Текст книги "Раненые звёзды – 2: Хрупкий мир"

5

Эон: Фанерозой

Эра: Палеозой

Период: Ордовик

466 млн. лет до Перехода

Мы впервые вынырнули из стазиса в открытом море. Поначалу я сильно удивился – как нас успело отнести так далеко от берега, но потом сообразил: видимо, наш пузырь откололся вместе с айсбергом от ледника, когда наступило потепление. И этот айсберг таял достаточно долго, чтобы мы оказались посреди океана. Датчики среагировали на неравномерный скачок внешнего давления.

Был вечер. Багрянцем полыхала половина небосвода, вторая была затянута густыми чёрными тучами. В воздухе плыла какая-то дымка; так бывает в пустыне после пылевой бури. Впрочем, это мог быть и водяной туман – температура за бортом поднималась к тропическим значениям.

Пока я был занят определением наших координат, солнце окончательно село. Я бросил быстрый взгляд в иллюминатор, и обомлел.

В небе, затмевая Млечный путь и первые звёзды, горел гигантский конический шлейф. Больше всего это было похоже на хвост кометы – только гигантского, невозможного размера.

Кай стоял рядом с приоткрытой челюстью. Небесное представление впечатлило его не меньше, чем меня.

– К… как думаешь, что это? – спросил он, справившись с первоначальным шоком.

– Сложно сказать, – я пожал плечами, стараясь держаться подчеркнуто спокойно; по правде говоря, я был на грани паники – подумал сначала, что это след падения метеорита. Конечно, я знал, что в истории Земли было несколько таких падений, но я не мог припомнить ничего, касательно такой глубокой древности. Метеориты – это одна из немногих реальных опасностей для нашего пребывания в стазисе. Если метеорит будет достаточно крупным, чтобы пробить кору, и мы окажемся в зоне удара – пузырь с нами окажется внутри мантии почти мгновенно. Тут возможно два варианта развития событий: автоматика вывода из стазиса успевает сработать раньше, чем блокиратор, реагирующий на избыточное давление, в этом случае – мгновенная смерть; блокиратор всё-таки срабатывает, в этом случае мы уносимся вперёд, в неопределённое будущее, в надежде, что тектоника рано или поздно вынесет нас на поверхность.

Оба варианта меня не устраивали категорически. Поэтому я боялся метеоритов.

Несколько секунд спустя, приглядевшись, я понял, что сияющий шлейф – это не атмосферное явление. Пылевой (по всей видимости) след находился в космосе.

– Похоже на след от кометы, – сказал я, – просто очень близко.

– Она… упала на планету? – уточнил Кай.

– Не думаю, – я покачал головой, – впрочем… скоро узнаем. Как придёт ударная волна.

– Надо стартовать. Без вариантов. Уходить в стазис слишком опасно!

– Да ясен перец! – ответил я, – но не раньше, чем убедимся, что столкновение действительно было. К тому же, мы в море. Отсюда по любому в стазис нельзя.

– Что у нас по горючему?

– Плохо, – я покачал головой, – челнок вообще не был предназначен для межпланетного перелёта. В первый раз на торможении сожгли много… впритык хватит на один старт и одну посадку.

– Ясно, – кивнул Кай, – долго ждать будем?

– Мы не будем ждать, – ответил я, – нам надо сушу найти. Надежную платформу для старта.

– Есть идеи, как её искать? Спутников у нас нет! А планета ваша очень уж текучей оказалась!

– Это если ты за сутки шагаешь на сотни миллионов лет, – усмехнулся я, – идеи есть, – я смутно припоминал фотографии реставрации земной поверхности по периодам, которые были в одном из учебников по палеонтологии; сам учебник принадлежал собрату-поисковику, и на раскопках он каждый вечер устраивал лекции об отдаленном прошлом Земли. Собственно, мои познания в этой области, крайне полезные сейчас – прямое следствие тех лекций. Хотя тогда я относился к ним не слишком серьёзно, – если правильно помню, – продолжал я, – на юге, в районе полюса сейчас Гондвана. Она огромна, точно не промахнёмся. А, если повезёт, по дороге встретим Лаврентию, Сибирь или Балтию.

