Текст книги "Пасынок судьбы. Искатели"

Поле боя осталось за нами. По поляне там и сям валялись, ползали и пытались встать поверженные бомжи. Слава Богу, я ни кого не убил своей лопатой! Трое улизнули, один уплыл. Шестерым досталось покрепче, но они потихоньку приходили в себя. Мы побили втроем десятерых, опять же не считая бабульки с синяками, которую кто-то побил до нас. Для двух археологов и одного инженера не такой уж и плохой результат!

Борис полез в карман куртки за сигаретами, но оказалось, что все они сломаны. Я достал свои – они были в точно таком же состоянии. Пришлось курить обломки…

Паганель, практически не пострадавший – у Бориса на скуле виднелась царапина, я вообще был весь разукрашен, посмеиваясь над нашими попытками прикурить чинарики и не обжечься, извлек из кармана трубку, и, набивая ее табаком, задумчиво сказал:

– Интересно, почему они на нас напали? Ведь мы не сделали им ничего плохого…

Борис резко повернулся к Паганелю:

– Наивный вы человек, Максим Кузьмич! Вы живете в каком-то выдуманном мире. Зачем, почему… Увидели бомжи в глухом месте троих хорошо одетых людей, решили ограбить!

– Или сьесть! – пошутил я, но сразу вспомнил скрюченные синие лапы в ведре, и меня чуть не вырвало.

– Давайте-ка допросим кого-нибудь… – Паганель прикурил и решительно двинулся к ближайшему бомжу, который сидел на траве, стонал и очумело крутил головой.

Этот был тот самый, мой первый сваленный противник. Видать, я приложил ему основательно – вся левая половина лица заплыла, глаз превратился в щелочку, зато другой, здоровый, так и вылупился на нас, со страхом и отчаянием. Борис жестко взял его за шиворот, двинул ногой по заднице, ощутимо встряхнул:

– Очухался, Брюс Ли хренов?!

Паганель поморщился:

– Боря, не надо так жестоко!

Борис зыркнул на него бешенным глазом, сплюнул и снова рванул бомжа за шкирку. Воротник старого грязного пальто не выдержал и с треском оторвался. Бомж рухнул на землю, что-то залопотал, закрываясь руками – видимо, решил, что его сейчас снова будут бить. Паганель присел рядом, заглянул бомжу в лицо:

– Скажите, э-э-э, милейший, почему вы на нас напали? Ведь мы же вам ничего не сделали!

Бомж, распространяя омерзительное зловоние, завертелся, заскулил, по щекам его вдруг потекли слезы. Борис, морщась, опять встряхнул его:

– Говори, гнида! А не то…

– Не надо, Боренька… – остановил искателя Паганель: – Я сам с ним поговорю…

После нескольких гипнотических пассов бомж успокоился и внятно ответил на вопросы Паганеля. Получалось, что минут за двадцать до нашего появления к бомжам пришел человек, «Седенький такой, в куртке, на пальце перстак красивый!», и предложил двести долларов, если они грохнут троих лохов, которые «новые русские», а в овраге собираются построить автостоянку. Причем вся одежда и содержимое карманов «новых русских» тоже достанется бомжам. Ну, они и согласились!

Я покрутил головой:

– Не, ну надо же! Неужели Судаков!? Значит он действительно убийца, все сходится! И тайник этот, и Николенька, и тот парень, жених вашей Лены…

Пока мы разговаривали, дождь усилился. Очухавшиеся бомжи расползлись с поляны, костер затух, чадя белесым дымом. Паганель отпустил нашего пленника, тот секунду озирался, потом вдруг вскочил и дал стрекоча, скрывшись в бурьяне.

Мы двинулись назад, решив вернуться той же дорогой, какой и попали в этот «затерянный мир».

Я молча вытирал отсыревшим носовым платком кровь с лица. Паганель, шагающий впереди, о чем-то думал. Вдруг его прорвало:

– Ни когда бы не подумал, что я так дешево стою! Две тысячи рублей! Двести долларов США за троих! С ума сойти! А ведь он, сволочь, знал, что для этих несчастных двести долларов – запредельные деньги!

– Да бросьте вы их жалеть, Максим Кузьмич! – Борис выбросил окурок в кусты: – Убивать людей за деньги – какой же скотиной надо быть! Я не удивлюсь, если они сейчас соберутся и снова полезут – с ломами и топорами! Ох, чую, ухо надо держать востро!

