Текст книги "Война красноармейца Константина Рукавицына. 1941—1945 годы"

Глава 3

Призыв в армию

Через трое суток Константин добрался до военкомата, встал за углом здания и стал ждать. Кузнецкий военный комиссариат представлял собой красивое двухэтажное здание с мезонином и широким бетонным балконом, выходившим прямо внутрь двора. Видимо раньше дом принадлежал купцу. Время подходило к полудню, когда к дверям подошёл высокий стройный средних лет человек в форменной зелёного цвета одежде. На воротничке выделялись две полоски рубинового цвета. Костя понял, что это тот, кто ему нужен. Он вышел из своего укрытия, поздоровался и быстро с придыханием боялся, что не успеет, вымолвил: «Я доброволец, хочу служить в армии, но документов нет – сгорели вместе с церковью и церковной книгой!». Офицер внимательно посмотрел на него и дружелюбно ответил: « Идём со мной».

К ночи он голодный, уставший, но счастливый спал на верхней полке вагона поезда, который вёз его на областной сборный пункт призывников. Здесь вновь прибывших будущих солдат, подстригли под ноль, сводили на помывку в баню, выдали военную форму и книжку красноармейца карманного формата, покормили и отправили отдыхать в казарму. Впервые за долгое время Костя уснул здоровым крепким сном. Через два дня после очередного построения на плацу им представили старших воинских команд, приехавших за молодым пополнением. Он обратил внимание на залихватского казачка на его папаху, лихо заломленную на голове, из под которой выглядывал длинный чуб, красивый полукафтан, под которым проглядывали шаровары с красными лампасами по бокам и черные мягкие сапоги, а никак у него тяжёлые ботинки из «кирзухи» замотанные выше до колен обмотками. На боку свисала длинная кавалеристская шашка. После команды: «Вольно, Разойдись». Догнал уходящего красавца, и смело без всякого стеснения подошёл к нему с просьбой: «Возьмите меня в свою команду?». – Лошадей любишь, ездить умеешь? – Да. – Давай красноармейскую книжку и жди. На следующий день при общем построении его зачитали как зачисленного в команду будущих кавалеристов. Выдали сухой паёк на трое суток и отправили на железнодорожный вокзал для посадки в поезд, следующий спецрейсом в подготовительные Гороховецкие лагеря возле города Горький, (ныне Нижний Новгород).

Заканчивался апрель 1941 года. Прибыв с молодым пополнением, будущий кавалерист был зачислен в полковую школу, где вначале прошёл курс молодого бойца. Половина программы курсов состояла не в боевой подготовке, а в промывание мозгов: про руководящую роль партии, всемогущего и всезнающего вождя Сталина, не победимую Красную армию и прочую чушь. Наученный горьким жизненным опытом 20-ти летний юноша, молча с упорством, переносил тяготы и лишения военной службы. По окончании курсов перевели в подразделение специальной подготовки. Здесь началась настоящая воинская жизнь. Распределили по эскадронам: командиры после ознакомления с личным составом провели закрепление за каждым бойцом лошади, ознакомили с казармой для личного состава и проводили в конюшню, где Костю дожидался в стойле его боевой друг с именем Белогривый. Осмотрел его – конь оказался вполне импозантный. «Дарёному коню в зубы не смотрят», но он посмотрел и убедился, что Белогривый уже средних лет и должен быть спокойным в своём возрасте. Это придало смелости, через минуту был стойле, обнимал за шею своего нового друга, мирно беседовал с ним, осознавая, что он не сделает донос на него и не предаст. Проходивший мимо командир учебного эскадрона капитан Бойко похвалил: «Уже подружились – поздравляю».

