Текст книги "Воин. Грозовые птицы"

Глава 30

– Мир казался застывшим. В течение жизни ничего не менялось: ты рождался, осознавал себя в общине, учился добывать еду и другим премудростям выживания. Если повезёт – переживал детство… заводил себе подругу или нескольких. На сезон или до конца жизни. У каждого это было по-своему, мы ещё не доросли до правил единой морали, – Даниил сидел на большом камне, недалеко от входа в пещеру. Я и Алина расположились на камнях поменьше, специально подтащив их ближе. Он опустил ладони, опёрся локтями о колени и говорил, свесив голову. Его слова падали вниз, как булыжники, отдаваясь глухим эхом под сводом пещеры, – казалось, вечность прошла. Как это всё умещается у меня в голове? Я должен был начать забывать… потерять корни… то, с чего это всё началось, должно было быть стёрто. Но нет. Я всё помню. Каждую деталь – до сих пор, будто это было вчера, – он вздохнул и потёр переносицу, бросил на нас быстрый взгляд исподлобья, – жизнь тогда очень простой была. И смерть всегда была рядом, это понимаешь сразу. Мы не считали себя чем-то особенным. Чем-то лучше или выше окружающих нас существ. Мы знали, что у волков – свои семьи. Такие же сложные отношения в стае. Мы знали, что рыси тоже радуются жизни, боятся за своих котят и стараются выжить. Мы были частью всего этого. Просто ещё одно племя, ещё одна ветвь жизни. В мире, где мало что от тебя зависит. Когда кругом есть силы, которые ты не понимаешь и которыми не можешь управлять… можете себе такое представить?

– С большим трудом, – честно признался я.

Даниил снова посмотрел на меня. Будто старался пробуравить насквозь, чтобы добраться до сути.

– У зверей не принято убивать друг друга, – продолжал тот, кого я считал разведчиком, – и у нас было так же. Нас вообще было мало поначалу. Пятнадцать человек в общие было уже много. Мы жили в пещерах или землянках, кочуя от угодья к угодью. У нас почти постоянно было холодно, мы питались в основном мясом и кореньями. Казалось, что так было всегда, хотя старшие детворе рассказывали сказки про благословенное время, когда мы жили в лесу, где никогда не было снега, а для того, чтобы добыть еду, нужно было всего лишь протянуть руку. Но потом от жадности кто-то украл еду, которая была предназначена духам, и духи прогневались…

– В смысле, боги? – рискнул вставить я.

– Тогда богов ещё не изобрели, – усмехнулся тот, кто звал себя Даниилом, – были только духи. Предки, которые умирали. Разум не мог смириться с тем, что целый мир, который жил в человеке, вдруг мог пропасть полностью. Так появились духи.

– Ясно, – кивнул я.

– Духи жили среди нас. Когда умерла бабушка, мы похоронили её в дальней пещере, укрыв толстым слоем веток и земли. Но я продолжал с ней разговаривать. И она мне отвечала. Это было нормально, все так делали, – продолжал Даниил, – общин было мало… иногда мы спорили за угодья. Иногда объединялись, чтобы давать отпор другим созданиям. Волкам или существам, которые были похожи на людей, но людьми не были. Мне сложно объяснить, слов таких нет.

– Неандертальцам, вероятно, – предположил я, – кроме нашего вида, существовало ещё два других вида людей.

– Да, – Даниил кивнул, – вероятно, ты прав. Скорее всего, так и было. Ты же понимаешь, что я вынужден был следить за историей родного мира только по косвенным следам. По меняющемуся языку, по привычкам и обычаям, с которыми перерождённые приходили в этот мир…

– Понимаю, – согласился я, – непростая задача. Одни языки чего стоят… ты действительно выучил их все?

– Когда у тебя много тысяч лет времени, это не кажется такой уж сложной задачей, – усмехнулся Даниил.

– Как ты попал сюда? – решился спросить я.

– Я как раз и пытаюсь объяснить, – ответил Даниил с лёгким раздражением, но затем продолжил обычным, спокойным тоном: – люди друг друга не убивали. Совсем. Это казалось чем-то невозможным. Даже если с другой общиной были разногласия – никто бы не стал убивать ради чего бы то ни было. С этими… как ты сказал? Неандертальцами? Да, с ними всякое бывало, но даже если кто-то из них погибал, мы потом уходили далеко и приносили дары духу погибшего и какой-то выкуп его общине, чтобы дальше жить спокойно.

