Текст книги "Кавказ под управлением князя М. С. Воронцова (1844–1854 гг.)"

Историография социокультурной проблематики представлена большим количеством работ, освещающих аспекты колонизации и переселения в качестве фундамента, на котором стали строиться новые коммуникационные связи в Кавказском крае, связи новых этносоциальных элементов с элементами автохтонными[72]72
  Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа. СПб., 1869. Ч. 1; Берозов Б. П. Переселение осетин с гор на плоскость (XVIII–XX вв.). Орджоникидзе, 1980; Дякин В. С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX век) // Вопросы истории. 1995. № 9; Бурыкина А. В. Заселение Северо-Восточного берега Черного моря в 30–40-е гг. XIX в. в проектах Н. Н. Раевского, А. И. Будберга, М. С. Воронцова // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру: Материалы докладов IV Международного конгресса (г. Пятигорск 21–24 сентября 2004 г.). Пятигорск, 2004; Кипкеева З. Б. Абазины Северного Кавказа: внутренние и внешние миграции в XVIII–XIX вв. Ставрополь, 2005; Чернова-Деке Т. Н. Немецкие поселения на периферии Российской империи. Кавказ: взгляд сквозь столетие (1818–1917 гг.). М.: МСНК, 2008; Клычников Ю. Ю., Лазарян С. С. Внутренние миграции на Северном Кавказе как продолжение переселенческой политики российских властей в первой половине XIX века // Проблемы российской и европейской истории и историографии: общественно-политический и социально-экономический аспекты. Ученые записки / под общ. ред. В. П. Ермакова. Пятигорск: ПГЛУ, 2009. Вып. 12; Гранкин Ю. Ю. Из истории колонизации Северо-Западного Кавказа в 40–50-е гг. XIX века // Российская государственность в судьбах народов Северного Кавказа – III: Материалы региональной научно-практической конференции (г. Пятигорск 26–28 ноября 2010 г.). Пятигорск: ПГЛУ, 2011; Кауфман А. А. Переселение и колонизация. Государственная политика и крестьянское землевладение в пореформенной России. 2-е изд. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012.


[Закрыть].

Социокультурные связи предполагают также погруженность в конфессиональную среду, которая во многом предопределяет комплиментарность или антипатию между этническими сообществами. Эта сторона социально-культурных взаимодействий широко представлена в работах многих авторов[73]73
  Невзоров Н. Исторический очерк управления духовенством военного ведомства в России. СПб., 1875; Авксентьев А. В. Ислам на Северном Кавказе. Ставрополь: Кн. изд-во, 1984; Знаменский П. В. История Русской Церкви. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996; Церковь и армия // Журнал Московской Патриархии. 1999. № 8; Копарев Е. Военное духовенство на Кавказе // URL: http://rusk.ru/st.php?idar=47648 (дата обращения: 12.08.2014); Церковь и общество: 160 лет совместного служения на юге России. Ставрополь, 2004; Грузинский экзархат РПЦ // Православная энциклопедия. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2006. Т. XIII; Мельник В. Ставропольской духовной семинарии 160 лет // Православная Осетия. 2006. № 5 (61); Бабич И. Л., Бобровников В. О., Соловьева Л. Т. Ислам и православное миссионерство в эпоху реформ и контрреформ // Северный Кавказ в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007; Матвеев О. В. «С крестом в руках между рядами солдат…». Из истории духовной жизни в укреплениях Черноморской береговой линии (30–50-е годы XIX века) // Кавказский сборник. Т. 5 (37) / под ред. В. В. Дегоева. М.: НП ИД «Русская панорама», 2008; Кулиев Фарман Мурувват оглы. Государственно-конфессиональные отношения на Северном Кавказе в конце XVIII – начале XX в.: автореф дис. … д-ра. ист. наук. Владикавказ, 2013.


[Закрыть]. Достижения на этом направлении исследований значительны и несомненны, однако остаются аспекты, редко попадающие в поле зрения ученых, например, трудовая этика и предпринимательская деятельность старообрядцев (молокан и духоборов) Кавказа, хотя в целом проблематика старообрядчества и его роли в процессах колонизации Кавказа достаточно репрезентативна[74]74
  Н. Д. Прыгуны (Материалы к истории обрусения Закавказского края) // Отечественные записки. 1878. № 10–11; Пругавин А. С. Раскол и сектантство в русской народной жизни. М., 1905; Бонч-Бруевич В. Д. Избранные сочинения. М., 1959. Т. 1; Клибанов А. И. История религиозного сектантства в России. М.: Наука, 1965; Он же. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем. М.: Наука, 1973; Великая Н. Н. Взаимоотношения светских и духовных властей со старообрядцами терского левобережья в XVIII–XIX вв. // Вопросы северокавказской истории. Армавир, 2001. Вып. 6. Ч. 1; Семенов И. Я. История закавказских молокан и духоборов. Ереван: Авторское издание, 2001; Самарина О. И. Общины молокан на Кавказе: история, культура, быт, хозяйственная деятельность: дис. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2004; Кузмичев А., Керров В. Старообрядчество – источник российского капитализма // Экономика и жизнь. 2008. № 52 (9266); Он же. Старообрядческие предприниматели // URL: http://www.hist.msu.ru/labs/Ecohist/OB5/kerrov.htm (дата обращения: 12.08.2014).


[Закрыть].