Мы пробирались той же тропинкой, внимательно следя за окрестностями. В мокрых желтых зарослях что-то шуршало, шальная кошка шарахнулась через тропинку, Борис воровато поплевал через плечо, Паганель не оборачиваясь, нервно хохотнул. Все было спокойно – то ли по голове всем попало прилично, то ли еще почему, но нас никто не потревожил до того самого места, где мы обнаружили тайник.

Отсюда уже виднелись сквозь ветви деревьев мост, насыпь, шныряющие по ней с далеким гулом низкие хищные силуэты легковушек. Справа, внизу, угадывался серый длинный короб теплотрассы, курящийся струйками пара…

Борис обернулся ко мне:

– Серега, как думаешь, есть смысл возвращаться сюда? Ну, тайник вскрывать!

Я покачал головой:

– Черт его знает! Может, это вовсе не тайник! Может, это какие-нибудь подземные ходы, секретные, пишут же в газетах…

Паганель бросил через плечо:

– Это не подземный ход, это небольшая камера, типа погреба, метра полтора на два – я лозой определил!

– Ну так как? Возвращаться-то будем? – Борис нетерпеливо помахал рукой: – Для очистки совести надо бы вскрыть эту берлогу!

Я осторожно потрогал разбитые губы:

– Дома решим!

На этом разговор и кончился…

Тропинка раздваивалась: в кусты уходила довольно сухая дорожка, ведущая, судя по направлению, в нужную нам сторону, пересекая овраг наискось. Посовещавшись, мы выбрали этот путь и зашагали, озираясь, сквозь мокрые заросли.

Минут через пять кусты остались позади, мы вышли на открытую местность и остановились. Прямо перед нами, метрах в ста, вверху, на насыпи у края дороги, возле белой «Нивы» стоял человек в серой куртке и в бинокль разглядывал нас!

– Какая сволочь! Убью, сука! – Борис подобрал с земли увесистый сук и быстро побежал к насыпи, поскальзываясь и оступаясь. Человек опустил бинокль, спокойно обошел машину, сел за руль, «Нива» взрыкнула двигателем, тронулась с места и влилась в гудящий поток автомобилей, быстро удаляясь в сторону Ломоносовского проспекта.

Борис остановился, в сердцах выругался, швырнул подобранную корягу, и обернулся к нам:

– Вот ведь гад! Стоял, смотрел, угрохали нас или нет! Это же он, ну этот, Судаков… Он или нет, Максим Кузьмич?!

Паганель нахмурился, словно что-то вспоминая, потом нерешительно покачал головой:

– Не похож! Судаков повыше, и… ну, поизящнее, что ли! Хотя я не ручаюсь – далековато, не разглядеть!

Я глянул на искателей:

– Слушайте! Получается, что он был тут, когда мы приехали, ковырялся в своем тайнике! И мы его спугнули! Он следил за нами, а когда понял, что мы заблудились, побежал к бомжам!..

Подошедший Борис хмуро договорил:

– И пока мы месились с ними, вернулся к тайнику и ку-ку, Гриня! Он опять нас обошел, с-сучара!

Паганель поморщился:

– Борис, не ругайтесь! Предлагаю вернуться к тайнику…

Наши худшие предположения оказались верными – Судаков не просто побывал тут после нас, он, видимо, действуя по принципу: «Не себе – так ни кому!», уничтожил тайник. В куче мокрых листьев валялась снятая с петель железная крышка с раскуроченным изнутри замком, стенки тайника обрушены, а в провале люка было видно, как мутная пенящаяся вода из какой-то подземной трубы заливает подземелье…

– Вот интересно, был здесь амулет или нет? – задумчиво сам у себя спросил Паганель, когда мы выбирались из оврага на дорогу.

* * *

…Вечерело, когда замерзшие, промокшие и злые, мы вернулись на квартиру Паганеля. У меня перед глазами все плыло – видимо, многострадальная моя головушка совсем измучилась – столько по ней за два дня попадало! Вся эта история, казавшаяся мне вначале довольно простой и ясной, обросла сперва чертовщиной, теперь – трупами, и становилось опасной для жизни. Я все больше и больше жалел, что впутался в нее. Катакомбы, бомжи, Судаков…

С другой стороны, предупреждали меня-дурака: «Не лезь!», Борис вот и предупреждал, так нет, надо же мне было проявить «мужество и героизм»! Теперь поздно, как говориться, «…пить боржоми, коли почки отвалились!»

