Текст книги "Крещение Новгорода. Часть 2"

– Куда отправились? – переспросил Василий.

– Во Владимир. Так была названа основанная нами крепость на Клязьме. В честь великого князя.

– Что ж, Леон, благодарю тебя. Я знаю, ты хороший воин, и я хотел бы поговорить с тобой наедине.

Ромейский богатырь кивком головы высказал своё согласие и вместе с Василием отправился в избу.

– Как же здесь тесно, – проговорил Леон, располагаясь внутри, – я доложу князю, в каких условиях вас содержали.

– К чёрту эти условия, Леон. Я хотел говорить с тобой совсем о другом. Незадолго до вас в Ростов приезжал чародей Вахрамей. Думаю, ты хорошо знаешь, кто это такой.

– Да, я наслышан о нём.

– Он наш враг. Разбойники, которых мы схватили и одолели в бою, грабили под началом его сына – Чеслава. Вахрамей недавно сам приехал в Ростов, и князь Ошан отпустил с ним Чеслава. Ты понимаешь, что это значит? Ошану нельзя доверять, он в союзе с Вахрамеем.

– Если это правда, Василий, мы должны немедленно доложить об этом князю Владимиру. Но у него нет ни времени, ни желания воевать с Ростовом.

– Воевать с Ростовом и не нужно. Нужно лишь надавить на Ошана, чтобы он выдал нам место нахождения Вахрамея и помог нам его изловить. Мы прихлопнем этого чародея, как муху, и тем самым избавим Русь от страшного врага.

– В чём-то ты прав, воевода. Я слышал, что Всеоволод Додон, ещё будучи черниговским князем, сделал Вахрамея своим верховным жрецом. Вероятно, здесь зреет какой-то заговор против киевского князя. Когда мы прибудем во Владимир, я буду добиваться, чтобы мы вместе переговорили с князем.

– Благодарю тебя, Леон. Я знал, что на тебя можно положиться.

И они обменялись крепкими рукопожатиями. Вскоре двое стражников принесли палицу Василия, а затем привели и его коня. Богатыри были готовы, и когда появился их воевода, отправились в путь. Вместе с ними князь Ошан отправил подарки князю Владимиру – полсотни добрых ростовских жеребцов. Подарки пришлись князю Владимиру по душе. Одного мощного вороного коня за уздцы к нему подвёл Леон.

– Князь Ошан сказал, что это лучший из ростовских скакунов, которого он приносит к тебе в дар.

– Ба, – вымолвил Владимир, – вот так жеребец.

Князь взялся за поводья и погладил коня по гриве. Подарок ему явно нравился, да настолько сильно, что Владимир без всяких отлагательств решил сесть на нём. Сколь конь был мощным, столь он был понятливым и покорным. Владимир словно помолодел и заново стал юным и дерзким завоевателем, каким был когда-то.

– Я всегда говорил, что лучшие кони вырастают в диких местах, – вымолвил князь, – Добрыня, готовься, завтра же отправляемся в Ростов.

– Князь, – обратился Леон, – мне и Василию нужно поговорить с тобой, он хочет кое-что рассказать тебе про князя Ошана.

Владимир как-то подозрительно посмотрел на новгородского воеводу, но согласился его выслушать. С каждым словом его лицо принимало всё более задумчивое выражение.

– Это отличный шанс уничтожить Вахрамея, – закончил свой рассказ Василий, – прошу, отправь меня на это дело, князь.

– Вахрамей – чародей опасный, – проговорил князь, – однажды я даже чуть не погиб по его вине. Вижу, Василий, ты с пользой провёл время в Ростове. Хоть и попался, как глупый зверёк в аркан.

– Князь, их содержали в ужасных условиях, – заговорил Леон, видя, как багровеет лицо Василия, – по-моему, это неуважение к церкви и к тебе лично.

– Вы сказали мне всё, что я должен знать, но решение принимать мне, а не вам. Ступайте, богатыри, завтра я отправляюсь в Ростов.

Василий остался недоволен этим разговором и так и не понял, каковым будет решение князя. Будто бы князь ему не доверял. Василий не знал о разговоре, который состоялся до этого между князем и Добрыней.

