Текст книги "Воин. Грозовые птицы"

Глава 19

Снимок был не очень чётким. Должно быть, настройки оптики подкачали. Или условия полёта не позволяли стабилизировать объектив. Но и того, что я увидел, было более, чем достаточно. Особенно, количество башен. Их было семь.

– Это оно? – спросил Даниил, напряжённо подняв бровь, – ты такие же видел?

– Почти, – кивнул я, – башен стало больше.

– Твой товарищ, который остался на той стороне, не смог продержаться, – констатировал разведчик бесцветным голосом, – мне жаль.

– Мне тоже.

– Сколько всего их должно быть? Чтобы проход открылся? – спросил я.

– Кто знает? – усмехнулся Даниил, – этого раньше не случалось. По крайней мере, об этом нет информации. И потом: ты ведь как-то попал к нам. Значит, проход уже работал.

– Мне надо попасть туда, – сказал я, – ты знаешь способ?

Разведчик грустно вздохнул и посмотрел на меня исподлобья.

– Какой ты шустрый, – сказал он, – ты представляешь, что с нами обоими сделают? Только за то, что я тебе показал это?

– Что? Убьют? – усмехнулся я.

– Есть вещи и похуже смерти, – серьёзно ответил Даниил, – тебе-то уже пора знать.

– Верно, – согласился я, – есть. Извини, я просто пытаюсь всё осознать. И придумать, что делать дальше.

– Давай-ка ещё раз пройдёмся по фактам, – предложил разведчик, откинувшись на спинку стула и сцепив ладони в замок.

– Давай, – согласился я.

– Итак. В мире, откуда ты пришёл, люди могут умереть. Фактически, они ничем не отличаются от животных. Ну, кроме технологий… хотя, по правде говоря, мне очень сложно представить, для чего это смертному человеку вдруг захотелось бы заниматься наукой?.. ну да ладно. Допустим. Пока я всё верно излагаю?

– Да, – кивнул я, – совершенно верно.

– И ты считаешь, что этот мир является в некотором роде материнским для нас? Да? То есть люди первоначально рождаются у вас, а потом попадают к нам? И здесь уже живут обычной жизнью?

Я не смог сдержать улыбку.

– У нас очень разные понятия об обычной жизни, – сказал я.

– Хорошо, – кивнул Даниил, – но остальное-то верно?

– Да. Насколько я могу судить.

– И люди в вашем мире попадают к нам после смерти. При этом теряя память. Так?

– Не совсем, – вздохнул я, – насколько я могу судить, сюда попадают только те, кто погиб у нас в бою.

Даниил разочарованно вздохнул.

– Ясно. Значит, у вас тоже идёт война…

– Нет, – я помотал головой, – войны. И военные конфликты. И специальные операции. Но они не идут непрерывно и везде, как у вас. Случаются периодически. Ограничено во времени и пространстве.

– Войны… – повторил разведчик, – необычно. Раньше не думал, что у этого слова есть множественное число. Подожди. Значит, если сюда попадают только те, кто погиб на… войнах, – он произнёс это слово с нажимом, – то, должно быть, есть люди, которые умирают от других причин, так? И они сюда не попадают?

– Есть, конечно, – кивнул я, – поэтому тут так мало женщин. В большинстве стран их не призывают на военную службу.

– Что, у вас их больше? – заинтересовался Даниил, – намного?

– Примерно поровну, – ответил я.

– Безумие какое-то…

– Поверь. Для меня ваш мир кажется безумием.

Даниил встал. Подошёл к окну. Осторожно выглянул наружу, чуть приподняв жалюзи.

– Расскажи ещё про эту Аномалию. Ты говорил с вашими учёными. Это ведь как-то связано с птицами, да?

– Они считают, что аномалия возникла из-за мгновенной деструкции большого количества информационно сложных живых существ, которые были в радиусе поражения. Она превзошла какой-то критический порог самоорганизации, и… получилось то, что получилось.

– Интересный взгляд на религию… – пробормотал Даниил, возвращаясь на своё место, – если бы не материальные доказательства, – он кивнул в сторону сейфа, – я бы отправил тебя к медикам.