– Это что, названия материков? – уточнил Кай.

– Ага, – подтвердил я.

– Как-то сложно у вас всё, – он покачал головой, – у нас во всей геологический истории – или один материк, или два. Запомнить не сложно.

– Так у вас и планета поменьше, – хмыкнул я, – чего уж там. Ты, кстати, как? Перед Венерой ты хотя бы на корабле адаптировался. А тут – из невесомости сразу сюда…

– Нормально, – ответил Кай, – привык.

Чтобы поберечь горючее, шли на водомётах. Челнок был почти такой же конструкции, как тот, на котором мы прибыли на Венеру, и тоже умел приземляться на воду. Только у него была ещё добавлена возможность вертикальной посадки – иначе мы бы не смогли безопасно сесть на ледяной панцирь. К сожалению, у нас на борту не было термоядерного реактора – как в том челноке, который мы нашли с Катей. Марсианские технологии не успели достичь таких вершин. Поэтому энергетическая система была основана на батареях (правда, исключительно ёмких), генераторе, способном преобразовывать горючее в энергию, и солнечных панелях, вмонтированных в верхние части плоскостей крыльев. Панели тоже были отличные – давали КПД под девяносто процентов.

Ночью шли на батареях. Благо заряд был на максимуме. Звёзд на небе было на удивление мало. А когда на горизонте появилось расплывчатое белесое пятно, я даже не сразу понял, что это Луна. Конический шлейф на небе тоже двигался, вместе со звёздами. Значит, я был прав – и это всё-таки не атмосферное явление.

Батарей хватило аккурат до утра. И тут нас ждал неприятный сюрприз: поток солнечной энергии, поглощаемый батареями, был аж на тридцать процентов меньше, чем в эдиакарии. Поэтому пришлось ждать, пока батареи зарядятся до уровня хотя бы в двадцать процентов. Пока мы ждали, Солнце поднялось достаточно высоко над горизонтом. Конусообразный шлейф исчез вместе со звёздами. Температура быстро росла – за бортом был уже плюс тридцать пять по Цельсию.

– Может, выйдем на крыло? – предложил Кай, тоскливо глядя в горячее марево за иллюминаторами, – хоть воздухом подышим, раз уж занесло сюда…

– Дышать без фильтра я бы тут не стал, – заметил я, – посмотри – тут какая-то взвесь в атмосфере. Возможно, от извержения. Или, действительно, не так давно крупный метеорит упал.

– Думаешь, нас ещё может накрыть? – тревожно спросил Кай.

– Нет, – я покачал головой, – не накроет. Уже поздно. Пока мы шли ночью, ударная волна бы до нас уже добралась бы с противоположной точки земного шара. Но дышать этой гадостью всё равно я бы поостерёгся.

– Так давай анализ сделаем!

– Делай, – кивнул я, – если тебе охота возиться.

Кай с энтузиазмом неофита побежал в отсек с научной аппаратурой. Я, немного полюбовавшись жарким морским пейзажем под непривычным грязно-жёлтым небом, последовал за ним.

– Ну? Что там? – спросил я с деланым равнодушием, когда вошёл в отсек.

Кай с напряжённым видом тёр подбородок, глядя на показания спектрометра на мониторе.

– Пыли, действительно, много, – констатировал он, – хорошая новость – это не вулкан. Пыль не ядовита и не радиоактивна.

– Что, есть и плохая? – я подозрительно поднял бровь.

– Что плохая? – не понял Кай.

– Новость, – пояснил я, – ты сказал, что есть хорошая. Значит есть и плохая?

– А, – стушевался Кай, – нет, совсем не обязательно. Точнее… не знаю. Пыль, похоже, имеет метеоритное происхождение. Это большей частью типичный L-хондрит.

– Большей частью? – уточнил я.

– Угу, – кивнул Кай, – при столкновении картина была бы другая.

– Ясно, – сказал я, – что ж. Похоже, ситуация проясняется.

