Текст книги "Пугало. Ужас из далекого детства"

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПУГАЛА

Горин вспомнил, как они сидели на траве за сараем колдуньи, перебирая мешочки, вываленные из сундука. Он ясно видел красное сафьяновое дно сундука, на дне лежала лупа и несколько дешевых брошек, какой-то кулон, тоже не представлявший ценности.

Игорь, отложив древнюю книгу, мастерил некое хитроумное устройство. Юра и Саша разбирали полотняные мешочки. Солнышко светило ярко, клонясь к закату, слепя. Трудно было представить, что ужас уже подкрадывается к ним, что он уже здесь, стоит посреди этого солнечного огорода…

Девчонки занимались пугалом. Они набили его живот сеном, туго застегнули на все пуговицы пальто. Игорь вскочил на ноги, поднял над головой свое приспособление. Теперь пугало сможет махать руками, как живое.

– А то никто его не испугается, – уточнил маленький мастер. – Ведь птицы глупые. Они и не поймут, что это пугало похоже на человека. Поэтому и привязывают к пугалу всякие консервные банки, чтобы они гремели на ветру. А если оно еще будет руками махать…

Игорь взобрался на табуреточку и ловко приладил пугалу руки. Они были сделаны из корней больших сорняков, которые во множестве росли на заброшенном огороде колдуньи. Игорь так подобрал и подрезал перочинным ножичком корни, что они и вправду выглядели, как скрюченные пальцы. Проведя веревочку под пальто, Игорь спрыгнул с табуретки и отбежал с веревочкой за угол сарая. В тот же миг пугало дернуло руками, и раздался металлический скрежет. Дело было в том, что в приспособлении Игоря действительно были ржавые консервные банки, которые терлись одна о другую.

Юра рассмеялся:

– Значит, ты так и будешь весь день за сараем сидеть – ворон пугать? Тогда зачем же пугало нужно – сам бы и пугал.

– Пугалом работал бы, – поддакнула Марина.

Игорь вышел из-за сарая – с концом веревки в руке, весь красный от стыда.

– Но это я просто так, пробую… – вдруг его лицо озарилось внезапной идеей. – Я потом моторчик приспособлю. Правда, пока не знаю, как…

Саша насмешливо посмотрел на Игоря:

– Да таким чучелом не ворон надо пугать, а людей.

Пугало на самом деле выглядело страшно. Юра вспомнил, как испугался чугунка – там, на чердаке. Это странное широкое «лицо» было сделано не человеком, а самим временем, какими-то событиями, происходившими с чугунком в таинственном доме колдуньи. И потому оно было таким страшным, таким нечеловеческим…

Все по очереди подергали за веревочку, убедившись, что пугало работает. Делать было больше нечего, ребята заскучали.

– А давайте посмотрим, что в этих мешочках, – предложила Аня.

* * *

Прошло две недели с тех пор, как в редакции «Московской страшилки» появилась Анна. Горину опять выпало дежурство, а всем остальным жителям столицы – солнечный день. Время приближалось к летнему солнцестоянию, дневное светило теперь дольше гостило в редакции, нежели в начале июня, и укладка золотых плит в северо-восточном углу помещения началась задолго до того, как Горин пришел на работу. Поглядывая на дверь, он не мог отвязаться от образа Анны – как она вошла тогда, как стояла в дверном проеме, словно портрет молодой императрицы в раме.

Как и тогда, Горин сидел за своим столом и правил материал внештатника, только теперь внештатником была юная школьница, писавшая о сексуальных атаках пришельцев из космоса, которым подвергались молодые жены австралийских фермеров. Интересная, поучительная, очень нужная для газеты тема.

