Текст книги "Московское царство и Запад. Историографические очерки"

Мы сейчас пытались показать неубедительность теории И. И. Смирнова с точки зрения ее внутренней логики. Теперь поставим вопрос, правильно ли определение иммунитета как института чисто политического? И. И. Смирнов стремится рассматривать иммунитет в качестве категории, характеризующей взаимоотношения только между феодалами и правительством, однако даже в своем определении иммунитета он вынужден упомянуть население феодальных владений, ибо на это население была обращена политическая власть феодала. И. И. Смирнов считает, что власть феодала возникла независимо от государства, а иммунитет – атрибут земельной собственности. Но разве сама земельная собственность, абстрактно взятая, непосредственно рождает политические атрибуты? Рабовладельческое и буржуазное землевладение лишено таких атрибутов. К. Маркс и В. И. Ленин показали, что при феодализме в силу специфики распределения «владения» и «собственности» земельному собственнику для получения ренты необходимо внеэкономическое принуждение. Из этого и выросла высшая власть феодалов в военном деле и суде. Для И. И. Смирнова очень важно строго отделить надстроечные явления от базисных. Иммунитет он считает явлением надстроечным, значит не может быть никакой речи о его отождествлении с внеэкономическим принуждением, которое относится И. И. Смирновым к категории базисных явлений[492]492
  Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства… С. 351–352, примеч. 68.


[Закрыть]. Все противоречия, возникающие на почве иммунитета, автор сводит к противоречиям между феодалами и государством, а не к противоречиям между производящим и эксплуатирующим классами в первую очередь.

К. Маркс последовательно проводил мысль об органическом переплетении базисных и надстроечных явлений в рамках феодального хозяйства. Он писал, что при феодализме «отношение собственности должно в то же время выступать как непосредственное отношение господства и порабощения…»[493]493
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25, Ч. II. С. 353; ср. Т. 1. С. 128, 403.


[Закрыть]. Выражением «в то же время» Маркс показывает, что экономические отношения при феодализме проявляются не столько в своем чистом виде, сколько в политической форме. Поэтому здесь мы видим «непосредственное» отношение господства и порабощения.

Посмотрим теперь, можно ли отделить иммунитет как явление «надстроечное» от феодального базиса. Важнейший элемент иммунитета – обеспечение феодалов земельной рентой. В получении ренты проявляется экономическая власть феодалов, ибо «какова бы ни была специфическая форма ренты, всем ее типам обще то обстоятельство, что присвоение ренты есть экономическая форма, в которой реализуется земельная собственность»[494]494
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25, Ч. II. С. 183.


[Закрыть]. Таким образом, получение ренты – явление экономическое, а иммунитет прежде всего и предполагает получение ренты феодалом. Значит, иммунитет – органическая часть феодального базиса. Вместе с тем само получение ренты возможно лишь при наличии внеэкономического принуждения, которое также входит в состав иммунитета. Следовательно, уже податной иммунитет выражает синтез экономической и внеэкономической власти феодала в пределах его владения. Судебно-административный, военный и таможенный иммунитеты, вырастая на базе все той же борьбы за ренту и укрепление феодальной земельной собственности, являлись широкой формой внеэкономического принуждения, усиливавшей податной иммунитет феодалов. Но, может быть, рента – сама по себе, а податной иммунитет – сам по себе? Податной иммунитет – это просто освобождение от государственных налогов, а судебный – от правительственного суда? Так полагает И. И. Смирнов, считающий в то же время земельную собственность основой иммунитета.

Какова же роль земельной собственности в схеме И. И. Смирнова? Иммунитет – ее атрибут. Почему? Неясно: ведь И. И. Смирнов не считает, что именно внутренняя структура феодальной земельной собственности порождает иммунитет. Значит, остается толкование Неволина, согласно которому «при слабой власти общественной сильный вотчинник в пределах своей земли был самовластным господином». Отсюда фактический отход И. И. Смирнова от рассмотрения иммунитета как атрибута феодальной формы земельной собственности вообще и попытка обусловить иммунитет только крупной феодальной собственностью. Лишь крупные собственники политически независимы, лишь у них и возникает иммунитет независимо от государственной власти – такова логика И. И. Смирнова. Говоря конкретнее, по И. И. Смирнову, иммунитетом пользовались «государи», самостоятельные собственники больших земель[495]495
  «Существо процесса ликвидации феодальной раздробленности и образования централизованного государства заключалось в том, что политическая власть, поделенная во времена феодальной раздробленности между многочисленными большими и малыми „государями“-феодалами, в процессе образования централизованного государства постепенно (и в острой борьбе) изымается из рук феодалов и сосредоточивается в руках великокняжеской власти и созданного ею централизованного государственного аппарата» // Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства… С. 348.


