Текст книги "Пророчества о войне. Письма Сталину"

Высокое звание

В 1954 году мне исполнилось восемьдесят лет. В ноябре на Кузнецком мосту открылась персональная выставка. Экспонировалось свыше ста пятидесяти моих скульптур в мраморе, дереве, бронзе и камне. Кроме того, много рисунков, фотографии с монументальных работ.

На выставке, длившейся около двух месяцев, всегда было многолюдно. То же было и в Ленинграде, куда она переехала. Тогда же мне присвоили звание народного художника РСФСР и я был награжден орденом Ленина.

В тот день, когда «Правда» опубликовала Указ Президиума Верховного Совета о моем награждении, не однажды задавал я вопрос своей совести: «Достоин ли я?» День за днем, год за годом перебирал я в памяти свою жизнь, подходя к ней с высокой меркой правительственной награды.

Как боец и как художник, я участвовал в двух революциях; в голодную трудную пору «военного коммунизма» принимал участие в монументально пропаганде: в 1923 году от души поработал над созданием монументов-символов освобожденного труда для Всероссийской сельскохозяйственной и кустарной выставки. Потом заграничная командировка, пребывание в Америке. затянувшееся на долгие годы…

Конечно, я сознавал ценность и значение созданных там, за рубежом, портретов великих соотечественников – Ленина, Горького, Шаляпина, Павлова, Рахманинова. Но я не мог не отдавать отчета в том, что все лучшее, принадлежащее моему резцу, создано на российской земле, вскормившей меня, вырастившей мое мастерство. Я не мог не чувствовать всей глубины ошибки моей жизни. В США я, конечно же, не имел возможностей для осуществления своих монументальных замыслов. Стремительный взлет Страны Советов, советского монументального искусства двадцатых – тридцатых годов осуществился без меня. А ведь и я мог внести свой вклад в славное дело, свершенное моими товарищами. Начинали-то мы вместе! Будучи оторван от Родины, я вынужденно пригасил пылавший во мне огонь монументальных идей. И многое из того, что могло бы стать бронзой памятников, камнем монументальных композиций, горьким пеплом несбывшихся идей осело на дне моей души. Да, многое потеряно… Но ведь ушедшего не вернешь.

Думал я в тот день и о радости встречи с Родиной, о ее щедрости – в Москве я вновь ощутил себя молодым, жадным до работы. И мне довелось хорошо поработать, забыв о пенсионном своем возрасте: кто же из нас не стремится наверстать упущенное!

«На старости я сызнова живу, минувшее проходит предо мною…» и удивляет меня своей величественной новизной. Как то в разгар лета меня потянуло навестить знакомые места под Звенигородом. Помните деревеньку Дунино, рассуждения мужиков о неудачной войне с Японией, о царских «винополиях»? Это было накануне грозных событий девятьсот пятого года. В знакомом доме я застал писателя Михаила Михайловича Пришвина. Редкостный знаток природы, поэт – Пришвин давно был дорог мне.

Пришвинская философская проза на всех действует благотворно; она очищает, осветляет душу. Встреча с живым писателем оставила по себе впечатление тихого солнечного утра. Михаил Михайлович был великим тружеником, человеком, одаренным абсолютным зрением и тонким слухом, был художником.

Для того чтобы не «заржаветь», художник должен как зеницу ока хранить свое нравственное здоровье, всю полноту чувств. Художник должен быть окрылен. Таким был Пришвин.

На могиле Пришвина стоит изваянная из камня «Птица Сирин». Птица Сирин в древней русской мифологии – символ счастья. Когда я думал о памятнике поэту природы, то ясно представлял себе: ведь каждая строчка Пришвина вечно будет дарить людям счастье.

Встретившись в Дунино, мы говорили с Михаилом Михайловичем о жизни, о современности. Помню, замечательно метко он сказал: «Этика социализма в том, чтобы маленькому вдунуть душу большого». Пусть каждый чувствует себя большим, живет, как большой свободный творческий человек.

