Текст книги "Чужая кровь"

Глава 3

Тропа поднималась настолько круто, что это сбивало дыхание. А своим дыханием Омахан в былые годы всегда гордился. Наверное, теперь сказывался возраст. Начал уже сказываться, хотя самому в это верить не хотелось.

Эмир давно уже замечал за собой эту неприятность. Он начал быстрее уставать. Если раньше во время маршевого перехода через любой, даже предельно высокий перевал он всегда двигался впереди своего джамаата, задавая темп движения, то сейчас задавал только начальный темп, а потом, не желая показывать моджахедам подступившую усталость, останавливался отдохнуть, пропуская джамаат мимо себя, словно желал посмотреть, кто как идет.

Но как человек опытный Омахан тоже не месте не стоял, понимая, что остановка только повредит ему. Он медленно шел рядом. Так дыхание сохранялось лучше, и ноги в короткие моменты осмотра строя отдыхали.

Так было еще год назад, как помнил эмир. Но год назад, когда у него остался, пожалуй, последний в республике мощный по своим силам джамаат, Омахан понял, что долго прятаться в горах не получится. Джамаат найдут и уничтожат. Большой и сильный, он – всегда заметная цель.

И тогда один умный человек подсказал, как поступить. И Омахан совет принял. Он всегда внимательно прислушивался к любым советам. Не обязательно всем им следовал, но всегда обдумывал услышанное. Может быть, переворачивал сказанное по-своему, исходя из собственного опыта и собственного характера. Но дельные советы отмечал. Может быть, не все выполнял сразу, если не было к тому насущной необходимости. Но этот совет воспринял сразу и однозначно. Нужно так и сделать, понял Омахан, и сделать как можно быстрее.

Совет исходил от бывшего гранатометчика, а теперь пулеметчика Темирхана Бадавиева, четыре месяца тому назад вернувшегося из Сирии. Темирхан рассказал, как они воевали сначала в Ираке, а потом в Сирии. Сам он был моджахедом в рядах Джабхат-ан-Нусры и воевал в последнее время в пригороде Дамаска, участвуя в штурме городских кварталов.

Их джамаат состоял наполовину из сирийцев. И когда правительственные силы окружили джамаат, их эмир приказал сирийцам сбрить бороды и уйти, раствориться среди жителей Дамаска с тем, чтобы снова собраться по команде, которая должна будет передаваться от одного к другому. А остальных иностранцев – жителей Кавказа, турок, афганцев – эмир сам повел на прорыв. Они прорвались, треть состава потеряли, но вышли из окружения. А в Дамаске сохранились большие силы, которые в нужный момент готовы снова отпустить бороды и взять в руки оружие.

Вообще-то это был даже не совет, а простой рассказ о том, как Темирхан снова оказался в родных горах, хотя уехал оттуда с твердым желанием победить и только после этого вернуться вместе с большими силами, чтобы и на Кавказе установить свой порядок. Так было раньше, когда горцы продавали своих старших сыновей в мамлюки, не имея средств на то, чтобы самим их вырастить. А потом, когда мамлюки захватили в Египте власть, они пришли на Кавказ и принесли туда ислам.

Но сейчас вернуться пришлось раньше, и без помощников. Более того, вернуться пришлось ранеными, измученными, но окрыленными страстным и неукротимым желанием отомстить. Отомстить в первую очередь русским, которые вмешались там, в Сирии, когда судьба Дамаска казалась уже предрешенной. Вмешались – и все перевернули на свой лад.

Эмир Омахан это все выслушал и воспринял на свой счет. Его джамаат тоже обложили со всех сторон. Это было своего рода окружением. Если раньше, всего-то несколько лет назад, он выходил на «простор», нападал за один раз на два, три, а то и четыре населенных пункта, уничтожал там представителей власти, а потом спокойно, не слишком торопливо, с богатой добычей уходил назад, то сейчас едва успевал совершить одно нападение, как приходилось буквально бежать в горы. Причем иногда даже в горы дальние, совершенно не обжитые, преодолевая сразу несколько перевалов, чтобы запутать следы и не показать, где находится его базовый лагерь, в котором можно отсидеться долгое время, вплоть до следующей вылазки.

