Текст книги "Второе правило стрелка"

Сэр Реджинальд Ремингтон, эсквайр, не видел себя оседлым человеком. Странствия были его жизнью, револьверы были самыми верными его спутниками. Он слишком втянулся во все это, чтобы видеть для себя что-то другое.

– А в чем суть его теперешнего подвига? – спросил Реджи. – Что такого героического в том, чтобы отобрать у женщины деталь ее туалета?

– Ипполита – это не просто женщина, – сказал Силен. – Она – амазонка.

– Ну и что?

– Знаешь, как амазонки поступают с мужчинами?

– Как?

– Неужели не знаешь?

– Может, и знаю, – сказал Реджи. – Но в данный момент припомнить не могу. В нашей Вселенной много миров, и я побывал уже в половине. Неужели ты думаешь, что я способен помнить их все?

– Амазонки похищают мужчин, используют их, а после этого – убивают.

– Как именно используют?

– Тебе сколько лет? – спросил Силен.

– Понятия не имею, – сказал Реджи. – Сбился со счета.

– А такое впечатление, что там и считать-то особенно нечего, – сказал Силен. – Как вообще женщина может использовать мужчину?

– По-разному, – сказал Реджи. – Потому и спрашиваю.

– Амазонки используют мужчин для продолжения рода, – сказал Силен. – Как ты думаешь, откуда берутся новые амазонки? Почкованием они размножаются, что ли?

– Ну, используют они мужчин. А дальше что?

– Дальше они мужчин убивают, – терпеливо сказал Силен. – Через девять месяцев они рожают детей. Мальчиков они тоже убивают, а девочек воспитывают в духе истинных амазонок. Еще вопросы?

– Я тебя понял. Частично. Амазонки – это не просто женщины, – сказал Реджи. – Но и Геракл – это не просто мужчина. Так в чем опасность?

Силен вздохнул.

Утром следующего дня они наткнулись на странного человека. Он был высокий, повышенно волосатый и очень мускулистый, а из одежды носил только набедренную повязку. Но странным в нем было отнюдь не это.

Человек возился с деревянной конструкцией, которая представляла собой нечто среднее между скамейкой и «железной девой».

На Силена этот человек не обратил никакого внимания, зато оживился при виде стрелка.

– О, – сказал он. – А вот и первый пациент. Что ж, утро начинается удачно.

– О чем он говорит? – спросил Реджи у Силена.

– Это Прокруст, – сказал Силен. – Он немного сумасшедший и много агрессивный. Не зли его и держись подальше.

– Я – первый в мире мануальный терапевт, – объявил Прокруст. – Больной, вас позвоночник не беспокоит?

– Нет, – сказал Реджи.

– Это поправимо, – сказал Прокруст. – Ложитесь. Он указал куда-то в центр деревянной конструкции.

– Это прокрустово ложе, – сказал Силен. – Самая знаменитая эллинская деревянная конструкция. После троянского коня, естественно. Если ты туда ляжешь, то вряд ли ты уже встанешь.

– И много уже людей сюда легло и не встало?

– Достаточно.

– Тогда почему они все это терпят? Почему этот тип до сих пор не нейтрализован?

– Его за Тесеем застолбили.

– Не понял.

– Я тебе потом объясню. Он на нас уже косится.

Прокруст нетерпеливо хрустел костяшками пальцев и искоса поглядывал на Реджи.

– Больной, а вам известно, что перед операцией разговаривать вредно?

– О какой операции идет речь?

– Это я могу сказать только после диагностики. А диагностику я могу начать только после того, как вы больной, займете свое место.

– Он тебя вытянет, если ты окажешься коротким, – вполголоса сказал Силен. – Или укоротит, если наоборот.

– Мне это не нравится, – сказал Реджи. – Мне кажется, что я совершенно здоров.

Стрелок помнил, как опасно ввязываться в локальные разборки мифических миров, и надеялся обойтись без стрельбы. Он не сомневался, что сможет уложить Прокруста. И еще он не сомневался, что после этого здесь может появиться новый миф.

Реджи не нужна была лишняя реклама.

– Здоровых людей нет, – отчеканил Прокруст. – Есть недообследованные.

– Старая хохма, – сказал стрелок.

