Текст книги "Воин. Грозовые птицы"

Я резко отвернул налево, ещё сильнее уходя с намеченного курса. Только так можно было отойти от грозы на достаточное расстояние, и попытаться поймать восходящий поток.

Облака приближались пугающе быстро. Я оглянулся. Горные вершины встали у горизонта. Значит, потеря высоты была достаточной, чтобы выпустить толкающий винт.

Покрутив рукоятку, расположенную над обзорным иллюминатором, я убедился, что винт благополучно вышел и зафиксировался. Разблокировав его, я увидел, как он раскручивается набегающим потоком.

Активировав высшую передачу, я надавил на педали. Сопротивление было неожиданно сильным: как будто поднимаешься на крутую гору. Но экономить силы сейчас было не время. К тому же, после высоты и холода физическая работа была для меня благом.

Я давил на педали изо всех сил, глядя на белеющий в звёздном свете облачный океан. Он неумолимо приближался, несмотря на все мои усилия.

В этой борьбе за высоту я чуть не совершил ужасную ошибку. Я так старался держать высоту, что слишком сильно задрал нос. В итоге потерял скорость, а с ней – остатки подъёмной силы. Только в последний момент, каким-то чудом почувствовав, что сейчас машина окончательно потеряет управление, я резко оттолкнул рукоятку управления от себя. И с нарастающей скоростью воткнулся в облака.

Стало темно. Полноценного освещения в кабине не было – только люминесцирующая краска на приборах. И её было недостаточно, чтобы уверенно ориентироваться в показаниях при таких условиях.

Жидкостной авиагоризонт, казалось, сошёл с ума. Его «птичка» застряла в верхнем положении, хотя по ощущениям резкое снижение прекратилось. Я несколько долгих мгновений не мог определиться, чему доверять: ощущениям собственного вестибулярного аппарата или ненадёжному, примитивному прибору.

В конце концов, я доверился технике. Ещё сильнее взял рукоятку на себя. Изо всех сил надавил на педали. «Птичка» медленно поползла вниз. Но тут я почувствовал, что аппарат стал как-то странно реагировать на управление. Словно резко потяжелел. Обледенение? Плохо.

И тут я вывалился из облаков.

Где-то справа продолжала полыхать гроза. А внизу, чуть позади, была первая линия ПВО противника.

Мощные прожекторы шарили в небе на всём протяжении линии соприкосновения, упираясь в низко нависшие тучи.

Мне повезло. Не протяни я пару лишних километров – от меня и моего аппарата уже остались бы одни ошмётки.

Впрочем, расслабляться не приходилось: впереди ещё две линии ПВО. Они не имели постоянной «иллюминации», но её легко могли включить при малейшем подозрении на вторжение.

Пользуясь рассеянным светом мощных прожекторов, я оглядел крылья планёра. Так и есть: обледенение. Чудо, что я вообще до сих пор держался в воздухе. Но температура за бортом достаточно высокая, здесь, на низкой высоте. Я видел, как налипший лёд кусками отваливается от скользкой прозрачной плёнки крыльев. Моих сил было достаточно, чтобы держать аппарат в воздухе – но не более того.

Вторую линию я преодолел на высоте меньше километра. Меня не заметили. Очень выручала облачная погода: попробуй-ка разгляди прозрачный бесшумный аппарат на фоне чёрного неба?

До третьей я едва дотянул. Уже думал, что рухну аккурат на позиции артиллерии ПВО – но тут вдруг понял, что аппарат поднимается, будто бы сам по себе. Мне понадобилась почти минута, чтобы сообразить: я поймал восходящий поток.

Поначалу я продолжал лететь строго вперёд. Но через пару километров опять начал терять высоту. Тогда я сделал крутой поворот направо. Развернулся. И снова вошёл в поток, продолжая набирать высоту. Определив таким образом контуры потока, я спиралью поднимался наверх – до тех пор, пока снова не стало тяжело дышать.

Я летел вглубь вражеской территории почти до самого рассвета. И только, когда в серой рассветной хмари смог отчётливо разглядеть кончики крыльев, решил, что пора.