Зои дома не было. Мы молча разделись, умылись, и Борис предложил «для сугреву» выпить по рюмочки, «…не пьянства ради, а токмо пользы для, дабы не простудиться!», как он выразился.

– Вчера не удалось, и чувствуя я, мой организм начинает тосковать! – проговорил искатель, горбясь на табуретке: – А когда организм тоскует – не долго и заболеть!

Предложение прошло на ура – всем было не по себе, нападение бомжей и свиданьице с нашим главным противником даже Паганеля погрузили в мрачное настроение.

Мое лицо обмазали йодом, облепили пластырями, приговаривая, что до свадьбы заживет, а шрамы украшают мужчину. Затем Паганель заставил нас с Борисом снять мокрые носки, выдал взамен по паре шерстяных, «рыбацких», и отправил ждать его в гостиную.

Рассевшись по креслам, расслабившись, мы с Борисом пялились в телевизор, ожидая хозяина, чем-то гремевшего на кухне.

На полуметровом экране «Сони» мелькнула новостийная заставка, появилась бодренькая дикторша и сообщила об очередной перестановки во властных структурах. Того сняли, этого назначили… Борис стукнул кулаком по колену:

– Как пауки в банке! Давят друг друга, давят, а откуда-то новые лезут! Тьфу! А до порядка в стране никому дела нет! В десяти минутах езды от Университета банда бомжей нападает на троих ученых средь бела дня, а эти… – он энергично мотнул головой куда-то вверх, – …только и думают, как бы кого подсидеть!

Мы помолчали, но я про себя польщено отметил, что Борис сказал: «… троих ученых…».

Вошел Паганель с рюмками и нарезанным лимоном на блюдечке. Мы быстренько расставили все на журнальном столике, из бара появилась бутылка пятизвездочного коньяка, и началось «лечение»…

Первые сто граммов обожгли мои разбитые губы, ухнули вниз, достигли желудка и бесшумно взорвались там, наполнив меня приятным теплым жжением. Виртуозно нарезанный, тончайший ломтик лимона лег на язык, заставил на миг зажмуриться, и уже спустя минуту ужасные события сегодняшнего дня стали бледнеть, отступать на второй план, и жизнь снова стала для меня прекрасной и удивительной. Видимо, искатели испытывали те же чувства: глаза Бориса заблестели, с лица исчезло угрюмое выражение, а Паганель раскурил трубку и блаженно улыбнулся, выпуская дым.

Он налил по второй, и процитировал:

– «Человек был нужен природе лишь как промежуточное звено для создания главного шедевра – рюмки коньяка с ломтиком лимона!» Откуда, кто знает?

Борис глубокомысленно завел глаза, я тоже покопался в памяти, но ничего похожего не вспомнил. Паганель торжествующе улыбнулся:

– Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»!

Борис усмехнулся:

– Не так уж они были и не правы! Ну что, друзья, как говорил космонавт Джанибеков после отделения первой ступени ракеты: «Между первой и второй перерывчик не большой!».

Мы дружно согласились с космонавтом и выпили второй раз. Тепло, концентрировавшееся в области желудка, потекло по жилам, язык, что называется, развязался, и шутливый застольный разговор плавно переехал на чисто мужское обсуждение сегодняшней драки.

Борис, как выяснилось, имел разряд по самбо, и как почти профессионал, похвалил меня за смелость и находчивость. Я, в свою очередь, восхищался Паганелем, не испугавшимся того бандита с ножом. Паганель, раскрасневшийся от коньяка, объявил, что еще никогда не встречал таких отважных молодых людей, и мы, очень довольные сами собой и друг другом, выпили по третьей.

Коньяк растворил все наши страхи и сомнения. Первое, обвальное, опьянение прошло, откуда-то всплыло здоровое чувство голода, и «лечение» само собой перенеслось на кухню.

На плите пыхтел чайник. Паганель, вытянув ноги, так, что они торчали из-под стола, спросил, ловя вилкой в тарелке соленый опенок:

– Ну, у кого какие соображения? Что будем делать дальше?

