Текст книги "Вечность сумерек"

Глава 14

Лучший способ прославить собственную добродетель – творить побольше мерзостей, а потом удивить всех единственным, но ярким благородным поступком. Привычное быстро забывается, а удивительное долго хранится в памяти народной…

Из завещания Орлона ди Литта, сокрушителя альвов

– Госпожа, сегодня здесь как-то неспокойно. Может быть, нам стоит поберечься? – Айлон обратился к Уте со всей почтительностью, на которую был способен. Молодая хозяйка Купола, а значит, и всего бродячего цирка, быстро, слишком быстро для простой маленькой бродяжки заставила и наездников, и жонглёров, и акробатов, и фокусников либо уважать себя, либо старательно делать вид, что они только рады недавним переменам.

Айлон имел в виду буквально следующее: местность в окрестностях Сарапана кишит разбойничьими ватагами, и неплохо было бы этой ночью укрыть Куполом весь табор, притулившийся у обочины дороги.

– А вчера здесь было спокойно? – невпопад спросила Ута, продолжая думать о своём. Отсюда до входа в ущелье Торнн-Баг было всего три дня пути, и надо было сообразить, как убедить труппу двигаться туда, где нет никакой почтенной публики и не от кого ждать сборов. Всё-таки власть её над этими людьми была небезгранична, а идти к цели в одиночестве было слишком опасно, даже имея при себе Купол.

– Вчера, госпожа моя, вчера и кончилось, нас оно уже не касается. – Айлон отёр полотенцем капли пота, выступившие на его лысине. – А вот насчёт завтра надо сегодня позаботиться, а то костей не соберём.

С Би-Цуганом Айлон так разговаривать не смел, с ним он был кроток, как овечка, всё время кивал и на памяти Уты не сказал бывшему хозяину ни одного слова поперёк… А тут вдруг расхрабрился перед лицом наступающей ночи!

– Айлон, а не слишком ли много у тебя завелось смелости? – В ней проснулась дочь лорда, наследница замка. – И не пытайся здесь командовать.

– А теперь на арене Ута Неприступная, повелительница слонов и людей! – немедленно заявил Айлон и кисло ухмыльнулся. – Ута, госпожа моя, ты ведь совсем не такая, какой хочешь казаться. Да, ты здесь хозяйка. Да, некоторые вообще страху натерпелись только оттого, что Купол у тебя оказался. Я даже не спрашиваю, как это получилось… И никто не спросит. Ты ведь, наверное, думаешь: почему этот Айлон, этот старый перечник, перед Би-Цуганом пресмыкался, а тут много воли взял? А я тебе скажу… Би-Цуган, хоть о покойниках плохо не говорят, редкостным был болваном, он иного обращения и понять бы не смог. Никогда. А ты же умная девочка, ты же знаешь, что и другие могут дело говорить. А что до смелости моей – то со страху любой осмелеет. Лучше уж твой гнев как-нибудь перетерпеть, госпожа моя, чем завтра зарезанным лежать. – Он вздохнул, махнул рукой и направился к своей повозке, где его поджидала «мона Лаира ди Громмо, амазонка из Заморья». Ута в который раз удивилась, что нашла молодая наездница в тощем, пожилом, лысом, как сырная головка, распорядителе. Разве что голос – сильный, бархатный, уверенный… Голос, при звуках которого почтенная публика, это галдящее сборище черни, благоговейно умолкает и ждёт чуда за свои гроши…

– Вот нахал! – Из-за повозки, пританцовывая, показался карлик Крук в рыжем парике. – Он и Ай-Цугану, земля ему пухом, так же грубил, а при Би-Цугане притих. Ты, Уточка, построже с ними, а то на шею сядет.

– Называй меня «моя госпожа», – охладила его пыл Ута. Карлик, видимо, вспоминая времена, когда она прятала краденные им деньги, иногда пытался держаться с ней панибратски. – И не смей наушничать. Не люблю…

– Как скажешь, моя госпожа, как скажешь… – Крук был разочарован, обижен, огорчён, раздавлен, разбит, смят. – Моё почтение… – Он снял парик, словно шляпу, торопливо поклонился и, пятясь, удалился.