Планёр, конечно же, никто не планировал возвращать из миссии. Но и врагу эти технологии не должны были достаться. Поэтому на борту был предусмотрен специальный механизм самоуничтожения. Он срабатывал с небольшой задержкой после того, как пилот покидал кресло.

Выпрыгнув, я специально перевернулся в воздухе на спину, чтобы наблюдать разрушение аппарата. Планёр было жаль: эта прозрачная машина сослужила мне хорошую службу, но сейчас от эффективности механизма ликвидации зависела моя дальнейшая судьба. И он не подвёл: лёгкая синяя вспышка в тёмном небе, издалека похожая на блуждающую молнию. И аппарата больше нет. Разве что небольшие деревянные обломки, которые будут разбросаны по обширной малонаселённой территории.

Я перевернулся на живот, согнув руки и ноги. Лёг на поток. Барометра у меня не было – лишняя тяжесть и следы высадки. Приходилось полагаться на ощущения.

Прыжок, конечно, был максимально затяжным. Лишь в самый последний момент я разглядел внизу небольшую поляну. Чёрный купол раскрылся чуть ли не на уровне деревьев, едва успев погасить губительную скорость.

Мои ботинки мягко ткнулись в густую траву. Купол медленно опускался за спиной. Я отстегнул крепления, отошёл на безопасное расстояние и замкнул эклектическую цепь. Погасший купол вспыхнул на миг таким же синим пламенем, как и планёр, и осыпался невесомым пеплом.

Оставалось подчистить последние следы высадки и дождаться рассвета, чтобы выйти к ближайшему населённому пункту, где можно воспользоваться общественным транспортом.

Глава 22

На нашей стороне тоже были железные дороги. Я знал об этом, но сталкиваться с ними до сих пор не приходилось. Поэтому впервые я увидел поезд здесь, в тылу врага.

Тут не было раздельного понятия пассажирских или грузовых поездов. Пассажирские вагоны цеплялись к наборным составам на сортировочных станциях по тому же принципу, что и грузовые. В одном составе могли следовать вагоны по разным направлениям, соединяясь только на перегон между очередными сортировками.

Тем не менее, вокзал в городе, куда я дошёл за полтора дня, был. Небольшое здание с двумя сквозными путями, куда небольшие маневровые тепловозы заводили отдельные вагоны под посадку в специально размеченные номерные ячейки на перронах, в соответствии с довольно сложным расписанием.

Хорошо, что после инструктажа у меня было время проштудировать примеры таких расписаний с комментариями наших специалистов – иначе, если бы я столкнулся с ними в первый раз, то точно запутался бы.

Вагоны тут были четырёх классов: для рядового состава, для унтер-офицеров и сержантов, для офицеров и для высших офицеров. Последние были настоящими дворцами на колёсах. Я случайно застал один из таких на станции. То немногое, что удалось разглядеть через открытый тамбур, когда загружали продовольствие и другие дорожные расходники, очень впечатляло.

По легенде я был младшим офицером. Так легче затеряться в столице, где относительно мало рядового и сержантского состава, зато офицеров-специалистов хватает. Поэтому мне полагался вагон третьего класса. По компоновке он очень походил на обычное купе. Те же четыре места в изолированном помещении: два сверху, два снизу. Разве что материалы были более дорогими, чем те, которые встречались на нашей стороне на транспорте. Тут не было такого культа утилитарного минимализма. Наоборот – подчёркивалась возможность карьерного роста, а с ним и качественного роста уровня жизни.

Три места из четырёх были заняты. Мои попутчики: танкист, на вид лет сорок, майор. Круглое, обманчиво-простодушное лицо. Живёт очень давно, судя по впечатляющей коллекции наградных нашивок; лейтенант – лётчик. Первый, возможно, второй год жизни. Выглядит лет на тридцать. Способный, значит; третий – неожиданно – моряк. Каплей. Мускулистый черноволосый крепыш, лет двадцать – двадцать пять. Но нашивок уже много.

– Приветствую, господа, – кивнул я, протягивая руку, – Сергей.

– Да брось, мы не в штабе, – танкист пожал руку, не вставая, – Саня.

– Артур, – представился лётчик, – можно просто Арти.

– Серёга, – рука моряка оказалась самой крепкой, – тёзки, значит… в нашем секторе не редкость.

– Два Серёги в купе, – осклабился Саня, – хороший знак!

– А ещё у нас полный комплект, – Арти указал на мои пехотные знаки отличия.

– Типа того, – улыбнулся моряк, – что ж. Говорят, это тоже неплохо.

Пока мы знакомились, маневровый тепловоз уже подцепил наш вагон и потащил на сортировку.

– Ну что, познакомились? Начнём, пожалуй, дорогу, – произнёс танкист с серьёзным видом, а потом неожиданно спросил, – кто курит?

Мы переглянулись.

– Да все! – засмеялся Арти, – как по-другому то?

Я представил себе долгую дорогу до столицы в наркотическом кумаре и решился возразить:

– Я не курю, – сказал я негромко, но твёрдо.

– Да ладно, пехота, совсем? – Серёга удивлённо поднял бровь.

– Совсем, – повторил я, – реакция неадекватная. Меня грузить начинает. Неприятно.

– А-а-а, ясно, – со знающим видом Саня пощёлкал языком, – ну что ж. Разбивать коллектив негоже. Как насчёт такого предложения?

Он достал откуда-то из недр своего походного баула большую бутыль с прозрачной жидкостью.

– Что, реально, водка? – заинтересовался Арти.

Саня кивнул, загадочно улыбнувшись.

– Она не входит в одобренные средства, – заметил лётчик.

– Как и в запрещённые, – парировал танкист, – тем более, что мы не на передовой.

– Это да, – Серёга кивнул, – формально тут нет нарушения закона. Но, блин. Во сколько тебе оно обошлось, а?

– Тебе-то что за разница? – усмехнулся Саня, – угощаю!

– Щедро! – сказал я, не сдерживая улыбку. Водка устраивала меня куда больше других веществ, которые в ходу на этой стороне.

На столе в купе уже стояли четыре стакана из толстого небьющегося полимера. Саня взял один из них. Придирчиво осмотрел и, видимо, удовлетворившись результатами осмотра, наполнил стаканы содержимым бутылки.

Я взял свой. Понюхал. Вроде водка как водка – даже не палёная, сивухой не отдаёт.

– За окончательную победу! – Саня поднял стакан.

– Чего? – растеряно спросил Арти.

– Это тост называется, – пояснил Серёга, – обычно произносят, когда пьют.

– А-а-а… вот как… – лётчик растерянно покрутил стакан в руке.

– За победу! – поддержал я.

Появилась закуска; народ достал походные запасы. Я тоже успел прихватить в небольшом магазине у станции продуктов, которые не входили в стандартные сухпайки: местный вариант сыра, свежий хлеб, вяленое мясо. После первой порции спиртного пошёл разговор. Кто где служил, да какие курьёзы приключались во время службы. Обычный разговор попутчиков. Разве что мне приходилось быть особенно осторожным: строго следовать легенде. Адаптировать под неё реально случавшиеся со мной истории.

И так бы шло оно и дальше. Выпили – поговорили – поспали. Но тут лётчик, очевидно, не знавший своей нормы коварной водки, как бы между делом, после очередного взрыва хохота заявил:

– Жаль, я не всё в этом мире попробовал. И умирал всего-то пару раз. А тут уже и конец, – он улыбнулся, ожидая, видимо, очередного приступа веселья. Но его не последовало. Повисло неловкое молчание.

– Не нужно с такими вещами шутить, – Саня покачал головой, – тут могут быть и верующие.

– Да ладно! – ответил лётчик, – неужели вы до сих пор не слышали? Вот ведь… – он всплеснул руками.

– Не слышали о чём? – осторожно спросил я.

– О Горах Недоступности. Наши получили доказательства того, что Замок проявился. Железобетонные.

– Такие слухи появляются раз в сто циклов, – Саня пренебрежительно махнул рукой.

– Я вроде слышал кое-что, – неожиданно вмешался Серёга, – и не только про Замок. Говорят, на той стороне появился их Пророк.

Мне стоило некоторых усилий сохранить беззаботную улыбку на лице.