Борис, уплетая кирпичеобразный бутерброд с ветчиной, сыром, майонезом и помидорами, прошамкал набитым ртом:

– Фрефагаю… уфроить… зафаду!

Мы с Паганелем хором переспросили:

– Что устроить?!

– Засаду! – Борис отложил истерзанный бутерброд и пояснил: – Судаков, а я уверен, что это был он, нас видел! Меня он может и не вспомнит, но вас, Максим Кузьмич, трудно забыть! Он поймет, что ему теперь надо убирать троих свидетелей…

– Ну и что? – я показал Борису фигу: – Вот он теперь будет кого убирать! Он теперь слиняет с амулетом и деньгами – и привет! Ищи ветра…

Паганель помахал в воздухе вилкой с наконец пойманным грибком:

– Я не согласен! Судаков обязательно постарается нас убить, но – по одиночке, последовательно, так сказать. Сегодня у тайника мы встретились чисто случайно, но он сразу среагировал – натравил на нас бомжей! Не вышло! Теперь он будет осторожнее… Он знает Сергея, он вспомнит меня, он постарается разузнать о Борисе… И я думаю, что нам надо действовать быстро и решительно! Мы должны перехватить инициативу – нам надо дать себя найти!

Я плохо следил за мыслью Паганеля, параллельно думая об оставшемся в бутылке коньяке, поэтому не совсем понял:

– Как же мы дадим себя найти? Выйдем на Садовое кольцо и будем голосовать всем проезжающим белым «Нивам»?

Паганель хитро улыбнулся:

– Все проще, Сережа! Вы забыли, что он знает вашу квартиру! Вас-то он и будет караулить в первую очередь! Боюсь, что уже начал! Сделал слепок с ключа, изготовил отмычку, проник внутрь, и сидит, ждет… Вот тут-то мы и сможем с ним, так сказать, познакомиться поближе!

– Предлагаю сделать это прямо сегодня! – Борис воинственно потряс бутербродом: – Он будет ждать одного Серегу, а мы навалимся всем скопом! Я позвоню ребятам, ну, нашим, которые сейчас в городе, соберем человек десять – и дадим ему просраться!

Паганель строго посмотрел на него, сдвинул брови и неприятным голосом произнес:

– Мне не нравится ваше настроение, Борис! Мы не в казаков-разбойников играем! Зачем впутывать сюда невинных людей? Да, и если мы его поймаем – что, будем убивать?

Борис отложил бутерброд, выпрямился, зло посмотрел на Паганеля:

– А вы как думали? Да, мы не в казаков-разбойников играем, это верно! Он же хуже «черного поиска»! Мы его будем судить! По нашим законам! А потом вывезем за город – и привет! Ни одна собака не найдет! Особенно если учесть, что и искать-то никто не станет!

Паганель отмахнулся от кровожадного Бориса, повернулся и посмотрел на меня:

– М-м, Сергей? Как вы думаете, стоит ли нам сегодня ночью наведаться к вам домой?

Я для важности с минуту подумал, а потом решительно кивнул:

– Стоит, Максим Кузьмич!

– Ну стоит так стоит… Но еще раз повторяю – собирать мы никого не будем! Пойдем втроем, осторожно разведаем, что к чему… Да, вот еще что: Леднев очень просил, если мы найдем Судакова, обязательно передать ему. У Алексея Алексеевича есть несколько вопросов к своему бывшему ученику – о вещах из коллекции института… Я предлагаю предупредить Леднева, или даже взять его с собой! Возражений нет?

Возражений не было, и Паганель ушел. Из прихожей послышалось жужжание телефонного диска и его невнятный голос. Я подмигнул Борису, давая понять, что мне и сам черт не брат. Искатель скривился и буркнул:

– Ну и рожа у тебя, Шарапов!

Я непонимающе уставился на него, но Борис ткнул в царапину у себя на скуле, и я вспомнил о собственной разукрашенной физиономии. Мы рассмеялись.

Вернулся Паганель, недоумевающе посмотрел на нас, и сказал:

– Я договорился с Ледневым. Он будет ждать в условленном месте. Операция назначается на четыре утра! Сейчас почти восемь вечера, есть предложение допить коньяк и поспать – опаздывать нам нельзя! Вставать придется в три ночи, иначе не успеем. Я заказал такси.