Солнце уже легло на склон недалёкого холма, и стало тихо, если не считать шелеста травы на ветру и негромкого ржания лошадей. Обычно циркачи подолгу не могли угомониться, порой веселье продолжалось далеко за полночь, как бы рано ни надо было подниматься. Сегодня же все разошлись по своим фургонам ещё до заката, и только полдюжины охранников заняли свои посты вокруг табора.

«Госпожа, сегодня здесь как-то неспокойно…» Наверное, Айлон прав – если поблизости притаилась ватага разбойников, то от них не отбиться и тем более не откупиться… Зачем им часть, если они без особых трудов смогут забрать всё. Однако наследнице замка Литт не пристало слушать советов какого-то бродяги, даже если он тысячу раз прав. Можно просто не спать этой ночью, и если из-за придорожных кустов донесётся шорох осторожных шагов, если где-то хрустнет сломанная ветка, если ветер донесёт вонь немытого тела, то Купол поставить недолго – надо лишь произнести заклинание, несколько слов на непонятном языке. Би-Цуган, похоже, не надеялся на свою память, и при нём, кроме серебристой звезды с семью короткими лучами и зелёным камнем посередине, был свиток, в котором подробно излагалось, как развернуть Купол, как сделать его чёрным, словно безлунная ночь, как сделать его прочнее бронзового шлема или тонким и лёгким, спасающим лишь от дождя.

Когда люди Культи вломились в «Кривую кобылу», купец и Би-Цуган были слишком увлечены торгом, чтобы сразу заметить опасность. Купол был уже продан, но его бывший хозяин желал получить ещё столько же за свиток с заклинаниями и, кажется, почти добился своего. Что-что, а торговаться Би-Цуган умел, не жалея ни сил, ни времени. Купец как раз захлопнул ларец, полный полновесных золотых кругляшей, едва не прищемив пальцы своему несговорчивому собеседнику, но было уже поздно – Культя успел заметить деньги, много денег – ему и сотой доли такого богатства видеть не приходилось. Купец сразу же повалился под стол с метательным ножом в горле, а Би-Цуган накрыл руками лежащие на столе Купол и свиток, но не успел понять, что сделал он это зря. Всё кончилось ударом кистеня по голове, и он упал навзничь, продолжая прижимать к груди свои сокровища.

Культя и его подручные сразу же столпились вокруг ларца, и они моментально забыли про Уту, и ей оставалось только разжать окостеневшие пальцы бывшего хозяина цирка, забрать то, за чем пришла, и тихо уйти восвояси.

Если бы Айлон и прочие знали, как всё произошло, то в их глазах не читалось бы столько суеверного страха, когда Ута-кудесница, заклинательница весёлого гнома, явившись под утро, ни слова не говоря, взмахнула руками, и над ней раскрылся Купол. По преданию, Купол сам находил себе нового хозяина, когда старый умирал, и все были, в общем-то, довольны уже тем, что диковина не ушла на сторону, а досталась кому-то из своих. Нет, лучше им не знать, что никакого чуда не произошло, что всё решило обыкновенное человеческое коварство, трезвый расчёт, счастливый случай.

Тогда Ута, понимая, что эти люди ей ещё пригодятся, поспешила объявить, что отныне труппе будет перепадать не треть сбора, а половина, и все расходы на ремонт повозок, корм для лошадей, содержание охранников, реквизит она берёт на себя, а карлику Круку, если снова вздумает воровать, руки поотрывает. Последнее вызвало общий смех – видимо, все очень живо себе представили, как худенькая девчушка отрывает длинные, едва не волочащиеся по земле руки карлика, который хоть и доставал Уте едва до плеча, но был не слабее любого из акробатов.

Итак, до ущелья Торнн-Баг три дня пути, но стоит ли именно сейчас пытаться найти сокровищницу ди Литтов? Не рано ли? Почти шесть лет прошло со дня падения замка, а сделан лишь первый шаг к заветной цели – теперь её жизнь уже не зависит от первого встречного, наоборот – есть люди, которые почти во всём зависят от неё, но едва ли это те люди, которые смогут помочь ей вернуть замок и трон… А если кто-то из них узнает о сокровищнице, то в них наверняка проснётся алчность, и каждый станет опаснее тех разбойников, которые, возможно, сейчас крадутся в ночи.