– Может, пока не будем спешить вызволять наших пленных? – как бы невзначай спрашивал Добрыня. Князь, однако, отвечал ему с некоторым недоумением:

– Отчего же, Добрыня? Ты что, боишься этого Василия?

– Он хороший воин, но неуправляемый, дерзкий. Всё злится за своего отца – Буслая, которого я однажды отдал на растерзание Вахрамею Соловью.

– Хм, выходит, Вахрамей – его кровный враг?

– Как и твой князь.

– Да нет, я не держу зла на Вахрамея. Нет, он, конечно, пытался меня убить, и свидетели под пыткой признали, что действовали по его навету. Но он не опасен, он не колдун. Наверняка, он и сам тогда действовал по чьей-то указке. А за хорошую деньгу Вахрамей и колдунов нам продаст. Он может быть нам ещё полезен. А этого дерзкого мальчишку – Василия, мы научим подчинению, не сомневайся.

Одно тогда лишь радовало новгородского богатырского воеводу, что он вернулся к своему войску. Он с трудом узнал в двух бородатых дикарях своих товарищей – Садка и Вольгу. Но ещё больше удивило его, как изменился за такой короткий срок городок Владимир. Деревянные строения здесь росли, как грибы. Появились острог и небольшой бревенчатый храм, был заложен главный терем и другие жилые помещения. Во время ужина Леон внезапно присоединился к новгородским богатырям.

– Я говорил с воеводой Анастасом, – заговорил киевский богатырь, – он сказал, что не будет действовать без приказа князя Владимира. Единственный, кто может нам помочь – это митрополит Михаил, но он тоже завтра отбывает в Ростов, вместе с князем.

– Упустим время, упустим Вахрамея, – вымолвил Василий.

– И что ты предлагаешь? – спросил Садко.

– Если Белый Волк где-то рядом, – говорил Вольга, – то я легко смогу разыскать его.

– Без приказа князя? – удивился Леон.

– Князь нам потом только спасибо скажет, – отвечал Василий, – мы принесём ему на блюдечке голову его врага.

– Вы плохо знаете князя Владимира. Если вы ослушаетесь его, да ещё в его отсутствие, пощады не ждите. Он велел нам быть здесь и строить дома в погосте. У него большие планы на крепость Владимир.

– Согласен, – произнёс вдруг Садко, – вы как хотите, но я до возвращения князя останусь здесь.

– А ты что скажешь, Вольга? – спросил Василий.

– Не стоит торопиться, Вахрамей никуда не денется. Подождём, чем закончатся переговоры с Ошаном.

– Чёрт побери, братья, я не узнаю вас. Мы же не плотники, не строители, мы – воины. А здесь нас заставляют работать, не покладая рук. Посмотрите на себя, во что вы превратились? Вы же богатыри, а выглядите, как обычные мужики.

– Да, тут ты прав, блохи нас теперь грызут как простых мужиков в Людином конце, – отвечал Садко.

– И тебе это нравится?

– Ну, можно и так сказать, привык уже, как к родным.

– Вы как хотите, братцы, но я больше строить не буду. Хватит, и так уже вон сколько изб выстроили. А если князь хочет до зимы основать тут целый город, пусть платит за работу или нанимает рабочих за плату.

А рано поутру князь Владимир со своей свитой и митрополитом Михаилом отправился в Ростов. За старшего на заставе остался новгородский дружинник Сигурд. Его скандинавы роптали и не хотели работать не меньше других, и всё же авторитет Сигурда был для них столь велик, что они вынуждены были подчиняться. Нужно сказать, что чуть меньше года назад митрополит Михаил уже бывал на ростовской земле. Тогда, осенью 990-года киевские войска брали приступом Чернигов. Митрополит торопился, чтобы до зимы вернуться в Киев. До Ростова он так тогда и не дошёл, ненадолго остановился в Суздале и договорился о возведении в городе христианского храма. Оставив здесь несколько десятков миссионеров, митрополит той же дорогой отбыл в столицу.Теперь, весной уже следующего года, когда Чернигов освободили от Всеволода и чародеев, гонцы отца Михаила навесили Суздаль и отметили там существенные успехи в распространении христианской веры. Теперь же он вместе с князем Владимиром отправлялся в куда более крупный и могущественный город восточной Руси – Ростов. Князь Ошан был наслышан о обоих своих гостях, но никогда не видел их, а потому поначалу даже перепутал их и принял старого Михаила за киевского князя, а молодого князя за жреца новой веры. Но когда они, наконец, во всём разобрались, Ошан пригласил гостей в своей терем, где они уже продолжили беседу.

