Текст книги "Воин. Грозовые птицы"

Глава 16

Мы встретились в паре кварталов от штаба бригады в тихом сквере. Пятнадцать минут назад тут прошёл гарнизонный патруль – строго по расписанию, которое я вскрыл ещё днём. Выслушав мой доклад, Даниил согласился с выводом, что объект хранится во вспомогательном отделении. Наблюдая за главным, никаких признаков необычной активности он не заметил.

Во время доклада у меня был соблазн умолчать о происшествии с Алиной. Но я не стал.

От любой детали сейчас зависели наши жизни, а я свою я ценил куда больше, чем другие обитатели этого странного мира.

Даниил удивился, но одобрил мои действия, согласившись, что отказ с моей стороны был бы очень подозрительным и привлёк бы ненужное внимание.

После заката народу на улице почти не было. Комендантский час в городе начинался в полночь, но военная привычка – занимать безопасное укрытие с наступлением ночи – была распространена по обе стороны фронта.

Штаб был окружён сплошным высоким забором. Кое-где даже были установлены камеры наблюдения – совсем новая технология для этого мира. Примерно прикинув зону видимости, мы приблизились на минимальное расстояние, после чего надели заранее подготовленные балаклавы. Светить лица было совершенно ни к чему, особенно для успешной реализации тех вариантов плана, которые предусматривали эвакуацию на подконтрольную нашим территорию.

Грузовик с почтой прибыл на территорию точно по расписанию. Ворота начали открываться, когда мы синхронно нырнули под кузов, повиснув на скобах. Нас уже могли засечь, благодаря камерам, и дальше пришлось бы прорываться в здание с боем – но нет. Расчёт оказался правильным. Если за мониторами и были живые операторы, они не слишком внимательно следили за окрестностями. Очень распространённая шибка охраны объектов в тыловых городах.

Грузовик рывком тронулся и двинулся в арку за воротами. Тут он снова остановился. Мы были внутри «шлюза» безопасности. Теперь охранники должны выйти для осмотра транспорта прежде, чем пропустить его дальше, на разгрузку.

И действительно – где-то впереди вспыхнул прожектор, со скрипом открылась металлическая дверь, послышался звук приближающихся шагов.

– О, Михалыч, как сам? – обратился охранник к водителю. Я поморщился – вспомнил своего Михалыча, погибшего от пули вражеского снайпера.

– Да я-то, что? Я-то отлично! В другой сектор ездили. Сам знаешь – дальний рейс, на юг. Жара да влажность. И москиты.

– Когда туда железку уже протянут…

– Да кто ж его знает? Пытались несколько циклов назад, помнишь, когда у петухов продвижение было. Вот, с тех пор и заморозили. По слухам, укрепрайон там строят. А железку специально не тянут, чтобы наш сектор опасности не подвергать.

– Лады… ну что, разгрузишься – заходи к нам на этаж. Потолкуем.

Глядя из-под грузовика, я видел, как охранник, который должен был осмотреть груз, развернулся и направился обратно в сторону двери. Даниил подмигнул мне – всё складывалось как нельзя более удачно. Вот только мне совсем не понравилось, что голос у местного Михалыча был очень уж похож… или это просто игры психики? Услышал знакомое имя, пара оборотов речи – и вот, образ покойника встаёт в голове. А мозг вроде как сглаживает шероховатости…

Через несколько секунд открылись вторые ворота, и мы поехали дальше – в квадратный двор, на противоположной стороне которого было несколько пандусов, предназначенных для разгрузки.

Когда грузовик встал вплотную к одному из пандусов, появились солдаты-грузчики.

По сигналу напарника мы начали действовать.

Прыжком взлетев на пандус, я метнулся к ближайшему солдату и вогнал ему кинжал-вакидзаси между рёбер с левой стороны. Не изо всей силы – только чтобы пробить ткань и слой соединительной ткани. Это оказалось совсем не сложно: из формы на грузчиках были только зелёные майки. Да и понять, что происходит, противник просто не успел.

Второму я перерезал сонную артерию, заодно с дыхательным горлом – чтобы не успел закричать и поднять тревогу. С третьим оказалось сложнее: он успел оценить ситуацию и уже доставал из кобуры револьвер, но я оказался быстрее. Метнул кинжал так, что его лезвие вонзилось противнику в левый глаз.