– А я думал, что ее сам сочинил. Впрочем, это не имеет значения. Ложитесь, пациент.

– А если не лягу?

– Тогда я вынужден буду принять меры, – сказал Прокруст, вытаскивая из-под своего ложа здоровенную дубину. – Вплоть до наркоза. Больной, вам следует понять, что врач должен причинить пациенту боль, чтобы потом ему стало хорошо.

– Только хорошо тебе будет уже в царстве Аида, – добавил Силен. – Если ты понимаешь, о чем я.

– Согласия больного на операцию мне не требуется, – сказал Прокруст и замахнулся дубиной.

Реджи выстрелил.

Пуля пробила бицепс Прокруста. Самозваный мануальный терапевт завопил от боли и уронил дубину себе на правую ногу, после чего принялся комично прыгать на левой. На десятом прыжке он обо что-то споткнулся и рухнул на землю. Падение оказало положительный эффект, ибо удар выбил воздух из его легких, и Прокруст перестал орать.

– Упс, – сказал Силен.

– Милосердия! – взмолился Прокруст.

– Изволь, – сказал Реджи и выстрелил ему в голову. Следующими пятью выстрелами он привел в полную негодность деревянное пыточное приспособление, после чего перезарядил револьвер и сунул его в кобуру.

– Не подумай, что я хочу сказать что-то плохое, тем более теперь, когда увидел, как ты обращаешься с этой штукой у тебя на поясе, – сказал Силен. – Но должен заметить, что у тебя странное представление о милосердии.

– Я подарил ему быструю и безболезненную смерть, наверняка более легкую, чем та, которую он готовил для меня, – сказал Реджи. – Я называю это милосердием, и это не обсуждается.

– Как скажешь, – сказал Силен. – Просто твоя позиция в этом вопросе очень напоминает мне позицию некоторых наших богов. А почему же ты сразу не выстрелил ему в голову?

– Потому, что у него в руке была дубина, – объяснил Реджи. – Даже если б я убил его первым выстрелом, он мог бы завершить удар чисто по инерции, и тогда мне тоже пришлось бы туго.

– Удивляюсь, как быстро ты успел все это сообразить, – сказал Силен.

– Я и не соображал, – сказал Реджи. – Это рефлекс.

– Странные у тебя рефлексы.

– Обычные, – сказал Реджи. – Нам очень долго вдалбливали их в голову.

– Все-таки зря ты его убил.

– Ты не понимаешь, – сказал Реджи. – У меня не было выбора. Пока мы просто разговаривали, этого еще можно было избежать. Но после того как он достал свою дубину, а я в него выстрелил, из простых случайных собеседников мы превратились во врагов. А я очень редко оставляю за своей спиной живых врагов, особенно если существует возможность сделать их мертвыми.

– Должно быть, за твоей спиной тянется целая вереница трупов.

Реджи обернулся. Они отошли от развалин прокрустова ложа уже метров на двести.

– Вроде бы не тянется, – сказал он.

– Это я фигурально выразился, – объяснил Силен.

– А почему ты считаешь, что мне не следовало его убивать?

– Это долгая история, – сказал Силен. – У нас в Элладе сложилась весьма непростая ситуация. Скажи, что делает героя героем?

– Полагаю, подвиги.

– Правильно полагаешь. А что делает обычного героя великим героем?

– Если следовать формальной логике, великие подвиги.

– Снова правильно. А что требуется для совершения великих подвигов?

– Тут я в некотором затруднении. Видишь ли, я никогда не рассматривал героев как отдельный класс и плохо ориентируюсь в их потребностях.

– Для совершения великих подвигов нужны великие чудовища или великие злодеи, которых надо сразить. – Силен говорил тоном человека, вынужденного объяснять несмышленому ребенку очевидные вещи. – Именно отсюда вытекают все наши сложности.

– Я все еще не понял, – сказал Реджи.

– Нашим миром управляют боги, – сказал Силен. – В целом они похожи на людей, только бессмертные. Они амбициозны, кичливы, коварны и конкурируют между собой. В последнее время боги стали считать престижным наличие героя, совершающего подвиги в их славу и честь. Некоторые спариваются со смертными, чтобы в жилах героев текла божественная кровь, некоторые покровительствуют уже более-менее сложившимся героям. Но каждый делает ставки на своего. Это как лошади, понимаешь? Что-то в этом роде. Между олимпийцами идет постоянная конкуренция. Чей герой круче, чей герой навалял больше трупов, чей убил самого здорового монстра. С каждым годом героев становится все больше.