– Что ж, Владимир, князь киевский, – говорил он, – вино, что ты прислал мне, очень всем понравилось. Не могу припомнить, чтобы пил вино лучше этого. Кстати, я велел открыть бутылку в честь нашей встречи. Не желаешь ли?

– С удовольствием, – отвечал Владимир. – В свою очередь хочу, князь ростовский, тебе заметить, что мне редко приходилось видеть таких отменных жеребцов, каких мне подарил ты. Особенно тот, что предназначался лично для меня. Как видишь, я приехал сюда верхом на нём.

Ошан улыбнулся и дал Владимиру чашу с вином. Другую чашу он протянул отцу Михаилу, но тот любезно отказался.

– Не любишь вина, жрец? – спросил ростовский князь, – или вера запрещает тебе?

– Запрещает, – отвечал Михаил.

– Странная у вас вера. Я слышал, что у булгар тоже есть похожие запреты. Не пей вина, не ешь свинины.

– Этот запрет в нашей вере касается только жрецов, – вымолвил Владимир.

– Вот как? Как я понял, князь, ты пришёл, чтобы крестить в эту веру мою землю?

– Мне бы этого очень хотелось, но наша вера такова, что мы не можем принуждать людей к ней силой. Она основана на милосердии и любви к ближнему. То, что случилось в Новгороде и Чернигове – это вынужденные исключения. Колдуны объявили мне войну, я вынужден был действовать жёстко.

– А как ты хочешь действовать в Ростове? – спрашивал Ошан, отпивая вина из своей чаши. Он вглядывался в лицо князя Владимира, ну а тот разглядывал своего собеседника. В этот момент каждый пытался читать подлинность намерений по лицу второго. Казалось, никакая мелочь не ускользает от их взора, а ложь и лукавство будут распознаны в момент.

– Я уже много сделал, – отвечал Владимир, – на реке Клязьме я основал крепость, названную в мою честь. Вскоре эта крепость превратится в настоящую заставу, которая будет защищать южные границы Руси и город Ростов. Печенеги убили моего отца, и я хочу закрыть им дорогу на нашу землю. Для этого мне нужны опытные и знатные воины. На новой заставе ещё нет дружины, значит, её нужно создать, а точнее, привезти туда.

– А я уж, было подумал, что эта крепость нужна для войны с Ростовом. Обычно заставы на ростовской земле появляются только по воле ростовцев. Что ж, а теперь тебе нужны мои дружинники?

– И не только твои, князь. Мне нужны самые знатные и лучшие люди со всей Руси. Я послал гонцов в Смоленск и даже к вятичам. И те, и другие обещали прислать мне своих дружинников. Так же там останутся новгородские и киевские дружинники. Думаю, ты сделаешь тоже самое, ведь защита южных границ так же важна для тебя, как и для меня.

– Важна. Но стоит ли доверять вятичам? Ведь совсем недавно они восстали против твоей власти, и ты справедливо их покарал.

– Думаю, это хороший повод помириться с ними.

– Однако прежде с защитой ростовской земли справлялась и ростовская дружина, – призадумался князь Ошан. – Впрочем, я вижу, князь киевский, ты уже не отступишься, ведь в борьбе с печенегами за тобой правда. Будь по-твоему, я дам тебе своих бояр. Мой дружинник Путята, кажется, уже воевал за тебя, он христианин и даже помог Добрыне крестить Новгород. Пусть же он и будет воеводой на Владимирской заставе.

– Путята – достойный дружинник, но я не могу сделать его воеводой.

