Текст книги "В гостях у сказки Александра Роу"

Михаил Пуговкин

Михаил Пуговкин сыграл сто одну роль в кино. Он считал свои работы и мечтал довести их число до сотни. Удалось. Его имя ассоциируют с «Золотым веком» советского кино, в котором снимались Борис Андреев, Петр Алейников, Марк Бернес, Михаил Жаров, Фаина Раневская, Эраст Гарин, Иван Переверзев, Леонид Харитонов, Николай Рыбников. Его воспринимают как человека того времени, когда создавались настоящие киношедевры, причем судьба Пуговкина явно благоволила к нему – актер снимался в фильмах, которые любимы и сегодня, которые не стали фальшивыми агитками, а, наоборот, – классикой на все времена.

Да и сам Пуговкин был органичен в любой картине, в любом звездном ансамбле. И хотя актер не любил, когда его называли комиком, все же соглашался, что его появление неизменно вызывает улыбку. Какой-то он домашний, родной, уютный. И фамилии его героев какие-то «уменьшительно-ласкательные»: Кнопкин, Ложкин, Пирожков…

Михаил Пуговкин – единственный артист, которому официально была вручена корона «Короля кинокомедии». Причем, эту награду придумали сами коллеги Михаила Ивановича. В 1996 году единственный раз прошел кинофестиваль «Белое солнце в Адлере», где собрались популярные мастера веселого жанра. Пригласили Пуговкина, он приехал из Ялты, где жил с начала 90-х. На церемонии закрытия фестиваля на сцену вышли все его участники и под овацию зала водрузили на голову Пуговкина настоящую корону с инициалами «М.П.» А еще несколько лет спустя любимому актеру, опять же по решению коллег, был вручен приз «За выдающийся вклад в профессию».

Мы познакомились, когда Михаил Иванович еще жил в Ялте, а я был на фестивале в «Артеке». Позвонил любимому артисту и напросился в гости. «Приезжайте, – знакомый с детства голос в телефонной трубке объяснил, как его найти. – Я живу в Черноморском переулке, на задворках концертного зала «Юбилейный». Это почти на берегу моря…» Для чужака найти Черноморский переулок оказалось делом не простым. Но стоило спросить у первого встречного, где живет Пуговкин, проблема разрешилась в один миг.

– Михаил Иванович, вы никогда не думали поменять свой имидж, перейти на другие роли?

– Я думаю, что это было бы неостроумно. Я всегда снимался в кинокомедиях, и уходить от этого не хочу. Думаю, что и зритель этого не захочет. Серьезную роль лучше меня сыграет тот актер, который это умеет делать. Так же как и в комедию не надо идти тому, у кого нет чувства юмора.

– А у вас сразу определилось амплуа кинокомика?

– Начнем с того, что я себя комиком не считаю. Я характерный артист с уклоном в кинокомедию. Во многом этот уклон состоялся благодаря встрече с Леонидом Гайдаем. Я ведь учился в студии Художественного театра, а Вы знаете, какая это серьезная школа. Но Гайдай-то снимал эксцентрику. И я снялся у него в шести картинах подряд – в нашем кино это редко бывает. «Операция Ы», «Не может быть!», «За спичками», «12 стульев», «Иван Васильевич меняет профессию», «Спортлото-82», ну а потом мы с ним немножко разошлись. Я сказал: «Леонид Иович, я уже в таком возрасте, что мне не хочется прыгать, скакать, чтобы на меня что-то падало…» И он согласился. Теперь я даже где-то об этом жалею. Гайдай был выдающимся комедиографом. Сейчас это слово немножко замусолили, но я его не побоюсь сказать. Он снимал комедию в чистом виде! Помню на съемках «Спортлото-82», которые, кстати, велись около Ялты, мы с Кокшеновым разыгрывали какую-то сцену, а Гайдай подзывал нас и говорил: «Михал Иваныч, Миша, это не смешно. Сейчас многие режиссеры снимают комедию грустную, комедию философскую, а здесь этого не надо. Пофилософствуем в другом месте. Давайте-ка посмешнее!»