– Серьёзно? – удивился Кай, – объясни! А то чувствую себя дураком.

– Похоже, Земля попала в шлейф то ли кометы, то ли мельчайших осколков, оставшихся от столкновения астероидов, или другой небесной мелочи…

Подумал я уже после того, как слова вырвались. Кай старался не подать вида, но по глазам было видно – его это задело.

– Осколки Марса, наверно, тоже можно принять за хондриты… – выдохнул он.

– Нет, – я покачал головой, – планета столкнулась с частью железного ядра Фаэтона. Так что марсианские метеориты чаще всего железистые.

– И они падают на Землю? – спросил Кай подчёркнуто нейтральным голосом.

– Падают, – подтвердил я, – найдено несколько десятков.

– Должно быть, вы много знаете о Марсе…

– Слушай. Хватит ходить вокруг да около, – сдался я, – да, мы много знаем о Марсе. Каким он будет через несколько сотен миллионов лет. Это вторая по изученности планета Солнечной системы. Мы даже роверы туда высаживали.

– И… как он?

– Я говорил уже – ничего похожего на твою родную планету, – ответил я, и отрезал: – доберёмся до нашего времени – покажу.

Кай опустил взгляд, и вздохнул.

– Ты, кажется, хотел выйти подышать, – заметил я, – самое время. Батареи через двадцать минут будут готовы к движению.

Море было довольно спокойным, а небо – ясным. Поэтому, несмотря на продолжающую висеть в воздухе коричневатую дымку, солнечный свет пробирался на несколько метров вглубь мутноватой воды. Там, в воде лениво шевелились странные тени, в которых я не сразу опознал водоросли. Их было много. Оставалось только порадоваться, что водозаборники движителей были прикрыты мелкой сектой.

– Ннда… грязновато, – констатировал Кай, – не окунешься.

Я внимательно поглядел на напарника, пытаясь понять – это он серьезно, или у него вдруг проснулось своеобразное чувство юмора?

Словно в подтверждение его слов откуда-то из глубины показалась длинная веретенообразная тень. Она слега ткнулась в крыло, отчего огромный челнок чуть покачнулся, а потом рванула с невероятной скоростью куда-то дальше в океан. Из-за скорости о размерах существа было судить довольно сложно, но мне показалось, что в длину оно было не меньше десяти метров. Её прямое веретенообразное тело заканчивалось венчиком длинных пульсирующих щупалец.

– Пожалуй, ты прав… – согласился я, – пошли-ка обратно в челнок. Не нравится мне тут.

Берег показался на закате. За полосой прибоя начиналась пологая каменистая равнина, очень похожая на ту, которую мы оставили в далёком прошлом, только безо льда и снега. Сам берег был завален то ли высохшими водорослями, то ли какой-то рыхлой породой – в закатном свете сложно было разглядеть точнее.

Судя по координатам, до Гондваны мы не добрались. Слишком близко к экватору. Скорее всего, перед нами была Лаврентия или Сибирь.

– Хорошо хоть обрывов нет, – заметил Кай, разглядывая берег через бортовую оптику, – но взлетать всё равно надо. Своим ходом не выберемся – шасси переломаем.

– Да ясен пень, – кивнул я, – поэтому полетим завтра, как рассветёт.

– Ещё одна ночь, значит?

– Угу, – кивнул я, – выспимся как следует. Отдохнём. Наберёмся сил. Что-то мне кажется, что дальше будет сложнее.

– Скорее всего, – согласился Кай, – или, может, тут ещё чего-нибудь интересного найдём на берегу.

– Ну это вряд ли, – я покачал головой, – два раза так не повезёт.

– А при чём тут везение? – Кай пожал плечами, – очевидно же, что они выбирали для посадки наиболее подходящее место. То, что оно совпало с нашей точкой старта в стазис – это ведь не совпадение. Мы ведь тоже тщательно выбирали место, стараясь по возможности просчитать вероятность нестабильности, по нашим скудным данным. Да? Ты ведь говорил, что примерно прикидывал?

