Текст книги "Кавказ под управлением князя М. С. Воронцова (1844–1854 гг.)"

Контроль за работой чиновников, составлявших штаты местных органов управления, осуществлялся наместником так же, как он это делал в отношении чиновников собственной канцелярии.

М. С. Воронцов требовал, чтобы гражданские губернаторы представляли ему кандидатуры и точные формулярные списки их службы, а если понадобится по случаю – представляли сведения о кандидатах и свое заключение о претендентах на должности губернских и уездных землемеров, заседателей и асессоров палат уголовной и гражданской и заседателей совестного суда, чиновников особых поручений; земских исправников: полицмейстеров и городничих; членов губернских строительных компаний[961]961
  Захарова О. Ю. Указ. соч. С. 208.


[Закрыть].

Князь Воронцов стремился привлекать в местные органы управления лиц, наделенных соответствующими деловыми и моральными качествами, способными послужить развитию Кавказского края и укрепить его привязанность к империи.

М. С. Воронцов имел правило, по делам важным, но терпящим время, относиться к председателю Кавказского комитета князю А.И Чернышеву, что всегда позитивно отражалось на ходе дел. В управлении краем отношения у наместника постоянно бывали с начальником гражданского управления, а иногда со смешением гражданских дел с военными и с военными губернаторами. В них наместник хотел иметь «опыт и верность усердных помощников»[962]962
  АКАК. Т. X. С. 93.


[Закрыть]. А. Я. Фабр подчеркивал, что централизм в управлении был абсолютным, так как «ни один начальник губернии ни к чему не приступит без разрешения М. С. Воронцова. При этом все распоряжения должны быть согласованы с постановлением правительства»[963]963
  РГАДА. Ф. 1261. Оп. 1. Д. 2432. Л. 123.


[Закрыть].

В этом смысле стиль управления наместника нисколько не противоречил общегосударственным началам, заложенным императором Николаем Павловичем. Более того, по мнению Г. Г. Лисицыной: «По замыслу Николая I для успешного решения многочисленных проблем политического, экономического и военного характера в Закавказье и на Кавказе необходима была еще большая концентрация власти как в высшем государственном, так и в местном управлении краем»[964]964
  Лисицына Г. Г. Кавказский Комитет – высшее государственное учреждение для управления Кавказом (1845–1882) // Россия и Кавказ – сквозь два столетия. СПб.: Изд-во журнал «Звезда», 2001. С. 155.


[Закрыть].

В то же время в 1846 г. императором был определен регламент отношений наместника Кавказского с центральной властью, которую для Кавказского края представлял уже упоминавшийся Кавказский комитет, специальный высший орган, посредством которого «можно было бы осуществлять непосредственное управление из столицы»[965]965
  Там же.


[Закрыть].

В сферу деятельности Кавказского комитета входили дела административного управления, судоустройства и судопроизводства, торговли, финансов, промышленности, сельского хозяйства, землевладения и землепользования, переселения, народного образования и здравоохранения. В Комитет направлялись ежегодные отчеты наместника, ежегодные сметы расходов и доходов по Закавказью и Кавказской области.

С точки зрения Г. Г. Лисицыной, «одной из основных функций Кавказского комитета была оперативность решения всех проходивших через его канцелярию дел по управлению краем»[966]966
  Там же. С. 157.


[Закрыть].

Если касаться общего стиля управленческой практики наместника, то следует подчеркнуть одну характерную для него особенность – в оценках князя М. С. Воронцова не было отрицательных отзывов о людях, которые служили с ним и входили в состав его команды. Особенно это касалось людей военных, которых наместник всегда отличал и ставил много выше чиновников гражданских.

Так, по данному поводу наместник писал: «Военные наши начальники почти все люди опытные, храбрые и пользующиеся общею доверенностью. Вообще мы можем похвалиться числом отличных военных людей всех чинов, а между старшими таких, которые соединяют военные достоинства с знанием и способностями для управления разными сословиями, живущими в кругу их начальства. <…> Трудная здешняя служба и случайности боевые лишают нас многих отличных людей, но они заменяются по возможности другими, также по опыту службы и достоинствам выбранными на место убылых»[967]967
  АКАК. Т. X. С. 95.


[Закрыть].