Через месяц была присяга – за кавалеристом Рукавицыным К. И. закрепили под роспись: лошадь, карабин кавалерийский, шашку драгунскую. После прохождения рысью поэскадронно перед трибуной комэск предупредил, что за потерю оружия в мирное время – трибунал и тюрьма, в военное – расстрел. Началась серьезная боевая подготовка. Изучение уставов, всех видов оружия, стрельба из него, метание гранат. Специальная подготовка заключалась в подготовке лошадей правильного поведения в бою при выстрелах, взрывах, атаках поэскадронно, лавиной. В индивидуальную подготовку кавалериста входило умение управлять лошадью при скачке рысью, в галоп стрельбе из карабина и рубить шашкой на скаку. Обучали на рубке капусты. Кочан насаживали на шест на высоте человеческого роста, обучаемый обязан был на полном скаку разрубить его напополам. Слишком ретивые новобранцы вместо капусты отрубали уши лошадям, их отчисляли и отправляли служить в пехоту. Всё не большое свободное время от службы и даже редкие увольнительные проводил в конюшне. При встрече обязательно угощал своего друга кусочком хлеба, реже сахаром. Лошадь Константина была умной и спокойной, прощая ему все погрешности в боевой подготовке. Не шарахалась в стороны от выстрелов и учебных шумовых гранат. Скакала ровно и на необходимом расстоянии при рубке шашкой предполагаемого врага. При таком раскладе успех в боевой и политической подготовке не был неожиданностью. Капитан Бойко не раз выражал благодарности и пообещал представить первому воинскому званию. Инициативу перехватил заместитель по политической работе (далее замполит) старший лейтенант Мерзаев. Вместо звания кавалериста Рукавицына приняли в коммунистический союз молодёжи (комсомол). Видимо пришла разнарядка на приём новых членов. Напряженная боевая подготовка шла по своей программе, и в редкие часы отдыха думалось о том, что учеба скоро закончится и их распределят по воинским частям, где то далеко будет проходить размеренная служба. Суббота 21 июня ничем не отличалась от предыдущих дней. Все по распорядку дня с помывкой во второй половине дня и заступлением в караул в ночь. После смены из караула обратил внимание на благоухающую спокойствием природу пока шел в казарму отдыхать. Сон был прерван командой дневального: «Эскадрон в ружьё!». При построении обратил внимание на то, что командиры были хмурые, молчаливые и чем-то озабоченные, что не предвещало ничего хорошего. Начиналось зловещее воскресное утро 22 июня 1941 года.

Глава 4

Начало войны

Открыто вслух никто не говорил, но шепотом между собой произносилось страшное слово – Война. Все чего-то ждали. В 12 часов 22 июня 1941 года прозвучало выступление по радио заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР и народного комиссара иностранных дел В.М.Молотова: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны (!!), германские войска напали на нашу страну. Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы… В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству… Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта. (Гитлер утверждал, что Советский Союз не соблюдал условий советско-германского договора, тайно сотрудничал с Англией, подстрекал Югославию, сковывал вермахт на востоке, а в последнее время будто бы открыто нарушал германо-советскую границу) … Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Война полыхала уже несколько дней. Информацию получали из Сводок Советского Информбюро: «В течение 24-го июня противник продолжал развивать наступление на Шауляйском, Каунасском, Гродненско-Волковысском, Кобринском, Владимир-Волынском и Бродском направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной Армии. Все атаки противника на Шауляйском направлении были отбиты с большими для него потерями. Контрударами наших механизированных соединений на этом направлении разгромлены танковые части противника и полностью уничтожен мотополк. На Гродненско-Волковысском и Брестско-Пинском направлениях идут ожесточённые бои за Гродно, Кобрин, Вильно, Каунас. На Бродском направлении продолжаются упорные бои крупных танковых соединений, в ходе которых противнику нанесено тяжёлое поражение. Наша авиация, успешно содействуя наземным войскам на поле боя, нанесла ряд сокрушительных ударов по аэродромам и важным военным объектам противника. В боях в воздухе нашей авиацией сбито 34 самолёта. В Финском заливе кораблями Военно-Морского Флота потоплена одна подводная лодка противника. В ответ на двукратный налёт на Севастополь немецких бомбардировщиков с территории Румынии советские бомбардировщики трижды бомбардировали Констанцу и Сулин. Констанца горит. В ответ на двукратный налёт немецких бомбардировщиков на Киев, Минск, Либаву и Ригу советские бомбардировщики трижды бомбардировали Данциг, Кенигсберг, Люблин, Варшаву и произвели большие разрушения военных объектов. Нефтебазы в Варшаве горят. За 22-е, 23-е и 24-е июня советская авиация потеряла 374 самолёта, подбитых, главным образом, на аэродромах. За тот же период советская авиация в боях в воздухе сбила 161 немецкий самолёт. Кроме того, по приблизительным данным, на аэродромах противника уничтожено не менее 220 самолетов. Немцы спускают по 5—10 парашютистов-диверсантов в форме советских милиционеров для порчи связи. В тылу наших армий созданы истребительные батальоны по уничтожению диверсантов-парашютистов. Руководство истребительными батальонами возложено на НКВД. Финляндия предоставила свою территорию в распоряжение германских войск и германской авиации. Вот уже 10 дней происходит сосредоточение германских войск и германской авиации в районах, прилегающих к границам СССР. 23 июня 6 германских самолётов, вылетевших с финской территории, пытались бомбардировать район Кронштадта. Самолёты были отогнаны. Один самолёт сбит, и четыре немецких офицера взяты в плен. 24 июня 4 немецких самолёта пытались бомбардировать район Кандалакши, а в районе Куолаярви пытались перейти границу некоторые части германских войск. Самолёты отогнаны. Части германских войск отбиты. Есть пленные немецкие солдаты. Румыния предоставила свою территорию полностью в распоряжение германских войск. С румынской территории совершаются не только налёты немецкой авиации на советские города и войска, но и выступления немецких и румынских войск, действующих совместно против советских войск. Неоднократные попытки румыно-немецких войск овладеть Черновицами и восточным берегом Прута кончились неудачей. Захвачены немецкие и румынские пленные».