– А так ты мне веришь? – уточил я.

– Я хочу верить, – ответил Даниил, глядя мне в глаза; после небольшой паузы он спросил: – Скажи, ты ведь ни с кем из капелланов не говорил? Не читал что-то из канонических текстов?

– Нет, говорю же, – ответил я, – не до того мне было.

– Понимаю, – кивнул разведчик, – просто видишь… как-то слишком уж много совпадений. Я всегда относился к религии… да и не только я – тут большинство таких, знаешь, как к отдушине. Которая не имеет отношения к материальному миру. Но может служить прибежищем разуму. Когда жить становится совсем уж невыносимо. Понимаешь?

– Не совсем, – я отрицательно помотал головой.

– Большинство конфессий предсказывает приход пророка, – продолжал Даниил, – и предлагает сразу несколько признаков, по которым этого пророка можно определить. Первый – это то, что он не погибнет в первом бою. Некоторые, например, дуэлиты, даже говорят, что он обязательно будет разведчиком.

– Вот как, – сказал я.

– И зверь его не тронет дикий. И птица укажет ему путь ко спасенью.

– Это цитата?

– Да, – кивнул Даниил, – цитата. Ты же понимаешь, что я не мог рассказать о происшествии с медведем? Тут бы началось форменное безумие.

– Спасибо.

– Хочешь знать, что будет после пришествия пророка по моей вере?

– Нет!

– И всё же нам придётся это учитывать… было бы лучше, если бы ты уничтожил снимок. Да, задание не было бы выполнено полностью, но уничтожение – это тоже приемлемый вариант для командования. Ты бы не получил стареля. Но лейтенант – это ведь тоже не плохо.

– Да кто ж знал-то? – я пожал печами.

– Ты вроде производишь впечатление умного человека, – критически заметил Даниил, – имея твою информацию, я бы точно об этом подумал.

Я не нашёлся что ответить. Он был прав. Следовало догадаться.

– Но хорошая новость в том, что у нас есть время, – продолжал Даниил, – если бы мы сейчас заметно активизировались в районе Гор Недоступности, та сторона очень быстро могла бы догадаться, что именно было на плёнке. Наши начнут игру. Будут долго их водить за нос. И готовиться к серьёзной операции.

– Расскажи мне про Замок. Что про него есть в священных текстах? – попросил я.

– Ты же не хочешь этого знать?.. – с лёгкой ехидцей заметил Даниил.

– Я говорил про будущее.

– Так или иначе – это всё про будущее теперь, – разведчик вздохнул, но потом всё-таки ответил: – пришествие Пророка пробуждает Привратника. Я почти уверен, что он – это та штуковина с горящими глазами, которая тебя разбудила. Описание похоже. Привратник кладёт приклады, чтобы Замок мог стоять «во всех мирах», – в его голосе отчётливо прозвучали кавычки; это опять была цитата.

– Приклады? – переспросил я.

– Сейчас об этом уже никто не помнит, – вздохнул Даниил, – и хорошо. Но раньше, когда я пришёл в этот мир, во время строительства крепостей под башнями закапывали живых животных. Медведей. Лосей. Собак. Реже – птиц. Это называлось «приклад». Считалось, что так твердыня будет стоять надёжно и её не возьмёт враг.

– Мерзость какая…

– Согласен. Поэтому звери и дружат с пророком в новых религиях. Но люди раньше были другими, – он пожал плечами, – не все это понимают, но я вижу, как люди меняются. Я живу достаточно долго.

– Почему ты решил помочь мне? – я, наконец, решился задать давно мучивший меня вопрос, – почему не сдал обычным порядком? Наверняка, ведь за это положено какое-то поощрение. Должность, там… звание…

Даниил ухмыльнулся.

– Наверное, нам всё-таки придётся немного поговорить о будущем, раз уж ты спросил, – ответил он, – как думаешь, чего больше всего боятся люди здесь? Это неочевидно для новичков, но стоит немного присмотреться, чуть подумать…

– Оказаться на другой стороне? – предположил я, – возродиться там?

