Текст книги "Полигон для интеллекта"

Глава пятая

«Горячая точка»… – подумалось вдруг Русу Григорьевичу, когда он стоял у окна своей комнаты. Но в стране в настоящее время единственная «горячая точка» – это Северный Кавказ. И там из всех боевых роботов применяются, и уже достаточно давно, только беспилотные самолеты и вертолеты. Причем не только совершающие разведывательный поиск, но и несущие порой под своими крыльями самые настоящие боевые ракеты. «Беспилотники» так, определенно, только опробываются, потому что модели, приходящие на помощь спецназу, не повторяются. И каждый раз оператор, что работает с моделью, пишет подробный отчет. Бандиты не имеют собственных средств ПВО, и для них летающие дроны являются смертельным и опасным врагом, особенно если учесть начиненность этих дронов аппаратурой, от которой невозможно спрятаться ни днем, ни ночью, ни среди скал, ни в густом лесу – тепловизор все равно их видит. А что там делать другим роботам? Абсолютно нечего… Через горный лес настоящий тяжелый танк не проломится, не то что сравнительно небольшой робот. Кроме того, бандитов в горах осталось мало, они действуют ограниченными по численности группами, и с ними простой взвод солдат в состоянии справиться. А его, старшего лейтенанта спецназа ГРУ, человека и офицера с боевым опытом и боевыми навыками, могут использовать только в ситуации, где идет серьезная война. В голове сразу выплыло только одно – Сирия… Значит, предстоит командировка в Сирию.

В самом деле, уже давно ведутся разговоры о том, что любые испытания техники на полигонах дают только малую толику понимания того, насколько эта техника выверена и совершенна. А существующие недостатки, требующие устранения, могут проявиться только в реальной боевой обстановке, и Сирия стала вполне подходящим боевым полигоном для испытаний. Возникал только один вопрос – почему выбрали именно его, старшего лейтенанта Поленьева. На своем месте, на должности командира взвода, как казалось Русу Григорьевичу, он мог бы принести больше пользы, чем на должности испытателя. Подготовить грамотного инженера не просто менее затратно по деньгам, по времени, но и легче, чем офицера спецназа ГРУ. Значит, есть еще какая-то причина. И он пока этой причины не знает…

Однако долго размышлять над своим возможным будущим Рус Григорьевич не стал. Зачем гадать, если вскоре все само собой прояснится. А пока пора уже и к профессору идти. Время подходит, и хотелось быть предельно пунктуальным…

Репутацию пунктуального человека Рус Григорьевич поддержал. Постучал в дверь профессорского кабинета, вошел после приглашения и заметил, как Безбородов, стоя перед раскрытыми дверцами платяного шкафа, опустил руку. На часы смотрел, проверяя пунктуальность старшего лейтенанта, – значит, не зря Поленьев об этом думал. Он проявил свойственную спецназовцу военной разведки наблюдательность и увидел в глубине шкафа на вешалке повседневную генеральскую форму. Кажется, погон на кителе, который светился из темноты шкафа, должен был принадлежать генерал-майору. Но профессора рассматривание его мундира нисколько не смутило, и он сообщил, как о самой простой, мало что значащей для него вещи:

– К нам сегодня намеревается заехать Ставицкий, думаю, мне приличнее его встретить в мундире… Хотя мундир и борода как-то не слишком совмещаются… Я уже давно мундир не ношу…

– Простите, профессор, а кто такой Ставицкий? – переспросил Поленьев, показывая свое малое знакомство с высшим генералитетом Российской армии.