Социальные связи, их структура, существовавшие внутренние механизмы социализации и социальной мобильности, основные ценности социумов, а также перемены, наступившие в социальной системе Кавказского края с проникновением туда смыслосодержания, принесенного Россией, рассмотрены и представлены в работах большого количества ученых-кавказоведов[75]75
  Джавахишвили И. Политическое и социальное движение в Грузии в XIX в. СПб., 1906; Хоретлев А. О. Влияние России на просвещение в Адыгее. Майкоп, 1957; Добролюбов Н. А. Собр. соч. М.; Л., 1962. Т. 5; Грибоедов А. С. Сочинения в двух томах. М.: Правда, 1971. Т. 2; Панарин С. А. Позиционно-исторические предпосылки современной политической ситуации в Кавказо-Закавказском регионе // «Россия и Кавказ – сквозь два столетия». Исторические чтения. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2001; Августинович Н. По поводу статьи «О сближении русских с горцами на Кавказе» // Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX вв. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2005; Рясная Ю. О. Политика России и представители северокавказской горской элиты на службе Российского государства в первой половине XIX века: дис. … канд. ист. наук. Пятигорск, 2010.


[Закрыть]. В контексте социокультурных проблем следует выделить работы, освещающие процесс и особенности межкультурных коммуникаций, постепенно оформлявшихся в социальном пространстве Кавказского края[76]76
  Зиссерман А. Л. Двадцать пять лет на Кавказе. СПб., 1879. Часть II: 1851–1856 гг.; Короленко П. П. Двухсотлетие Кубанского казачьего войска (1696–1896). Исторический очерк. Екатеринодар, 1896; Потто В. А. Два века терского казачества. Владикавказ, 1912. Т. 2; Пушкин А. С. Путешествие в Арзрум // Сочинения в 3 т. М.: Художественная литература, 1971. Т. 3; Андроников И. Л. Лермонтов. Исследования и находки. М.: Худ. лит-ра, 1977; Вилинбахов В. Б. Из истории русско-кабардинского боевого содружества. 2-е изд., доп. и испр. Нальчик: Эльбрус, 1982; Лермонтов М. Ю. Кавказец // Сочинения: в 2 т. / сост. и комм. И. И. Чистовой. М.: Правда, 1989. Т. 2; Туманова О. С. Межкультурные коммуникации // Культурология / под ред. проф. Г. В. Драча. М.: Альфа-М, 2003; Клычникова М. В., Клычников Ю. Ю. Вхождение Северного Кавказа в культурное поле России (1777–1864 гг.). Пятигорск: ИП Филиппов, 2006; Волконский Н. Семь лет в плену у горцев (1849–1856) // В плену у горцев. Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2011. Вып. 4; Остахов А. А. Состояние военного искусства адыгов в XV–XIX вв.: автореф. дис. … канд. ист. наук. Пятигорск, 2011; Шипов Н. История моей жизни. 1845 год // В плену у горцев. Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2011. Вып. 5; Бязырова В. Кавказцы в аманатах. Сыны Кавказа в заложниках у российских захватчиков // URL: http://iron-adnan.Livejournal.com/21920.html (дата обращения: 12.08.2014); Малахов И. Аманат аманату – рознь // URL: http://www.priazovka.ru/straniczy-istorii/4178-amanat-amanatu-rozn (дата обращения: 12.08.2014); Нефляшева Н. Аманаты – политические заложники // URL: http://www.kavkaz-uzel.ru/blogs/1927/posts/10334 (дата обращения: 12.08.2014).


[Закрыть].

Кроме того, социокультурные проблемы настолько обширны, многоплановы и динамичны, что ни одно направление исследований не способно их исчерпать. Потому, исследуя социальную сторону существования людей в ареале кавказского мироздания, никак нельзя уходить от инструментов (институтов), при помощи которых обеспечивается функционирование и сохранение самой оригинальной социальной структуры, ее традиционности, или прокладываются пути для ее кардинального переформатирования.

Это направление исследований представлено работами, освещающими проблемы становления светской образовательной системы на Кавказе и всего комплекса культурно-просветительских учреждений[77]77
  Краснов М. Просветители Кавказа. Ставрополь: Тип. Губернского правления, 1913; Фарфоровский С. Дагестанская мусульманская школа // Журнал Министерства народного просвещения. 1915. № 11; Кумыков Т. Х. Жизнь и общественная деятельность Л. М. Кодзокова. Нальчик: Эльбрус, 1962; Яковкина Е. И. Замечательные люди на КМВ. Ставрополь: Книжное изд-во, 1962; Недумов С. И. Лермонтовский Пятигорск. Ставрополь: Книжное изд-во, 1974; Мужухоева Э. Д. Роль Ставропольской гимназии в развитии просвещения и общественной мысли Чечено-Ингушетии // Роль России в судьбах народов Чечено-Ингушетии (XIII – начало XX в.). Грозный, 1983; Гатагова Л. С. Правительственная политика и народное образование на Кавказе в XIX веке. М.: Россия молодая, 1993; Кумыков Т. Х. Кульура, общественно-политическая мысль и просвещение Кабарды во второй половине XIX – начале XX века. Нальчик, 1996; Стрелов В. И. Генезис народного образования в Ставропольской губернии (конец XVIII в. – 1860 г.) // Вопросы северокавказской истории: сборник научных статей аспирантов и соискателей. Армавир, 1998. Вып. 3; Бозиев Р. С. М. С. Воронцов и образование на Северном Кавказе (30–50-е гг. XIX в.) // Педагогика. 2000. № 5; Каймаразов Г. Ш. Мусульманская система образования в Дагестане // Ислам и исламская культура в Дагестане. М.: Вост. лит. РАН, 2001; Тункина И. В. Русская наука о классических древностях юга России (XVIII – сер. XIX в.). СПб., 2002; Муртазалиев С. И., Рагимова П. Ф. История конфессиональных систем образования Дагестана и общероссийские проблемы теологизации системы образования. Махачкала: РЦЭИ ДНЦ РАН, 2005; Ибрагимова З. Х. Чеченский народ в Российской империи: адаптационный период. М.: Пробел-2000, 2006.


