Текст книги "Грезы Хорб-ин-Тнес"

Кее’зал, сутулясь по привычке, пробирался вслед за «варваром», изредка касаясь рукой камней. Альтестейн всё поглядывал на него через плечо, и сотник не выдержал:

– Что?

– Вчера я спросил тебя, как ты оказался в войсках шахиншаха, и ты не ответил. Если спрошу, уверен ли ты в своих людях, что ты мне скажешь?

– Скажу, – переводя дыхание, ответил Кее’зал, – что мы всё ещё здесь. Хотя ты нас в свои мысли не посвящаешь, а проводник, – он понизил голос, – нравится мне всё меньше.

– Какие мои мысли вы хотите знать? Всё будет зависеть от того, что нам скажет пленный.

– Это все понимают. Но всё же? Путей должно быть как минимум два. А то если тебя ужалит скорпион, мы и не знаем, что выбрать.

– Ох, не обо мне ты беспокоишься, старый волк. Ладно, я скажу тебе сейчас. Всё просто: если мы выбиваем керкетов из оазиса, и узнаем, что караван ещё не прибыл, то мы остаёмся здесь и посылаем весть в Асций и далее, в Кирайт-Сафэ. Возможно, к нам придёт подмога. Если караван здесь, и его ограбили керкеты, надо вытрясти из них всё, что они взяли, и мчать домой быстрее ветра. Ответь теперь ты мне.

– Да.

– Как вы схлестнулись с мазолом?

Кее’зал пригладил рукой усы и тоже обернулся посмотреть через плечо.

– Поздно вечером к нам в крепость прибыл гонец, – глухо, по-маравенхаррски, вымолвил он. – Без языка и глухой. Он передал послание на пальцах, а потом потребовал пергамент и исчертил его какими-то символами, похожими на свернувшихся в кольца змей. Наш комендант как увидел их, так затрясся весь, на пол упал, лбом к камням приложился, пробормотал что-то про себя, – я уж подумал, что он рехнулся, – и велел нам собираться. Мы должны были встретить мятежника среди холмов Гарралы и не подпустить к стенам города. Всё начиналось хорошо – мои воины дали залп, а потом прижали его людей к отвесной стене карьера, знаешь, в том месте, где добывают глину. Те падали один за другим, но тут на дороге показались всадники – доверенная сотня сипахсалара и с ходу врубились в нас. Тогда я понял, что тут что-то нечисто. Мы вырвались из кольца и оторвались, потеряв ещё десяток. Нас уже не преследовали. Я решил скрытно податься к башне и посмотреть в глаза нашему маравенхаррцу. Мы не успели – башня горела. Горели все восемь крепостей на рубеже. Тогда я вернулся к своим, и мы стали уходить от облавы. А что знаешь об этом ты?

– Немногое. Мне сказали, что наёмники пытались поднять мятеж, прикрываясь приказами сартханга Асция, но что сипахсалар довольно быстро разбил их, а самых ретивых отправил в столицу к палачам главного дознавателя. Что там было на самом деле, знает, наверное, только шахиншах.

Сотник скрипнул зубами:

– Что, надоело? Исин вспомнился?

– …Я ни разу не был в Исине.

Небо светлело.

Они спустились по тропке, обогнули скалу и проводник махнул рукой в направлении узкой расселины, даже днём, наверное, тёмной.

– По ней можно прийти к финиковым пальмам, что растут за Ахелем.

– Где мы укроемся сейчас?

– Тут нигде нет надёжного места. Но, может, керкеты не заглядывают во все дыры, потому мы пойдём вон к тому уступу и расположимся под ним, чтобы нас не заметили сверху.

* * *

Когда горячий воздух залил всё пространство вокруг, и только тень давала немного прохлады, к Альтестейну, придирчиво осматривавшему свою кольчугу, приблизился проводник и сел в двух шагах, скрестив ноги.

– Знаешь ли ты, как появились на свет мереги? – скрипуче спросил дух, и в голосе его Альтестейну почудились нотки злорадства.