– И что? – спросил Реджи.

– Им же надо кого-то убивать, – сказал Силен. – А если учесть, что каждый герой за свою жизнь убивает в среднем гораздо больше одного злодея или чудовища, генерация врагов общества тает с угрожающей быстротой. Каждый бог пытается застолбить для своего любимца как можно больше монстров и злодеев, чтобы сделать своего героя величайшим. Понимаешь, о чем я?

– Похоже, начинаю понимать.

– Прокруста застолбили для Тесея, – сказал Силен. – Тесею сейчас лет десять, и он достигнет героического возраста еще лет через семь-восемь. За это время Прокруст должен был набрать нужную репутацию и переместиться из этого захолустья ближе к большим городам. Тогда его убийство вполне можно было бы засчитать Тесею за подвиг. А ты взял и убил Прокруста, значит, У Тесея теперь будет одним подвигом меньше.

– Это порочная практика, – сказал Реджи. – Из твоих рассуждений я сделал вывод, что Эллада может спокойно переварить только определенное количество героев, которое уже явно превышено. С Прокрустом или без, вашим героям скоро некого будет убивать, и тогда случится катастрофа.

– Например? – насторожился Силен.

– Доказывая свою крутизну, герои начнут убивать друг друга, – объяснил Реджи. – Может быть, даже развяжут самую грандиозную в вашем мире войну. И дети тех, кто сегодня сражается плечом к плечу, переколют друг друга копьями. И все во славу богов.

Глава 4

Подвиги бывают разные.

Геракл.

Богатыри осадили своих коней в нескольких сотнях метров от центрового лукоморского дуба.

– Вон оно; чудище, – сказал Алеша Попович тоном подростка, показывающего своего обидчика старшему брату.

Нечто отдаленно смахивающее на собаку дрыхло в тени дуба, совсем рядом с необъятным стволом. Илья Муромец спешился, взял в руки свою палицу, приказал младшим богатырям прикрывать его сзади и вмешаться в бой только в самом крайнем случае, и аккуратно, на полусогнутых, двинулся к чудовищу.

Когда богатыря и монстра разделяло всего двадцать метров, Цербер проснулся.

– Bay, – сказал Цербер при виде богатыря. – В смысле гав. Здоровенный какой мужик. Слышь, парень, у тебя родственников за границей нет?

– Я сирота, – сказал Муромец.

– Странно. Ты очень напоминаешь мне одного парня с моей родины.

– Ты мне зубы не заговаривай. Я – лицо государственное и здесь по делу.

– Вот как? – удивился Цербер. – Выкладывай.

– Как тебя зовут?

– Тебе зачем?

– Для протокола.

– Цербер меня зовут. Может, слыхал?

– Вопросы здесь задаю я. Назови цель визита в нашу страну.

– Туристическая. А фиг ли ты ничего не записываешь, протоколист?

– У меня память хорошая. Значит, ты у нас турист?

– Ага.

– А чего кота загрыз?

– Но, во-первых, при виде кота сработал мой первобытный инстинкт, – сказал Цербер. – А во-вторых, хороший человек попросил.

– Убийство при обоюдном сговоре, – пробормотал Муромец. – Может быть, даже заказное. И кто же этот хороший человек?

– Скажи, а тебе так уж был дорог этот кот? – спросил Цербер. – Может быть, ты знал его еще котенком? Выкармливал из соски молочком? Насыпал песочек в его туалет?

– Кот этот был той еще скотиной, – сказал Муромец. – Кота мне не жалко. Но грызть кого ни попадя на подведомственной мне территории я тоже не позволю.

– Понятно. Порядок любишь?

– Дело не в том, люблю ли я порядок или нет. Порядок должен быть.

– Опять понятно. Подраться хочешь?

– Дело не в том, хочу я подраться или нет. Порядок должен быть, – повторил Муромец. – Ты кота загрыз, это не проблема. Но ты все еще здесь, и мне нужны гарантии, что больше безобразничать ты не станешь.