[Закрыть], благотворительности[78]78
  Бентковский И. В. Обозрение 27-летней деятельности Ставропольского женского благотворительного общества по учебному заведению Св. Александры. Ставрополь, 1887; Модзалевский Л. Н. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен: в 2 ч. СПб., 1899. Ч. 2.


[Закрыть], лечебной и рекреационной среды для военных и гражданских структур[79]79
  Соколов М. Роман Сергеевич Четыркин и его время // Медицинский вестник. 1865; Столетие Военного министерства. 1802–1902 гг. Очерк развития военно-медицинского ведомства / сост. Н. И. Кульвин. СПб., 1908. Т. VIII. Ч. II.


[Закрыть], которые были впервые привнесены в мир Кавказа или вырваны из первобытного состояния и доведены до высокого уровня европейского общества Нового времени.

Пятую проблемную группу составили вопросы, в которых выявляется оценка деятельности князя М. С. Воронцова его современниками и потомками, а также представлены сюжеты того множества разноречий, которыми окружено его кавказское наследие. Так или иначе, данной тематики касались А. П. Берже[80]80
  Берже А. П. Любитель Кавказа и Закавказья // Русская старина. 1874. № 5.


[Закрыть], В. В. Дегоев[81]81
  Дегоев В. В. Три силуэта Кавказской войны // Звезда. 2000. № 9.


[Закрыть], А. Л. Зиссерман[82]82
  Зиссерман А. Л. Фельдмаршал, князь А. И. Барятинский // Русский архив. 1888. № 10; Он же. По поводу полемики о князе М. С. Воронцове и Н. Н. Муравьеве как наместниках Кавказских // Русский вестник. 1874. № 11.


[Закрыть], А. В. Тыркова-Вильямс[83]83
  Тыркова-Вильямс А. В. Жизнь Пушкина: в 2 т. 6-е изд. М.: Молодая гвардия, 2007. Т. 1.


[Закрыть], М. П. Щербинин[84]84
  Щербинин М. П. Замечания о деятельности князя М. С. Воронцова на Кавказе // Русский архив. 1872. № 3; Он же. Биография генерал-фельдмаршала князя М. С. Воронцова. СПб., 1858.


[Закрыть], которые занимали разные позиции в развернувшейся полемике. Изучив их доводы, как и мнения многих других лиц, автор пришел к выводу, что любой видный общественный и государственный деятель имеет как своих приверженцев, так и хулителей. Чем значительнее фигура такого деятеля, чем значительнее результаты и последствия его трудов, тем более пристрастно они оцениваются современниками и в особенности потомками.

Что же касается личности князя М. С. Воронцова, то его вклад в обустройство Кавказского края бесспорен, как и бесспорна его работа по укреплению основ Российской империи, что, в первую очередь, было поставлено ему в вину теми, кто сомневался в праве имперских властей на преобразовательные усилия в Кавказском крае, или был изначально, по разным обстоятельствам, противником императорской России.

В силу того, что любая классификация условна, носит характер заданности, вытекающей из исследуемой проблематики, автор данной книги отдает себе отчет в том, что какие-то моменты могут быть недостаточно акцентированы, но им не ставилась задача создать полное и всестороннее описание параметров изученной литературы. В то же время предпринятый обзор способен показать широкую научно-исследовательскую основу, на базе которой была написана данная книга, а полученные выводы подтверждаются опытом многих поколений российских исследователей.

Глава 2
Военно-политическая ситуация

2.1. Кавказский край в 1840-х гг

К середине 40-х гг. XIX века в северной части Кавказа Россия вдруг утратила свое стратегическое преимущество, которого с большим напряжением сил удалось достичь за многие предшествующие годы. Влияние и авторитет имама Шамиля достигли в горах своего апогея не только на территориях непосредственно ему подчиненных, но и за их пределами[85]85
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6464. Л. 43 об.


[Закрыть]. Сороковые годы даровали Шамилю крупные успехи, в результате которых он получил большое подкрепление и новые силы, объединив под своей властью вольные общества Дагестана и Чечни[86]86
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6514. Л. 48 об. Замечания об успехах мюридизма в Дагестане.


[Закрыть].

Полковник генерального штаба Д. И. Романовский, отмечая усиление солидарности среди горцев, в которой он видел одну из причин неудач российской стороны, писал, что «…опасность, грозившая независимости для всех обществ, сделалась очевидной, племенные раздоры должны были смолкнуть перед новым, общим чувством вражды к тем, кто покушался на вековую свободу кавказских племен. <…> А относительное к нам географическое положение кавказских горцев, которых в первое же время войны мы окружили со всех сторон, ускоряло распространение между ними убеждения в необходимости соединиться для совокупного отпора»[87]87
  Романовский Д. И. Кавказ и Кавказская война. Публ. лекции, прочит. в зале Пассажа в 1860 г. Ген. Штаба полковником Романовским. М.: Изд-во ГПИБ, 2004. С. 174.


[Закрыть].

Отдавая дань справедливости, бывший до 1843 г. командующим Отдельного Кавказского корпуса генерал Е. В. Головин писал в Петербург: «Можно сказать утвердительно, что мы еще не имели на Кавказе врага лютейшего и опаснейшего, как Шамиль. Стечением обстоятельств власть его получила характер духовно-военной, той самой, которою в начале исламизма меч Мухаммеда поколебал три части вселенной»[88]88
  Акты, собранные Кавказской археографической комиссией (АКАК). Тифлис, 1884. Т. IX. С. 346; РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 719. Л. 2–6.


[Закрыть].

«Искрой, брошенной в порох»[89]89
  Романовский Д. И. Указ. соч. С. 174.


[Закрыть] сделалось учение мюридизма, которое, благодаря энергии и способностям людей, возглавлявших его, «в короткое время успело соединить разнородные кавказские племена в один народ»[90]90
  Там же. С. 180.


[Закрыть].