Характерные черты отношения наместника к своим подчиненным можно увидеть, в том числе и в его эпистолярном наследии. В качестве примера можно привести выдержки из письма к А. П. Ермолову от 23 января 1849 г., в котором М. С. Воронцов сообщал с удовольствием и некоторым восхищением: «Теперь у меня здесь (в Тифлисе. – С.Л.) князь Аргутинский-Долгорукий, а после зимней экспедиции будет сюда Нестеров. Много было также дела с новым начальником Лезгинской линии генерал-майором Чиляевым и с начальником Центра полковником князем Эристовым. Этот последний <…> человек преотличный во всех отношениях, и этакого начальника для Большой и Малой Кабарды еще не было. С князем Аргутинским, чем более я знакомлюсь, тем более я ценю его способности, как военные, так и в администрации, и в совершенном знании края. По гражданской части он имеет хорошего помощника в Дербентском губернаторе князе Гагарине, бывшем много лет моим адъютантом, а по военной части в прошлом году у него произвели несколько отличных полковников в генерал-майоры, между коими я считаю первым для будущего времени во всех отношениях князя Григория Орбелианова»[968]968
  Цит. по: Удовик В. Указ. соч. С. 346.


[Закрыть].

Особенности отношения М. С. Воронцова к своим сослуживцам наиболее явственно прослеживаются в инструкции генералу Н. А. Реаду[969]969
  Там же. С. 92–100.


[Закрыть].

А. М. Дондуков-Корсаков отмечал: «Князь принимал всегда участие во всех даже частных делах его приближенных. Достаточно было ему узнать о нуждах кого-нибудь, чтобы совершенно естественно и просто придти к нему на помощь со свойственной ему одному только деликатностью grand seiqneura. Он был чрезвычайно щедр, но вместе с тем разборчив. Часто случалось мне докладывать ему о нуждах беднейших офицеров, и никогда он не отказывал в пособии или даже выручке из затруднительного положения заслуженных и достойных людей»[970]970
  Цит. по: Удовик В. А. Указ. соч. С. 286.


[Закрыть].

Оценивая общую направленность деятельности М. С. Воронцова в Кавказском крае, следует подчеркнуть важную черту ее сущности: он не только не разрушал того, что было установлено в Кавказском крае его предшественниками для укрепления позиций империи в данном регионе (в этом смысле сомневаться в направленности их действий не приходилось), сколько предлагал и предпринимал меры для усовершенствования административно-правовой системы и практики на Кавказе, снимая наслоившиеся недоразумения и исправляя ошибки.

Для улучшения управления Закавказьем, например, были учреждены в 1846 г. новые губернии: Тифлисская, Кутаисская, Шемахинская, Дербентская, Эриванская с 4 уездами. Этими разделениями «доставлено было обитателям более быстрое рассмотрение их жалоб и споров»[971]971
  Замечания М. П. Щербинина о деятельности князя М. С. Воронцова на Кавказе // Русский архив. 1872. № 3–4. С. 713.


[Закрыть]. Кроме того, эта реорганизация «имела целью достижение административно-территориальной совместимости Кавказского края с остальным государственным пространством»[972]972
  Матвеев В. А. Российский универсализм и этничность на Северном Кавказе (вторая половина XIX в. – 1917 г.). Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2008. С. 77.


[Закрыть]. Учреждено было гражданское управление в городе Анапе, Новороссийске, Сухум-Кале, а станицы Закубанского поселения получили прочное основание. Введено было в Ставропольской губернии общее учреждение губернского правления и губернаторского наказа в 1847 г. Преобразовано управление государственных имуществ.

По мнению М. П. Щербинина, эти мероприятия имели своими последствиями то, что способствовали введению единства в управление государственными крестьянами и сосредоточили усилия к улучшению их быта и развитию всех отраслей их промышленности, а также способствовали значительному сбережению денежных средств казны[973]973
  Замечания М. П. Щербинина. С. 713.


[Закрыть].

С. Эсадзе также отмечал, что М. С. Воронцов, кроме необходимости приблизить губернские власти и суды 2-й степени к главнейшим центрам Закавказья, стремился вернуть им прежнюю историческую роль, поскольку «эти центры уже по своему географическому, этнографическому положению и исторически созданному экономическому быту должны были теперь иметь существенные недостатки от подчинения их одной губернской власти»[974]974
  Эсадзе С. С. Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис, 1907. Т. 1. С. 85.