– Отчего же? – даже несколько возмутился князь Ошан. – Не забывай, что твоя застава находится на ростовской земле, а эта земля принадлежит мне и моей дружине. Поэтому на всех заставах у нас начальствуют наши бояре.

– Разумеется, великий князь, – лукаво прищурился князь Владимир, – поэтому я хотел просить тебя об услуге. Я хочу, чтобы мой сын – Ярослав, стал твоим дружинником. Взамен Путяту я возьму к себе, в киевскую дружину. Тем самым наши дружины породнятся. Мы станем ещё ближе друг к другу. Сейчас мой сын Ярослав ещё очень мал, но у него уже есть свои владения в новгородской и переяславской земле. Он сможет стать достойным воеводой на Владимирской заставе. А до той поры, пока Ярослав не вступит в свои владения, пусть от его имени правит мой верный дружинник – Сигурд.

Князь Ошан задумался ещё крепче. Нелегко было принимать решение, когда под боком стояло огромное войско в полной боевой готовности, а теперь киевский князь фактически хотел расположить здесь войско на постоянной основе. С одной стороны, сделка выглядела честной и очень выгодной. Путята становился дружинником в Киеве, а Ярослав – в Ростове. Но если в Киеве власть была в руках одного рода, то в Ростове ещё каждый боярин мог стать князем. Сам Ошан тоже долгое время был лишь боярином, а князем стал уже в 37 лет. Более того, он не был рождён дружинником и стал таким лишь тогда, когда боярский титул пожаловали его отцу. Таким образом, если сын князя Владимира становился ростовским дружинником, то впоследствии его могли выбрать ростовским князем после кончины Ошана. Сомнений не было, что Владимир сделает всё возможное, чтобы это случилось, так же как в своё время его отец – Святослав добился того, чтобы Владимира выбрали новгородским князем. А как только юный Ярослав станет ростовским князем, этот город полностью подчиниться Киеву и будет крещён в чужую веру. И всё же, формально эта сделка выглядела честной. Ведь никто ещё не признал, что Рюриковичи бессменно должны править Киевом, да ещё и всей Русью, и потому теоретически даже Путята мог в будущем претендовать на должность киевского князя. Если, например, род Рюрика ослаб бы и уступил свои позиции. Князь Ошан искал способа уйти от соглашения, и не находил его. Любой его отказ сейчас выглядел бы как объявление войны, которая с наибольшей вероятностью была бы сейчас проиграна. Для этого у Владимира было уже и большое войско, и своя крепость. В глазах знати Ошан был бы агрессором, а киевский князь лишь защищался бы. Излюбленная тактика знатных людей – заставлять врага нападать первым, чтобы любая жестокость выглядела как самооборона. Ростовский князь и сам прекрасно знал эту тактику и использовал её искусно много раз, в том числе и тогда, когда домогался должности князя. Но теперь опытный Ошан должен был признать, что юный Владимир его перехитрил. В конце концов, Ярослав был ещё ребёнком, и много времени должно было пройти, прежде чем он вступит в Ростове в свои права.

– Будь по-твоему князь, – вымолвил, наконец, Ошан, нахмурив взгляд. – О чём ещё хочешь договориться?

– Сущие мелочи. Отец Михаил настаивает на том, чтобы в Ростове построили христианский храм. Думаю, ты не будешь против, ведь никого не будут принуждать здесь к христианской вере силой, от тебя мне нужно, чтобы ты не противился, если кто добровольно захочет перейти в новую веру.

– Что ж, даю слово, их никто не тронет, – отвечал князь Ошан.

– Кого бы нам сделать настоятелем храма, отец Михаил?

– Думаю, отец Феодор подойдёт, – произнёс митрополит, – я давно его знаю, и он уже хорошо изучил язык славян. Назовём этот храм храмом Успения.

– А как же быть с Аврамием, владыка? Он уже давно проповедует христианскую веру в Ростове и привлёк к себе некоторых местных?

– Аврамий – человек мне не знакомый, а Феодора я знаю уже много лет. Аврамий же может помочь ему, обучать священников языку чуди, чтобы те могли нести всем местным слово Божье.