А ведь он был прав. Та случайность не была такой уж случайной. Плохо. Я выбирал место старта, ориентируясь только на природные процессы. Значит, впредь нужно будет выбирать тщательнее. Избегая мест, которые потенциально могут заинтересовать внешние силы.

– Спасибо, Кай, – сказал я.

– Да не за что.

– Выйдем ещё раз наружу? – предложил я, – осторожно, конечно. Страхуем друг друга.

– Давай, – кивнул Кай, – хочу на закат посмотреть. Очень уж красиво эта штуковина смотрится, – очевидно, он имел ввиду шлейф космической пыли.

Снаружи было всё так же влажно и жарко. Температура опустилась всего на полтора градуса. Звёзды были редкими и тусклыми, и от этого казались очень далёкими. Луна над горизонтом ещё не поднялась. Со стороны берега дул ветерок и долетал лёгкий шум далёкого прибоя.

Фильтр-маску я снять так и не решился. Не нравилась мне эта взвесь в воздухе, хотя приборы и показывали её относительную безопасность. Не хотелось пачкать лёгкие. Но воздух этого мира всё равно ощущался – влажными прикосновениями по коже лица и рук.

Я стоял, глядя на далекий темнеющий берег. А потом, в какую-то минуту, понял, чего мне тут остро не хватает.

Эта Земля была очень тихой. Ещё не появились динозавры, и их летающие виды, известные нам как птицы. Тут не было даже вездесущих насекомых – только их далёкие предки. Но этот мир уже был живым. И в воздухе словно повисло что-то вроде предчувствия будущего буйства жизни.

Кай вышел на середину крыла и, задрав голову, разглядывал шлейф в ночном небе.

– Слушай, Гриша, – сказал он тихо, не опуская головы, – скажи. А ты точно уверен, что вот это – естественное образование, а? Не слишком ли странно – пролетает огромный рой осколков после столкновения. А на Земле всё в порядке. Ты не пробовал рассчитать точку, где это столкновение могло произойти?

А ведь и правда. Почему я этого не сделал раньше?

Я чуть прикрыл глаза, готовясь войти в режим.

И как раз в этот момент из воды вынырнула огромная чёрная тень. Тварь забралась на крыло возле элерона. Её жёсткие хитиновые конечности с неприятным звуком царапали обшивку солнечных панелей, а панцирь глянцевито отливал в скудном свете иллюминаторов.

В первую секунду я вырвал из кобуры излучатель. Навёл ствол на тварь. Но стрелять не стал. Существо вело себя странно, оно явно было дезориентировано: скручивало хвост, и шевелило плавательными конечностями, напоминающими вёсла, как будто всё ещё ощущало себя в воде.

– Стой! – скомандовал я Каю, увидев, что он тоже собрался стрелять, – медленно развернись в пол оборота к этой штуковине. Закройся маской. Чтобы не было видно рук и лица. И медленно двигайся ко мне.

– Эта штука выглядит опасной, – заметил напарник, но всё-таки послушался меня, и начал медленно, вполоборота, продвигаться ко входу в челнок.

– Она нас не видит, – сказал я, – мы в костюмах. И челнока она тоже не видит. С её точки зрения какая-то невидимая сила подняла её, и вытащила из воды.

– А. Модификации, о которых ты попросил сестру, – догадался Кай, – честно говоря, не был уверен, что они сработают.

Когда мы высадились на Землю, еще в конце Криогения, мы заразили воду вирусами, модифицирующими земные организмы особым образом: развивающиеся зрительные анализаторы были неспособны воспринимать любые артефакты, созданные не на Земле. Эта модификация потребовала чудовищного объема вычислений, которые я проделал под руководством ведущих марсианских микробиологов. И вот – всё расчёты оказались правильными.

Тварь продолжала барахтаться на крыле, медленно смещаясь в сторону края, пока, наконец, с тяжелым плеском не нырнула обратно в родную стихию.

– Очень удобно, – заметил Кай, – получается, местные хищники нам не угроза?