Айлон, конечно, прав… Ута даже вспомнила, что и отец обычно не пренебрегал советами верных людей, но откуда ей знать, кого из циркачей можно считать верными людьми. Скорее всего – никого… Времена сейчас трудные, и каждый – себе на уме и не упустит случая в одночасье разбогатеть. Лучше пока никуда не спешить – отец не назначал ей сроков, да и не мог он их назначить, знал, наверное, что, пока человек слаб, судьба вертит им как хочет, а чтобы обрести силу, нужно время.

Все разошлись по своим фургонам, но едва ли кто-то спит – не слышно ни храпа, ни сонного бормотания.

Да, Айлон был прав, но нельзя допустить, чтобы остальные подумали, будто она унизилась до того, что выполнила чужую волю. Лучше уж не спать всю ночь и прислушиваться, прислушиваться, прислушиваться… Как только из густых зарослей, покрывающих склон холма за дорогой, донесётся какой-нибудь подозрительный звук, Купол сразу же укроет собой цирковой табор. И тогда все поймут: Ута знает, что ей делать и когда… На всякий случай сначала надо произнести заклинание, и тогда, если что, останется только слегка надавить на камень в центре медальона, и пусть после этого кто угодно беснуется вокруг – хоть разбойники, хоть оборотни, хоть упыри, хоть горландцы… Правда, замок Литт тоже казался ей когда-то таким огромным, таким грозным, таким неприступным… По слухам, что доходят из-за Альд с беглыми землепашцами и бродячими трубадурами, родные стены лежат в руинах, и над ними возвышается единственная башня, та, которая сохранилась ещё со времён альвов. Но когда в эти земли пришёл Орлон, славный воитель, давший начало роду ди Литтов, замок выглядел точно так же – одна башня, торчащая из руин. Сейчас Ута жалела лишь об одном – что она не мужчина и не воитель…

Полог одного из фургонов откинулся, и в темноте мелькнули стройные ноги, обтянутые белым шёлком, – «моне Лаире ди Громмо, амазонке из Заморья», похоже, не спится, решила подышать свежим воздухом. Это хорошо – если занять себя слушанием её болтовни, то будет легче справиться с подкрадывающимся сном. Но тогда исчезнут звуки, которые доносятся из глубины ночи… Не лучше ли и вправду поставить купол и спать спокойно?

– Караулишь? – издали спросила «мона Лаира», а попросту – Лара, цирковая наездница в пятом поколении, с которой Ута делила одну повозку до того, как ей достался роскошный фургон бывшего хозяина цирка. – Мне вот тоже чего-то не спится.

– Странно, – отозвалась Ута. – Помнится, тебе бы только в подушку уткнуться – и готово.

– Уснёшь тут. – Лара зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Айлон ворочается, кузнечики трещат, лошадь, дура, хвостом обмахивается. Да и боязно как-то… Вот ты смелая, ничего не боишься – мне Айлон так и сказал, что ты страху не знаешь, а значит, долго, наверное, не проживёшь…

Ларе по старой памяти Ута позволяла обращаться к себе просто по имени, если этого никто больше не мог услышать. Временами ей хотелось забыть, кто она такая – иногда становилось невмоготу жить, видя перед собой цель, которая кажется невыполнимой и от которой невозможно отказаться.

– А мы здесь уже бывали, – как бы невзначай сообщила Лара. – Ещё до того, как тебя подобрали… Ой, прости! – Напоминать владелице Купола, что та не так уж давно была всего лишь нищей бродяжкой, вовсе не стоило, и нечаянно вырвавшиеся слова напугали саму наездницу. – А вон там, за холмом, кладбище упырей, – поспешила она сменить тему. – Они, говорят, по ночам бродят, одиноких путников ловят и всю кровь выпивают.