– Аврамий – страшный человек, – заговорил князь Ошан, – я слышал о нём. Он намеренно обрекает себя на нищету, да ещё и других сманивает на свою сторону, чтобы они не наживали богатства.

– И всё же – он христианин, – отвечал князь Владимир.

Ростовский князь не нашёлся, чем бы ему возразить. Он чувствовал себя мухой, попавшей в искусно сплетённую паутину очень хитрого паука. Сын рабыни обвёл его вокруг пальца, но в конце концов, если он даже ромейских императоров заставлял поступать по-своему, мог ли старый меря как-то ему воспротивиться? И вот, дело было сделано, два князя договорились. Князь Владимир был доволен собой, он одержал победу, не пролив ни единой капли крови. Нужно было отдать ему должное – он был превосходным стратегом.

Глава 6.

Воля князя.

Трудно было представить, что небольшая крепость на реке Клязьме, обнесённая частоколом, когда-нибудь превратится в величайший город на Руси. Владимирский посадник Ярослав станет ростовским князем, затем князем новгородским, а после и киевским князем Ярославом Мудрым. А спустя ещё какое-то время город Владимир превзойдёт по могуществу даже Киев, на Владимирской земле появится город Москва, который станет столицей России. Тогда во Владимире жили лишь военные люди – дружинники и богатыри. Не было ни ремесленников, ни торговцев, ни служилой челяди, ни прочего люда, обитающего в городах. Правда, челядь потом стала появляться вместе со смоленскими и ростовскими дружинниками. Каждый из них на многочисленных повозках привозил свой богатый скарб и поселялся вместе со своей семьёй и челядью в только-только отстроенных, ещё пахнущих древесиной избах. На реке Клязьме находилось много поселений, многие из них теперь обязались платить дань Владимиру и помогать ему со строительством. Основание Владимира-Залесского было важным стратегическим ходом, который, как и любое стратегическое действие, решал сразу несколько задач. С одной стороны, он обеспечивал с юга защиту от Мурома, в котором заседала основная часть языческого сопротивления, во главе с князем Всеволодом, проход на север, к Новгороду ему теперь был закрыт, так же как и печенегам, которые могли с соизволения князя свободно пройти через муромскую землю, если бы он решил с ними сговориться. Во-вторых, город сплачивал между собой «лучших людей» Смоленска, Ростова и вятичей, который обитали как в Смоленске, так и в других городах. Это способствовало ещё большей централизации Руси и подчинению её Киеву. Ну и в-третьих, это должно было способствовать христианизации восточной Руси: Ростовской, Муромской, Суздальской и Смоленской земель. Тихо и постепенно языческие верования вытеснялись оттуда. Теперь князь Владимир мог вздохнуть спокойно и отправиться к западу от Киева, крестить ятвягов, белых хорватов и Семиградье, известное так же как Трансильвания. С Всеволодом Додоном ещё не было покончено, но он уже не представлял угрозы для власти Владимира.

Когда князь вернулся из Ростова во Владимир, то обнаружил заставу значительно опустевшей. Здесь ещё был Сигурд со своей дружиной, появились и новые дружинники из других городов, хоть пока и мало, но при этом напрочь исчезли все новгородские богатыри. Не иначе как бунт. Добрыня и Сигурд наперебой принялись рассказывать князю про дерзость Васьки Буслаева, и киевский князь недобро нахмурился. За своих новгородских товарищей вступился Леон Отважный, который воспользовался поводом, чтобы снова заговорить про Вахрамея.

– Вахрамей теперь, поди, уже в Муроме, – отвечал князь Владимир, – забудь о нём, Леон. Я знаю, ты хорошо подружился с богатырями, найди их и уговори вернутся сюда.

– Василию нужен Вахрамей, князь. Он хочет сражаться за тебя.

– Я не могу позволить ему гоняться за Вахрамеем. Но если он вернётся, я дам ему возможность проявить себя в бою, даю слово.

И Леон отправился на поиски. Отыскать новгородцев было не сложно. Их стоянка расположилась на берегу Клязьмы. Шум их голосов был слышен издалека, а огромный костёр освещал всю округу. Леон прибыл вовремя. Богатыри сейчас как раз спорили о том, как им быть дальше, обсуждали свои дальнейшие ходы.

