, кого выталкивает вперед напором толпы и несет, как на океанской волне, – пока не расплещет о камни. Вот ты из каких?

– Больше-то некому, – молвила она скромно.

– М-да… Ладно. И кто у вас теперь во главе?

– Совет матерей.

– Революционных? – хмыкнул я. – А почему не бабушек?

– Не ерничай!

– Хотя есть же советы старейшин… там, где старость возводят в культ. Уж лучше почитать материнство, чем маразм. А зачинателя суньте в мавзолей.

– Послушай, у тебя осталось сострадание? – спросила Лана негромко. – Ведь это мой отец. И ты убил его.

– И отец твоего ребенка, да? – прибавил я, сочувственно кивая. – Совсем с вами запутался. Отец приносит дочурку на алтарь, предварительно сделав ее матерью… Та плетет против него заговор. И всё во славу Бога!.. Кстати, ты нашла свою дочь?

– Нет, – произнесла она совсем тихо. – Хочу поручить поиски тебе. Теперь у меня хватит на это власти.

– И досуга, да? И желания?

– Прекрати!

– А как с Аскольдом? – спросил я. – Больше-то тебя никто не неволит?

– Свобода – такая штука… – вздохнула она. – Помнишь формулу?

– Вот не знал, что она еще в силе!

– Калида собирался подмять всех, – сказала Лана. – У него хватало для этого сил. И если б еще удалось столкнуть лбами Аскольда и Грабаря…

– А ныне придется вам, сироткам, заключать с кем-то из них союз, – подсказал я. – И лучше всего – брачный, верно?

– Так и есть.

– И с кем?

– Ну, – ответила женщина, глядя мимо меня, – если принять во внимание возраст кандидатов, а также учесть наследственность, то Аскольд…

– И в постели неплох, да? – прибавил я. – Собой опять пожертвуешь или делегируете подходящий «бутон»?

– По-моему, Аскольд все же питает ко мне… определенные…

– Так он и от гарема не откажется. У вас ведь такие резервы! Тут можно не с одним главарем породниться, всю Семейку поставить под контроль. Эдакая брачная экспансия отродьев Калиды, тайный союз паучих… Кстати, Кире глянулась Мальва, – сообщил я доверительно. – Жаль его – славный оказался парнишка. Но пока не набьет собственных шишек…

– Молодость вспомнил? – улыбнулась Лана. – А ведь ты до сих пор мне снишься. Будто идем с тобой по берегу, а между нами… сын. Конечно, не веришь?

– Очень трогательно, – сказал я. – А сейчас объявишь, что все участники сна в наличии – осталось их собрать.

– Кто знает, Род, кто знает, – произнесла Лана загадочно. – Было время, когда ты жил во мне постоянно, присутствовал как наваждение. И если бы я родила тогда, чья душа, по-твоему, вселилась бы в ребенка?

– Это что ж, вариант непорочного зачатия? – Я даже присвистнул. – Конечно, любовь – божий дар… Но ведь кто-то поставил семя, чтобы чудо состоялось. И кто у нас в роли Йосифа?

– Как раз это неважно. Он даже внешне мало привнес, а ты говоришь!.. И знаешь, что самое чудное? Ты ведь жил во мне задолго до того, как мы встретились. С тех пор, когда я начала что-то понимать.

– То есть у меня уже как бы двое духовных детей? Ну, мать, ты сильна!

– Конечно, не веришь? – повторила Лана. – А то, что они похожи на тебя, не доказательство?

– Это как? – С ухмылкой я повел плечами, поиграл мышцами.

– Я ж видела твои детские фото.

Помолчав, я осведомился:

– Так скольких же мне искать, а?

– Пока что одну, – ответила Лана. – До скорого, родной!

– Будь, – сказал я, обрывая связь.

После таких разговоров и при полном-то здоровье начинаешь ощущать себя больным, а сейчас из меня будто вытянули остатки энергии. Еще та Семейка! Что Отец, что Мать.

Зато Лана напомнила мне о Боге. Я так и не добрался до него, а ведь в этой пирамиде именно он – вершина. И до рассвета полно времени, всякое еще может случиться. А потому рано спать.

Минут через двадцать я уже наладил и запустил «плавунец». Как и «стрекозы», он был скорее терминалом Дворецкого, а сам по себе значил мало. Умел лишь ориентироваться в пространстве да шустро плавать, проникая почти в любые щели. Выглядел, тем более пахнул он неаппетитно – полуметровая сигара с винтом и лапами-рулями.