Даниил так же благополучно и быстро уложил свою тройку.

Оставалось расправиться с водителем и его сменщиком, которые всё так же оставались в кабине.

Убивать тут оказалось неожиданно легко. Куда легче, чем обычно. Зная, что все убитые мной вернутся в строй уже следующим утром, их ликвидация воспринималась как игра, учения – не более. В нормальном мире мне каждый раз приходилось себя перебарывать, отключать часть сознания. Это походило на сделку со временем; после боевых операций меня ломало, но это было уже вне опасности и поля зрения руководства.

Мы синхронно метнулись в сторону кабины грузовика. Водители, очевидно, не наблюдали за разгрузкой – были слишком заняты разговором между собой. Поэтому, когда я рванул дверь кабины на себя, никто даже не пытался оказать сопротивление.

Я уже приготовил вакидзаси, чтобы уже испытанным приёмом вонзить клинок в сердце шофёра. Но тут мозг отреагировал на его внешность.

Передо мной сидел Михалыч. Не двойник, не похожий человек – а именно он; у меня не возникло ни малейших сомнений. Слишком много деталей сразу. Те же глубокие морщины на лбу. Совершенно те же глаза, глядящие на меня в недоумении.

Я замешкался на секунду. Достаточно для того, чтобы Михалыч успел прокричать: «Диве!..» – видимо, имея в виду «диверсия». Но его крик оборвал кинжал Даниила, вонзившийся в горло.

Напарник глянул на меня с укором и недоумением, но ничего не сказал. Вместо этого жестом указал на вход в складские помещения.

Как ни странно, но камер во внутреннем дворе не было. Возможно, из-за соображений секретности. Как бы то ни было, это позволило нам выиграть пару драгоценных минут.

В нашем распоряжении был план складов отделения пятилетней давности. Скорее всего, за это время были перепланировки, и наши аналитики попытались угадать, какие – сделав несколько альтернативных схем, которые мы изучили во время брифинга.

Благодаря такой тщательной подготовке нам удалось добраться до самой защищённой части без единого выстрела, что, безусловно, было большим успехом.

Последний барьер на пути к предполагаемой цели – стальную сейфовую дверь мы преодолели самым простым и эффективным способом, использовав три специальных кумулятивных заряда, которые прожгли главную силовую ось запорного механизма.

Конечно, была опасность, что кумулятивная струя вызовет пожар в самом хранилище и уничтожит плёнки. Но тут приходилось рисковать.

От взрыва заложило уши. Это было не только неприятно, но и опасно: теперь я лишился возможности слышать приближение противника. Надеюсь, что временно. Дальше приходилось полагаться только на зрение.

Напарник сделал знак: «Держи периметр!», а сам скрылся в задымлённом помещении сейфа.

Я снял револьвер с предохранителя. Расфокусировал взгляд, чтобы среагировать на малейшее движение. И оно не заставило себя долго ждать: боец, должно быть, из дежурного отряда на полной скорости вылетел в коридор. Удивительно, но его оружие было в кобуре. О чём он думал? Что тут простая нештатная ситуация, а не вражеские диверсанты? В любом случае, до следующего утра ему думать больше нечем.

Два других бойца были более осторожными. Увидев участь товарища, они стремительно скрылись в ближайших нишах, где были двери в другие помещения. Достать их я не успел.

Даниил тронул меня за плечо. Я бросил быстрый взгляд назад. Напарник держал в руках небольшую пластиковую коробку. Неужели удалось? Я невольно улыбнулся. Он сделал знак: «На выход!»

Возможно, охрана здания не ожидала такой наглости. Или просто не просчитывала наши действия. Но во двор с грузовиком мы вернулись совершенно спокойно. Я только выстрелил пару раз на удачу, стараясь, чтобы пули рикошетом попали в ниши. Убедиться в результатах стрельбы у меня не было никакой возможности.

И только когда мы были уже у грузовой рампы, главный свет в здании погас, сменившись тревожными красными проблесками. Наконец, кто-то догадался врубить общую тревогу.

Но остановить нас это уже не могло.

Я метнулся к воротам; установил ещё один заряд у основания опор.

Тридцать секунд замедления.