– И кто тебе об этом доложил? Пленный? – Саня с сомнением покачал головой.

– А хоть бы и так! – ответил моряк, – мы лодку перехватили. Они не успели активировать самоуничтожение, мы их газом усыпляющим… в общем, весь экипаж, в полном составе.

– Ты участвовал? – Артур даже вперёд подался, – расскажи! Каково это? У нас-то пленных в подразделениях не бывает…

– Обычно, – моряк пожал плечами, – но вот некоторые оказались разговорчивыми. Не выдержали. Много молодых было.

– А они не могли того… – вмешался я, – приврать малость? Ну, чтобы вы их, значит, не так…

– В том состоянии? – ухмыльнулся Серёга; от этой его ухмылки мне стало как-то не по себе, я усилием воли заставил себя не представлять, что это могло быть за «состояние», – не, не думаю. Они реально думают, что пророк у них. Говорят, он на нашу сторону ходил. И вернулся живым. С первого задания.

– Дела-а-а, – лётчик почесал в затылке, – отчаянный парень.

– Вроде того, – согласился Серёга, – давайте-ка ещё за отчаянных, а?

Разлили. Молча выпили.

– Что-то, и правда, затевается, – вздохнув, сказал Саня, – мы тут, сами понимаете, уже наговорили такого, что контрразведке слышать не положено… уже двое высказалось, – он глянул на меня, – будет правильно, если мы друг перед другом уж не будем юлить… что сказано в поезде – остаётся в поезде. Давнее правило нашей стороны. Говорят, Верховный перебрался на юга. Поближе к горам. Это то, что я знаю.

– Да ладно! – выдохнул Серёга, – такого же…

– Циклов двести не было, да, – кивнул Саня, – но информация верная.

– Ну а ты что скажешь? – Артур глядел на меня, чуть нагловато, блестящими от обилия алкоголя глазами.

Три пары глаз уставились на меня.

– У меня был секс с девушкой. Неделю назад, – уверенно сказал я.

– Да ладно! – ухмыльнулся Саня.

– Не гони, – добавил Артур, – я год никого добиться не могу.

Серёга промолчал. Но, в целом, уловка сработала: разговор зашёл о разных похождениях, личного характера. Иногда с сальными подробностями – но я был не против. Это куда более безопасно, чем рассуждения о пророках.

Поздно ночью, когда все угомонились и разлеглись на своих полках, я лежал, закинув руки за голову, и покорно ожидал, когда организм очистится от алкоголя. Я не любил возлияния, хотя пить умел: в Академии даже курс специальный был, как пить грамотно с минимальными последствиями и быстро трезветь. Там обучали даже уловкам, которые позволяли не пить совсем, только делать вид. Но сейчас я ими не воспользовался – слишком высоки были ставки. Никак нельзя было позволить моим попутчикам даже заподозрить меня в обмане, последствия могли быть самыми непредсказуемыми.

Лежа под перестук колёс, я вдруг подумал, что до сих пор даже не пытался узнать, как именно выстроена у нас система высшего командования. Нет, до уровня штаба сектора и командованиями армий всё было понятно. Но что выше? Какое здесь политическое руководство? Кто эти люди? Кто объединяет секторы? Почему я ни разу ни о ком из них не слышал; более того – мне это казалось совершенно само собой разумеющимся. И тут случайная оговорка попутчика на вражеской стороне вдруг заставляет меня об этом задуматься… кто руководит всем этим? И главное: что он думает о пророках и местных верованиях.

Водка действительно была вполне приличной. На следующий день у меня даже голова не болела. Только лёгкая сухость во рту да общая заторможенность. Обычное дело после алкогольной интоксикации.

Говорить не хотелось. Мои попутчики, похоже, разделяли это настроение. В купе было тихо. Только лётчик тихо двигал магнитные фигурки в карманной игре, напоминающей шахматы.

Ближе к обеду я сходил, умылся. В санузле были следы того, что у кого-то из пассажиров эта ночь выдалась даже более бурной, чем у нас. В тамбуре резко пахло жжеными травами. Из любопытства сунув туда нос, я тут же захлопнул дверь за собой. Ещё не хватало надышаться…

Ближе к вечеру начались промзоны. Я впервые видел здешние промышленные объекты так близко. У нас я ни разу не успел попасть на трудовые вахты. Во время учёбы не положено, а у разведчиков бронь от работы в тылу. Только по особому распоряжению.