– Что ж, расскажи мне, – хотя знал это.

– Давным-давно, тысячи лет назад, когда керкеты ещё имели колесницы, их женщины обладали большей свободой. Одна из них была дочерью могучего воина, и с детства умела управляться с горячими конями, копьём и луком. И она носилась по пескам Хорб-ин-Тнес, обгоняя порою ветер. Но однажды облака, неспешно бредущие на юг, увели её к морю. И судьба её была такова, что выехала она к стенам Аль-Райша, который тогда не звался так, а был центром прибрежного государства, раскинувшегося от ленивых медных вод Чангхи до знойного пика Кутрума, где трескаются сами скалы. Дева медленно ехала по берегу, и стены вырастали перед ней, а чайки, носившиеся над рыбацкими судами, волновали ей душу своими криками. Жители этой области знали керкетов и их обычаи, но всё равно удивились, увидев деву такой красоты в сопровождении всего лишь верного пса.

Она въехала в город, высоко держа голову и гордо смотря по сторонам; стражники не стали задерживать её. Так она следовала до самого дворца работорговца, слуги которого уже принесли ему весть о ней. Он сам вышел к ней за ворота, обманул учтивыми речами, и её колесница, влекомая четвёркой лошадей, прокатилась по камням за ограду.

Работорговец схватил воительницу, посадил на невольничий корабль и увёз в Черные княжества, где издавна ценили женщин с кожей белее, чем кипящая смола.

Отец её узнал об этом во сне, собрал многие племена, и керкеты явились мстить за свою соплеменницу, предав огню и разрушению всю эту область. И пока стояли они лагерем у закопчённых стен Аль-Райша (а ярость их была такова, что они прорвались в порт и дотла сожгли его со многими кораблями), в гавань стали входить суда из тростника под странными ярко-зелёными флагами. И было их так много, что они покрыли всё море до самого горизонта. Это князь Амриба, купивший строптивую и полюбивший её всем сердцем, собрал своих людей, чтобы взять это царство и, может быть, обосноваться в нём навсегда.

Отец и дочь встретились – и он убил её, ибо женщины керкетов не должны выходить замуж за чужестранцев, а войско чёрного князя хлынуло на землю как саранча, и поглотило керкетов. Они увезли многих в рабство в свои черные земли, и только жизнь спустя потомки их подняли восстание и вернулись к этим берегам, став уже больше народом моря, чем кочевниками. Они называли себя мерегами, брали в жены черных женщин-рабынь, и дети их были метисами. Керкеты не приняли бывших родичей, и те стали жить вдоль побережья, совершенствуясь в пиратстве и рыбной ловле. Ты похож на отверженного, варвар. Сидишь на особицу, хотя твои люди нуждаются в тебе.

Альтестейн ждал чего-то подобного:

– Они нуждаются в отдыхе и воде, глотке доброго вина и покорной наложнице после битвы, а уж никак не в моем присутствии, Газан.

– Но я пришёл вовремя. Когда ещё, как не сейчас?

Альтестейн произнёс, растирая грудь:

– Помнишь, у колодца, когда мы клялись, почему ты не говорил тогда о моей душе?

– Ты понятия не имеешь, что такое душа.

– Понятия не имею, – усмехнулся «варвар». – Что ж, может, это правда. Ты действительно пришёл вовремя. Встань так, чтобы прикрыть меня от остальных.

– Смотри. Знакомы ли тебе эти знаки? – сжимая в левой руке амулет, правой Альтестейн раскрыл ворот рубахи на груди и оттянул его в сторону.

Газан долго смотрел, погрузившись в себя, только мерцали провалы глаз:

– Ты хочешь, чтобы я избавил тебя от них.

– А ты сможешь?

– Смотря что ты за это дашь.

Коридоры были безлюдны. Пока. Альтестейн нахлобучил шлем на голову и глубоко вздохнул. Ему бы только сориентироваться, понять, где он оказался, когда выйдет отсюда. Тогда есть шанс на спасение.