[Закрыть], причем именно вследствие своего государственного положения, а не в связи с внутренними потребностями феодального

производства в пределах их владений. По существу это та же теория государственного происхождения иммунитета, исходящая только из предположения о разделении страны на множество мелких государств, внутри каждого из которых вследствие его политической независимости рождался иммунитет[496]496
  Именно к таким выводам ведет понимание феодальной сеньории в духе Η. П. Павлова-Сильванского – как государства в государстве.


[Закрыть]. Тогда сами крупные феодалы предстают скорее в виде удельных князей или наместников, взимающих налоги и творящих суд, чем в виде земельных собственников, получающих феодальную ренту. Вот почему И. И. Смирнов с такой легкостью упраздняет их «иммунитет». Он по существу ликвидирует не иммунитетные привилегии феодалов-землевладельцев, а государственные права удельных князей. В таком случае надо действительно признать вслед за К. А. Неволиным и К. С. Аксаковым, что крестьяне во владениях этих иммунистов были свободными. Если доводить дело до логического конца, из всего этого будет следовать, что в период расцвета иммунитета феодализма в России еще не было (ср. выводы В. И. Сергеевича).

Ничуть не противоречит такому пониманию схемы И. И. Смирнова его теория происхождения и отмены иммунитета средних и мелких вотчинников в XV–XVI вв. Источником их иммунитетных прав автор прямо считает государственные пожалования. При этом, по мнению И. И. Смирнова, «для служилых людей главную ценность жалованной грамоты представляло не столько предоставление права суда в отношении своих крестьян, сколько то, что жалованные грамоты изымали грамотчика из круга ведения наместников и волостелей»[497]497
  Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства… С. 348.


[Закрыть], «из подвластного лица такой грамотчик превращался в своего рода контрагента наместников и волостелей, к которому перешла часть принадлежавших им ранее прав»[498]498
  Там же. С. 341.


[Закрыть]. Следовательно, И. И. Смирнов рассматривает этих иммунистов опять-таки как орган государственного управления, как «контрагентов» наместников и волостелей. Отсюда естественный вывод о ликвидации иммунитетных или государственных прав контрагентов наместников в связи с ликвидацией самой системы наместничьего управления в середине XVI в.[499]499
  Там же. С. 350.


[Закрыть].

Итак, мы видим, что противопоставление, отделение друг от друга податного иммунитета и ренты возможно только в том случае, если отрицать феодальные отношения внутри иммунитетного владения. Тогда земельный собственник выступает в двух резко разграниченных ролях: государя, собирающего налоги со своих подданных, и частного лица, взимающего ренту со своих крестьян (свободных или несвободных?). Как государь он осуществляет право иммунитета, как частное лицо он пользуется вотчинным правом. При такой постановке вопроса, во-первых, отпадает всякая связь иммунитета с земельной собственностью, ибо с ней связано лишь вотчинное право (рента), во-вторых, все отношения приобретают искусственный характер. Между тем своеобразие феодальной власти заключалось в тесном сочетании в ней элементов публичного и частного права.

Попытки отделить податной иммунитет от ренты, судебный иммунитет от вотчинной юстиции неизбежно должны вести к отрицанию этой специфики феодализма. Уже В. И. Сергеевич, П.И. Беляев, С. Б. Веселовский и др. правильно подметили, что иммунитет фактически сросся с крепостным правом (непонятно, почему И. И. Смирнов пишет, что Сергеевич, как и Неволин, считал иммунитет уничтоженным в процессе создания централизованного государства)[500]500
  Там же. С. 346.


[Закрыть].