– Хороших комедийных актеров у нас не так много. Комикуют, конечно, многие, особенно сейчас, а тридцать-сорок лет назад этот жанр не был в почете. Была ли конкуренция среди «характерных артистов с уклоном в комедию»?

– Конечно. Мне не раз «переходили дорогу» и Евгений Леонов, и Юрий Никулин, и Юрий Медведев, и Николай Крючков и даже сам Игорь Ильинский. Но артисты здесь совершенно ни при чем. Все решали режиссеры и сценаристы. Полжизни так прошло, сколько интересных ролей от меня уплыло. Помню, в 1956 году Эльдар Рязанов сказал мне: «Вот если Ильинский откажется, тогда вы будете сниматься». Я поинтересовался, почему Ильинский может отказаться. «Он просит десять тысяч, а ему дают только восемь» – ответил режиссер. На это я сказал: «Не волнуйтесь, Ильинскому дадут десять. Все будет в порядке».

– Кстати, партнеры на площадке играют для вас большую роль?

– Да. Кино – искусство коллективное. Даже когда меня просят выступить на телевидении перед фильмом, отводят десять минут для монолога – я отказываюсь. Если мне будут задавать вопросы – другое дело. В интервью, в живом общении вы меня на что-то вызываете. Это великая вещь!

Ну а самым любимым моим партнером был Сергей Николаевич Филиппов. У него было очень простое выражение: «Я не люблю одеяло тянуть на себя». Он так никогда и не поступал. «Миша, ты делай тут, что хочешь, и за меня не волнуйся, я свое сделаю потом». Он не ревновал, если у другого сцена лучше получится.

Кстати, он очень интересно рассказывал, как в свое время подписывал договоры с директором съемочной группы. Там был 31 пункт. Филиппов рассказывал: «Прихожу и читаю: первый пункт – артист обязан… второй пункт – артист обязан… пятый, десятый – артист обязан… тридцать первый пункт – что-то неразборчиво… Приглядываюсь – «артист не имеет права»… Вот такие были договоры у артистов.

– Михаил Иванович, ваш артистизм – от природы?

– Думаю, что от природы. Я до тринадцати лет жил в деревне, и там, помню, играл в детских спектаклях. Сохранилось в памяти даже название одной пьесы – «Чудо на болоте». К тому же без меня не обходилась ни одна деревенская свадьба: я лихо отплясывал цыганочку, барыню, русскую полечку. Когда молотьба в деревне шла, я приходил к овину, шутил с женщинами, и мне всегда говорили: «Мишка, ты артистом будешь!» Оставалось только это развивать.

В Москву мы приехали в 1936 году – мама тяжело заболела, и ей потребовалась операция. Надо было идти работать, и я, прибавив себе несколько годков, устроился на тормозной завод имени Кагановича учеником электромонтера. А после работы, весь чумазый, бегал в клуб имени Каляева в драматический кружок. Очень мне это нравилось. Помню, когда заболел исполнитель роли в пьесе Островского «Свои люди – сочтемся», мне поручили срочно его заменить. За одну ночь я выучил всю пьесу, и потом почти два года играл купца Большова. Когда в этом спектакле меня увидел знаменитый режиссер Федор Каверин, он был поражен. Мне ведь едва исполнилось шестнадцать лет!

Каверин пригласил меня в Московский драматический театр артистом вспомогательного состава. Несмотря на то, что зарплату мне предложили в пять раз меньше, чем я получал на заводе, мама сказала: «Иди, раз душа просит. Правда, с таким лицом разве берут в артисты?»

Позже режиссер Рошаль говорил: «Миша, у вас не лицо, а целая кинобудка!»

– Легко ли вы поступили в школу-студию МХАТ?