– Командующий инженерными войсками генерал-лейтенант Ставицкий. Ладно. С мундиром я сам решу. А вообще, я рад, что вы так быстро устроились… Давайте приступим сразу к работе. Если вы не против, мы начнем с изучения особенностей вашего организма. Здоровье, то есть, исследуем… Без этого никак невозможно…

– На здоровье никогда не жаловался. Здоров, как два быка сразу…

– Тем не менее… Это обязательная процедура. Сегодняшний день этому и посвятим. Он, по сути дела, для большинства сотрудников только-только и начался… Хотя и еще кое-что необходимо будет сделать. Меня торопят ваши коллеги из ГРУ. Сильно торопят. Но у них свои критерии в подходе к делу, у нас свои… Тем не менее мы начнем с медицинской комиссии…

Одним словом, служба на новом месте началась с того, что старший лейтенант Поленьев по природе своей терпеть не мог, – с общения с медицинским персоналом. Рус Григорьевич, даже когда болел, старался к врачам не обращаться. Недавно, получив рваную рану бедра от прошедшей по касательной пули, предпочел вколоть себе укол промедола из шприц-тюбика, после чего сам же рану и зашил. Конечно, морщился от не слишком приятных ощущений, тем не менее не издал при зашивании ни звука. А как иначе, если за ним следили солдаты всего взвода. К врачам он так и не обратился…

Однако на новом месте службы пришлось сдаться и пройти несколько медицинских кабинетов.

Врачи практически не производили осмотра, удовлетворяясь тем, что задавали вопросы, на которые Поленьев отвечал. Только хирург-майор без белого медицинского халата заставил раздеться и долго осматривал уже заросшее ранение на бедре, даже сжимал шрам пальцами, прощупывая коллоидные рубцы.

– Какой урод вам это зашивал?

– Есть такой, товарищ майор. Он перед вами…

– То есть? – не понял хирург.

– Я сам и зашивал…

– У вас есть медицинское образование? Или хотя бы медицинские навыки?.. Какие-нибудь курсы заканчивали? Наложить шов, да еще себе, это нужно умудриться…

– Образование у меня военное, товарищ майор, навыков не имею, единственный курс, который проходил, – занятия в училище по оказанию первой медицинской помощи. Сами понимаете, это может научить только номер «Скорой помощи» на трубке набрать, тогда вреда пострадавшему будет меньше. Чужому человеку я зашить рану не решился бы, а себе – проще. Промедол вколол и зашил. Необходимость была продолжать боевые действия.

– Легко отделались, у вас в ране начиналось прямо на швах загноение. Рана прорывалась?

– Так точно. Был случай.

– К профессиональным медикам обращались?

– Нет. Обработал хлоргексидином и наложил повязку. Швы к тому моменту уже снял.

– Я и говорю, легко отделались. Могли и ногу потерять. Хорошо, если не вместе с жизнью. Гангрена, и все… Рекомендую больше услугами этого доморощенного медика, – жестко ткнул Поленьева пальцем в грудь хирург, – не пользоваться…

В медицинскую карту старшего лейтенанта майор написал целых пару страниц. Хорошо, что, кроме него самого, никто, наверное, прочитать написанное не сумел бы. По крайней мере, Рус Григорьевич не сумел. А знакомого дешифровальщика в новой части у него не имелось. Пришлось подавить вздох и отправиться в следующий кабинет. Следующим, и предпоследним на очереди, был кабинет невропатолога. Вот там все и началось…

Но и началось не сразу. Женщина-врач в юбке военного образца, но в белом халате, под которым невозможно было рассмотреть погоны и определить звание, предложила забросить ногу на ногу и простучала резиновым молоточком колени. Рефлекторный механизм, кажется, работал нормально. Тут после короткого стука в кабинет вошел профессор Безбородов, борода которого была на месте, но сам профессор облачился в мундир генерала инженерных войск, что сразу заставило старшего лейтенанта Поленьева встать по стойке «смирно».

– Сидите, сидите, Рус Григорьевич. – Профессор положил ладонь на плечо Поленьеву и надавил, усаживая чуть не силой.

Он принес с собой какой-то предмет, напоминающий шлем, собранный из пластиковых мягких полосок с металлическими плоскими заклепками, являющимися, как понял Поленьев, электродами, поскольку от каждой заклепки тянулись провода с наконечниками, некоторые соединялись между собой и имели общий наконечник, некоторые были отдельными. С таким шлемом Поленьеву встречаться приходилось, когда он навещал солдата своего взвода в госпитале, куда тот попал после контузии головы.