И. И. Смирнов обосновывает необходимость уничтожения иммунитета фактом создания централизованного государства. Он считает, что раз государство централизованное, значит оно не может терпеть какой бы то ни было децентрализации суда и финансов, иммунитет несовместим с централизованным государством[501]501
  Там же. С. 348–35°.


[Закрыть]. Это положение не представляется убедительным ни теоретически, ни с точки зрения известных фактов о сохранении политической власти феодалов внутри их владений в XVI–XIX вв. В чем теоретическая слабость рассматриваемого положения И. И. Смирнова? В том, что автор говорит о централизации вообще, а не о феодальной централизации конкретно. Берется какая-то общая идея централизованного государства, хотя в феодальном государстве одна степень централизации, в буржуазном – другая. И. И. Смирнов считает феодальную централизацию полной и окончательной. Однако в том-то и особенность феодальной централизации, что она даже при абсолютизме не является полной, так как в силу феодальной структуры земельной собственности, в силу законов феодального способа производства помещик или вотчинник является не просто частным лицом, но лицом, наделенным политической властью по отношению к крестьянам его владения. Следовательно, так или иначе, политическая власть в отношении огромной массы эксплуатируемого населения страны при феодализме разделена между государством и феодалами.

Что касается критического отношения к моим работам со стороны Н.Е. Носова, то оно было вызвано моей статьей (1959 г.) о местном управлении в первой половине XVI в.[502]502
  Каштанов С. М. К проблеме местного управления в России первой половины XVI в. // ИСССР. 1959. № 6. С. 134–148.


[Закрыть], где предлагалась несколько иная методика изучения источников по истории местного управления – жалованных и указных грамот, чем в книге Носова (1957 г.) на эту жетему[503]503
  Носов Н.Е. Очерки по истории местного управления в Русском государстве первой половины XVI в. М.; Л., 1957.


[Закрыть]. В 1962 г. Η. Е. Носов опубликовал большую статью, в которой подверг критике как мое понимание феодального иммунитета, так и методику исследования жалованных грамот.

Усматривая противоречивость в нашем определении феодального иммунитета, Η. Е. Носов исходит, так же как и Смирнов, из предположения, что иммунитет обязательно должен относиться либо к базису, либо к надстройке (хотя, куда его поместить, не указывает)[504]504
  Носов Н.Е. «Новое» направление в актовом источниковедении // Проблемы источниковедения. М., 1962. Т. X. С. 283–286.


[Закрыть]. Выше была показана механистичность такой постановки вопроса. Но Н.Е. Носов идет дальше. Как, говорит он, может быть иммунитет предметом особой иммунитетной политики, если он представляет собой производственные отношения[505]505
  Там же. С. 285.


[Закрыть]? Ведь получается, что производственные отношения определяются субъективными, а не объективными факторами[506]506
  Там же. С. 285–286.


[Закрыть]. Во-первых, мы никогда не говорили о том, что иммунитет определяется иммунитетной политикой. Наоборот, мы подчеркивали зависимость содержания иммунитетных норм от уровня ооциально-экономического развития[507]507
  Каштанов С. М. Из истории последних уделов. С. 302; Он же. Ограничение феодального иммунитета. С. 287–288; Он же. Иммунитетные грамоты 1534 – начала 1538 года… С. 400, 404, 416; Он же. Феодальный иммунитет в годы боярского правления (1538–1548 гг.). С. 267–268; Он же. Отражение в жалованных и указных грамотах финансовой системы Русского государства первой трети XVI в. // ИЗ. М., 1961. Т. 70. С. 253–254, 265–266 и др.


[Закрыть]. В специальной статье, посвященной книге ключей Иосифо-Волоколамского монастыря, нами выясняется взаимосвязь между реальным положением иммунитета и жалованными грамотами. Там документально доказывается существование иммунитета независимо от грамот и говорится, что грамоты имели значение актов, изменяющих лишь объем иммунитета[508]508
  Каштанов С. М. К проблеме происхождения феодального иммунитета. С. 119–120.


[Закрыть]. Во-вторых, отрицание Н.Е. Носовым возможности того, чтобы производственные отношения были предметом особой политики, несостоятельно по существу.

