Текст книги "Воин. Грозовые птицы"

Глава 17

Я бы наверняка оторвался, если бы не собаки. Нужно было с самого начала дольше идти вдоль берега. А так я прошлёпал до ближайших камышей и решил, что этого будет достаточно. По-хорошему, стоило перебраться на другой берег, найти какой-нибудь второй или третий ручей из тех, что впадали в речушку, и идти вдоль него не меньше десятка километров.

Но я соблазнился обманчивой близостью гор. И жестоко поплатился за это.

Хорошо, хоть сообразил, что за мной идут по следу, достаточно быстро. Птицы подсказали. С той стороны, откуда приближалась погоня, они как-то подозрительно притихли.

Я забрался на дерево, напоминающее кедр, достаточно высоко, чтобы оглядеть окрестности, и увидел их. Отряд с собаками. Всего километрах в трёх от меня. Они пробирались по широкой звериной тропе, которая спускалась к речке до водопоя.

Очень нужен был ручей – но, как назло, в этой части леса попадались только стоячие, заболоченные запруды. А возвращаться назад, к речке, не было никакого смысла, да и рискованно: если ветер подует в их сторону, собаки смогут учуять мой запах за километр. Учитывая, что я скоро уже сутки как на ногах и в бегах – может, и за десять километров. Несло от меня изрядно.

Когда я понял, что сил катастрофически не хватает и оторваться не удастся, я решил устроить засаду и попытаться отбиться. Наверняка, в передовом отряде преследователей не так много бойцов. Есть небольшой шанс перебить их всех.

Но я не учёл, что часть собак они отпустили далеко вперёд. Именно они догнали меня, ещё до того, как я успел выбрать место для засады.

Сначала я услышал глухой рык за спиной. Развернулся. Достал кинжал. Огнестрел использовать не хотелось – так преследователи сразу узнают, что я в ловушке, и поднажмут.

Их было трое. Здоровенные псины. Породу определить я не смог – морда и сложение как у немецких овчарок, только совершенно чёрные. И шерсть чуть кучерявится.

Я встал, прижавшись спиной к толстому стволу, чтобы не дать обойти себя сзади.

Первым шёл крупный самец. Увидев, что я остановился, тот сделал пару прыжков, но потом вдруг замер, принюхиваясь. Две самки, которые шли за ним, тоже замерли.

Самец выпрямился. Открыл пасть, свешивая язык. Сделал пару шагов в моём направлении. Он выглядел как угодно – только не так, как должна выглядеть сторожевая собака, задерживающая нарушителя.

Я медленно опустил руку с кинжалом. Убрал оружие в ножны. Пёс завилял хвостом и сделал ещё пару шагов. Повинуясь внезапному порыву, я сам двинулся ему навстречу.

Пёс сел. Его спутницы приблизились и встали по сторонам, так же виляя хвостами.

– Ну и что мне с вами делать? – тихо спросил я, протягивая руку, чтобы дотронуться до головы самца.

Словно в ответ пёс тихонько тявкнул. Ткнулся в мою ладонь. Потом встал, развернулся, и потрусил обратно – в сторону моих преследователей.

Я надеялся, что собаки не пострадали. Что враги просто подумали, будто они потеряли след. В конце концов, они ведь не могли рассказать то, что произошло на самом деле.

Собрав все силы, стараясь не замечать губительной усталости, я двинулся дальше.

Через пару километров мне повезло: я встретил речушку, которая брала начало в отрогах гор, и двинулся по воде.

И только когда ноги от холода начали терять чувствительность, позволил себе остановиться. В бортовом НЗ, который я забрал из разведчика, были химические грелки. Они и стали моим спасением – потому что о том, чтобы развести костёр, не могло быть и речи. Так я пережил первую ночь. Удалось даже поспать и хорошенько перекусить концентратами. И за час до рассвета я двинулся дальше.

Линия за линией, пользуясь естественными укрытиями на местности, я преодолевал укрепрайон, скрытый в лесной чаще. От реки тут пришлось отказаться: в этих естественных разрывах было сосредоточено больше всего скрытых средств наблюдения.

Ясно, что укрепрайон был рассчитан на отражение массированной атаки со стороны гор, а не на просачивание одиночного диверсанта в противоположном направлении. Но всё равно мне потребовались все мои навыки, чтобы остаться незамеченным.