Даниил уже сидел за рулём, выкинув из салона трупы водителей. Я не удержался – бросил быстрый взгляд на Михалыча. Без сомнения, это был он. Снова мёртвый. Но в этот раз его лицо не пострадало. На нём застыло выражение бесконечного удивления. Мне хотелось думать, что боли он почти не почувствовал – слишком быстро мозг лишился кровообращения.

Запрыгнув в кабину, я перехватил сдержанно-заинтересованный взгляд Даниила. Заметил то, как я глядел на Михалыча? Плохо. Но не время думать об этом.

Рвануло. Ворота выгнулись наружу под углом сорок пять градусов.

Напарник дал газу и отпустил сцепление. Я прикрыл лицо от осколков.

Грузовик был достаточно тяжёлым, чтобы снести внешние ворота. К тому же они были более хрупкими, чем внутренние – скорее, декоративные, чем реальная защита. Но капот всё равно помялся прилично, и левая фара разбилась. Хорошо хоть радиатор уцелел – у него, похоже, стояла специальная защита.

Сквозь «вату» в ушах я расслышал лёгкие щелчки. Нас обстреливали. Но хорошо, что слух возвращался так быстро.

Мы проехали пару кварталов до большого парка. Тут Даниил выключил фары и свернул в технический съезд возле вспомогательного прохода в ограде.

На улицах было всё так же пустынно. Нам везло.

Мы синхронно выпрыгнули из кабины и скрылись в парке. Конечно, план не предусматривал длительную погоню на угнанном грузовике – потому что исход такой гонки был заранее предрешён.

Метрах в трёхстах от входа у подножия небольшого холма в парке протекал ручей. Мы спустились к нему и дальше трусцой побежали вверх по течению. Полностью от погони с собаками это нас не защитит – они обследуют все берега – но позволит выиграть драгоценное время.

Дальнейший план предусматривал два варианта действий. Первый предполагал длительную игру в «кошки-мышки» по окрестным лесам с перспективой выхода в море и дальнейшей эвакуацией на подлодке. Для этого у нас даже были сверхкомпактные жилеты, которые позволили бы отплыть достаточно далеко от берега.

Второй… о втором варианте я старался не думать. Слишком уж был он безумным. Но чем дальше мы двигались – тем больше я убеждался в том, что Даниил выбрал именно его.

Мы бежали в сторону ближайшего аэродрома.

Бежать пришлось долго. Практически всю ночь. И за всё это время мы всего один раз остановились на короткий привал и перекусили питательными концентратами.

– Отличная форма, – одобрил напарник, глядя, как я подтягиваю шнуровку на тактических ботинках, – мало кому так везёт. Мне вот приходится себя в порядок приводить по физухе после каждого возвращения.

– Повезло, – согласился я, тоскливо глядя на небо, где редкие звёзды проглядывали сквозь вдруг набежавшие тучи.

– С погодой, похоже, повезёт. Двинем в облаках на разведчике.

Я внутренне содрогнулся, но согласно кивнул в ответ.

Авиация тут развивалась… странно. Первые прототипы реактивных двигателей, как мне случайно стало известно в кадетке, только проходили испытания в лабораториях. Но, кроме традиционных самолётов на поршневых двигателях, неожиданно бурное развитие получили ракетопланы. Правда, не совсем такие, какие были у нас на заре авиации. Здешние использовали сбрасываемые твердотопливные ускорители.

Чаще всего ракетопланами были фронтовые бомбардировщики. Несколько реже – разведчики. Последние делали из материалов на основе дерева и ткани, пропитанных какими-то полимерами. После сброса ускорителей они почти не засекались радарами, да и другими средствами оповещения тоже. Их единственным недостатком был относительно низкий радиус действия и крайняя зависимость от погодных условий. Так, при перемене ветра разведчик-ракетоплан мог просто не долететь до своих. Ведь на пути обратно аппарат, по сути, превращался в обычный планер. Но в нашем случае этот недостаток был вторичен – всё, что нам требовалось – это пересечь линию фронта.

На место прибыли в рассветных сумерках. Облака к этому времени стали более густыми и опустились ниже. Я даже начал думать, что Даниил, возможно, не так уж и не прав в своём решении действовать по рискованному варианту плана.

Мы лежали возле ограждения из колючей проволоки. Метрах в двухстах от нас стояла деревянная вышка охраны с пулемётчиком. Там был установлен мощный прожектор, но сейчас он не светился. Возможно, дозорные решили, что уже достаточно светло. Что ж. Спасибо им за это.