Еще часом позже «плавунец» добрался до плато, откуда я за последние три ночи трижды уносил ноги, и принялся тыркаться во все подходящие дыры, вынюхивая чужаков. Повезло ему на удивление быстро, и вскоре он уже пробирался по извилистой норе, накрепко ухватив след.

Развалясь в широком кресле, я курировал механического лазутчика из безопасной дали. Кабинет освещало лишь сияние дисплеев и лампочек-индикаторов – для управления этого хватало. А когда сбоку, в проеме двери, образовалась невысокая ладная фигура, я сразу разглядел и ее.

– Иди ко мне, милая, – не меняя позы, позвал я. – Это интересное кино.

Осторожно Настя приблизилась, затормозила на безопасной дистанции. То есть это она полагала дистанцию безопасной, хотя безопасным тут был я.

– Можешь устроиться за креслом, – сказал я, не отодвигая рук от пульта. – Хотя на локотнике удобней.

Посомневавшись еще чуть, девочка уселась на широком валике, скрестив гибкие ноги, и застыла как неживая, вперясь в экран. «Плавунец» уже достиг края воды и, расправив суставчатые лапы, ковылял по наклонному ходу, неукоснительно держась следа. Поначалу тот трудно было потерять: никаких ответвлений, – затем они появились. Чем дальше, тем становилось темней, даже тепловидение больше не спасало. Пришлось задействовать локатор, благо в машинке он имелся. После обработки сигналов на дисплей поступала вполне приемлемая картинка.

Тут подоспел и третий зритель. Вслед за деликатным стуком дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова Лехи, вопрошая у меня взглядом, можно ли впускать остальное. Как и положено партнеру, он подстраховывал Настю. Не то, чтобы ползун не доверял мне, однако контроль не повредит.

Кивком я пригласил Леху войти. Не глядя на девочку, он обошел кресло с другой стороны, но сел на пол, не на локотник. Следом за пацаном в неплотно закрытую дверь проник Хан, на широком загривке неся прикорнувшего котенка, разлегся невдалеке. Ну, вся компания в сборе – если не считать Инессы.

– Где это? – спросил Леха шепотом, будто его могли услышать по ту сторону экрана.

Я промолчал, позволяя ответить Насте:

– Это пещера под берегом, откуда приходят чужаки.

Вот и она стала причастна к действу.

– Теперь тихо, – велел я. – Смотрите!

Ход становился круче, временами «плавунцу» приходилось карабкаться едва не по вертикали. А разветвлений с каждой минутой делалось больше, зато и становились они уже, изредка перемежаясь зальчиками-перекрестками.

– А почему самим туда не сходить? – не выдержал Леха.

– п отому что «умный в гору…» К тому же мне там не пролезть.

– Но ведь мы… – бодро начал малец, но осекся под хмурым взглядом Насти. На вид-то они казались ровесниками, но вела себя девочка как взрослая – в отличие от многих созревших женщин.

Краем глаза я опять засек движение. В кабинет неслышно скользнула Инесса, скромно опустившись на ковер возле стены, – словно услышала мой безмолвный призыв. Я действительно хотел, чтоб она это видела.

А на экране уже возник новый персонаж. Из соседнего хода в зальчик выскочил словно бы бурав – плотный, остроносый, – и тут же растопырился сотнями игл, сделавшись вдвое крупней. Деловито зашнырял туда-сюда, что-то вынюхивая.

– Вот и крыски, – прокомментировал я. – Не запылились.

Впрочем, крыска пожаловала пока в единственном числе, будто на разведку, а ковылявший по своим делам «плавунец» не показался ей опасным (напрасно, между прочим) или съедобным. У нее-то хватало соображения не кидаться на все, что движется.

– Больше похожа на ехидну, – заметил эрудированный Леха.

– Ага – скрещенную с акулой.

Будто в подтверждение моих слов, зверь вдруг метнулся к стене и ухватил поперек туловища свою здешнюю тезку. Та успела лишь слабо пискнуть, исчезая в зубастой пасти. Эдак нас оставят без давних соседей – сбудется вековая мечта. Вот только вряд ли мы обрадуемся замене.

Затем на «плавунец», издав зловещий вздох, напал мохнатый паук, мало походивший на тех, с кем я уж имел дело, но, как и они, много крупнее птицеяда и вдобавок, кажется, ядовитый. Во всяком случае, он явно ожидал, что добыча протянет лапы сразу после укуса, и очень удивился, когда этого не случилось. Сдуру сцепился с «плавунцом» в рукопашную и, естественно, проиграл, разорванный на части пластиковыми клешнями.