– Ты кого-то убил! – догадалась Алина.

– В соседней общине был парень, который хорошо умел говорить с духами. Не только с людскими, а с духами вообще всего живого, – продолжал Даниил, проигнорировав её реплику, – поэтому они жили богаче нас, пользуясь такими же угодьями. Им везло с охотой. Они всегда находили места, богатые плодами. Сейчас таких, как он, назвали бы священниками.

– Шаманами, – поправил я.

– Шаманами… – повторил Даниил, словно пробуя слово на вкус, – точно. Спасибо. Так вот, на эту общину не нападали волки. У них не случалось голодных дней. Но что хуже всего – они легко предлагали свою помощь… среди наших шли разговоры о том, чтобы присоединиться к ним. Но мне… знаю, это сложно объяснить. Мне было обидно. У нас ведь должны были быть свои духи, свои обереги. Свои предки. Идти к чужакам было всё равно что предать их…

Даниил вздохнул.

– Ты убил его? – я повторил догадку Алины, – как? Подкрался ночью?

– Я не мог так сделать, – спокойно ответил Даниил, – его дух мог отомстить всей нашей общине. Его было бы не задобрить.

– Что же тогда случилось? – спросила Алина.

– Это был поединок. Бой. Мы не собирались убивать друг друга. Дрались до первой крови. Если мы побеждаем – шаман другой общины учит меня, как общаться с духами. Если он – наша община присоединяется к ним.

– Звучит разумно и справедливо, – заметил я, – что пошло не так?

– Случайность, – ответил Даниил, – глупая случайность… мы дрались слишком близко к берегу. В какой-то момент я не рассчитал бросок… мы оба рухнули вниз, в ледяную воду. Сложно сказать, кто из нас кого убил. Нас обоих убил поединок. Битва.

Наступило молчание. Было слышно, как снаружи шелестит листва. Даже не верилось, что только что в окрестных лесах грохотала техника и слышались выстрелы.

– Я очнулся уже здесь, – продолжал Даниил, – один в огромном мире. Поначалу я думал, что каким-то волшебством перенёсся в тот самый волшебный лес, о котором рассказывала бабушка. Решил, что именно сюда уходят все духи. Решил, что сам стал духом.

– Что стало с тем шаманом? – спросил я, – он тоже здесь? На другой стороне? Он руководит противоположным лагерем?

Даниил улыбнулся в ответ и покачал головой.

– Он тут руководит, – вмешалась Алина, – всем сразу. Обоими сторонами. Странно, что ты не понял.

Я промолчал. Даниил потёр переносицу, вздохнул, и снова заговорил:

– Права она. Стороны пришлось мне изобрести. Потому что те, кто попадали сюда, не могли остановиться. В какой-то момент мне надоела эта неразбериха. Я начал думать, как улучшить собственную жизнь. Я видел, что новенькие мастерили невиданные ранее штуки. Оружие, всё более и более сложное. Логично было предположить, что в том, прошлом мире, изобретали не только его. И я был прав – стоило немного упорядочить жизнь, дать время для продыха, создать тыл – и жизнь начала улучшаться.

– Ты не ответил на вопрос про шамана, – заметил я, воспользовавшись паузой.

– И то верно, – Даниил снова вздохнул, – нет, физически его тут не было. Наверно, он попал в другой, лучший мир. Или выжил тогда. Не знаю. Но я ощущаю присутствие его духа каждый раз, когда пытаюсь выбраться отсюда. Он меня останавливает. Мешает.

– Используя живых существ, обитающих в этом мире. Верно?

– Верно.

– Поэтому ты практикуешь все эти жертвоприношения? Да? Пытаешься отогнать мешающих тебе духов?

Даниил неожиданно рассмеялся.