– Вот что я думаю, братцы, – говорил Василий Буслаев, – нам следует отправиться в Ростов и заступить на службу к князю Ошану. Но не для того, чтобы служить ему верой и правдой, а, чтобы выяснить, где прячется Вахрамей, в каких отношениях состоит Ошан с чародеями. И когда мы выясним всё это, то уничтожим этих мерзких собак и уйдём от князя.

– Вас слишком много, – послышался голос Леона, – князю Ошану не нужно столько воинов, а Новгороду нужны богатыри.

– А вот и гонец от князя, – смекнул Садко, который в это время восседал на пне с гуслями в руках и наигрывал какую-то тихую мелодию.

Василий пожал руку гостю, но при этом продолжил свою речь.

– Если кто хочет остаться в Новгороде, пусть остаётся, неволить не стану. А на заставу мы не вернёмся.

– Я пойду с тобой – молвил Святослав Вольга, – без меня вам не одолеть Белого Волка. Он – сильнейший оборотень, к тому же, хитёр, как лис.

– Эх, братцы, не знаете вы ещё всех богатырских правил, – заговорил Леон. – Вам можно действовать против воли князя или Добрыни. Но вы не можете воевать без благословения духовного отца. Отец Михаил вам этого благословения не даст, но можно уговорить отец Иоакима. А он, как известно, в Новгороде. Так что лучше вам вернуться в Новгород. А для начала – помириться с киевским князем.

– Мы не плотники, мы воины, – зароптали богатыри.

– Князь призывает вас для войны. Вы нужны ему.

– Что ж, братцы, пойдём, потолкуем с князем? – спросил воевода.

– Можно, – ответили ему верные товарищи. И вот уже на следующий день они всем войском отправились на Владимирскую заставу. Оружие держали наготове и в любой момент ожидали нападения. Возможно, поэтому, князь никак не выказал своего недовольства, явился к богатырям совершенно безоружным с небольшой охраной, чтобы сказать им своё слово.

– Богатыри, скажите мне, зачем вы здесь? – спрашивал он.

– Чтобы сражаться, – отвечал Василий Буслаев в один голос с прочими товарищами.

– Сражаться…. – задумчиво повторил князь, – но не просто так сражаться, наверное, а сражаться за что-то? За что вы пришли сражаться? За Русь, вот за что, за русскую землю. Но открою вам секрет: Руси в действительности никакой нет. Да, есть какая-то земля, на которой мы живём и умираем, но это ещё не Русь. Потому что такой Руси я не хочу, и никто не хочет. Она должна быть великой, она должна быть родной, чтобы за неё не страшно было сражаться. Кому-то, может, и так не страшно, но не всем. Ведь нужно знать, за что сражаться, за что умирать и убивать. Сражаться не потому, что вам так велели, и не потому, что вы живёте на этой земле, а потому, что вы сами её создаёте. Прямо сейчас, своими руками. И эта память о вас останется ещё надолго в веках. С такой памятью вас и смерть не проймёт. Да и нам ли бояться смерти, нам ли жалеть врага, когда мы оставим после себя такой след, который утянет нас после смерти обратно, из-за Калинова моста в мир живых? Мы построим целый город. Битв на наш век ещё хватит, но не каждый после этих сражений вернётся живым, но иные могут стать бессмертными. Подумайте об этом, богатыри.

С этими словами Владимир ушёл прочь так же быстро, как и появился. Одних богатырей его слова тронули, других возмутили до глубины души, но все они так заслушались, что не заметили, как местные дружинники уже взяли их в кольцо и теперь ждали только сигнала, чтобы ринуться в атаку. Однако в бой они не пошли. Вместе этого Добрыня вдруг решил устроить суд над некоторыми новгородцами. Дело в том, что некоторые богатыри, отправляясь в поход, спаслись тем самым от суда, грозившего им за их проделки в Новгороде. Это спасло их от наказания, ведь по возвращении все обиды должны были быть забыты. Но теперь Добрыня решил припомнить им их прямо во время военного похода и потребовал выдать ему всех преступников. Богатыри, было, начали сопротивляться, призывать князя, но Владимир был уже далеко. Волей-неволей сотникам пришлось выдавать своих преступников. Затем начался суд и всем сразу, даже за самые мелкие преступления был вынесен смертный приговор. Одному из них, осужденному за разбой, прямо здесь отрубили голову.