Все пущено в ход, нажаты все рычаги, чтобы слабого превратить в сильного, колеблющегося – в уверенного. Человек должен быть большим в смысле гармонического развития ума, чувств, физической и нравственной красоты, неразрывности слова и дела.

…Подводя итог шестидесятилетнего труда, я высказал свое понимание современных задач и путей их реализации средствами пластики в большой статье «Думы скульптора», опубликованной в журнале «Искусство».

Статья нашла горячую поддержку в среде моих товарищей по искусству. Мне было доверено открыть Первый Всесоюзный съезд советских художников. Тогда еще я не был старшим по возрасту. Доверие товарищей меня окрыляло.

Съезд проходил в Колонном зале Дома союзов, в хорошо знакомом мне с юношеских лет беломраморном концертном зале бывшего Дворянского собрания. Я очень волновался, когда в десять часов утра 5 марта 1957 года вышел на почетную трибуну.

В своей речи я подчеркнул, что подлинный художник творит одновременно для настоящего и будущего. Кто не видит во всей глубине настоящее, отрицает и будущее. Историческая тема глубоко современна, если художник осмысливает и чувствует решающую поступь народных масс.

Все мы видели тысячи картин, прочитали сотни превосходных книг, но никогда нам не насытить свою жажду познания. Именно поэтому народ так жадно рвется к искусству – к новым симфониям, новым полотнам, новым романам. Но как горько разочарование, когда наталкиваешься только на повторение пройденного, когда стены увешаны малозначительными, бледными работами, которые ничего не прибавляют к тому, что уже видел, знал и пережил. Как досадно и больно, когда на многих выставках мало встречаешь произведений, которые ошеломляют, поражают воображение, заставляют негодовать и содрогаться, любить и ненавидеть, презирать и преклоняться.

Там, где нет жгучего и острого чувства современности, художник немощен, а зритель равнодушен.

Сейчас мало быть только отражателем. Для того чтобы творить, надо развивать в себе пророческий дар. Мы должны стремиться заглянуть в будущее и с этой точки зрения оценивать и наше прошлое, и настоящее. Мы должны повысить темп своей жизни. Тот, кто не осмыслит время, в которое живет, тот будет топтаться на месте. Художник должен быть философом не для того, чтобы повторять прописные истины, а для того, чтобы служить народу, а не только себе.

Художник должен быть первооткрывателем, вторгаться в неизведанное, чувствовать грозу не тогда, когда она уже разразилась громом и молнией, а ощущать ее приближение. Художник должен быть подобен тончайшему приемнику, который как бы вбирает в себя радиоволны мира.

Я преклоняюсь перед искусством пейзажистов, раскрывающих красоту земли. Никто не вправе отказать художнику в таком традиционном жанре, как натюрморт, но так же, как в основе нашего народного хозяйства лежит тяжелая индустрия, так и в основе советского изобразительного искусства должны быть монументальные произведения.

Как знаменательно, что в первые годы существования Страны Советов Владимир Ильич Ленин выдвинул план монументальной пропаганды.

Я предложил съезду художников, чтобы историческая дата опубликования ленинского плана монументальной пропаганды – 14 апреля 1918 года – начиная с 1958 года ознаменовалась и отмечалась как День художника. Пусть именно в весенний день 14 апреля мастера изобразительного искусства ежегодно отчитываются перед народом. Пусть в этот день в клубах, в фойе театров открываются новые выставки, закладываются памятники, а художники и скульпторы в своих мастерских гостеприимно принимают зрителей.

Делегаты съезда с энтузиазмом приняли мое предложение. С весны 1958 года День художника, переросший вскоре в Неделю изобразительного искусства, стал традиционным. Мне, как зачинателю, раньше других ежегодно доводится распахивать двери мастерской. Тысячи любителей искусства были моими гостями за эти годы. Приходит народ любознательный, благодарный. Каждую весну я с радостью встречаю его.