В горах меня ждало новое испытание. Погода быстро портилась. По мере подъёма по ущелью после холодного ливня пошли снежные заряды. Силы снова были на исходе, но останавливаться было никак нельзя: химические грелки разрядились, а для костра тут даже топлива не было.

Перевал я преодолел на чистом упрямстве, когда даже обычная сила воли начинает отказывать. Я решил, что, если и умру – то от холода и изнеможения, а не от собственного вакидзаси.

Когда у моих ног пули дозорных высекли искры, я ещё успел подумать, что есть в этом ирония: быть убитым своими возле самого порога успеха.

Но, к счастью, дозорные оказались дисциплинированными. Они внимательно слушали инструктаж и следовали всем указаниям. Нашу группу ждали. И я умудрился не забыть все положенные кодовые фразы после задержания.

А дальше начало происходить странное. Наверное, я бы воспринял это с ещё большим удивлением – если бы не был настолько измождён.

Двое дозорных подхватили меня под руки и помогли добраться до передовой.

Похоже, меня встречал весь взвод в полном составе во главе с командиром. Бойцы стояли в две шеренги по стойке смирно. А командир отдавал мне приветствие так, как будто я был командующим армией.

Меня положили на носилки, которые кто-то успел приготовить. Укрыли тёплым армейским одеялом. Дали глотнуть что-то тёплое, пахнущее лесными травами. Я едва не вырубился, чувствуя, как внутри разливается приятная слабость.

Четверо бойцов подхватили носилки и бегом понесли меня куда-то вглубь позиций.

Там меня снова встречал целый парадный расчёт. Командир батальона со штабом? И все вытянулись по струнке и приветствуют, как начальника. Я хотел было спросить одного из бойцов, несущих мои носилки, об этом странном явлении, но не успел.

Меня погрузили в штабную машину, зафиксировали на штатном месте, предусмотренном для носилок. Надо мной склонился офицер с нашивками медицинской службы. Он посветил мне в глаза фонариком, пощупал пульс, после чего расплылся в улыбке.

– Господин полковник, он в норме! До госпиталя точно дотянет! – доложил он кому-то, после чего снова наклонился ко мне и произнёс, положив ладонь мне на грудь: – для меня большая честь. Вы уж не забудьте, я – капитан медслужбы шестнадцатого полка, Иван.

– Очприяниван… – выдавил я, улыбнувшись.

– Поспите, – предложил врач, – вам сейчас полезно будет. Вы, видимо, давно толком не спали. В мозгу всякой гадости накопилось. Дайте организму очиститься.

Я снова улыбнулся и позволил себе расслабиться, чувствуя, что уплываю куда-то по тёплой реке.

Балансируя ещё какое-то время на грани между явью и сном, вдыхая военные запахи, я почему-то вспомнил свой первый офицерский отпуск в Севастополе. Ночь на Омеге. Как пили с друзьями местное игристое ночью на пирсе, закусывая сушёными кальмарами.

Чувствуя, как качает машину на кочках, я в то же время ощутил морской запах. И музыку, которая доносилась от многочисленных заведений. Она стелилась по воде, смешиваясь. Но тут почему-то осталась только одна. Странная песня – мне она почему-то запомнилась именно благодаря той тёплой летней ночи; ощущением того, что впереди ещё целая жизнь, полная приключений. Раньше я не придавал значения словам, хотя прекрасно понимал их. Но сейчас они вдруг вызвали во мне странное чувство. Сомнения. Правильно ли я сделал, что сопротивлялся? И самое главное: на какой стороне я бы возродился, если бы умер? И эти слова мягко и безжалостно крутились у меня в голове, пока я уплывал в тёплое ничто:

 
I want to be reborn I want to see the northern lights
By your side Want to live again For a new beginning
I could Give my life Ever dull Only grey for now[3]3
  текст Amie Simone


[Закрыть]
 

Глава 18

Я проснулся от неприятного ощущения чужого, давящего взгляда. Долго не открывал глаза, надеялся, что приятный, лёгкий сон вернётся. Там было лето и море.

– Я знаю, что вы не спите, – голос показался мне знакомым, но я не сразу опознал говорившего. Для этого пришлось открыть глаза, – я хотел поговорить с вами до того, как вы составите официальный рапорт и доложите обо всём случившемся.

– Так точно, – машинально ответил я.

