Текст книги "Коллекция"

Квант отвлекся от тетради. «Тройной бронзовый канделябр» он уже подержал в руках, пытаясь царапнуть: предмет начала девятнадцатого века стоял возле двери, рядом с керосинкой тридцатых, современной для мальчика, автора дневника. «Кати» сейчас стоят на антикварном рынке до 500 рублей за штуку, не считая банкнот некоторых особых годов выпуска, которые ценятся на порядок больше.

Дальнейшие записи лишь содержали перечень найденных и уложенных в схрон предметов. Квант хорошо помнил подвал, будто сейчас ходил там, вращая головой и высвечивая фонарем те или иные артефакты, педантично описанные в тетради.

Время от времени мальчик писал что-то о своих личных делах: о болезни матери, опять – о своей трогательной однокласснице-Синеглазке… Последняя запись привела Кванта в недоумение.

12 сентября 1941 г.

Случилось страшное. Наш сосед воскрес. Мамаша и тетя Феня точно говорили, я слышал. Бомба пробила крышу и разорвалась в коридоре, а он был на кухне. Вышибло кухонную дверь, а его бросило о стену. Он погиб. У него была свернута шея. Так сказала тетя Феня. И его отвезли в морг.

Родственников у этого человека не было, я точно знаю. Когда мы разбирали наши вещи и складывали уцелевшие вещи, я вошел в его комнату. Там было множество вещей, которые теперь не принадлежали никому. Я взял ручку «вечное перо» выпуска лет двадцать назад. Взял пепельницу с собакой. Еще множество мелочей, набил целую наволочку. Прихватил какую-то странную вещицу, похожую на масленку, но не масленку. Что это за вещица, я не понял, но было ясно, что она старинная. Все пригодится.

(Здесь был их список, как обычно, но Квант его пропустил, поскольку его интриговал сам текст дневника.)

Все вещи я отнес в тайник и расставил там, на стульях и табуретках. Даже эти стулья и табуретки, из которых я сделал стеллажи, будут иметь антикварную ценность. Поэтому я старался не повредить эту мебель, скрепляя элементы друг с другом.

Но вдруг заявился сосед. Тетя Феня просто рот раскрыла. Дара речи лишилась. «Это была ошибка, что меня отвезли в морг», – сказал он и удалился в свою комнату, также разбирать завал.

«Он был мертвый», – сказала тетя Феня мамаше и перекрестилась.

«Но ведь он живой, и слава богу», – с улыбкой возразила мамаша.

«Он был мертвый», – повторила тетя Феня.

Вскоре сосед вышел из своей комнаты и принялся говорить с тетей Феней. Он спросил, как все произошло. Тетя Феня рассказала, что приходили дружинники и всех жильцов попросили покинуть дом.

«Мертвых увезли, троих, в том числе, и вас», – сказала она.

«Как видите, я живой, – сказал сосед. – Меня просто очень сильно контузило».

Тетя Феня смотрела на его с недоверием.

«Получается, что эту ночь все ночевали, где придется?» – спросил сосед.

«Да. Дом был оцеплен. Я ночевала у… Не важно, у кого».

«А вы с матушкой где ночевали?» – спросил сосед меня.

«На Шаболовке, – честно сказал я. – У Крестовских, родственников наших».

«Значит, почти целые сутки дом стоял пустой?»

«Дом был оцеплен дружинниками», – сказала тетя Феня.

Позже, когда я вышел на улицу, то увидел соседа на лестничной клетке. Он преградил мне дорогу и сказал:

«Все остальные вещицы можешь оставить себе. Но вот эта вещь мне очень нужна».

Он показал мне листок бумаги, где, как я понял, только что нарисовал «масленку». Я очень испугался. За себя и за всю свою коллекцию. Я сделал невинное лицо и сказал:

«О чем вы, дядя Толя?»

«Кроме тебя, некому было взять», – сказал он, но не очень уверенно.