Верно оценив главные свойства горцев, «их врожденную страсть к войне и высокоразвитое в них чувство справедливости»[91]91
  Там же. С. 191; РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6514. Л. 48 об. Замечания об успехах мюридизма в Дагестане.


[Закрыть], Шамиль на этих принципах и свойствах основал и всю систему своего управления в горах.

К этому примешивается растущая популярность «горного льва», как верного и бескомпромиссного воина ислама, в соседнем с южными российскими пределами исламском мире.

Несмотря на большие и быстрые успехи Шамиля, со стороны главного тифлисского начальства не только «не было принято никаких энергических мер, а напротив, исходящие оттуда распоряжения были крайне нерешительны»[92]92
  Ольшевский М. Я. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2003. С. 35.


[Закрыть]. Следствием стала необходимость бросить Аварию, а общая ситуация была такова, что «едва не потеряли всего Прикаспийского края»[93]93
  Там же.


[Закрыть].

Представители российской военно-бюрократической элиты были обескуражены неожиданным поворотом событий и считали неудачи начала 40-х гг. XIX века на Северном Кавказе большей частью стечением неблагоприятных обстоятельств, чем просчетами или недосмотром со стороны российских властей. Как минимум уже 10 лет существовали одобренные высшими властями планы, разработанные в штабах А. П. Ермолова, И. Ф. Паскевича или барона Г. А. Розена, направленные на покорение горских обществ[94]94
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6334. Л. 82–82 об.; РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6288. Л. 7–25.


[Закрыть].

Многим чиновным людям виделась в упорстве горцев «глупость неразумных туземцев». В частности, военный министр А. И. Чернышев в докладе на имя императора в 1844 г. писал: «Не имея понятия ни о пространстве, ни о могуществе России, эти дикари полагают, что войсками Кавказского корпуса ограничиваются все военные способы наши. Ободряясь временными успехами, они охотно внимают некоторым властолюбцам, которые поощряют их к упорному сопротивлению уверением, что по недостатку средств мы вскоре откажемся от всяких притязаний на утверждение владычества нашего в горах»[95]95
  Смирнов Н. А. Мюридизм на Кавказе. М., 1963. С. 189.


[Закрыть]. Военный министр считал, что отрезвляющим фактором для жителей гор станет появление в Чечне и Дагестане новых контингентов российских войск. Это окажет «глубокое влияние на умы горцев, которые поймут невозможность противиться России»[96]96
  Там же.


[Закрыть].

Император Николай Павлович стал проявлять нетерпение. Он не понимал и не принимал объяснений кавказских и петербургских начальствующих лиц, искавших оправданий неблагоприятного для русских поворота событий в кавказских делах.

Ко всему он опасался осложнений, связанных с происками англичан, которые после известных событий со шхуной «Виксен»[97]97
  Дегоев В. В. Кавказ и великие державы 1829–1864 гг. Политика, война, дипломатия. М.: Рубежи XXI, 2009. С. 104–108; Белл Д. Дневник пребывания в Черкесии: в 2 т. / пер. с англ. К. А. Мальбахова. Нальчик: Эль-Фа, 2007. Т. 2. С. 193–213; АВПРИ. Ф. Канцелярия. Д. 123. 1837 г. Л. 179.


[Закрыть] искали повода для вмешательства в кавказские дела, чтобы поквитаться с Россией, а заодно и турки могли бы посчитать сложившуюся ситуацию подходящей для открытия интервенции в пределы Кавказа.

К этой мысли его подталкивала русофобская истерия, которая сделалась повседневным явлением в британской прессе, британском парламенте и британском обществе. Николай I считал, что такая истерия «может быть прелюдией к более воинственным шагам»[98]98
  Осли Э. Покорение Кавказа: Геополитическая эпопея и войны за влияние. М.: Плюс-Минус, 2008. С. 76.


[Закрыть].

В Петербурге в продолжение нескольких лет, с конца 30-х гг. царило недоумение, постепенно перерастающее в негодование, сопровождаемое чехардой назначений и смещений главноуправляющих Кавказским краем, которым, казалось, не видно будет конца.

Император Николай I лишился терпения настолько, что «двор пытается самостоятельно руководить военными операциями. Николай I по-прежнему уверен, что все дело в правильном применении сильной власти, и дает все новые неосуществимые поручения»[99]99
  Осли Э. Указ. соч. С. 180; РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6482. Л. 6–8 об.


[Закрыть].

По всему Кавказу, прежде всего в его северо-восточной части, стычки русских войск с горскими отрядами следуют одна за другой[100]100
  ЦГА РСО-А. Ф. 290. Оп. 1. Д. 19. Л. 28–29; Тускаев. Дело 3 марта 1843 г. под гор. Моздоком // Терские ведомости. 1910. № 161. 28 июля. С. 2; Он же. Дело 3 марта 1843 г. под гор. Моздоком // Терские ведомости. 1910. № 162. 29 июля. С. 2.


[Закрыть], и далеко не всегда российская сторона выходит из них победителем, во всяком случае, победы достаются более дорогой, чем прежде, ценой. Вся Чечня охвачена восстанием[101]101
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6478. Л. 73–93; ДГСВК. С. 412–423.


[Закрыть].

Людские потери приобрели чрезвычайный характер. Если в XVIII – начале XIX вв. ежегодные боевые потери регулярных частей и казаков исчислялись десятками, то в 1830–1840-е гг. счет пошел на сотни, а затем и на тысячи человек[102]102
  Лапин В. В. «Убедить непокорные племена в превосходстве нашего оружия…» Военные планы покорения Кавказа // Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX в. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2005. С. 9.


[Закрыть].