– Дело в том, что еще до учебы я успел поработать в Театре драмы – единственном функционировавшем в Москве во время войны. Играл главную роль Петра Огонькова в пьесе «Москвичка». Девочки-поклонницы бегали за мной, как сейчас за группой «На-На». Но, несмотря на успех, я понимал, что необходимо учиться.

В школу-студию МХАТ я поступил, отслужив полтора года на фронте, где был ранен и едва не лишился ноги. В полевом госпитале еле-еле уговорил главного хирурга не ампутировать ее, после чего пришлось очень долго лечиться.

Студию открывал великий наш артист Иван Михайлович Москвин, и я был в первом наборе. Однако приемная комиссия с удивлением обнаружила, что мое образование – три класса сельской школы. Москвин воскликнул: «Вы – артист! Уже артист» И хотите учиться?» Я затараторил скороговоркой, чтобы не выдать волнения: «Мне нужно учиться, очень нужно учиться!» «Но у вас три класса образования!» – продолжал Иван Михайлович. И я рассказал свою биографию: о семье, о работе, о фронте, о театре, о двух ролях в кино. Все закончилось благополучно, правда, Москвину пришлось самому поехать в управление Высшей школы и сказать, что аттестат об образовании утерян мной на фронте. Этой святой ложью Иван Михайлович очень мне помог.

Игорь Дмитриев и Михаил Пуговкин на занятиях в Школе-студии МХАТа, 1946 г.

«Адмирал Ушаков» Пирожков – Михаил Пуговкин, Матрена – Елена Максимова, Ермолаев – Павел Волков

«Дело «пестрых» Софрон Ложкин

«Девчата» Комендант – Михаил Пуговкин, Тося – Надежда Румянцева.

«Девушка с гитарой» Пенкин – Михаил Пуговкин, Мамин – Сергей Филиппов, Цыплаков – Борис Новиков.

«Солдат Иван Бровкин» Полина – Вера Орлова, Захар Силыч – Михаил Пуговкин.

«Свадьба в Малиновке» Горпина Дормидонтовна – Зоя Федорова, Яшка – Михаил Пуговкин.

«Операция «Ы» и другие приключения Шурика» Федя – Алексей Смирнов, прораб – Михаил Пуговкин.

«Двенадцать стульев» Отец Федор – Михаил Пуговкин, Коробейников – Леонид Гайдай

«Двенадцать стульев» Отец Федор

«Варвара-краса, длинная коса» Царь Еремей

«Иван Васильевич меняет профессию» Якин

«Финист – Ясный сокол» Старушка-веселушка – Гликерия Богданова-Чеснокова, Воевода – Михаил Пуговкин, Яшка – Михаил Кононов.

«Новые приключения капитана Врунгеля» Врунгель

«Ах, водевиль, водевиль…» Верочка – Галина Беляева, Лисичкин – Михаил Пуговкин.

«Лес» Восьмибратов

Михаил Пуговкин, Ялта, 1996 г.

«Бременские музыканты и Ко» Король – Михаил Пуговкин, начальник службы безопасности – Александр Коржаков.

МХАТовская школа дала мне многое. В первую очередь, за счет общения с великими артистами. Действительно, великими. Сейчас так всех называют, а тогда их было немного, они были избранными. И мне посчастливилось около них быть. Так как я немножко подснимался в кино, они меня как-то близко к себе допускали. Я это ценю до сих пор. А как МХАТовцы относились к профессии! Божественно!

– Вы выходили на МХАТовскую сцену?

– Да. Был такой спектакль «Победители». Я учился на третьем курсе, и нас – студентов впервые заняли в спектакле. Репетировалась массовая сцена на переправе, и я должен был не пускать пройти через мост Аллу Тарасову. Боже! Я, мальчишка-студент, был влюблен в Аллу Константиновну! А вы можете представить, что происходит с мальчишками, когда они видят свою любовь. И вдруг я должен был ее не пускать! Репетируем, я ее как бы сдерживаю, и вдруг Алла Константиновна мне говорит: «Пуговкин, ну ты же мужчина! Прижми меня по-настоящему!» Вот я обрадовался!..