«Я ничего не брал, дядя Толя. Где? В вашей комнате? Да я и не входил туда!»

Он смотрел на меня с недоверием. В этот момент я заметил нечто странное в его облике.

«В доме были мужики, дружинники, – сказал я. – Они подворовывают, разве вы не знаете? Вон, в семнадцатом доме после бомбежки тоже разграбили квартиру. Чего вы на меня-то валите? Зайдите к нам в комнату, хоть всю комнату обыщите».

«А если я так и сделаю?»

«Сделайте!»

Сосед взял меня за руку и потащил наверх. Мать была на работе. Я сел на стул посреди комнаты и смотрел, как он ищет. Разумеется, он ничего не нашел.

Странной деталью в его лице была какая-то крупная родинка за левым ухом. Может быть, даже не родинка, а татуировка.

На другой день я увидел соседа на улице, когда шел из школы. Он прятался за деревом и смотрел за мной. Я сделал вид, что не заметил его.

Потом я еще раз видел его. Он не поверил и стал следить за мной. Догадался, что я куда-то спрятал вещи. Только вот никогда он не узнает, куда. Я решил больше не продолжать мою коллекцию. И так уже собрано много предметов. Для моей цели хватит. К тому же, в Москву могут войти немцы, а они-то уж всё на свете найдут, фашисты.

Дверь в комнату замаскирована надежно. Идея моя уже осуществлена. Только вот загадка: что это за «масленка» такая и почему она для дяди Толи так важна?

24 сентября 1941 г.

Выбрал, наконец, момент, и вот я снова здесь, в моем тайнике, с моей керосиновой лампой, которая через 50 лет также, как и всё тут, станет антикварным товаром…

Квант вспомнил, что одна керосиновая лампа стояла не среди прочих вещей, уложенная на хранение, а просто на свободном участке пола, рядом с табуреткой, на которой он сидел. Квант даже нагнулся и болтнул лампу. Пусто. Если там и оставался керосин, то за десятилетия он давно испарился через фитиль. Лампа была и вправду антикварной, изготовленной в тридцатые годы двадцатого века… Квант читал дальше…

К дяде Толе пришли. Я слышал разговор. Его мобилизуют в народную дружину. Это значит, у меня будут часы, свободные от слежки.

Цемент я раздобыл еще до войны, сложил мешки в комнате. Ох, и тяжелые эти мешки! Воду можно будет взять в самом подвале дома, в трубе отопления есть кран.

Дверной проем я заложу досками доверху, после каждой доски заливая раствор. На самом верху придется повозиться: в самую верхнюю щель раствора не зальешь. Буду кидать мастерком. Я вообще-то работал на стройке в деревне у бабушки. Цемент по стене размажу, получится не так, будто здесь замурован дверной проем, а просто какое-то неопределенное пятно.

Чем я буду это разбивать через 50 лет? Придется нанять людей с отбойным молотком. Тогда с ними придется делиться, или придется их убить, как капитан Кидд. Или можно будет просто киркой, самому. Или к тому времени изобретут какие-нибудь невиданные ныне инструменты.

Лаз в полу коридора легко заложить кирпичами, которые прежде образовывали свод нижней комнаты и встанут на свои места. Тоже на цементе, разумеется. Третью дверь, проход в тайный коридор, также заложу старым кирпичом, которого здесь валяется предостаточно.

Тогда какой-нибудь кладоискатель, неутомимый лазатель по подвалам, которых должно много пройти здесь за полвека, столкнется со следующими проблемами. Допустим, он увидит заложенный ход в подвале и разберет его. Тогда он попадет в какой-то тупиковый коридор. При скудном свете фонаря он ничего особенного там не увидит. Возможно, ему придет в голову, простучать стены и пол, тогда он поймет, что внизу есть пустота. Продолбит пол, причем, не обязательно именно в том месте, где я заложил дыру. Спустится в некую комнату. Стены ее из старого кирпича. На одной из стен следы старой штукатурки. Вот, придет ему в голову, что это не просто кто-то пытался заштукатурить стену, а скрыл железную дверь с сокровищами… Нет, невозможно представить, что кто-либо доберется до моего тайника.