– Думай дальше, – разведчик покачал головой, – это не так страшно, как кажется новичкам.

– А ведь ты был на той стороне! – вдруг осенило меня, – возрождался там!

– Неплохо, – кивнул Даниил, – будем считать, теперь мы друг о друге знаем те вещи, которыми не стоит делиться. Но мы говорили о страхе. Чего больше всего следует бояться?

– Сойти с ума… – ответил я.

– Я же говорил, что ты – умный парень, – осклабился Даниил.

– Что… что случается с… с теми кто…

– Тут не умирают, – ответил Даниил, – это ты уже знаешь… думай дальше.

У меня холодок прошёл по спине.

– Почему помощь мне не даст тебе сойти с ума? – спросил я после небольшой паузы. О том, что делают тут с сумасшедшими, я предпочёл не знать.

– Потому что ты сможешь забрать меня с собой в свой мир, – ответил разведчик, – а там… учитывая всё, что ты сказал – я постараюсь не погибать на войне.

– Что ж… отличная сделка, считаю.

– Сделка с судьбой, – Даниил пожал плечами, – ты спасёшь шестерых достойных, и одного не достойного. В этом основные религии сходятся.

– А недостойного то с чего? – я удивлённо поднял бровь.

– Откуда мне знать? Я, что, пророк, что ли? – снова осклабился разведчик, – поживём увидим. Предполагаю, что он как-то сильно нам поможет.

– Ладно. Сейчас это не так важно. Лучше расскажи, как мы попадём в Горы Недоступности?

– А вот этот вопрос, как ты понимаешь, требует тщательной подготовки и планирования, – Даниил отодвинул стул от стола и закинул ногу на ногу. – Главная проблема – это физические условия. Замок находится на такой высоте, что там без кислородного оборудования никак. Плюс температура. Нужен большой запас энергии, чтобы держать тепло.

– Значит, только аэростат? – предположил я, – похожий на тот, с которого делалась съемка?

– Плохой вариант, – Даниил покачал головой, – почти нереально подойти достаточно близко. В этот раз враги применили очень продвинутые средства маскировки, да и шар был совсем небольшой. В нашем случае это не сработает.

– Ракета?

– Смеёшься, что ли? Не бывает ракет такой мощности, – ответил разведчик, – нет, есть ещё один вариант, о котором мало кто знает. Горы Недоступности обладают очень развитой системой пещер. Под их защитой можно подойти довольно близко к нужному нам плато. Это не решает вопрос с кислородом, да и с теплом – но, двигаясь по относительно безопасному пути, можно захватить с собой достаточно запасов. Единственная сложность – это доставка к надёжному входу в пещерную систему на нашей стороне. Как ты понимаешь, все подходы охраняются. Но я решу эту проблему – нужно время.

– Что ж. Тогда подождём, – кивнул я.

– Есть ещё один момент, о котором тебе следует знать, – сказал Даниил.

– Слушаю внимательно.

Разведчик вздохнул, снова подвинулся к столу и опёрся на него ладонями.

– Руководство не в восторге, что тебя удалось оставить в разведке, – сказал он, – и им не нравится вся эта религиозная шумиха вокруг твоей персоны.

– Их можно понять, – я пожал плечами.

– Понять-то можно, – согласился Даниил, – но и ты будь готов к разным неожиданностям.

Глава 20

Как офицеру мне выделили отдельную комнату. Это был угловой закуток на пятом этаже семиэтажного здания без лифтов. Дом – простая бетонная коробка. Никаких излишеств или украшательств. Душевая находилась на этаже, одна на двенадцать комнат. Подобие кухни – там же. Но всё равно, сама возможность закрыть за собой дверь, побыть в одиночестве мне показалась невероятной роскошью. В более молодом возрасте казарменные условия переносились значительно легче, чем сейчас.

Нездоровый ажиотаж вокруг моей персоны медленно затухал: спасибо контрразведчикам и разведуправлению.