– И лучшей гарантией этого будет моя смерть, – подытожил Цербер. – Ты все-таки уверен, что у тебя нет родственников за границей? А то я уже похожие рассуждения где-то слышал. А твой приятель, который с коняшками остался, вообще со мной разговаривать не стал, сразу набросился. Ничего не скажешь, офигенный пример гостеприимства. Стрелок мне ни о чем подобном не говорил.

– Стрелок? Это какой стрелок?

– Который попросил меня кота вашего покусать, – сказал Цербер. – Реджи его зовут. Хороший парень. Вкусным меня накормил.

– Так ты знаешь Рыжего? – удивился Муромец. – Пожалуй, наша с тобой драка откладывается на неопределенный срок. Ребята, идите сюда! Это вовсе не чудище! Это свой!

Реджи и Силен и не знали, что оказались на земле амазонок, пока их не окружил добрый десяток полуголых девиц с огромными луками в руках. Впрочем, для стрелка это не было большим сюрпризом. Он слышал дыхание и шаги амазонок за несколько минут до того, как те решили показаться на глаза, но ничего предпринимать не стал.

Ему вовсе не нужен был вооруженный конфликт с девичьим племенем. Ему просто требовалось поговорить с Гераклом.

– А издалека казалось, что тут двое мужчин, – с сожалением сказала одна из амазонок. – Увы, мужчина только один. Сатир для наших целей не подойдет.

– Еще как подойдет, цыпочка, – сказал Силен. – Ты меня еще в деле не видела.

– Нам не нужны девочки с рогами и копытами, – возразила амазонка. – Поэтому, как бы хорош ты ни был, здесь тебе ничего не светит.

– Вы просто не знаете, от чего отказываетесь, – сказал Силен. – В любовных делах я – Геракл.

Реджи отметил, что поведение сатира не вяжется с его заявлением о дальнейшей судьбе имеющих дело с амазонками мужчин. Впрочем, сатир, может быть, думал, что на него это правило не распространяется. А может быть, сейчас его голосом говорил тестостерон.

– Мужчина пойдет с нами, – заявила амазонка. – Сатир пусть валит, куда хочет. Если что, можем и стрелой пониже спины подбодрить.

– Я с вами пойду, – сказал Силен. – Я смотреть тоже люблю.

С надоедливым сатиром решили не связываться и позволили ему плестись следом за отрядом, ведущим Реджи под прицелами луков. Саквояж у стрелка никто не отбирал. Видимо, здесь еще не существовало оружия для тайного ношения, и девушки не подозревали, как опасен стрелок. Реджи прикинул, что мог бы убить всех присутствующих, включая и Силена, тремя разными способами, и фиг бы кто его остановил.

Идти пришлось недолго. Уже через полчаса они вышли на широкую полянку, где амазонки разбили лагерь.

Реджи насчитал около двадцати шатров. Меж ними бродили женщины, девушки и девочки. Старухи сидели у костров и готовили еду в больших котлах. Неподалеку пасся целый табун лошадей.

При виде Реджи и сатира особого оживления в лагере не случилось. Реджи проводили к самому большому шатру. Ему навстречу вышла высокая молодая женщина с красивым и властным лицом. Сатир толкнул Реджи в бок и шепнул, что это и есть Ипполита.

– Силен, это опять ты? – спросила Ипполита. – Я же тебе говорила, что голодный год еще не наступил.

– Да я просто так, за компанию, – сказал Силен.

– Твою бы настойчивость да в мирное русло, – вздохнула Ипполита. – А ты кто такой, чужеземец?

– Меня зовут Реджи., Я Геракла ищу.

– Геракл занят, – сказала амазонка.

– Рано или поздно он должен освободиться, – сказал Реджи. – Я готов подождать.

– Ты сам сюда пришел? – спросила Ипполита. – Добровольно искал встречи с нами?

– Не с вами, – поправил Реджи. – С Гераклом.

– Разве ты не знаешь, какие слухи бродят о нашем племени?

– Так это просто слухи? – уточнил Реджи.

Силен потупился.

– Конечно, слухи, – сказала Ипполита. – Мы их сами распространяем, иначе от мужиков бы просто отбоя не было. Но убивать их… Какой в этом смысл? По большей части мужчины – это безобидные и слабые существа.