Горин так и не нашел Анну, так и не разгадал ее странной тайны. К Марине Анна не зашла, никому из общих знакомых не звонила. Все нити, ведущие к ней, были оборваны. Сегодня ночью Горину приснился страшный сон, как раз про нити, и он все утро не мог избавиться от этого впечатления: его постоянно тянуло зябко поежиться, несмотря на жару. Горину снилось, что Анна и есть пугало, и будто бы она стоит посреди огорода, и тянутся от нее веревочки, а Горин дергает их одну за другой, а веревочки рвутся, крошатся между пальцев. И у Анны страшное, черное, злое лицо…

Около полудня Горин услышал, что в кабинет редактора зашел посетитель: они что-то громко обсуждали с Варварой, и голос показался Горину знакомым. Вскоре дверь отворилась, и в кабинет вошла, широко размахивая руками, Варвара, а за ней, как бы по контрасту, мелко семенил ножками в узких полосатых брюках знакомый бородатый толстячок – тот самый магистр Збруев, которого Горин недавно видел в салоне Марины. Варвара объявила начальственным тоном, как всегда в присутствии посторонних, называя Горина на «вы»:

– Вот, Юрий Петрович, познакомьтесь. Совершенно уникальный материал.

Эти слова были произнесены специально для Збруева: и Горин, и Варвара знали, что газета как раз и состоит сплошь из таких «уникальных материалов», а подобных магистров у них в «Страшилке» протопала целая армия.

– А мы знакомы! – весело отозвался Збруев.

Варвара глянула на Горина с уважением: видать, решила, что Горин знает Збруева по работе – как успешный, пронырливый журналюга, что сразу повысило его шансы задержаться в газете вопреки провозглашенному «испытательному сроку».

Горин подал руку Збруеву, во второй раз убедившись, насколько силен этот маленький человек. Интересно, умеет ли он боксировать? Вот бы как-нибудь вызвать его на ринг и на самом деле – набить этому жизнерадостному парню морду.

– Так когда же мы начнем? – спросил Збруев.

– Да хоть сейчас, – невинно пожал печами Горин.

Он был готов поехать куда угодно, чтобы только не сидеть под приглядом редактора, в этом раскаленном помещении, где во всю веселился яростный плитоукладчик.

Варваре не понравилось, что дежурный Горин ее покидает, но материал, разумеется, был платный, а клиент – в наличии, и пятиться было некуда.

Когда они с магистром вышли на улицу, Горин испытал легкое дежавю. Перед зданием редакции, на том же самом месте стояла такая же малиновая девятка, что увезла тогда Анну.

Машина была пуста. Горин быстро оглянулся по сторонам. Он подумал, что Анна опять может быть где-то рядом… И в этот момент девятка запищала, замигала огоньками. Горин с удивлением увидел пульт в руке у магистра.

– Это ваша машина?

– Моя вторая. Есть еще «Ауди», но она в ремонте, – виновато ответил Збруев, похоже, приняв реакцию Горина за удивление: дескать, нехорошо, что у такого большого человека такое дешевое авто.

– Я бы предпочел сесть сзади, – заявил Горин.

– Укачивает?

– Нет. Просто есть такое желание, – уклончиво объяснил он.

Машина тронулась. Теперь уже не было сомнений: со спины магистр был точь-в-точь тот самый человек.

Стоп! Все это надо расставить. Сначала звонит какой-то мифический профессор Ситников. Потом появляется Анна. Ее увозит магистр. Потом Горин видит магистра у Марины. Далее Анна наносит визиты Кошелеву и Петухову. Теперь магистр сам приезжает к Горину, чтобы Горин сделал для него заказной материал. И что же все это может значить?

Горин решил сразу проверить свои догадки. Он хорошо видел в зеркале лицо магистра. Не отрывая глаз от этого лица, он медленно, с расстановкой произнес:

– Один мой старый приятель, профессор Ситников из Гуманитарного университета…

Горин замолчал, как бы закашлявшись, пристально глядя в зеркало. Но магистр был совершенно спокоен, будто впервые слышал это имя. Помолчав, он обернулся к Горину:

– И что профессор Ситников? Вы не закончили…

Честно говоря, Горин и сам не знал, что там такое профессор Ситников. Он думал, что магистр сразу выдаст себя. Но, оказалось, что он тут совершенно не при чем. И мало ли на свете малиновых девяток?

– Ситников… Ситников… – сказал Горин. – Никакого профессора Ситникова не существует!

Збруев опять обернулся, рискуя врезаться в столб. Он посмотрел на Горина с таким неподдельным изумлением, что все его сомнения окончательно развеялись.

* * *

Логово магистра было похоже на храм, где поклоняются всем мировым религиям, вместе взятым. Или, что вернее – апологет любой религии мог тут найти себе значимый уголок.