Значит, всё-таки это Айлон её подослал – чтобы своими россказнями страху нагнать… На самом деле кладбищами упырей чернь называла древние альвийские захоронения, и в них не было ничего опасного – просто нагромождения изъеденных временем каменных плит… Иногда землепашцы даже строили себе дома из надгробий альвов, и никакие упыри к ним потом не являлись. Вот разбойники – это другое дело, и эти места в предгорьях Альд, близ извилистой дороги, ведущей из Окраинных земель в имперские владения, давно пользовались дурной славой.

– Ой, что это?! – вдруг крикнула Лара и тут же перешла на шёпот: – Смотри, смотри…

Несколько теней отделилось от кустов, и тёмные силуэты бесшумно двинулись вниз по склону. Ута запустила руку себе под блузку и начала лихорадочно искать медальон, но прежде чем её пальцы нащупали семиконечную звезду, темноту рассёк свист стрелы, и один из охранников повалился навзничь, прижав руки к пробитому нагруднику из тонкой бронзовой пластины. Ещё несколько стрел со звоном ударились в Купол, а чёрные кляксы на склоне приближались и множились – теперь их стало не меньше сотни.

– Таго… – прошептала Лара.

– Что?

– Таго. Так этого парня звали… Ну, которого убили.

Имя погибшего охранника Ута и сама знала… Наездница, конечно, не могла напрямую обвинить хозяйку в его смерти, но намёк и без того был ясен.

Табор мгновенно превратился в гудящий улей – как будто и артисты, и конюхи, и охранники, чья очередь была отдыхать, только и ждали внезапного нападения. Все были уже при оружии – как будто луки, копья, бердыши, боевые топоры лежали у каждого под матрацем. Последним появился Луц Баян, метатель ножей. Он неторопливо протолкнулся сквозь ощетинившийся сталью строй и вразвалочку двинулся к прозрачной стенке Купола, отделявшей его от нападавших. Луц будто вышел на арену – на нем был чёрный камзол, белый тюрбан, белые перчатки и сапоги из белой кожи, только вместо одной перевязи с ножами через его плечо было перекинуто три.

Видимо, ночные грабители не сразу сообразили, в чём дело, и кто-то из них, подойдя к Куполу почти вплотную, выпустил в Луца болт из самострела.

– Дурачина, – почти ласково сказал ему Луц и незаметным стремительным движением отправил в темноту первый нож.

Послышался сдавленный хрип, а когда тени отступили на безопасное расстояние, на траве, освещённой ополовиненной луной, лежали уже три бесформенные чёрные кляксы. Купол свободно выпускал наружу всё что угодно, но внутрь себя не пропускал ничего.

– Эй, бродяги! – раздался из рядов нападавших уверенный голос, явно привыкший командовать. – Давайте-ка поговорим, а там, глядишь, может быть, и миром разойдёмся…

– А ты попробуй – подойди! – весело крикнул Луц, доставая очередной нож.

– А что, думаете, я не знаю, что ваша крышка до рассвета не достоит? – спокойно сказал предводитель разбойников, медленно приближаясь. – Видал я такие штуки. Не вы первые – не вы последние. – Он подошёл достаточно близко, чтобы его можно было разглядеть при свете костра, рядом с которым лежало тело убитого охранника. Широкоплечий бородач в рогатом шлеме и дорогих чешуйчатых доспехах держал руки на виду, показывая, что никакого оружия, кроме короткого кривого меча, остающегося в ножнах, при нём нет. – Нам ведь многого не надо – ведро серебра, и мы уйдём. Ну, ещё по дюжине золотых за каждого нашего убитого – тоже ведь люди… Не стыдно вам?

– Убирайтесь прямо сейчас, тогда, может, и уцелеете, – ответил Айлон, становясь рядом с Луцом.

– А вы и не знаете, с кем дело имеете, – сочувственно сказал бородач. – Тука Морковку ещё никто не перехитрил, и вы не пытайтесь, а то скоро здесь будет море крови.

Луц метнул ещё один нож, но Морковка ухитрился уловить его движение и успел пригнуться.

– Значит, не будет разговора… – Теперь его голос доносился из темноты с безопасного расстояния.