– В каком всё-таки странном мире вы живёте, – сказал он, успокаиваясь, – вы построили сложнейшее общество, но забыли самые элементарные вещи. Жертва – это подарок. То, что ты готов предложить, рассчитывая получить нечто взамен. Хочешь удачи в охоте на мамонта – сделай так, чтобы тебе помогли духи предков. Дай им поесть зайчатины. Тогда они будут на твоей стороне, и охота будет успешной.

– И каких же духов ты тут стараешься ублажить? – спросил я.

– Он, правда, не понимает, – Даниил посмотрел на Алину, улыбнулся и пожал плечами.

– Это его ублажают, Сергей, – сказала она, – до сих пор в нашем мире есть люди, которые вольно или невольно ему поклоняются.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать сказанное.

– Сначала появлялась просто еда, – продолжал Даниил, – первая возникла на утро, сразу после того, как я здесь оказался. Думаю, это то, что похоронили вместе со мной. Потом, периодически, меня подкармливали родственники, люди моего племени. Чуть позже появились живые животные и птицы. И вот тогда я понял, что у меня есть шанс. Объяснять или догадаешься уже? – он насмешливо посмотрел на меня.

– Объяснять, – попросил я, – то, что ты говоришь, это дичь какая-то, которая в голове не укладывается…

– Ничего, привыкнешь. Каждый раз, когда мне приносили жертву, грань между мирами истончалась. Обычно это происходило во сне, но однажды я специально не спал неделю, чтобы выгадать время. И увидел, как именно это происходит. Увидел окно и обряд. Людей, которые собирались на той стороне. Я рванулся и проник туда. Только вот незадача: в нашем мире у меня нет тела. Я метался бесплотным духом. Мне пришлось угождать тем, кто делал мне жертвы – чтобы их было всё больше и больше. Я был близок к успеху, – он грустно вздохнул, – мне почти удалось попасть домой во плоти… тогда сжигали сотню быков за раз – это пробивало огромную брешь…

– Тот дух. Шаман, – догадался я, – он как-то вмешался?

– А ты небезнадёжен, – Даниил глянул на меня с вновь проснувшимся интересом, – да, он вмешался. Этот мир, – он повёл ладонью, будто демонстрируя окружающее там, за стенами пещеры, – словно ожил. Животные начали умирать по-настоящему. Природа заработала так, как ей положено работать. Он стал почти нормальным. Во всём – за исключением людей. Точнее, одного человека. Меня. На тот момент я был всё ещё один.

– Люди устраивали гекатомбы, но ещё не было погибших в бою? – удивился я, – как-то странно. Не сходится.

– Это началось после того, как мне впервые принесли в жертву человека. Я перестал быть духом. Я стал идеей. Смыслом и содержанием войны, – продолжал Даниил, – правда, тогда я и сам не сразу понял, что происходит. Первая жертва была лишена памяти. Она говорила на языке, который был мне незнаком – слишком много времени прошло. Мне пришлось его выучить. И это обогатило меня. Появилось много новых понятий и явлений…

– Это была девушка? – зачем-то спросил я.

– Да, – равнодушно кивнул Даниил, – я ведь сказал, что она.

– И она всё ещё… здесь? Ты общаешься с ней?

– Нет, – он отрицательно помотал головой, как мне показалось, с некоторой досадой, – с ней сложно общаться. Если, конечно, ты не готов пожертвовать собственным разумом… ты ведь уже знаешь, чем заканчивается здешнее существование для большинства, верно?

Я промолчал. Ответ был очевиден.

– Единственное, что удерживает меня на плаву, это надежда. За тысячи лет она только окрепла, – продолжил Даниил.

– Что было потом? Тех, кого я встретил здесь, не приносили в жертву. Они погибли в бою.

– Верно, верно, – ухмыльнулся Даниил, – ко мне попадали только те, кого сознательно приносили мне в жертву, до того момента, как какому-то умнику пришло в голову провести обряд, после которого все убитые на поле боя посвящались мне.

Я снова взял паузу, чтобы обдумать услышанное.

– Хочу про разделение спросить. Как ты это сделал? Что погибшие попадают на разные стороны?

– Да никак, – Даниил улыбнулся и пожал плечами, – это что-то из того, прошлого мира. Это на Земле люди разделены. Я сам не понимаю до конца – по какому признаку. Но тут между собой они не уживаются. Разделение началось само собой после того, как я навёл какой-никакой порядок. Мне оставалось только взять это процесс под контроль.