– Не вполне так, – я покачал головой, – блокировка не работает против биологических объектов. Окажешься среди них голым – и тебя с удовольствием схарчат. Я боялся, что эта штуковина разглядит твою физиономию. Поэтому просил идти боком.

– Ясно, – кивнул Кай, – осторожность не отменяем.

– Нет, конечно, – ответил я, – кстати, об осторожности. Какую вахту берёшь на себя?

– Утреннюю! – быстро ответил напарник, – в этот раз утреннюю. Хочу ещё раз посмотреть, как шлейф смотрится на рассвете.

– Добро, – согласился я, – тогда после ужина отбой.

– Как скажешь, – улыбнулся Кай.

6

Я проспал четыре часа, и встал минут за двадцать до рассвета. Кай был прав – пылевой шлейф был ярче, чем в обычные ночные часы. Я тихо прошёл на командирское место в рубке, и опустился в кресло. Потом вошёл в особый режим, чтобы произвести необходимые вычисления. Возможно, не стоило это делать до завтрака – но вычисления не должны были быть слишком сложными.

Так и оказалось. Результат я получил за долю секунды. И он меня серьёзно озадачил.

– Любуешься? – спросил я Кая.

– Думаю, – ответил тот.

– О чём?

– Да так… о всяком, – он вздохнул, и посмотрел на меня, – понимаешь, у меня ведь вся жизнь была расписана наперёд. Я всегда точно понимал, куда двигаться, что хорошо, а что не очень… а потом меня познакомили с тобой…

– И теперь я для тебя что-то типа воплощения всего кошмара, который случился с тобой и твоим миром, – тихо сказал я.

– Нет! – воскликнул Кай, и добавил, уже спокойнее, – возможно. Не знаю. Понимаю, что это несправедливо, но… вот что делать, когда само понятие справедливости потеряло значение? Что вообще сейчас имеет значение, а? Меня создавали для войны со страшным врагом. Я должен был защищать. Мать. Сестру. Родной мир. А теперь я для чего? Ты можешь мне сказать? Почему я продолжаю жить? Ради будущего твоего мира? Но ведь он совсем чужой мне, понимаешь?

Я ответил взглядом на взгляд Кая. Помолчал немного. Потом сказал:

– Ирония в том, что, похоже, нас всех создали для чего-то, чего мы совсем не понимаем и не знаем. Похоже на то, что нас выращивают, как скот в загоне. Понимаешь? А все наши промежуточные цели. Весь наш патриотизм. Привязанности. Любовь к другим людям. Оно всё вписывается в заранее заданную схему, оно часть нашего большого загона-пастбища. И в этом смысле положение любого живого существа в нашей системе ничуть не лучше твоего. Понимаешь?

Кай смотрел на меня с просыпающимся интересом. Глухая тоска в его глазах медленно таяла.

– В каком-то смысле мне хуже, чем тебе, – продолжал я, – меня тоже создали для чего-то. Моя ДНК – искусственная, как и твоя. Но я не знаю ни своих непосредственных создателей, ни целей. И вот что я тебе скажу. У меня есть одна гипотеза, которая помогает жить. Я думаю, что фундаментальное свойство любой жизни – это всегда искать обходные, нестандартные пути. Нельзя раз и навсегда загнать жизнь в гетто. Она все равно найдет выход. И сделает всё по-своему.

Помолчали, глядя на разгорающийся рассвет. А потом я всё-таки решился сказать:

– И ты был прав насчёт этого шлейфа. Столкновение произошло вне плоскости эклиптики. Не очень высоко – градусов на десять выше орбиты Марса. Но шансы на то, что в этой точке сошлись траектории двух межзвездных скитальцев очень уж незначительные. Что-то у нас тут случилось. И мне очень хочется взглянуть – что же именно.

Кай заинтересованно посмотрел на меня.

– Думаешь, потратить резерв горючего? – спросил он.

– Нет, – я отрицательно помотал головой, – собираюсь использовать по назначению тюрвинг, который мы добыли.

Утром мы перелетели вглубь материка и устроились на обширном каменистом плато, которое я счёл достаточно надёжным, чтобы переждать следующие несколько десятков миллионов лет в стазисе.

Днём отдыхали, набирались сил.

Эксперименты с тюрвингом я отложил на ночь – в тени Земли проще экспериментировать с дальностью прыжков, и радиации поменьше. Плюс на охлаждение не надо энергию тратить; подогреть скафандр в космосе проще, чем охладить.

Имея данные по механизации установки, которую использовали венерианцы для активации тюрвинга, я мог рассчитать нужную силу нажатия на спусковой крючок для прыжков на определённое расстояние. Но не время нажатия. А без этого параметра о точных перемещениях в пространстве даже думать не приходилось. Единственный выход – подбирать нужные значения опытным путём.

Но и тут была сложность. Скорее всего, артефакт переносил хозяина в пространстве линейно. Без учёта кривизны земной поверхности. А, значит, даже минимальный прыжок мог выбросить меня в воздух, на приличную высоту. Парашютов у нас на борту не было. Ситуация могла показаться неразрешимой, если бы не мои особые способности.

– Слушай, мы ведь не обязательно должны это делать, – Кай нервничал, то и дело тревожно поглядывая на темнеющее небо, – можно просто двинуться дальше. Ты разве не хочешь поскорее обратно, в твой мир?

– Ты же сам хотел посмотреть, – улыбнулся я, – и потом, почему-то мне кажется, что дальше не будет так уж легко. Мы малость задержались в прошлом – и посмотри, что нашли, – я продемонстрировал тюрвинг, который держал в правой руке, – так что любопытство иногда даёт весомые преимущества.

– Или губит… – тихо сказал Кай.

– Ну почему сразу губит-то? Что за пессимизм? И вообще – не надо говорить такие вещи перед важным экспериментом, – я сделал «тьфу» через левое плечо, и постучал костяшками вакуумных перчаток по гермошлему.

– Это не я, – Кай вздохнул, – это Книга Ветра и Крови. Ты её процитировал. Я просто дополнил цитату.

– Ясно, – кивнул я.

– Что делать, если ты не вернёшься?

– Мы уже сто раз это проговорили. Продолжай двигаться вперёд. Всю информацию по нашему времени я тебе оставил. Постарайся спасти наш мир. Если мы доживём до полётов к звёздам – ты, возможно, сможешь рано или поздно узнать, что случилось с твоими.

Кай нахмурился, посмотрел мне в глаза, но промолчал.

– Но я вернусь, – добавил я, – даже не сомневайся. Риск не такой большой, как кажется.

– Ты не можешь долго быть в своём супер-режиме. Помнишь, что было на Венере?

Я помнил. Ради спасения Кая из щупалец какого-то местного чудовища мне пришлось войти в режим раньше, чем мы обнаружили бот создателей. Из-за этого мы попали в плен к врагам, и лишь в последний момент чудом выбрались.

– У меня достаточно питьевого концентрата, чтобы восстановить силы, – успокоил я напарника, – а в космосе – там ведь спешить некуда.

– Запаса кислорода всего на двенадцать часов, – возразил Кай.

– Слушай, мы можем так препираться вечно, – вздохнул я, – скажи лучше честно – ты просто сам хотел быть на моём месте.

Кай вздохнул, и опустил взгляд. А потом улыбнулся.

– Будем считать, ты меня раскусил, – ответил он, – ладно. Я сделал всё, что мог. Со связи только не пропадай.

– Это смотря куда я попаду, – ответил я, – мы не создатели, связи через пятое измерение у нас нет.

– Ты собрался сразу двинуться туда? – Кай кивнул в сторону шлейфа.

– Угу, – ответил я, – сам ведь говоришь, кислорода на двенадцать часов всего.

Пока мы разговаривали, Солнце окончательно скрылось за горизонтом, оставив полыхающий алым небосвод. Из-за метеоритной пыли в атмосфере закаты тут были очень живописными.

– На связи, – сказал я. После чего поднял тюрвинг, тщательно прицелился в зенит и, входя в режим, быстрым движением нажал на спусковой крючок, тщательно фиксируя всё происходящее.