– Мы сейчас сделаем то, что называется энцефалограммой мозга. Но это не совсем медицинская энцефалограмма. Принцип у нее тот же самый, только наш «шлем» усиленно снимает лишь отдельные участки вашего мозга. Надежда Ивановна, – обратился генерал к женщине-невропатологу, – надевайте Русу Григорьевичу «шлем» и подключайте, а я сяду за компьютер.

Надеть «шлем» на голову и подключить контакты к множеству гнезд в каком-то отдельном приборе, в свою очередь, подключенном к компьютеру, было делом недолгим. Старший лейтенант даже не устал от этой процедуры. Раньше снимать энцефалограмму Поленьеву не доводилось, и он ждал каких-то ощущений сразу после того, как прибор включился, но никаких особых ощущений не возникло.

– Так… Так… – комментировал профессор, внимательно глядя на монитор. – Все отлично, все как и должно быть…

В этот момент в дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, в кабинет вошел полковник Самородников. Лицо его выражало суровую озабоченность. Кивком головы поздоровавшись со всеми, он повернулся к старшему лейтенанту.

– Могу вам сообщить вести из вашей бригады…

– Слушаю вас, товарищ полковник.

– Мы с вами утром разговаривали о происшествии в вашем батальоне. Так вот, первая неприятная весть… Ключей от сейфа майора Осинцева в кармане шинели не оказалось, хотя вы, как говорите, видели, что майор положил их именно туда. Вторая весть… Помните… Помощник дежурного по штабу батальона сержант срочной службы Анвар Киреев…

– Да, помню его на лицо, только я его не знаю. Не знаю даже, из какой он роты. Не из нашей – точно. Видел его рядом с дежурным. При встрече, наверное, узнал бы.

– Уже не узнаете. Сегодня утром сержант Киреев получил СМС-сообщение от своей подружки Аджмебики, оставшейся в Казани, что она выходит замуж и просит его не вспоминать, что между ними было. После этого сообщения сержант повесился в туалете своей казармы. Органы ФСБ, поскольку сержант замешан в достаточно серьезном деле, сразу подключились и достаточно быстро нашли эту подружку Киреева. Она находилась в квартире своего нового друга, была мертвецки пьяна даже утром. Друга ее так и не смогли разбудить, мычал что-то нечленораздельное и не поднимался. Даже на нашатырный спирт почти не реагировал, только морщился. Но скоро, наверное, разбудят. Какой-то дагестанец. Сама Аджмебика не помнит, что она отправляла эсэмэску. Тем не менее она отправлена именно с ее трубки. Трубку взяли на экспертизу. Там только отпечатки пальцев самой Аджмебики и какие-то отпечатки руки в кожаной перчатке. Возможно, это перчатки самой Аджмебики. За ними для экспертизы поехали к ней домой. Вечером молодая женщина вместе с другом-дагестанцем вдвоем выпили две бутылки водки. Специалисты говорят, что с такой дозы они не могли быть настолько пьяны утром. Бутылки взяли на экспертизу. На них только отпечатки пальцев хозяина квартиры и его подружки. Внутри водка, никаких примесей. Вопрос в том, могла или нет Аджмебика забыть, что она написала сержанту Кирееву СМС-сообщение?

– Это вы у меня, товарищ полковник, спрашиваете? – поинтересовался Поленьев.

– Я ни у кого не спрашиваю. Я только ставлю вопрос. Сейчас тело самого Киреева находится в судмедэкспертизе. Будут какие-то данные, тебе, старлей, сообщать?

– Если можно, товарищ полковник. Дело, как ни крути, меня касается напрямую.

– Еще сообщение… Наши сотрудники нашли и допросили оператора справочной службы вокзала. Женщина не помнит всех, кто обращался к ней с просьбой дать объявление о встрече с прибывшим пассажиром, таких объявлений за смену бывает до нескольких десятков. Но касающееся вас объявление она запомнила потому, что фамилию и город человек читал по бумажке. Он плохо говорил по-русски, тип лица откровенно кавказский. Хотя это вовсе не говорит о том, что он с Кавказа, мог быть и из другой страны.