Я хотел встать, но, откинув одеяло, обнаружил, что совершенно обнажён.

– Можете не вставать. Это неформальный разговор, – сказал Константин.

– Ясно, – кивнул я и откинулся на подушку. В теле всё ещё была неприятная слабость.

– Кто вы, Сергей? – мягко спросил генерал.

Я ответил на долгий, пронзительный взгляд его зелёных глаз.

– Я – кадет-кандидат центрального Управления разведки русского языкового сектора, – ответил я.

Взгляд генерала потеплел.

– Старший лейтенант, – произнёс он, – приказ подписан командующим сектора. Вы перескочили через звание. Да по-другому и быть не могло.

– Об этом мало кто будет знать, верно? – усмехнулся я.

– Знать почти никто не будет. Но многие будут догадываться. Мы принимаем меры, но распространение такой информации остановить очень сложно. Вера в чудо – одно из самых сильных человеческих чувств. Но есть и другой путь.

– Я… не понимаю, – произнёс я, изобразив растерянность.

– Конечно, – кивнул Константин, – для этого вы слишком мало знаете. Такую информацию не дают первогодкам. Но скоро вы всё узнаете. И вот, что я хочу вам предложить. С учётом всего продолжать службу в разведке вам будет крайне затруднительно.

Ещё один растерянный взгляд с моей стороны.

– Вы – легенда теперь. Привыкайте. Боюсь, что это навсегда. Теперь от вас всегда будут ждать чего-то большего. Поймёте скоро, не буду тратить время на объяснения. Насчёт моего предложения. Предлагаю вам линейную должность. Общевойсковую. Прямая дорога для дальнейшей карьеры. Уверен, ваши способности пригодятся нам на более высоком… уровне. После прохождения войскового ценза я рекомендую вас в Академию. У вас задатки высшего офицера.

Я задумался, ощущая себя сбитым с толку. Генерал хочет вывести меня из разведки? Но… зачем? Держать меня подальше? Отказаться от ответственности? Да. Вероятно, это оно. Какая бы движуха теперь не возникла вокруг моей нескромной личности – его это коснётся напрямую.

– В таких вещах не приказывают. Это выбор, – продолжал Константин, – так что подумайте. И вот ещё вам совет. Держитесь подальше от капелланов.

– Каких именно? – автоматически переспросил я.

– Любых, – ответил генерал, – совершенно любых. Увы.

С этими словами он кивнул и отошёл от моей койки.

– Поправляйтесь, – произнёс он прежде, чем выйти.

– Спасибо, – ответил я, обращаясь к закрытой двери.

До обеда меня больше не беспокоили. А потом пришёл санитар – старший сержант медицинской службы, судя по нашивкам. Он принёс назначенные лекарства и уточнил:

– Господин офицер, насчёт обеда. Вы сможете пройти в столовую? Она на этом этаже. Доктор говорит, что противопоказаний нет.

– Конечно, – кивнул я, – если найдётся какая-то одежда.

Его голос показался мне знакомым. Я посмотрел на вошедшего внимательнее.

– Тут, в шкафу, комплект для госпиталя, – продолжал говорить сержант, но я едва улавливал сказанное им, – а ниже – одобренная Управлением форма.

Я узнал его. Да, теперь у парня была другая причёска, без той идиотской пародии на оседлец. Но это, без сомнения, был он.

– Женька… – выдохнул я.

– Да, верно, – улыбнулся санитар, – а вас Сергей зовут. Про меня ночные рассказали, да?

– Что?.. а, да. Наверное.

– Очень приятно познакомиться, – он протянул крепкую, мозолистую ладонь, которую я привычно пожал.

– Взаимно.

– Так что насчёт обеда? – уточнил Женя и добавил, смущенно опустив взгляд: – Ребята обрадуются…

– Конечно, – ответил я, – да, я подойду сам.

Мы познакомились, когда я ещё учился в школе. Тогда в Лужниках, на новой, реконструированной площадке проводился этап чемпионата мира по воркауту. Женька участвовал. И, надо сказать, очень достойно – занял второе место в индивидуальном фристайле. Я тогда вообще остался без призовых мест.

Его выступление так меня впечатлило, что после соревнований я решил подойти, уточнить пару технических моментов. Так и познакомились.