…В 1958 году Президиум Верховного Совета СССР присвоил мне почетное звание народного художника СССР.

В том же году за успехи в сельском хозяйстве Смоленщина была награждена орденом Ленина. Земляки пригласили меня на торжества, связанные с вручением высокой правительственной награды. Смоленская земля дала нашей советской литературе трех богатырей поэзии: Исаковского, Твардовского, Рыленкова. И вот теперь, преодолев тяжелые последствия войны, смоляне добились расцвета хозяйства.

Из Смоленска я отправился в родные места – всюду радушие и сердечное гостеприимство.

Певец земли смоленской Николай Рыленков выразил в стихах добрые чувства земляков ко мне, их любовь:

 
Он в юности о славе, как о чуде,
Мечтал, и вот, как в юности, близки,
По русскому обычаю, на блюде
Хлеб-соль ему подносят земляки.
А перед ним – вся сторона родная,
С полынным зноем, с мятной тишиной.
И, голову седую наклоняя,
Он истово целует хлеб ржаной.
Не к теплой корке прикоснулись губы,
Ко всем, чье сердцу дорого родство.
И что ему всемирной славы трубы,
Что громких юбилеев торжество!
Ваш скромный дар, простые трудолюбы,
Вот высшее признанье для него!
 

Александр Довженко и Юрий Гагарин

…Когда 12 апреля 1961 года я услышал:

«В космосе Гагарин», то тут же вспомнил Довженко. Как о необходимом и срочном задании времени рассказывал Александр Петрович о задуманном им фильме «Жизнь на Луне». Разговор шел в летний жаркий день на крылечке дачи Петра Леонидовича Капицы. Знаменитый физик подзадоривал Довженко:

– Александр Петрович, вы с таким сердечным жаром, так поэтично делаете фильмы о Земле. Зачем вам холодный, безжизненный космос? Мы любим вас земного…

– Я всюду встречаю непонимание, – горько сетовал в ответ Довженко.

Он не мог быть «земным». Он рвался в полет, зорким взглядом вглядывался в грядущее.

Александр Довженко – впередсмотрящий нашего искусства. Волевой, порывистый, красивый особой красотой чело века, одержимого великой целью. Легко вскинута крепкая голова. Голова мыслителя и поэта. Просторен и крут разворот плеч. Во всем устремление вперед, ввысь. Таким запечатлелся в моей памяти Довженко. Таким я стремился изваять его в мраморе.

Довженко жил неподалеку. Он зазвал меня поглядеть его мастерскую. Сашко, как вскоре стал звать я по праву доверительной дружбы Довженко, любил столярничать. В тот момент он собственноручно собирал дощатый корпус лодки. Дачный поселок Николина гора, как известно из географии, стоит на берегу Москвы-реки. Мы вспомнили Десну. У нас с Сашко одна прародительница – Десна. И родство душ, как видно, обнаружилось оттого, что одной землею вскормлены, а Десна-красавица – наша колыбель. И космос нас волновал одинаково сильно.

Довженко не дожил до того дня, когда, обрадованный очередной космической новостью, я писал в «Советской России»:

«Сбылась мечта человечества! Гений советского народа вновь удивил мир, наша «Луна-9» прилунилась. Какое необычайное событие! Деяниям советского человека воистину нет пределов. Слава новому человеку, слава его могуществу!»

Шел февраль 1966 года. Земляне с любопытством разглядывали кинокадры Луны, снятые камерой, находящейся на ее поверхности. За десять лет неземная фантастика кинорежиссера Александра Довженко стала реальностью.

…27 марта 1968 года погиб Юрий Гагарин. Горе полоснуло острым ножом по сердцу.