Итак, потребовалось четыре года жизни, чтобы скопить все эти сокровища, которые сейчас не стоят ничего или стоят гроши, но через 50 лет… Эту тетрадь, содержащую опись имущества, я также оставлю здесь. Опись пригодится при вскрытии тайника, и целесообразно, чтобы она также находилась здесь. К тому же… Если со мною что-то случится… Если я умру от какой-то болезни или погибну молодым… Дурные мысли. Тогда тот человек, кто доберется когда-нибудь до моего клада… Словом, эта тетрадь поможет ему разобраться во всех этих предметах. Другому человеку, не мне. Пока же я прощаюсь с собой нынешним. И говорю ЗДРАВСТВУЙ тому, кто придет. Это будет другой человек в любом случае. Я ли это буду шестидесятилетний или кто-то другой. Все равно – уже не тот человек.

Итак, масленка, как ее называл маленький старик, теперь уже мертвый, или Лампа, как назвал ее сам Квант… Вот она, в сумке. Квант потрогал ее через материю, ощутил прохладную выпуклость. Ее владельца Квант просто-напросто убил.

Лет прошло гораздо более, чем пятьдесят. Семьдесят пять лет. Как и предполагал автор дневника, новый невиданный инструмент, аккумуляторный перфоратор, был изобретен. Мальчик вырос и состарился. Мальчик разбогател. Ему уже были не нужны его сокровища. Но почему-то вдруг понадобилась именно она – Лампа.

Она появилась

Так он сидел, думая, рассматривая молодую листву и цветущую сирень в сквере… Зазвонил телефон. Квант глянул: номер незнакомый. Отвечать не хотелось: в его положении лучше было вообще исчезнуть. Все-таки принял вызов, и это решение в итоге оказалось правильным, ибо пустило весь ход событий по новому руслу, чьи изгибы были полны не только ужаса и умопомрачительных тайн, но и светлых чувств, сладких желаний…

Приятный женский голос говорил торопливо, будто собеседница боялась, что Квант разорвет связь:

– Это я, Катя, если вы меня еще помните.

– Катя? Которая детектив?

– Именно! Упреждаю вопрос. Ваш номер я нашла на Фейсбуке, в сообществе диггеров.

– И что?

– Ну, я всё могу найти, ведь я же сыщик… Впрочем… Будущий сыщик. Ну… Так говорят, типа: я просто работаю в котельной, на самом деле я – писатель. Надеюсь скопить денег и зарегистрировать собственное агентство. А пока практикуюсь, и ваше дело… Вы понимаете? – она все еще опасалась, что Квант прекратит разговор и беспрерывно сыпала словами.

Он же теперь чувствовал себя настолько одиноким и потерянным, что это внезапное явление несказанно его обрадовало.

– Понимаю, Катя, – сказал он. – Ты хочешь попрактиковаться в этом сложном и опасном деле. К тому же, в нем уже появились новые, леденящие душу подробности… Короче! Живешь ты одна? Снимаешь квартиру или как?

– Какую еще квартиру? Я живу с родителями. Правда они сейчас в отпуске, поехали на море… А что – уже появились проблемы с жильем?

– Появились, но не в этом дело. Главное, что появилась ты. Мне сейчас, как никогда, нужна свежая умная голова и… В общем, можем пересечься, если есть время.

– Без проблем! У меня сегодня выходной.

– Я могу подъехать куда-нибудь, – сказал Квант.