[Закрыть].

Как опытный администратор, М. С. Воронцов ясно представлял первостепенные нужды территорий. Ему, например, были понятны жалобы имеретинцев на то, что их «знаменитое царство» обращено в простой уезд Тифлисской губернии.

«Ум князя Воронцова был так создан, что эта скорбь народа была ему совершенно понятна»[975]975
  Там же.


[Закрыть]. Потому он настоял на учреждении для Имеретии Кутаисской губернии, после чего «все поднялось и подымается в этом благословенном природою крае; все классы и сословия жителей как будто ожили; а счастливый брак кутаисского губернатора князя Гагарина с княгиней Орбелиани как нельзя более содействовал сближению русского общества с туземным»[976]976
  Эсадзе С. С. Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис, 1907. Т. 1. С. 85.


[Закрыть].

Поскольку желание императора Николая I заключалось в том, чтобы приобщить окраины к общероссийской гражданственности и «связать разноплеменный край с империей», М. С. Воронцов понимал, что эта связь могла быть прочной только тогда, когда вся система управления «имела бы целью разобраться во всех условиях народной жизни». В то же время «всякая перемена и всякое нововведение, изменяющее вековые обычаи, чрезвычайно трудно к введению везде, но в особенности в Кавказском крае, а потому в подобных случаях надобно действовать с большой осторожностью»[977]977
  Там же. С. 89.


[Закрыть].

В продолжение всего своего руководства Кавказским краем князь Воронцов «шел навстречу каждой народной нужде»[978]978
  Там же.


[Закрыть], но воплощалось ожидаемое всегда и таким образом, чтобы народные нужды территорий связывались с интересами имперскими, не противоречили в своем существовании друг другу.

Проектирование такого разделения и преобразования Кавказского края в административно-территориальном отношении производилось в аппарате наместника. «Для туземных обществ были сохранены приставства. От уездного или даже губернского управлений эти общества не зависели и оставались в подчинении командующих Кавказской линией»[979]979
  Замечания М. П. Щербинина. С. 713.


[Закрыть].

Наместник занялся пересмотром штатов всех губернских и уездных учреждений в целях рационализации их работы и сбережения расходов. Кавказский комитет признал, что вопрос о порядке управления государственными имуществами за Кавказом «принадлежит к предметам первостепенной важности при гражданском устройстве этого края. От степени удовлетворенности и совершенства этого управления зависит охранение казенной собственности, усиление государственных доходов и развитие промышленности во всех ее отраслях»[980]980
  АКАК. Т. X. С. 38–39.


[Закрыть].

В связи с этим в Петербурге признали совершенно необходимым «дать управлению за Кавказом устройство прочное и вполне согласное с местными потребностями края»[981]981
  Там же.


[Закрыть]. По этой причине в имперской столице не могли игнорировать объяснений наместника, что, «когда из прежних двух губерний за Кавказом образовано четыре <…> неудобно оставлять палаты государственных имуществ только в двух губерниях – Тифлисской и Шемахинской. <…> Необходимо образование за Кавказом такого общего по части государственных имуществ учреждения, которое, сосредоточивая все дела, до той части относящиеся, в то же время имело бы средства и возможности наблюдать за действиями по этой части губернских начальников за Кавказом. При настоящем порядке губернского там управления наблюдение это может быть устроено не иначе, как через наместника Кавказского»[982]982
  АКАК. Т. X. С. 38–39.


[Закрыть].

Две казенных палаты – Тифлисская и Шемахинская, в которых в 1840 г. находилось 148 чиновников и отпускалось на их содержание 83 635 рублей, на основании представления наместника от 18 декабря 1848 г. соединены в одну общую казенную палату со штатом в 71 чиновник, и расходы уменьшены на 18 500 рублей[983]983
  Там же. С. 55.


[Закрыть].

В эти и многие иные заботы управления князь М. С. Воронцов был погружен без остатка. В письме к А. П. Ермолову наместник писал: «Скажу, однако, здесь, что лишнего досуга и в Тифлисе я не имею; ибо, кроме текущих дел, я должен был заняться многими гражданскими предположениями, которых пускать в ход невозможно с цыганскою жизнью и переездах по краю. Кроме того, приезжают сюда в это время некоторые главные начальники, как гражданские, так и военные, и со всеми надобно толковать, рассматривать бумаги и решать действия на будущее время»[984]984
  Цит. по: Удовик В. Указ. соч. С. 345–346.