– У тебя должно было быть очень много шансов попасть к нам, – заметил я, – число погибших во время войн только росло всё это время… этого не хватило, чтобы пробить материальный барьер?

– Не в этом дело, – он грустно вздохнул, – после того, как ожили здешние звери, барьер перестал открываться. Совсем. И так было до недавнего времени. Одной во всех отношениях прекрасной ночью я проснулся от хлопанья тысяч, а, может, даже миллиона крыльев. И я видел, что открывается барьер. Я видел это дерево, – он кивнул в сторону выхода из пещеры, – и понял, что это его вырастил тот шаман. Это оно дало жизнь этому миру. И оно же закрыло мне дорогу. Мне хватило времени, чтобы протиснуться наружу, но тут барьер захлопнулся, отсекая часть моего духа. Тот я, который остался снаружи, он продолжал видеть. Оно начал строить то, что должно было нейтрализовать влияние дерева. Прямо над его корнем.

– Замок… – догадался я.

– Верно. Замок, который в нашем мире стоит в Горах Недоступности, – ответил Даниил.

– Получается, дракон, о котором ты говорил – это часть тебя?

– И это тоже верно.

– Всё равно не понимаю! Если ты пробивал себе путь таким образом – для чего всё это? – я обвёл жестом пещеру, – к чему эти жертвоприношения? Руны? Изнанка древних обрядов?

– После того прорыва дух, запечатавший этот мир, не успокоился… – вздохнул Даниил, – я бы смог вырваться ещё тогда, если бы он не вмешался. Он поднял птиц и миллионами крыльев устроил бурю, которая обратила в руины то, что я успел построить… он закрыл вход. Эту стену могла пробить только ещё большая жертва, чем та, которую принесли мне.

– Подожди, – вмешался я, – почему жертва тебе? Это были просто случайные птицы. Да, их было очень много – но никто ведь…

– Миллионы жизней ради испытания оружия? – улыбнулся Даниил, – конечно, это была осознанная жертва мне. И она едва не привела меня на свободу, домой.

Мы с Алиной переглянулись. В какой-то момент мне показалось, что она хочет сделать какой-то знак, привлечь моё внимание. Но Даниил проследил направление моего взгляда, и Алина замерла.

– Мне не хватило устойчивости тогда… – продолжил Даниил после небольшой паузы, – и я начал исследовать достижения тех, кто был на Земле. По крупицам, по языку и неосознанным воспоминаниям прибывающих я восстанавливал обряды. Повторял то, что делали ради меня на той стороне. Если есть симметричная жертва в нескольких мирах, люди и звери. Тогда у меня появляется шанс. Но для этого, конечно, надо было уничтожить дерево, которое держит этот мир. То дерево, которое ни я, ни кто-то ещё до сих пор не мог увидеть.

До меня не сразу дошло. А потом я вдруг понял, что пыталась показать Алина.

В первую секунду я хотел рвануться вперёд, уничтожить эту живую древность, подняться наверх и попробовать успеть обезвредить заряд в автомобиле.

Но я сдержался.

Это как раз то, чего он от меня ждёт. Он продолжает мной манипулировать.

– Для его нужно было нападение? – спросил я.

– Это не было нападением, – возразил Даниил, – мои люди оборонялись. Они – это мой передовой отряд, который должен был войти на ту сторону.

– Ты надеялся, что я смогу открыть дорогу? Просто своим присутствием? – усмехнулся я.

– Я не надеялся, – возразил Даниил, – я знал. И всё ещё знаю.

Мы одновременно выхватили пистолеты. Прицелились друг в друга.

– Без зверей это будет сложнее, но главное, что здесь есть ты. К тому же, можно ведь и уговорить тебя вернуть их на место – если, к примеру, ей будет очень больно, – он кивнул на Алину.

У меня есть пара пунктиков, личного свойства. Они, практически, не заметны в повседневной жизни и службе и никак мне не мешают. Но иногда, в критических обстоятельствах, проявляются.

Я могу потерять над собой контроль тогда, когда начинают угрожать людям, которые что-то для меня значат. В такие моменты я готов действовать, не задумываясь о последствиях, забывая о сложных многоходовых комбинациях.