Он стоит у меня в глазах: радостный, светлый, излучающий счастье. В солнечный апрельский день, когда Гагарин вернулся из космоса, его встречала Москва. Я с восторгом жал руку смелому, благородному человеку – землянину, моему земляку. Радость моя была велика. Судьба отняла эту радость, но она не может отнять величия, которое принадлежит этому бессмертному человеку.

Юрий Гагарин – гордость нации, советский гражданин, открывший человечеству перспективу практического познания безграничного космоса.

Солнечный лик героя, рожденного Россией, без малого семь лет был для миллионов граждан всех стран мира воплощением жизнелюбия, воплощением добра и света.

О Юрии Гагарине никто не скажет: он был. Дело его жизни – космонавтика – в сознании людей накрепко связано с его именем. Он первый в великом начинании землян. Как неотделимо имя Ломоносова от понятия русская наука, как именем Пушкина вечно будет жить русская поэзия, так Гагарин для грядущих поколений землян – вечный символ космических устремлений человечества.

Думая о Гагарине, в мыслях я все чаще оказывался на берегах Оки, в Калуге.

Образ Гагарина неразрывно был связан с впередсмотрящим нашей космической эпохи К. Э. Циолковским.

В разгар лета 1968 года я приехал в Калугу. Старинный русский город был наполнен медовым запахом цветущих лип. Добрых два дня после того, как я уехал из Калуги, мой пиджак источал медовый запах.

В Музее космонавтики имени Циолковского для того, чтобы избавить меня от подъема по лестнице, хозяева начали показ с нижнего зала, где экспонированы кабина корабля «Восток-1», многочисленное семейство искусственных спутников Земли. Затем, медленно продвигаясь по пандусу вверх к залу, посвященному трудам Циолковского, я имел возможность познакомиться со стремительной историей строительства советской ракетной техники.

«Человечество не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство», – мечтал Циолковский. Здесь, в Калуге, в Музее истории космонавтики, посетитель получает некоторое представление о тех научных инструментах, с помощью которых советские люди уже проникли за пределы атмосферы. Мечта Циолковского сбывается. Пусть сделанное – только начало. Грандиозное начало. Тысячи ученых и квалифицированных рабочих, десятки научных институтов облекли в плоть ракетных конструкций и управляющих систем мечту Циолковского.

Во времена молодости Циолковского, когда он учительствовал в Боровске, его навестил прослышавший о местном изобретателе известный московский общественный деятель П. М. Голубицкий. «Беседы с Циолковским глубоко заинтересовали меня: с одной стороны, меня поражала крайняя простота приемов, простое, дешевое устройство моделей и, с другой, важность выводов», – писал впоследствии Голубицкий.

«Я ушел от него с одной мыслью: строить ракеты и летать на них» – а так заключил свой рассказ о встрече с Циолковским Сергей Павлович Королев.

Уезжая в Калугу, я хорошенько укутал мокрыми тряпками и не пропускающими влагу хлорвиниловыми покрывалами почти законченный в глине бюст К. Э. Циолковского. Эти меры сбережения оказались достаточными, но мысли и впечатления, вызванные встречей с родиной космонавтики, решительно повлияли на первоначальный замысел камерного портрета. Сегодня образ гениального ученого мне видится иным: это титан духа, посвятивший всю свою жизнь разрешению проблемы межпланетных сообщений. «Земля – колыбель цивилизации, но нельзя же вечно находиться в колыбели» – вот его завет людям. Мечта Циолковского устремлена на тысячелетия вперед, к дальним пределам мироздания.

«Художник»

Режиссеры Ю. Белянкин и А. Колошин снимали телевизионный фильм «Художник». Дом превратился в съемочную площадку, я – в актера. А это не простое испытание.