Как-то вечером зашёл Слава – боец, который первым нашёл меня в лесу. Он долго мялся прежде, чем постучать в дверь. Я слышал, что за дверью кто-то стоит, и уже решил было, что какой-то диверсант с той стороны меня вычислил, поэтому неслышно поднялся с кровати и взял в руки увесистый том по баллистике. Но тут раздался осторожный стук.

– Добрый вечер, господин старший лейтенант! – сказал Слава, кивнув и вытянувшись по струнке.

– Привет, – ответил я, протягивая руку, – давай без этого.

– Спасибо, – кивнул он, отвечая на рукопожатие.

– Ну проходи, что ли, – ответил я, отступая внутрь комнаты.

– Да, да, сейчас, – замешкался Слава.

Это мгновение меня спасло. Я был расслаблен и настроен на долгий разговор со старым знакомым. Но его тон заставил пробудиться мои инстинкты.

Я прикрыл голову книгой и рванулся к двери. Как выяснилось – вовремя. В книгу ударило что-то увесистое. Отбросив её в сторону, я массой сбил с ног Славу, повалил на пол и придавил коленом челюсть. Отчего-то в этот момент я испытал лёгкое чувство дежа-вю.

Слава пытался сопротивляться, но потом как-то расслабился. Начал прерывисто дышать, будто собираясь разрыдаться.

– Ты чего творишь? – спросил я, чуть ослабив хватку.

Слава не ответил. Я поглядел на книгу, которая упала на кровать. Из неё торчала рукоятка боевого стилета.

– Надо было самому, по горлу… – сдавленно прохрипел Слава.

– Да что с тобой не так? – я перехватил его руки так, чтобы держать обе кисти за спиной одной своей рукой. Другой я выдернул из форменных брюк ремень.

– Сам… – Слава самым натуральным образом всхлипнул, – сам нашёл ведь… знал бы… почему там шею не свернул, а?..

Я тщательно связал ему руки за спиной. Поднялся, отряхнулся.

– Объяснись, – сказал я, – один раз прошу.

– Да пошёл ты! – с ненавистью выдохнул Слава. И его снова задушили рыдания.

Это было настолько необычно, что я простоял около минуты возле корчащегося на полу, рыдающего бойца. И только потом потопал в коридор к ближайшему телефону, чтобы вызвать военную полицию.

Полицейский лейтенант дописал протокол и дал мне лист на ознакомление. Я вчитался в текст, написанный правильным убористым почерком. Всё было корректно: я не видел смысла ничего утаивать в этой ситуации. Поэтому со спокойным сердцем поставил свой автограф. Который, конечно же, пришлось изменить – чтобы не объяснять потом в управлении контрразведки, что такое «фамилия».

– У вас повреждений нет? – спросил лейтенант.

– Что? – автоматически переспросил я.

– Телесные повреждения. Есть или нет? Это отмечается в отдельной форме.

– Нет-нет, – я покачал головой, – ничего нет.

– Вы в хорошей форме, – одобрительно кивнул офицер, – у таких, как он, обычно силы удесятеряются. Так говорят.

– У каких таких?

– Ну… – офицер неопределённо пожал плечами и постучал себя по лбу, – когда с кукухой проблемы.

– А, – ответил я.

– Да, так бывает, – кивнул он, – поэтому мой вам хороший совет: не встревайте во все эти религиозные вещи. Девять из десяти психов едут на этой теме. А в вашем случае много чего совпало, что вызвало обострение. Если хотите – я рекомендую вашему руководству перевести вас под охраняемое расположение.

– Нет-нет, – я энергично помотал головой, – если можно, давайте без этого обойдёмся.

– Если вам интересно, напавший на вас был ярким представителем обирэлитской ереси. Мы сигнализировали контрразведке, но… – полицейский вздохнул, – как обычно всё, в общем.

– Ясно, – кивнул я.

– Насильно вас никто не переселит. Угроза убийством – всё же достаточно редкое и экзотическое явление. Но вы будьте осторожны. Судя по документам, вам ещё не приходилось умирать. Не стоит открывать этот счёт таким образом. Не доставляйте удовольствия психам.