Для моей профессии это серьёзный недостаток, но мне удавалось скрывать его достаточно долго, чтобы дослужиться до своей должности и звания.

Бонусом такого состояния – потери сознательного контроля – является невероятная скорость реакции и многократное увеличение сил.

На какой-то момент картинка застыла.

Вот Даниил самодовольно ухмыляется, глядя на Алину. Его ствол всё так же смотрит мне в грудь, но я уже развернулся боком. Если он спустит курок прямо сейчас – меня, вероятно, заденет. Но не фатально. Пострадают грудные мышцы, и только.

Я успеваю выхватить вакидзаси той стороны, который достался мне в комплекте с огнестрельным оружием. Левой рукой, не опуская ствол.

Я стреляю Даниилу в грудь. Он тоже стреляет. Мне везёт: пуля задевает материал формы и уходит в стену пещеры.

Моя пуля достигает цели. В центре его грудины появляется тёмное пятнышко.

Словно этого мало, я отправляю в полёт вакидзаси с энергией электромагнитной катапульты на авианосце.

Кинжал по рукоятку вонзается ему в лоб, пробивая кость.

Даниил удивлённо поднимает глаза. Зрачки комично сводятся, фокусируясь на вакидзаси.

Алина кидается вперёд. У неё в руках клинок. «И откуда взялся?» – успеваю удивиться я.

Она режет ему горло. Клинок упирается в позвоночник.

Даниил умудряется схватить её. Он швыряет Алину к стене пещеры. Удивительно, что у него осталось столько сил: его кровь тёмной лужей растекается по жадному грунту на полу пещеры, который не успевает её впитывать.

Даниил падает.

Я игнорирую его. Бегу в ту сторону, куда он швырнул Алину.

Она серьёзно не пострадала. Понимаю это сразу, добежав.

Меня отпускает.

– Не всё… – выдыхает она, справившись со спазмами в ушибленной груди, – смотри…

И я оглядываюсь.

Даниил встаёт. Морщится, глядя на залитый кровью камуфляж. Расстёгивает одежду, снимает её, швыряет себе под ноги.

– Серёга, Серёга… – его голос подчёркнуто спокоен. И это пробирает до кости, – неужели ты думал, что всё так просто?

И в какой-то момент я вдруг понимаю весь его замысел.

Вижу своё место у основания огромного валуна, в том конце пещеры, где когда-то открылся проход. Оно оставалось свободным всё это время. А я не обратил на него должного внимания.

Это должно было быть так: я и животные умираем медленной, суровой смертью. Гибнет дерево, дающее жизнь этому странному миру. Умираю я. В последний момент я, конечно же, отчаянно рвусь домой – и у меня получается прорвать границу. Потому что странный древний дух, который вошёл в меня, когда я оказался здесь – он был заперт во мне. Пойман в ловушку.

С той стороны меня встречают погибшие под камнями у основания замка. Лев, Миша, Ваня… они всё ещё там. Всё ещё мучаются! Я это чувствую необыкновенно отчётливо.

Даниил (у него много имён, и Даниил – не настоящее) ухмыляется, делая шаг по направлению ко мне.

Странно, но в этот момент ко мне возвращается способность холодного рассудка.

Я гляжу на Алину, стараясь взглядом передать то, что я задумал. Кажется, она понимает.

Я бегу туда, где должна была быть моя могила.

Даниил оказывается рядом. Быстро. Очень быстро! Не знал, что он так может. Но принципиально это ни на что не влияет.

Я стою на краю ямы.

– Рад, что ты принял неизбежное, – говорит он, – постараюсь, чтобы это не затянулось слишком на долго, – в его голосе слышится искренняя жалость и даже симпатия.

Я прыгаю в яму.

– Вот даже как? – удивляется он, – что ж…

Он подходит к валуну и наваливается на него плечом. Я вижу, как вздуваются вены на его шее. Те самые, которые только что были рассечены и фонтанировали свежей кровью.

Он двигает огромный валун с поразительной лёгкостью. И вот камень балансирует на краю ямы.

И ровно в этот момент во лбу Даниила возникает огромная дыра. Кровавые брызги. Грохот.