Н.Е. Носов видит в выдаче жалованных грамот только «правовое регулирование социально-экономических отношений феодального общества в рассматриваемый период, отношений, отнюдь не определяемых конъюнктурными моментами политической борьбы, а подчиненных общим закономерностям его развития, действующим, в конечном счете, независимо от воли людей, иначе говоря, стихийно»[509]509
  Носов Η. Е. Указ. соч. С. 279.


[Закрыть]. Н.Е. Носов подменяет здесь один тезис другим.

Вместо доказательства того, что грамоты выдавались не по политическим, а по юридическим причинам, автор становится в позу страстного защитника бесспорного тезиса об объективном характере развития социально-экономических отношений. Ссылаясь на объективность развития производительных сил и производственных отношений, Η. Е. Носов хочет доказать совсем иное: объективность (конкретнее – пассивность, безынициативность) политики князей, выдававших грамоты, их стихийное следование объективным закономерностям, по существу отсутствие политики, наличие только ответов на просьбы грамотчиков («правовое регулирование»). Это упрощение и искажение роли княжеской власти, прикрытое как будто экономическим подходом к анализу общественно-политических отношений, в источниковедческой части статьи Η. Е. Носова прикрывается последовательно проведенной тенденцией рассматривать изложенные в грамотах обстоятельства и поводы их пожалования в качестве истинных причин выдачи изучаемых документов. Не случайно в разборе каждой отдельно взятой грамоты автор останавливается на стадии интерпретации ее мотивировочной части[510]510
  Там же. С. 290–298, 331–336 и др.


[Закрыть], не давая ни внешней, ни внутренней критики источников. Опять-таки у автора произошла подмена одного тезиса другим: вместо вопроса о причинах выдачи грамот он рассматривает вопрос о поводах пожалований.

Наконец, невозможность изучать жалованные грамоты в качестве актов внутренней политики Н.Е. Носов связывает с неполнотой состава дошедших документов[511]511
  Там же. С. 279.


[Закрыть]. Этот вопрос, конечно, имеет прямое отношение к проблеме истолкования определенных комплексов дошедших грамот, но он не имеет никакого отношения к самому принципу рассмотрения жалованных грамот как политических актов. Даже если бы сохранилась всего одна княжеская жалованная грамота, ее следовало бы рассматривать как акт правительственного происхождения, правительственной политики, и только такой подход позволил бы выяснить, какие социально-экономические факторы и внутриполитические соображения обусловили ее появление.

Таким образом, и здесь Н.Е. Носов подменяет один тезис другим: неполитическое происхождение грамот доказывается их неполной сохранностью (тезис, который в других аспектах Н.Е. Носов применяет более уместно). Нельзя согласиться с противопоставлением, так сказать, «большой политики» «мелкому» «будничному» «регулированию социально-экономических отношений»[512]512
  Там же. С. 280.


[Закрыть]. В этом «мелком» «регулировании» проявлялась политика, может быть, более крупная, чем так называемая «большая политика», содержание которой Н.Е. Носов не раскрывает, а если речь идет о междукняжеских отношениях, то он отрицает факты именно «большой политики» как раз тогда, когда они наиболее бесспорны (выдача грамот в 1518 г. в связи с образованием Старицкого удела и др.[513]513
  Там же. С. 293.


[Закрыть]).

Как известно, политика состоит из совокупности правительственных действий. Н.Е. Носов по существу предлагает изъять часть этих действий («по текущим вопросам») из понятия «политика» и отнести к особой сфере – «регулированию социально-экономических отношений». От чего же зависит эта «стихийная» часть правительственных действий, эта неполитика? Князья здесь – просто ответчики на челобитья, значит, источником иммунитетной политики являются челобитья грамотчиков и, следовательно, именно грамотчики инициаторы этой политики (такой вывод следует и из разбора Н.Е. Носовым конкретных грамот). Следовательно, вместо компромисса интересов феодала и правительства Η. Е. Носов видит в жалованной грамоте только отражение воли землевладельцев, получавших то, чего они добивались. Несостоятельность челобитной теории обнаруживается даже при беглом просмотре материала. Во-первых, чем объяснить возникновение грамот, где отсутствуют упоминания о челобитных? Предположением, что такие челобитные все же были? Но это выглядит явно неубедительно, когда новая, появившаяся якобы в результате челобитья жалованная грамота резко сокращает объем привилегий, зафиксированных в старых грамотах на те же владения. Во-вторых, как толковать сплошь да рядом встречающиеся факты невыполнения просьбы челобитчиков в ближайшее время после подачи челобитной и удовлетворение челобитных иногда через 20–30 лет?