Про учебный полк как бы забыли. Основная работа была на железнодорожной станции, которая заключалась в перегрузки вагонов с различными военными грузами. Сдержанный и молчаливый Константин, привыкший ничему не удивляться, один раз все же пришел в изумление, когда на станцию пришел состав из 8 вагонов, в которых связками лежали только солдатские поясные ремни. Подумалось: «Сколько же солдат как он идет на неизвестную войну».

Солдатская жизнь в мирное время проста. Она вся расписана уставами. Во время войны все по-другому, хотя служба то же расписана боевым уставом. Но никак не описать в бумажках всех событий происходящих здесь и сейчас в бою. Поэтому больше шансов на победу и выживание имеет думающий и инициативный солдат.

12 июля эскадрон подняли по боевой тревоге, вывели на станцию где стоял эшелон для погрузки. Кавалеристов разместили в один вагон, лошадей с фуражом и боеприпасами в другой. Никто не знал, куда их отправят, но все догадывались, что настал их черед идти на войну. Застучали колеса на стыках рельс, и паровоз натужно потянул свой состав на запад. Кавалеристы знакомые между собой по «учебке» мерно беседовали между собой о том, что война будет недолгой и победоносной и они, отслужив свой срок, разъедутся по своим домам жить мирной жизнью. Костя молчаливо поглядывал на молодых ребят, которые не познали еще всех жизненных тягот и не вступал в споры возникавших между ними. Он помнил слова своего отца: «Война с Германией быстрой не бывает и не заводи большую дружбу со своим однополчанином, ибо после его гибели надо меньше переживать и не рвать свое сердце. Просто отомсти за своего боевого товарища».

Глава 5

Смоленское сражение

На очередной кратковременной остановке «солдатское радио» сообщило, что их везут под город Смоленск, где идет жестокое сражение уже с начала июля. Эшелон не дошел до своего пункта назначения. Немецкие бомбардировщики поочередно сменяя друг друга начали его уничтожение. Первым взорвался котел паровоза одновременно с фугасной бомбой. Взрыв был такой силы, что ударная волна сорвала закрытые двери с кузовов вагонов «теплушек». Первый вагон взлетел вместе с паровозом и с детонирующим боезапасом в воздух. Три следующих вагона перевернулись и упали, набок съехав по насыпи, остальные четыре сбросило с рельс, из них выпрыгивали оглушенные и обезумевшие кавалеристы и лошади. Все бросились бежать подальше от этого «ада». Константин выпрыгнул из горящего вагона в числе последних. Придя в себя, он увидел в небе пару заходящих для атаки фашистских истребителей, которые уже начали поливать пулеметным огнем разбегающихся людей. Он залез под вагон и укрылся за колесом. За истребителями вновь зашли бомбардировщики добить эшелон. Кругом стоял грохот от взрывающихся бомб. Слыша шестым чувством, как по колесу стучат осколки, он плотнее прижимался к спасительному колесу. Выбрав момент между взрывами, он метнулся в сторону от железнодорожной насыпи и побежал в сторону перелеска и залег в небольшом овражке. Этот рывок спас ему жизнь. Скат вагона, немного прокатившись по развороченным шпалам, съехал с насыпи и перевернулся. Налет закончился.