Мы еще с час просидели на кухне. Пришла Зоя, и с ней целая компания молодежи – трое парней и две девушки, видимо, однокурсники. Они попили чай, погомонили в Зоиной комнате, а потом ушли, и Зоя – с ними, предупредив Паганеля, что собирается на ночную дискотеку и вернется ну о-очень поздно!

Борис слегка заплетающимся языком поинтересовался:

– Максим Кузьмич! А вы не боитесь отпускать Зою на всякие ночные мероприятия? Мало ли что… Время неспокойное…

Паганель потеребил бородку, подошел к искателю, похлопал его по плечу и сказал:

– Боренька! Я понимаю ваши опасения, но совсем не разделяю их. Я знаю Зоиных друзей, они все – очень порядочные ребята, это раз! Я уверен в Зоином благоразумии – ей уже двадцать, взрослый человек! Это два! Ну и в третьих, – Паганель улыбнулся: – Владелец дискотеки, на которую они пошли, бывший парторг нашего института, слишком многим мне обязан, чтобы не обеспечить безопасности моей дочери!

Мы засмеялись и я наполнил рюмки остатками пятизвездочного нектара…

Глава восьмая

«Смерть – лучшая точка,

завершающая историю…»

Герберт П. Маклохли

За окнами было темно. Редкие фонари внизу, на набережной, освещали мокрый асфальт, тусклыми пятнами отражаясь в воде. Я прижался лбом к холодному стеклу, вглядываясь в далекие огни ночной Москвы. Что то ждет нас сегодняшней ночью? Удастся ли наконец поставить точку в этой жуткой истории, отнявшей у меня друга? Или нам всем суждено будет погибнуть, стать жертвами таинственного убийцы, которого его же бывшие коллеги заочно приговорили к смерти? Я сильнее прижался к окну, всматриваясь в ночь.

За моей спиной заворочался проснувшийся Борис. Паганель разбудил нас пару минут назад, деликатно постучав в дверь. Я вскочил, словно бы и не спал, толкнул Бориса, но искатель покидал объятия сна неохотно.

«Наверняка не выспался и будет всю дорогу ныть!», – подумал я, глядя на взлохмаченного, заспанного Бориса, севшего на кровати.

– Который час? – хриплым голосом спросил он, на ощупь нашаривая джинсы – свет я не включил, решив немного полюбоваться ночным городом с высоты птичьего полета.

– Без двадцати три! Вставай, засоня!

– Ни фига себе засоня! Мы и пяти часов не спали! Да включи же свет наконец! – Борис запутался в своей рубашке и разозлился.

Вечерний коньяк слегка шумел у меня голове, и даже две чашки кофе не смогли вернуть меня в форму. Дурацкие мысли, типа риторического: «Зачем я вчера пил?» появлялись и пропадали, а так, в основном, в голове было необычайно пусто.

Мы сидели на кухне, горел тусклый светильник, по подоконнику барабанил дождь.

– Какая мокрая осень в этом году! – вполголоса тоскливо пробормотал Борис, поеживаясь.

– Да уж… – так же тихо ответил я, чтобы что-нибудь ответить и сам понял очевидный идиотизм своей фразы.

На кухню вошел Паганель, собиравший в кабинете свой саквояж. Борис немедленно поинтересовался, вернулась ли Зоя. Оказалось, что она пришла еще до полуночи, и всю ночь спокойно проспала в своей комнате.

– Максим Кузьмич, а вы-то поспали? – поинтересовался я, удивляясь, как Паганелю удается и дочку встретить, и нас будить, и коньяк пить на равных, да еще и выглядеть бодрее всех.

– Эх, Сережа! Наше дело стариковское, на том свете выспимся!

– Так уж и стариковское! – ухмыльнулся Борис: – Вам же еще пятидесяти нет!

Паганель тихонько рассмеялся в ответ:

– Кто-то из древних китайцев сказал: «Одному хватит года, чтобы понять и постичь смысл этой жизни, и он умрет счастливым. Другому и ста лет не хватит. Бывает старик как младенец, бывает младенец стариком!»

Я покачал головой:

– Что-то смутно…

Паганель похлопал меня по плечу:

– Восток – дело тонкое! Ну все, коллеги, пора! Такси через пять минут будет у подъезда, допивайте ваш кофе, и вперед!