При этом Омахан был уверен, что имеет полное право указывать людям, как им жить. Просто на основе своего жизненного опыта, своих долгих страданий на «зонах». Он лучше других знает, как люди должны жить. Это же знали и его моджахеды.

Если раньше большая часть джамаата состояла из простых местных жителей, которым скучно сидеть дома без дела и без работы, которой на всех не хватало, то в последнее время эмир начал набирать себе людей, вернувшихся из Сирии, Ирака, Афганистана. Короче говоря, тех, кто успел повоевать и приобрел боевой опыт. На таких можно было положиться в бою, можно было быть уверенным, что они не побегут, оказавшись под обстрелом, как случалось с теми, кто раньше не воевал. К войне тоже должна быть привычка – это Омахан хорошо понимал. И должен быть у моджахедов боевой опыт, позволяющий им в сложных ситуациях принимать самостоятельно правильные решения. Не всегда же эмир находится рядом, чтобы подсказать, как поступать. Он просто физически не может всегда быть рядом со всеми хотя бы потому, что его действия всегда одинаковы – джамаат атакует каждое село, куда входит, всегда сразу со всех сторон по одной команде. Это значит, что разные группы находятся от него на разном расстоянии.

А в том, что он способен подсказать правильно, эмир Омахан не сомневался. Он всегда считал себя незаурядной личностью, достойной, несомненно, большего, чем он получил от жизни в реальности.

Когда-то были времена, когда эмир Омахан, тогда еще просто Омахан Исмаилов, мечтал стать вором «в законе». Мечтал «разруливать» сложные ситуации между крутыми парнями, которые обязаны его слушаться. Но этому мешало то, что в молодости он работал на строительном комбинате бетонщиком. Вор «в законе» никогда не должен был работать. У него не было нужды в трудовом стаже.

Но такое желание пришло к Омахану слишком поздно. И это был один из немногих моментов в его жизни, когда он смирился. Он редко смирялся, предпочитая добиваться своего всеми возможными средствами и методами, чаще всего при помощи силы. Наверное, с самого рождения, вернее, с того момента, как помнил себя, Омахан ощущал себя незаурядной личностью, которая всегда должна быть выше всех окружающих.

Понятно, что ни ростом или положением в обществе. Положение в обществе в том понимании, как его применяют в современном мире, Омахана никак не устраивало, потому что такое положение всегда было кому-то подконтрольно. Если не вышестоящим лицам, то прокуратуре или полиции.

Выросший в семье республиканского чиновника средней руки, Омахан много раз видел или слышал из разговоров отца с матерью, как на отца оказывается давление со стороны чиновников рангом выше. Уже тогда это унижало мальчика, уже тогда он решил, что даже главные чиновники будут бояться его. Он хотел управлять людьми. Причем управления хотел бесконтрольного, чтобы никто не посмел и не сумел возразить ему, если он будет принимать какое-то решение. При этом он обычно считал, что принимает всегда правильные и справедливые решения.

Так было еще с самого детства, в детском кругу, где Омахан желал всеми командовать. И он командовал. И принимал решения. И если он говорил другим, что с кем-то не следует иметь дело, нельзя водить дружбу, то все мальчишки из компании подчинялись.

Только в школе так не получилось. Вышло так, что в классе оказался другой мальчишка, который имел характер, схожий с характером Омахана, и тот мальчишка был сильнее, лучше умел драться и имел больше друзей, которые могли за него постоять. Противостояние длилось до пятого класса, когда Омахан решил, что пора с этим заканчивать. Он взял дома дедовский кинжал, подкараулил своего соперника на улице, когда вокруг не было свидетелей, и убил его ударом в спину.

Сам Омахан после этого случая чувствовал себя плохо. Не принято среди дагестанцев наносить удар в спину. Но он знал, что противник сильнее его, и боялся, что тот сможет защититься, забрать у него кинжал и самого его убить. Но дело было сделано. И тогда уже, ощутив свою единоличную власть над одноклассниками, Омахан убрал из души сомнения. Для достижения целей все средства хороши. Даже удар в спину.

Кинжал он отмыл от крови и повесил на стену. И больше никогда не брал его в руки. Но взял в руки нож, когда ситуация с властью в коллективе повторилась. Омахан тогда работал на строительном комбинате. И в бригаде у них был чеченец, который тоже хотел всеми править. И постоянно унижал Омахана.