– Михаил Иванович, а вы были стеснительным?

– Всегда. Мне даже говорят: «Михал Иваныч, у вас два недостатка – вы не смогли преодолеть свою природную российскую стеснительность и не стали циником». Я считаю, что это не только недостатки, но и достоинства.

– У вас, наверное, и к женщинам свой, «пуговкинский» подход?

– Подход всегда находили они. Я однолюб. Я женат всего лишь в третий раз – и, по-моему, это лебединая песня. Элизабет Тейлор, например, состояла в браке восемь раз. А к женщинам я отношусь, как к зрителям. С нежностью и вниманием.

– Вы владеете секретами мужского обаяния?

– Прежде всего, надо быть тактичным. Быть в буквальном смысле дипломатом. Есть, правда, такие женщины, которых надо атаковать, но я с ними не встречался. Мне везло. Кстати, в кино я практически не снимался в любовных сценах. Впервые поцеловался с Тамарой Носовой в «Свадьбе в Малиновке», а потом все время спрашивал у режиссера: «Ну как?» На что услышал ответ: «Такое впечатление, Миша, что ты этим занимаешься всю жизнь».

– Многие ваши коллеги всю свою жизнь связали с театром, а вы ушли в кино. Не жалеете?

– Я работал в театре имени Ленинского комсомола восемь лет: с 1950 по 1958 год. Я играл в «Первой конной» буденновца, в «Вишневом саде» – лакея Яшку. Играл в пьесах «Доброе имя», «Первая симфония» – всего в девяти спектаклях. В канун юбилея театра меня попросили прислать снимки и кое-какие данные о себе – вроде, какой-то буклет собирали. А потом встал вопрос выбора. По своему характеру я не умею перебегать направо-налево. Я завидую тем артистам, которые сегодня здесь выступают, вечером – на телевидении, завтра – в антрепризе играют, послезавтра – на съемках. И я выбрал кинематограф. И, как в какой-то песне поется, «я ничуть об этом не жалею».

– А вас никогда не ассоциировали с вашими персонажами, – что вы такой же веселый, компанейский, плясун и балагур?

– Конечно! Без этого, по-моему, ни один артист не обходится. Но мне, почему-то, всегда доставалось за моих так называемых отрицательных героев. Взять, к примеру, последние мои работы на телевидении. В картине «Цирк приехал» я поджег этот самый цирк-шапито, чем настроил против себя все детское население. И наутро, после премьеры фильма, я отправился в магазинчик за продуктами. Расплатившись, отхожу от кассы и слышу: «Сдачу возьми, поджигатель!»

Но был случай еще интересней. На съемках многосерийного фильма «Визит к Минотавру» я оказался в Бутырской тюрьме – по сюжету моего героя ведут на допрос. Стою у стеночки без ремня, руки за спиной – все, как положено – жду начала съемок, наблюдаю за проходящими мимо меня заключенными. Все меня узнают, здороваются. И вдруг один из них останавливается и восклицает: «Ну, наконец-то и Пуговкин с нами!»

– От вас постоянно ждешь весёлой байки, остроумной шутки. Вы от этого не устаете?

– На самом деле, я веду себя совершенно по-другому. У меня нет задачи рассмешить. На своих творческих встречах я рассказываю о жизни, о работе в кино, на сцене, а в зале – хохот. Это уже другое дело. Но все равно я не смешу, я просто рассказываю о жизни.

– У ваших киногероев, я заметил, даже фамилии смешные: Пирожков, Кнопкин, Ложкин, Кукушкин, Горбушкин…

– Это, наверное, исходило от моей фамилии. Она не очень-то отличается от этих.