На восточной стене висела христианская икона, мусульманское полотенце, иудейская шестиконечная звезда. За стеклом, в шкафчике, стояло какое-то многорукое индийское божество. Не хватало, разве что, славянских языческих идолов.

Горин едва удержался, чтобы не прыснуть со смеху: в углу, на деревянной тумбе, которая явно была реквизирована у какого-нибудь нынче не модного бюста Ленина, царил аппарат УВЧ. Горин сразу постиг весь шарлатанский смысл этой рухляди. Ведь каждый клиент, когда-то в своем гайморитном детстве, ходил на всякие прогревания и видел такой аппарат: роботообразный, с длинными чахлыми руками, которые тянутся к тебе, а вместо ладоней – черные резиновые круги… Суть, конечно, была в том, чтобы пациент сразу почувствовал, кроме мистической, еще и дополнительную медицинскую атмосферу, и сразу зауважал мудрого магистра.

Он, между тем, переоделся в какую-то длинную темно-синюю мантию и разгуливал по кабинету, мелькая под своей величественной униформой манжетами полосатых брюк. Привычным жестом зажег свечу на столе, а на какой-то узорчатой резной табуретке – запалил индийское курение, чего Горин просто терпеть не мог. Вдруг, с еще не погашенной спичкой в руке, Збруев обернулся и сказал, глубоко и весомо:

– Я знаю способ, как отблагодарить вас, Юрий Петрович. Нечто, более значительное, чем гонорар за рекламную статью.

– Неужели? – удивился Горин.

– Я могу дать вам самое главное для творческого человека, – продолжал он чуть более загробным голосом. Я подарю вам вдохновение, которым вы сможете управлять, как вам заблагорассудится.

– Прямо здесь и теперь? – спросил Горин, прихлебывая кофе из маленькой глиняной чашки.

Збруев не пожелал уловить иронии.

– Обычно я беру за эту операцию… – он помолчал. – Ну, не скажу. С моей стороны это будет просто неким бонусом.

– Операция будет проходить под наркозом? – как можно серьезнее спросил Горин, непроизвольно оглянувшись на аппарат УВЧ.

– Ну, что вы! Операцией я называю транс. Проще говоря – сеанс гипноза.

Горин понял, что завелся. Никому еще не удавалось его загипнотизировать, хотя попыток – со стороны «уникальных» объектов, тусующихся в газете – было немало. Вот, сейчас – здесь и теперь – он и разоблачит очередного волшебника: пусть выскочит, как всегда, из-за ширмы жалкий толстячок Гудвин с рупором… А ведь собирался, паскуда, дать Страшиле мозги, Железному дровосеку сердце… Кофе, между прочим, был у магистра отвратительный.

– Для этого надо всего лишь лечь на кушетку, – с пригласительным жестом произнес магистр и, уже в конце жеста, смахнул с клеенки какую-то газету. Газета упала на пол, Горин заметил: это была «Московская страшилка», номер месячной давности, с изображением условного пугала на обложке… Горин присел, усмехнулся:

– Может быть, сначала интервью? А то ведь, если транса не получится, как-то неловко будет нам говорить о том, чего нет.

– Есть, дорогой мой! Все есть. И интервью тоже есть, – добавил Збруев и с ловкостью фокусника извлек из глубины своей мантии пачку бумаги.

– Ага, – догадался Горин. – Вы уже все за меня написали. Что ж – тем лучше. Давайте тогда транс. Только мне не бумага нужна, а дискета, чтоб это все не набирать.

– Будет вам дискета, – заверил магистр и мягким толчком в грудь уложил Горина на кушетку.

И в этот момент Горин понял, что уже снял ботинки. Но вот когда он их снял, почему-то не помнил…

Голос магистра звучал в его ушах: ровный, низкий, лишенный какой-либо окраски. Ботинки стоят на полу, а в них носки… Перед глазами белый потолок, и в этом белом рождается… Нет! Это будто кино… Его воспоминание… Горин идет по деревне, идет к колодцу, а навстречу, с коромыслом – колдунья… Горин сидит на траве, склонившись над сундуком, развязывает полотняный мешочек, а в мешочке…

И дальше, фоном – слова, которые Горин как бы слышал, но знал, что забудет, когда проснется – ровный голос магистра:

– Пугало. Страшное пугало. Большая, черная, ужасная пуга. Ты очень, очень боишься этой пуги. На свете нет ничего страшнее, чем пугало, огородное пугало. И отныне ты будешь трепетать, замирать, цепенеть… Как только увидишь пугало. Страшное огородное пугало.