Масштабы впечатляли. Даже не верилось, что воюющий мир может построить нечто настолько гигантское… хотя, если вдуматься, это было логично: война ведь поглощала созданное куда быстрее обычного народного хозяйства. И всё это дело надо было регулярно восполнять и копить резервы на прорыв или же для отражения прорыва противника.

Ещё интересный вопрос: являются ли экономики сторон полностью изолированными, или же существует какая-то торговля между ними? Не удивлюсь, если так. В истории Земли войны мало когда мешали закулисным торговым операциям. И тут, если у сторон есть какие-то уникальные ресурсы – наверняка есть пространство для переговоров и последующего обмена. Но, конечно, обычным воякам об этом знать не полагается. Тем более – разведчикам.

Вокзал в столице был один. Зато огромный, под стать окружающей её промзоне. Тут сохранялась та же система с ячейками под отдельные вагоны на платформах, но самих платформ было много. Не меньше двух десятков. А ещё они располагались в три яруса.

Мы с попутчиками тепло попрощались, пожелали друг другу боевой удачи. И разошлись каждый по своим делам.

Ориентируясь по указателям, я двинулся к остановке автобусов. И на пандусе, который спускался с платформы на тротуар, я увидел её.

Кажется, она заметила меня первой и теперь стояла чуть в стороне, ожидая моей реакции. Я не придумал ничего лучшего, кроме как широко улыбнуться и помахать открытой ладонью. Алина улыбнулась мне в ответ.

Глава 23

– С повышением, – сказала она, когда я подошёл ближе.

– О. Да. Спасибо! – ответил я.

– Теперь понятно, что ты делаешь на Чествовании, – кивнула Алина, – направление на статику, верно?

Соображать приходилось быстро. Я понятия не имел, что за Чествование такое. Тем более «статика». Если это была проверка – вроде похода на клотик[4]4
  На современных кораблях – навигационный огонь на верхушке мачты. Новобранцев посылают на клотик; они стесняются показать свою неосведомлённость и ходят по кораблю в поисках «клотика». Работает там, где нет мобильного интернета.


[Закрыть] для новичков на флоте – то я бы её провалил.

– Верно, – рискнул я.

– Даже не буду спрашивать, что за подвиг ты совершил, – снова улыбнулась Алина, – а то завидовать начну.

– Ты же тоже тут не просто так, верно? – предположил я.

Алина рассмеялась в ответ.

– Совершенно верно! Не просто так, – она хитро подмигнула и добавила: – я среди левых разводящих.

Я предположил, что это должно было меня впечатлить и удивлённо округлил глаза.

– Фига себе!

– Вот-вот. Короче, у меня праздник. Поэтому предложение такое: давай его праздновать! Желательно, у меня.

– Я только за! – ответил я.

Она поискала глазами мой багаж.

– Э-э-э… ты что, налегке? – немного удивилась она.

– Так столица же, – я пожал плечами, – тут со снабжением всё в порядке. А таскать много лишнего с собой я не привык.

– Ну ладно. Премия за подвиг, да? Смотри, а то спустишь всё на пустяки.

– Не нужно недооценивать пустяки, – возразил я, – иногда они – это единственное, ради чего стоит жить.

Алина даже шаг замедлила. Посмотрела на меня серьёзно. Но потом опять улыбнулась.

– Приколист, – сказала она, – наверное, за это мне и нравишься. Есть в тебе нечто эдакое… – она щёлкнула пальцами правой руки, – не знаю, как объяснить. Но я вот почему-то знала, чувствовала, что ты один из тех, кто точно попадёт на Чествование.

Я вздохнул, изобразив скромную улыбку. Да что же это за Чествование такое? Как наша разведка могла проморгать? Ни намёка на инструктаже, ни единого упоминания в справочных материалах, которые я штудировал, сидя на аэродроме… да и в поезде, в купе, никто из попутчиков-собутыльников даже вскользь не упомянул! Не люблю я такие загадки.

– Постой… – я рискнул задать неожиданно пришедший в голову вопрос: – ты что, сюда приходила специально, чтобы встретить меня?

– Ну, я примерно прикинула направления, где ты мог служить, – она пожала плечами, – сопоставила расписание вагонов и даты. Не могу сказать, что это было просто. Да и особисты могли заинтересоваться. Но да. Я хотела вычислить твоё прибытие. И это мне удалось.

Это было настолько неправдоподобно, что я не нашёлся, как ответить.

– Не веришь? – чуть обиженно спросила Алина.

– Ну, почему же? Всякое бывает, – дипломатично заметил я.

– Зря. Мне такие вещи удаются. Разведка мечтает меня перехватить. Но мне летать больше нравится!

Мы вышли из вокзала и направились в сторону автобусной станции. Я лихорадочно вспоминал автобусные маршруты в столице, чтобы понять, куда мы поедем – но, как выяснилось, зря. Мы прошли мимо автобусных перронов на стоянку офицерского такси.

– Ты же не думаешь, что мне это всё досталось без денежного поощрения? – подмигнула Алина, – я плачу. И не вздумай возражать!

Я покорно всплеснул руками.

– Площадь Первого цикла, двенадцать, – она назвала адрес. Водитель, рядовой с бритым затылком, молча кивнул и тронул авто.

На нашей стороне, насколько я мог судить, таких автомобилей вообще не было. Комфортный, мягкий салон. Низкая посадка. Даже шумоизоляция. Впрочем, всю дорогу мы молчали. Алина сидела, просто глядя перед собой и положив руки на колени. Я понятия не имел, как положено вести себя в столичном офицерском такси. Поэтому просто копировал её поведение.

Только оказавшись в её комнате, я оценил, каких, должно быть, усилий стоило ей сдерживать плотину чувств. Мы пережили несколько часов форменного безумия. Благо звукоизоляция тут была хорошей – не то, что в наших жилых блоках.

– Надо поужинать, – сказала Алина, лёжа на моей руке и глядя, как за окном загораются первые фонари.

– Надо, – согласился я.

– И тебе бы пройти по предписанию. Официально закрыть командировку, – продолжила она, – все, конечно, понимают, для чего командированные тут на самом деле. Но формальностями пренебрегать не стоит. Ты для чего официально тут? Переподготовка?

– Ага, – кивнул я; так, кое-что начинает проясняться. Похоже, об этом Чествовании говорить не принято. Какое-то неофициальное мероприятие? – Да, ты права, надо будет сходить.

– Так. Постой, – Алина приподнялась на локте и вдруг с тревогой посмотрела на меня, – ты вообще про Чествование-то знаешь? Ты ведь молодой! Тебе кто-то рассказал?

– Ну, так, слышал малость… – ответил я.

– Ясно! – Ответила Алина, – а то я с тобой как со старым знакомым… это всё твоё офицерство! Мне в голову не могло прийти, что офицер до сих пор не участвовал в Чествовании. Такое редко, но бывает. Так, что именно ты слышал?

Отступать было некуда.

– Ну, старшина бывший вскользь упомянул, что я – везунчик и первый раз попаду на Чествование уже офицером. Я не придал этому особого значения. Думал так, традиционная вечеринка или что-то в этом роде, – соврал я.

Алина рассмеялась.

– А ведь ты прав, – кивнула она, успокаиваясь, – это действительно что-то вроде традиционной вечеринки.

Я улыбнулся в ответ.

– Ну, давай! Дуй по своим делам. И возвращайся скорее, сходим поужинать!

Никакого предписания у меня, разумеется, не было. Как не было и пропуска в район резиденций, который нужно было добыть самостоятельно. Самый простой вариант – отследить кого-то, похожего на меня внешне, у кого этот пропуск был и силой забрать его. Но этот способ годился максимум на сутки – до следующего возрождения. Если, конечно, не удерживать всё это время того, у кого пропуск предстояло отнять. А для этого нужно помещение.

Именно этим я и решил заняться – поиском собственной тихой комнаты, куда можно было бы притащить «приятеля» с пропуском.

Для командированных тут была устроена специальная биржа жилья, недалеко от вокзала. Так что мне предстояло вернуться туда, откуда я приехал. Если бы Алина вдруг решила следить за мной – я бы оказался на грани провала. Поэтому я принял все необходимые меры, чтобы уйти от возможного «хвоста». А потом вернулся к дому Алины и убедился, что всё это время она оставалась в своём номере.

После этого, всё так же не теряя бдительности, я направился в сторону остановки подходящего маршрута.

Ни снять комнату, ни поужинать с Алиной в тот вечер у меня не получилось. Как только я отошёл на пару кварталов от дома, где она остановилась, вдруг погасло уличное освещение. И не только уличное: окна домов тоже перестали светиться.

Я инстинктивно ринулся вперёд, лихорадочно вспоминая, где находится ближайшее бомбоубежище. И только потом вспомнил, что не знаю схему местных укрытий. Во время подготовки этой информации мне не дали, а запросить самому мне не пришло в голову. Потом я подумал об Алине. И мне даже стало немного стыдно. Почему я не ринулся спасать её прежде всего? Впрочем, на этот вопрос у меня было целых два ответа. Во-первых, возрождаться ей не впервой. И во-вторых, она с другой стороны.

И всё же я побежал в её номер, стараясь не оступиться в темноте на бордюрах и не переломать ноги.

Дверь была не заперта. Меня это насторожило, и я достал из кобуры штатный револьвер. Бесшумно шагнул внутрь, стараясь держаться у стены.

– О, ты сообразил вернуться! – радостно сказала Алина, – молодец!

Я чуть не спросил глупость, вроде: «Что происходит?» Но вовремя одёрнул себя.

– Как узнала, что это я?

– Глупый, – хихикнула она, потом подошла ко мне, поцеловала в щеку и прошептала на ухо: – по запаху.

Когда мы вышли на улицу, было всё так же темно и пустынно. Только откуда-то издалека, как мне послышалось, доносился нарастающий гул.

– В общем, тебе делать ничего не надо, – говорила Алина, явно взволнованным голосом, – на статике можно просто получать удовольствие. Поначалу я буду с тобой, но потом мне надо будет отойти на свой фланг. Так что не переживай, когда я исчезну.

– Договорились, – кивнул я.

Мне что-то не понравилось в той манере, в которой Алина вдруг начала говорить. Вроде бы всё нормально. Ничего подозрительного. Но каким-то шестым чувством я вдруг уловил в ней… тоску? Испуг? Сложно сказать, что именно это было. Но это точно не могло быть связано с неформальным традиционным мероприятием для этой стороны, которое называлось «Чествование». Тут было что-то ещё. С чем это может быть связано? Разве что… со мной?

Я ненавязчиво, но внимательно наблюдал за Алиной. В скудном звёздном свете уловить детали было сложно, но я заметил, как она то и дело бросала взгляд куда-то в направлении центра города. Словно ждала чего-то. Сигнала?

Странный гул усиливался. В нём уже можно было уловить медленный, вязкий ритм. Словно какие-то гигантские барабаны размеренно бухали, распространяя низкий, на грани инфразвука, шум. От него почему-то становилось тревожно и волнительно.

А том я заметил кое-что ещё. Оранжевые пятна на силуэтах самых высоких домов. Словно отблески гигантского костра.

До сих пор мы были одни. Но вот, миновав очередной переулок, мы оказались на широкой улице. Тут было довольно много народу. Все шли, чинно и размеренно – в ту сторону, где бухал барабан. Кто-то был в форме. Кто-то – с голым торсом. Некоторые даже были раскрашены причудливыми узорами из белой краски. Такие шли по краям огромной людской колонны.

Наблюдая за передвижениями колонны, я отвлёкся на пару мгновений от Алины, а когда снова посмотрел на неё, обнаружил на её лице разводы белой краски.

– Как только увидим, мне надо будет отойти, занять своё место, оно в паре кварталов отсюда, – сказала она, взяв меня за руку. Она вдохнула, словно собиралась что-то добавить, но промолчала.

– Увидим что? – спросил я.

– Т-с-с-с! – она приложила палец ко рту, прошептав: – сейчас тихо. Сам всё поймёшь.

На самом деле меня вдруг начал занимать вопрос: придётся ли ей тоже идти топлес? Всё-таки голое женское тело, в толпе почти исключительно одних мужиков… конечно, правила правилами, но…

Тут краем глаза я заметил какое-то свечение. Обернулся. У пары раскрашенных вдруг в руках оказались зажжённые факелы, и они замерли на тротуаре. Колонна пошла дальше.

Метров через двадцать ещё одна пара осталась на тротуаре с факелами.

А через квартал колонна повернула на широкий проспект. И тут я увидел: огромная статуя, метров двадцать в высоту, из какого-то желтоватого металла. Хотя, возможно, это из-за огня казалось, что металл имеет оттенок бронзы? Изваяние представляло собой мужскую фигуру: мускулистый торс, рубленое, пожалуй, даже гротескное лицо. Из-за живого пламени у ног статуи этот лик казался живым: он словно наблюдал за собравшимися у ног великана пигмеями, то хмурясь недовольно, то одобрительно ухмыляясь.

Статуя двигалась в одном ритме с ударами невидимого гигантского барабана. Из-за этого казалось, что исполин идёт медленной чинной поступью, хотя, конечно, изваяние оставалось неподвижным. Впрочем, всего через пару минут я вовсе не был в этом так уж уверен…

Ритм, огонь и статуя будили что-то тёмное, очень древнее в душе. Хотелось замереть, затаиться. Трепетать перед силой, которая намного превосходит человеческую – и в то же время сама является воплощением живой людской воли.

Я с удивлением почувствовал, как Алина с силой, до боли, сжала моё плечо.

– Используй вакидзаси, – прошептала она мне на самое ухо, – у тебя пара минут. Не попадай в плен.

До того, как смысл сказанного ей дошёл до моего сознания, Алина исчезла. Растворилась в темноте. И в тот же момент я ощутил, что воздух вокруг будто густеет. Его наполнял дымный аромат, чем-то напоминающий запах горелой хвои.

Шаги окружающих меня людей замедлились. А ритм наоборот – ускорился.

После пары вдохов я понял, что этот дым как-то действует на сознание. Восприятие предельно обострилось. Движение огромной статуи перестало быть просто иллюзией; она стала живой. Мне нестерпимо захотелось опуститься на колени, отдаться тому, что пробуждалось где-то в глубине моего существа, прорастая из древнейших рептильных инстинктов.

В этот момент ритм прервался. Со стороны статуи раздался низкий гул. Повинуясь ему словно команде, все окружающие упали на колени. И я, не вполне отдавая в этом отчёта самому себе, последовал их примеру.

Моё сознание не было парализовано. Я потянулся за вакидзаси – нашему варианту, замаскированному под траву.

Я не сомневался, что Алина сказала правду. Знал, что меня схватят. Даже фиксировал движение странных теней в защитных масках, которые приближались ко мне. Времени было достаточно – я успевал покончить с собой.

Сжал коробку с вакидзаси в ладони. Потом отпустил хватку. Закрыл глаза.

– Честь Вотану! – выдохнули тысячи глоток в тишину, нарушаемую только треском костров и факелов, – честь отцу!

И я повторил сказанное.

Когда инстинктами понял, что опасность совсем рядом, я снова открыл глаза.

Ко мне тянулись руки в чёрных перчатках. Там ещё было что-то вроде шприца. Я не разобрал.

В тот момент ещё был шанс успеть. С помощью местного вакидзаси, кинжала, я успевал перерезать себе артерию. Меня бы не смогли спасти.

Но я не сделал этого.

И в этот же миг увидел Алину. Она смотрела на меня с обочины. Наши взгляды встретились. Я пытался передать, надеясь на эмпатию: «Всё нормально. Это моё решение».

Но она не услышала. Или же не поверила.

Она рванулась вперёд во время очередного громогласного «Слава!».

Тут же среагировали тени. Ей кинулись наперерез.

Действуя своим кинжалом, она уничтожила пятерых – за секунды. Почти пробилась ко мне.