Мы не двигались, вычисляя интервалы пеших патрулей. Первый скрылся из вида минут пять назад. Никаких признаков следующего не наблюдалось. Я с тревогой глядел на небо – если замешкаемся больше, чем на полчаса, станет совсем светло. Потеряем преимущество.

За забором были замаскированные сетью стоянки аппаратов. Мы специально подошли к разведчикам – более серьёзные машины стояли по другую сторону лётного поля, где были сооружены настоящие бетонные бункеры, способные выдержать прямое попадание авиационного фугаса.

– Ты знаешь, что происходит с трупами? После сражений? – неожиданно шёпотом спросил Даниил, напряжённо вглядываясь куда-то вправо; я проследил направление его взгляда и увидел следующий патруль.

– Нет… – честно ответил я; странно, но я, и правда, раньше об этом никогда не задумывался.

– Когда-то очень давно тела хоронили в специальных местах. Они назывались кладбища, – ответил Даниил, – у некоторых бойцов было по несколько десятков могил. И кое-кто продолжал приходить к своим прошлым телам. Делали какие-то вещи, которые предписывали древние, сейчас уже забытые ереси…

– Как… странно, – вздохнул я.

– Да… – улыбнулся напарник, – теперь ты, по крайней мере, знаешь, насколько я стар.

– Кажется, я чувствовал, – я улыбнулся в ответ. И это было правдой – я никак не мог заставить себя называть напарника «Даня», даже про себя, хотя он и просил об этом при первом знакомстве. Почему-то упорно выходило только «Даниил».

– В то время мы сражались на мечах… бойцы всегда видели смерть. Чувствовали страдания… А теперь, эх, – он махнул рукой, – есть артиллеристы, которые и врага-то в глаза ни разу не видели. Не говоря уже о лётчиках.

– Война меняется, – я пожал плечами.

– Маскируется, – кивнул Даня, – старается показаться тем, чем она не является. Особенно, у этих… каждый раз поражаюсь, как они могут жить в таких городах. Притворяться, что всё… – он чуть запнулся, – что всё может быть не так. И при этом делать жуткие вещи с нашими людьми в своих подвалах.

Я не нашёлся, чем на это можно ответить. А через секунду напарник жестом скомандовал: «Пора!»

И мы синхронно, молнией метнулись вперёд, догоняя только что прошедший патруль, чтобы вогнать кинжалы в их сердца. Теоретически их не обязательно нужно было убивать. Но, по нашим прикидкам, это давало выигрыш во времени; несколько минут можно было не ждать, пока они бы отошли достаточно далеко. А сейчас каждая секунда имела значение.

Даня снял маскировку с передней части позиции, потом освободил тросы, удерживающие очень лёгкую машину на месте. Они крепились на специальные скобы, вмурованные в бетонные плиты стоянки. Я старался помогать ему, хотя совершенно ничего не смыслил в здешней авиации – а напарник, похоже, в одной из своих ипостасей был пилотом. Возможно, даже разведчиком.

Пришлось повозиться с ракетными бустерами или, как их называли сами летуны, «толкачами». Мало того, что обращаться с ними следовало предельно осторожно, так ещё и замки с многочисленными предохранителями придумал какой-то изуверский мизантроп. Впрочем, не следовало забывать, на какой стороне мы находимся.

– Аш-три-ноль-два. Какого хрена вы творите!? – Даня включил радио, когда мы вытолкали аппарат к створу полосы.

– Башня, аш-три-ноль-два. Старт по плану на двенадцать-ноль-три. Миссия два-два-пять, приём, – ответил Даниил.

Я помнил, что по плану это сообщение должно было ввести контроль в ступор. Код приоритета контрразведки не позволял им запрашивать больше информации – если, конечно, он всё ещё действовал.

Несколько секунд эфир молчал. Даниил выжидал, удерживая палец на стартере ускорителей.

– Аш-три-ноль-два, код подтверждаем. Но предупреждаем: вынуждены делать запрос по протоколу три-три-ноль, приём.

Мы переглянулись. Не худший вариант. Код действовал, но диспетчер задействовал контрольный протокол. У нас было минут двадцать-тридцать.