Существовавшая тогда практика дробить силы на малые отряды при наличии «инициативного противника» в 1840-е гг. в Дагестане обернулась катастрофой. Отряды имама напали на российские гарнизоны, зажатые со всех сторон в крепостях и отрезанные от основных сил армии. Несмотря на героизм и отчаянное сопротивление, многие из них не выдержали многодневной блокады и штурмов и прекратили свое существование, потеряв всех своих защитников, павших в борьбе с горцами. Стратегическая инициатива перешла в руки Шамиля, который к концу 1843 г. фактически овладел всем Дагестаном.

Мюриды захватили большинство горных перевалов и проходов, связывавших между собой Дагестан и Чечню, что позволяло им оперативно реагировать на передвижение русских войск и эффективно противоборствовать в их попытках проводить наступательные операции в горах.

В конце июля 1842 г. потерпела неудачу экспедиция генерала П. Х. Граббе в Ичкерию[103]103
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6471. Л. 74–74 об.


[Закрыть]. Это событие в ряду других неудач сильно обеспокоило Николая I, так как всякая неудача российской стороны увеличивала силы ее противников, придавала новой славы имаму, увеличивала его влияние среди единоверцев и отодвигала окончательную победу в область неопределенности.

Под сильным впечатлением от произошедших неудач император выказал военному министру свое неудовольствие. Военное министерство, в свою очередь, уведомило командование Отдельного Кавказского корпуса о том, что «Его Императорское Величество высочайше повелеть соизволил наистрожайше предписать всем частным начальникам на Кавказе, дабы они отнюдь не предпринимали никаких экспедиций или поисков для наказания горцев, но, оставаясь в полной готовности, отразить всякие их против нас враждебные покушения, усугубили свои старания ко внутреннему устройству покорившихся племен и к склонению прочих следовать их примеру»[104]104
  Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20–50-х гг. XIX в. Сборник документов (ДГСВК). Махачкала, 1959. С. 360; ЦГА РСО-А. Ф. 290. Оп. 19. Д. 2. Л. 19–23.


[Закрыть].

На восточном побережье Черного моря, в лесах, покрывающих горы, свою войну против Российской империи развернули многочисленные черкесские племена. До 1837 г., примерно, в горах Северо-Западного Кавказа проходили народные собрания, на которых черкесы пытались определиться с тем, как реагировать на приближение границ Российской империи к их племенным территориям. Турецкие и британские эмиссары уже давно их склоняли к развертыванию тотальной войны против русских, но среди черкесов не было согласия. Многие с недоверием относились к турецким посулам, подозревая их в корыстном интересе, стремлении навязать им тяготы османского покровительства. Что касалось русских, то пока те оставались в открытом море, пытаясь ограничивать их контакты и торговлю с османской стороной или представителями других государств, недружественных России, то российские действия не казалась черкесам угрожающими.

Все изменилось после того, как российская сторона начала строительство вдоль побережья крепостей Черноморской кордонной линии[105]105
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6380. Л. 32 об.


[Закрыть]. К этому российскую сторону подтолкнули не только нужды внутреннего характера, вызывавшиеся ходом взаимодействия с горцами, но и нужды внешнеполитические. «В это время из-за махинаций печально известного Давида Уркуарта и его эмиссаров Белла и Лонгсуорта англичане стали раздражать русских, подстрекая <…> племена черноморского побережья. Они вселяли в них ложные надежды на британскую интервенцию и снабжали оружием и снаряжением»[106]106
  Баддели Д. Завоевание Кавказа русскими. 1720–1860 / пер. с англ. Л. А. Калашниковой. М.: Центрполиграф, 2007. С. 252; РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 719. Л. 2–6.


[Закрыть].

Необходимо было показать европейским державам и, прежде всего, Британской короне, не признававшей установлений России в Восточно-черноморском побережье, что Западный Кавказ есть часть Российской империи. Тем самым прекратить настойчивые спекуляции британцев поднимать вопрос о существовании некоей «Свободной Черкесии», которой необходима помощь цивилизованных стран, только и способных защитить ее от притязаний «русского тирана»[107]107
  Дегоев В. В. Кавказ и великие державы 1829–1864 гг. Политика, война, дипломатия. М.: Рубежи XXI, 2009. С. 109; РГВИА. Ф. 38. Оп. 7. Д. 521. Л. 44.


[Закрыть].

Вожди основных черкесских племен приняли решение о мобилизации своих сил для повсеместного противодействия русским. С февраля 1840 г. черкесы начинают скоординированное наступление на крепости Черноморской береговой линии. В этих событиях с черкесской стороны проявляет себя своей дерзостью и непримиримостью Хаджи Берзек. «Его удаль равна только его жестокости: когда он, наконец, захватывает форт Лазаревский, он обезглавливает всех его защитников»[108]108
  Осли Э. Указ. соч. С. 185.


[Закрыть].

По этому поводу был рапорт генерала Н. Н. Раевского к генерал-адъютанту П. Х. Граббе, в котором он сообщал, что в укреплении Лазаревском находилось всего 30 человек под ружьем. Контр-адмирал Л. М. Серебряков, узнав об этом, немедленно отправил «все, чем мог располагать, т. е. 30 человек из Геленджикского гарнизона. <…> Сие подразделение погибло с Тенгинскою ротою, составлявшею гарнизон форта Лазарева»[109]109
  АКАК. Т. IX. С. 465.


[Закрыть].

Вскорости были захвачены черкесами форты Головинский, Вельяминовский, Николаевский и покрывший себя героической славой рядового Архипа Осипова форт Михайловский[110]110
  Покоренный Кавказ. Очерки исторического прошлого и современного положения Кавказа. Издание А. А. Каспари. СПб., 1904. М.: Надыршин, 2010. С. 390–393.


[Закрыть].

Несмотря на эти их успехи, черкесы действовали не так слаженно и единодушно, как чеченцы или дагестанцы, «потому что у них не было властителя, подобного Шамилю»[111]111
  Ольшевский М. Я. Указ. соч. С. 27.


[Закрыть]. В то же время от них сильно доставалось казачьим поселениям, расположенным по Кубани. После неудачной экспедиции между Сочей и Адлером, которую произвела российская сторона и которая стоила ей больших напрасных потерь, закубанцы сделались «как будто еще предприимчивее»[112]112
  Там же. С. 30.


[Закрыть].

Перманентные волнения в кавказских горах кажутся Петербургу особенно опасными и необъяснимыми, «если учесть, что эта территория, как и вся восточная часть кавказского массива, уже прочно вошла в состав империи»[113]113
  Осли Э. Указ. соч. С. 32.


[Закрыть]. Новые владения далеко простираются на юг, а горные области, занятые чеченцами, разнообразными народностями Дагестана, оказались далеко за спинами русской армии в виде неподконтрольных анклавов, угрожающих спокойствию и безопасности мирных обывателей, не позволяя имперским властям наладить правильное гражданское управление и развивать нормальную хозяйственную жизнь.

Все применявшиеся ранее средства приручения горцев и установления контроля над долинами и горными районами и, прежде всего, широко практикуемая покупка лояльности местной знати посредством титулов и пожизненной ренты или возведение в воинские чины русской армии с соответствующим денежным содержанием в обмен на согласие перейти в подданство русского царя[114]114
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6334. Л. 82–82 об.


[Закрыть], девальвировались после укрепления в горах позиций мюридизма. Система покупки лояльности почти не работала среди так называемых «вольных обществ», поскольку там не было ни феодальных структур, ни знати. Эти общества жили в условиях родоплеменного эгалитаризма, в основании которого лежала система родовых кланов.

Сделалась малоэффективной из-за привыкания к ней со стороны горцев и система, которую неумолимо проводили сначала князь П. Д. Цицианов, а затем прославленный своей суровостью его последователь – генерал А. П. Ермолов. Они не искали союзников среди горцев, а только мерами жесткого принуждения требовали безусловного подданства российскому государю[115]115
  Осли Э. Указ. соч. С. 36; РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 12454. Л. 16 об.


[Закрыть].

Кроме того, сами карательные устрашительные акции, как отмечает современный исследователь В. В. Лапин, в большинстве случаев были безадресными, поскольку командование не имело средств для выявления действительных виновников нападений на русские крепости и селения, а потому «для острастки» разорялся подозрительный и часто действительно непричастный к делу аул[116]116
  Лапин В. В. Указ. соч. С. 13; РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6305. Л. 7–8.


[Закрыть].

Найти лиц, причастных к разбоям в эгалитарных горских обществах, связанных круговой порукой, в реальности для российской стороны не представлялось возможным, поскольку никто никогда не выдавал свои соплеменников. Способ коллективной ответственности, который практиковали в качестве ответных мер, в большинстве случаев, если и приносил результаты, то временные, провоцируя новые эксцессы законами кровомщения, бытовавшими среди горцев[117]117
  РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 12454. Л. 16 об.


[Закрыть]. По этой причине вопрос о действенности ответных экспедиций в горы в отместку набегов в русские пределы оставался незакрытой темой[118]118
  ЦГА РСО-А. Ф. 290. Оп. 19. Д. 2. Л. 19–23.


[Закрыть].

В бытность свою командующим Кавказской линии генерал А. А. Вельяминов по этому поводу подчеркивал: «Опыт показывает, что чем более оказывается снисхождение, чем меньше видят они возмездия за свои грабежи, тем становятся предприимчивее. <…> Никогда снисходительность не почитают они следствием великодушия, но приписывают оную бессилию», а потому ответные экспедиции надо проводить быстро и в строжайшем секрете[119]119
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6266. Л. 6–7.


[Закрыть]. Кроме того, по мнению генерала, если лишить горцев возможности иметь множество лошадей, «если мы поставим их в такое положение, что с большим трудом будут они доставать лошадей, годных для хищнических своих предприятий, то отнимем у них одно из главнейших средств делать нападения с успехом»[120]120
  Мемория генерал-лейтенанта А. А. Вельяминова. Способ ускорить покорение горцев, 1828 г. // Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX в. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2005. С. 41.


[Закрыть].

Малая эффективность карательных экспедиций в горы также обусловливалась тем, что «натуральное или полунатуральное хозяйство горцев, пастбищное скотоводство, земледелие с доминированием однолетних культур, отсутствие каких-либо капитальных сооружений (мельницы, ирригационной системы и т. п.) делали его малоуязвимым и способным к быстрой регенерации»[121]121
  Лапин В. В. Указ. соч.С. 14.


[Закрыть].

С другой стороны, карательные и превентивные экспедиции русских войск в горы были «неизбежным злом», поскольку являлись не только понятным языком для горцев, но и потому, что ни кордоны, ни массированные рейды, ни «генеральные сражения», ни сеть укреплений, формировавших «пространство войны», не приносили ожидаемых результатов[122]122
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6166. Ч. 1. Л. 182.


[Закрыть].

На кавказскую почву и в специфические условия Кавказа российскими военными был перенесен опыт многовекового противостояния со степными народами – кордонные линии с засеками и крепостями, которыми с незапамятных времен россияне оборонялись от набегов агрессивных кочевников. В кавказских условиях данная оборонительная система не смогла проявить своих лучших качеств в силу ряда причин: во-первых, здесь не было, как на обширных равнинах, большой нейтральной полосы, позволявшей вести разведку и иметь достаточно времени для обнаружения противника, приготовившегося к вторжению в русские пределы. С другой стороны, сам равнинный рельеф местности позволял преследовать обнаруженного противника; во-вторых, кочевники действовали большими конными группами, направление движения которых можно было заблаговременно предсказать, поскольку движение этих конных войск всегда сообразовывались с конфигурацией речной системы в равнинном регионе. В связи с этим обороняющиеся устраивали ловушки, западни и засады на направлениях, по которым противник миновать не мог.

В кавказских условиях ничего подобного быть не могло. Из-за горнолесного ландшафта противник всегда появлялся внезапно, мог действовать одновременно несколькими малыми группами, а его преследование прекращалось, как только он бросался в воды Терека или Кубани. Совершенно нельзя было предугадать направление его движения, если только лазутчики не предупреждали об этом заранее, но уже отступление противника снова делало его маршрут непредсказуемым.

Неожиданностью для российской стороны стало и то обстоятельство, что сами крепости, которые возводились на стратегически важных направлениях и пунктах, вместо сдерживающего действия сделались сильнейшим раздражителем для горских племен, «источником военной добычи, местом приложения сил воинственной молодежи»[123]123
  Лапин В. В. Указ. соч. С. 10.


[Закрыть].

Следует согласиться с мнением все того же В. В. Лапина, который отмечает по этому поводу следующее: «Карательные акции правительственных войск оказывали на горцев действие, подобное действию ветра на огонь»[124]124
  Там же. С. 10.


[Закрыть].

К этому присовокуплялось еще одно обстоятельство, которое военными не афишировалось – гарнизоны крепостей часто оказывались в фактическом заточении, поскольку в продолжение суток ожидали нападения со стороны горцев, а для доставки продовольственных припасов или пополнения приходилось проводить настоящие военные операции, что мало походило на контроль над занимаемой территорией.

Нельзя сказать, что военное командование не понимало пороки кордонной системы, но было вынуждено обстоятельствами идти по этому пути. Во-первых, потому что существующие кордоны в какой-то степени сковывали свободу действий отрядов горцев, пытавшихся проникать на территории, подконтрольные российским властям, или при возвращении их из набега; во-вторых, кордонная линия хоть как-то маркировала границу ответственности военных властей и определяла российские пределы; в-третьих, российское кавказское начальство могло отчитаться перед Петербургом и продемонстрировать свой контроль над определенной территорией, «показать, что русский флаг развевается еще в одном районе Кавказа»[125]125
  Там же. С. 11.


[Закрыть]; в-четвертых, крепости позволяли военным наверняка знать места их будущего столкновения с горскими отрядами.

Основным же пороком кордонной системы в условиях горной войны была ее неподвижность. Проворным горским отрядам могли эффективно противодействовать только такие же подвижные подразделения. Горная война – это война маневренная, в которой всегда имели успех те, кто превосходил своего противника в проворстве и движении. Любая статичная система заведомо была обречена на проигрыш. Необыкновенная маневренность горских отрядов позволяла им небольшими по численности силами противостоять превосходящим числом, но малоподвижным российским регулярным войскам, державшимся за кордонную систему и оборонительную в целом тактику.

Сами горцы, за прошедшие годы противостояния российским войскам, многому научились, и, «осознав все преимущества регулярной пехоты в открытом бою, чеченцы и дагестанцы стали уклоняться от лобового столкновения с ней, предпочитая гораздо более эффективные партизанские действия»[126]126
  Лапин В. В. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть]. Так же стали действовать и черкесы, которые быстро учились и усваивали уроки, которые им давали российские войска.

Чтобы каким-либо образом оправдаться перед Петербургом за не приносящие перелома экспедиции, кавказское военное командование настаивало на том, что походы в горы не являются единственно средством достижения победы, но, прежде всего, они суть средства «убеждения горцев в тщетности их надежд на неприступность гор»[127]127
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6363. Л. 24.


[Закрыть].

Сложилась ситуация, при которой трудно было понять, удавалось ли назначенным генералам и администраторам убедить Петербург в том, что укрепление позиций российского государства на Кавказе потребует разнородных способов реализации обозначенных им задач для различных по своей экзистенциональной сущности этнических и конфессиональных групп, населяющих Кавказский край[128]128
  РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6467. Л. 20.


[Закрыть]. Не было ясно, насколько Петербург и российское общество были подготовлены к тому, что российские усилия могут столкнуться с самоотверженной непримиримостью враждебного России этнического и социального пространства.

Российским военным приходилось сражаться в таких условиях, которые определялись военной теорией как серьезное препятствие даже для простого передвижения войск. В то же время в самой российской политической элите, причастной к принятию решений по военно-стратегическим вопросам, не существовало цельности и единства воли в отношении к участию империи в «умиротворении» непокорных горцев.

Многие умы российского дворянского общества были очарованы образами Кавказа, который пришел в российскую действительность со страниц книг А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. А. Бестужева-Марлинского, В. И. Немировича-Данченко, Л. Н. Толстого. Им помогали волновать и смущать Россию неясными, но поэтическими картинами восточных сказок многие другие, менее известные писатели и мемуаристы, наполнявшие страницы российских журналов и светские салоны своими свидетельствами, поражавшими публику романтикой и экзотическими персонажами далекой страны.

По свидетельству современников 40-х гг., «для офицеров гвардии и других молодых людей стало обычаем принимать участие в войне против кавказских народностей и добывать себе лавры, вплоть до Георгиевского креста. Все дамы <…> были от них в восторге и считали их героями»[129]129
  Цит. по: Выскочков Л. В. Николай I. М., 2003. С. 309.


[Закрыть]. Кавказ был в то время своеобразной Меккой (более виртуальной, чем реальной) для экзальтированных молодых людей из дворян, жаждавших бурных страстей, подвигов и необычайных переживаний и одобрявших начавшееся движение России на Восток. В то же время мало кто понимал или осознавал саму необходимость и всю ответственность и последствия этого шага.

Лишь немногие из тех, кого не впечатляла романтика Востока, и кто подходил к делу прагматически, видя, в первую очередь, во всем политические и государственные выгоды и смыслы, были «люди двенадцатого года», среди которых первую скрипку играл П. И. Пестель. Принадлежа к кругам российской элиты, имевшей определенные виды на пути развития российского общества, и будучи офицером Российской армии, он не просто знал, но и высказывал общее для этих людей мнение по «кавказскому вопросу»[130]130
  Цит. по: Выскочков Л. В. Николай I. М., 2003. С. 294.


[Закрыть].

Позиция П. И. Пестеля парадоксальным образом для политического оппозиционера совпадала с мнением императора в том, что горные районы Кавказа по стратегическим соображениям должны находиться в составе России. Народы, населяющие Кавказ, он подразделял на «мирные» и «буйные» племена, предлагая радикальное решение трудностей колонизации и умиротворения края. П. И. Пестель сетовал на то, что «все опыты, сделанные для превращения горских народов в мирные спокойные соседи, ясно и неоспоримо уже доказали невозможность достигнуть сию цель. Сии народы не пропускают малейшего случая для нанесения России всевозможного вреда, и одно только то средство для их усмирения, чтобы их покорить, покуда же не будет сие в полной мере исполнено, нельзя ожидать их тишины, ни безопасности»[131]131
  РГВИА. Ф. 846. Д. 18270. Л. 6; Пестель П. И. Русская Правда, или Заповедная Государственная грамота Великого народа Российского // Восстание декабристов. М., 1957. Т. 7. С. 144.


[Закрыть]. Потому лучшим выходом будет все «буйные» и несговорчивые племена «силою переселить внутрь России, разбив их малыми количествами по всем русским волостям»[132]132
  Там же. С. 144.


[Закрыть].

Генералы Кавказ «завоевывали», «усмиряли» или «водворяли в состав империи». Из этого была ясна задача, но не было начертано плана, чертежа всех действий.

Сложившемуся положению вещей не способствовало и то обстоятельство, что в России присутствовала традиция публичной артикуляции монаршей воли, которая подавалась в виде высочайшего обязательства ежечасно действовать в «произведении всего, что только к пользе и благополучию всего отечества служить может»[133]133
  ПСЗРИ – I. Т. 14. № 10346.


[Закрыть], как то было, например, у Елизаветы Петровны, или как то прозвучало в Манифесте императора Николая Павловича в день его коронации: «<…> Мы не имеем, не можем иметь других желаний, как видеть Отечество Наше на самой высшей степени счастья и славы, Провидением ему предопределенной»[134]134
  ПСЗРИ – II. Т. 1. № 465.


[Закрыть].

Такая обобщенно-обязательственная форма смысла монаршего правления и монарших целей мало, однако, могла прояснить конкретных путей их реализации в конкретных условиях Кавказского края. Потому в умах военных начальников поселялась неясность, усугублявшаяся разноголосицей в определении целей в борьбе за Кавказ, доносившейся в разное время из Петербурга.

Так, М. Н. Катков говорил, что завоевание Кавказа «выпрямляет» историческую судьбу России, а не просто решает некие военно-стратегические и религиозные благотворительные задачи. Оно дает России вернуться к своим корням, восстановить органическое существование страны и народа, искаженное Петром I[135]135
  Гордин Я. А. Зачем России нужен был Кавказ? Иллюзии и реальность. СПб.: ЗАО журнал «Звезда», 2008. С. 17.


[Закрыть].

Известный военный деятель и непосредственный участник Кавказской войны Р. А. Фадеев считал, что «Кавказ, независимый от нас, создал бы для России нескончаемый ряд утрат и опасностей. Кавказская армия держит в своих руках ключ от Востока; это до того известно нашим недоброжелателям, что <…> нельзя было открыть английской брошюры, чтобы не найти в ней толков о средстве очистить Закавказье от русских. Но если отношения к востоку составляют вопрос первой важности для других, то для России они осуществляют историческую необходимость, уклониться от которой не в ее власти»[136]136
  Фадеев Р. А. Кавказская война. М.: Эксмо, 2003. С. 38.


[Закрыть].

Углубляя свою мысль и указывая на обширность и важность российского присутствия в Кавказском крае, Р. А. Фадеев подчеркивал: «Во всяком случае, Россия не может допустить, чтобы без ее участия устроилась судьба целой части света, с которой она слита почти безраздельно, с которой она живет, можно сказать, под одной кровлей. <…> Но действительная связь России с Азией, узел их – на Кавказе. <…> Для России кавказский перешеек вместе и мост, переброшенный с русского берега в сердце азиатского материка, и стена, которою заставлена средняя Азия от враждебного влияния, и передовое укрепление, защищающее оба моря: Черное и Каспийское. Занятие этого края было первою государственною необходимостью»[137]137
  Там же. С. 40.


[Закрыть].

О цели правящего императорского дома в кавказском вопросе можно было только предполагать, анализируя те задачи, которые императоры ставили перед главнокомандующими Отдельным Кавказским корпусом, хотя и это не всегда позволяло успевать за переменами монарших настроений.

Например, император Николай I в письме к И. Ф. Паскевичу, написанном вскоре после Адрианопольского мира, говорил: «Кончив, таким образом, одно славное дело, предстоит вам другое, в моих глазах столь же славное, а в рассуждении прямых польз гораздо важнее, – усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных. Дело сие не требует немедленного приближения, но решительного и зрелого исполнения <…>»[138]138
  ДГСВК. С. 58.


[Закрыть]. Но уже вступавшему в 1842 г. в должность главкома на Кавказе генералу А. И. Нейдгардту император сообщал: «Не хочу никаких завоеваний, и мысль об оных считаю преступною. Хочу упрочения нашего владычества краем, где признаю его покуда крайне шатким и неверным»[139]139
  ГАРФ. Ф. 672. Оп. 1. Д. 84. Л. 18–26; Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX–XX в. СПб., 2005. С. 380.


[Закрыть].