[Закрыть].

Сложности и даже экстраординарные обстоятельства не могли поколебать хладнокровия М. С. Воронцова во время принятия им решений. Подчиненные всегда тонко чувствовали психологию и состояние своего начальника, от которого веяло спокойствием и уверенностью в его собственных и их возможностях. О. Ю. Захарова приводит слова современников М. С. Воронцова, которые могут служить подтверждением сказанному. Современники свидетельствовали, что каждый чиновник мог смело прийти к нему и сообщить о своем недоразумении или промахе, а тот спокойно объяснял им, что в таком случае надо было предпринять, чтобы промах был исправлен. После чего следовали распоряжения, в которых слова приказаний говорились негромким голосом, без признаков раздражения или недовольства, что всегда производило магическое действие на подчиненных, придавая им силы справиться с обстоятельствами их положения[985]985
  Захарова О. Ю. Указ. соч. С. 316.


[Закрыть].

Как и большинство людей, обладавших большой властью, и волею Судьбы призванный принимать ответственные решения, М. С. Воронцов, отличавшийся при этом простотой в обращении с людьми, «был долгопамятен как в добре, так и в зле; составив о ком-либо хорошее или плохое мнение, с большим трудом мог изменить его»[986]986
  Захарова О. Ю. Указ. соч. С. 318.


[Закрыть]. Эта черта характера присуща многим волевым натурам, определенность и постоянство которых сопрягается с нацеленностью, не оставляющей им времени для поиска подробностей в людях или извинительных для них причин. Дело и его цели составляют призму, через которую они смотрят на окружающих и ожидают проявления их способностей и человеческой сущности.

Важнейшей чертой любого успешного администратора остается умение творчески мыслить, преобразовывать каждодневную данность в распоряжения и действия, ведущие к ожидаемым результатам. М. С. Воронцов обладал таким качеством ума, который в современных условиях называют креативностью.

Суровые обстоятельства кавказской действительности требовали нестандартных решений почти на каждом шагу, поскольку сам Кавказский край вырывался из всего предыдущего административного или военного опыта как М. С. Воронцова, так и административной и военной практики имперских властей. Кроме того, сами задачи цивилизаторского миссионерства не могли иметь стандартного воплощения. М. С. Воронцов большей частью безошибочно находил развязки самым сложным обстоятельствам, в которых ему приходилось находиться.

Император Николай I знал эти качества Воронцова. Он в беседе с В. П. Сафоновым заявил: «Я всегда говорил, что нет другого человека в России, как князь, который был бы так способен и так умел творить, созидать, устроивать. <…> в короткое время пребывания на Кавказе он успел осмотреть большую часть края и положил начало таким предложениям, о которых давно думали, но ничего до сих пор не сделали»[987]987
  Цит. по: Удовик В. А., Кацик В. О. Светлейший князь Воронцов. Человек. Полководец. Государственный деятель. СПб., 2000. С. 156.


[Закрыть].

По свидетельству современников, картины устройства края, улучшения во всех частях его кипели в голове наместника[988]988
  Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1928. Т. 1–2.


[Закрыть]. Случавшиеся неудачи не могли поколебать его терпеливой и несуетной настойчивости, поскольку его креативное мышление позволяло ему постоянно сохранять и удерживать образ заданной целеустремленности.

Э. С. Андриевский свидетельствовал: «По милости и доверию своих государей, Воронцов неоднократно располагал почти неограниченной властью и держал в своих руках участь целых племен и обширнейших областей, но легко жилось при Воронцове, и каждый край, которым он управлял, не оставался без какого-нибудь им самим вызванного существенного улучшения»[989]989
  Андреевский Э. С. Записки. Одесса, 1913. Т. I. С. 127.


[Закрыть].