– Да как хотите, параноики, – усмехнулся Даниил, – слышал, что местные очень беспокоятся за свои задницы, но не знал, что настолько. Три-три-ноль, так, три-три-ноль. Мы стартуем. Приём.

– Полоса свободна, добро, приём, – ответил диспетчер.

Щелчок. Сзади и снизу загрохотало. Ощутимо вдавило в кресло. Это совсем не было похоже на обычный взлёт. Возможно, что-то похожее ощущают космонавты.

После взлёта Даниил ушёл в набор высоты, почти вертикально. Из-за грохота разговаривать было невозможно, и он знаком велел мне надеть кислородную маску и сам натянул её на лицо.

Кабина разведчика не была герметичной. Слишком лёгкая конструкция для громоздких систем жизнеобеспечения. Да и сами материалы, видимо, не были достаточно прочными, чтобы держать внутреннее давление. При этом аппарат мог подниматься достаточно высоко, до десяти километров и даже выше. От кислородного голодания спасали маски, от холода – химические грелки, вмонтированные в пилотские ложементы и лётные комбинезоны, которые мы тоже обнаружили на складе возле ускорителей.

Минут через десять после взлёта рация снова ожила:

– Аш-три-ноль-два! – надрывался диспетчер, – немедленный возврат! Подтвердите, или поднимаем перехватчики! Повторяю…

Даниил вырубил рацию. Теперь вести переговоры было бессмысленно.

Мы пробили густую облачность и теперь поднимались всё выше под ярким солнцем.

Через пару минут «толкачи» вырубились. Даниил сбросил их, потянув соответствующий рычаг. Теперь их корпуса были только лишним грузом.

Выровняв машину, напарник заложил круг, резко меняя курс. Разумно – толкачи выпустят парашюты, их обнаружат и восстановят траекторию нашего взлёта.

– Плохо, – сказал я, активировав интерком в маске и доставая навигационные карты, – слишком рано они.

– Согласен, – сухо ответил Даниил.

Пока я пытался сориентироваться, опираясь на данные бортового хронометра и солнце, Даниил довольно резко опустил нос. Машина разгонялась, но мы теряли высоту. Слишком быстро для того, чтобы можно было рассчитывать добраться до фронта.

– Нужно войти в облака, – пояснил он, когда мы разогнались так, что винглеты на крыльях стали опасно вибрировать, – есть шанс оторваться от истребителей. В такой облачности бывают восходящие потоки. Будем пытаться найти.

Для меня этот план звучал совершеннейшим безумием, но, в конце концов, я не был лётчиком.

Возможно, нам действительно удалось бы преодолеть линию фронта и даже добраться до отрогов хребта, отделяющего подконтрольные нам территории от вражеских земель. Но мы не успели. За несколько секунд до того, как мы нырнули в облака, в паре километров от нас их недра вдруг осветились красным. По ушам стеганул рёв ракетных ускорителей, и пара перехватчиков ввинтилась в дневную небесную синь.

Хоть истребители и шли под ускорителями, в отличие от нас у них были движки. То есть, их пилотам можно было не думать об ограничениях по времени; они были готовы к любым манёврам под максимальной тягой. А с движками на этой высоте они могли выйти почти из любого пике, даже если заряд «толкачей» закончится. Тогда как мы могли рассчитывать только на запас высоты и естественные воздушные потоки.

Пилот левого перехватчика засёк нас первым. Тут же заложил манёвр, от которого даже у меня заныли кости. Зато он успел выйти на дистанцию эффективного поражения до того, как мы скрылись под спасительной облачной пеленой.

Первые два разрыва прошли мимо. Нас лишь чуть пихнуло взрывной волной. А третий снаряд угодил в хвост, снеся киль.

В облаках разведчик закрутило. Я прикрыл глаза – так было легче справляться с неприятными ощущениями. Мы быстро теряли высоту, уши закладывало, но это и к лучшему: в маске становилось душно. Похоже, кислородное оборудование было повреждено прямым попаданием снаряда.

Через несколько секунд я обнаружил, что вроде как беспорядочная болтанка пропала. Я приоткрыл глаза.

Даниил сидел, вцепившись в штурвал, сжав челюсть до окаменевших желваков. На его лбу выступили крупные капли пота. Кислородная маска болталась у его уха.