Костя пошел искать своего четвероного друга. Белогривый лежал недалеко от разбитого вагона весь в крови и медленно издыхал. Став на колени, обнял голову коня, приподняв ее, заговорил: «Прости, что не уберег, прощай, я буду тебя помнить всегда, мне же надо исполнить свой воинский долг!». Выстрел в голову из карабина оборвал мучения лошади. Оставшиеся в живых бойцы стали собираться на пригорке возле небольшого лесочка. Командиров не было. Они ехали во втором пассажирском вагоне и все погибли. Выжившие лошади обезумев, разбежались. Безлошадные солдаты теперь уже не кавалеристы обсудили между собой создавшееся положение и решили идти вдоль железнодорожного полотна в сторону, куда двигался уже не существующей эшелон. В обойме карабина осталось 4 из 5 патронов. Он шел и думал, как так получилось, что передвижение железнодорожного состава осталось без прикрытия с воздуха, где же наши хваленые «ястребки»? Видимо и с другими эшелонами происходит то же самое. Ответа он не находил кроме одного – Нас предали! И он сделал для себя такой вывод. И был недалек от истины.

Почему накануне войны И. В. Сталин допустил грубейший просчет в оценке времени нападения фашистской Германии, позволивший ей достичь внезапности вторжения; как вследствие этих причин Красная Армия оказалась в начале войны на краю пропасти? Могло ли начало войны быть иным, не столь тяжелым, удручающе-жутким? Если могло, почему не стало? Причин тому достаточно.

Во-первых, военные, в который раз (так уж повелось в истории) стали заложниками политиков. В данном случае «в плен» взяла их военная доктрина, в основу которой была положена работа В.И.Ленина «О лозунге Соединенных Штатов Европы» с основополагающей идеей единства мыслей и устремлений мирового пролетариата. И уж если мы пойдем освобождать пролетариев любой страны от гнета капитала, утверждалось в ней, с нашей стороны это будет война справедливая, значит, непременно победная – как пелось в одной из песен, «малой кровью, могучим ударом».

С другой стороны, Сталин осознавал неготовность СССР к открытому столкновению с фашистами и всячески стремился, как можно на больший срок оттянуть войну с Германией в том, что это произойдет, сомнений не было, вопрос шел лишь во времени. Следует иметь в виду, что на Сталина и его ближайшее окружение с осени 1940 г. в определенной степени влияли целенаправленные акции фашистских спецслужб. Они все делали для того, чтобы убедить советское руководство о грядущей войне Германии с Англией. Дескать, немецкие войска, сосредоточивающиеся у советской границы, таким образом, якобы проходят скрытую от английской разведки подготовку к броску через Ла-Манш.

Гитлер и его сподвижники играли крупно, расчетливо маскировали свои планы. Сложная политическая обстановка в Европе в то время требовала глубокого и грамотного анализа, взвешенных оценок, поиска эффективных

дипломатических вариантов решения проблем, возникших перед Советским Союзом. Неординарность ситуации требовала смелых решений. Советское руководство оказалось не готово к ним. И прежде всего из-за чрезмерной централизации власти, когда мнение одного человека – Сталина – даже явно ошибочное, определяло все. Репрессии тридцатых годов породили в обществе и армии страх и взаимную подозрительность, боязнь быть обвиненными в антипартийных и антисоветских настроениях. Руководители всех уровней боялись отклониться от установок сверху, особенно связанных с именем «вождя». Так постепенно утрачивались ценнейшие качества руководителя – готовность к риску, независимости, инициативе.

Сказать, что в СССР не понимали опасности и не предпринимали мер к отражению фашистского нашествия, нельзя. Меры предосторожности были приняты, но недостаточные.

22 июня было воскресенье. Народ готовился соответствующим образом провести этот день. Радио Москвы передавало обычные передачи и музыку мирного времени, и только в полдень выступил Молотов. Сталин не обращался к народу до 3 июля. Немецкое нападение произвело на него очень сильное воздействие. Он ждал, что его придут арестовывать и по своей трусости и боязни гнева русского народа прятался и возможно хотел бежать из страны как его предшественник Троцкий.