Мы быстро оделись, стараясь не шуметь, вышли из квартиры на лестницу, и тут Паганель по всем правилам диверсантской науки заставил нас попрыгать, присесть, нагнуться, проверяя, не гремит ли где в карманах мелочь, ключи, и всякие другие предметы.

Такси уже ждало нас внизу. Водитель, разбитной вихрастый парень в бейсболке, уточнил, куда ехать, мы с Борисом забрались на заднее сиденье, Паганель сел впереди, поставив свой саквояж между ног, и, гремя всеми своими железными костями, машина тронулась.

Паганель почему-то назвал таксисту улицу, параллельную той, на которой стоял мой дом. Я решил уточнить, вдруг он ошибся, но обернувшийся Паганель тихо сказал: «Так надо!», оставив меня наедине с моим любопытством.

Ехать нам предстояло практически через всю Москву, благо ночью не было риска застрять в пробке, которыми славилось Садовое кольцо. Везущий нас автомобиль некогда, еще, наверное, при Брежневе, был «Волгой», ныне же этот прогнивший, гремящий и рычащий рыдван скорее напоминал трактор «Белорусь», и комфортом, и скоростью.

У Киевского вокзала свернув с набережной на мост, минуя помпезное здание МИД, наше такси поехало по Садовому, громким ревом двигателя будя спящих в машинах дежурных гаишников. Мимо проплыли высотки Нового Арбата, Белый Дом, залитый огнями подсветки, жилая сталинская многоэтажка, потянулись старые, солидные дома, построенные в прошлом веке.

– Вот в этом доме жил Булгаков! И по совместительству – Воланд со всей своей компанией! – сказал Паганель, показывая на ничем не примечательное, несколько тяжеловатое здание, первый этаж которого, как, впрочем, и окрестных домов, был утыкан пестрыми вывесками.

– Ох и не нравится мне вся эта булгаковщина… – пробормотал Борис, закуривая.

Практически в четыре утра такси высадило нас на тихой, пустой и мрачной улице, обсаженной черными, зловещего вида, липами. Моросило. Кое-где горели неживым светом фонари, в темных громадах домов светилось по одному-двум окнам. Отсюда до моего дома было минут пять ходьбы.

– Сережа! – обратился ко мне Паганель, – Где-то тут должна быть автобусная остановка…

– Поздновато для автобусов, Максим Кузьмич! – заметил Борис, оглядываясь.

– Там, на этой остановке, нас должен ждать Алексей Алексеевич!

Остановка обнаружилась буквально в двух шагах – мокрый черный железный каркас, обклеенный обрывками объявлений. Мы потоптались под навесом – дождь припустил сильнее, в ночной тиши хорошо слышался романтический шелест воды по асфальту…

Он появился неожиданно, словно возник из дождя – низенький полный старичок в академическом берете, под огромным зонтом с загнутой ручкой. Лицом археолог напоминал добряков-врачей из советских фильмов про похождения дореволюционных революционеров. Классический сюжет – главный герой ранен жандармами, и седой притворно-грозный профессор делает ему подпольную операцию, решительно отказываясь от денег – честь не позволяет!

Паганель поздоровался и представил нас друг другу. Леднев предложил обсудить план предстоящих действий.

Обсуждение плана не заняло и десяти минут. Алексей Алексеевич был убежден, что наш противник находится в квартире и ждет меня.

– Я слишком хорошо знаю Петра! Он всегда был уверен, что цель оправдывает средства. Если он собрался вас убить, он будет стараться сделать это так, чтобы и комар носа не подточил. Судаков большой аккуратист во всем!

Мы решили застать противника врасплох. Сперва Паганель осторожно выясняет с помощью рамочек, в квартире ли он, и один ли. Затем я открываю дверь, мы проникаем внутрь, а потом…

– А потом я спрошу у него, куда этот проходимец дел фамильные реликвии Чингизидов из институтской коллекции! Дальше делайте с ним что хотите! – сказал Алексей Алексеевич.

Борис недоверчиво покосился на старика:

– Так он вам и расскажет!

Алексей Алексеевич замялся:

– Я думаю, мне удастся его убедить…

Борис взбеленился:

– Да поймите вы! Того Петра Судакова, которого вы знали, уже нет. Есть убийца, вор, который ни перед чем не остановится! Если нужно будет, он переступит через ваш труп, не колеблясь!