– Я… постараюсь, – пообещал я.

– Вот и отлично! – офицер протянул руку, – вас вызовут на комиссию, если понадобятся показания.

– Всего доброго, – я ответил на пожатие.

Была глубокая ночь. Освещение не работало: разведка доложила о возможных налётах авиации, поэтому администрация приняла решение о введении режима светомаскировки.

Улицы опустели: комендантский час. У меня, конечно, был пропуск от военной полиции, но всё равно я старался идти как можно тише и держаться незаметно. Будто был диверсантом на собственной территории.

Впрочем, на собственной ли?

Наблюдая за сторонами, я не мог твёрдо для себя сказать, что принадлежу той, на которую меня вынесло подземелье. Да, я не убил «пленного». Да, я прошёл тесты. Но, в конце концов, они были довольно примитивными, а нас учили обходить такие вещи… что, если я их обошёл, но не могу самому себе признаться в этом?..

Михалыч оказался на той стороне. Воин со стажем. Прошёл через многие передряги. Держал оборону там, где было жарко. Был безжалостен к врагам. А Женька вот оказался на этой… где эта грань на самом деле?..

Я с тоской поглядел на ломаный горизонт, заставленный тёмными громадами домов в центре города. Они напоминали могильные плиты. Вдруг подумалось, что весь притихший город похож на огромное тёмное кладбище. А ведь, если вдуматься, он им и был. Изнанка большой братской могилы, воинского захоронения.

В какой-то момент я вдруг понял, что остро скучаю по вольностям, которые есть на другой стороне. Кафешки. Алкоголь. Другие развлечения. Почему этого тут так мало? В нормальной войне это можно было бы объяснить: народ сосредоточился, всё остальное после победы. Но тут ведь они живут этим! Впрочем, может, это как раз и есть ответ…

По пути я не встретил ни одного патруля, и это было странно. Уже в своём квартале я даже ускорил шаг, чтобы избавиться от навязчивого, давящего ощущения кладбища, неживого места.

Наконец, я поднялся на свой этаж и с огромным облегчением закрыл за собой дверь комнаты.

– Долго тебя мурыжили, – голос со стороны моей кровати. Я подпрыгнул от неожиданности, – извини, но у тебя светомаскировка не установлена на окнах. Свет я не мог включить.

– Да, заказал на следующую неделю. От предыдущего жильца досталась тряпка дырявая… – ответил я, успокаиваясь.

Я подошёл к Даниилу, который остался сидеть на краешке кровати, и занял стул.

– Уже понял, что это была не случайность? – спросил он.

– Не думал об этом, – честно признался я.

– Скорее всего, Константин. Он был не против, чтобы ты остался в разведке. Поддерживал это решение. Но, видимо, хотел таким образом избавиться от всех этих религиозных вещей. Ты случайно гибнешь в тылу. Открываешь счёт. Легенда рассеивается как дым.

Я промолчал. Только челюсти сжал.

– Злишься? – продолжал Даниил, – понимаю. Но он действовал логично, как ты видишь. Он вообще крайне логичный человек.

– Надо ускоряться, – констатировал я.

– Быстро не получится, – вздохнул разведчик, – скорее всего, нужно будет еще пару раз сходить на задания.

– Отличные новости. Просто прекрасные! Ты не мог хотя бы до утра подождать, чтобы мне их сообщить?

– Я подстраховал тебя от повторной попытки, – спокойно ответил Даниил.

– И долго ты меня так страховать будешь?

– Только сегодня, – в звёздном свете я видел только силуэт разведчика; он пожал плечами, – дальше сам. Но знаешь. Хочу сказать одну важную вещь. Что бы ни случилось – наш план останется в силе. Так что, может, и не надо слишком сильно сопротивляться. Если понимаешь, о чём я.

Я сдержался. Только вдохнул глубоко. Задержал дыхание. Выдохнул. И только после этого ответил:

– Даже если предположить, что я вернусь – а насчёт этого у меня есть сомнения, быть убитым психом совсем не то же самое, что погибнуть на войне – я точно потеряю память. И какая тебе тогда от меня польза?

– Насчёт памяти – я-то её не потеряю при любом раскладе. Но вот насчёт войны ты, пожалуй, прав… даже мне это в голову не пришло. Поэтому мы постараемся ускорить твою следующую миссию.

– Как мне это всё надоело… – вырвалось у меня.

– Завтра будет инструктаж. Подготовься, – ответил Даниил, после чего встал и, не прощаясь, вышел из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь.

Я подумал, что где-то он был прав. Потеря памяти перестала быть критичным фактором. И в этом большой плюс того, что я решил открыться ему. Но появлялись другие проблемы. Возродившись здесь, я перестану узнавать людей, с которыми был знаком раньше. И потом: до какого момента у меня вырубится память? Что, если я перестану помнить всё, что случилось со мной в этом мире? Стану новорожденным? Сможет ли меня Даниил прикрыть на то время, пока я буду входить в курс? У меня не было ответа на эти вопросы. Поэтому, лёжа на кровати и глядя на звёзды, я твёрдо решил не умирать.

Глава 21

На первый взгляд, миссия выглядела не слишком сложной. Всего-то отследить перемещения командующего фронтом той стороны в течение недели. Это если не вникать в детали. Но на самом деле задание было настоящим самоубийством. При самых оптимистичных раскладах шансы на успех были где-то один к пятидесяти.

Начиная с того, что вражеский штаб находился в их столице языкового сектора, городе Черноводье. Который сам по себе был режимной крепостью. Так ещё и район штаба и резиденций высшего командования был изолированным городом в городе, попасть в которые можно было только по специальному пропуску. Причём в мою задачу входила добыча этого самого пропуска – наши не могли обеспечить надёжными документами такого уровня.

Инструктаж снова вёл Константин, хотя миссия была одиночной, и такое внимание новоиспечённому старлею, в общем-то, было не по чину. Уж не знаю, зачем ему это понадобилось. Изучить «пророка»? Углубить личное впечатление? Принимая во внимание сорвавшееся покушение – вполне вероятно.

Поэтому весь инструктаж я только и делал, что кивал и отвечал: «Так точно!»

– Вы ни разу не навестили нашедших вас, – в самом конце генерал, видимо, решил пойти в атаку, подняв забрало, – это немного странно… обычно люди поддерживают связь. Учёные даже считают, что это проявление своего рода импринтинга, почти как у животных.

– У меня не было времени, – спокойно ответил я, после чего пожал плечами и улыбнулся.

– И в то же время вы так много внимания уделяете физической подготовке… почти всё ваше свободное время вы проводите на спортивных сооружениях.

– Это необходимость, – я широко улыбнулся, – форма – это преимущество. Я хочу быть сильнее врага. Во всех смыслах.

– И в то же время относительно мало уделяете внимание духовной жизни. А ведь боевой дух – это тоже очень важно!

– О, с этим у меня всё в порядке! – так же, с улыбкой, ответил я и добавил: – кажется, где-то от техников я слышал, что не нужно лезть в настройки, если что-то работает, как надо.

Генерал пристально посмотрел на меня, видимо, пытаясь прочитать мой эмоциональный настрой после этой словесной пикировки. Мне хотелось верить, что ему это не удалось.

– Вы по праву служите в разведке, – наконец, констатировал он нейтральным тоном.

– Спасибо, – кивнул я.

– И насчёт физической формы вы тоже совершенно правы. Она вам понадобится, учитывая тип заброски.

Мне стоило большого труда сохранить оптимистичную улыбку на лице. Потому что способ, каким мне предстояло проникнуть на территорию противника, не вызывал большого доверия.

Специально для миссии построили планёр, рассчитанный на одного человека. Но не совсем обычный: каркас из тонких деревянных балок, пропитанных особым полимером для прочности, был обтянут материалом, прозрачным как для радиоволн, так и для обычного света. Поэтому издалека аппарат напоминал скелет какой-то экзотической огромной птицы. Или, скорее, птерозавра.

По плану планёр буксировали на высоту больше десяти километров, поэтому без кислородного оборудования было не обойтись. Правда, оно сбрасывалось, как только аппарат снижался достаточно для того, чтобы дышать самостоятельно. Таким образом выигрывалось несколько километров свободного полёта – за счёт потери массы. Баллоны, способные выдержать давление сжатого кислорода, весили довольно много.

А ещё аппарат был снабжён винтом. Во время буксировки и начального периода спуска с большой высоты он был сложен, составляя единое целое с крылом. Но потом, с помощью специальной рукоятки, раскладывался в рабочее положение. При этом двигателем служил сам пилот. Да-да, у винта был хитрый ременной привод, передающий усилие с педалей, напоминающих велосипедные. По расчётам инженеров, такая конструкция была способна прибавить до пятидесяти километров дальности полёта. В прифронтовых условиях – критически много.

Сразу после инструктажа меня отвезли за город на центральный аэродром, закреплённый за разведуправлением. Отсюда стартовали миссии на территорию врага: беспилотные аэростаты, гибридные аппараты с возвращаемым модулем камеры, высотные разведчики и даже перехватчики собственной системы ПВО.

Хозяйство было огромным: особо охраняемая территория началась километров за десять до первого КПП. Число взлётно-посадочных полос я даже не пытался считать, да это и не имело смысла, при такой номенклатуре самых разных летательных аппаратов.

Меня поселили на отшибе в изолированном помещении, предназначенном для лётчиков. Я был единственным постояльцем. Причём, похоже, штатных офицеров части переселили прямо перед моим приездом: кое-где оставались забытые мелочи, вроде местного аналога игральных карт. Перед отъездом мне не дали возможности собрать собственные вещи, зато тут, на месте, тыловая служба оказалась на высоте. В шкафчике у кровати я обнаружил три полных комплекта сменного белья моего размера и туалетные принадлежности.

Меня держали в полной изоляции. Даже ужин привезли два молчаливых солдата. Они накрыли на стол прямо в моей комнате, потом вернулись через полчаса и убрали за собой. Такие порядки были мне непривычны, но возмущаться не приходилось. Почему-то мне не хотелось иметь дело с военной полицией и разными дисциплинарными комиссиями. По крайней мере, до тех пор, пока есть шанс на исполнение нашего плана.

На следующий день, сразу после завтрака, начались занятия по теории полётов и тренировки. Поскольку мне предстояло пилотировать планёр, крайне простой в управлении, полноценной лётной подготовки мне не полагалось. Здешние эксперты по подготовке считали, что достаточно недели для того, чтобы в достаточной степени овладеть необходимыми навыками. Лично у меня на этот счёт были большие сомнения – но, опять же, я предпочёл держать своё мнение при себе.

Для тренировок использовался обычный планёр. Без хитроумной прозрачной оболочки и мускульного движителя. Даже без кислородных аппаратов.

Аппарат в управлении действительно оказался довольно простым. Я сразу смекнул, что полагаться следует больше на собственные ощущения воздушного потока, чем на теорию. И оказался прав. Уже после десятка полётов я ощущал механические крылья продолжением собственного тела. И на аттестации мне присвоили высший балл.

Я ждал очередной встречи с Даниилом. Надеялся, что у него получится повидаться со мной до вылета на миссию. Мне было важно знать, что подготовка идёт по плану; что имеет смысл стараться и цепляться за жизнь во что бы то ни стало.

Но он не появился. Ни в первый день, ни на десятый, когда мы уже начали ждать подходящую погоду для миссии.

Впрочем, он нашёл способ передать сообщение. Правда, я не сразу сообразил – очень уж необычным был способ коммуникации. Ближе к концу обучения я заметил, что немного изменился способ подачи блюд, но не придал этому большого значения. Подумал, что просто команда вестовых поменялась, поэтому начали по-другому размещать приборы и тарелки. И только на третий день меня вдруг осенило, что бумажные салфетки издалека немного напоминают российский герб. Это едва ли было случайностью – чтобы сложить их так относительно других столовых предметов, требовалась определённая сноровка.

Наконец, пришла безветренная облачная ночь. Уже вечером ко мне в расположение пожаловал начальник базы. Сообщил, что пилот буксира уже готов, ожидает в кабине. Запросил моей формальной готовности к миссии. Конечно, я подтвердил эту готовность. И уже через четверть часа армейский внедорожник доставил меня в замаскированный бункер, где находился прозрачный аппарат.

Я лично провёл предполётный осмотр. Тщательно проверил все крепления и тяги. Не забыл про кислородное оборудование и систему обогрева комбинезона. Всё было в норме.

Буксир стартовал без толкачей. На случай, если вдруг где-то у горизонта дежурят вражеские разведчики – чтобы не засекли вылет. Поэтому взлёт и набор высоты были долгими и немного нудными.

Мы расширяющейся спиралью поднимались над аэродромом. В облаках начало заметно трясти, и я с тревогой прислушивался к скрипам и стонам в крыльях. Достаточно ли прочный этот экспериментальный материал?.. испытания вроде подтверждали характеристики, но в реальных боевых миссиях такие аппараты пока не участвовали. Ещё я опасался обледенения. На маленьком планёре от него не было никакой защиты. Поэтому оставалось надеяться, что слой облаков не слишком мощный.

Наконец, облака остались внизу. Это произошло мгновенно – словно покрывало сдёрнули. Хлоп – и над головой миллиарды звёзд, складывающихся в незнакомые созвездия.

Мы продолжали двигаться по спирали. И только набрав значительную высоту, когда я уже вынужден был перейти на кислородное дыхание, двинулись в сторону линии фронта.

Холодало. Но я старался до последнего экономить резерв химических грелок – полёт предстоял неблизкий. Чем дальше мне удастся забраться за линию фронта, тем больше шансов на успешное выполнение миссии.

Когда кисти рук и кончики стоп уже начали терять чувствительность несмотря на то, что я их непрерывно массировал и разминал, буксировщик расцепил фал.

Лишённый тяги, планёр провалился вниз; в желудке привычно защекотало. Я направил нос аппарата вниз, увеличивая скорость. Вместе со скоростью возросла и подъёмная сила. Аппарат стабилизировался.

Я сориентировался по компасу и скорректировал курс. Навигационное оборудование планёра было крайне скудным – кроме космоса, имелся примитивный жидкостной авиагоризонт. Конечно, ни о каких гироскопах не могло быть и речи. Впрочем, и этот прибор мог быть крайне полезен при полёте в условиях ограниченной видимости. Например, в облаках.

Кстати, об облаках. Сразу за горами, которые мне предстояло преодолеть, возвышался огромный облачный столб, то и дело озаряемый сполохами молний. Метеорологи допускали такой вариант погоды – с моря дул тёплый бриз, который, упираясь в горы, создавал разницу давлений, вызывающий в этом районе частые ночные грозы.

Неприятно. Придётся идти в обход – а это потеря резерва высоты. Можно было выпустить винт и попытаться выиграть расстояние, но на этой высоте вреда от этого действия могло быть больше, чем пользы. Следовала сначала снизиться хотя бы до пяти тысяч метров. То есть, горы нужно преодолеть за счёт имеющегося запаса высоты. Без вариантов.

И мне это благополучно удалось. Главный хребет я перемахнул на удивление удачно, почти не потеряв высоту. Уже было расслабился, думая, как вернуться к намеченному маршруту, обойдя грозу южнее. Но именно в этот момент я вдруг почувствовал, как проваливаюсь. Сходные ощущения испытываешь, когда пассажирский лайнер попадает в воздушную яму.

Альтиметра на борту не было. Даже барометр отсутствовал, так что потерю высоты оценить было очень затруднительно. Но, судя по ощущениям, снижался я пугающе быстро.

При этом ветер всё так же гудел в крыльях, планёр отлично слушался. Значит, по крайней мере, снижения скорости не произошло. Возможно, я попал в локальный нисходящий поток, который затягивался грозой в область низкого давления.