– Айлон! – позвала Ута.

– Что, госпожа моя? – отозвался он, приближаясь.

– Может быть, отдать им то, что они просят? – спросила она вполголоса, когда Айлон подошёл почти вплотную.

– Нет, госпожа… Они всё равно не отстанут.

– С чего ты взял?

– Знаю. Встречались уже. Пока Купол стоит, ждём. А потом только драться. Может, и отобьёмся… А ты, госпожа моя, верно сделала, что сразу Купол не поставила. Теперь на дольше хватит.

Последние слова приободрили Уту – теперь никто не посмеет ей сказать, что она была не права и что охранник Таго погиб по её вине. А ведь разбойники ещё не знают того, что вчера купол простоял два представления, и теперь его хватит даже на меньший срок, чем они думают…

В тишине время тянулось особенно медленно. Изредка в поверхность Купола ударялись стрелы – разбойники проверяли, не утратила ли прочность магическая защита их будущих жертв. Купол пока держался, но Ута уже начинала чувствовать, как тончают его стенки. Сейчас она и Купол были единым целым, и семь лучей серебристой звезды понемногу впитывали тепло её тела, её собственные силы.

– Уточка, ну продержись ещё чуть-чуть. Меня ведь первого прирежут, а я жить хочу – долго и счастливо, – верещал где-то рядом карлик Крук, видимо, забыв со страху, как надлежит обращаться к госпоже.

– А ну, ставь повозки кольцом! – Крик Айлона заглушил скрип колёс.

– А она ничего держится, – мимоходом заметил один из братьев-акробатов Терко, наверное, полагая, что Ута уже впала в беспамятство. – Я-то думал, она раньше спечётся.

Хриплые вопли и звон металла слились для неё воедино с трелью диковинных птиц в чудесном саду. Теперь она не чувствовала ничего, кроме холода, но и о нём можно было не думать. Можно забыть обо всём, кроме того, что стоит перед глазами, можно забыть обо всём, кроме того, чем наполнен слух… Медленный ветер колышет ветви цветущего сада, и дорога, прямая, как полёт стрелы, ведёт к далёкому замку… Но расстояний здесь тоже нет, и путь, который кажется бесконечным, можно преодолеть за одно мгновение. Но можно не торопиться – если далёкая цель так близка, то можно насладиться движением к ней. Шаг, ещё один и ещё… Только бы успеть, прежде чем сердце покроется льдом…

– …а тут лучше вообще не останавливаться. Если бы выехали затемно, кляч своих не жалели, то, глядишь, к закату бы и добрались до заставы. Да за каким бесом вас сюда потянуло? В империю, что ли, собрались? – Голос, пробившийся сквозь её забытьё, показался Уте знакомым. Он как будто доносился из тех давних времён, о которых больно было вспоминать. – А это кто?

– Хозяйка наша, госпожа… – отозвался Айлон. – Если бы не она, от нас бы только кости палёные остались. Да и вы вовремя подоспели. Я и не знал, что здесь кто-то дорогу караулит.

– Ишь, малявка какая. Наследство, что ли, получила?

– Вроде того…

Ута наконец нашла в себе силы приоткрыть глаза, но увидела лишь два тёмных силуэта, загораживающих от неё давно взошедшее солнце.

– Ну, значит, договорились – с вас представление для моих бойцов – бесплатно. А то у нас тут тоска зелёная, а смены ещё месяц ждать.

– Тут не со мной надо… Вот Ута, госпожа наша, очнётся, тогда и договоримся. Тут ей решать. Как скажет, так и сделаем.

– Ута?! А ну-ка подвинься. Дай-ка я на неё посмотрю.

Худое скуластое лицо со шрамом на щеке склонилась над ней как раз в тот момент, когда её глаза действительно обрели способность видеть, а сама она сумела осознать, что всё происходящее вокруг – вовсе не продолжение забытья.

– Франго… – Она не могла поверить в такую удачу. Командор Франго, верный Франго, славный Франго…

– Вот ведь… Я уж и не надеялся… Ута, это ты? Ты это, что ли? – Он жадно всматривался в её черты, пытаясь разглядеть в этой худенькой девушке ту пухленькую девчушку, которую помнил, которую надеялся найти все эти годы.