– А ваши многочисленные бытовые герои – завхозы, прорабы, чиновники – они откуда? Все из реальной жизни? Подсмотренные?

– Конечно. Бытовые роли начались, пожалуй, с картины «Солдат Иван Бровкин». Я сыграл бывшего матроса Захар Силыча с тоже смешной фамилией – Перышкин. Что-то наблюдал, читал, у кого-то спрашивал – собирал. Часто помогает оформление, особенно в сказках. Когда надевают корону, костюм сказочный – ты уже не Пуговкин, а немножко другой человек.

– Да, в образах сказочных русских царей вы неплохо смотрелись!

– Это не совсем моя стихия, но я сказки очень любил. Когда их снимал Александр Роу, я несколько раз прикоснулся к этому делу, и мне понравилось. Актер должен обладать необыкновенной фантазией, уметь погружаться в неведомый для себя мир, возвращаться в детство – не впадать, конечно, а возвращаться. Роу артистов так отмечал – если ты хорошо сыграл сцену, он говорил реквизиторше: «Луиза, налейте Михал Иванычу чайку». Так как он был заядлым чаевником, то считал, что таким образом он поощрял артиста. И как-то раз за чаем он мне сказал: «Михал Иваныч, а у вас разбойники лучше получаются!» Я ответил: «Александр Артурович, дело в том, что с разбойниками я встречался лично. Я их и сейчас вижу на улице. А о царях я знаю только благодаря литературе».

– От чего же вы отталкивались, играя царей? Ведь, насколько я знаю, Роу с артистами особо не возился, не разъяснял. Ставил задачу – и вперед!

– Видимо, подталкивало исконно русское начало, которое сидит в том же царе из «Варвары-красы…» или сказки «Огонь, вода и медные трубы». А российскому началу присущ где-то даже гротесковый юмор. Наверное, вот это решало.

– А на войне шутка спасала?

– Я ведь из того поколения человек, которое воспитали так: после объявления войны мы все пришли в военкомат, и добровольно ушли на фронт. 1941–42 годы – это Ельня, Смоленск, Вязьма – там было не до юмора и не до шуток, к сожалению. Юмор ко мне стал приходить в жизни позднее. Вот, например, Владимир Басов снимал первую свою картину «Школа мужества», я был около съемок веселым человеком, таким разбитным, говорливым, с юмором, «подковыривал кого-то», шутил. И Басов сказал: «На каждой площадке, в каждом фильме должен быть свой Пуговкин».

– По-моему, вы, действительно, не можете быть в тени. Даже в одной из самых первых киноролей – в фильме «Свадьба», где снимались знаменитейшие актеры, – вы не только не затерялись, но и запомнились.

– Когда война началась, 22 июня, мы снимали «Дело Артамоновых» – это первая моя эпизодическая роль в кино, я играл купеческого сынка. Сцена была интересная – я переплясывал на свадьбе главного героя. И во время этой пляски, когда ломилось все на столах, когда звучала музыка, все пели, танцевали, вдруг говорят: «Товарищи, остановитесь, сделайте милость – поднимитесь в кабинет директора». Вся группа поднялась. В это время Молотов объявил, что фашисты напали на Советскую страну.

Это я к чему… Мне так понравилось сниматься, что после возвращения с фронта я снова пошел на киностудию. Мне предложили эпизодическую роль в «Свадьбе» по Чехову. Я оказался рядом с такими великими мастерами, как Марецкая, Мартинсон, Зоя Федорова, Гарин, Яншин, Грибов, наконец, сама Фаина Раневская… Вот сказать про них – это наши замечательные артисты – мало. Каждый из них тогда был личностью! Мне повезло. На одних только этих съемках было чему учиться. Я, скажу вам откровенно, за ними подсматривал, подслушивал, как они между собой общаются, репетируют, готовятся к съемке. Так что прошло очень много лет, и я все равно считаю, что моему становлению помогла картина «Свадьба».