Все же пришлось включить фонарь, чтобы различать цвета в окружающих «плавунец» формах. И почти тотчас последовал новый наскок. Сам бы я не успел среагировать, но Дворецкий стал уводить «плавунец» с линии атаки в тот миг, когда она началась. И все равно машинку зацепило, отбросив вниз по склону на пару метров. Уже потом, замедлив запись, мы смогли разглядеть, чем хлестнуло по «плавунцу». Это не походило на лапу или щупальце – скорее на язык хамелеона или рожок улитки, запросто меняющий форму. До нападения оно проступало округлым пупырчатым наростом из дальней норы, затем вдруг рванулось, выворачиваясь наружу, точно чулок, пока не завершилась четырехпалым захватом, скрежанувшим загнутыми когтями по корпусу автомата. Судя по размеру, а также проворству, с каким убрался хищный шланг после неудачного наскока, он вполне мог утащить в нору взрослого мужика, не говоря о маленьком ползуне. Леха лишь сглотнул, не отрывая завороженного взгляда от экрана. Затем перебрался ближе к нам, оседлав свободный локотник.

Дальше – больше. В этом месте ход, по которому пробирался «плавунец», пересекся с полостью, высокой и довольно-таки длинной, где даже можно было бы покататься на велосипеде, если б удалось его сюда протащить. И как раз тут, на подземном перекрестке, расположился еще один охотник. Сперва «плавунец» услыхал его и лишь затем, принявшись озираться, увидел, как неподалеку, из стенной трещины, с протяжным скрипом прорастает черный, отблескивающий в фонарном свете пузырь. Миг – и в его центре взбухло багряное пятно. «Плавунец» едва успел шарахнуться в сторону, когда из пузыря выплеснулась огненная струя, нацеленная со снайперской точностью. Затем притухшее было пятно вновь начало багроветь.

– Пли! – поспешно скомандовал я, и «плавунец» разразился короткой очередью, взорвав пузырь в смоляные капли.

Брезгливо поднявшись на кончики лап, машинка миновала заляпанный участок, стараясь не касаться дымящихся ошметков. Судя по датчикам, они испускали сильный запах, но подобрать ему аналог Дворецкий затруднился.

– Еще не передумал туда соваться? – спросил я у Лехи. – Как думаешь, кто из них слопает тебя первым?

Поежась, пацаненок бледно улыбнулся в ответ. Хоть этого я впечатлил. Вот по лицу Насти трудно понять, что она чувствует. Девочка будто окаменела на своем валике, лишь зрачки слегка двигались.

А тут и «плавунец» застыл перед очередной развилкой, точно витязь на перепутье, – хотя на самом деле колебался я. То ль идти дальше по следу, погружаясь в неведомую глубь, то ли повернуть к манящему огоньку, доверясь чутью. Все-таки предпочел второе, рассудив, что след не исчезнет в одночасье, а вот огонек может потухнуть в любой миг.

Уводящая к свету нора оказался бы тесной даже для ползуна, и «плавунец» туда еле втиснулся, каждую секунду рискуя застрять. Но пядь за пядью продвигался, с трудом вписываясь в извилины, к крохотному оконцу в глубине норки, из которого все ярче истекал свет. Ближе, ближе.

– Сим-сим, – пробормотал я, – открой личико.

Затем «плавунец» приник к отверстию «глазком».

Картинка – словно по заказу. Задумай я снимать ужасник, вряд ли придумал бы лучшую мизансцену и камеру бы установил как раз здесь, сбоку от действующих лиц. Освещение тоже не подкачало, багровыми тонами добавляя жути. Не хватало музычки пострашней, но ее недурно замещал шумовой фон, составленный из невнятных шорохов, бормотания, гулкого капания где-то в стороне и приглушенных воплей, доносящихся из провалов в полу. Зал был не то чтобы просторным, но широким, низкий потолок подпирало с десяток естественных колон, воздух казался густым настолько, что дальние стены терялись в мареве. А перед единственным входом разместилась группка из четырех людей.

Первым я распознал Носача – шнобель у него впрямь выдающийся, а долговязую тощую фигуру можно углядеть издалека, сколько ни маскируй латами. Позади главаря замерли двое гардов, будто погруженные в транс. Спереди, прижавшись к Носачу спиной, оцепенел пацаненок лет восьми, его сын. Был сей малец капризным и доставучим, однако Носач, кажется, любил его – на свой лад. И уже приучал к будущей власти, делясь накопленным опытом. Но сюда-то зачем приволок?