Алексей Алексеевич смутился, но твердо ответил:

– И все же я попробую…

Мы вышли из-под навеса остановки под дождь и двинулись к моему дому. Было очень тихо, лишь шорох капель, негромкий звук наших шагов да далекий шум редких машин где-то за домами нарушал ночной покой…

Подумать только – в моей родной квартире, в которой я прожил без малого семь лет, сейчас, возможно, сидит убийца Николеньки! Это просто не укладывалось в моей голове, но я целиком положился на своих новых друзей, и понадеялся на лучшее. Будь что будет!

У подъезда Паганель предупредил, что подниматься придется очень тихо:

– У кого неудобная обувь, лучше разуться! Этаж второй?

Я кивнул.

– Тогда, я думаю, кому-то надо караулить под окнами!

Борис усмехнулся:

– Может, вы и правы! Но не Рэмбо же он, в самом деле – в окно сигать! Небось, сидит сейчас в прихожей под дверью и ждет Сергея! Откроем дверь, войдем все вместе, я его лично табуреткой отоварю – и дело в шляпе! Я иду первым!

Мы в гробовой тишине осторожно шли вверх по лестницам. Света в подъезде, естественно, не было, поэтому мы продвигались почти на ощупь.

Вот и знакомая мне даже в темноте дверь. Паганель, осторожно ступая, похожий во мраке на грациозного жирафа, встал прямо перед входом, поводил проволочной рамкой, обернулся, тронул меня за рукав и одними губами прошелестел: «Он там! Ключи!». Я вложил, стараясь не греметь, связку ключей в его огромную ладонь.

Паганель почти бесшумно вставил ключ в замок, и быстро повернул его. Дверь распахнулась, и на фоне чуть синеющего кухонного окна мы увидели черный силуэт человека в шляпе. Зловещий голос, тихий, но отчетливо слышимый каждым из нас, с ледяной любезностью палача, приглашающего на эшафот, произнес:

– Добро пожаловать, сударь! Я вас давно жду!

«Ага!», – подумал я: «Ты ждешь меня одного!»

Мы рванулись вперед, Борис буквально впрыгнул из прихожей на кухню, Паганель бросился за ним, следом вломились и мы с Алексеем Алексеевичем. Я щелкнул выключателем, желтый электрический свет залил тесную прихожую, осветив и на миг ослепив нас. Человек на кухне от неожиданности вскрикнул, я заметил взметнувшийся черный кожаный плащ и неприятное оскаленное лицо в тени шляпы. В ту же секунду с грохотом разлетелось выбитое окно! Паганель с неожиданной для его лет и телосложения легкостью прыгнул вперед, но было поздно – наш противник подхватил длинную трость, повернулся и буквально нырнул в провал окна! Борис, опершись о подоконник, перегнулся и выглянул наружу:

– Быстро, все вниз!

Искатель выглядел свирепым и злым, напоминая рыбака, упустившего крупную рыбу.

Все бросились вон из квартиры, причем Борис опять оказался впереди! Я на секунду замешкался, закрывая замок, сунул ключи в карман и ринулся вниз по лестнице, догонять своих.

Ступеньки, ступеньки, подъездная дверь – и передо мною предстал пустырь, блестящая в свете фонарей грязь, черная убегающая фигурка Судакова почти в самом его конце, и несущиеся следом мои друзья. Посередине, забирая влево, бежал Борис, метрах в трех впереди него несся Паганель, делая гигантские скачки, а уж позади искателей колобком катился Леднев, нелепо размахивая руками и что-то крича. Паганель отставал от преследуемого всего метров на десять!

«Вот тебе и старик!», – подумал я, и побежал по пустырю вслед за ними. Ноги мои все время вязли в липкой грязи, тело кидало из стороны в сторону, и я периодически терял картину погони из поля зрения. Неожиданно преследуемый поскользнулся, упал, быстро вскочил, бросился в сторону от настигающего его Паганеля, еще раз вильнул – от Бориса, и неожиданно оказался практически рядом с Алексеем Алексеевичем. Тот остановился, и что-то крикнул, протягивая руки к своему бывшему ученику. Человек в черном замешкался, вскинул трость, повернув ее к Алексею Алексеевичу, словно пытаясь отгородиться, что-то мелькнуло, и вдруг старый археолог застыл, схватившись за горло, упал на колени и неловко завалился назад, под ноги Судакову. Беглец перепрыгнул падающее тело, увернулся от рук Бориса, тот запнулся и покатился по земле. К тому времени Судаков уже достиг редкой рощицы на краю пустыря и затерялся между деревьев…

Паганель с Борисом продолжили погоню, а я остановился, добежав до распростертого в грязи Алексея Алексеевича. Он был еще жив, на губах пузырилась кровь, а из горла торчало неширокое голубоватое лезвие, пробившее шею насквозь… Неподалеку валялась изящная черная трость с костяной рукояткой.