Реджи пожал плечами.

– Но раз уж ты сюда пришел, ты должен отработать, – сказала Ипполита. – Тем более что Геракл все равно до вечера не освободится.

– Я в общем-то готов, – сказал Реджи. – А чего надо делать?

Амазонки засмеялись.

Геракл, высокий, мускулистый, бородатый и чем-то похожий на Илью Муромца, сидел на скамье и пил вино из большого бурдюка. Компанию ему составлял сатир, общавшийся с великим героем запанибрата.

– Скажи, Герыч, а тебя нисколько не напрягает тот факт, что всех мальчиков, которых ты мог зачать этой ночью, ожидает смерть сразу же после рождения? – спросил Силен. – Это не кажется тебе несправедливым?

– Не я придумал этот мир и установил правила игры, – сказал Геракл. – Не я, и даже не мой отец.

– Но кто, как не ты, может сделать наш мир лучше?

– А чем я, по-твоему, занимаюсь? – спросил Геракл. – Каждый день я делаю мир чуть чище.

– Это ты про тот случай с конюшнями?

– Нет, это я про свою деятельность в целом, – сказал Геракл. – Но все дело в том, что нельзя ломать устои мира слишком уж радикально. Да и что я могу сделать в защиту мальчиков? Ты думаешь, эти феминистки, шлифующие свой образ жизни сотню лет, послушают увещевания одного героя?

– Есть и другие методы воздействия, – сказал Силен.

– Что ты мне предлагаешь? – осведомился Геракл. – Поубивать всех амазонок на фиг? По-твоему, это будет проявлением гуманизма по отношению к еще не рожденным мальчикам? И вообще, мне странно слышать слова про улучшение мира от существа, всю жизнь занимающегося пьянством и блудом.

– А еще я пою, – гордо сказал сатир и затянул хриплым голосом:

 
Когда переехал, не помню.
Наверное, был я бухой…
Мой адрес сегодня – не Греция.
Мой адрес сегодня такой:
www Тартар com, www Тартар сот
www Тартар сот, www Тартар сот
 

 
Когда тормозит меня Гадес:
«Силен, ты совсем никакой».
Ему отвечаю: «Спокойно,
Мой адрес сегодня такой»:
www Тартар com, www Тартар сот
www Тартар сот, www Тартар сот
 

– Достаточно, – просительным тоном сказал Геракл. – Если ты на самом деле хочешь, чтобы мир стал лучше, просто не пой.

– Не буду, – сказал Силен. – Хотя иногда душа рвется наружу и просит музыки.

– Не стоит поддаваться на провокации, – сказал вышедший из шатра Реджи.

– Наконец-то, – сказал Силен. – Мы уж думали, ты там с концами пропал.

– Не дождешься. – Реджи сел рядом с Силеном, вытянул ноги и закурил. – Ты бы нас представил.

– Геракл, это Реджи, – сказал Силен. – Реджи, это Геракл.

– Вино будешь? – спросил Геракл.

– Пару глотков.

Геракл протянул ему бурдюк. Реджи основательно приложился в его содержимому и вернул заметно полегчавший сосуд герою.

– Силен сказал, что тебе нужна помощь, – сказал Геракл.

– Мне нужен нектар, – сказал Реджи. – Одна амфора. От этого зависит судьба мира, из которого я пришел. По крайней мере, так говорят.

– Не уверен, что добыть нектар будет легко, – сказал Геракл. – Боги Олимпа считают, что обладают монополией на свою провизию.

– Силен сказал, что ты можешь помочь.

– Силен много чего говорит, и не всему из того, что он говорит, можно верить. – Это Реджи уже и сам понял. – Но я попробую. Помогать людям – мое призвание.

– Когда начнем? – спросил Реджи.

– Полагаю, с утра, – сказал Геракл. – У меня тут есть еще пара неоконченных дел, но к утру я с ними точно управлюсь. Кстати, твоего общества ищет вон та молодая дама.

Реджи посмотрел в указанном направлении и вздохнул.

– Подвиги бывают разные, – сказал Геракл, угадав его настроение. – Иногда не мы их выбираем, а они выбирают нас.

Геракл начал сборы утром, но прощаться с амазонками, стенающими на тему: «Да на кого ж ты нас покидаешь?», пришлось аж до самого полудня.

Поцеловав на прощание добрую сотню амазонок, Геракл упаковал в дорожный мешок пояс, подаренный ему Ипполитой, накинул на плечи львиную шкуру, и они отправились в путь.

Оказание помощи Реджи прославленный герой Эллады решил начать с самого простого.

Троица углубилась в чащу леса, стараясь особенно не шуметь. Реджи с Гераклом были профессионалами в скрытном передвижении, а Силену пришлось несколько раз напоминать, что он – дитя природы, лес для него является естественной средой обитания и орать пьяные песни совсем необязательно.

Как только сатир заткнулся, Гераклу удалось обнаружить семейство кабанов. Хряпнув самого здорового хряка дубиной по загривку, Геракл взвалил тушу на плечо, и они пошли дальше.

Найдя подходящую полянку, Геракл вывернул из земли камень, соорудив импровизированный жертвенный алтарь, а Реджи с Силеном натаскали по его просьбе дров.

Когда костер уже весело пылал, Геракл положил вепря на алтарь и воззвал к Олимпу.

– Папа, поговорить надо, – сказал он.

В ожидании ответа Громовержца троица решила побаловать себя шашлыком.

Они доедали третью порцию, запивая ее вином из безразмерных запасов Силена, и тут воздух на поляне сгустился и замерцал. Из этого мерцания неохотно вылез молодой человек с посохом и в крылатых сандалиях. Реджи он показался слишком молодым для верховного бога местного пантеона, и стрелок подумал, что это не Зевс.

– Здорово, Гермес, – сказал новоприбывшему Геракл. – А где папа?

– Папа занят, – сказал Гермес.

– Небось опять золотым дождем на кого-нибудь проливается, – заметил Силен и похабно заржал.

– Это его дело, – сказал Гермес. – Чего звали?

– Мы вообще-то не тебя звали.

– Папа занят, – терпеливо объяснил Гермес. – Прислал меня разобраться. На тот случай, если у вас тут что-то срочное. У вас тут что-то срочное?

– Нам нужен нектар, – сказал Геракл. – Небольшая амфора.

– Нектар, значит?

– Нектар.

– Свежий?

– Желательно.

– Одну амфору?

– Да.

– Не получится, – сказал Гермес. – Ты ж знаешь нашу политику в этом вопросе, Геракл. Что положено Зевсу, не положено быку.

– Я не понял, кого ты сейчас назвал быком, – сказал Геракл.

– Это я фигурально, – быстро проговорил Гермес. – Не имея в виду никого конкретного. Но с нектаром ничего не выйдет.

– Ты даже не спросишь, для каких целей он нам нужен?

– Какая разница? Правила есть правила.

– Правила существуют для того, чтобы их нарушать.

– Странное у тебя отношение к правилам, – сказал Гермес.

– Я, между прочим, на вас почти с самого рождения пашу, – сказал Геракл. – От рассвета и до заката. Монстров во славу папочки поубивал уже немерено, народ меня уважает. Могли бы и исключение из своих правил сделать.

– Дай подумать, – попросил Гермес. – Все, уже подумал. Нет.

– В Элладе существует три способа, которыми делаются все дела, – сказал Геракл. – По-хорошему, по-плохому и по-олимпийски. Видимо, пришла пора продемонстрировать вам четвертый способ. Хотите увидеть, как делаются дела по-моему?

– Угрожаешь? – спросил Гермес.

– Пока только предупреждаю, – сказал Геракл.

– И что ты предпримешь? – поинтересовался Гермес. – Олимп штурмовать будешь? Были уже такие. Сказать тебе, где они теперь?

– Таких, как я, еще не было, – сказал Геракл. – И не будет.

– Теперь-то уж точно угрожаешь, – сказал Гермес.

– Найди мне папу, – сказал Геракл. – Я буду ждать его здесь до вечера. Если к этому времени он не явится, я начну действовать. Все понял?

– Папе не понравится твой ультиматум, – предсказал Гермес.

– Пусть он мне это сам скажет. Он – первый среди богов, а я – первый среди героев. Мы с ним вдвоем поговорим, без шестерок.

– Вот так, значит? – сказал Гермес. – Ладно, я твои слова папе и передам. Все слова передам.

И скрылся в дромосе, оставив за собой последнее слово.

Царь богов Олимпа и всея Эллады появился под вечер, когда уже начало темнеть.

Зевс оказался высоким, кряжистым мужчиной с густыми бровями и волосатой грудью. Грива седых волос развевалась на ветру, который дул только на него одного. Очевидно, главный греческий бог носил с собой небольшой ураган для усиления эффекта.

– Здравствуй, сынок, – не слишком ласково сказал Зевс.

– Привет, папаша, – сказал Геракл.

– Гермес мне твои слова передал. Сказал, что ты к себе особого отношения требуешь и угрозами сыпешь.

– А разве я к себе особого отношения не заслужил, папа? – спросил Геракл. – Тем более с твоей-то стороны. Ты должен мне, папа, должен с самого рождения. Ты обесчестил мою мать и наставил рога моему отцу.

– Я – твой отец! – громыхнул Зевс. Между пальцами его правой руки проскользнула небольшая молния.

– Только биологически, – сказал Геракл. – Не ты воспитывал меня, не ты радовался моим победам и переживал рядом со мной мои поражения, не ты вложил мне в руки мое первое оружие, не ты приходил желать мне спокойной ночи перед сном.

– Я не обесчестил твою мать! Я оказал ей высочайшую милость!

– То, что ты сделал, можно истолковать по-разному, – сказал Геракл. – И хотя сейчас в ходу твой вариант истолкования, грядущие поколения могут с ним не согласиться.

– Чихал я на ваши грядущие поколения с Олимпа, – сказал Зевс.

– Очень типичное для богов отношение к смертным, – сказал Геракл. – Люди в вас верят, жертвы вам приносят, молятся на ваши изображения, а вы на них с Олимпа чихаете.

– Не хамил бы ты отцу, – сказал Зевс.

– Давай поговорим, – сказал Геракл. – Не как бог и человек, не как отец и сын, а как двое мужчин.

– Давай, – согласился Зевс.

– Я нужен тебе точно так же, как ты нужен мне, – сказал Геракл. – Я много лет прославлял тебя здесь, на земле, и не требовал ни слова благодарности. Мне было велено совершать подвиги, и я их совершал. Мне было велено служить какому-то коротышке, возомнившему себя царем Микен, коротышке, которого я мог бы перешибить одним пальцем, и я служу. Я не ропщу, ибо таков мой жребий, предопределенный еще до моего рождения. И в ответ на это ты мог бы оказать мне ничтожнейшую из всех услуг.

– Я хочу уточнить, – сказал Зевс. – Зачем тебе нужен нектар?

– Нектар нужен мне, – сказал Реджи.

Зевс одарил его взглядом, от которого любой другой на месте стрелка почувствовал бы себя букашкой, но Реджи было наплевать. Он давно научился не обращать на чужие взгляды никакого внимания.

– Зачем? – спросил Зевс.

– Просто нужен.

– И ты, сынок, согласен испортить со мной отношения из-за этого смертного?

– Да, – сказал Геракл.

– Но почему?

– Он попросил меня о помощи, – сказал Геракл. – А помощь людям – это моя работа.

– Но он ведь даже не грек!

– Это еще не означает, что он – не человек, – сказал Геракл.

– Хоть ты и мой сын, порой я твоих закидонов просто не понимаю, – сказал Зевс.

– Это нормально, – успокоил его Силен. – Такое происходит между родителями и их детьми сплошь и рядом.

Сатира Зевс взглядом не удостоил. Даже уничижительным.

– Значит, ты считаешь, что я тебе должен? – спросил Зевс у Геракла.

– Не совсем так, – сказал Геракл. – Но выполнить одну мою просьбу ты бы мог. Тем более что тебе это ничего не будет стоить.

– Кроме принципов, – заметил Зевс.

– Время от времени любые принципы необходимо пересматривать, – ввернул Силен. – К тому же мы об этом никому не расскажем.

– Что будет, если я тебе откажу? – спросил Зевс, пропуская обещание Силена мимо ушей.

– Я обижусь, – сказал Геракл.