Костистая лапа отца стискивала плечо пацана, но оба, похоже, не замечали этого, уставясь на шевелящееся в глубине зала чудище, влекущее к себе точно пропасть, – этакий одушевленный Ужас, от одного взгляда на который волосы вставали дыбом. Виднелась от него лишь часть, а остальное укрывалось в шахте, возможно, погрузясь на десятки метров. Вокруг клубились клочья смоляного дыма, проскакивали бледные искры. Хуже всего, что существо постоянно меняло формы, не позволяя к себе привыкнуть. И все ж мне оно напомнило паука – наверно, оттого, что нет для меня твари гадостнее. Или отвратительную многоножку, вымахавшую размером в поезд.

Похоже, Носач пронюхал даже больше, чем хотелось бы Калиде. И пока тот доказывал невесть что, заигравшись до потери пульса, новый его приятель вышел к Богу напрямую, решив в здешней пирамиде занять ту же ступень. Неспроста, видно, Лика покончила с жизнью именно этой ночью. Или с Ликой покончили, чтоб не мешала. Или ее жизнь принесли на здешний алтарь. Или таким способом муженек готовил себя к большей жертве – разминался, так сказать… Что, в самом деле? Я прав?

Носач вдруг с силой толкнул сына вперед, вынудив его пробежать несколько шагов, и тот ухнул в чудище, будто в прорву, тотчас скрывшись за переплетением натянутых жил, пульсирующих сосудов, слизистых пленок. Леха невольно вскрикнул, отшатнувшись от экрана, и даже Настя издала протяжный всхлип. Затем оба повернулись ко мне, взглядами требуя объяснений.

– За все приходится платить, – проговорил я, чувствуя, как сводит оскалом лицо. – Большинство богов ревнивы и хотят подтверждений любви. Возлюби бога пуще, чем ближнего своего, а главное, предъяви доказательства.

Вот и приехали, сказал уже себе. Прежде бандюги гробили чужих родичей, ныне принялись за своих. Круг подобия неизбежно стягивается в точку. Теперь тут каждый лишь за себя.

– Он съел его? – сдавленно спросил Леха.

– Ну почему обязательно «съел»? Может, просто сделал частью себя.

Будто это не то же самое! Хотя звучит пристойнее – вроде как «усыновил».

– Видите ли, ребятки, – заговорил я, уже переварив новое потрясение. – Кажись, мы стали свидетелями эпохального события: контакта с иным миром.

– п одземным? – выдохнул Леха.

Поглядев на него с укоризной, я покачал головой:

– Вряд ли – если исключить гипотезу, что Земля полая. Скорее там, в недрах, наша планета смыкается с другой, затерянной невесть где и куда более дикой. Потому и расползается по окрестностям всякая смертоносная мерзость.

– И чужаки? – снова спросил пацан, готовый с ходу поверить в любую фантазию.

– Если имеешь в виду иномирян, их пока не встречал. А вот та зараза, что прет из-под земли, вытворяет с людьми странное.

– Вирусы? – уточнил Леха, и теперь я глянул на паренька с одобрением.

– Как ни странно, нет. Наверно, сия Дверь возникла не вдруг, и мы уж переболели, чем только можно, – до того, как к нам стали проникать твари крупней. Или она уже открывалась прежде.

Поглядев еще раз на экран, где ничего больше не происходило, а вся картинка будто застыла, я отключил его, чтобы не отвлекал. После чего вместе с креслом развернул нашу тройку к Инессе.

– Так вот, – продолжал, рассевшись удобнее. – С чужаками, повторяю, неясно, но сами люди оборачиваются такими монстрами, что никаким aliens не угнаться. А чудище, кое мы сейчас наблюдали, пытается эту погань возглавить – видимо, во славу себя. Калида называл его Богом.

– Так это был он? – неожиданно спросила Настя, но тут же прикусила язычок, словно бы проговорилась. Зато сейчас же вступил Леха:

– Но тогда, выходит, оно разумно?

И оба ребятенка уставились на меня с ожиданием, светясь в сумраке мраморными телами. Они смахивали сейчас на искусные статуи, симметрично украсившие мое кресло. Черт, а ведь придется отвечать… и не только им.

– Я не силен в определениях, – произнес я, с усилием облекая в слова даже не мысли свои – ощущения. – Но если мы столкнулись с существом могучим, почти всезнающим, коему плевать на нас и на всех во Вселенной, кое умеет только использовать, выстраивая из людей конструкцию, при которой ему проще выжить, – то чем отличается оно от обычного компа, вдобавок свихнувшегося? Оно само поставило себя вне человечьих законов, а любой, кто отгораживается от людей, делается Зверем… Знаете, мышата, я лишь сегодня оценил, что такое полная изоляция. Когда в целом мире ты один, когда нет ни тепла, ни любви, ни даже потребности в них… Не выношу толпы, но осознание своего родства с людьми – это другое.