Выход из подземелья сторожили и в конце коридора – «варвар» увидел неясные тени, отблеск оружия. Печатая шаг, он подошёл ближе. Четверо воинов подпирали стены.

– Куда, – небрежно бросил главный. – Ждать смены!

– К Мефестуфису! – чётко ответил Альтестейн. – Появился Неназываемый!

– Кто? – стражи отлепились от стен. – Ты кто такой?!

Краем глаза Альтестейн увидел движение в конце поперечного коридора. Там уже сновали слуги.

– Я слуга Мефестуфиса! – рявкнул «варвар», крепче сжимая копьё. – Неделю сидел в камере, в темноте, выманивал Неназываемого! Он вышел! Пропусти, или мой хозяин превратит тебя в паука!

Воины отшатнулись, а Альтестейн быстро свернул направо и зашагал вперёд, выказывая необычайное рвение. Через три шага он услышал вопль:

– Колдун отбыл ещё месяц назад! А на нём доспех Хмара! Взять!

Резко развернувшись, Альтестейн всадил копьё в ближайшего стража.

– Я и есть Неназываемый! – прошипел он.

Воины приостановились, но тут же напали вновь.

Меч Альтестейна ранил двоих, сам он был пока невредим, и защищался с неистовством и быстротой. Его удивляло, почему стражи не подали сигнала. Трое воинов толклись в коридоре, мешая друг другу, какими бы опытными бойцами они ни были. Альтестейн рыкнул, отбросил их, и в красивом длинном выпаде пронзил одного. Меч остался в ране. «Варвар» шагнул назад, одной рукой ухватился за копьё, а другой удержал руку противника.

Его тут же прижали к стене. Оглушающий удар сорвал с головы шлем. Альтестейн наугад махнул копьём – задел – и древко сразу перерубили пополам. Остатком древка «варвар» грохнул того, кого ещё держал за руку и отпихнул на второго, тем самым избежав гибельного тычка.

Кинжал сам собой оказался в ладони. Быстрый шаг вперёд – удар коленом в пах, полуприсед – и клинок свистит над головой – взмах кинжала распарывает руку противника, удар под колени. Три удара сердца – и оба стража лежат на полу. «Варвар» поднимает меч и копьё, подхватывает свой шлем и спешит туда, где недавно видел слуг.

* * *

– Как будто ты не знаешь. Я отдам тебе талисман. И расскажу о том, кто послал меня.

– Это немало, но не всё.

– Что ещё тебе надо?

– Я хочу и то кольцо, что ты показывал маравенхаррцам.

– … Пусть так.

– И ещё мне понадобятся силы.

– Силы. Я не дам тебе ни одного из моих людей.

– У тебя есть четыре пленных Льва.

– Я не могу их отдать.

– Почему? Ты жалеешь их?

– Нет. Но они нужны мне так же, как и ты.

– Отдай их, и мы уйдём. Вдвоём.

– Нет. Зачем мне тебе доверять? Когда мы закончим, у тебя будет всё, а у меня ничего.

– Гирдман, пойми, когда вы войдёте в оазис, я тоже туда войду, и получу столько сил, сколько захочу. Тогда ты будешь не нужен мне.

– Тебе нужен будет талисман. Я видел, как ты на него смотрел.

– Возможно. А возможно и нет.

– Тогда сделка отменяется, – с облегчением сказал Альтестейн и почувствовал, как стеснило грудь.

Газан смотрел на него:

– Ты глуп, чужак.

– Может быть. Иди, ты ещё понадобишься нам вечером.

Безоблачное небо напомнило ему выцветший холст. Оно не желало радоваться или что-то предвещать.

Бравиму в этот день ничто не грозило. Младшие жёны вели себя смирно, самых капризных из них он сумел улестить подарками и обещаниями. Уже время обеда, скоро пресветлый шахиншах пожелает видеть его, и спросит, какая из жён более благосклонна. Справится шахиншах и о здоровье Сайиды, слава богам, ей уже лучше. Всё идёт хорошо…

И тут Бравима бесшумно догнал служка, забежал вперёд и бухнулся ему в ноги.

– Ну? – брезгливо спросил Бравим, рассматривая носки своих туфель и кисти золочёного шёлкового пояса.

– Господин главный евнух, – забормотал служка, не смея поднять голову, – да не померкнет сияние ваших глаз на небосклоне царственного величия, ищет вас воин охраны Тысячи…

– Что?! – переполошился Бравим. – Зачем? Что за дело?

– Он у коридора Восхода, имеет жалобу на главного повара от луноликой Ланияры, – пробормотал служка и стал отползать с дороги.

– Проводи! – коротко бросил Бравим и зашагал вперёд.

Что ещё выдумала эта шлюха из Агирика, да рассыпятся её кости? Все свои жалобы она обязана передавать либо своим служанкам, либо коридорным евнухам. Что за воин? Откуда? Может, это отвлекающий манёвр? А может, это Светлейший заглянул к жене с личной охраной, без его, Бравима, ведома, и она нажаловалась ему и теперь страж… за что? Чьи это происки? – солдаты Тысячи подчиняются только Ревальду – их военачальнику – и шахиншаху. Ревальду нет дела до придворных интриг – он гирдман, цепной пёс. Кто мог нашептать Светлейшему?

Воин ждал у коридора Восхода, невозмутимый. Он показался низенькому евнуху огромным и свирепым, как и все варвары.

– Пойдёшь со мной! – рявкнул гирдман, увидев служку, семенящего сбоку и чуть впереди евнуха. – На кухню! Показывай дорогу, быстро!

Бравим потупил глаза и стерпел унижение: эти дикари с Запада всех считают врагами, выживая только за счёт своей храбрости и преданности «Царю всего благого Востока», и способны на непредсказуемые поступки. Ладно, в кухнях ещё никого не убивали. Слуги, попадающиеся всё чаще – это было их крыло дворца, почтительно уступали дорогу, послушно кланяясь или отводя взгляд. Наёмник шёл и древком копья подгонял нерасторопных. Бравим взмок.

– Дозволит ли достопочтенный воин сказать мне причину немилости светозарной Ланияры? – спросил он. – В чём провинился я? Что сделал не так?

– Приказано тебя и повара доставить к дознавателю, – ответил Альтестейн, ибо то был он. И добавил, от себя: – Наверное, поперхнулась чем принцесса, а ты не уследил, жирный боров. А? – и ткнул его кулаком под рёбра.

Бравим подпрыгнул.

– Ложь! – жарко воскликнул он. – Сегодня утром я сам обходил комнаты этих прекрасных дочерей света, этих цветущих роз, и не было никаких нареканий, никакого недовольства!.. Я…

– Заткнись! – благодушно сказал «варвар». – Моё дело – доставить, а там разбирайтесь сами. Скоро эта дерьмовая кухня?

Да, он всё хорошо продумал. Воин, без цели бродящий среди слуг, непременно вызовет подозрение, а идущий с поручением, да ещё в сопровождении главного евнуха, отвечающего за жизнь и здоровье младших жён (невероятная удача, что он углядел этого жирного с галереи), – это совсем другое дело. Слуги ничего не заподозрят, а охране здесь нечего делать – в этих стенах ничто не могло надолго оставаться скрытым.

Коридоры были еле освещены, не имели открытых пролётов, и в полутьме не были заметны пятна крови на штанах и сапогах «варвара» – плащ он сменил, прикрыв помятый доспех. По расчётам Альтестейна, примерно через полколокола должны сменяться посты. Ему нужно непременно выбраться хотя бы в сад – тогда будет шанс. Ноздри его уловили аромат мяса, приправ и уксуса. Слуги сновали уже с подносами – близилось время обеда. Почти все сворачивали влево, и Альтестейн подумал, что где-то в той стороне, наверное, пирует сам шахиншах.

Бравим, подталкиваемый мощной рукой «варвара», шагнул в кухню. Шум там стоял невообразимый. Везде что-то шипело, кипело, шкворчало в клубах дыма. Альтестейн невольно сглотнул слюну – он уже и забыл, когда от души поел в последний раз.

– Кто готовит для принцессы? – спросил он у Бравима.

Главный евнух хлопнул в ладоши, остановив ближайшего к ним слугу. Тот угодливо повернулся с подносом и сделал полупоклон.

– Где повар, что готовит еду для жён из Летнего Чертога?

Слуга изогнулся и взглядом поймал поварёнка. Тот торопливо подбежал, несмотря на негодующий вопль за своей спиной, переводя испуганный взор со слуги на главного евнуха. Бравим засопел, когда услышал, что повар у дальнего мангала, и уже открыл рот, чтобы рявкнуть на слабоумных – тупицы, никто даже не догадался побежать, позвать, совсем мозги сварились в этой духоте, как древко копья подтолкнуло его в спину.

– Иди, – сказал Альтестейн. – Ты, – это относилось к поварёнку, – показывай дорогу.

На них стали оглядываться – у котлов дежурили не только слуги и готовщики, но и смотрители, следящие за тем, чтобы кто-нибудь из слуг и готовщиков не бросил ненароком в пищу какой-нибудь противопоказанный жизни порошок. Альтестейн сделал каменное лицо.

Повар в это время стоял спиной к мангалу, на котором доходила утка, и мешал какой-то диковинный соус в объёмистой фарфоровой чашке. На главного евнуха взглянул почти с недовольством, но узнал, узнал и пересилил себя.

– Что готовил на завтрак ты, о сын сыча?! – ритуально возопил Бравим, воздев руки к небу. – Что подложил ты сестре рассвета, ослепительной розе Хибет-Курана, скорпион Южных песков? Я отрублю тебе руки, я…

Повар утёр блестящий лоб, и уже приготовился ответить, но Альтестейн треснул древком копья по каменный плитам пола и рявкнул:

– Молчать! В сад – там разберутся!

Бравим злобно покосился на него, и двинулся было назад, но «варвар» толкнул его к повару и сказал:

– На внешний выход. В сад сразу.

– Луноликая сейчас там? – слабо упирался Бравим. – А я помню, что оставил её…

Альтестейн приблизил своё лицо к одутловатому потному лицу евнуха:

– Ты плохо слышишь, лизоблюд? В сад.

Повар с тревогой смотрел на «варвара» и на свои руки, будто они были за всё в ответе.

– Тогда возьмём следящего? – пискнул евнух злорадно. – Он видел всё…

Альтестейн махнул рукой, что Бравим расценил как согласие и с радостью растопырил пальцы:

– Именем Светлейшего!

Тотчас возле них оказался неприметный с виду человек, одежда у него была вовсе не поварская – халат тёмной ткани и кольцо с хризолитом на правой руке.

– Угодно ли моё содействие главному смотрителю женских палат? – почтительно спросил он.

Бравим только повелительно щёлкнул пальцами. Они вышли из кухни, заставив посторониться многочисленных слуг и рабов, несущих корзины с мясом, рыбой, сырами и различными фруктами. По узеньким дорожкам процессия углубилась в сад. Альтестейн назвал Тёмный пруд, потому что там наиболее густо росли деревья, и это было единственное место в Саду, которое он доподлинно знал, кроме Большого Фонтана и Каскадов Смеха.

Они углубились в рощу, где привольно росли персиковые, мандариновые и сандаловые деревья, справа и слева слышался звонкий смех – это развлекались жёны шахиншаха, вышедшие на прогулку в сопровождении служанок.

Альтестейн огляделся – не видно ли их с террас или внешних дворцовых стен, а затем двумя ударами оглушил следящего и евнуха. Повар застыл и смотрел на него округлившимися от ужаса глазами. Альтестейн оттащил тела под кусты и погнал повара напрямик к задним воротам.

– Слушай меня, – наставлял он его по пути, с хрипом выдыхая слова, кожей чувствуя, как убегают драгоценные мгновения. – Сейчас мы подойдём к воротам, я скажу, что старший сын шахиншаха устраивает пир и потребовал голубых раков, а ты спешишь на базар, чтобы лично их выбрать. Я отвечаю за доставку. Если сделаешь хоть одно движение к стражам – умрёшь. Если скажешь что-то не то – умрёшь. Мы возьмём повозку.

На воротах охрана лениво проверяла корзины и телеги, на которых подвозили припасы. Альтестейна остановили у самого выхода, когда он уже взял под уздцы мула.

– Куда?

– По приказу Светлейшего! – Альтестейн обернулся, посмотрел в сторону дворца и отчеканил:

– Даху Дустан выказал желание отведать голубых раков на пиру. Этот – едет лично отбирать их. Я отвечаю за доставку. Мы возьмём повозку. – И кивнул повару: – Садись.

– Басма, – требовательно сказал один из воинов, протянув руку.

– Спросишь десятника Тайгерта! – вызывающе сказал Альтестейн. – Когда мы вернёмся.

Страж что-то проворчал, но отступил в сторону под напором мула. Альтестейн даже не повернул головы, выказывая своё презрение к внешней охране, не сомневаясь, что нажил себе смертельного врага.

«Варвар» не успел развернуть повозку в толчее у прохода, как взвыли трубы на угловых башнях дворца. Стражи тотчас, ругаясь, стали захлопывать ворота, расталкивая невольников и слуг.

Альтестейн неторопливо подхлестнул мула и выехал за черту ворот. Тот самый воин, что спрашивал басму, метнулся за ним и повис на поводьях:

– Ты останешься здесь!

«Варвар» двинул его древком в грудь и свалил на дорогу. Выпрямившись на козлах во весь рост, он рявкнул:

– Именем Светлейшего!

Стражи с воплями захлопнули створки. Рабы и другие повозки посторонились, давая дорогу. Повар сидел сзади, ни жив, ни мёртв.

Десятник за закрывшимися воротами наткнулся взглядом на своего лежащего на камнях воина и заорал:

– Питос, быстро к этим! К Тайгерту! Открыть малый вход! Вы двое – догнать повозку! Поехать для охраны – быстро! Глаз с него не спускать!

* * *

Кее’зал, сгорбившись, протирал свою саблю ветошью. Потом выпрямился, став на полголовы выше Альтестейна, и посмотрел на восток.

– Они сейчас там. Кто спит, а кто бодрствует. Может, даже ждут нас. Их больше – не могли двести-триста дикарей захватить целый город. Боишься ли ты смерти, Альтестейн?

– Нет, – сказал «варвар» и сам поразился своему голосу.

– Я знаю, ты веришь в силу того, кто послал тебя. Может, она и убережёт, но, думаешь, я не вижу, что ты не спишь третьи сутки? Что ты искал в этом храме, о чём говорил с проводником? Что тебя гложет?

Альтестейн медленно выпустил воздух из груди, потом ещё раз:

– Я пытаюсь охватить все детали, старый волк, уложить их у себя в голове, чтобы потом не ошибиться.

Он почувствовал, что сотник ему не поверил.

– Это хорошо, если это правда. Как бы то ни было, ты привёл нас сюда без потерь, это твоя заслуга. Единственное, что я скажу. Чтобы с тобой ни творилось в прошлом, сейчас тебе надлежит быть здесь. Забудь обо всех решениях, не думай о завтра и что тебя ждёт потом. Будь с нами, и, может, нам повезёт.

– Ты не надеешься, что мы выберемся? – немного удивился Альтестейн горечи в словах туэркинтинца.

– Я долго живу на свете. Я чую смерть. Может быть, мы всего лишь приманка. И ты тоже.

Что-то заставило «варвара» быть откровенным:

– Не думай так, друг. У меня есть указания, как нам быть. Мы должны вернуться живыми, с вестями или вещью. Если ради этого придётся послужить керкетам, я постараюсь договориться. Надо только взять языка, и понять, что, во имя Хёрира, творится в этом Ахеле.

– Хорошо, если так, – вложил клинок в ножны Кее’зал. – Но смерть витает прямо над нами. Многие не увидят конца этого похода.