Вы вышли из облаков. Вдалеке синели горы. Внизу стелился зелёный полог леса. Он приближался как-то слишком уж быстро.

– Держи стафер наготове, – выдавил напарник, – если поранишься – не раздумывай. Сдаваться нельзя. Помнишь, надеюсь.

Наше падение замедлилось. Похоже, Даниил поднял восходящий поток и начал кружить над лесом, пытаясь найти место для посадки.

– Что с грузом делать? – спросил я.

– Я активировал закладку. Если не обнулять её каждые пятнадцать минут – содержимое будет уничтожено.

– Может, вскроем контейнер? Я владе… – в стрессе я чуть не ляпнул «мнемотехниками», хотя пока что тут даже термина такого не слышал, – я хорошо запоминаю.

– Нельзя, – ответил Даниил.

– Почему?

Я думал, что напарник не ответит. Тем более, что внизу блеснула лента небольшой реки. Наверно, выбирает место для посадки.

– Аналитики считают, что есть риск, будто содержимое может повлиять на того, кто это увидит. Заставит сменить сторону.

– Это всё-таки возможно… – констатировал я.

Кажется, Даниил хотел что-то ответить, но в этот момент до нас долетел гул истребителей.

Должно быть, они изначально неправильно определили вероятный квадрат нашего выхода, а теперь скорректировали маршрут. И обнаружили нас.

Пара начала палить из пушек с максимального расстояния. Воздух вокруг нас снова покрылся чёрными цветами близких разрывов.

Напарник направил нос разведчика вниз. Аппарат начал сильно крениться на левый борт – всё-таки без киля управлять им было крайне сложно. Но Даниил в очередной раз смог его выровнять.

Речка сильно помогла. Мы смогли снизиться и почти успели благополучно коснуться воды, но тут случился резкий поворот русла. Не было никаких шансов развернуть разведчик достаточно быстро – и мы воткнулись в лесной частокол на большой скорости. В последний момент Даниил смог поднять брюхо аппарата, чтобы дать нам хоть какую-то защиту.

Удар был жёстким. Амортизаторы пилотского ложемента едва смогли его смягчить – так, чтобы я не сломал позвоночник. Но всё равно было очень больно. Я зажмурился и застонал. Рядом вскрикнул Даниил.

Тишина. Слышно, как верхушки деревьев шумят на ветру. И гул пропеллеров приближающихся истребителей.

Я нащупал пряжу ремня, отстегнулся. Глянул на Даниила. Тот сидел в своём кресле, не пытаясь подняться. Его лицо было серым.

– Ты чего? – спросил я, пытаясь выбраться из своего ложемента, что было не так уж просто: аппарат лежал на боку.

– Помоги достать стаффер, – выдавил напарник, – пора мне.

Только тут я заметил, что он обеими руками сжимает то, что осталось от его правой ноги.

– Хотя… и без него мне пара минут осталось. Но хотелось бы закончить… приятно, – он попытался усмехнуться.

– Сейчас, – кивнул я, доставая из кармана его комбинезона контейнер с отравленным наркотиком.

– Ты тоже не затягивай, – продолжал Даниил, – сверху нас добивать не будут. Передадут координаты поисковой партии, постараются захватить живыми. Фора – часа полтора. Два, если очень повезёт. Уйти невозможно.

– Не буду, – пообещал я.

– Можешь даже со мной, если хочешь, – сказал Даниил, освободив правую руку, чтобы взять у меня контейнер; из культи тут же толчками начала вытекать кровь, – эх, перетянул я с высотой. Секунды не хватило… так бы ушли в облака, и всё…

– Ничего, – сказал я, – ещё отыграемся.

– Не геройствуй только, прошу. Не могу приказать – но я бы не желал тебе того, через что прошёл сам… – голос Даниила становился всё слабее. Лицо вытягивалось, становилось умиротворённым. Мне приходилось видеть такое – но, пожалуй, впервые я был так спокоен.

– Я постараюсь, – ответил я.

Глаза Даниила остекленели.

Вой истребителей приблизился, прошёл над головой и стих где-то вдали.

Я достал контейнер с добычей. Нашёл закладку на контейнере и дезактивировал её.

Потом выбрался из разведчика, захватив НЗ, упакованный в специальный рюкзак.

Сдаваться я не собирался.