Например, Зоя Федорова, когда приходила на съемку, говорила: «Здравствуй, курносый!» И я весь день ходил счастливый. Зоя Федорова! А потом, когда она вернулась из лагерей, вдруг стала моей партнершей. Мы с ней снимались в нескольких фильмах. А как танцевали в «Свадьбе в Малиновке»! «Приготовьтесь, фрау-мадам, я урок вам первый дам!..»

– Вас можно назвать водевильным актером?

– Я так не считаю. Но, скажем, в картине «Ах водевиль, водевиль», где я играю артиста Лисичкина, знаменитый режиссер Мачерет – учитель Юнгвальда-Хилькевича, который ставил этот фильм – мне сказал: «Миша, понимаете, Табаков играет жанр другой – сатиру, а вы играете очень трудное… Вы играете водевиль». Но я об этом не думал. Я был естественен, думал о пластике, о музыкальности, о «зерне» роли…

– Но петь-то вы любите?

– Люблю. Но актерская судьба такова, что мне в кино по-настоящему не удалось спеть. У нас поют все время те, у кого слуха нет. Ну нет у него слуха, а ему говорят: «У вас вот тут романс идет»… А человек со слухом ходит вокруг и страдает. Я на своих творческих встречах немножко пою. Мне помогает гитарист. Романса два-три спою, и публику это так удивляет! В моих выступлениях есть даже такая рубрика «Моя неспетая песня».

– А «несыгранная роль» у Пуговкина есть?

– Почти все артисты говорят: «Свою главную роль я еще не сыграл». Я считаю, что это банальный ответ. Я живу в реальности, не жду никаких предложений, не мечтаю ни о чем – чтобы не было потом разочарований, переживаний. Я вижу много американских фильмов, там актеры в моем возрасте играют главные роли, и это замечательно. Потому что на зрелого артиста смотреть интересней. У нас с возрастом списывают сразу: «Ну, он уже свое отыграл!» Режиссеру такие актеры не нужны, потому что ему надо с ними работать, а работать с актерами надо еще уметь! У нас это теперь редкость. Мне один как-то сказал: «Михал Иваныч, я знаю, что вы репетировать любите. А я нет. Я люблю всю свежее». Я говорю: «Я тоже, если это касается мяса или фруктов».

Мне дороги все мои фильмы, потому что я очень люблю свою профессию. А если говорить о жизни вообще, я делю ее на три периода. Первый период – молодость, все легко и как-то беззаботно. Когда я пришел в «Дело Артамоновых», Рошаль спросил: «Петь можешь?» Я говорю – «Да». – «А плясать?» – «Конечно». Я все мог. А попробуют меня сейчас спросить, я отвечу: «Минуточку-минуточку… Надо подумать, приготовиться». Уже не то.

Второй период – зрелость. И человеческая, и, естественно, художественная. Это большой период, который для меня зря не прошёл.

Ну и третий период я называю старостью. Это самый трудный период. Вот если его пройти красиво, с достоинством, с поднятой головой – это трудно очень, но это надо сделать. Это стоит включения всех эмоций, всего разума, всей воли. Этим я и занимаюсь сейчас.

– Странное название вашего третьего периода. Оно с вами как-то не клеится. Но если говорить о главном в любое время, то это, наверное, надежный спутник, человек, который может поддержать и направить. В «Центре Пуговкина» решающую роль играете опять же не вы, а ваш администратор, ваша жена.

– Я должен вам сказать, что очень рад, что возглавляет центр Ирина Константиновна Лаврова, и в этом центре я опять исполнитель. Но эту должность я люблю очень. Когда-то в молодости мне цыганка сказала: «Вы будете женаты три раза». Я ответил: «Ну не надо… Вы лучше скажите, сколько вам добавить, только не врите…» С первой женой я прожил 12 лет. Была любовь, но любовь была в шалаше, в период студии МХАТа. Потом мы расстались, и со второй супругой я прожил 32 года! Она была певицей, ее многие знали – Александра Лукьянченко. И когда она ушла из жизни, я был потерян долгое время.