Развиваемая Η. Е. Носовым теория механической выдачи жалованных грамот имеет внешнюю привлекательность потому, что она строится, казалось бы, на учете «объективных» экономических процессов: монастырь или светский феодал приобретал землю, а затем получал на нее жалованную грамоту. В своем разборе отдельно взятых грамот Η. Е. Носов фактически доказывает и без того ясный тезис о том, что сначала нужно было иметь землю, а уж потом происходила фиксация иммунитета. С этим никто не спорит. Но у Η. Е. Носова получается, что приобретение земли само по себе приводило к выдаче жалованной грамоты, являлось единственной причиной ее. С одной стороны, тут резко преувеличена роль жалованных грамот, ибо без них, выходит по существу, нет и самого иммунитета; с другой стороны, правительство изображается пассивным фиксатором экономических явлений, совершенно равнодушным к вопросу о том, кому и зачем оно выдает жалованную грамоту «по обычаю», «по традиции». Значит, роль жалованных грамот у Н.Е. Носова одновременно так преуменьшена, что на деле отрицается их конкретная политическая направленность.

Обусловленность выдачи жалованных грамот ростом феодального землевладения была далеко не прямолинейной. Если исходить только из представлений о зависимости выдачи иммунитетных грамот от приобретения феодалом земли, то не найдут объяснения, во-первых, повторные грамоты однотипного содержания на старые владения, выданные вне связи со сменой лиц на великокняжеском престоле или нарушением прав грамотчика местными властями, во-вторых, отсутствие в ряде случаев жалованных грамот на вновь приобретенные земли.

Η. Е. Носов считает неверным наше мнение, что каждая жалованная или указная грамота выражала собой определенный политический шаг правительства, была создана в ходе проведения определенной классовой и политической линии. Но ведь грамоты-то не рождались непосредственно из базиса, они появлялись через посредство правительства. Весь секрет в том, что Η. Е. Носов, разделив точку зрения С. Б. Веселовского, неизбежно должен был встать на его позиции в целом и признать, что без грамоты нет и иммунитета. Следовательно, в основе взгляда Η. Е. Носова на жалованные грамоты лежит преувеличение их «экономической» роли: наделение иммунитетных актов функцией создателей иммунитета, т. е. преуменьшение значения экономических процессов, определявших существование «обычного права» феодалов, которое составляло юридический фундамент писаных и неписаных иммунитетных привилегий.

Гиперболизация «экономической» роли жалованных грамот сочетается у Η. Е. Носова с полным игнорированием их политической роли: в самом деле, какую политическую роль могли играть грамоты, которые неизбежно или в силу заведенного обычая штамповали привилегии всех и каждого? Однако при отрицании политического значения жалованных грамот становится теоретически необъяснимым то обстоятельство, что сохранились жалованные грамоты не всем землевладельцам и отнюдь не на все земельные участки. Выход из этого положения оказывается для Η. Е. Носова, как и для В. И. Сергеевича, очень простым: сохранившиеся жалованные грамоты рассматриваются им в качестве случайного остатка того якобы огромного общего количества их, которое до нас не дошло[514]514
  Носов Н.Е. Указ. соч. С. 263–283.


[Закрыть]. Факт утраты ряда грамот служит в концепции Η. Е. Носова поводом для предположения, что все землевладельцы имели грамоты, и только стихийные бедствия (пожары и т. п.) объясняют неполноту дошедшего состава источников. Не отрицая фактов гибели жалованных грамот в XVI–XX вв., мы, однако, считаем необходимым ставить вопрос иначе, а именно – насколько закономерен имеющийся комплекс источников – и думаем, что вопрос этот нуждается в тщательном исследовании.