* * *

Это была реальность – зримая, ощутимая, но все же какая-то ненастоящая. Горин знал, что лежит на кушетке в кабинете магистра, но в то же самое время он был на огороде и развязывал полотняный мешочек. В мешочке оказался какой-то серый порошок, похожий на пепел. Запах у порошка был приятный, перечный. На мешочке были буквы, выведенные химическим карандашом – МХ.

– Что это такое может быть – МХ? пробормотал Горин, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Мышиные хвосты… – страшным шепотом сказала Анна.

Горин с удивлением поднял на нее глаза. Это была взрослая Анна, в короткой юбке, с дразнящими ногами… А сам Горин лежал на кушетке, и над ним стоял магистр Збруев и что-то сыпал на него сверху щепотью…

– Здесь, в книжке, тоже есть МХ! – подал голос Игорь Кошелев, сидевший в отдалении с древней книгой на коленях.

Анна развязала второй мешочек, там оказались какие-то засушенные цветы.

– А тут что написано? – спросил Горин.

– А… Ой! – недоуменно воскликнул она. – Как-то оно не по-русски.

– Покажи, – попросил Горин. – Да это же английская буква «Эф»!

Он взял в руки мешочек с надписью «AF» и понюхал его содержимое. Цветы пахли лимоном, хотелось взять щепотку и положить на язык.

– Дайте посмотреть, – сказал Кошелев.

Все это было похоже на сон, когда спишь и знаешь, что спишь. Горин лежал на кушетке, тем самым доказывая магистру Збруеву, что никакому гипнозу не поддается, хотя гипноз как явление, безусловно, есть. Но лежащий на кушетке Горин был маленьким, двенадцатилетним. А вот современная его ипостась сидела на огороде, в реальности, которой уже не было нигде…

– В книжке есть и такие буквы… – задумчиво проговорил Кошелев, и одновременно это был магистр Збруев.

Он положил книгу на край сундука, а здесь – на край кушетки, и принялся перебирать мешочки. Отложил еще один, заглянул в книгу, отложил другой.

– Все ясно, – сказал Кошелев. – Это какие-то рецепты. И как варить, тоже написано.

– Тогда давайте варить! – радостно предложила Марина, захлопала в ладоши, запрыгала на месте…

Горину показалось странным, что так непосредственно ведет себя взрослая женщина, хозяйка массажного салона. Еще он вспомнил, что и как делал с этой женщиной, и ему стало стыдно. Все-таки, вокруг были дети, несмотря на то, что выглядели они, как взрослые, и собирались варить и пить неизвестно какое зелье…

В сарае нашлась старая керосинка, Петухов поболтал ее, внутри булькнуло. Из щелей вылезли желтые, опаленные фитили. Вскоре в кастрюльке уже грелась вода. Вместе с кастрюлькой Петухов принес из дома фотоаппарат, сфотографировал всех, сфотографировал отдельно и сундук, и разбросанные вокруг мешочки. Приготовился снять пугало, уже забытое за новой игрой, встал, широко расставив ноги, склонился над своим черным фотоаппаратом… Но вдруг разругался:

– Надо же! Вот черт! Кончилась пленка.

Между тем, вода уже закипала. Кошелев, подглядывая в книгу, руководил процессом. Оказывается, по книге, надо было не просто все сразу смешать и сварить, а одно положить сначала, другое – когда закипит. Запах от варева был вкусный, правда, он все время мешался с запахом индийских вонючек, которые раскуривал магистр Збруев, расхаживая по кабинету в своей мантии и полосатых штанах с широкими манжетами.

Первым выпил Петухов. Он крякнул, как взрослый, затем понюхал свой рукав.

– Ну как? – спросил Горин.

– Кайф!

– Дай-ка и мне, – попросила Марина.

Петухов, казалось, не слышал. Он смотрел на нее исподлобья, грызя ноготь большого пальца, будто видел ее впервые. Мотнул головой, издал какой-то невнятный рык.