В связи с этим А. П. Ермолов писал князю М. С. Воронцову: «… Ты обладаешь магическою силою, и у тебя исполняются все предначертания. Многое сделано в твое управление страною, что наследникам твоим казаться будет неразгаданной задачею. Ты врежешь в скалы Кавказа эпоху царствования Императора и имя могущественного его наместника»[990]990
  РГАДА. Ф. 1261.Оп. 3. Д. 1381. Л. 288; Письма А. П. Ермолова М. С. Воронцову. Указ. соч. С. 253.


[Закрыть].

В качестве послесловия ко всему вышесказанному, можно констатировать, что имперский центр достаточно долго и тщательно подбирал кандидатуру на пост начальника Кавказского края, соотнося качества претендентов и их послужной список с требованиями избранной стратегии и постановкой задач.

Вокруг кандидатов разворачивалась тайная борьба амбиций, связанная с конкуренцией между отдельными слоями аристократического истеблишмента и высшей бюрократии.

В конечном счете, здравомыслие и взвешенный расчет императора склонили чашу весов в пользу графа М. С. Воронцова, чьи военно-административные заслуги и немалый опыт на многих прежних государственных поприщах стали ему лучшей рекомендацией.

М. С. Воронцов предложил императору новый подход в деле умиротворения Кавказа. Новоназначенный наместник предполагал сменить не только стратегию завоевания, но перейти к модернизации всех основ кавказского социально-культурного и географического пространства.

Получив одобрение со стороны императора и сформировав соответствующую потребностям предстоящей деятельности команду, представлявшую собой сложную управленческую структуру, заточенную на выполнение строго определенных функций, М. С. Воронцов приступил к воплощению задуманного.

Креативность ума, собственный опыт и способности большого числа людей, окружавших наместника, позволили ему не только стабилизировать общую обстановку в Кавказском крае, но заложить фундамент грядущих побед как русского оружия в противостоянии с непримиримой частью горских обществ, так и подготовить почву для успехов преобразовательных усилий в большинстве сфер кавказского социального существования.

3.3. Борьба со злоупотреблениями

Государственные люди, которым российские императоры поручали проводить на Кавказе политику, принципы которой наиболее ясно были сформулированы Николаем I в 1846 году перед начальником канцелярии Кавказского наместничества с. В. Сафоновым[991]991
  Выскочков Л. В. Указ. соч. С. 292; Разговор С. В. Сафонова с императором Николаем Павловичем 28 сентября 1846 г. // Архив князя Воронцова. М.: Университетская типография, 1892. Кн. 38. С. 383–408.


[Закрыть], сталкивались с множеством проблем.

Николай Павлович желал, чтобы Кавказский край не воспринимался в России как «отдельное царство». Государь желал и старался, чтобы все его и его Кавказской администрации действия всеми возможными мерами слили Кавказ с Россией, «чтобы все составляло одно целое», чтобы жители Кавказа знали и чувствовали, что «они получают свою жизнь и свое благосостояние наравне с другими частями обширного Царства Русского, от одного светила»[992]992
  Там же.


[Закрыть].

В то же время в высших правительственных сферах существовали убеждения о повсеместно творящихся противозаконных деяниях в стране, которая вверялась в управление новому наместнику и которая служила ареною «необузданного самоуправия и лихоимства»[993]993
  Фелькнер А. А. О деле флигель-адъютанта Копьева // Русская старина. 1873. № 5. С. 700.


[Закрыть].

Излишим было упоминать обо всем, что тогда передавалось о злоупотреблениях, допускавшихся по всем отраслям, как военного, так и гражданского администрирования на Кавказе[994]994
  Там же.


[Закрыть].

После поездки в Петербург для аудиенции с императором, после встреч с высокопоставленными чиновниками М. С. Воронцов «проникся твердым убеждением в господстве в Кавказском крае необузданного своеволия, в потворстве, оказываемом всеми и каждым противозаконным деяниям»[995]995
  Щербинин М. П. Заметки по поводу рассказа о деле флигель-адъютанта Копьева // Русская старина. 1873. № 4. С. 699.


[Закрыть].

Под таким впечатлением прибыл на Кавказ в марте 1845 года новый наместник, взяв на себя «труднейшую “Авгиеву задачу” – очистить русскую гражданскую и военную администрацию от закоренелой коррупции»[996]996
  Дегоев В. В. Указ. соч. С. 184.


[Закрыть].

Наибольшую активность в борьбе со злоупотреблениями он развил с первых дней своего пребывания на кавказской земле, когда утверждался там, стремясь подавить возможную фронду и установить определенные устои, которые ему виделись правильными и наиболее отвечавшими требованиям Петербурга.

М. С. Воронцов был настроен весьма скептически к кавказскому чиновничеству, погрязшему во всякого рода злоупотреблениях против закона. Эти люди внушали Воронцову, по словам А. Л. Зиссермана, «чувство крайнего нерасположения, которого он не скрывал даже перед туземным населением»[997]997
  Зиссерман А. Л. Двадцать пять лет на Кавказе. СПб., 1879. Ч. 1. С. 220.


[Закрыть].

Не соответствующий требованиям правильного и эффективного управления вновь приобретенным краем контингент чиновников уронил веру в силу и справедливость решений как центральных, так и местных властей, и содействовал развитию в народе «изворотливости, сутяжничества и ухищрений в толковании законов»[998]998
  Эсадзе С. С. Указ. соч. С. 81.


[Закрыть].

Долгое время «русский заезжий чиновник мечтал только о повышении чина и не заботился о том, что было прежде его, что будет после в том краю, который он посетил на короткое время. Он почитал Тифлис, или какой-либо другой город за Кавказом, местом добровольной ссылки, которое желает как можно скорее оставить, чтобы возвратиться восвояси»[999]999
  Грибоедов А. С. Указ. соч. С. 112.


[Закрыть].

Изучая разного рода записки и документы, М. С. Воронцов не мог без сожаления читать и видеть то, как искажались все благие намерения правительства теми лицами, которым «доверено было государством важное дело на Кавказе»[1000]1000
  Эсадзе С. С. Указ. соч. С. 82.


[Закрыть].

Князь М. С. Воронцов обладал чувством огромной ответственности за свои действия в качестве полномочного представителя великой державы[1001]1001
  Дегоев В. В. Указ. соч. С. 181.


[Закрыть]. Он понимал, что, не усовершенствовав органы гражданского управления, нельзя было начинать движение к главной цели – умиротворению Кавказа.

Заплатив дорогую цену деньгами и людьми, Россия, придя на Кавказ, не могла потерять все из-за нерадивости и злотворения людей, чьи нравственные качества отвращали от «русского дела» племена многонародной страны.

Особенное внимание князя М. С. Воронцова было обращено по этой причине на улучшение контингента чиновников, в особенности тех из них, которые непосредственно соприкасались «дел народных» – участковых начальников.

С. С. Эсадзе писал по этому поводу, что «во всех слоях общества против этой низшей инстанции полиции укоренилось самое невыгодное предубеждение. В них каждый видел олицетворенное лихоимство. Вследствие такой дурной репутации порядочные люди весьма неохотно занимали эти должности»[1002]1002
  Эсадзе С. С. Указ. соч. С. 86.


[Закрыть].

Участковые учреждения, составляя крайнее звено власти, непосредственно соприкасаясь с интересами всех нужд народа, имели чрезвычайную важность, так как через них проводились окончательно в исполнение все меры правительства – «от участковых заседателей масса народа должна была приобретать уверенность в необходимости той или иной правительственной меры. Но уверенность такая могла прочно утвердиться не иначе как законностью действий власти, меющей с жителями прямые и непосредственные отношения»[1003]1003
  Эсадзе С. С. Указ. соч. С. 76.


[Закрыть].

Между тем, как уже отмечалось ранее, чиновник с удовлетворительными качествами принимал место участкового заседателя только по крайней необходимости, так как содержание, определяемое казной, не обеспечивало его жизни, что само уже по себе провоцировало чиновников записываться в ряды злоупотребителей.

На практике оказывалось, что замещать должности участковых заседателей достойными чиновниками, которые не увлекались бы предоставленной им властью над жителями, было весьма трудно. Полагаться же на сомнительные качества посредственных чиновников было вредно, так как «вместо охранения личности и собственности, вместо водворения тишины и спокойствия, деятельность низшей инстанции выражала чаще всего резкое уклонение от прямого его назначения. А с другой стороны, допускаемые в участках злоупотребления не скоро доходили до высших властей, а народ не решался жаловаться на заседателя, имевшего все средства угнетать его, вследствие полного отсутствия контроля над своими действиями»[1004]1004
  Там же. С. 77.


[Закрыть].