Из челобитной теории исходит Н.Е. Носов и в своем понимании того, каков должен быть научный метод изучения происхождения жалованных грамот. По Η. Е. Носову, единственным критерием истины служит тут сама грамота. Что в ней по этому поводу сказано, то и правильно. Как грамота сама объясняет свое происхождение, так оно и есть. Тот вполне понятный факт, что правительство никогда не объясняло и не стало бы объяснять в жалованной грамоте, почему ему важно ее выдать тому или иному влиятельному феодалу, Η. Е. Носов принимает за отсутствие политических соображений у авторов жалованных грамот. Поэтому конкретно-историческое исследование жалованных грамот Η. Е. Носов понимает как их конкретный пересказ. К чему же ведет метод Η. Е. Носова? Во-первых, к изолированному рассмотрению отдельно взятых грамот. При таком подходе все грамоты – более или менее «обычные», «заурядные»[515]515
  Там же. С. 291, 293 и др.


[Закрыть]. Кстати, что хочет сказать автор этим термином? Разве политические акты должны быть какими-то необычайными? У Η. Е. Носова эта декларация «обычности» отдельно взятых грамот означает отрицание значения сравнительного анализа формуляра грамот с целью выяснения неравномерности экономического развития разных областей феодальной Руси[516]516
  Там же. С. 286.


[Закрыть].

Во-вторых, метод Η. Е. Носова ведет к отрыву исследования жалованных грамот от изучения других источников, способных пролить свет на происхождение грамот, т. е., пользуясь любимым выражением автора, «искусственно сужает источниковедческую базу» исследования иммунитета, провозглашая жалованную грамоту самодовлеющим источником[517]517
  В своей монографии о земской реформе Н.Е. Носов уделил внимание частным актам, закреплявшим переход в собственность монастырей тех земель, на которые потом были выданы жалованные грамоты. Сделано это для доказательства старого тезиса автора: жалованная грамота появилась потому, что монастырь получил землю (Носов Η. Е. Становление сословно-представительных учреждений в России: Изыскания о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969).


[Закрыть].

В-третьих, метод Η. Е. Носова превращает внутреннюю политику правительства в отношении иммунитета в хаос механических и ничем не связанных между собой фиксаций феодальных привилегий[518]518
  Критику методики Н.Е. Носова см. также: Зимин А. А. О методике актового источниковедения в работах по истории местного управления России первой половины XVI в. // Вопр. архивоведения. 1962. № i. С. 33–45.


[Закрыть].

Что же такое «иммунитет» по Η. Е. Носову? Автор нигде не формулирует своего определения этого института. А вместе с тем из текста статьи Η. Е. Носова вытекает, что «иммунитет» и «жалованные грамоты» суть однозначные понятия (например, автор пишет о нашей попытке считать «орудием» борьбы великокняжеской власти с удельными князьями «тот же феодальный иммунитет»[519]519
  Носов Η. Е. «Новое» направление… С. 347.


[Закрыть], хотя у нас таким «орудием» признается не «иммунитет», а политика выдачи жалованных грамот). Отождествляя «иммунитет» с «жалованными грамотами», Η. Е. Носов не видит связи таким образом понятого «иммунитета» с коренными вопросами социально-экономической истории: «Нельзя согласиться с попыткой… свести проблему становления и развития вотчинного крепостного хозяйства XV–XVI вв. к проблеме развития феодального иммунитета, как якобы первопричины чуть ли не всей социально-экономической истории феодального землевладения и хозяйства рассматриваемого периода», нельзя «признать, что феодальный иммунитет – это и есть тот стержень, вокруг которого или, вернее, на котором в той или иной степени зиждятся почти все социальные и политические устои феодального общества в период его наиболее полного развития»[520]520
  Там же.


[Закрыть].

«Первопричиной» всей социально-экономической истории феодального землевладения и хозяйств являются, как известно, изменения в производительных силах и в структуре феодальной формы земельной собственности. Η. Е. Носов подменяет вопрос о сущности иммунитета вопросом об его основах, искажая тем самым нашу точку зрения. При помощи этого искажения он пытается ликвидировать самую возможность определения иммунитета в качестве синтеза экономической и политической власти феодала в пределах его владения, основанной на определенной форме собственности, зависящей от уровня развития производительных сил.

На неубедительной посылке базируется и критика Н.Е. Носовым нашего стремления изучать жалованные грамоты как один из главных источников по истории крепостного права XVI в. Автор приводит высказывание А. Е. Преснякова, советовавшего в свое время С. Б. Веселовскому обратиться для решения этого вопроса к документам «вотчинного хозяйства», а также послушным грамотам[521]521
  Там же. С. 346–347.