– Франго… Франго всегда приходит вовремя. Да? – Ута приподнялась на локте и только теперь обнаружила, что лежит на матраце, брошенном прямо на землю.

– Да, госпожа моя. Франго всегда приходит…

Глава 15

Принося жертву богам, не думай о том, к каким Ликам ты обращаешься, Светлым или Тёмным. Всё равно и те и другие будут считать жертву своей.

Надпись над воротами капища близ Лакосса

За окном извозчик от души хлестнул тройку меринов, и очередная, шестая за этот день, тяжёлая повозка, гружённая скарбом, отправилась в долгий путь под охраной четырёх всадников, закованных в латы, и двух лучников, притаившихся среди тюков.

– Нет, ну ты только посмотри, какие у них рожи! – Геркус Бык, мастер меча, ветеран трёх походов в Окраинные земли, участник бесчисленных пограничных стычек, в своё время сумел дослужиться до сотника имперской линейной пехоты и до сих пор питал острую неприязнь к конным латникам, которые на его памяти вступали в бой лишь после того, как пехота уже добывала победу, а драпали первыми, едва начинало пахнуть жареным. – Или сопрут что-нибудь, или смоются, если ночью рядом кто чихнёт.

– А ты думаешь, я доверил бы что-то действительно ценное кому-нибудь, кроме тебя? – Хенрик усмехнулся и похлопал Геркуса по плечу. – Через неделю тронемся в путь, и я спалю эту хибару.

– А это ещё зачем? – удивился Бык. – Мы что, насовсем отсюда срываемся? Это ты зря. Здесь всё-таки столица. Там, в глуши, ты беса лысого добьёшься, хоть и лорд. Там развалины, здесь пепелище, а жить-то где будешь?

– Там же, где и ты, – отозвался Хенрик. – Я прикупил для начала небольшое поместье на границе Горландии и Литта – день пути до моего замка.

– Да ну, здесь двор и всё такое… Вон дядюшка твой как в столице поселился, так и руки себе отрастил – кого хошь достанет. Нет, зря ты это.

– Слушай, Бык… Мы с тобой, кажется, договорились: я приказываю, а ты делаешь, что сказано. И уж поверь мне – не прогадаешь. Может, год пройдёт, может – пять, но потом где я, там и столица будет. Понял?

– Ну-ну. Мне-то что, – недовольно проворчал Геркус и отправился командовать погрузкой очередной повозки. Он знал, что толстая Грета вполне и сама справилась бы с этим нехитрым и почётным делом, но ему просто надоело мотаться полдня без дела по пустеющему дому.

Хенрик ещё раз проверил, целы ли восковые печати на сундуках, в которые были упакованы магические предметы, собранные Раимом Драем за долгие годы, а теперь призванные сослужить хорошую службу новому хозяину. Печати были целы, но иначе и не могло быть – в кабинет с некоторых пор Хенрик не допускал никого, кроме себя самого, Геркуса Быка, бывшего имперского сотника, перебивавшегося последние годы уроками фехтования, а ныне командора Их Милости, Хенрика ди Остора, лорда Литта. И ещё толстой Грете было позволено изредка вытирать здесь пыль, но только в присутствии новоиспечённых лорда и командора.

Вот так самые сокровенные мечты становятся реальностью… Удача, трезвый расчёт и уверенность в себе – всё, что нужно для того, чтобы стать хозяином собственной судьбы и ещё множества судеб. Сначала казавшаяся неуязвимой мона Кулина стала пешкой в его игре, передав императору страницу из дневника Раима Драя. Она, наверное, думала, что так лишь уничтожит опасного свидетеля, хотя у мага никогда не хватило бы смелости выдать тайну слепого обожания императором своей фаворитки… Так Хенрик был замечен, так он зарекомендовал себя преданным слугой короны, так он получил доступ к уху самого императора. Откуда моне Кулине было знать, что Раим ди Драй записывал в свой дневник не только то, что успел сделать, но и то, что только собирался сотворить…

«Не знаю, зачем сей благонравной особе понадобилось зелье, заставляющее верить каждому сказанному слову и обожать того, кто говорит, но меня и не должно это интересовать…»

К вырванной странице Хенрик приложил и склянку с точно таким же зельем, и государь не преминул сразу же испытать его сначала на одном из пажей, а потом – на строптивом гвардейском сотнике.