– Например…

– Например, из Турции, из Ирака или Ирана.

– Или из Сирии?

Это было произнесено твердо, но с некоторой ехидцей. Полковник с профессором переглянулись.

– Вы что-то знаете про Сирию? – строго спросил Безбородов.

– Ничего, товарищ генерал, не знаю, поскольку мне никто ничего не сообщал, считая меня бесчувственным столбом, который и права выбора не имеет. В какую яму его поставят, там и стоять будет.

– Ничего, говоришь, не знаешь… А почему тогда такое предположение высказал? – поинтересовался полковник.

– Говорите… – поторопил профессор. – Компьютер фиксирует работу вашего мозга. – Говорите…

– Я просто просчитал… Это элементарный процесс. Естественный ход мыслей любого военного разведчика. Нас этому специально не учат, но стиль мышления сам вырабатывается со временем.

– Маргарита Евгеньевна, подождите, пожалуйста, в коридоре, – попросил генерал.

Женщина-врач сразу вышла из своего кабинета, хотя и забыла ответить уставным: «Есть выйти!»

– Рассказывайте, старший лейтенант, – потребовал профессор вполне генеральским безапелляционным тоном, который раньше, как казалось Поленьеву, был профессору Безбородову несвойственен.

Пришлось Русу Григорьевичу вспомнить очередность своих недавних мыслей, возникших при виде боевого робота, проезжающего мимо жилого корпуса, причем постараться словесно обрисовать то, что в голове не требовало обоснования. Просто из одной мысли делался вывод, сам собой переходя в следующую мысль.

Когда он замолчал, полковник пожал плечами:

– Надо же! Раньше мне казалось это невозможным. Сейчас послушал и удивился: почему я сам не додумался? Но, как у контрразведчика, у меня возникает еще один вопрос. А разведчик противостоящей нам стороны в состоянии самостоятельно додуматься?..

Старший лейтенант ничего не ответил. Зато заговорил генерал Безбородов:

– Вот в этом я сильно сомневаюсь, хотя и понимаю, что вы имеете в виду, товарищ полковник. Чтобы разведчик противника сделал такой вывод, ему необходимо, во-первых, как Рус Григорьевич, увидеть из окна боевого робота. Причем увидеть его гораздо раньше, чем увидел старший лейтенант. Во-вторых, ему необходимо познакомиться со всей нашей достаточно продолжительной перепиской с диверсионным управлением ГРУ. А вся переписка велась в шифрованном виде. То есть прочитать ее не представлялось возможным. В-третьих, надо знать наши разработки и наши перспективные направления…

– Напрасно вы, товарищ генерал, так легкомысленно относитесь к возможностям разведки противника. Им не было необходимости знакомиться со всей вашей перепиской. Достаточно уметь строить цепи между конкретными известными точками, и этого может хватить. Но тогда, я признаю, мы имеем дело с профессионалами высокого уровня.

– Не обязательно… – вступил в разговор старший лейтенант. – Можно посмотреть на секретные документы и через Интернет.

– То есть… – нахмурился полковник.

– Танк-робот, что проезжал сегодня под моим окном, имел «песчаный камуфляж». Уже одно это может дать направление мыслям…

– У нас на территории воинской части у каждого окна не стоит по разведчику противника, – холодно возразил профессор.

– И в Интернете все о своей перспективной технике мы не рассказываем. Тем более о технике с песчаным «камуфляжем».

– Достаточно вскрыть через Сеть документацию отдела материально-технического обеспечения и посмотреть, какая краска покупалась. Я не думаю, что эти документы засекречены. Тем более платежи, скорее всего, проходили через банк. Это еще один вариант частичной «засветки».

– Здраво мыслишь, старлей, – похвалил Руса Григорьевича полковник. – Честно говоря, я бы взял тебя в помощники, только понимаю, что тебя и из спецназа насовсем отпустить не захотят, и товарищ генерал, если все же тебя у спецназа выпросит насовсем, тоже мне не отдаст.