А. Л. Зиссерман отмечал еще одну особенность данной проблемы, которая состояла в том, что «среди чиновников простой народ за Кавказом – и мусульмане, и даже свои грузины – все предпочитали при этом начальников из русских, чем из туземцев, которые, уступая русским чиновникам в знании дела и усердии исполнения обязанностей, ни мало не уступали им в желании нажиться, а по части произвола гораздо превосходили русских, ибо руководствовались в своей деятельности традициями азиатских правителей старого закала и не так страшились последствий за свои незаконные действия»[1005]1005
  Зиссерман А. Л. Указ. соч. С. 121.


[Закрыть].

Это сдерживало российские власти в стремлении проводить во все управления туземных чиновников и привлекать местный элемент к разработке и проведению в жизнь разнородных административных установлений.

Отдаленность Кавказа от центра России, неустроенность и опасности жизни могли привлечь туда только тех, кто не имел шансов в служебной карьере в других местах (по причине профессионального несоответствия или низких моральных качеств), но надеялся в отдаленных губерниях исправить свое материальное положение любыми мерами, в том числе и противозаконными. Эти люди исходили из того, что в условиях войны и начального устройства Кавказского края законность не сумела там закрепиться в должной мере.

Кавказское чиновничество в массе своей отличалось и вороватостью, и мздоимством, и заносчивым отношением ко всем, кто зависел от него. Единицы из чиновников были честны и благородны[1006]1006
  Удовик В. А., Кацик В. О. Указ. соч. С. 160.


[Закрыть]. Кавказ сделался «убежищем и сборным местом разных пройдох и искателей средств вынырнуть из грязи или из неловкого положения»[1007]1007
  Лапин В. В. Указ. соч. С. 144.


[Закрыть]. На Кавказ также бежали от кредиторов и долгов беспутные сыновья дворян[1008]1008
  Воспоминия В. А. Полторацкого // Исторический вестник. 1893. № 2. С. 401.


[Закрыть].

Навести порядок в гражданских делах наместничества князю М. С. Воронцову удалось не сразу, и вынуждало прибегать, в том числе, к решениям нестандартным и даже выходящим за рамки существовавших в то время законов, мало способных помочь делу, как не учитывающих кавказские реалии.

Слухи о трудностях наместника доносились до Петербурга и Москвы. Многолетний адресат наместника, знаток и участник кавказских дел А. П. Ермолов в феврале 1846 года писал своему товарищу: «Слышу, что гражданское управление истощает даже твое ангельское терпение и что занятия твои беспрерывны. Жалею о тебе, но утешаюсь, слыша, что мошенники и плуты боятся тебя как грозного призрака. Довольно продолжительна была блаженная жизнь их. Здесь (в Москве. – С.Л.) появился авангард бегущих из Грузии»[1009]1009
  АКАК. Т. X. С. 316.


[Закрыть].

Кадры кавказской администрации оставляли желать лучшего даже к 1848 году. Во время доклада Г. И. Филиппсона императору о делах кавказских, Николай Павлович в сердцах бросил такую фразу: «Что меня пугают, что придется упразднить Ставропольскую губернию?.. Это у меня самая подлая губерния в России, где ни один порядочный человек не мог ужиться. Меня пугают еще бунтом крестьян. Надеюсь, что там есть кому образумить дураков»[1010]1010
  Цит. по: Выскочков Л. В. Указ. соч. С. 291.


[Закрыть].

В первые годы своего кавказского наместничества князь М. С. Воронцов во все вникал сам и сам разбирался в жалобах и вершил скорый суд по «вразумлению дураков». Чиновники, формально читавшие законы Российской империи, время от времени указывали на то, что действия и решения наместника противоречат букве закона, но не составляли себе труда задуматься над тем, насколько их буквоедство соответствует реалиям Кавказа и, в свою очередь, насколько решения наместника укрепляют основы «русского дела» в Кавказском крае.

Князь М. С. Воронцов действительно время от времени отходил от требований закона, но только тогда и там, где этого требовали обстоятельства, или закон не отвечал требованиям справедливости, или иное решение имело бы еще более пагубные последствия. Князь действительно совершенно, по словам очевидца и участника кавказских дел Воронцова князя А. М. Дондукова-Корсакова, «не обращал внимания на форму, лишь бы была суть дела, и вообще в службе держался духу и смыслу, а не наружной формы»[1011]1011
  Дондуков-Корсаков А. М. Мои воспоминания 1845–1846 // Осада Кавказа. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2000. С. 421.


[Закрыть].

Буквоедам-законникам князь М. С. Воронцов отвечал, что «если бы здесь нужно было только исполнять законы, Государь прислал бы сюда не меня, а Полный Свод Законов»[1012]1012
  Удовик В. А., Кацик В. О. Указ. соч. С. 160.


[Закрыть].

Он своевольно принимал меры по отношению к явным ворам, взяточникам, грабителям и иным преступникам. Князь М. С. Воронцов отказывался судить преступников по законам лишь потому, что существовавшие законы противоречили друг другу и давали злоупотребителям возможность уйти от заслуженного наказания. Он следовал христианским заповедям, считая их лучшей основой для принятия приговора неправым[1013]1013
  Там же. С. 161.


[Закрыть].

Однако это вовсе не означало, что наместник искал случаев к нарушению всякой законности и порядка как таковых. По свидетельству К. К. Бенкендорфа, лица, окружавшие М. С. Воронцова в Тифлисе, были сильно удивлены, а некоторые приходили в смущение от того, что новый их начальник не походил ни на одного из своих предшественников. Строились всевозможные догадки, старались его поймать на чем-нибудь, испытывали, но он не поддавался никакому объяснению и оставался неуязвимым. Своей закрытостью в «стране интриг» Воронцов приводил в отчаяние самых бывалых и продувных[1014]1014
  Там же. С. 284.


[Закрыть].

Неоднократно до наместника доходили жалобы на разные беспорядки в Тифлисе, происходившие в торговле съестными припасами и другими предметами жизненных потребностей. Злоупотребления неблагонамеренных людей, принося вред торговле, «стесняли вместе с тем всех обывателей вообще и в особенности бедный класс народа». Необходимо было покончить со злоупотреблениями в этой сфере.

По примеру Москвы и Петербурга князь М. С. Воронцов учредил в Тифлисе особую торговую полицию. И хотя нельзя сказать, что ему удалось здесь добиться абсолютного порядка и прекратить все в этой области социальных отношений злоупотребления из-за самой трудности их преследования, но они были значительно уменьшены, а жители имели теперь возможность приобретать продовольственные товары у производителей, не завися от перекупщиков[1015]1015
  АКАК. Т. X. С. 852.


[Закрыть].

Большой бедой, о которой не предполагали и не задумывались прежде, вдруг сделалось изобилие и дешевизна местного вина, которое можно было встретить повсеместно в Грузии. Это винное изобилие загубило не одного даже и порядочного чиновника. А. Л. Зиссерман, как очевидец происходящего, писал, что «пьянство доходило до бе-зобразия, а особенно резко бросаясь в глаза среди туземцев, или не пьющих вовсе, как мусульмане, или пьющих, хотя и много, но всегда редко пьянеющих, как грузины»[1016]1016
  Зиссерман А. Л. Указ. соч. С. 18.


[Закрыть].

Каким было нравственное влияние подобных представителей русской администрации, определить нетрудно, если прибавить к повседневному и повсеместному пьянству столь же повседневное и повсеместное взяточничество. В последнем отношении за Кавказом «многие перещеголяли тех героев, которых Щедрин и его последователи так обильно рисовали в конце 50-х годов XIX века»[1017]1017
  Там же.


[Закрыть].

Весь предыдущий опыт и опыт кавказского наместничества убедил князя М. С. Воронцова в невозможности существования вполне честного человека, а поэтому он считал всякое злоупотребление неизбывным злом, которое следует по возможности «удерживать лишь в известных пределах»[1018]1018
  Там же. С. 126.


[Закрыть].

Не имея под рукой достаточного числа людей, обладавших необходимыми для реализуемой им программы качествами, князь М. С. Воронцов стал искать опору для своих начинаний в среде аристократов.

Он широко стал привлекать их к административно-распорядительной деятельности, хотя бы на наиболее важных направлениях и должностях, поскольку их действия гарантировались минимумом правил и стилей поведения, ниже определенного уровня не опускавшихся уже в силу сословного воспитания и представлений о сословной чести.