– Неприятная ситуация, – сказал Зевс, знавший, чем чреваты обиды Геракла. – Но я просто не могу пойти тебе навстречу.

– Тогда я брошу Олимпу вызов, – сказал Геракл. – Можешь выставить против меня своего лучшего бойца. Аполлона, Ареса, Гефеста, мне все равно. Пусть против меня выйдет хоть Колебатель Тверди. Если я выиграю, то ты отдашь мне нектар.

– А если проиграешь?

– Откажусь от своего будущего места на Олимпе.

– И ты готов рискнуть провести вечность в царстве Аида беспамятной и бесплотной тенью ради одного человека, которого ты толком и не знаешь?

– Готов.

– Почему? Это же просто глупо!

– Потому, что я именно тот, кем ты хотел меня видеть Я – герой. А герою это не кажется глупым.

– Ну а если я не отвечу на твой вызов и не выставлю бойца?

– Тогда смертные узнают, что сами боги Олимпа дрогнули перед Гераклом.

– По-моему, ты зарываешься, сын.

– А мне кажется, что ты раздуваешь из мухи слона, – сказал Геракл. – От одной амфоры нектара силы Олимпа не убудет.

– Допустим, – сказал Зевс. – Только допустим, что я соглашусь. И на чем же ты предлагаешь биться?

– Мне все равно. Можно на мечах, на луках, на копьях, на колесницах, просто на кулаках…

– Кого бы я ни выставил против тебя и чем бы ни закончился ваш поединок, в итоге я потеряю одного члена семьи, – сказал Зевс.

Геракл пожал плечами:

– Я не боюсь смерти. А боги, как мне всегда казалось, не ведают, что это такое.

– Это было до того, как они узнали тебя, – сказал Зевс. – Впрочем, мне кажется, что я вижу выход. Ты примешь любой поединок, если я дам согласие на него в принципе?

– Да, – сказал Геракл. – Приму любой.

– Тогда это будет командное соревнование, – сказал Зевс. – Вас же тут трое? И я выставлю против вас троих младших богов.

– Минуточку, это нечестно, – запротестовал Силен. – Я вообще тут случайно оказался. Я этих двоих парней впервые вижу. И я слишком молод, чтобы умирать.

– В том-то и прелесть, что умирать никто не будет, – сказал Зевс. – Завтра утром против вас выйдут Аполлон, Дионис и Гермес. Прямо здесь. Это будет песенное состязание.

– Песенное состязание с Аполлоном, и в итоге никто не умрет? – недоверчиво спросил Силен. – Сколько он застрелил из своего лука аэдов, которым присудили победу в состязании с ним, со скольких сатиров содрал он шкуры…

– В этот раз ничего подобного не произойдет, – сказал Зевс. – Я вам это гарантирую.

– А судьи кто? – вопросил Силен.

– Суд будет справедливый и беспристрастный, – сказал Зевс. – Высшая инстанция, так сказать. Я.

– Согласен, – сказал Силен и протянул богу правую руку для пожатия, но тут же испугался своей наглости и спрятал ее за спиной, словно с рукой могло случиться что-то нехорошее.

– Согласен, – сказал Геракл.

– Я не умею петь, – сказал Реджи, когда Зевс отбыл обратно на Олимп и они вновь остались втроем, наедине с остывающим шашлыком и согревающимся вином. – Очень ценю вашу поддержку, но должен существовать какой-то другой способ…

– Мы бросили вызов, и вызов был принят, – сказал Геракл. – Пути назад уже нет.

– Но я не умею петь.

– Фигня, – сказал Силен. – Я умею.

– Да, я слышал, – язвительно сказал Реджи.

– Я хорошо пою, – сказал Геракл. – Меня этому учили. Кроме того, ты неправ, и Силен может принести нам огромную пользу. Диониса и Гермеса можно не принимать в расчет. Один всегда пьяный и поет на уровне Силена, у другого слишком слабый голос. Они обычно выступают в качестве бэк-вокала. Зато у Аполлона абсолютный слух.

– И что? – спросил Реджи.

– Он терпеть не может, когда фальшивят, – сказал Геракл. – Стоит только Силену исполнить одну из своих любимых песен, и Аполлон признает свое поражение лишь бы не длить эту пытку.