Катя жила на Академической, по совпадению, совсем близко. Договорились встретиться у метро и погулять вокруг ее дома. Через полчаса они сидели уже в другом московском сквере, где также волновалась молодая листва и цвела сирень. Без костюма официантки, в джинсах и лиловой блузке, Катя выглядела гораздо привлекательней и почему-то казалась еще моложе.

– Тебе сколько лет, девушка? – беззастенчиво спросил Квант.

– Много, – сказала она без всякого кокетства. – Уже двадцать два. В мои годы люди университеты заканчивают, а я с профессией не могу определиться. Хоть бы одну детскую мечту исполнить…

– Сколько же их у тебя?

– Представлены в ассортименте. Сыщица – лучший вариант.

– Начиталась дамских романов про сыщиц?

– А вы сами-то их читали?

– Нет.

– А почему иронизируете? – Катя хлопнула себя по коленкам, по продранным в джинсовой материи модным дырам. – Вот и все так! Эти дамы, между прочим, толково пишут. Сюжеты, по крайней мере, очень интересные.

– Им мужики сюжеты разрабатывают.

– Чего? Вы сексист?

– Секс… Что? Мы ж по делу с тобой встретились.

Катя вдруг густо покраснела.

– Вы этого слова не знаете. Сексист – этот тот, который считает женщину второсортным существом.

– Я так не считаю.

– Но вы же только что пошутили про сюжеты.

– Я не пошутил. У меня есть знакомый негр.

– Да? – искренне удивилась Катя. – А у меня, представьте никогда не было ни одной знакомой негритянки.

– Литературный негр. Знаешь, что это такое?

– Это который тайно пишет за других. Я читала один детектив, где такой негр убил писателя, за которого писал и так далее… Впрочем, все это не важно. Давайте сосредоточимся на наших делах и на той беде, в которую вы попали.

Квант подумал было попросить ее перейти с ним на «ты», но отказался от этой затеи. Пусть сама перейдет, когда и если захочет. Он как можно более связно выложил ей всё: и то, что он залез в подвал, и что нашел там Лампу, и что его жизни, может быть, угрожает опасность.

– Вот это как раз для меня! – воскликнула Катя. – Это то самое дело, о каком я давно мечтала.

– Дело гораздо интереснее, чем ты думаешь, – сказал Квант.

Он достал из сумки дневник мальчика и нашел то место, где говорилось о Лампе и воскрешении соседа. Девушка читала, склонив голову, а он любовался ее косичкой, свернутой крендельком. Как такая косичка называется: французская, что ли? Нет. Скорее – греческая.

Прочитав фрагмент, Катя накрыла тетрадь ладонью и глубоко задумалась, что было ясно по ее взгляду, устремленному вдаль, поверх цветущих деревьев.

– Где-то я видела человека с такой родинкой, совсем недавно…

Квант чрезвычайно удивился:

– Ты? При чем тут ты-то? Видела она… Скажет, тоже!

– Точно видела. Где – долго думать не придется: в ресторане, конечно. Я просто больше почти нигде не вижу людей.

– В метро там…

– В дороге я утыкаюсь в планшет и читаю…

– Детективы!

– Я не шучу, – Катя сердито сверкнула глазами, погасив язвительную улыбку Кванта. – Этот человек был в моем ресторане. Причем, совсем недавно. Чуть ли не в тот день, когда старик… Когда ты старика…

Катя замялась, опустила глаза. Оно конечно: лишний раз напоминать убийце о содеянном – бестактность какая-то.

– Этого не может быть, – сказал Квант, будто не заметив неловкой паузы. – Тот человек давно умер. Дневник датирован сорок первым годом. Даже если тому загадочному соседу тогда было двадцать пять лет, то сейчас он должен был бы перевалить за сто. Ты там что, видела столетнего старика с родинкой за ухом?

– Нет, я видела просто родинку. Ведь у нас там столько разных зеркал, больших и маленьких, которые перекидывают отражения друг на друга, порой там можно увидеть чей-то неимоверно большой глаз…

– Да-да… – рассеянно пробормотал Квант.

Ему уже и самому стало казаться, что один из посетителей ресторанчика в тот злосчастный вечер имел какую-то особую примету на лице – то ли шрам, то ли родинку. Будто бы это лицо отражалось в одном из многочисленных зеркал… Он вспомнил кого-то, кто промелькнул перед ним, вылетев из такси, кого он машинально окрестил «голодным»… Лицо-то он запомнил, но касательно родинки за ухом – это было бы уже слишком в неоновом полумраке зала.

– Не путай ты меня! – сердито сказал Квант. – Не было в твоем заведении никаких столетних стариков. Мой был гораздо младше.

– Между прочим, завтра третий день, как он умер… Похороны обычно бывают с утра.

– И что?

– Можно что-то узнать…

– Каким образом?

– Очень просто. Я запомнила номер его машины.

Квант с удивлением воззрился на девушку. Пробормотал:

– Сыщица ты моя… Ночевать-то к себе, я полагаю, не пустишь?

Катя замотала головой, опять густо покраснев.

– Вот-вот! – воскликнул Квант.

– Будем считать, что я боюсь соблазна! – выпалила она, передразнивая его издевательский тон, затем вскинула глаза, спросила серьезно: – Денежки-то на гостиницу есть?

– Ха! – только и ответил Квант, неопределенным жестом хлопнув себя по карману, где был невинный бумажник, полный кэша, да три невинные на вид кредитные карты.

– Завтра рано утром надо быть в Москве, – уже по-деловому продолжала Катя. – Потом поедешь жить ко мне на дачу. Идет?

– По рукам!

Они и вправду схлопнули ладони, и это было их первое прикосновение друг к другу.

Знакомство с девушками обычно начиналось с обсуждения имени Кванта: что за странное у вас имя? Или это ник? Катя была оригинальной девушкой, она не стала спрашивать, почему у него такое дурацкое имя.

(Квант родился в эпоху массового увлечения наукой, родители были инженерами, но отец настолько увлекался физикой, что ребенок был записан под этим уникальным именем, которое часто принимали за интернетский ник или типичную кличку диггера.)

Неугомонная сыщица

Она позвонила в восемь. Все уже выяснила без труда. Номер машины вывел на адрес проживания, а людей из этого района отправляли на определенное кладбище, если, конечно, это не были заслуженные деятели, чтобы въехать на Новодевичье. В некоторых случаях хоронят где-то в особых местах, например, на старых кладбищах рядом с родственниками или выполняют какую-нибудь причуду, вроде – развеять пепел над Атлантикой или озером Селигер. Во избежание ошибки Катя просто-напросто позвонила в администрацию «правильного» кладбища и ей сообщили, что да – Андрея Николаевича Крошина хоронят сегодня в десять утра.

Попутно были собраны кое-какие сведения об этом человеке. А.Н. Крошин работал в торговле и достиг довольно высокой должности. В девяностых, когда развернулась крупномасштабная дележка собственности, он приватизировал, то есть, попросту присвоил себе несколько объектов в Москве и области: все это были какие-то рабочие столовые, кулинарии или магазины. Предприятия были перепрофилированы, где-то открылись рестораны и ателье, что-то стало сдаваться в аренду…

Об этом Катя прочитала ни много ни мало, как в нескольких статьях и интервью самого Крошина, где он подавался как герой перестройки и мудрый хозяйственник.

Этот человек располагал значительным состоянием, владел недвижимостью за границей и, несмотря на весьма преклонный возраст, на покой уходить не собирался. Ушел он, разве что только из политики, а в девяностых его постоянно избирали и в депутаты разных уровней, и всяческие комитеты. Ну, это понятно…

Квант был ошеломлен подробностями жизни и деятельности того, кого он называл «стариком», того, на чьи похороны в итоге пришло довольно много народу, да еще приехала съемочная группа какого-то телеканала. Гроб красного дерева опустили в яму, забросали землей и водрузили сверху внушительную пирамиду из венков.

Среди провожающих маячил худой юноша ботанического вида, у которого бойкая журналистка брала интервью. Она представила его в телекамеру как внучатого племянника покойного.

– Он довольно-таки словоохотлив с этой девахой, – сказала Катя. – Думаю, и мне не откажет в беседе.

Когда процессия двинулась по аллее к выходу из кладбища, она нагнала внучатого племянника и окликнула его по имени, которое было озвучено девушкой с телевидения.

– Примите мои соболезнования, Виктор! – сказала Катя.

Тот кивнул, оглядев ее с головы до ног и покосился на Кванта, идущего немного позади.

– Если уж вы даете интервью прессе, то поговорите и со мной, – сказала Катя и добавила, не сморгнув глазом: – Я из глянцевого журнала «Питч», который пишет об известных людях страны.

Квант удивился такой наглости, подумав, что Виктор может потребовать от Кати удостоверение. Тот и вправду потребовал, вернее, мягко попросил. Катя раскрыла сумочку.

– Да где ж оно-то?

Она остановилась посередине потока людей, идущих с похорон, причем, племянник был вынужден сделать то же самое. Квант прошел мимо них, затем, поймав взгляд Кати, понял, что и ему надо притормозить, еще не понимая, что за трюк затеяла эта сообразительная девушка.

– Вот, нашла! – сказала она и распахнула перед носом Виктора корочку.

То было потянулся к ней, но отдернул руку, будто обжегшись.

– Документы руками трогать не рекомендуется, – сказала Катя. – Это человек со мной, – она кивнула на Кванта. – Так как насчет небольшого интервью? Или, – она махнула рукой вдоль аллеи, – у нас здесь машина, мы можем проехать в редакцию…

– Нет, только не в редакцию! – поспешно воскликнул Виктор, которого как раз в этот момент задел плечом кто-то из идущих. – Мы ведь можем поговорить и здесь, правда? – спросил он, вновь глянув на Кванта.

Все трое медленно двинулись по аллее. Участники похоронной процессии обогнали их и уже слились с листвой деревьев, широкими арками нависшей в свежем весеннем тумане, пока еще утреннем… История, рассказанная Виктором, поначалу не содержала никаких зацепок.

Он был самым близким родственником покойного и его наследником. Являясь внуком сводного брата Андрея Николаевича, он был его единственным внучатым племянником, поэтому старик называл его просто внуком и, словно внука, любил. У покойного не было семьи: когда-то он был женат, но развелся, детей в браке не завел… В сущности, это был очень одинокий человек, посвятивший часть своей жизни работе на советское государство, часть – собственному бизнесу. Работа – в том или ином качестве – и было главным в его жизни.

– Работал он до последнего дня, – сказал Виктор. – Пока ему не поставили диагноз…

– Диагноз? – удивилась Катя. – Какой именно?

– Странно, что вы не знаете.

– Нет, не знаем. Даже нам доступна не вся информация.

Квант с удивлением посмотрел на Катю, та коротко подмигнула ему.

– Рак легких, – сказал Виктор. – Очень это странно все… Смертельно больной человек вдруг умирает, но от сердечного приступа. Или… Вы что-то знаете, иначе зачем этот допрос?

– Допрос? – неожиданно выпалил Квант, но Катя вдруг резко шлепнула его за спиной по заду: дескать, молчи!

Квант решил больше не вмешиваться, поняв, наконец, что Катя ведет какую-то не известную ему игру…

– От сердечного приступа, – спокойно сказала она. – Это все-таки легче, чем от рака.

Виктор насупился и какое-то время молчал. Затем сказал:

– Дед вовсе не собирался умирать. Он говорил, что вылечится. Очень уверенно говорил. Еще он упоминал какой-то старинный манускрипт. В котором, как я понимаю, и нашел рецепт исцеления. Ходил в библиотеку и читал эту книгу.