– Хорошо пошла! – прокомментировал он, черпанул из кастрюльки кружкой и протянул Марине.

Она выпила. В этот момент Кошелев зашелестел страницами книги, Марина оглянулась на него и засмеялась каким-то странным, утробным смехом.

– Теперь ты, – скомандовал Петухов.

Горин взял из рук Петухова кружку. Жидкость была теплой, сладковатой, похожей то ли на чай с лимоном, то ли на «Буратино». Выпив, Горин задумчиво посмотрел на свое отражение на дне чашки, поднял глаза. Чья-то рука выдернула у него чашку, Горин увидел: Анна. От нее пахло сиренью, как тогда, в редакции. Горин удивился: ведь встреча в редакции будет гораздо позже, аж через двадцать лет… Анна была ослепительно, вызывающе красивой. Ее глаза горели золотым огнем, но смотрела она вовсе не на него…

– Пугало! – тихо сказал магистр, мягко махнув кадилом из-за угла сарая.

Горин увидел длинную белую шею Анны, когда она запрокинула голову, чтобы выпить свою порцию зелья… Никогда, никого он так сильно не любил.

– Игорь! – позвала Марина. – А ты что сидишь? Тут еще осталось.

– Не буду, – насупившись, сказал Кошелев.

– Ну и правильно, – сказал Горин. – Маленький еще.

– Просто не хочу травиться.

– Что ты там все читаешь? – не отставала Марина. – Почитай-ка вслух, другим ведь тоже интересно.

– Тут ничего не понятно, – с досадой сказал Кошелев.

– А ты почитай, может, все вместе и поймем.

Игорь принялся читать, водя пальцем по книге. Все замерли от удивления, наверное, испытывая те же самые чувства, что и Горин. Слова, которые нараспев произносил Кошелев, были русские, только никак не складывались в смысл. Это напоминало стихи из песни, или, может быть, какую-то молитву, клятву… Кошелев давно закончил, захлопнул книгу и погладил ее ладонью, а все стояли и молчали, опустив глаза…

Первой встрепенулась Марина:

– Эй, Игорек! Перестань.

Игорь поднял на нее удивленные глаза.

– А что? – отозвался он. – Я ничего не делаю.

– Скажешь: ничего! Сидит и дергает за веревочку чучело.

И тут все увидели, что пугало шевелит руками, сделанными из корней сорняков.

– Это не я! – крикнул Кошелев, протянул к ребятам свои руки, показал, выронив книгу, пустые ладони.

Он был весь белый, но никто еще не понял, чего он так испугался: ведь у пугала была веревочка, и значит – кто-то за эту веревочку дергал…

Петухов оглядел всех:

– А ну, покажите руки!

Все с удивлением посмотрели на свои руки, протянули вперед ладони, потом посмотрели на пугало, которое шевелилось, несмотря на то, что никто не дергал за веревочку.

– Счас я кому-то… – угрожающе объявил Петухов, огладываясь по сторонам.

Теперь пугало шевелило не только руками, но и головой. Горин поразился: ведь та конструкция, которую придумал Кошелев, приводила в движение только руки. Да и вообще: Горин стал с неприятным чувством замечать, что пугало движется как-то не так, если бы его дергали за веревочку…

– Ах ты, сука! – уже злобно выругался Петухов. – Счас я тебя достану…

Он забежал за угол сарая. Все ждали, что он вытащит за шиворот какого-нибудь упирающегося деревенского мальчишку. Но Петухов вышел из-за другого угла – побледневший, с растерянным лицом.

И тут Игорь Кошелев закричал, тоненько, страшно… И все поняли, наконец, почему он сразу так испугался. В то время, как все думали, что кто-то невидимый, чужой, дергает пугало за веревочку, он уже знал… Потому что веревочка лежала у него под ногами. И никто за нее не дергал.

УЖАС АППАРАТА УВЧ

Это воспоминание хранилось у Горина глубоко внутри. Так всегда бывает с чем-то, во что разум отказывается верить. Сейчас, под гипнозом, картинка заблистала во всей своей солнечной ясности.