– Однозначно не отдам, – усмехнулся профессор. – Хотя выпросить его мне удалось только на три месяца. Если бы я знал, какие показания будут у его мозга, я бы еще усилия приложил, чтобы выпросить. До министра обороны дошел бы со своей просьбой. Ну, даст бог, еще дойду. И выпрошу… Я с такой энцефалограммой, скажу честно, за свою практику впервые встречаюсь…

– Что-то особенное? – насторожился полковник.

– Если не трудно, пригласите в кабинет капитана Румянцеву.

– Не трудно… – Самородников стоял недалеко от двери, сделал один большой циркульный шаг, выглянул и позвал женщину-невропатолога.

– Надежда Ивановна, посмотрите на графики. Меня ваше мнение интересует, – попросил ее профессор.

Капитан медицинской службы придвинула стул ближе к компьютеру и стала рассматривать, приблизив лицо к монитору. Видимо, зрение у нее было неважное, а очки носить она или не хотела, или стеснялась.

– Вот здесь, товарищ генерал, всплеск идет. Это что за момент?

– Это момент, когда полковник сообщил старшему лейтенанту о самоубийстве солдата. Да… Я вас пригласил, не подумав. Вы же не слышали наш разговор, а я не подготовился, чтобы сделать синхронную запись. Но каждая последующая вспышка активности участков мозга, согласно нашему графику, никак не связывается с предыдущей и с последующей. А это говорит…

– Это говорит о том, – сформулировала увиденное невропатолог, – что старший лейтенант Поленьев каким-то образом научился дифференцировать свои мысли, что, вообще-то, считается невозможным. Обычно человек умеет думать сразу обо всем, что с ним и вокруг него происходит, мысли идут сплошным потоком, микшируются, путаются и потому часто сбиваются. Одни мысли в итоге забиваются другими, что вызывает чувство растерянности в сложной ситуации. На человека оружие наставят, а он вдруг начинает вспоминать, как полицейский застрелил его лающую собаку. Здесь мы видим совершенно иную картину. Человек выделяет доминирующую мысль, работает с ней и при этом в состоянии, не смешивая сами мысли, рассматривать еще несколько. Я бы назвала эту способность уникальной и даже слегка фантастической, однако считаю, что для каких-то конкретных данных мы имеем слишком мало материала. Если бы товарища старшего лейтенанта понаблюдать хотя бы с полгода, можно было бы сделать конкретные выводы и даже отыскать алгоритм обучения других такому же методу мышления. А пока я склонна считать это или случайностью, или неисправностью аппаратуры.

– Ну, аппаратуру мы сейчас проверим… – Генерал без раздумий сел в кресло, где недавно сидел Рус Григорьевич. – Надежда Ивановна, моя голова готова принять на себя «шлем»…

Глава шестая

Капитан медицинской службы старательно протерла контакты на «шлеме» ватным тампоном, смоченным, судя по резкому запаху, в спирте из флакончика, словно продезинфицировала их после заразной головы старшего лейтенанта, которая способна дурными мыслями заразить и генерала. И только после этого старательно и почти нежно надела «шлем» на профессорскую голову.

– Говорите что-нибудь, – потребовала невропатолог, – взглянув на полковника. – Делитесь информацией. Разного направления. Анекдот для начала расскажите.

– Товарищ генерал же у нас собачник, – сказал тот. – Собаку дома держит. Ротвейлера, если мне память не изменяет. Так вот, товарищ генерал… Лучший способ определить, кто вас больше любит, жена или собака, закрыть зимой их вдвоем в гараже, а утром посмотреть, кто как вас встретит…

– Теперь вы… Что-нибудь серьезное… – повернулась она к Поленьеву.