Теперь мона Кулина – уже и не мона, и не Кулина, а просто безымянная узница одной из крепостей на южных окраинах империи, где слякотная зима и невыносимо жаркое лето. Государь великодушен – он оставил ей жизнь. И эта слабость когда-нибудь может выйти ему боком…

Удача и трезвый расчёт… Всё надо делать вовремя или вообще не делать. Чтобы достичь успеха, нужно сотни раз принимать верные решения, но достаточно одной ошибки, чтобы всё пошло прахом. Хенрик ди Остор, лорд Литта, никогда не позволит себе ни излишней поспешности, ни губительной медлительности. Всё, что нельзя изменить, – считать верным!

Этот престарелый увалень Раим Драй сидел на горе сокровищ долгие годы, но так и не сумел понять простейших вещей. Ключ был у него в руках, а он пытался пользоваться грубой отмычкой. Значит, он заслужил свою судьбу.

Ларец, в котором вызревал храпун, был спрятан на самое дно одного из сундуков – эта штуковина теперь долго не пригодится, до тех пор, пока безумие окончательно не овладеет пленником. Знать бы ещё, когда это случится… Через год? Через сотню лет? Как только стены замка Литт снова поднимутся над окрестными холмами, по постоялым дворам империи поползут слухи, что у нового лорда, как и у прежнего, есть храпун, потом торговки на рынках начнут болтать, что владетель замка Литт повредился умом. Кто посмеет связываться с сумасшедшим, который владеет храпуном?! Никто. Даже у императора кишка тонка… И тогда появится время. Много времени. Его будет достаточно, чтобы в полной мере овладеть теми силами, что таятся во множестве полезнейших вещиц, которые свозили в этот дом из всех провинций и вассальных владений империи, из Окраинных земель и даже с рубежей вечной зимы.

Главное – не спешить. Главное – всё делать вовремя… Сначала будет восстановлен замок, потом нужно будет собрать армию наёмников из отребья, населяющего пограничные области империи, и потихоньку начать щипать Окраинные земли. Император даже будет доволен, что пределы подвластного ему Литта будут расширяться… Но этим пусть занимается командор Бык, а он, Хенрик ди Остор, лорд Литта, тем временем постигнет все тайны, к которым так и не смог подступиться Раим Драй, бывший маг, а теперь – лишь орудие мага, которое вскоре посеет страх и в сердцах варваров, обитающих южнее Альд, и в мелких душонках имперских военачальников, которые уже забыли, что такое настоящая война и как выглядит достойный противник. Когда-нибудь Литт станет столицей империи. Новой империи! Империи, в которой всё будет подчинено железному порядку, где любое неповиновение будет караться мучительной смертью, куда будут стекаться все богатства мира. Но всё это будет потом, а пока следует оставаться верным вассалом имперской короны и хранить в тайне великие замыслы, которые сначала низвергнут этот мир в хаос, а потом скуют его железным порядком. Может быть, до поры стоит даже от себя скрывать конечную цель, даже не вспоминать о ней, пока она не станет достаточно близка, чтобы в её осуществление можно было поверить… Тем более что смертному и ни к чему подобное величие. Зачем создавать то, что развалится в тот же день, когда это тело превратится в бесполезный мешок с костями… Но альвы жили долго, и легенды гласят, что иные из них веками не старели. Значит, в той книге, что Раим так старательно переписывал, может быть скрыта и тайна вечной жизни. А если достичь бессмертия, то можно стать не только властелином, но и живым богом. И тогда можно будет сокрушить кумиров! Тронн, владыка времени и судьбы, Гинна, царица жизни и смерти, Таккар, даритель радостей и скорбей, и прочая мелочь под рёв толпы, опьянённой могуществом и безнаказанностью, обратятся в груду мраморных обломков. И это верно! Вообще непонятно, почему люди, уничтожив альвов, продолжают поклоняться их богам. Почему Гиго Доргон, первый император, заливший эту землю голубой кровью, обративший оружие альвов против них самих же, не тронул их богов и сам же принёс им богатые жертвы в благодарность за победу?! Скорее всего, это была просто слабость. И все его потомки отличались беззаботностью и мягкотелостью… Как только эта династия до сих пор удержалась у власти? Всё должно когда-нибудь кончиться – и даже эта вопиющая несправедливость, которая продолжается уже несколько веков.