Был жаркий вечер, за забором, у деревенского журавля, буднично гремело ведро, слышались чьи-то мирные голоса… Ребята стояли на огороде, глядя на пугало, и удивление вытеснялось страхом, а страх перерастал в настоящий, леденящий душу ужас.

Пугало медленно повернуло голову. Старый чугунок будто наполнился изнутри желтым огнем, и глаза пугала вспыхнули пристальным, внимательным взглядом. Пугало со скрипом согнуло руку и посмотрело на свою ладонь, на этот корявый корень. Потом посмотрело на ребят. И Горин почувствовал, как намокают его штаны…

Первым сорвался с места Саша. А ведь он был такой взрослый, такой сильный… Девчонки бросились вслед за ним, только замелькали их пятки по тропе среди высоких сорняков. Горин также побежал, оглянувшись на Кошелева. Тот остался в огороде: он стоял, все еще держа руки ладонями вверх, будто пробуя небо на дождь, и мелко-мелко дрожал всем своим маленьким телом.

– Теперь я начинаю считать, – сказал магистр Збруев. – Когда я досчитаю до десяти, ты проснешься. Раз…

Горин все еще бежал, видя, как перед ним на тропе мелькают босые ноги Анны.

– Два, три…

Горин увидел картину сверху: вот они бегут, маленькие, по тропе, а посреди огорода стоит, корчится, мучаясь на своем столбе страшное пугало с горящими глазами. Еще секунда, и оно выпрыгнет из земли, устремится за ними.

– Четыре, пять, шесть…

Будто чья-то огромная рука, с легкостью, словно куколку, сняла бегущего Горина с тропинки, избавив от этого кошмара, и он, все еще шевеля ногами в воздухе, вдруг перевернулся, опустился на что-то белое, мягкое.

– Семь, восемь, девять…

Горин лежал на кушетке, над ним склонился магистр, считая и тыча в него пальцем, в такт своим словам.

– Десять!

Горин открыл глаза.

– Ну, как, получилось? – поинтересовался магистр нарочито скучным голосом.

– На сей раз по… – Горин еще не владел языком. – По лучу…

Магистр протянул ему стакан воды. Горин с жадностью выпил, отметив, однако, что это вроде и не совсем вода…

– Дело вовсе не в том, что вы не поддаетесь гипнозу, – сказал магистр. – Гипнозу поддаются все. Только это зависит от квалификации гипнотизера, – скромно закончил он.

– Все было как наяву… – пробормотал Горин.

– Что именно?

– То, что произошло на огороде. Вернее, то, что нам всем тогда показалось.

– Как это могло показаться всем – одно и то же?

– Потому что мы выпили какой-то дряни. Это был наркотик, как я сейчас понимаю. То есть… Но ведь Игорь Кошелев пить отказался!

– То-то и оно…

– Вы хотите сказать, что это действительно было? И тогда, на огороде, пугало действительно ожило? Как деревянные солдаты Урфина Джюса?

– Я бы не стал торопиться с выводами, – серьезно, как будто речь шла о научном опыте, сказал магистр. – Но дыма без огня не бывает и что-то на том огороде действительно произошло… Любопытно другое. Этот состав, который вы сварили. Возможно, это не просто галлюциноген. Кстати, вы не помните, где вы тогда зарыли сундук?

– Нет…

И тут Горин все понял. Картина, до сих пор расплывчатая, склеилась воедино, будто бы на его глазах мультипликационно собрался пазл. Он сказал:

– А откуда вы, вообще, господин магистр, знаете, что мы зарыли сундук? Разве я вам об этом говорил?

Магистр Збруев на секунду смутился.

– Лично мне вы ничего не говорили. А вот в вашей статье об этом было написано.

Магистр нагнулся, поднял с пола номер «Страшилки», отряхнул, расправил и протянул Горину. Тот хотел было взять его в руки, но, увидев на обложке пугало, вздрогнул от нового наката страха. Очевидно, одной ногой он все еще находился там, в своем огородном кошмаре. Магистр наблюдал за ним с каким-то странным любопытством.