Телевидение врывается в жизнь заинтересовавшего его человека решительно, бесповоротно. Сейчас не припомню в точности дня, когда это случилось. Шли телефонные звонки, они содержали обещания: «Это так просто!» И вот однажды поутру приехала машина, затопали, заходили сноровистые, похожие друг на друга молодые люди. По всему дому змеями залегли разноцветные кабели. Микрофоны, магнитофоны, софиты, юпитеры, телекамеры, экспонометры и хронометры трещали, светили, разъезжали по паркету, кружились вокруг меня. Когда же эта армия, изготовившись, на мгновение приостановила действие, ласковый голос обаятельной Нины Кондратовой сказал: «Теперь говорите, Сергей Тимофеевич».

Подводя итог наших отношений, должен сказать, что телевидение отняло у меня много сил и времени, но оно подарило мне встречи с интереснейшими людьми. В телестудии на Шаболовке я одним из первых имел счастье приветствовать только что вернувшегося из космоса Юрия Гагарина. Да что тут считаться! Теперь мы с телевидением старые друзья.

Когда, бывало, подъезжал большущий автобус-вагон и из него долго перегружали телеимущество в мой дом, я не переставал удивляться:

«Сколько хлопот и суеты из-за трехминутного интервью». Но скоро я понял, как весомы эти три минуты: аудитория Центрального телевидения – десятки миллионов советских людей. Держать руку на пульсе жизни – прекрасная обязанность журналистов, будь то газетчики или телерепортеры, кинодокументалисты или вездесущие фотокорреспонденты.

…10 июля 1964 года, в мой день рождения, Указом Президиума Верховного Совета СССР мне первому среди работников литературы и искусства было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Золотую Звезду Героя вручал в Кремле Анастас Иванович Микоян.

Смоленский горисполком дал мое имя одной из улиц. Земляки сделали меня почетным гражданином города.

Товарищи по искусству устроили в Кремлевском театре великолепный праздничный вечер. Я услышал и прочитал в юбилейную пору много вдохновляющего.

2 февраля 1965 года в Москве открылась выставка моих скульптур. Вышедшая накануне «Советская культура» писала:

«…Кузнецкий мост, 11. Сегодня здесь праздник. После долгого перерыва открывается любимый всей Москве выставочный зал. Помолодевший, подросший вширь и ввысь, одетый «по последней моде» в бетон, стекло и алюминий, он радует вас величавой перспективой удобных и нарядных выставочных помещений. Отныне здесь – Дом художника.

Те, кто в декабре и январе обживал этот дворец искусства, с доброй улыбкой называли его домом Коненкова. Так говорится не только потому, что первыми новоселами здания на Кузнецком стали многочисленные творения замечательного скульптора (Дом художника начинает свою новую жизнь юбилейной выставкой старейшины советского искусства), но еще и потому, что второе рождение этого дома не обошлось без настойчивых забот девяностолетнего мастера».

Это верно: пришлось похлопотать о том, чтобы строители взялись за реконструкцию зала на Кузнецком. И, как говорится, игра стоила свеч: зал вышел светлый, праздничный. Мастера-экспозиторы работали с увлечением, и поэтому выставка «смотрелась». Вернисаж, шумный и многолюдный, признаюсь, оглушил меня. Я был потрясен степенью людского интереса к такому в общем «некрасноречивому» искусству, как скульптура. В день на выставке бывало по десять тысяч человек.

В трудах и заботах встретил я свое девяностопятилетие. В канун его, июньской солнечной порой, «вновь я посетил» родные Караковичи, красавицу Десну, где увиделся с земляками, где все рождало в душе воспоминания, волнующие до слез. В Рославле, Екимовичах и Конятах меня встречали хлебом-солью.

В Коняты я привез семь своих скульптур и поселил их в деревенской школе. Население ее сразу возросло в числе на семь душ…

Художник – сын своего времени. Нельзя жить и не осознавать времени, в котором ты живешь. Меня часто спрашивают о «секрете» творческого долголетия. Секрет один: труд и еще раз труд. Только он возвышает человека, только в нем источник высшей радости.