Тогда Омахан и взял в руки нож, желая ответить на унижение. Но у противника тоже откуда-то появился в руке нож. Они оба сильно порезали друг друга, прежде чем Омахан сумел воткнуть свой нож чеченцу в горло. И было это на виду у многих людей. Тогда состоялся суд, после которого Омахан надолго отправился на «зону» – это была его первая «ходка».

Как и полагается, в отрядном бараке был свой «смотрящий», который беседовал с каждый новым заключенным и решал, кто будет работать, а кто нет. Хотя «зона» и носила название «строгого режима», там тоже работали далеко не все, а жизнью и деятельностью заключенных распоряжалась не администрация ИТУ[8]8
  ИТУ – исправительно-трудовое учреждение.


[Закрыть], а настоящие крутые уголовники.

«Смотрящий» в бараке оказался земляком Омахана – из соседнего района – и долго выспрашивал, как и по какой причине молодой парень попал под суд. После разговора еще несколько дней или даже недель, сейчас это уже забылось, шла проверка по каким-то своим, неведомым ни Омахану, ни администрации колонии каналам. В итоге после проверки «смотрящий» взял молодого заключенного под свою опеку. А когда посмотрел на его шрамы от ножа чеченца, заявил, что Омахану следует учиться владеть ножом. Умеющий драться ножом таких ранений не получит.

Сам «смотрящий» себя к учителям не относил, хотя кое-что и умел. Он нашел учителя среди профессиональных уголовников в другом отряде. Договориться получилось. Оба они, учитель и ученик, якобы выходили на работу в производственный корпус, где имелось подходящее помещение и не было пригляда «вертухаев»[9]9
  «Вертухай» – охранник в местах лишения свободы.


[Закрыть].

Обучение проходило на щепках, внешне похожих на ножи. Уже через два месяца занятий Омахан мог, когда хотел, нанести любой удар своему учителю, тогда как тот ничего не мог с ним сделать. Он сам признал это и развел руками – ученик был талантливее его. На этом первичное обучение закончилось.

Мнение учителя создало Омахану авторитет в среде, его признали за специалиста и даже однажды пригласили (причем одновременно с обеих сторон) на разборку между группами двух разных отрядов. Омахан посоветовался со «смотрящим». Тот подсказал земляку, на чью сторону следует встать, хотя, казалось бы, молодость и сила были на другой стороне.

И Омахан не прогадал. Он очень аккуратно поработал ножом, нанеся несколько резаных ударов в горло. Но бил только тех, на кого ему заранее показали. В группе было много «шестерок», о которых не стоило даже пачкаться. Им велели пойти, и они пошли. В итоге никто, ни победители, ни проигравшие, не показал на Омахана, как не показал и на других. И даже те двое, что выжили с жесточайшими порезами, давать показания отказались, потому что хотели жить. Следствие, что основательно «трясло» в течение месяца всю «зону», ничего не смогло найти, кроме факта появления нескольких трупов и пары раненых. Но даже разговора о групповой разборке между заключенными не поднималось.

Омахан оказался вообще ни при чем, тем не менее авторитет его вырос, и он с чьей-то неведомой помощью умудрился сначала добиться перевода на «общий режим», куда за ним следом пришел и его авторитет, позволивший ему не работать, но числиться в ударниках труда. А потом, опять же чьими-то руками, было оформлено УДО[10]10
  УДО – условно-досрочное освобождение.


[Закрыть].

При освобождении Омахану было четко сказано, куда следует ехать, к кому обратиться по поводу устройства в гражданской жизни. Ему и здесь помогли.

Впрочем, спокойной жизнь его была недолго. Новая драка с применением ножа, новый суд и новая статья. Поскольку условный срок еще не вышел, две статьи плюсовались. И опять «строгий режим».

На «зоне» Омахана уже приняли как своего. И особых неудобств он уже не ощущал. Он почувствовал силу своего влияния. А когда, отбыв срок «от звонка до звонка», он освободился, то это был совсем не тот Омахан, который освобождался в первый раз.

Это уже был рецидивист, который гордится своим прошлым и умеет влиять на людей. Это влияние и помогло ему тогда. Время было самое подходящее для человека с ножом, не стесняющегося его применять. То есть лишенного внутренних сдерживающих факторов.

Что тогда вокруг творилось – в кого ни плюнь, в бизнесмена попадешь. А где бизнесмен, там деньги. Причем деньги шальные, как всем казалось. Столько при прежней власти люди заработать не могли.

Омахан все это оценил. Он понимал, что у себя на родине он – фигура заметная и вызывающая подозрение. И потому осел на время в Иркутске. Подобрал себе пару друзей, которым тоже хотелось лучшей жизни, и вместе они организовали свой бизнес – грабили дома богатых бизнесменов. Причем определяющим фактором Омахан видел одно условие. Если у бизнесмена есть охрана, значит, у него есть деньги. Природная хитрость помогала ему блокировать или ликвидировать охрану, а потом уже грабить дома.

Уже первые три дела сделали Омахана настолько состоятельным человеком, что он тоже мог позволить себе нанять личную охрану. Впрочем, она ему была не очень-то и нужна. У него был разум, и этот разум предложил ему бросить «сибирский бизнес», уехать домой, в Дагестан, и заняться бизнесом легальным: открыть зал игровых автоматов. Два его подельника были родом из Иркутска, им ехать в Дагестан не хотелось, они нашли себе третьего компаньона, тоже человека «без тормозов», но без природной хитрости Старшего брата Сатаны.

Они попались на первом же ограблении. А когда следаки стали раскручивать дело, выплыли старые грешки. Таким образом, следаки вышли на след Омахана. Он был задержан в Махачкале и по этапу отправлен в Иркутск.

Но в те времена, даже если в деле фигурировали трупы, наказание редко было предельным. А все три ограбления Омахан сумел организовать так, что обошлось без «мокрухи». Нож действовал как хорошая угроза. А в одном из случаев с помощью ножа была блокирована вооруженная пистолетом рука хозяина. Пистолет, как потом стало известно, был газовым, тем не менее владелец не имел на него лицензии, и это в определенной мере стало смягчающим обстоятельством в судебном разбирательстве.

Третья «ходка» была для Омахана последней. Закончилась война в Чечне, но было очень неспокойно в Дагестане. И, проведя на «зоне» восемь лет вместо определенных судом двенадцати, Омахан как «человек, имеющий склонность к исправлению» – так было написано в его характеристике на УДО – вернулся в свою республику с еще большим влиянием, чем имел раньше.

С этим влиянием он собрал новую банду и ограбил несколько сельских магазинов. Но, посчитав добычу слишком мелкой, напал на инкассаторов. Вот тогда пришлось воспользоваться ножом. Это сразу навело на него подозрение полиции. Слишком уж мастерски нападавший владел этим оружием.

Омахана попытались задержать, но два ментовских автомата и один пистолет следователя так и остались незадействованными. Омахан орудовал ножом предельно быстро и резко.

После этого он был вынужден уйти в горы. Сначала попал в джамаат к ничтожному эмиру Мухаммаду Латифову, бывшему комсомольскому работнику, который даже в горах носил белые сорочки с галстуком. И заставлял своих моджахедов эти сорочки стирать. Потом, поругавшись с эмиром, когда тот, согласно устоявшейся очереди, собирался сделать прачкой его, Омахан ушел. Но перед тем как поругаться с эмиром Латифовым, он провел свою работу. В итоге больше половины джамаата Латифова ушло вместе с Омаханом.

Так в районе появилось два джамаата, или, как говорили в полиции, две банды. Они мешали друг другу настолько, что однажды Омахан в окружении своих людей с тремя ручными пулеметами пришел к Мухаммаду, поговорил с ним и вызвал на ножевой бой. Эмир Латифов отказался. Он привык разрабатывать планы, но не воевать. Тогда Старший брат Сатаны полосонул противника ножом по горлу, а его моджахедам приказал собираться и идти за ним. Он забрал их в свой джамаат…

* * *

Таким образом, под командованием эмира Омахана собрались большие силы. А тут еще один за другим стали прибывать из Сирии и Ирака бывшие бойцы ИГИЛ и Джабхат-ан-Нусры. Эти обстрелянные парни не бежали оттуда, где их уничтожали, они были специально посланы домой, чтобы заставить Россию отказаться от помощи Сирии. Когда у страны свои большие проблемы, ей не до помощи другим странам, тем более даже не соседям.

Приют приехавшим давал, естественно, эмир Омахан, Старший брат Сатаны. Он умел ценить хороших бойцов и определял их уже с первого взгляда. Если есть в глазах человека твердость, с ним стоит связываться.

Джамаат обрел реальную силу. Только длилось это недолго. Вокруг начали собираться тучи. Слишком сложно спрятаться в горах такой большой группе людей. И тогда Омахан вспомнил рассказ бывшего гранатометчика Джабхат-ан-Нусры Темирхана. Его тактика вполне годилась для местных условий. Тем более парни, что возвращались на родину с Ближнего Востока, ехали не куда-нибудь, они ехали ближе к своему дому. И для каждого из них требовалось придумать легенду.

Вот тут и пригодились давние связи Омахана в уголовной среде. Он обзванивал своих старых друзей, они готовили для приезжих «легенды», придумывали, как те жили и работали в других городах, снабжали именами свидетелей, у которых потом можно было спросить, работали ли с ними такие-то и такие-то. И эти люди готовы были под присягой подтвердить, что моджахеды Омахана трудились кто в Москве или Подмосковье, кто в Екатеринбурге или Иркутске. Но поскольку люди, с которыми моджахеды «работали», числились в рядах местного криминалитета, то подробностей они, естественно, не рассказывали, да с них никаких подробностей и не спрашивали, заранее зная, что не услышат их ни при каких обстоятельствах, кроме запротоколированного допроса. А для допроса оснований не было, поскольку не было уголовного дела.

С такими «легендами» моджахеды могли спокойно оседать дома, у родителей или родственников. И собираться вместе только по команде Старшего брата Сатаны.

Сам эмир Омахан обосновался в большой и теплой даже зимой пещере, где протекала река с лечебными термальными водами. Правда, река эта не давала воды для питья и приготовления пищи, но там же, в пещере, были и ручьи, которые славились чистой водой.

Вместе с Омаханом в пещере постоянно проживало только два человека. Найти в горах троих сложно. Запас провизии у них был на несколько лет автономного проживания, запас дров – тоже на несколько лет, был даже значительный запас солярки для дизельного электрогенератора, который включали лишь изредка, когда требовалось зарядить смартфоны и аккумуляторы к ноутбуку.

Сам эмир с компьютером не «дружил», хотя со смартфона иногда выходил в Интернет и набирал в поисковике только свою кличку – «Старший брат Сатаны». Эмиру хотелось, чтобы о нем помнили, чтобы о нем говорили не переставая, чтобы его боялись, чтобы матери пугали вечером детей его кличкой. Но сообщений было до обидного мало. Настолько мало, что он даже расстраивался.

А вот Шахмардан, один из преданных гази эмира, готовый голову за него положить, тот не просто знал Интернет, он еще умел и серверы взламывать, и находить нужные данные. Зря, что ли, Шахмардан учился в свое время в Женеве в университете на программиста. Потом и в ИГИЛ его использовали в качестве компьютерщика-программиста. Правда, там компьютерщик тоже ходит в бой. За компьютер Шахмардан садился только после боя и выполнял задания своих командиров. Как сам он говорил, научился легко вскрывать сервер сирийского Генерального штаба и копировал оттуда все предстоящие планы наступлений. В результате чего сирийская армия часто напарывалась на неожиданные засады. И если бы не советники из России, которые сумели переделать сервер Генштаба так, что в него войти стало невозможно, – там была поставлена такая мощная защита, с которой справиться мог бы разве что какой-нибудь суперкомпьютер, которых в мире насчитываются единицы, – каждое наступление сирийской армии было бы провальным.

Омахана же интересовали другие наработки программиста. Шахмардан уверял, что почти все люди по сути своей, по типу психики являются программируемыми роботами. Есть только исключительные единицы, которые этими роботами управляют. Лучше всего людей программирует государственная пропаганда, которая в свое время сделала из самого культурного общества Европы фашистское государство. Практически аналогично обстояло дело в Советском Союзе.

Шахмардан все пытался разработать компьютерную программу, которая будет программировать людей. Причем так, как будет заложено в программе, так, как захочется тому, кто программой будет пользоваться. Например, сядет человек играть в компьютерную игру, и она его запрограммирует. Сядет человек смотреть анимационный фильм – и тоже будет запрограммирован. В ИГИЛ этой идеей были сильно заинтересованы, но они хотели немедленного результата, а такая мощная программа пишется долго. Для ее создания Шахмардану приходится через Интернет изучать и психологию, и физиологию, и нейролингвистическое программирование, и еще кучу всяких наук. Пока есть только подвижки в отдельных блоках программы, уверял Шахмардан, но скоро программа будет работать.

Он много и часто рассказывал эмиру о своем будущем детище, и рассказывал так интересно, что эмир с нетерпением ждал момента завершения работы. И слепо верил, что Шахмардан сумеет это сделать. Подкупало и то, что программист относил эмира к людям, которые программируют других, но сами не поддаются действию программы. Омахан так привык к Шахмардану, что без него, когда никто не говорил ему о его собственной значимости, чувствовал себя обиженным и ущемленным. Однажды Шахмардан решил съездить в Махачкалу, чтобы навестить жену и двоих сыновей. Его не было всего сутки. Но эмир за эти сутки измучился. Все опасался, что кто-то предаст его верного гази, и мысленно грозил своим ножом этому воображаемому предателю. Но Шахмардан вернулся. И жизнь Омахана потекла своим чередом.

Другим гази в их небольшом обществе был Илдар, умеющий из пулемета от пояса стрелять, как снайпер стреляет через оптический прицел. Причем точность сохранял даже на дальней дистанции. Сам Илдар про свою стрельбу говорил просто:

– Я цель вижу и представляю, как пуля в нее попадает. Стреляю и пулю словно глазами направляю. Ничего особенного…

Но что-то особенное в его стрельбе было, потому что два других гази, тоже постоянно вооруженные ручными пулеметами Калашникова, пытались стрелять так же, но ни у кого так не получилось. Пытался и сам эмир Омахан. У него получилось еще хуже…

* * *

Пришел Шахмардан…

Эмир лежал в своей нише, специально выдолбленной в стене и выложенной ветками тальника, обмазанными глиной, чтобы от камня зимой не тянуло холодом и не дуло в ненастье. В пещере нет окон, но в скалах много трещин, и порой некоторые из них становятся настоящими форточками, через которые здорово сквозит.

– Что расскажешь? – спросил эмир.

– Не знаю, радостную или безрадостную весть я принесу…

– Неси все сразу. У меня желудок в голове крепкий, он все переварит.

– Я на сервер МВД Дагестана зашел. Не официальную документацию смотрел – там всякая ахинея, а секретную, которая у них хранится на компьютере без выхода в Интернет. Меня интересовала личная переписка ментов. Они свои личные почтовые ящики заводить ленятся и пользуются служебными. Что они друг другу сообщают! Иногда бывает интересно. По дружбе, случается, и государственные секреты выбалтывают. Но в этот раз я нашел то, что нас и вас, эмир, касается напрямую.

– Говори, – наклонил голову Старший брат Сатаны.

– В Дагестан прибыла разведрота спецназа ГРУ специально для разгрома нашего джамаата. Специалисты-волкодавы собираются найти волков, где бы те ни прятались.

– Это всех касается. Пусть ищут. Пусть по всем селам проедут. Только найдут ли кого? А что касается непосредственно меня?

– Возглавляет эту разведроту какой-то капитан, лучший в спецназе специалист по ножевому бою. Его послали именно для того, чтобы он вас, эмир, убил в ножевом поединке…

Омахан радостно выпрыгнул из своей ниши:

– Вот это отличная весть! Ты же знаешь, что я везде ищу достойных противников и никак не могу найти. Может, хоть этот окажет серьезное сопротивление.

– Вот этого я и опасался! Эмир, – с укором сказал Шахмардан, – вы наивный человек. Как все люди с большой душой, вы не понимаете, что большинство людей имеют души не просто мелкие, а мелочные. И если вас вызовут на бой и вы приедете, даже если вы победите, вас не выпустят живым. Это их тактика. Они даже провести бой вам не дадут, просто застрелят.

– Ты так считаешь?

– Я в этом уверен…

Старший брат Сатаны упрямо топнул ногой:

– Тогда нужно сделать так, чтобы не я приехал к этому капитану, а он ко мне. Или так, чтобы он приехал туда, куда бы мы нагрянули все вместе.

– Опять полный сбор джамаата?

– Да!

– Надо подумать, эмир…