Но я уже выпрыгнул из ямы.

Рана начинает затягиваться прямо у меня на глазах – но слишком медленно.

Пользуясь заминкой, я скидываю Даниила в яму. Потом напрягаюсь и довершаю начатое им: с грохотом камень становится на место, погребая под собой хозяина этого мира.

Глава 31

Остановить взрыв было очень сложно. Устройство было хорошо защищено. Должно быть, Даниил был настоящим параноиком, если думал, что кто-то попытается сорвать его операцию, забравшись внутрь грандиозного дерева, куда был закрыт доступ обычным людям этого мира.

Впрочем, он ведь опасался духа того шамана, которого он загубил. И который, почти наверняка, был во мне.

Да, грань между безумием и разумной предусмотрительностью в этом мире была безнадёжно размыта…

Действовать приходилось обезьяньими пальцами. Посмотреть со стороны – то вроде бы не так уж они уступают человеческим. Но это только если не пытаться ими пользоваться.

А у меня не было другого выхода: сами мы никак не успевали подняться достаточно быстро. Да что там: даже с обезьяньей помощью я успел буквально в последний момент.

Что было бы, если бы диверсия удалась – я старался не думать. Но, вероятнее всего, мы бы остались заперты в умирающем мире с местным аналогом сумасшедшего божества навечно.

Но я успел.

– Ну что там? – тревожно спросила меня Алина, когда я отпустил животных и полностью вернулся в себя.

– Нормально. Мы успели.

– Он пришёл в себя, – сказала она, указывая вглубь пещеры. Я и сам слышал ощутимые толчки, которые сотрясали огромный камень над ямой, в которую мы заперли Даниила, – мне кажется, он может освободиться. Вопрос времени.

– Значит, надо спешить, – ответил я, поднимаясь.

– Есть план?

– В первом приближении, – честно ответил я, – но да. Есть.

Неожиданно для меня она вдруг прижалась ко мне. И, глядя в глаза, поцеловала. Не символически, нет – по-настоящему, глубоко, с чувством.

Я ощутил, как отзывается моё тело.

– Надо спешить… – повторил я, с трудом отрываясь от неё.

Близости хотелось невероятно. И, похоже, она ощущала то же самое. Что это – реакция на пережитое? Или что-то большее?

Как бы то ни было, мы не могли позволить себе сейчас то, ради чего, как казалось в тот момент, были рождены.

– Куда мы? – спросила она.

– Для начала – туда, – я указал на дерево, всё ещё нависающее над нашими головами, – надо забрать машину. Пешком будет куда сложнее.

– Что ж. Пойдём.

Подъём занял несколько часов. Когда мы прибыли на место, солнце уже клонилось к закату.

У автомобиля не было замка; бытового воровства в этом мире, практически, не было. А осваивать захваченные трофеи замок бы никак не помешал.

Я завёл двигатель, включил фары, и, развернувшись, поехал вниз, по той же дороге, по которой мы попали сюда.

Сначала мы ехали в молчании. Потом Алина, спросив меня взглядом, включила радио и покрутила ручку настройки.

Пару раз мы наткнулись на новости, раза три – на пафосные мелодии этой стороны. И вот из динамиков полилась совсем другая музыка. Девушка пела на английском:

 
I’ll send a storm to capture your heart and bring you home[7]7
  Текст Phildel
Я пошлю грозу,Чтобы поймать твоё сердцеИ забрать тебя домой

[Закрыть]
 

– Это с той стороны, – произнесла Алина и взяла меня за руку, – странно, что там лучше умеют рассказывать о своих чувствах, да?

Я промолчал в ответ.

На подступах к столице сектора царил хаос. Было много подбитой техники. Несколько колонн уничтожили на марше. Били чем-то очень мощным, воронки приходилось объезжать по полю.

– Не понимаю… ПВО, что, вырубило напрочь? Но как?..

– Ракеты, – пояснила Алина, – новый тип оружия. До сих пор не применялся. Наши планировали сделать достаточный запас для гарантированно успешного наступления. Но сейчас в ход пошло всё. Они решили, что химическая атака – этой стороны дело. Конечно, всё двинули на столицу.