Что сказал Сталин 3 июля 1941 года?

Сталин обратился к стране и народу по случаю начала войны лишь 3 июля 1941 года. Волнуясь и говоря с сильным грузинским акцентом, произнеся свои знаменитые «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота!», просчитавшийся вождь дал первую публичную оценку происходящему, причём весьма объективную: «Дело в том, что войска Германии как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы, и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было ещё отмобилизоваться и придвинуться к границам».

Разумеется, он не признался перед народом, что до самого последнего момента считал сведения разведки на этот счёт «английской дезинформацией». Однако уже в этом выступлении он упомянул о «нытиках и трусах, паникерах и дезертирах», заявил, что все граждане СССР – в военной форме и штатские – «должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и смётку, свойственные нашему народу». Слово «должны» показывает, что такое происходило отнюдь не всегда. Великий вождь потребовал также «организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникёрами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов», в частности, «немедленно предавать суду Военного Трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешает делу обороны, невзирая на лица».

Сталинский приказ №270 от 16 августа 1941 года под названием «О случаях трусости и сдачи в плен и мерах по пресечению таких действий» Этот поразительный документ, подписанный Сталиным, его замом Молотовым, маршалами Будённым, Ворошиловым, Тимошенко, Шапошниковым и генералом армии Жуковым, разъяснял, кто должен считаться дезертиром и предателем, и что с ними следует делать.

Приказ сделал крайними подчинённых за собственные ошибки, разъяснявшего, кто должен считаться дезертиром и предателем

О какой-либо ответственности за катастрофу на фронте подписавших приказ руководителей страны речь, естественно, не шла. Виновными были назначены другие.

Действия объективных и субъективных факторов на боеготовность войск, находившихся на передовых рубежах, как в капле воды отразились в уголовном деле Героя Советского Союза генерала армии Д. Г. Павлова. Он занимал пост командующего Западным фронтом в первые дни войны, и его подчиненных: генерал-майоров – начальника штаба фронта В.Е.Климовских, начальника связи штаба фронта А.Т.Григорьева и командующего 4-й армией А.А.Коробкова. На допросе Д.Г.Павлов говорил: «Я допустил беспечность с выдвижением войск к границе. Вместо того чтобы, учитывая обстановку за рубежом, уже в конце мая месяца вывести все свои части на исходное положение. И тем самым дать возможность принять правильные боевые порядки, я ожидал директив генштаба, пропустил время, в результате чего затянул сосредоточение войск, так что война застала почти все силы на марше в свои исходные районы. В отношении складов. Я допустил схематическое утверждение складов, приближенных к границе на 50—60 километров. В результате этого склады были впервые же два дня подожжены авиацией противника или наши войска вынуждены были, отходя рвать их сами.

В отношении авиации. Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам. И не проверил правильность доклада командующего ВВС Копца и его заместителя Таюрского. допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны.

В результате таких действий в первый же день войны авиация понесла огромные потери, не успев подняться в воздух из-за краткости расстояния от госграницы до аэродрома.

Также одним из вредных моментов является недостаток солярового масла для танковых двигателей, в результате чего 6-й мехкорпус бездействовал. При проверке мною в 5-м отделе Генштаба и УСГ (Управление снабжения горючим) начальник Ермолин и в УСГ – начальник Котов мне доложили, что горючее для ЗАПОВО (Западного особого военного округа) отпущено необходимое количество и хранится в Майкопе, тогда как на самом деле оно должно было храниться в Белостоке. Практически получилось, что на 29 июня в ЗАПОВО недополучено 1000 тонн горючего. Надо полагать, что Котов и Ермолин доложили правительству, что ЗАПОВО обеспечено полностью горючим, не указав места его нахождения, тем самым ввели правительство в заблуждение».

Продолжая шагать под знойным июльским солнцем, красноармейцы подошли к разбитой авиацией железнодорожной станции. Константин перевернул валяющую разбитую доску и прочитал опаленную огнем надпись – станция Кардымово. Организовали привал. Отдыхая слушали, как издалека, доносились звуки разрывов бомб и снарядов. Шли долго пока не встретили передовые части регулярных войск 19-й стрелковой дивизии 24-й армии.