– Не понимаю, чем вашему штатному хирургу не понравилось, как я зашил себе рану на бедре. Сам я вполне удовлетворен внешним видом раны. Заросло аккуратно, лучше, чем после госпиталя. А то, что воспаление началось, так в боевой обстановке невозможно ни иглы продезинфицировать, ни нити. Да и хирургических нитей не было, пришлось использовать нить из парашютного шелка.

– Дайте мне его медицинскую книжку, – потребовал профессор и протянул руку, в которую капитан сразу вложила медицинскую книжку Поленьева. Безбородов нужные страницы нашел, видимо, по почерку. Долго силился прочитать, потом бросил книжку на стол.

– Пусть он сам это вслух со сцены читает. На концерте художественной самопальности медсанчасти. Может, кто-то что-то и поймет, посмеется… Тоже дело хорошее – настроение человеку поднять…

– Криптографа[14]14
  Криптограф – специалист по шифрованию.


[Закрыть] пригласить, товарищ генерал? – спросил полковник.

– Пусть сам разбирает свой почерк. Помучается, будет учиться писать по-человечески… Ну что там, Надежда Ивановна, с моей энцефалограммой? Работает прибор?

– Так точно, товарищ генерал, функционирует нормально. Отражает деятельность правильных участков мозга.

– Ну, тогда, старший лейтенант, пройди еще один кабинет – терапевта и ко мне пожалуй. Я пока другой «шлем» подготовлю, да и аппаратуру настрою…

Последнего врача, терапевта, старший лейтенант «прошел» быстро. Роль терапевта в этом осмотре сводилась только к пролистыванию медицинской книжки, к безуспешной попытке прочитать то, что «зашифровал» хирург, потом задать несколько вопросов о том, чем Поленьев болел, начиная с детства, и на что жалуется сейчас, и написать заключение: «годен к продолжению службы без исключений»…

После этого пришлось еще заглянуть к главному врачу, который, ничего не спрашивая и не читая, поставил на заключении свою печать, и можно было отправляться в кабинет профессора Безбородова. Но у крыльца корпуса, где находился кабинет, стояло несколько достаточно дорогих иномарок, а за дверью дежурный по части подполковник рукой загородил Поленьеву проход:

– К генералу пока нельзя. У него сейчас командующий. Что-то обсуждают, всех из кабинета выгнали. Наверное, серьезный разговор…

Старший лейтенант вдруг вспомнил, что сегодня еще не завтракал, а время уже приближалось к обеду. И хотя он был в состоянии перетерпеть голод даже в более длительном периоде, все же обратился к дежурному с вопросом о столовой. Тот направил Поленьева к коменданту, которому требовалось отдать продовольственный аттестат. Но оформлен он будет, как предупредил тот же дежурный, только к следующему дню. Однако сегодня можно на свои деньги перекусить в буфете. Буфет находился рядом со столовой в соседнем корпусе. Рус Григорьевич зашел сначала к коменданту, отдал документы на оформление, а потом отправился в буфет, предварительно попросив дежурного предупредить профессора, что старший лейтенант Поленьев уже приходил и пока отправился пообедать.

Наскоро перекусив, он увидел в окно, как из штабного корпуса вышла группа офицеров и несколько генералов, расселись в машины и поехали к воротам. Значит, профессор Безбородов уже освободился. Но сразу уйти не получилось. В буфет заглянул полковник Самородников и сел со своим подносом за столик к Поленьеву.

– Товарищ полковник, относительно утреннего инцидента у вокзала… Никаких неприятностей не последовало?

– В отношении тебя или меня?

– И то и другое.

– Тебя в розыск не объявили. Мое руководство настояло, чтобы дело из Военного следственного комитета полностью было передано в ФСБ. Это наша безусловная прерогатива. А мы понимаем, что была откровенная и не очень умелая попытка тебя подставить, чтобы не допустить сюда, к профессору Безбородову. И это, вероятно, единственная причина убийства майора Осинцева. Кстати, второй вариант ключей от его сейфа нашли, сейф вскрыли, и там нет ни одного документа, тебя касающегося. Это тоже бросило бы на тебя лишние подозрения. Именно для того Разметьев и искал эти ключи. Мы предполагали, что подстава обязательно должна быть. А среди вещей сержанта Киреева после его самоубийства было найдено несколько брошюр исламистского содержания. Кто-то ему такую литературу подсовывал. И это тоже говорит о вероятности подставы.

– А в Военном следственном комитете этого понять не могли?

– Не могли по одной простейшей причине…

– По какой?

– Они не доросли до того высокого государственного уровня, когда им будут рассказывать, чем занимается лаборатория профессора Безбородова. То есть подполковник Разметьев не видел причины, по которой кто-то должен тебя подставить. Мои голословные утверждения он, к сожалению, правильно не воспринял. Но объяснять ему что-то подробно я права не имел. Пришлось писать официальное отношение о передаче дела по уровню подследственности. После этого и Разметьев возражать не сможет. Но нам с ним свиней вместе не пасти. Пусть обижается. Вот с теми двумя спецназовцами, что были с Разметьевым, дело сложнее. Одному ты локтем сломал челюсть, второму разорвал крестообразную связку в коленном суставе. Разметьев попытался было возбудить по этому поводу уголовное дело, но сами спецназовцы люди умные и подавать заявление отказались. Таким образом, замысел Разметьева сорвался. Он бессилен. А мое командование полностью оправдало мои действия, иначе было опасение, что Разметьев попытается сунуться в лабораторию Безбородова и собрать хотя бы какие-то косвенные сведения о ней. Так что, старлей, можешь не терять аппетита от переживаний…

– Я и не потерял, товарищ полковник, – признался Рус Григорьевич, доедая салат, который не стал бы есть в вонючей забегаловке на вокзале. А он делался, похоже, именно там.

– Относительно тех восьмерых парней на вокзале, что меня «встречали», ничего не известно? – вернулся Рус Григорьевич к утренним событиям.

– По сообщению полиции, какая-то группа парней с Кавказа проходила на вокзал, и на двоих из них сработала рамка металлоискателя. У них были с собой травматические бесствольные пистолеты «Оса», но документы на оружие в порядке. Дополнительной проверки не проводилось, протокол, естественно, не составлялся. Однако парней засняла видеокамера. Если ты запомнил лица, можно посмотреть, я попросил видеозапись.

– По крайней мере, пару лиц я смог бы узнать, – согласился старший лейтенант. – Память у меня фотографическая. Как правило, ошибок я не допускаю.

– Договорились, старлей, как пришлют с курьером из моего управления диск, я сразу тебя найду. А пока занимайся своими делами.

В этот момент в дверях показался сержант с повязкой помощника дежурного. Сержант был, видимо, из научной роты, о чем говорил его совсем не боевой внешний вид. Впрочем, Поленьев, видимо, слишком привык видеть перед глазами фигуры солдат спецназа ГРУ, которые внешне отличаются от любых солдат армии своей физической подготовленностью и, как следствие этого, подтянутостью. Пора, похоже, было уже и к другому привыкать.

Сержант сразу шагнул к ним и, не спросив у полковника разрешения, обратился к старшему лейтенанту, даже отдать честь забыл:

– Товарищ старший лейтенант, вас генерал Безбородов требует. Дежурный послал…

Хотя помощник дежурного и сказал, что Поленьева требует к себе генерал, профессор свой генеральский мундир уже успел снять и был в синем рабочем халате из какой-то толстой, мягкой, немнущейся ткани. Поленьев застал его за обработкой спиртом контактов другого «шлема» для энцефалограммы. Этот «шлем» отличался более широкими полосками пластика, из которого и был составлен, и бо́льшими по размеру контактами. Причем каждый из контактов имел некое подобие небольшого и неострого шипа, что должен острием впиваться в кожу головы. Человеку с достаточно большой головой, наверное, было бы больно сидеть в таком «шлеме» долго. Профессор как раз и посмотрел на голову Поленьева. Закончив работать со спиртом, он завинтил пузырек и стал регулировать размер самого «шлема», поскольку голова у старшего лейтенанта была пусть и не излишне крупная, но все же не мелкая.

– Разрешите, товарищ генерал?

– Проходите, старший лейтенант. – Безбородов был для генеральского звания неприлично вежлив. – Усаживайтесь в рабочее кресло, там вам должно быть удобно. Можете отрегулировать и высоту посадки, и наклон спинки.

В это время в дверь постучали. В кабинет вошел солдат научной роты и закатил в дверь, которую умышленно оставил открытой, столик с восемью мониторами, установленными в два ряда, по четыре в каждом. Мониторы были зажаты струбцинами в какой-то деревянной раме, что создавало ощущение временности этого сооружения. В отдельном отсеке стола был установлен большой, словно бы сдвоенный, компьютерный блок. Видимо, обычный блок с обычной видеокартой не справлялся с таким количеством мониторов, да и материнская плата могла их просто «не потянуть». Стол поставили перед креслом, куда уже устроился Поленьев, и зафиксировали колесики так, чтобы они не крутились. На самом краю стола, там, где обычно ставится клавиатура, было установлено восемь джойстиков.

– Вы хотите заставить меня поиграть в игры? – вопросительно посмотрел на профессора Поленьев.

– А вы не любитель?

– Я не люблю убивать время впустую. Во всякие «стрелялки» я могу наиграться в командировках и на тренировках. Причем в командировках стрелять приходится по-настоящему. И в тебя стреляют по-настоящему… И даже стараются по-настоящему убить. Там моя задача – убить самому, чтобы не быть убитым. Это, мне кажется, серьезнее любой игры.

– Чтобы подготовиться к работе, начинать будем с игрушек. Конечно, это не просто игрушка для любителей. Программа-тренажер специально написана для операторов боевых машин. Попробуем сначала на игрушках, потом перейдем на настоящий тренажер. Он, вообще-то, секретный, к тому же дорабатывается с каждым часом, и потому я сначала вынужден проверить ваши способности по раздельному одновременному управлению машиной хотя бы в восьми направлениях. Изначально мы думали начинать с двух, но у нас ограничено время. Я посмотрел сегодня вашу энцефалограмму, вы раздельно мыслили одновременно о восьми вещах, поэтому я решил использовать сразу восемь мониторов. Потом будем постепенно добавлять. Если, конечно, с этими справитесь и если время нам позволит делать все постепенно. А то у меня есть определенные опасения… Слишком сильно нас торопят. Причем не столько ваши коллеги, сколько недоступные нам обстоятельства. Ну да ладно. Попробуем работать на восьми мониторах…

– А в итоге их сколько должно быть? – поинтересовался старший лейтенант.

– Шестнадцать.

– Это серьезно…

Генерал Безбородов дважды примерял «шлем» на голову старшего лейтенанта и дважды подправлял пластиковые составляющие. И даже, предварительно прощупав на голове Поленьева какие-то болезненные точки, пару симметричных контактов переставил в другие гнезда. В конце концов генерала устроило, как «шлем» сел на голову, и он, пользуясь шпаргалкой, выведенной на принтере, стал подключать контакты к разъемам, установленным в подлокотнике кресла. Контактов и разъемов было так много, что легко было запутаться. Сам Рус Григорьевич обязательно подключил бы что-то не так. Но профессор пока не доверял ему работать самостоятельно. Но вопрос по этому поводу возник в голове сам собой:

– Когда я, товарищ генерал, буду работать с этим оборудованием, мне тоже придется пользоваться шпаргалкой? – спросил Поленьев.

– Нет, старший лейтенант, если вы будете работать на оборудовании, у вас не будет необходимости именно этот «шлем» надевать. Это всего лишь временная помощь нам, разработчикам, чтобы понимать, какие участки мозга у вас наиболее интенсивно трудятся. У вас лично, или у любого другого оператора, или вообще у постороннего человека, которому придется пользоваться оборудованием. Если ваши способности окажутся подходящими, мы сможем вас задействовать в разработках, при которых вам действительно придется в другом «шлеме» трудиться.