Хорошо. Пусть о сундуке он узнал именно из газеты. Но Горина озадачило само упоминание о сундуке. Кое-что встало на свои места. Магистр, похоже, считал себя колдуном, и сам искренне верил во всю эту чепуху. Не без основания, конечно: ведь удавался ему гипноз. И теперь ему нужен сундук колдуньи, откуда он почерпнет множество чудодейственных рецептов для своей деятельности…

И вовсе он никакой не шарлатан, а просто принадлежит к несчастным волшебникам типа «Б», то есть, он искренне верит в то, что делает… Но тогда зачем ему этот явно попсовый аппарат УВЧ?

И тут Горин понял, что дрожит мелкой дрожью, глядя на этот роботообразный аппарат. Аппарат с длинными коленчатыми руками, с черными резиновыми кругами вместо ладоней, слишком явно походил на пугало. Горин мотнул головой и снова посмотрел на аппарат. Страх не исчез. Горину показалось, что аппарат шевельнул рукой, развернул резиновую ладонь и как бы посмотрел на нее.

Магистр, проследив направление его взгляда, встал между Гориным и аппаратом, загородив его. Странно, но Збруев почему-то почувствовал, что от этого неуклюжего устройства исходит волна страха. Может быть, не только Горин ощущал ее? Или…

Горин силился вспомнить, но не мог… Он видел картину: магистр склоняется над ним, шевелит губами… Губы раскрываются каким-то взрывным звуком, затем вытягиваются в трубочку. Будто бы он говорит что-то вроде: Пу… Пугало…

Зачем? Зачем он говорил это?

И вдруг за спиной Горина раскрылась дверь. Потянуло свежей волной воздуха, запахом цветущей сирени. Бумаги на столе зашевелились. Но сирень-то давно отцвела, и сейчас уже должно пахнуть липой… Горин оглянулся. В дверном проеме, точно такая же, как и тогда, в редакции, точно так же одетая – в короткое васильковое платье – стояла Анна.

* * *

Горин, что называется, не верил своим глазам. Как она могла оказаться здесь? Анна, казалось, была не меньше, чем Горин, удивлена этой встречей. Несколько секунд длилась немая сцена: Горин, вывернувший голову назад, в сторону двери, Анна, опершаяся на дверной косяк, магистр Збруев, будто исполнявший, с номером «Московской страшилки» в руке, какую-то рекламную акцию: «Вы еще не поставили себе самое изящное в мире огородное пугало? Тогда я иду к вам!»

Первой нарушила молчание Анна, в какой-то степени прояснив ситуацию:

– Значит, и ты тоже тут лечишься?

Вот как: выходит, что она у магистра лечится. Интересно, от чего?

– А вот это врачебная тайна, – как бы прочитал его мысли магистр, хотя отвечал он, конечно, на реплику Анны.

– Врачебная тайна бывает у врачей, – угрюмо заметил Горин.

– А это вы, батенька, напрасно! Диплом врача у меня есть. Я, между прочим, когда-то работал на станции «скорой помощи».

И тут Горин вспомнил. Ну, конечно же! Несколько лет назад в «Вечерке» была статья, называвшаяся «Магистр в законе» или что-то в этом роде. Горин посмотрел на Збруева несколько под другим углом своего любопытства…

– Между нами говоря, – добавил тот, – у вас обоих одна общая тайна. Можно, я расскажу, Анна Васильевна?

Анна повела плечами, давая понять, что ничего не имеет против.

– Ну а вы меня поправьте, если что… Некоторое время назад госпожа Вихрова обратилась ко мне, известному в своей области специалисту. Ведь, как это и сказано в рекламной статье, которую вы обо мне пишите, я активно использую практику психоанализа. В том числе – и на почве избавления от всяческих фобий. В данном случае, у пациента наблюдалась фобия, развившаяся из детских страхов. Еще несколько сеансов умеренной терапии, и с этим будет покончено навсегда.

Так вот оно что! – подумал Горин. – Значит, ему вовсе не померещилось, что магистр, танцуя над ним, когда он лежал на кушетке, повторял слово «пугало». Похоже, что он и его взялся тут «лечить»…

– Случай с госпожой Вихровой изрядно запущен. Тот колдовской ритуал, который вы провели в детстве, действует до сих пор. Произошло серьезное повреждение ауры, которое надо устранить. Для этого необходимо повторить ритуал, в тех же самых условиях.

– Но я не смогу этого сделать, пока не найду сундук колдуньи! – с отчаянием в голосе воскликнула Анна.