Но пока великая мечта – лишь сладкий сон, который может так сном и остаться, если совершить хотя бы одну ошибку, недооценить врага, оказаться однажды слишком доверчивым или недостаточно щедрым, проявить излишнюю жестокость или милосердие… Тропинка, ведущая к вершинам власти, слишком узка, и любой шаг в сторону приведёт к падению в бездонную пропасть. Чем ближе вершина, тем меньше доверяй тропе.

Хенрик нетерпеливо считал дни, оставшиеся до отъезда, и каждый новый день казался ему длиннее предыдущего. Раньше, чем государь возложит на его голову венец лорда, уезжать было нельзя, а церемония почему-то откладывалась, и не в первый раз – императору то приспичило внезапно отправиться на соколиную охоту, то придворный предсказатель сообщал ему, что выбранный день неблагоприятен для каких-либо торжеств, то внезапно приходил обоз от какого-то наместника провинции с дарами государю, и Лайя Доргон был слишком увлечён разглядыванием свежедобытых самоцветов и дорогих тканей, а в последний раз какие-то доброхоты подогнали ему новую наложницу… За всеми этими проволочками чувствовалась рука дяди Иеронима, но Хенрик прекрасно понимал, что стоит ему хоть раз открыто выразить недовольство, всё может пойти прахом – и замыслы, и надежды, и даже то, чего он уже сумел достичь.

Время шло, одна за другой отправлялись повозки, гружённые скарбом и утварью, какой-то старый перечник, дальний родственник, седьмая вода на киселе, принятый на должность мажордома, потихоньку приводил в порядок поместье на границе Литта и Горландии… Кстати, это поместье, по сути, небольшой замок, воздвигнутый как пограничная крепость ещё во времена императора Гиго, когда-нибудь может стать законным предметом территориального спора между лордом Литта и эрцогом Горландским, форпостом будущего наступления на обломки империи…

Хенрик тряхнул головой, чтобы изгнать мысли, время для которых ещё не пришло. Лучше было заняться насущными делами – среди них было одно такое, что нельзя было доверить никому, но и справиться в одиночку тоже было невозможно. Доставленные накануне два огромных дубовых ящика из толстых досок, скреплённых массивными бронзовыми скобами, нужно было перетащить в подвал, а потом загрузить в них мраморные саркофаги с мумиями альвов. Теперь Хенрик каждый день навещал эти два скелета, обтянутые синей сморщенной кожей. Подавляя брезгливость, он подолгу всматривался в надписи, высеченные на мраморных гробах, пытаясь понять их смысл. «Агор Вианни» и «Ойя Вианна» – так, скорее всего, звучали имена покойников, а вот что означало остальное, понять было невозможно, а произнести – страшно. Любые сочетания альвийских слов могли быть заклинаниями, и что последует после их произнесения, едва ли даже Тронну известно, владыке времени и судьбы…

Когда-то эти гробы были найдены среди руин одного из предместий легендарного Альванго, разрушенного Гиго Доргоном до основания. Начальнику тамошнего гарнизона спьяну захотелось испытать новые метательные машины, и здоровенное чугунное ядро обрушилось сверху на отёсанный ветрами гигантский булыжник, испокон веков лежавший у развилки дорог. Камень неожиданно оказался пустотелым, а внутри обнаружилось древнее альвийское захоронение. Золото и прочие драгоценности растащили солдаты и охранники проезжавшего мимо обоза, с которым ехал один из посланных Раимом Драем скупщик древностей.