В этот момент я встречаю в Ялте Ирину Константиновну, сестру моего близкого друга, актера Юрия Медведева. Она организовывала концерты для артистов и предложила мне поработать с ней вместе. Я сопротивлялся, говорил, что не в настроении, но она меня уговорила, и мы стали работать. Я поселился в Ялте, и наши рабочие отношения вылились в человеческие. У нас теперь своя семья. Так что цыганка-то права была! И гороскопам начинаешь верить. Читаешь: «В эту неделю у вас будут материальные затруднения…» Точно! И не только в эту неделю.

– Ну а что все-таки осталось недоделанным, недосказанным?

– Меня часто спрашивают – как я воспринимаю счастье. Для меня счастье в данный момент, когда я иду по набережной или по парку, и у меня ничего не болит. Я самый счастливый человек на земле. Это понимают те, кто доживает до моего возраста. Я ведь, в общем-то, уже одной ногой в «Красной книге». Многие мои друзья, великолепные актеры ушли из жизни. Начиная с Толи Папанова. Искусство-то беднее стало. После смерти этих могикан вышел на экран второй эшелон, а он не совсем готов взять это на себя и быть такой же мощью, как те были – и Евстигнеев, и Борисов, и Миронов, и масса других актеров, которые очень рано покинули нас. И теперь я думаю – самое главное не стать злым, не стать завистливым, вот этого я избежал. Я нормальный человек. А ведь это очень трудно в искусстве выжить и остаться нормальным.

– Человек вы нормальный – это мы выяснили. А актер вы легкий? С вами легко режиссерам?

– Я легкий, потому что я всегда играл вторые роли. С такими актерами не очень считались. Но, в общем, я работал легко, а готовился трудно. Я много тратил на это энергии и, как результат, приходил всегда готовым. Кому какое дело, что ты не спал ночь, мучился, думал – это ты оставляешь за пределами съемочной площадки. Все капризы, придирки к неудобствам – это может себе позволить только премьер или героиня, на которых построен фильм, а Пуговкин тут рядом стоит, ждет своей очереди. «Ну-ка, давайте что-нибудь покажите, чтобы это было интересно!»

Сейчас я, может быть, уже сказал бы режиссеру: «Одну минуточку! Подождите, я выскажу свою точку зрения».

– Каково вам было узнать, что вашим именем названа одна из планет?

– Для меня эта новость, сами понимаете, стала полной неожиданностью. Шестнадцать государств утверждают название каждой безымянной планеты, а окончательное решение – за Америкой. За меня проголосовали единогласно. Накануне одному известному ученому было отказано в такой чести – плохо относится к своим коллегам. А их интересуют, прежде всего, человеческие качества.

– А где ваша планета находится?

– Где-то между Марсом и Юпитером. Международным Астрономическим Союзом мне выдан циркуляр малых планет, где записано, что с 20 июня 1997 года планета за номером 4516 носит имя Михаила Пуговкина.

– Извините меня, Михаил Иванович, но все это кажется нереальным, сюжетом для какого-нибудь романа: деревенский мальчишка с тремя классами образования приезжает в Москву, поступает в престижнейшую театральную студию, становится народным артистом СССР, надевает корону Короля кинокомедии и, в конце концов, получает собственную планету. Как в кино!

– Мне тоже это все кажется нереальным. Я никогда к этому не стремился. У Виктора Гусева есть пьеса «Слава». На всю жизнь мне запомнилась оттуда одна строчка: «Слава приходит к нам между делом, если дело достойно ее». Я, повторюсь, очень любил и люблю свою профессию. Я всегда был ей предан, и уж как результат, посыпались все эти награды и почести, которые я, конечно же, очень ценю.

Так что, если будете где-то поблизости у Марса или Юпитера, залетайте!