– Именно! Все должно быть точно так же, как и тогда.

Горин оторопел:

– Вы хотите сказать, что нам опять надо собраться вместе и повторить все то, что мы сделали тогда?

– Как можно более точно! – магистр весь сиял, как будто ему одному была известна простая, но великая истина. – Словом, я порекомендовал госпоже Вихровой найти других участников детского колдовства. Но, увы – все оказалось напрасно: сундук не найден. Что ж, попытаюсь воспользоваться менее надежными средствами. Самой, так сказать, традиционной медициной… С вашего позволения, – Збруев обратился к Горину, – я продолжу занятия с моей пациенткой.

* * *

Итак, все объяснилось. Сундук действительно нужен, но не магистру, а Анне. И не для чего-то конкретного, а для того, чтобы провести сомнительный ритуал. Но даже теперь, когда все, казалось бы, встало на свои места, у Горина остался некий червячок сомнения. Что-то во всей этой истории было не так.

Ожидая Анну на лавочке, напротив поликлиники, где магистр арендовал кабинет, Горин вспомнил тот старый материал в «Вечорке». Автор разоблачал всех колдунов и экстрасенсов как класс, в качестве примера приводя именно магистра Збруева. Главным козырем в борьбе с инфернальщиной была биография Збруева: когда-то он действительно работал врачом «скорой помощи», но попался на хищении наркосодержащих медикаментов и был осужден на два года лишения свободы. То есть, это был никакой не магистр, а самый обыкновенный жулик и зэк.

Горину пришла в голову простая мысль: а не подсыпал ли ему он чего-нибудь такого в кофе? И на самом деле – никакого гипноза все-таки не было?

Тут, будто в подтверждение его догадки, на ступенях поликлиники показалась Анна: женщина спускалась, опираясь ладонью о стену… Горин бросился к ней, поддержал за локоть.

– Ты еще здесь? – удивилась она.

Похоже, она была вовсе не рада, что он ее подождал.

– Тебе не кажется, что он просто водит тебя за нос? – сказал Горин.

– Нет, не кажется, – холодно ответила Анна. – И вообще, это мое дело, куда ходить, на что тратить деньги.

Горин вдруг подумал: а что, если у нее с этим магистром что-то есть? И ходит она к нему вовсе не за тем, чтобы избавиться от каких-то там фобий… Горин почувствовал укол ревности: неприятное, горькое ощущение.

– Ты просто ему нравишься, – примирительно произнес он.

– Вот и хорошо, – отрезала Анна. – Кто ж не любит нравиться? А если у вас у всех такая память короткая, то я сама найду этот сундук. Найму лозоходца, и он отыщет сундук.

Горин желчно рассмеялся:

– Никаких лозоходцев нет! Вот всегда вы, женщины, так: верите во всякую ерунду.

Этого говорить не следовало – Анна в ответ взорвалась:

– Знаешь что! Терпеть не могу вашего мужского шовинизма. Я и без тебя справлюсь.

Она вдруг повернулась и быстро пошла прочь. Горин остановился. Да пусть она едет со своим магистром в деревню Старицу, перекапывает там хоть весь берег Клязьмы…

И тут он вспомнил…. Ну, конечно! Ведь у него где-то должен быть план. Он как раз в те дни читал «Остров сокровищ», и его поразило, что капитан Флинт расставил везде указатели в виде настоящих скелетов…

– Эй! – крикнул Горин. – Я знаю, что делать. У меня остался план! Того места, где мы зарыли сундук.

Анна круто развернулась и подошла к нему.

– Тогда другое дело!

– Но мне все же не нравится, что ты позволяешь так беззастенчиво обманывать себя.

– Где план?

– Где-то в доме. В деревне.

– Может быть, ты съездишь туда, привезешь… Давно же в деревне не был!

– Правда, я сомневаюсь, найду ли эту бумажку теперь…

Горин прекрасно знал, что найдет, потому что есть только одно место, где она могла быть. Но тащиться в деревню, копаться в земле… И тот дом… Последний раз он был там как раз с Мариной, когда между ними произошло это внезапное, странное… Горину неприятно было вспоминать об этом, увидеть снова эту кровать… Нет. Уж лучше отговорить Анну от ее дурацкой затеи.