Он тогда впервые был в Москве. Я показал город; провёл большую экскурсию по самым интересным, на мой взгляд, местам. Женьке понравилось очень. Мы как-то неожиданно сошлись. Слишком много было общих тем для общения, наверное. И характер мне его понравился: спокойный, рассудительный, покладистый…

Я к нему в Киев ездил, несколько раз даже. Он тоже водил меня по разным местам. Особенно мне понравилась площадка для воркаута где-то на берегу Днепра. Да, само оборудование было староватым, кажется, чуть ли не с советских времён. Но за ним ухаживали. Даже красили регулярно, по местному обычаю, жёлто-синей краской.

Площадка была огромной. Но это место было интересно не столько крашеными железками, сколько народом. Тут был дед, лет семидесяти, лихо крутивший динамические элементы. Грудастые девчонки, способные легко и изящно сделать выход на две. Со стороны это выглядело как вопиющее нарушение законов физики. И сама атмосфера – абсолютная открытость, доброжелательность, готовность принять любого… Там было здорово.

После четырнадцатого года мы не перестали общаться. Хотя, конечно, встречались и разговаривали куда реже. Я поступил в военное. Уже в то время у нас такие контакты не поощрялись.

Женька выучился на юриста. Работал в какой-то крутой фирме, связанной с правительством. Я надеялся, что у него были все возможности выехать из страны, переждать тяжёлое время. Он никогда никакого интереса не проявлял к военной карьере и вообще, кажется, был пацифистом.

А потом я узнал его голос в радиоперехвате. Подразделение, которое держало оборону, говорило со своими артиллеристами. Наши ребята из психборьбы вклинились. Действовали грамотно: никаких лозунгов или угроз. Простое, человеческое общение. Дали реальный расклад – там скрывать было нечего. Положение тербата было безнадёжным. Предлагали сдаться.

Очень часто такие переговоры заканчивались десятиэтажным матом, от которого даже у бывалых вояк уши сворачивались в трубочку и задвигались внутрь черепа. Но не в этот раз.

– Ты сам бы сдался? – Женькин голос звучал странно: привычная весёлость сочеталась с чёрной тоской. Приём был достаточно хорошим, чтобы расслышать такие детали. Их позиции были совсем рядом.

– Да кто ж его знает, – вздохнул наш ПсОшник, – и никто не знает – пока не окажется в такой ситуации.

– Ну вот, про нас я знаю.

– Это не обязательно говорить в эфире. Просто обдумайте всё.

Я нажал на кнопку передачи. Вдохнул воздуха. Но через секунду выдохнул. Отпустил кнопку.

– …посмотрим ещё, кто кого, – я застал окончание Женькиной фразы.

Не знаю точно, изменило бы что-то моё вмешательство или нет. Возможно, в той ситуации моего голоса не хватило, чтобы Женька принял решение выйти к нашим – если бы он знал, что там буду я. Это одна из тех мыслей, которые я тщательно запираю на ключ в дальнем, тёмном чулане в моей голове. И сейчас она вырвалась на свободу и мстила, мстила мне за нерешительность…

Если бы хотя бы у меня хватило ума не лезть на захваченные позиции. Не пытаться его найти.

Я ведь знал, как выглядят люди после удара вакуумным из ТОСа.

Всё, что я мог сделать – это похоронить его в отдельной, собственной могиле. Поставить информационную табличку. Пометить координаты места.

У него остались жена и двое детей. Когда он погиб, они были в Польше, в эвакуации. После войны они нашли могилу, перезахоронили как положено. Поставили памятник. Я старался помогать им – дистанционно, так, чтобы они не заподозрили о помощи. И следил за их судьбой в меру своих сил.

Наверное, поэтому завести свою семью я так и не решился.

Я лежал какое-то время, стараясь загнать демонов прошлого обратно в самый тёмный чулан подсознания.

Чтобы стало легче, начал анализировать ситуацию.

Научники говорили, что Аномалия ведёт в места, которые формируются некими информационными… сущностями. Что множество погибших птиц открыли проход в эти миры.

Забавно, что они не упомянули то, что такие места давно известны всем традиционным земным культурам под разными названиями. Впрочем, допускаю, что таких мест – много. И они все – разные. А где именно человек оказывается после смерти, зависит от того, как он живёт и как умирает.

Похоже, Аномалия меня вынесла в место, подозрительно напоминающее скандинавскую Вальхаллу. Тут одни военные, бесконечная битва и возрождение каждую ночь. Разве что пиров по вечерам как-то не хватает… и это странное разделение на «плохих» и «хороших» – что-то не помню такого в мифах.

Информации у меня пока ещё маловато, чтобы делать окончательные выводы, но, похоже, сюда попадают те, кто погибает в бою. Они ничего не помнят о прошлой жизни. Устраиваются тут, продолжают бесконечно воевать, гибнут, возрождаются, снова гибнут – в призрачной надежде… на что?

Человек должен на что-то надеяться, верить в саму возможность перемен. Здешнее общество удивительно стабильно для такой безумной конструкции. Так не должно быть – если только его не поддерживает нечто неизвестное.

Надо внимательнее приглядеться к местным религиям. Вопреки совету генерала.

Когда я вошёл в столовую, все замерли. Стало очень тихо. Я успел пожалеть, что согласился на Женькину просьбу и вышел из палаты. Но, как только я взял поднос и встал в очередь на раздачу, гул голосов и обычное движение возобновились. Да, в мою сторону всё ещё бросали любопытные взгляды, но делали это украдкой, ненавязчиво.

Когда я доедал второе, в столовую вошёл Даниил. Когда я увидел его, едва смог сдержать улыбку: он не шутил, когда говорил о том, что после каждого возрождения ему приходится серьёзно работать над собственными физическими кондициями. Китель не мог скрыть округлый выпирающий живот, а второй подбородок лежал на воротнике форменной рубашки.

Он взял салат, стакан воды и сел за мой столик.

– Привет, – кивнул он и принялся за еду.

«И как его угораздило попасть в эпицентр боевых действий?» – молча недоумевал я, наблюдая за тем, как он молча, тщательно пережёвывая, поглощает салат.

– Говорил же – не всем так везёт, как тебе. Некоторым приходится работать над собой, – сказал он, сделав глоток воды.

– Да, пожалуй, я везучий, – ответил я.

– Не доставали тебя тут?

– Нет, – я покачал головой; про визит генерала я решил умолчать.

– Мы стараемся перекрыть информацию. Минимизировать распространение. Я хочу удержать тебя в разведке. Ты сам как к этому?

– Поддерживаю, – кивнул я, в этот момент осознав, что действительно не хочу уходить на линейные должности. Это меня немного удивило, и я начал копаться в себе, пытаясь понять, откуда взялось это нежелание. Ведь военная карьера открывала мне больше возможностей, дорогу к информации и ресурсам, а с ними, возможно, и путь обратно. Мне понадобилось секунд десять, чтобы понять. Дело было в Алине. Похоже, я надеялся на новую встречу.

– Что такое? – насторожился Даниил.

– Да нет. Всё нормально. Вспомнил дорогу обратно.

– Ну ты дал, конечно, – усмехнулся он, – расскажешь потом, как до отрогов добрался. Шансов не было – у них отлично отлажена поисковая система. Собаки, вертолёты – все дела. Наверное, нашёл какой-то обходной путь? Пещера? Река подземная? В общем, расскажешь.

– Расскажу, – кивнул я.

– Как выпишешься, заходи в мой кабинет. Управление, второй этаж, двести двенадцать. Допуск на тебя уже оформлен, пропустят.

– Есть, – ответил я.

– Да брось. Это не приказ. Просто поговорить хочу. Неформально. Понимаешь?

Я кивнул. Как-то слишком много желающих вести неформальные разговоры вдруг появилось…

– Только обязательно до доклада, хорошо? – он поднял левую бровь, наблюдая за моей реакцией

– Хорошо, – снова кивнул я. – До доклада. Я зайду.

– Вот и отлично! – Даниил осклабился, одним глотком допил воду и поднялся из-за стола, – увидимся тогда.

Меня выписали под вечер. Идти докладываться в Академию не было никакого смысла, поэтому я пошёл в расположение кадетки, в свою казарму. По дороге я встречал больше любопытных взглядов, чем обычно – но это могло и казаться. Побочный эффект всего случившегося.

Я специально пошёл пешком, чтобы добраться до места уже после ужина, а лучше – после отбоя. Не хотелось долгих разговоров с сокурсниками.

Уже возле казармы я задержался в парке у турников. Тренировался, пока не стемнело. В тусклом оранжевом свете фонарей я пошёл на ночёвку.

Дневальный на тумбочке, увидев меня, вытянулся в струнку и отдал приветствие. Как будто знал о моём новом офицерском статусе. Это был кто-то из новеньких, я не помнил его имени, поэтому просто пришлось ответить.

В казарме почти никого не было. Народ использовал свободное время до отбоя, и меня это обрадовало. Я разделся. Приготовил потные вещи для прачечной, запихнув их в номерной мешок, и направился в душ. Мои вещи в тумбочке были в полном порядке – всё осталось на своих местах, от зубной пасты до шлёпанцев.

Душевые кабинки в расположении были полностью изолированными и запирались изнутри. В земных казармах так делали редко – но здесь это было насущной необходимостью. Подобие личной жизни.

Поэтому я сильно удивился, когда вышел из душа и обнаружил себя в окружении однокурсников.

Они стояли молча, пожирая меня глазами.

– Так, – сказал я, прочистив горло, – что тут происходит?

Ребята как-то синхронно опустили головы. Замялись.

– Серёг… – начал мой сосед по койке, Коля, – мы понимаем, что никто ничего официально не признаёт… но понимаешь, у нас много верующих… просьба к тебе есть небольшая. Не откажи. Ты… понимаешь?

– Нифига я не понимаю! – ответил я, сканируя пространство, чтобы определить пути отхода.

– Он – неверующий, я его ни разу на службах не видел, – вмешался кто-то ещё, – объяснить надо.

Коля вздохну, посмотрел на меня, и продолжил:

– Слушай… в общем… если у тебя вдруг есть такая возможность… нам очень нужны боевые талисманы. Всем нам. Если нам начнёт везти – мы подвинем фронт в нашем секторе…

– Вы о чём?

– Если ты тот самый, но каждый волос с твоей головы будет помогать нам. Давать победу, – это сказал третий парень, я не помнил его имени. Кто-то из новеньких. Поделись, пожалуйста. Если тебе не жалко, конечно…

– Ты ведь не заходил к барберу, да? – продолжил Коля, – у тебя много выросло…

Я растерянно захлопал глазами, автоматически потрогав свою прилично отросшую шевелюру.

– Эм… ну мне не принципиально. Только где мы ножницы возьмём?

Вместо ответа парень, стоявший напротив меня, с улыбкой достал из-за спины электрическую машинку для стрижки.

Даниил усмехнулся, глядя мою новую причёску.

– Уломали, да? – спросил он.

Конечно же, я выполнил его просьбу и до доклада, с утра, зашёл к нему в кабинет.

– Вроде того, – кивнул я.

– Добрый ты, парень!

– Наивный, скорее, – я ответил, улыбнувшись.

– Посмотрим… – загадочно сказал Даниил, поднимаясь из-за стола, – я хочу тебе кое-что показать.

Что-то в его тоне заставило меня внутренне напрячься.

Он подошёл к большому сейфу, который стоял в дальнем углу помещения. Повозился с замком, после чего массивная дверца с лёгким скрипом отъехала в сторону.

– Подойди, пожалуйста, – попросил он.

Я подошёл к нему.

– Посмотри, – Даниил отошёл в сторону, открывая для обозрения внутренности сейфа.

Там, аккуратно сложенная, лежала моя форма. Та, в которой я попал в этот мир. Отдельно – штаны, отдельно – нижнее бельё.

– Узнаёшь, верно? – спросил он.

Я лихорадочно думал, пытаясь выбрать и просчитать модель поведения.

– Да, – кивнул я.

Даниил взял майку, на которой был российский герб и триколор.

– Раздвоенная птица… – задумчиво произнёс он, – забытый символ. Его даже не все капелланы моей веры знают. И что такое Россия?

– Что?.. – переспросил я прежде, чем сообразил, что название страны указано на ярлычках для одежды, которые были слишком маленькими и незаметными, чтобы их отрезать.

– Эта вещь сделана в России, – вздохнул Даниил, – в мире нет такого места.

Я всё никак не мог собраться с мыслями, анализируя все новые вводные, чтобы выработать линию поведения.

– Но хорошо, что ты не отпираешься. Это достойно уважения. Ты ведь понимаешь, что я точно знаю, что это твои вещи?

– Собаки… – ответил я.

– Собаки, – согласился Даниил, – кто ты, Серёга? И откуда?