Где-то вдалеке громыхала канонада. Очевидно, там продолжались бои. Когда стемнело, у горизонта то и дело вспыхивали огни разрывов.

Скорость резко упала – я не рисковал включать фары. Приходилось полагаться на зарево пожаров да яркий звёздный свет. В таких условиях риск напороться на что-то неожиданное и неприятное, вроде мины, был огромным. Но я продолжал упрямо двигаться вперёд.

– Может, расскажешь о своём плане? – спросила Алина, когда мы в очередной раз благополучно миновали крупную воронку.

– Нам надо вернуться на ту сторону. Нужен транспорт до Гор Недоступности.

– Туда, где лежит корень?

– Корень – не корень, – я пожал плечами, – но уверен, что проход будет там. Если замок стоит в этом мире.

– А потом? После того, как ты найдёшь проход?

– Вернусь домой, конечно! – ответил я.

– Со мной? – в её голосе одновременно прозвучали надежда и обида; мне даже показалось, что она сдерживает слёзы.

Я посмотрел на неё. Света приборной панели было недостаточно, чтобы разобрать её мимику.

– Конечно! Как иначе-то?

– Я не знаю… – ответила Алина.

– Чего не знаешь?

– Что хочу в твой мир. Там ведь умирают по-настоящему. Так?

– Там и живут по-настоящему, – ответил я, – то, что ты видишь здесь – это не жизнь. Это ад. Причём на любой стороне. Понимаешь?

– Мне не с чем сравнивать, – тихо ответила Алина, помолчала несколько секунд и потом добавила, – но ты прав. Я хочу с тобой. Мне просто страшно.

Мы продолжали ехать сквозь ночь, наполненную запахом гари и глухим эхом разрывов. Я не заметил, как приёмник перестал ловить волну с той стороны фронта, и понял только, когда смолк белый шум, когда Алина выключила громкость.

Гранатомётчик промазал, попытавшись ударить на опережение. Я затормозил за мгновение до взрыва – показалось, что на дороге лежит очередное тело. Я старался не ехать по трупам.

Вспышка ослепила. Я чуть было рефлекторно не вдарил по газам, но сумел вовремя подавить рефлекс. Вместо этого я наощупь врубил стояночный тормоз. Скомандовал Алине: «Наружу! Под днище!» и сам выскочил из машины.

К счастью, у Алины было достаточно боевого опыта, чтобы выполнить мою команду.

Сидя между передними колёсами, я усиленно моргал, возвращая зрение.

– Засада? – спросила Алина едва слышным шёпотом, – здесь? Смысл?

– Выясним, – так же шёпотом ответил я. После чего выглянул наружу, приметил ближайший подбитый танк, за которым можно было бы укрыться.

Глядя на воронку перед машиной, я примерно определил направление, откуда запустили гранату.

– Ты чего? Сам собрался? – Алина схватила меня за руку.

– А как? – удивился я.

– Тебе гибнуть нельзя. Никак нельзя, – заметила она, – что, если память потеряешь?

Она была права, конечно. Но разве это могло меня остановить? Какая альтернатива? Послать её? Ну уж нет!

– Не погибну, – пообещал я. И ринулся вперёд.

Стрелок прозевал мой бросок. Очередь дал тогда, когда я уже был надёжно прикрыт горелой бронёй.

Я не хотел его убивать. Поэтому дал ему возможность одуматься: замер в десятке метров, давая возможность разглядеть форму. Манёвр рискованный; я рассчитывал только на свою реакцию – что успею выстрелить раньше, чем он повернёт ко мне автоматической винтовки.

– Ты чё творишь?! – крикнул я.

Последовала секундная пауза.

– А-а-а… – наконец, ответил боец, всё так же лежащий в неглубокой канаве у дороги, – свой, что ли?

Его голос звучал хрипло, надтреснуто. Будь он с другой стороны – я бы решил, что парень с похмелья.

– Свой, – ответил я.

– Держись подальше, господин разведчик… – ответил боец.

– Чего?

– Диверсанты тут были. В нашей фо… – парень не договорил фразу, закашлялся. И этот его кашель мне категорически не понравился: надтреснутый, клокочущий. Лёгкое пробито?

В этот момент в паре километров что-то ярко полыхнуло. Потом до нас донёсся грохот. В свете вспышки я детально разглядел бойца. Лицо – кровавая маска. Но не от ран или пролитой крови; оно было сплошняком покрыто мокнущими, сочащимися сукровицей папулами. Это было похоже на химическое поражение. Или же – инфекцию.

Я резко отпрянул и сделал знак рукой Алине не приближаться.

– Вот и правильно, – прокомментировал боец, – я всё, что мог, сделал… ты извини, если чё…

Через секунду раздался ещё один взрыв, совсем небольшой, но рядом. Боец активировал вакидзаси.

– Что там?.. – Алина приблизилась, несмотря на мой знак.

– Назад! – крикнул я, сам отступая.

В этот раз она последовала за мной.

Через пару мгновений мы снова были в кабине. Я закрыл окна. Достал аптечку из бардачка, нашёл спрей-антисептик и опрыскал всю кабину. Дышать было тяжело – но снижение вероятности заражения даже на долю процента уже имело значение и стоило хлопот.

– Химия или зараза, – объяснил я, – он был поражён какой-то пакостью.

– Едва ли химия, – констатировала Алина, – мы бы уже почувствовали.

– Согласен, – ответил я, резко трогая с места.

– Ты всё ещё хочешь ехать в город?

– В госпиталь, – пояснил я, – должен. Иначе… иначе не знаю, как буду дальше.

Алина промолчала.

– Надо найти машину снабжения, – продолжал я, – в таких хранятся защитные комплекты на случай химической атаки. Ближе к городу наденем.

Машина нашлась через десяток километров. Кузов почти не пострадал – снаряд попал в кабину. Машина опрокинулась, рассыпав содержимое: сухпайки, палатки, сложенный банно-прачечный комплекс и контейнеры с защитными комбезами и противогазами.

В столицу мы приехали уже на рассвете. Где-то в западных пригородах всё ещё продолжались бои, но в тех районах, которые мы проезжали, всё уже было конечно. Улицы были завалены телами и горящей техникой. Я ожидал, что вот-вот мы встрянем в непроходимый тупик – но пока каким-то чудом находились объезды.

Мы уже были в защите. Ещё один комплект я тащил с собой, надеясь, что мы не опоздаем. Ждать до утра следующего возрождения возможности не было.

Охраны у госпиталя не было. Во дворе беспорядочно наставлены машины. Много опрокинутых носилок, неподвижные тела…

– Что, едем обратно? – с надеждой спросила Алина.

Но я заметил какое-то движение в самом здании. Кое-где горели аккумуляторные лампы.

– Нет, – я покачал головой, – мы пойдём внутрь.

Коридоры этого госпиталя – пожалуй, худшее из всего, что я видел в этом мире. Хуже, чем погибший от химической атаки город. Потому что ещё не все здесь были мертвы. Многие умирали прямо на наших глазах. Я недоумевал: почему бы в такой ситуации не использовать вакидзаси, как тот бедолага – гранатомётчик? Но потом вспомнил, на какой стороне я нахожусь.

Я шёл на свет. Почему-то не сомневался, что, если Женька жив – то, наверняка, находится там.

Так оно и оказалось.

Он стоял в буром от крови халате, склонившись над умирающим бойцом; что-то вкалывая ему в вену.

Услышав шаги, он вяло поднял голову. Посмотрел на нас ничего не выражающим взглядом.

– Ещё один? – он вздохнул, – помочь не сможем, сами видите… только состояние облегчим…

– Женя, – сказал я.

– Да? – в глазах старого друга появились искорки любопытства, – мы знакомы?

– Дольше, чем ты думаешь, – ответил я, – можешь в двух словах рассказать, какого фига тут вообще происходит? Химическая атака?

– Не-а, – Женя вытащил иглу из вены, промокнул место укола ваткой. Хотя вся кожа больного представляла собой сплошное поле кровоподтёков, – тоже поначалу так думал. Очень уж стремительно развиваются симптомы. Но нет. Это инфекция. Оно живое…

– Ясно, – ответил я, чувствуя, как желудок сжимается в ледяной комок, – сколько у тебя времени?