Я приподнял голову Алексея Алексеевича, подложил под неё руку, вглядываясь в мутнеющие добрые глаза. Старик хрипел, жизнь покидала его тело. Неожиданно мне показалось, что сквозь хрип прорываются слова:

– Се… Позвони… Сейчас… Номе… Семь… Семь… Восемь… Дв… цать… Ноль… Ноль…

Алексей Алексеевич вытянулся, по телу пробежала судорога, кровавая пена на губах опала… Он умер!

Не знаю, сколько я просидел в грязи, держа в руках седую голову. Мне казалось кощунством положить ее в жидкую глину. Подбежали задыхающиеся Паганель с Борисом. Судаков скрылся!

– Алексей! Алеша… – Паганель опустился на колени рядом с телом друга, потряс его, поднял на меня полное муки лицо:

– Он… умер?!

Я молча кивнул. Борис выругался в адрес ускользнувшего убийцы, присел рядом, положив Паганелю руку на плечо:

– Максим Кузьмич! Может, «Скорую»?

– Поздно… Его душа уже далеко…

Я посмотрел на Паганеля:

– Алексей Алексеевич пытался сказать какие-то цифры, номер телефона. Семь семь восемь, потом, кажется, двадцать или двенадцать, и два ноля! Он просил позвонить сейчас.

Паганель вяло махнул рукой:

– Идите, звоните… Я знаю этот номер… За нами приедут… Я пока посижу здесь, с ним…

Я уступил свое место Паганелю, поднялся. Борис брезгливо разглядывал трость, наконечник которой имел узкую прорезь. Там, видимо, и скрывалось то самое, роковое для Алексея Алексеевича, лезвие.

Мы с Борисом обогнули рощу и вышли на улицу. На углу соседнего дома прилепилась телефонная будка. К счастью, автомат работал. Я торопливо набрал: семь, семь, восемь, двенадцать, два ноля… Тишина.

– Попробуй теперь после восмерки – двадцать! – сказал Борис. На этот раз соединилось, и после четвертого гудка сухой мужской голос сказал: «Да!».

Я довольно путано рассказал о случившимся. В трубке помолчали, наконец тот же голос без всяких эмоций сказал: «Ждите, через пятнадцать минут мы будем! В милицию не звонить!» И гудки отбоя…

Паганель все так же сидел, покачиваясь, и гладил тело друга по плечу. Борис тронул меня за рукав, негромко сказал:

– Пусть они побудут вдвоем! У тебя есть закурить?

Я дал искателю сигарету, прикурил сам, и мы, не сговариваясь, повернулись так, чтобы не видеть труп Леднева и помертвевшего от горя Паганеля, молча уставившись на темные глыбы домов…

Они приехали гораздо быстрее, буквально через десять минут. Серебристый микроавтобус с тонированными стеклами въехал прямо на пустырь и затормозил в трех шагах от нас. Из-за руля вылез высокий мрачный мужчина, двери салона открылись, и еще трое вышли и двинулись к нам.

Высокий наклонился над Алексеем Алексеевичем, коснулся шеи, вздохнул и сурово бросил приехавшим с ним:

– Тело – в машину!

Затем он повернулся к безучастному Паганелю, по прежнему сидящему в грязи:

– Вот и вновь пересеклись наши дорожки! Что, поиграли в интеллигентскую мафию? Алексей Алексеевич всегда был идеалистом, и поплатился именно за это. Но о мертвых либо хорошо, либо… Но вы то! Вы же знали, чем все может кончиться! Какое вы имели право? Да еще и людей втравили! – он кивнул в нашу с Борисом сторону. Я почувствовал, как искатель напрягся, шагнул к высокому: