Текст книги "Русская нация. Национализм и его враги"

Политический национализм

И государственный патриотизм, и ксенофобия были вполне традиционны для русской политической мысли XVIII – начала XIX в. (достаточно вспомнить в первом случае Карамзина, а во втором – Ростопчина), своеобразие декабристского национализма, его стержень состояли в другом – в новой для России модернистской демократической концепции нации, понимаемой как совокупность равноправных граждан, охватывающая весь этнос, и как единственный источник суверенитета. Таким образом, отвергались и монархическая («вотчинная») трактовка нации (как совокупности подданных самодержца, который и является источником суверенитета), и ее аристократический вариант (где под нацией понималась только социальная элита, в русских условиях – дворянство).

Пафос декабризма был направлен против самодержавного «обращения с нацией как с семейной собственностью»[156]156
  Лунин М.С. Указ. соч. С. 137.


[Закрыть]. «Для русского больно не иметь нации и все заключить в одном государе», – писал Каховский перед казнью Николаю I[157]157
  Из писем и показаний. С. 30.


[Закрыть]. Оба главных программных документа декабризма утверждают демократическое понимание нации. «Конституция» Н. Муравьева начинается с утверждения того, что русский народ, свободный и независимый, не есть и не может быть принадлежностью никакого лица и никакого семейства <…> Источник верховной власти есть народ, которому принадлежит исключительное право делать основные постановления для самого себя»[158]158
  Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 321.


[Закрыть]. В пестелевской «Русской правде» говорится: «Народ есть совокупность всех тех людей, которые, принадлежа к одному и тому же государству, составляют гражданское общество, имеющее целью своего существования возможное благоденствие всех и каждого <…>. А посему народ российский не есть принадлежность или собственность какого-либо лица или семейства. Напротив того, правительство есть принадлежность народа и оно учреждено для блага народного, а не народ существует для блага правительства»[159]159
  ВД. Т. 7. С. 116.


[Закрыть]. Нация равноправных граждан в декабристских проектах управляет сама собой посредством представительной демократии, через систему многоступенчатых выборов. Поэтому у Муравьева верховное законодательное собрание – «Народное вече, составленное из мужей избранных народа русского, и, представляя его собою, приемлет наименование его величества»[160]160
  Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 334.


[Закрыть]. На низовом же уровне основой национальной солидарности становится волостное самоуправление, его роль особенно подробно прописана у Пестеля: «Каждая волость будет составлять в полном смысле политическое семейство, в котором каждый гражданин найдет не только безопасность, но и верное пристанище, не только охранение своей собственности, но и дарование необходимого для жития. <…> От такого порядка родится сильная связь между членами одной и той же волости. Посредством политического своего семейства будет каждый гражданин сильнее к целому составу государства привержен и, так сказать, прикован. Каждый будет видеть, что он в государстве находится для своего блага, что государство о благоденствии каждого помышляет, каждый будет чувствовать, что он подати платит и повинности несет для цели ему близкой и для собственного своего блага. На таковом образе мыслей будет основана любовь к Отечеству, сей источник всех государственных добродетелей, сия сильнейшая подпора существования и благоденствия царств»[161]161
  ВД. Т. 7. С. 187.


[Закрыть]. Даже получить российское гражданство иностранец может только на волостном уровне.

Национальное единство невозможно без социальной и юридической однородности нации. Крепостное право, деля русских на господ и рабов, тем самым раскалывало нацию на враждебные классы, поэтому требование его отмены, ключевое для декабристов, имело не только социально-уравнительное и либерально-гуманитарное, но и национально-государственное значение. В своем «Рассуждении о рабстве крестьян» (1821–1822) В.Ф. Раевский определяет крепостное право как «рыхлое основание» государства, при котором могущество последнего «может <…> скоро обратиться в ничтожество»[162]162
  «Их вечен с вольностью союз». С. 215. Раевский акцентировал и другой ущерб от «рабства» – порчу национального характера. «Нельзя без содрогания смотреть на быстрый переход от невинности и простоты к закоснелости развращения нравов народа русского» (Там же. С. 214). Вернувшись из ссылки в Центральную Россию, он высказался о крепостном мужике еще более резко: «Хитрость, подлость, дерзость, наглость так и отражается на пьяном облике и в его рабских кривляньях и ухватках» (Раевский В.Ф. Материалы… Т. 2. С. 436).


[Закрыть]. «В глазах Н. Муравьева, – подчеркивает Н.М. Дружинин, – крепостная Россия – страна господ и рабов – не могла воспитывать гражданские чувства; боевая доблесть и величие государства казались несовместимыми с существованием рабства»[163]163
  Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 82.


[Закрыть]. В декабристских проектах не только сами сословия, но и их названия заменяются «названием гражданина Русского» (в муравьевской «Конституции»)[164]164
  Там же. С. 324.