[Закрыть]. Работа С. Б. Веселовского касалась источников XIV–XVII вв., наши работы, о которых пишет Η. Е. Носов, касаются первой половины XVI в. Η. Е. Носов оперирует общим понятием «XVI век»[522]522
  Там же. С. 347.


[Закрыть], т. е. подменяет вопрос об источниках первой половины XVI в. вопросом об источниках XVI в. в целом. Если же обратиться к составу источников первой половины XVI в., весь пафос цитирования А. Е. Преснякова пропадает, ибо от этого периода почти не имеется источников, указанных А. Е. Пресняковым. Причина нежелания Η. Е. Носова считаться с жалованными грамотами как с источниками по истории крепостного права кроется в его представлении о шаблонном характере нормативной части жалованных грамот. Н.Е. Носов некритически воспринимает мотивировочную часть жалованных грамот, зато он по существу отвергает нормативную их часть, не считает ее предметом исследования, ссылаясь на трафаретность формул. Это тезис С.Б. Веселовского. И Н.Е. Носов поверил ему не случайно. Шаблонность текста (кстати скажем, сильно преувеличенная исследователями) в глазах Η. Е. Носова – важное доказательство, во-первых, «юридического», а не политического происхождения жалованных грамот, во-вторых, единого уровня экономики в разных частях Русского государства XVI в.[523]523
  Там же. С. 286; ср.: Зимин А. А. О методике актового источниковедения. С. 38, 45. См. также: Тихомиров Μ. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 34.


[Закрыть]

Хронологически ближайшим источником концепции Н.Е. Носова является концепция С. Б. Веселовского. Но С. Б. Веселовский противоречиво решал вопрос об отношении жалованных грамот к политике. С одной стороны, он признавал их универсальной формой государственного управления, т. е. политическими актами (грамоты светским землевладельцам)[524]524
  Именно за показ активной «политики жалованных грамот» хвалил работу С. Б. Веселовского А.Е. Пресняков (ЛЗАК. Вып. 34. С. 186–187).


[Закрыть]; с другой стороны, С. Б. Веселовский развивал теорию «автоматической» (в трактовке Н.Е. Носова – стихийной, объективно-закономерной) выдачи грамот (грамоты монастырям). Н.Е. Носова устраивает только второе решение вопроса. Осуждая попытку С. Б. Веселовского рассматривать жалованные грамоты в качестве политических актов[525]525
  Носов Н.Е. «Новое» направление… С. 284 (критика дается при помощи сближения точки зрения С. Б. Веселовского с точкой зрения автора настоящей работы).


[Закрыть], Η. Е. Носов очищает таким образом концепцию С. Б. Веселовского от политического налета и приходит к первоисточнику этой концепции – «чисто экономической» концепции Ланге – Сергеевича. Ее он очищает от тезиса о вхождении иммунитета в состав «крепостного права» (попытка примирить взгляды Η. Е. Носова с фактически противоположной схемой И. И. Смирнова).

При всей спорности решения вопросов истории феодального иммунитета в России советская историография достигла заметного прогресса в этой области как в части накопления материала, так и в части его истолкования. Наиболее важную роль здесь сыграли монографии Л. В. Черепнина, изучавшего происхождение и содержание жалованных грамот XII–XV вв.[526]526
  Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV вв. Ч. II. С. 97–225.


[Закрыть], и П.П. Смирнова, широко привлекшего материалы жалованных грамот XVI–XVII вв. для исследования истории привилегированного («беломестного») землевладения в городах Российского государства эпохи становления сословно-представительной монархии[527]527
  Смирнов Π. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. М.; Л., 1947–1948. Т. I–II.


[Закрыть]. Сама спорность многих вопросов методики изучения и теории иммунитета показывает активность советских историков в разработке данной проблемы.

Мы не рассматриваем здесь дальнейшее развитие историографии иммунитета, хотя оно этого, безусловно, заслуживает, и переходим к анализу соотношения иммунитета с феодальной структурой земельной собственности, рентой и внеэкономическим принуждением.