– Название манускрипта, автора – не упоминал?

– Нет. Но он оставил мне конверт. Указание: вскрыть, когда я выйду на пенсию.

Катя прыснула со смеху, смутилась, прикрыла лицо рукой.

– Простите! Это я от своего… Со мной, знаете, бывает… – залепетала она.

Квант и сам еле сдержал улыбку.

– Вы полюбопытствовали, наверное? – спросила Катя, овладев собой. – Вскрыли?

– Может быть, и вскрыл, но… Это невозможно. Конверт хранится в особом сейфе, в одном банке. Наверное, это как-то связано с его болезнью… Или нет, так как конверт был оставлен несколько лет назад, еще до болезни. Именно по достижении пенсионного возраста и вскрыть.

– Ну, к тому времени пенсионный возраст, возможно, будет продлен… А в какую библиотеку ходил ваш дедушка? – по безразличному тону Кати Квант понял, что она замыслила.

– В центральную, в Ленинскую, – сказал Виктор.

Они уже подошли к воротам кладбища, внучатый племянник принялся беспокойно оглядываться по сторонам.

– Все в порядке, – ободряюще сказала Катя. – Садитесь в свою машину и уезжайте. Мы очень довольны нашей беседой, – она посмотрела на Кванта, и тот утвердительно кивнул.

– Ясно, что в этом конверте, – сказала Катя, когда Виктор хлопнул дверью «Форда». – Там координаты комнаты. Старик был помешан на своей антикварной идее. Он обожал внука. Не очень веский мотив для убийства, но… И не смешно это, конечно.

– Мне-то уж точно не смешно, – сказал Квант, вспомнив реакцию Кати на слово «пенсия».

– Старик вовсе не собирался расставаться со своим богатством, – сказала Катя. – Хотел оставить его в семье. Недаром же он еще мальчиком его собирал. И ничего не значило, что ему удалось разбогатеть. Такого рода люди никогда не побрезгуют лишней копейкой. Одно непонятно: что он собирался делать дальше, отправив тебя на тот свет под видом сердечного приступа?

– Может быть, нанял кого-то еще, кто бы снова замуровал дверь. Затем расправился бы и с ним. Если уж он владел таким ядом, который провоцирует обширный инфаркт.

– А сам имел при этом каменное сердце.

– Между прочим, не известно, скольких он отправил на тот свет до меня. Возможно и вправду это было для него самым обычным делом. Закаленный в боях девяностых. Ты тогда еще в куколки играла. Тебе бы и вправду стать журналисткой и расследовать прошлое страны: каким образом современные герои дошли до жизни такой… Кстати, откуда у тебя удостоверение корреспондента?

Катя пожала плечами:

– Просто имитация для несведущих. Да и не корреспондента вовсе.

Она достала из сумочки и раскрыла перед Квантом красную книжечку. Добавила:

– Документы руками не трогать!

На развороте удостоверения красовалась фотография Кати в какой-то непонятной форме с погонами и поверху шла крупная надпись печатными буквами:

УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ СОТРУДНИКА

ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ ПКЧС

– Какого управления? Чего? – удивился Квант.

– Да никакого, – засмеялась Катя. – Нет такого управления. Это на случай, если поймают. За подделку документов непонятно чего срока не дадут. Может, наоборот, на работу примут как сообразительную.

– В полицию? Но ты же хочешь свое агентство открыть.

– Свое, свое. Я пошутила. Не хочу в полицию.

– Да что ж ты там будешь делать-то? – Квант в сердцах хлопнул себя по коленям. – Ты хоть представляешь, чем эти агентства занимаются? Распутывают загадочные преступления, да? Да они просто чьими-то за женами следят, связи деловых партнеров проверяют и тому подобное…

– А я буду преступников ловить, – твердо сказала Катя.