Часть 2
В ожидании войны. Письма Сталину

Пророческие послания Коненкова

В архиве Комитета по делам религий при Совете Министров СССР имелось дело, озаглавленное: «Письма лауреата Ленинской премии скульптора С.Т. Коненкова за 1938–1940 г. религиозного содержания на имя И.В. Сталина и А.Н. Златоврацкого (переданы СРК НКИДом в 1944 году), и рисунки, выполненные автором».

В этом деле находятся шесть писем С.Т. Коненкова – три письма скульптору А.Н. Златоврацкому, три письма И.В. Сталину и одно письмо Сталину, написанное «братом Заборовским», лидером религиозной группы, членом которой С. Коненков стал в США. Кроме того, в этом деле есть рисунки Коненкова, относящиеся к серии, которые исследователи его творчества называют «Космогониями».

Здесь необходимы определенные пояснения. Сергея Тимофеевича Коненкова уже при жизни называли «русским Роденом», а его произведения сравнивали с античной пластикой и Пергамом, «воскресшим в нашем искусстве». До Октябрьской революции он считался одним из самых известных скульпторов, работы его стоили настолько дорого, что приобрести их могли только очень состоятельные люди. Это уже в советскую эпоху мастера «народным», ваявшем в национальных традициях. Впрочем, и сам Коненков способствовал такой репутации. Фактически такую официальную версию жизни Сергей Коненков создал сам. В его книге «Воспоминания» отражено все, что должно быть в биографии правильного советского художника.

Только в 1990-е годы стало известно, и то случайно, о совершенно иной ипостаси мастера. Тогда общественности открылась новая, ошеломительная сторона творчества Коненкова, а сам он предстал настоящим пророком.

Удивительным было то, что скульптор предсказал многие катаклизмы ХХ века. Его серия графических произведений «Космогония», которую называют порой «Библией Коненкова», – зашифрованные пророчества, до конца не разгаданные. Сам мастер после возвращения в СССР из Америки со своих близких взял обещание, что они 50 лет не будут упоминать об этих рисунках. Сергей Тимофеевич умер в 1971 году, и по его велению только в 2021 году можно было бы раскрыть эту сторону творчества мастера.

Но произошло это гораздо раньше по чистой случайности. Два рисунка из цикла «Космогония» были обнаружены в Мемориальном музее-мастерской Сергея Коненкова, они сразу же вызвали небывалый интерес. Благо в то время уже можно было не опасаться гонений за отход от официального искусства. Рисунки принадлежали сыну скульптора от первого брака, который позже передал их своей дочери Алле.

Стоит упомянуть, что Сергей Тимофеевич был твердо уверен, что доживет до ста лет. Но это его пророчество не сбылось, он скончался от воспаления легких, не дожив всего 3 года до векового юбилея.

В своих графических композициях о происхождении мира Коненков использовал интересный прием. Он, возможно, один из первых, кто взял карту звездного неба и на нее наложил карту Земли. И это космическо-земное «царство» населил различными персонажами, большинство которых взяты из Библии и Евангелия.

Религиозной тематикой Сергей Тимофеевич увлекся, живя в Америке. Именно там впервые по-настоящему глубоко изучил Библию и смог найти в ней указания на современность. Никто ни до, ни после него не пытался воссоздать в графической форме эту взаимосвязь. Впрочем, судя по всему, работу свою Коненков до конца не довел. Существуют предположения, что цикл «Космогония» – эти лишь эскизы, наброски для создания одного гигантского произведения, поскольку каждый рисунок сам по себе существовать не может, они как бы дополняют один другой и составляют единое целое.

В 1930-е годы в США Сергей Тимофеевич Коненков стал членом религиозного кружка, в который входили выходцы из России и Польши. Этому способствовало знакомство с членом общества «Ученики Христа» Тихоном Шмелевым. Само общество было основано в начале XX века известным религиозным деятелем Чарлзом Тейзом Расселом. Общение с «Учениками Христа» сильно изменило образ жизни скульптора и отразилось даже на его внешности. Он превратился в седобородого старца, как будто сошедшего со старинных икон.

Измененное мировоззрение дало возможность Коненкову интерпретировать события современной истории на основе текстов Священного Писания и толковать их как предсказания будущего. Коненков довольно точно предсказал Вторую мировую войну, дату победы над фашистской Германией и назвал время наступления Апокалипсиса.

Свои выводы о начале войны и необходимости надлежащей подготовки к ней Коненков поначалу изложил в письме генералу В.А. Яхонтову, проживавшему в США. А затем стал отправлять свои пророчества руководству СССР, обращаясь непосредственно к И.В. Сталину. Примечательно, что в этих посланиях он обращался к Сталину как к брату.

Эти уникальные документы хранятся ныне в Государственном архиве Российской Федерации, а ранее находились в архиве Комитета по делам религий при Совете Министров СССР.

В одном из писем он пишет: «Дорогой брат Сталин, писал вам письмо в январе 39 года, предостерегая вас, что в недалеком будущем все капиталистические страны нападут на СССР, но вы проигнорировали. И потому-то именно, что вы проигнорировали мои предостережения, вы имели неудачу в малой Финляндии. Снова в этом теперь письме я называю вам, какие государства на вас нападут. А именно Англия, Франция, а также разбитая армия несуществующей Польши. Далее турецко-египетские народы, также африканцы. А особенно те, которые под господством Англии, а также немцы, японцы, Америка и другие меньшие и большие государства в союзе с вышеперечисленными царствами. Может быть, вам будет удивительно, что и немцы тут названы как нападающая, ибо они с вами».

В письмах есть кроме предостережений и оригинальные советы, как то: заняться изготовлением панцирных жилетов для солдат. Понятно, что Иосиф Виссарионович с этими посланиями не ознакомился, они осели в архиве Народного комиссариата иностранных дел, откуда и попали в Комитет по делам религий при Совете Министров СССР.

Конечно, можно по-разному толковать пророчества С.Т. Коненкова, который предсказывал развитие нашей планеты и даже конец света. Он писал о том, что будет много перемен. Возможно, ему было дано слышать космос. Как бы там ни было, некоторые его предсказания близки к истине, но не все они исполнились и достоверны. Но предсказания есть предсказания. Еще со времен Нострадамуса особым искусством считалось их правильное толкование. Быть может, и пророческие слова Коненкова, так же как и его «Космогония», просто ждут своего толкователя.

Письмо С.Т.Коненкова А.Н.Златоврацкому

10-го ноября 1938 г.

Дорогой Александр Николаевич!

Привет Вам! Два ваших письма от 23/IX и 3-XII– 36 г., а также условия конкурса на составл<ение> проекта пам<ятника> я получил тогда же своевременно. Благодарю Вас. Теперь только собрался ответить на них по порядку, сначала на первое.

Спасибо Вам за хлопоты, которые Вы предприняли относительно меня. Ваш племяш заметив, конечно, мое тяготение возвратиться на родину (хотя открыто то я старался и не показывать) – передал свое впечатление. Я очень рад и благодарен, что Вы и друзья не забыли меня и хотели бы видеть – там у себя на родине. Вы пишете, что вступили в период осуществления великих планов и, что все скульпторы перегружены работой. Это так хорошо; да так и должно быть, когда художники также участвуют в новом строительстве как равноправные граждане.

И далее: «надолго ли это зависит от положения в Европе и вероятности войны».

По поводу этого мое мнение таково: «Войны не будет: будет революция – всесветная и начнется она в 1939 году (тысяча девятьсот тридцать девятом) году. И эта революция уничтожит до основания существующие порядки на всем свете. С.С.С.Р будет стоять непоколебимо и будет стоять в авангарде предстоящей революции.

В 1939 году группировка армий произошла. Тех армий две. Одна – капиталисты (фашисты) и клерикалы всего света. Другая – рабочий класс всего света. Вторая армия или армия рабочих численностью 200.000.000 (двести миллионов) и это – та армия, которая будет победительницей. Победительницей новых порядков над старыми. В предстоящей революции капитализм будет уничтожен – навсегда – навеки. Настанет царство рабочее (кто не работает тот и не ест).

Дорогой Александр Никол<аевич> вспомните моего Самсона. Я его выставил в Акад<емии> Худ<ожеств> в 1902 г. Тогда он был обрит и ослеплен. Прошло тридцать шесть лет. У Самсона отросли волосы, а с ними возвратилась к нему и вся сила. Он прозрел очами разумения.

И теперь отрок, который водил его за руку, подводит к тем двум столбам (капитализму и фашизму (клерикализму) на которых зиждется современное капитал<истическое> здание. И Самсон (армия рабочих всего света) станет среди двух колонн.

Мы будем свидетелями наступающих событий в которых С.С.С.Р играет такую вдохновенную роль. Не мечта ли это? Нет, дорогой Алекс<андр> Никол<аевич>! Это действительность. Будем видеть собственными глазами. Будем свидетели гибнущего мира рабства, насилия и горя. И будем видеть и слышать радостные, победные песни восставших народов на всех концах земли (в Японии революция – скоро, в Индии – восстание скоро, в европейском котле скоро-скоро забурлит, в Америке – армия безработных готова).

И подумайте: С.С.С.Р стоит во главе всего этого. Не благословенная ли доля! Вот о чем мечтали, как о миссии русского народа. Вот эти сто племен с единым – об единенные единой мыслию – интернационала: братства народов.

В это то время я и работаю Самсона. Обдумываю композицию и занят над эскизом. Как видите, дорогой, чрез тридцать шесть лет я возвращаюсь к Самсону.

В письме от 31/XII-36 Вы пишите: «желаю вам (мне и Марг<арите> Иван<овне>) всего самого лучшего, а главное видеть вас на родине» и пишете, что инициатива о возвращении должна идти с моей стороны, и что отсюда следует обратиться мне к Сталину или Молотову, который теперь является главным руководителем искусства.

Да, я обращаюсь к Сталину и Молотову за разрешением возвратиться в Москву. Прошу Вас дорогой Александр Николаевич, это письмо показать Сталину и Молотову. Но дело еще в том: со мной одинаково мыслящих таких убеждений как вкратце вышеописано – душ двадцать – рабочие различных профессий – поляки из Польши и Карпатской Руси – прибывшие в Америку (задолго) до революции. Ни к какой религии из существующих на земле или секте – мы не принадлежим и учения своего не распространяем. Мы лишь исследователи Библии в нашем маленьком собрании. С коммунизмом мы имеем одинаковые основания: «кто не работает (не хочет трудиться) тот и не ешь. Апост<ола> Павла).

Вполне солидарны в проведении программы для устройства на земле царства справедливости и счастья для всего человечества. Мы убеждены – что все государства с начала от 1914 г. начали рушиться и будут рушиться до последнего. Все старые порядки рабства, эксплуатации человека человеком, купля и продажа чрез капитал уничтожатся – гражданской войной – т. е. революцией в каждом государстве под руководством С.С.С.Р, где устанавливается новое царство, то, о котором мечтало лучшее человечество, как о золотом веке. И все это будет совершаться на наших глазах, и год за годом все будем видеть то совершающимся с точностью и без ошибок.

Нам предстоит туда ехать, чтобы то свидетельствовать. Все мы не ищем ни материальных благ, ни славы, ни почестей. Сами зарабатывая себе на хлеб своими руками, не будучи в тягость другим. Так что разрешение для приезда в С.С.С.Р нам нужно для всех. Мы – с чистыми сердцами, открытыми душами и с доброй вестью.