[Закрыть] или «Российского гражданина» (в пестелевской «Русской правде»). Пестель, исходя из принципиальной демократической установки, что «должны всегда выгоды части или одного нераздельного уступать выгодам целого: признавая целым совокупность или массу народа», в качестве одного из важнейших аргументов в пользу уничтожения сословных различий (и недопущения господства «аристокрации богатств») приводит следующий: «Нарушают сии различия добрую между гражданами связь, разделяя их на несколько отделений, имеющих совсем различные виды и выгоды, а следовательно, и образ мыслей <…> добрая связь между гражданами важна для благоденствия государства <…> и точно так же нарушается различием сословий, как и разнородством племен. Сословия тем еще пагубны, что они только одним пристрастием дышат, что некоторым членам народа выгоды дают, в коих другим отказывают без всякой причины и без всякой для государства пользы, что для пресыщения корысти нескольких людей жестокую оказывают несправедливость против наибольшей части народа и что противны цели государственного существования, состоящей не в пристрастии к малому числу, но велико возможно большем благоденствии многочисленнейшаго числа людей в государстве»[165]165
  ВД. Т. 7. С. 116.


[Закрыть].

Крестьянская реформа 1861 г. была воспринята дожившими до нее декабристами не только как акт социальной справедливости, но и как акт национального возрождения. «25 000 000 воскресают из мертвых, становятся живыми членами русского общества – воля, ум и деятельность их развиваются и обогащают родную землю обильными плодами просвещения, промышленности, торговли и неведомого еще могущества» (А.Н. Муравьев)[166]166
  Из эпистолярного наследства декабристов. Т. 2. С. 275.


[Закрыть]. «Вообразите, что будет наш народ, когда ему возвратят гражданские права, несправедливо у него отнятые. Когда он будет на себя смотреть как на члена русского семейства» (М. Муравьев-Апостол)[167]167
  Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ). Ф. 20. К. 12. Ед. хр. 32. Л. 2.


[Закрыть]. Е.П. Оболенский мечтал о «великой в будущности нашей матушке России, самобытно и стройно выплывающей ныне из окружающего ее мрака невежества и рабства – в среду светлую свободы и света. Да не затемнится ныне заря ее новой жизни чуждыми ее духу элементами, вносящими в ее жизнь начала смертоносные; да не заразится она ими – семенами вражды и антагонизма, но да отвергнет их, – и в союзе мира и любви да восторжествует над всем тем, что чуждо духу православному!»[168]168
  Декабристы. Материалы для характеристики. С. 68.


[Закрыть].

Нация декабристов – это, безусловно, гражданская нация. Но прежде всего – это русская гражданская нация, подразумевающая не только социально-юридическую ассимиляцию сословного деления к единому понятию русского (российского) гражданства, но и этническую ассимиляцию всех народов России к некоему единому стандарту русскости, русификацию. Русскость декабристами понимается не биологически (но и не конфессионально), а культурно-политически, ее главные составляющие – владение языком и следование законам. В «Конституции» Н. Муравьева говорится: «Через 20 лет по приведении в исполнение сего устава Российской империи никто, не обучившийся русской грамоте, не может быть признан гражданином»[169]169
  Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 322.


[Закрыть].

Более детально программа русификации разработана у Пестеля, четко формулирующего цель своей национальной политики: «Все племена должны слиты быть в один народ», «при всех мероприятиях временного верховного правления в отношении к различным народам и племенам, Россию населяющим, беспрестанно должно непременную цель иметь в виду, чтобы составить из них всех только один народ и все различные оттенки в одну общую массу слить, так чтобы обитатели целаго пространства Российскаго государства все были русские». В качестве средств для этого указываются: 1) «На целом пространстве российского государства» должен господствовать «один только язык российский: Все сношения тем самим чрезвычайным образом облегчатся; понятия и образ мыслей сделаются однородные; люди, объясняющиеся на одном и том же языке, теснейшую связь между собою возымеют и однообразные составлять будут один и тот же народ». 2) «Так как ныне существующее различие в названиях народов и племен, Россию населяющих, всегда составлять будет из жителей Российскаго государства отдельные друг от друга массы и никогда не допустит столь для блага отечества необходимаго совершенного в России единородства, то чтобы все сии различный имена были уничтожены и везде в общее название русских воедино слиты». 3) «Чтобы одни и те же законы, один и тот же образ управления по всем частям России существовали и тем самим в политическом и гражданском отношениях вся Россия на целом своем пространстве бы являла вид единородства, единообразия и единомыслия». В результате можно ожидать, что «все различные племена, в России обретающиеся к общей пользе, совершенно обрусеют и тем содействовать будут к возведению России на высшую степень благоденствия, величия и могущества»[170]170
  ВД. Т. 7. С. 149–150.


[Закрыть].

Основа будущей нации – «коренной народ русский», куда Пестель включал великороссов, малороссов и белорусов. Аргумент лингвистический: «Язык везде один и тот же: различны одни только наречия, а сии даже и в самых великороссийских губерниях не везде одинаковы, да и нету того большого народа, коего бы язык не имел различных наречий». Аргумент религиозный: «Вера одна и та же православная во всех сих губерниях как и в великороссийских, и хотя в некоторых местах униятство еще исповедуется, но оно не что иное есть, как слабый остаток соблазна флорентийским собором предложенный, иноземным насилием в несчастные те времена введенный и ежедневно более и более изкореняющийся». Аргумент социальный: «Гражданское состояние в сих губерниях совершенно одинаково с таковым в великороссийских губерниях, ибо те же сословия с теми же правами существуют». Наконец, аргумент исторический: украинские и белорусские земли «принадлежали России в старинные времена и от оной в те злополучные обстоятельства отторгнуты были, когда междоусобия малых князей удельных государство обессилили и раздорами своими случай дали иноземцу с успехом их воевать. Присоединив оные опять к своему составу, возвратила себе Россия древнее свое достояние, тем более для нее близкое, что колыбелью российского государства могут быть почтены в северной стороне Новгород с окружающими его губерниями, а в южной стороне Киев с губерниями Черниговскою, Киевскою, Полтавскою, Подольскою и Волынскою, сим древнейшим средоточием Российского государства». Следовательно, «никакаго истинного различия не существует между разрядами, коренной народ русский составляющими, и <…> малые оттенки замеченные должны быть слиты в одну общую форму»[171]171
  ВД. Т. 7. С. 138–139.


[Закрыть].

Что же касается «различных племен, к России присоединенных», то их участь – отказаться от своих особенностей и слиться с «коренным народом русским». Финляндия должна лишиться своей автономии и перейти на русский язык. Перед цыганами поставлен выбор – или, приняв православие, распределиться по волостям, или покинуть Россию. Мусульманам запрещается многоженство. Кавказские народы делятся на два разряда – «мирные и буйные»: «Первых оставить на их жилищах и дать им российское правление и устройство, а вторых силою переселить во внутренность России, раздробив их малыми количествами по всем русским волостям». Кроме того, планировалось «завести в кавказской земле русские селения и сим русским переселенцам раздать все земли, отнятые у прежних буйных жителей, дабы сим способом изгладить на Кавказе даже все признаки прежних (то есть теперешних) его обитателей и обратить сей край в спокойную и благоустроенную область русскую». Русифицируются иноземные колонисты. Полностью уничтожается разряд так называемых «подданных иностранцев», тех, кто «сами себя иностранцами считают и <…> присягнули в подданстве прежним властелинам над Россиею, но не Россию за свое отечество признали» (остзейские немцы, поляки, живущие за пределами Польши, греки, армяне и т. д.). Они должны определиться – или стать «совершенно русскими» со всеми вытекающими отсюда последствиями, или перейти в разряд «совершенно иностранцев»[172]172
  ВД. Т. 7. С. 144–145, 148–149.


[Закрыть]. О решении польского и еврейского вопроса подробно говорилось выше.

Вернувшиеся из ссылки декабристы в большинстве своем остались верны русификаторскому духу «Русской правды». Исключение, опять же подтверждающее правило, барон А.Е. Розен, выступивший в своих «Записках декабриста» в защиту привилегий балтийских немцев, что вызвало бурный протест его товарищей. П.Н. Свистунов, специально (и подробно) разобравший его книгу, писал: «Упорная защита средневековых сословных привилегий нашей балтийской окраины, равно и отчуждение (может быть, и несознательное) от великой русской семьи, изобличает в сочинителе человека, вовсе чуждого по духу обществу людей, прозванных декабристами»[173]173
  Воспоминания и рассказы… Т. II. С. 279.


[Закрыть]. М. Муравьев-Апостол: «Эти записки суть взгляд декабриста барона прибалтийского, в этом взгляде нет ничего родного, русского»[174]174
  ОПИ ГИМ. Ф. 249. Д. 2. Л. 66–66 об.


[Закрыть]. В том же духе высказался М.А. Бестужев[175]175
  Воспоминания Бестужевых. С. 469.


[Закрыть]. Для В.С. Толстого мемуары Розена стали поводом для яростных филиппик против «остзейцев»: «Меченосцы и про[чие] рыцари насильственно, собственно для себя лично, силою и мечом поработили аборигенов, потомки их своекорыстия продолжали это насилие и поныне, но теперь, [видя], что много обстоятельств изменилось, они непрошено выдаются за представителей прибалтийских стран. Пускай сорвется маска, и тогда страна окажется латышей и эстов, а горсть потомков рыцарей окажется инородными, иностранными пришлецами, и прибалтийская окраина станет действительно Россиею! а бароны и пр[очее] остзейское дворянство всегда себе найдет блистательное положение при с. – петербургском дворе <…>. Если баронам – чужеедный наплыв – не нравится русское законодательство, вводимое в прибалтийских губерниях, предоставьте им переселиться хотя бы в Прусси[ю], куда они и так тяготеют, а за оппозицию карайте их по всей строгости законов, невзирая на придворный брутершафт»[176]176
  Декабристы. Новые материалы. С. 88–89, 80. Некоторые декабристы возмущались даже самим названием Остзейский край, ибо он находился на востоке от Германии, а не от России. «“Московские ведомости”, “День” стоят за Россию, а между тем Прибалтийские губернии называют Остзейским краем, в угоду немцам, против которых они ратоборствуют» (Муравьев-Апостол М.И. Указ. соч. С. 89). См. ранее: Лунин М.С. Указ. соч. С. 25–26.


[Закрыть].

Именно как борьба за русское национальное государство воспринималось декабристами подавление польского мятежа 1863 г., ибо повстанцы претендовали на украинские и белорусские земли, жители которых были включены еще Пестелем в состав «коренного народа русского» – «край богатый и кровию русский, в котором, однако, польский элемент получил сильное развитие <…>. Этот чуждый элемент заглушил лучшие проявления нашего русского племени <…>. Грустно и очень грустно видеть плоды этого угнетения и теперь начинать то, что должно было начать за сто лет» (Оболенский)[177]177
  Декабристы. Материалы для характеристики. С. 109, 106–107.


[Закрыть]. «Одни только зверские неистовства инсургентов поправили там на время наши дела и восстановили связь с местным русским населением. Надо безотлагательно спешить воспользоваться этим нравственным переворотом в крае. Русская земля должна принять в этом живое, деятельное участие в помощь правительству. От одного уничтожения крепостной зависимости, при апатичности крестьянского населения и деятельности жидов нельзя ожидать скорого успеха в развитии этого населения, нужен свежий элемент великороссийский» (М. Назимов)[178]178
  Назимов М.А. Указ. соч. С. 145.


[Закрыть]. Волконский еще в 1860 г. возмущался: «В Киеве мало встречаю русского элемента, как этот город ополячился, охохловился, а это мне не по убеждениям чисто русским…»[179]179
  Письма С.Г. Волконского. С. 400.


[Закрыть]

Впрочем, противником политики русификации выступил в своей итоговой книге «Россия и русские» Н. Тургенев. Но, как известно, она была воспринята практически всеми дожившими до ее появления декабристами крайне негативно[180]180
  Поджио в одном из поздних писем иронически проходится по поводу «обрусения посредством русской грамматики» на Украине (Поджио А.В. Указ. соч. С. 357). Но более развернутых комментариев на проблему русификации вообще мне у него не удалось найти.


[Закрыть].

Подводя итоги рассмотрению политического национализма декабристов, следует отметить, при всех очевидных элементах заимствования из французской /»якобинской» (у Пестеля) и американской (у Н. Муравьева) моделей, не менее (или даже более) важна его ориентация на прусский либеральный национализм начала XIX в. (идеология и практика Тугендбунда, реформы Штейна и Гарденберга)[181]181
  См.: Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 81; Рогов К. Указ. соч. С. 111–117.


[Закрыть]. Декабристы выступали не от имени некоей социальной группы (третье сословие), претендующей называться нацией, а от лица нации как целого («я называю народом всю вообще многолюдную Русь, включая все касты, кроме [придворной] тифозной камарильи» – В. Раевский[182]182
  Раевский В.Ф. Материалы… Т. 2. С. 444.


[Закрыть]). Кроме того, у них отчетливо звучит мотив национально-культурного возрождения, возвращения «к корням», национальной самобытности.

Культурный национализм

Декабризм в мировоззренческом плане представляет собой своеобразный гибрид просвещения и романтизма: с одной стороны – устойчивый, уверенный в себе (иногда до наивности) рационализм, с другой – принципиальный историзм, поиски общественного идеала в русском прошлом, склонность к эстетической архаике. Социально-политическая программа «первенцев русской свободы» была, несомненно, «западнической», но ее культурное оформление явно тяготело к «почвенничеству». В этом смысле декабризм – типичный представитель центрально– и восточноевропейского национализма, отличие его, пожалуй, только в том, что политика в данном случае шла не следующей стадией после «культурного возрождения», а, наоборот, предшествовала ей, и культурный национализм «отставал» от политического, был недостаточно разработан. Среди вождей тайного общества имелись известные литераторы (Рылеев, А. Бестужев), но большинство все же составляли амбициозные «политики» из офицерской среды, чьи литературные, культурологические и исторические штудии носили случайный, дилетантский характер (что не отменяет значительности последних). Это скорее «декларации о намерениях», чем полноценное творчество. Кроме того, русская высокая культура к 1825 г. находилась еще в периоде становления и не могла предоставить достаточно материала для культурного национализма. Но все это вовсе не означает, что декабристы не придавали ему первостепенного значения.

Всерьез обдумывалась, например, языковая проблема. «Иноземцы, дабы господствовать над умами людей, – писал Н.И. Кутузов, – стараются возродить хладнокровие и само пренебрежение к отечественному наречию. Язык заключает в себе все то, что соединяет человека с обществом; самые малейшие его оттенки сильно говорят сердцу патриота и чужды рабу иноземному. <…> Народы для знаменитости и могущества должны заботиться о господстве языка природного во всех владениях своих, о всегдашнем употреблении его и совершенстве: совершенством языка познается величие народа»[183]183
  «Их вечен с вольностью союз». С. 247.


[Закрыть]. Декабристы негодовали на «изгнание родного языка из обществ», «совершенное охлаждение лучшей части общества к родному языку» (А. Бестужев)[184]184
  Там же. С. 56, 57.


[Закрыть], на господство французской речи в дворянской среде и активно пропагандировали переход к русскому, как языку общения и переписки. Тот же Кутузов полагал, что учащиеся до 16 лет должны изучать только родной язык. М.Ф. Орлов писал княгине С.Г. Волконской о воспитании ее детей: «Пусть постигнут они глубину духа их родного языка! Пусть вся их переписка с Вами, с их отцом, с друзьями всегда будет на русском языке! Именно приказывайте им это, и никогда не должно быть двух мнений в этом отношении. Возвращайте безжалостно все письма, где они примешают хотя бы одно иностранное слово»[185]185
  Цит. по: Парсамов В.С. Национальная идея П.И. Пестеля. Забавно, что эти русофильские призывы писались Орловым по-французски.


[Закрыть].

Некоторые декабристы, ориентировавшиеся на лингвистическую программу политически от них предельно далекого А.С. Шишкова, предлагали весьма масштабные проекты по очистке русского языка от иноземных заимствований. Ф.Н. Глинка, скажем, призывал «освободить язык наш, столь же сильный и величественный, как и народ русский, от нашествия иноплеменных наречий», «изгнать <…> все слова и обороты речей, заимствованные из чуждых наречий» и показывал, как можно заменить иностранные слова русскими на примере военной терминологии (вместо аванпоста – караул, вместо патруля – сторожевая цепь, вместо колонны – общий строй и т. д.)[186]186
  «Их вечен с вольностью союз». С. 185, 327, 187–188.


[Закрыть]. В.К. Кюхельбекер надеялся «очистить русский язык от слов, заимствованных со времен Петра I» из латинского, французского и немецкого языков. Особенно раздражали Вильгельма Карловича германизмы («совершенно невыносимые варваризмы»): «Мы не теряем надежды, что, в конце концов, правительство примет меры, чтобы больше не оскорблять народного чувства шлагбаумами, ордонансгаузами, обер-гофмаршалами и т. п. словами, которые до сих пор искажают письменную речь, придают ей нечто от враждебной державы, оскорбляют национальную гордость и являются по справедливости предметом насмешек тех же иностранцев, у которых заимствованы эти варварские выражения»[187]187
  Там же. С. 121.


[Закрыть].

Планировал «русификаторскую» языковую реформу Пестель, «в результате которой все заимствованные слова были бы заменены словами со славянскими корнями»[188]188
  Парсамов В.С. Указ. соч. Недавно О.И. Киянская обнаружила в фондах Военно-исторического архива список книг из тульчинской библиотеки Пестеля, которые отсутствуют в старом ее описании. Среди них имеются пять книг А.С. Шишкова: «Рассуждение о старом и новом слоге», «Прибавление» к нему, «Разговоры о словесности», «Прибавление» к ним, «Рассуждение о красноречии Священного Писания» (Там же).


[Закрыть], под очевидным влиянием опыта того же Шишкова[189]189
  Парсамов В.С. Указ. соч. Любопытно, что «шишковизм» Павла Ивановича был наследственный. Его отец И.Б. Пестель (знакомый Шишкова) писал сыну: «Сообщу нечто такое, что доставит тебе удовольствие, как русскому, а никто не усомнится в том, что ты настоящий русский. Шишков (президент Российской академии, тот самый, долг которого очищать российский язык от иностранных слов) сказал мне, что один русский крестьянин сообщил ему чисто русское слово (которое он никак не мог найти), которое выражает капитал. Этот крестьянин сказал о деньгах, которые он отдал под проценты: «Я деньги отдал в рост, но мне не только не платят ростовых денег, но и истенника не отдают». Это слово истенник превосходно выражает слово капитал в этом смысле. Да здравствует русская нация!» (Там же).


[Закрыть]. Вот выборочный список пестелевских славянизмов применительно к военной области: армия – рать; корпус – ополчение; дивизия – войрод; батальон – сразин; артиллерия – воемет, бронемет; кавалерия – конница; иррегулярная – бесстройная; кирасиры – латники; арсенал – оружейня; рекрут – ратник; колонна – толпник; каре – всебронь; диспозиция – боевой указ; офицер – чиновник; пост – став; штаб – управа; штандарт – знамя[190]190
  См. подробнее: Прокофьев ЕЛ. Борьба декабристов за передовое русское военное искусство. М., 1953. С. 140.


[Закрыть].

Декабристы-литераторы выступали с красноречивыми призывами к созданию подлинно национальной русской литературы. А. Бестужев в 1825 г. задавался вопросом: «Когда же мы попадем в свою колею? Когда будем писать прямо по-русски? <…> все образцовые дарования носят на себе отпечаток не только народности, но и века и места, где жили они, следовательно, подражать им рабски в других обстоятельствах – невозможно и неуместно»[191]191
  «Их вечен с вольностью союз». С. 61–62.


[Закрыть]. В 1833 г. он развивает ту же тему на примере исторического романа: «Где мне только исчислить все девственные ключи, которые таятся доселе в кряже русском! Стоит гению топнуть, и они брызнут, обильны, искрометны»[192]192
  Там же. С. 104.


[Закрыть]. В. Кюхельбекер восклицал: «Да создастся для славы Росии поэзия истинно русская; да будет святая Русь не только в гражданском, но и в нравственном мире первою державою во вселенной <…>. Станем надеяться, что наконец наши писатели <…> сбросят с себя поносные цепи немецкие и захотят быть русскими». Источники для «истинно русской поэзии»: «вера праотцев, нравы отечественные, летописи, песни и сказания народные»[193]193
  «Их вечен с вольностью союз». С. 132.


[Закрыть]. Н. Кутузов указывал новой русской поэзии (и, конкретно, молодому Пушкину) как на образец на «Слово о полку Игореве»[194]194
  Там же. С. 193.


[Закрыть].

В своей литературной практике декабристы пытались соответствовать выдвинутой ими теории, стремясь изобразить через обращение к сюжетам национальной истории «дух народный». Можно назвать «Думы» Рылеева[195]195
  В «Думах» «Рылеев стремился показать не зависящую от времени национальную и духовную цельность характера русского народа» (О’Мара П. Указ. соч. С. 185).


[Закрыть], «Прокопия Ляпунова» Кюхельбекера, «новгородские» повести Бестужева-Марлинского, «Осаду Смоленска» и «Василько» А.И. Одоевского. Эти произведения не стали классикой первого ряда, их народность декларативна. Впрочем, есть исключение: две рылеевские думы – «Иван Сусанин» и «Смерть Ермака», последняя стала народной песнею.

Вообще же историческая тема – одна из центральных у декабристов. Это неудивительно, они жили в эпоху, когда история стала делом общественной и государственной важности, когда авторитет прошлого был признан первейшим аргументом для обоснования тех или иных актуальных социально-политических практик, а «изучение истории <…> приобрело смысл большой патриотической задачи, важного гражданского долга»[196]196
  Волк С.С. Исторические взгляды декабристов. М.; Л., 1958. С. 51. Из более поздних работ об исторических взглядах декабристов см. содержательный раздел в книге: Стенник Ю.В. Идея «древней» и «новой» России в литературе и общественно-исторической мысли XVIII – начала XIX века. СПб., 2004. С. 246–262.


[Закрыть]. Деятели тайного общества не только жадно читали исторические сочинения[197]197
  В ссылке любимым чтением А. Одоевского были русские летописи. М. Муравьев-Апостол, Н. Бестужев, М. Фонвизин, Е. Оболенский неоднократно сообщают в письмах о том, что читают новинки исторической литературы (труды С.М. Соловьева, Д.А. Милютина и др.).


[Закрыть], но и стремились создать собственную концепцию отечественной истории, которая не могла не быть полемически заостренной против наиболее авторитетной в 1820-х гг. исторической концепции Н.М. Карамзина. Последняя «аргументом от истории» утверждала благодетельную неизбежность и незыблемость для России самодержавия, сводя русскую историю даже не к истории государственности, а к истории монархии. Декабристов не устраивала тенденция «выставлять превосходство самодержавия и какую-то блаженную патриархальность, в которой неограниченный монарх, как нежный чадолюбивый отец, и дышит только одним желанием счастливить своих подданных»[198]198
  Фонвизин М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 106–107. М.Ф. Орлов, впрочем, нападал на Карамзина и за недостаточный патриотизм, поскольку тот не стал доказывать славянское происхождение варварских племен, разрушивших Римскую империю, в чем был совершенно уверен Орлов: «Воображение мое, воспаленное священной любовию к отечеству, искало в истории Российской, начертанной российским гражданином, не торжества словесности <…> но родословную книгу нашего до сих пор для меня еще не понятного величия. Я надеялся найти в оной ключ всей европейской истории» («Их вечен с вольностью союз». С. 305).


[Закрыть]. Им, для обоснования своих социально-политических идеалов, нужно было противопоставить этой концепции принципиально другое, альтернативное представление о русском прошлом.

Во-первых, декабристы настаивали на том, что русская история – это история народа. Никита Муравьев так и начинает свою критическую статью о карамзинской «Истории», в пику ее «посылу» («история народа принадлежит царю»): «История принадлежит народам»[199]199
  «Их вечен с вольностью союз». С. 278.


[Закрыть]. Движущая сила истории – «дух народный, без которого не совершается коренных переворотов»[200]200
  Лунин М.С. Указ. соч. С. 64.


[Закрыть]. Во-вторых, русская история – это история свободного народа, который в начале своего бытия управлялся демократически: «Древние республики Новгород, Псков и Вятка наслаждались политическою и гражданскою свободою <…> и в других областях России народ стоял за права свои, когда им угрожала власть <…> общинные муниципальные учреждения и вольности были в древней России во всей силе, когда еще Западная Европа оставалась под гнетом феодализма»[201]201
  Фонвизин М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 106.


[Закрыть]. Затем эта свобода была «похищена» московскими князьями, «обманом» присвоившими «себе власть беспредельную, подражая ханам татарским и султану турецкому <…> Народ, сносивший терпеливо иго Батыя <…> сносил таким же образом и власть князей московских, подражавших во всем сим тиранам» (Н. Муравьев)[202]202
  «Их вечен с вольностью союз». С. 285, 286.


[Закрыть]. Императорский период также оценивался весьма критично, за исключением деятельности Петра I, Екатерины II и «дней Александровых прекрасного начала». Впрочем, у некоторых декабристов и Петру предъявляется суровый счет[203]203
  П. Каховский: «Петром I, убившим в отечестве нашем все национальное, убита и слабая свобода наша» (Из писем и показаний… С. 11). Лунин: «Петр не собирал Земской Думы, пренебрегая мнением своего народа и отстраняя его от непосредственного участия в своих делах» (Лунин М.С. Указ. соч. С. 77). Поджио: «Он, как вотчину точно любил Россию, но не терпел, не выносил и, что еще более, не уважал собственно русских <…> Нет, он не творитель, а подражатель и, конечно, могучий; но как подражатель полуобразованный и вместе полновластный, введенные им преобразования отзываются узким, ложным воззрением скороспелого государственного человека <…> его нововведения были и насильственны, и несовременны, и не народны. Не восстают ли теперь так гласно, так ожесточенно против так называемой немецкой интеллигенции, подавляющей русскую вконец? А кто же выдумал немцев, как не тот же Петр? <…> он подчинил не свободную, а раболепную церковь государству, не свободному, а раболепному! Таким образом, русское духовенство утратило навсегда право на приобретение возможности влияния на общество и осталось так же невежественно, как оно было и как сие и требовалось!» (Поджио А.В. Указ. соч. С. 84, 87–88, 90).


[Закрыть]. История послемонгольской России – история борьбы народа за возвращение «похищенной свободы», включающая в себя и земские соборы Московской Руси, и «кондиции» «верховников», и конституционные проекты Н.И. Панина и П.А. Палена, и, наконец, тайное общество (наиболее подробно эта схема изложена в примечаниях к «Разбору донесения Тайной следственной комиссии…» Лунина и «Обозрении проявлений политической жизни в России» М. Фонвизина, написанных уже в ссылке, но, так или иначе, разделялась практически всеми декабристами и сформировалась уже к началу 1820-х гг.). «Думы» Рылеева пропагандировали декабристскую историческую концепцию в поэтической форме. По точному замечанию В.Г. Базанова, поэт стремился «выдать идеалы, за которые декабристы боролись за идеалы общенародные, завещанные предками»[204]204
  Цит. по: О'Мара 27. Указ. соч. С. 189.


[Закрыть]. Даже вроде бы монархический «Иван Сусанин» несет в себе национал-демократический заряд: герой жертвует собой за «русское племя» и за выборного царя[205]205
  См.: Там же. С. 192.


[Закрыть].

Таким образом, декабризм претендовал быть не просто «почвенным», но истинно «почвенным» явлением русской жизни. Борьба за политическую свободу и демократию превращалась из подражания иноземцам в «возращение к корням»[206]206
  Это, впрочем, не исключало ссылки на «позитивный» западный опыт строительства национальных государств. Например, тот же Н. Муравьев сравнивал тайное общество с «союзом патриотов, которому Англия обязана Великой хартией» (Воспоминания и рассказы… Т. 1. С. 153). Лунин также припоминал Англию: «Русские превзошли англичан, отражая завоевателей от родной земли; и должны сравниться с ними утверждением законов конституционных и народной свободы» (Лунин М.С. Указ. соч. С. 66). С точки зрения декабристов здесь нет противоречия: содержательно политическая свобода и демократия едина для всех европейских народов, но у каждого из них она вырабатывается в своих национальных формах.


[Закрыть]. С.И. Муравьев-Апостол в своем «Православном катехизисе» призывает «христолюбивое воинство российское» не установить, а именно «восстановить правление народное в России»[207]207
  Из писем и показаний… С. 88.


[Закрыть]. Н. Муравьев единственный способ «добывать свободы» видит в том, чтобы «утвердить постоянные правила или законы, как бывало в старину на Руси»[208]208
  «Их вечен с вольностью союз». С. 285.


[Закрыть]. Народно-вечевое прошлое Руси, по его мнению, опровергает «ни на чем не обоснованное мнение, что русский народ неспособен, подобно другим, сам распоряжаться своими делами»[209]209
  Цит. по: Волк С.С. Указ. соч. С. 343.


[Закрыть]. Рылеев полагал, что «Россия и по древним воспоминаниям и по настоящей степени просвещения готова принять свободный образ правления»[210]210
  Там же. С. 325.


[Закрыть]. «История великого Новгорода» «утверждала в республиканском образе мыслей» Пестеля[211]211
  Там же. С. 329.


[Закрыть]. Естественно, что «преклонение перед вечевым Новгородом стало почти общим культом тайного общества. Даже Батеньков, который не был республиканцем, заезжая в Новгород по делам, вспоминал о Марфе Посаднице и Вадимовом месте»[212]212
  Там же. С. 327. Когда Пушкина сослали в Михайловское, сразу два декабриста отправили ему письма похожего содержания. Рылеев: «Ты около Пскова: там задушены последние вспышки русской свободы – настоящий край вдохновения, и неужели Пушкин оставит эту землю без поэмы». Волконский: «Соседство и воспоминание о великом Новгороде, о вечевом колоколе и об осаде Пскова будет для вас предметом пленительных занятий, а соотечественникам вашим – труд ваш – памятником славы предков и современника» (Там же).


[Закрыть]. Уже престарелый М. Муравьев-Апостол в письме 1860 г. по ходу самых что ни на есть злободневных рассуждений ссылается на опыт вечевой республики: «Бюрократическая регламентация доказала на опыте, что она никуда не годится. Пусть народу будет предоставлено хлопотать самому о своих делах <….> Изречение старинное: Великий Новгород Государь Наш, доказывает, что нашему народу не чужда мысль о народоуправстве»[213]213
  НИОР РГБ Ф. 20. К. 12. Ед. хр. 32. Л. И об. – 12. М. Фонвизин разъясняет смысл этого изречения так: «Часто упоминаемая в летописях поговорка: великий Новгород, государь наш! не есть фикция, а показывает ясно, что источник всякой власти находился тогда в народе» (Фонвизин М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 108).


[Закрыть].

«Восстановление свободы» поэтому мыслилось в национальных русских формах. По «Конституции» Н. Муравьева, «гражданские чины, заимствованные у немцев и ничем не отличающиеся между собою, уничтожаются сходственно с древними постановлениями народа русского»[214]214
  Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 324.


[Закрыть]. Зато появляются должности тысяцкого (глава уездной исполнительной власти), волостного старейшины, державного дьяка. Области, на которые делится государство, получают название «держав», законодательное собрание именуется народным вечем[215]215
  Уже в документах Ордена русских рыцарей предполагалось Сенат переименовать в «Народную Вечу» (так!), где председательствовать должны два посадника (Из писем и показаний… С. 150–153).


[Закрыть] (а его верхняя палата – верховной думой), вместо министерств учреждаются «приказы» и т. д. В первой редакции «Конституции» столицу предполагалось перенести в Нижний Новгород, переименованный в Славянск (в третьей редакции столица – Москва). В пестелевской «Русской правде» практически то же самое: столица переносится в Нижний Новгород[216]216
  Аргументация этого переноса разнообразна, «аргумент от истории» в ней тоже отчетливо присутствует: «сей Город в средине России расположен»; «стоя на Волге и Оке он всех прочих удобнее для внутренней торговли и для привоза всяких припасов в столь большом количестве для столицы необходимых»; «Макарьевская ярмарка соединяет Европу с Азиею в сухопутных торговых отношениях»; «освобождение России от ига иноплеменнаго чрез Минина и Пожарского из сего города изошло»; «все воспоминания о древности Нижегородской дышут свободою и прямою Любовью к Отечеству, а не к тиранам Его» (ВД. Т. 7. С. 129).


[Закрыть] (переименованный во Владимир, Владимир же становится Клязмином), законодательная власть осуществляется народным вечем, исполнительная – державной думой, Петербург переименовывается в Петроград[217]217
  Уже члены Священной артели, «враги всякой немчизне» (братья А.Н., М.Н. и Н.Н. Муравьевы, И.Г. Бурцов) писали в своих письмах «Петроград», а не «Петербург» (инициатором этого был, похоже, Михаил Муравьев, будущий граф Виленский). Среди них также был популярен «указ» царя Алексея Михайловича об изгнании немцев из России (См.: Из эпистолярного наследства декабристов. Т. 1; Муравьев АН. Указ. соч. С. 73).


[Закрыть].

Некоторые декабристы придавали серьезное значение «восстановлению» национального быта или, как сказал бы К.Н. Леонтьев, национальной «эстетики жизни». М. Дмитриев-Мамонов публично расхаживал в красной рубахе, полукафтане, шароварах, носил бороду[218]218
  См.: Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 322.


[Закрыть]. В. Кюхельбекер мечтал, но не решался носить «русский костюм», ограничившись тем, что облачил в кафтан своего слугу[219]219
  Довнар-Запольский М.В. Идеалы декабристов. С. 281.


[Закрыть]. Рылеев хотел явиться на Сенатскую площадь в «русском платье». Можно вспомнить и о его «русских завтраках» с водкой и квашеной капустой, по поводу которых Н. Бестужев вспоминал «всегдашнюю наклонность» поэта – «налагать печать русизма на свою жизнь»[220]220
  Воспоминания Бестужевых. С. 53.


[Закрыть]. Замечательно признание А. Бестужева на следствии, что «в преобразовании России <…> нас более всего прельщало русское платье и русское название чинов»[221]221
  ВД Т. 1. С. 444. «Во многом прокламируемые декабристами идеалы оставались на уровне романтической мифологизации прошлого. Но в ряде случаев они составили органичную ступень в процессе дальнейшего движения общественной мысли по пути укрепления почвеннических тенденций» (Стенник Ю.В. Указ. соч. С. 262).


[Закрыть].

Еще один важнейший элемент «национального возрождения» – историософия, миф о мировой миссии России не был разработан декабристами даже зачаточно. Отдельные высказывания на эту тему говорят только о том, что в миссию эту они свято верили и считали ее великой: «Если провидение составило такую империю, как Россия, то, конечно, с высокой целью» (Штейнгейль)[222]222
  Штейнгейль В.И. Указ. соч. С. 343.


[Закрыть]. Большинство их связывало ее со славянской идеей: «Я все надеюсь, что не с гнилого Запада явится заря, а с Востока, то есть от соединения славянских племен. Это будет прочнее всех вспышек и потом реакций, отдаляющих жестоко само дело. У меня это idee fixe, и я все подвожу к этому подготовлению» (И. Пущин)[223]223
  Пущин И.И. Указ. соч. Т. 2. С. 61. Панславистскими настроениями пронизана поэзия А. Одоевского, под некоторыми его стихотворениями «охотно подписался бы любой из членов кружка Хомякова» (Котляревский Н.А. Указ. соч. С. 86).


[Закрыть]. Поджио, также склонный к панславизму, замахивался на большее – «тылом стать к Европе, грудью к Азии и образовать наконец из России первенствующую шестую часть света»[224]224
  Поджио А.В. Указ. соч. С. 387.


[Закрыть]. В. Кюхельбекер признавался, что чуть ли не самой главной причиной его вступления в Тайное общество стала боязнь за то, что русский народ не осуществит своего великого призвания: «взирая на блистательные качества, которыми Бог одарил народ русский, – народ первый в свете по славе и могуществу своему, по своему звучному, богатому, мощному языку, коему в Европе нет подобного, наконец, по радушию, мягкосердечию, остроумию и непамятозлобию, ему пред всеми свойственными, я душою скорбел, что все это подавляется, вянет и, быть может, опадет, не принесши никакого плода в нравственном мире»[225]225
  Цит. по: Довнар-Запольский М.В. Идеалы декабристов. С. 280–281.


[Закрыть].