– Ну что, братцы, – обратился Добрыня к остальным, – хотите сохранить на плечах свои головы? Тогда у вас один выбор. Оставаться до зимы здесь, во Владимире, и к концу этого срока вам простят все ваши вины.

– Остаёмся, остаёмся, – заголосили напуганные богатыри.

– А вот это решать не вам. У вас есть воевода, пусть он и решает. Останется здесь до зимы, будете жить. А без него вы мне тут не нужны.

– Вася, воевода, – взмолились осужденные богатыри, – не губи.

На Василия было страшно смотреть. Он готов был испепелить Добрыню взглядом, тяжёлая палица словно приросла к руке. А меж тем почти все богатыри стали уже выступать за то, чтобы остаться.

– Ладно, – ответил воевода, – будь по-вашему, мы остаёмся.

– Ну вот и добро, – улыбался Добрыня, – только помните, до зимы. Явитесь в город раньше, все будете преступниками. Особенно ты Василий. Ведь наш поединок ты проиграл, не справился с должностью воеводой. В наказание теперь и останешься на заставе. А мне пора отправляться в Новгород, а князю – до Киева. Отбываем в один день.

И уже на следующий день почти все киевляне и Добрыня со значительной частью новгородского войска стали покидать крепость Владимир. Дело было сделано, и задерживаться здесь не было никакого смысла. Леон сердечно прощался со своими новгородскими товарищами, для которых застава на ближайшие семь месяцев должна была стать родным домом.

– Жаль, я не могу остаться с вами, – говорил киевский богатырь, – ведь я тоже богатырь, а место богатыря – на заставе. А я вместо этого разгуливаю с князем по русским землям в разных походах.

– Ничего, береги себя, – говорил ему на прощание Василий.

– И вы берегите себя, – сжимал его руку в своей руке Леон.

В следующий миг богатырь забрался на коня и принялся догонять своих. Василий почувствовал чью-то тяжёлую руку у себя на плече, обернулся и увидел Сигурда.

– Я знал твоего отца, Василий, – вымолвил старый скандинав, – и я понимаю, почему ты так ненавидишь этого Вахрамея.

– Я должен уничтожить его, – отвечал Василий, – а вместо этого я застрял здесь без дела.

– Думаю, здесь найдётся много дел тебя и твоих людей. Скучно не будет. В конце концов, нельзя же жить одной местью, Василий. Иначе однажды ты отомстишь всем, но уже не будешь видеть смысла жить дальше. Или ещё хуже, погубишь себя напрасно в бессмысленном кровопролитье.

Князь Владимир в случае необходимости умел действовать радикально. Никто и подумать не мог, что он весь Новгород до зимы оставит без богатырей. Как уже повелось, богатыри обитали на разных заставах, а небольшое их число всегда должно было оставаться в городе, будь то Новгород или Киев. И как правило вместе с ними оставался и воевода, а если он тоже уходил, то оставлял кого-то вместо себя. Теперь же получалось, что вся богатырская дружина вместе с воеводой засела на одной заставе, и причём не на новгородской, а совершенно на чужой земле. Теперь богатыри вынуждены были прозябать в маленьком городке Владимире, который скоро наводнился знатью с разных концов Руси. Каждый дружинник кичился своим положением и относился к богатырям как к низшему сословию. С трудом Сигурду удавалось удерживать знать в подчинении. Он, будучи воеводой, с равной заботой и уважением относился и к богатырям, и к дружинникам, более того, богатырей, поскольку они были христианами, ценил даже выше. Бояре, пребывающие на Владимирскую заставу, так же должны были принять новую веру, но мало кто из них торопился это сделать. Но, поскольку в городе не было никаких идолов, то и поклоняться языческим богам здесь не было никакой возможности. Так пролетел месяц. Город понемногу отстраивался, и всё же невыносимая скука и комары сводили его жителей с ума в этой лесной глуши. Больше всего Василия расстраивало то, что здесь было невероятно трудно, почти невозможно достать вина.

Жизнь стала совсем серой и однообразной, и однажды воевода вместе с Потамием Хромым, Садком, Хомой Горбатым и тремя из братьев Сбродовичей решился на вылазку до ближайшего села. Богатырь уже немного изучил язык чуди и рассчитывал, что местные его поймут и дадут ему хмельной браги взамен на еду. Ночью они покинули заставу и отправились в дорогу. Хотя, по правде сказать, дороги здесь никакой не было, только густой, почти непроходимый лес. Тихо журчала вода в реке Клязьме, отражая лунный свет, да хрустели ветки под копытами коней – вот и весь шум. Ближе к полуночи богатыри уж, было, подумали, что заблудились. Места, в которые они забрели, были совсем дикими, казалось, здесь никогда не ступала нога человека. Но до их чуткого слуха донёсся собачий лай. Где-то неподалёку был хутор. Богатыри постучались в первую избу, которая встретилась им на пути, но никто не отрывал дверь. Тоже само ожидало путников и в следующем дворе. Василий уже стал подумывать о том, чтобы заночевать на улице, но в одном дворе двери распахнулись, и на улицу вышел светлобородый меря. Он что-то бормотал на своём языке, богатырь же достал из повозки хлеба и мяса и попросил у хозяина чего-нибудь спиртного. Мужик внимательно осмотрел предлагаемое добро, а затем вдруг схватил за поводья коня и вместе с повозкой повёл к себе во двор.

– Мы так не договаривались, – остановил его Василий.

Мужик же что-то ответил ему на своём языке так быстро, что богатырь смог разобрать только два слова: «завтра» и «ночлег». Богатыри заночевали в хлеву у хозяина, а утром они застали свою повозку заполненной бутылями с алкогольными напитками. Василий взял первую попавшуюся бутылку и испил из неё. К его удивлению и радости, это оказалось настоящее вино. Богатырь уж и не ожидал, что и здесь останется верен своим аристократическим привычкам.

– Отличное вино, – молвил Василий.

Когда богатыри снова уселись по коням, они были уже немного пьяные. На половине дороге они уже настолько опьянели, что едва держались, чтобы не свалиться со своих скакунов.

– Тяжело ездить пьяным, – говорил Василий, – вот бы придумали бы хоть бы какие петли, куда можно было бы ноги вставлять, и седалище покрепче.

– Я слышал, что-то похожее есть у булгар за Волгой, называется стремя – говорил Садко, – но их кони какие-то маленькие, под тобой хребет себе сломают.

– Да уж, куда не плюнь, везде одни болгары, – размышлял меж тем Потамий, – на Западе христианские, на Востоке – мусульманские. А посередине – мы.

Едва богатырь это произнёс, как конь под ним вдруг дико заржал, стал рваться из-под него и встал на дыбы.

– Потамий! – прокричал Клим Сбродович и бросился к нему на помощь.

– Что там? – спросил Василий.

– Стрела, – отвечал Клим, – в ляжке у его коня стрела.

Василий с тревогой взялся за щит и спустился на землю. Другие богатыри последовали его примеру. Ещё несколько стрел попали в их щиты, но никого не ранили, а затем в лесу показалось несколько человек совсем не славянской внешности и даже не меря, с копьями в руках. Сначала их было всего с десяток, но их число всё возрастало. Они говорили на незнакомом языке, и это точно был не язык чуди. Василий видел, как превосходство их врагов всё увеличивалось. Сначала их стало в два раза больше, чем богатырей, затем в три, в четыре раза.

– Никак печенеги, – предположил Василий Буслаев. Врагов было слишком много, нужно было уходить. Богатыри бросили повозку с вином и, что есть мочи поскакали прочь с этого места. Им во след летели стрелы, но ветки деревьев задерживали их, и потому никто не был ранен. Вскоре показались стены Владимирской заставы. Богатыри забарабанили в ворота.